Страница:
Анна Данилова
Танцующая на волнах
Глава 1
Из газетной криминальной хроники: «9 июня под Петербургом, неподалеку от Лисьего Носа, в лесном массиве обнаружено странное захоронение. Полуразложившееся человеческое тело находилось в оранжевом спальном мешке… Прокуратурой заведено уголовное дело…»
Маша никогда не задумывалась над тем, как красиво может звучать ее имя. «Мари, – сказал ее новый знакомый, окинув ее взглядом холодноватых зеленых (как июньская вода за бортом маленького катера, на котором они проплывали под низенькими мостами Мойки) глаз, – я буду звать тебя Мари». Он даже не спросил, согласна ли она на это, а просто за одно мгновение превратил ее из Маши в Мари. И после этого даже солнце стало жарче, и купола на соборах загорелись золотом, а грязное клетчатое сине-зеленое, по виду похожее на общаговское, одеяло, которое ей выдали на катере, как и всем туристам, желавшим прокатиться по Мойке, превратилось тотчас в толстый и уютный чистый плед, а она сама, Маша Игонина, преобразилась в хрупкую и изящную француженку с тонкими чертами лица, сжимающую в руках сумочку с тысячью евро вместо трех тысяч рублей. Да и сам Петербург тут же расцвел и заблагоухал стариной и словно превратился в столицу Европы после того, как мужчина с зелеными глазами, представившийся Владимиром, назвал скромную и ошарашенную впечатлениями провинциалочку Машу французским именем Мари. Они были знакомы чуть больше часа. Это он, подцепив ее на Невском, увлек за собой на пристань, откуда через несколько минут отправлялся экскурсионный катер. Он по лицу ее понял, что она растерянна и не знает, куда идти и что смотреть в этом городе, а потому повел себя с самого начала очень уверенно и даже как будто весело. Он был хорошо одет, от него пахло горьковатым одеколоном. Чуть больше тридцати, светловолосый, милый, улыбчивый и какой-то необыкновенно легкий, свой, приятный во всех отношениях. Она согласилась бы пойти с ним даже в Кунсткамеру, куда не решалась пойти одна. Да и вообще путешествовать одной по Питеру было скучновато, и Маша постоянно ловила себя на мысли, что ей хочется обратиться к невидимому спутнику, чтобы сказать: «Смотри, как классно…» или «Вот это да-а!» Даже мороженое есть в одиночку было невкусно. Она уже не раз пожалела, что отправилась в это первое в ее жизни путешествие одна. И в Эрмитаж не попала – поняла, что не сумеет выстоять огромную, в километр, очередь. И поездка в Петергоф пугала – экскурсия предполагалась шестичасовая, и Маша ужасно боялась, что отстанет от остальных, более организованных, чем она, и опытных туристов и, прошляпив свой автобус, останется там одна. Она даже видела себя притулившейся к стене Петродворца и пытавшейся уснуть холодной ночью под плеск фонтанов и перебранку сторожей… Было и еще одно обстоятельство, которое очень сблизило ее с Владимиром и о котором ей теперь стыдно вспоминать. Она, конечно, хотела прокатиться на катере, но до этого были две кондитерские с чаем и лимонадом, а потому, чтобы не случилось какого конфуза, ей следовало бы перед отплытием непременно посетить туалет. Она не знала, как сказать об этом Владимиру, но тут на помощь подоспела женщина, что заправляла экскурсиями. «Кто хочет в туалет, бегите скорее в арку Строгановского дворца, затем направо, потом налево… Смелее… Мы вас ждем…» И она побежала, не будучи уверенной в том, что Владимир станет дожидаться ее возле этой самой арки чудесного розового Строгановского дворца, украшенной вывеской музея шоколада с гигантским шоколадным человеком. Однако он дождался ее и даже улыбнулся ее появлению, словно и сам боялся, что она передумает и улизнет в последнюю минуту. Такая мелочь, а как сближает, подумала Маша, дотрагиваясь пальцами до пальцев Владимира, принимавшего ее уже на борту и укутывавшего клетчатым одеялом.
– Садись, – повелительно сказал Владимир, он сразу стал к ней обращаться на «ты». – Получишь неслыханное удовольствие. Погода-то какая – сказка!
Катер сначала подался вперед, затем, развернувшись, пошел в сторону цветных мостов. Маша слушала, смотрела на проплывающие мимо дворцы и представляла себя живущей в этом городе лет двести тому назад… Владимир достал плитку шоколада и угостил ее. Шоколад таял во рту, в лицо бил прохладный, с брызгами воды ветер, а солнце слепило глаза. Набережная Мойки оживала от слов девушки-экскурсовода, которая, ежась от ветра, натягивала на голову шарф и рассказывала о том, кому принадлежал тот или иной дом, где жили цари, где можно было купить слуг или коней, нанять бонну или взять проститутку. Город наполнялся призраками прошлого.
– Я хотела бы жить здесь, – сказала вдруг Маша и сама испугалась своей нескромности.
– Хочешь, значит, будешь жить. Ты еще очень молода, чтобы бояться собственных желаний, – ответил ей на это Владимир и, отыскав под пледом ее руку, крепко сжал. Ее рука была горячей, мягкой и нежной. Маша покраснела.
– Но ведь здесь, на набережной, жили только очень богатые люди, – заметила она осторожно. – Хотя смотрите, сколько домов стоит, покрытых плесенью и с черными провалами окон… Не представляю, чтобы в них кто-нибудь жил…
– Все можно купить и отреставрировать… Было бы желание и деньги. Ты не замерзла?
Было самое время спросить, почему он выбрал именно ее, но природная общительность и храбрость, которые отличали Машу от подруг, вдруг изменили ей, и она промолчала. Медленно поворачивая голову в сторону Владимира, она вдруг почувствовала, что знакомство с ним этой экскурсией не закончится. Внутреннее чутье показало ей картинку из будущего – она увидела себя на красном бархатном диванчике в окружении живых цветов и едва не задохнулась от своих фантазий. Откуда этот диванчик и живые цветы? Что она себе позволила? Разве недостаточно того, что вообще произошло с ней за эти несколько последних дней?
Закончив в прошлом году бухгалтерские курсы в своем родном городе Саратове и устроившись в частную фирму помощником бухгалтера, она проработала там полгода, ничего не заработала, поскольку хозяин с самого начала предупредил ее, что зарплата маленькая, да и работа временная, после чего приняла решение накопить денег и поступить на юридический факультет университета. Но вот как заработать столько денег, чтобы поступить, она себе не представляла, пока была жива ее тетя, с которой она жила с детства, с тех пор как погибли ее родители. Тетя Надя умерла, Маша похоронила ее как могла, после чего, продолжая жить в теткиной квартире, выселила квартирантов из большой квартиры родителей, которая сдавалась все эти годы, собственными силами отремонтировала ее и продала. На вырученные деньги купила две маленькие квартиры в центре города, наняла бригаду тихих, мирных и трудолюбивых таджиков, которые за небольшую плату отремонтировали их, после чего также продала, получив чистую прибыль – пятьдесят тысяч рублей. Устала и решила впервые в жизни отдохнуть, поехать куда-нибудь. Выбрала Петербург, слышала, что очень красивый город. Попрощалась с подружками, с женихом Лешей, студентом журфака, мечтающим работать в Москве на телевидении, села на поезд и поехала в Питер, где остановилась в одной из самых дешевых гостиниц. Три дня просто ходила по центру Петербурга, вживаясь в этот город, пытаясь понять, кем надо быть, чтобы иметь право жить здесь, среди этих роскошных парков и дворцов, какую голову иметь, чтобы заработать столько денег, чтобы купить, скажем, небольшую квартиру рядом с кондитерской Смирдина. Но так ничего и не поняла. Крутилась возле дорогих гостиниц, всматривалась в лица входивших и выходивших оттуда женщин, чтобы определить, кто они, из какого материала сделаны, что живут в номерах стоимостью две с половиной тысячи долларов в сутки, а она, Маша Игонина, ютится в крошечной комнатке за триста рублей в сутки да еще и с видом на облезлый кирпичный дом брежневской застройки. Но женщины отличались не материалом и даже не одеждой, а каким-то безучастным или отстраненным выражением лица. Они были словно неживые. Получалось, что это деньги сделали их такими. Или здесь что-то другое?
И вдруг этот Владимир… Кто он и что ему от нее надо?
…Экскурсия благополучно завершилась, они, вернув пледы и пробормотав «спасибо» промерзшей девушке-экскурсоводу, сошли на берег. Но и на берегу у Маши было такое ощущение, словно она продолжает плыть по волнам – ее слегка покачивало.
– Я приглашаю тебя пообедать, – вдруг сказал Владимир, и Маша не поверила своим ушам. – Ты, наверное, проголодалась? На воде всегда есть хочется…
Она была не против.
– Тогда пошли. Заодно и погреешься, я же вижу, как ты замерзла.
И они пошли по Невскому быстрым шагом. Вместо того чтобы о чем-то говорить, они, взявшись за руки, двигались вперед, налетая на прохожих, на мгновение расцепляя руки, чтобы кого-то пропустить, и соединялись вновь. Похожее чувство Маша уже испытывала, когда только познакомилась с Лешей. Новизна отношений, смутные желания, приятное касание рук, мысли, напоминающие разрозненные фрагменты эротических фильмов, – все это уже было в жизни Маши, и она понимала, чего хочет от нее этот мужчина, как понимала она и то, чего хочет сама. Но с Лешей они хотя бы неделю встречались, прежде чем оказались в квартире его друга, который дал им ключи и велел «все успеть до вечера». А Владимира она знала не больше трех часов. Может, для Питера это и норма и этого времени вполне достаточно для того, чтобы два взрослых человека поняли, для чего они столкнулись на Невском и как дальше сложатся их отношения, но Маша не из Питера… Куда они идут? Почему налетают на прохожих? Где тот тупик, куда он приведет ее и, запершись на все замки, начнет сбрасывать с себя одежду? Как будет выглядеть комната, где она отдастся этому красивому питерцу?.. Стоп, почему она решила, что он из Питера? Она же совершенно ничего о нем не знает. Зачем питерцу кататься на катере? Чтобы подцепить девушку? У него что, своих, питерских, девушек мало? Да он наверняка еще и женат…
– Куда мы идем? – все же не выдержала она и попыталась притормозить. – Володя, подождите, дайте мне перевести дух…
Она хотела сказать, что не уверена уже, что хочет есть. И все потому, что не была уверена, что он ведет ее именно в кафе или ресторан, а не в какое-то другое место, где набросится на нее, чтобы утолить свою страсть. Но ведь она же только что призналась себе, что и сама хочет этого. Тогда к чему этот вопрос?
Он остановился. Щеки его разрумянились.
– Мари, если бы ты знала, какая ты хорошенькая… – Он вдруг обеими руками взял ее лицо и склонился над ним. Она увидела совсем близко его глаза. Он почему-то сильно нервничал. Она слышала, знала, наконец, что мужчинам куда сложнее скрыть желание, чем женщинам, и тем более погасить его, но не в подворотню же он ее ведет?
Она закрыла глаза и почувствовала, как он теплыми губами целует ее.
– Вы что это… Володя…
– Я и сам не знаю, что со мной, – ответил он. – Ты не поверишь, но все то время, что я нахожусь рядом с тобой, мне так хорошо… Вообще-то я приехал сюда по делам, по очень важным делам, и поездка на катере не входила в мои планы. Я должен быть сейчас в другом конце города, у меня назначена встреча… Но как только увидел в толпе твое лицо, сразу понял, что мы будем вместе. Быть может, это невский воздух так подействовал на меня, и эти дома, эти кружевные решетки парка, в котором я оказался рано утром… Я как пьяный, честное слово, хотя ничего не пил. И ничего не ел. У меня во рту с самого утра росинки не было.
– Вы очень бледный, Володя.
– Это потому, что у меня голова кружится… Я хочу тебя, Маша…
Он назвал ее по имени. Он хотел ее не как Мари, а как Машу. Она не знала, как к этому отнестись: либо он, как животное, забыл, что недавно романтизировал ее образ, и теперь мечтал лишь об одном – как можно скорее овладеть ею, либо он только что разглядел в ней настоящую, живую Машу, такую, какой она была на самом деле, безо всяких прикрас – задыхающуюся, как и он, от смутных, неясных желаний. Да и какая разница, как он ее назвал – Мари или Маша, – если он так откровенен с ней?
– Вы всегда говорите девушкам, которые вам нравятся, так прямо?.. Вам так некогда, что и поухаживать не можете, цветы, например, подарить?
– Вы хотите, чтобы я подарил вам цветы?
– Владимир, вы похожи на сумасшедшего. Только не надо, пожалуйста, говорить о любви с первого взгляда. Я уже взрослая девочка.
Ну вот она и стала прежней Машей, острой на язычок и насмешливой не в меру. Видно, прохладный ветер остудил ее вспыхнувшую страсть, и она немного успокоилась.
– А о любви никто и не говорил, – тихо произнес Владимир и провел пальцем по ее губам. Ее словно пронзила молния, она даже дернулась всем телом. – Я был груб с вами, Мари… Маша, как вы хотите, чтобы я вас называл?
– Сначала определитесь, как вы станете ко мне обращаться: на «ты» или на «вы».
– А как вы хотите?
– Мне, по большому счету, все равно.
– Тогда на «ты» и без «Мари». Ты мне нравишься вот такой – немного дерзкой, ироничной и смелой. Мне нравятся такие.
– Куда ты меня ведешь? – Она тоже перешла на «ты», теперь они на равных. – В какой-нибудь навороченный ресторан?
– Ты была когда-нибудь в гостинице «Астория»?
– Нет.
– Хочешь пожить там?
– Да. Но только у меня нет денег.
– Они тебе и не понадобятся. Ты поживешь как королева…
– Что я должна буду сделать для тебя?
– Ничего. Просто для удобства я скажу, что ты моя жена.
– Это все?
– Да, все.
– Но для гостиницы «Астория» я одета не очень-то подходяще, согласись… Ты понимаешь?
– Ерунда. Моя жена одевается очень просто.
– Она красивая?
– Вероятно. На любителя.
– Она блондинка, как и я?
– Нет, она брюнетка, похожа на Шер, у нее и голос такой же низкий.
– А где она сейчас?
– Отправилась в Африку. Она постоянно куда-нибудь уезжает, путешествует, у нее образ жизни такой. Так ты согласна?
– Согласна на что?
– Пожить со мной немного, скрасить мое одиночество. Как видишь, я тебя не обманываю, не говорю о любви, ничего не обещаю, кроме роскошного номера гостиницы «Астория» и холодного шампанского по утрам…
– Но я не проститутка.
– Я знаю. Ты – девушка из провинции.
– Правильно.
– Видишь, как все хорошо складывается?
– В смысле?
– Мы начинаем наши отношения с правды. Это сейчас такая редкость.
…Он измучил ее своими поцелуями, растрепал прическу, и это на глазах всего Невского. У нее закружилась голова. Мысленно она попросила прощения у Леши.
А дальше все было как во сне. Красный бархатный диванчик в огромном красивейшем холле «Астории», живые цветы в вазах, зеркала в бронзовых рамах, бесшумный лифт, двери красного дерева, пушистые узорчатые ковры, мраморная ванная комната, теплый душ и белоснежный махровый халат… Невероятных размеров кровать с льняным гладким бельем, покачивающийся над ней потолок и наслаждение от близости с мужчиной, которого она подцепила на Невском. Она слышала, как в раскрытое окно доносится шум большого города и шелест листвы. Сейчас все закончится, он встанет и скроется в ванной комнате, после чего придет и скажет, что он опаздывает на встречу. И он встал, она увидела его ягодицы, ровную спину в капельках пота, завитки волос на затылке, стройные икры ног. Очень красивый мужчина, он просто создан для того, чтобы на него смотрели, чтобы им любовались женщины. И в сексуальном смысле он тоже хорош, много умеет и знает. Физически подходит ей идеально. Но ведь это же сон. Интрижка в роскошном интерьере – не больше. Окажись на ее месте другая, непременно обчистила бы его. Ему повезло, что он встретил честную и порядочную Машу.
Она потянулась на постели, затем встала и тоже побрела в ванную комнату. От хорошего настроения не осталось и следа. Она представила себе, как сейчас оденется, приведет себя в порядок и поедет на метро в свою гостиницу. Вернется в свою жизнь. А что будет дальше? Она тяжело вздохнула. Нет, она не вернется прямо сейчас в свою гостиницу. Побродит еще немного по центру Питера, зайдет в какую-нибудь закусочную, выпьет кофе, потом посидит в тихом сквере, подумает… Ей вдруг захотелось поплакать. Она и сама не ожидала от себя такой реакции на свидание с мужчиной. Она не могла понять, что с ней происходит. Ей представилось, что у нее отбирают то, что до этой минуты принадлежало ей: и этого мужчину, и этот номер в гостинице с мраморной ванной комнатой и бронзовыми статуэтками в гостиной… А розы в дорогих вазах на прикроватных столиках на изогнутых ножках? Разве все это только что не принадлежало ей? К черту дешевую закусочную и тихий сквер с невеселыми мыслями. Она сейчас же потребует, чтобы ее хотя бы накормили. Желательно икрой.
И тут она, остановившись на пороге ванной комнаты, куда шла так медленно, как это было только возможно, услышала, как где-то в глубине апартаментов Володя разговаривает с кем-то. Вероятно, по телефону. Она замерла, пытаясь расслышать слова. Ее бросило в жар, когда она поняла, что он заказывает обед в номер. Она четко услышала про икру и какую-то рыбу, про шампанское и клубнику. Еще несколько минут или часов счастья? Пусть ненастоящего, словно украденного у его жены, но все равно счастья. Надо пользоваться тем, что у тебя есть. А у нее сейчас будет икра и обед в обществе полуобнаженного красавца Володи. Она поняла, что сходит с ума. Что это уже не она, а совершенно другая, испорченная женщина. Маша Игонина любила Лешу, копила деньги на университет и на обед готовила себе борщ и котлеты. Откуда это сильное желание поесть икры? Она закрыла глаза и увидела кубики льда в ведерке, где стояла бутылка шампанского. Воображение сработало и дальше – она снова оказалась в постели с Владимиром.
– Мари!
Она вздрогнула, услышав совсем близко его голос.
– Да…
– Как тебе номер? Эти апартаменты называются «Стравинский». Обрати внимание, окна выходят на Мариинский дворец и памятник Николаю I…
– Не мое это, конечно, дело, но зачем тебе одному такие апартаменты? Тебе что, деньги девать некуда?
– Резонный вопрос. Но эти апартаменты снял не я…
– И кто же? Твоя фирма, в которой ты работаешь? Ты кто, бандит или банкир?
– Я очень болен и скоро умру, – сказал он с улыбкой, как человек, который признается в том, что он инопланетянин и скоро покинет эту планету. – Теперь понятно?
Икры больше не хотелось.
Маша никогда не задумывалась над тем, как красиво может звучать ее имя. «Мари, – сказал ее новый знакомый, окинув ее взглядом холодноватых зеленых (как июньская вода за бортом маленького катера, на котором они проплывали под низенькими мостами Мойки) глаз, – я буду звать тебя Мари». Он даже не спросил, согласна ли она на это, а просто за одно мгновение превратил ее из Маши в Мари. И после этого даже солнце стало жарче, и купола на соборах загорелись золотом, а грязное клетчатое сине-зеленое, по виду похожее на общаговское, одеяло, которое ей выдали на катере, как и всем туристам, желавшим прокатиться по Мойке, превратилось тотчас в толстый и уютный чистый плед, а она сама, Маша Игонина, преобразилась в хрупкую и изящную француженку с тонкими чертами лица, сжимающую в руках сумочку с тысячью евро вместо трех тысяч рублей. Да и сам Петербург тут же расцвел и заблагоухал стариной и словно превратился в столицу Европы после того, как мужчина с зелеными глазами, представившийся Владимиром, назвал скромную и ошарашенную впечатлениями провинциалочку Машу французским именем Мари. Они были знакомы чуть больше часа. Это он, подцепив ее на Невском, увлек за собой на пристань, откуда через несколько минут отправлялся экскурсионный катер. Он по лицу ее понял, что она растерянна и не знает, куда идти и что смотреть в этом городе, а потому повел себя с самого начала очень уверенно и даже как будто весело. Он был хорошо одет, от него пахло горьковатым одеколоном. Чуть больше тридцати, светловолосый, милый, улыбчивый и какой-то необыкновенно легкий, свой, приятный во всех отношениях. Она согласилась бы пойти с ним даже в Кунсткамеру, куда не решалась пойти одна. Да и вообще путешествовать одной по Питеру было скучновато, и Маша постоянно ловила себя на мысли, что ей хочется обратиться к невидимому спутнику, чтобы сказать: «Смотри, как классно…» или «Вот это да-а!» Даже мороженое есть в одиночку было невкусно. Она уже не раз пожалела, что отправилась в это первое в ее жизни путешествие одна. И в Эрмитаж не попала – поняла, что не сумеет выстоять огромную, в километр, очередь. И поездка в Петергоф пугала – экскурсия предполагалась шестичасовая, и Маша ужасно боялась, что отстанет от остальных, более организованных, чем она, и опытных туристов и, прошляпив свой автобус, останется там одна. Она даже видела себя притулившейся к стене Петродворца и пытавшейся уснуть холодной ночью под плеск фонтанов и перебранку сторожей… Было и еще одно обстоятельство, которое очень сблизило ее с Владимиром и о котором ей теперь стыдно вспоминать. Она, конечно, хотела прокатиться на катере, но до этого были две кондитерские с чаем и лимонадом, а потому, чтобы не случилось какого конфуза, ей следовало бы перед отплытием непременно посетить туалет. Она не знала, как сказать об этом Владимиру, но тут на помощь подоспела женщина, что заправляла экскурсиями. «Кто хочет в туалет, бегите скорее в арку Строгановского дворца, затем направо, потом налево… Смелее… Мы вас ждем…» И она побежала, не будучи уверенной в том, что Владимир станет дожидаться ее возле этой самой арки чудесного розового Строгановского дворца, украшенной вывеской музея шоколада с гигантским шоколадным человеком. Однако он дождался ее и даже улыбнулся ее появлению, словно и сам боялся, что она передумает и улизнет в последнюю минуту. Такая мелочь, а как сближает, подумала Маша, дотрагиваясь пальцами до пальцев Владимира, принимавшего ее уже на борту и укутывавшего клетчатым одеялом.
– Садись, – повелительно сказал Владимир, он сразу стал к ней обращаться на «ты». – Получишь неслыханное удовольствие. Погода-то какая – сказка!
Катер сначала подался вперед, затем, развернувшись, пошел в сторону цветных мостов. Маша слушала, смотрела на проплывающие мимо дворцы и представляла себя живущей в этом городе лет двести тому назад… Владимир достал плитку шоколада и угостил ее. Шоколад таял во рту, в лицо бил прохладный, с брызгами воды ветер, а солнце слепило глаза. Набережная Мойки оживала от слов девушки-экскурсовода, которая, ежась от ветра, натягивала на голову шарф и рассказывала о том, кому принадлежал тот или иной дом, где жили цари, где можно было купить слуг или коней, нанять бонну или взять проститутку. Город наполнялся призраками прошлого.
– Я хотела бы жить здесь, – сказала вдруг Маша и сама испугалась своей нескромности.
– Хочешь, значит, будешь жить. Ты еще очень молода, чтобы бояться собственных желаний, – ответил ей на это Владимир и, отыскав под пледом ее руку, крепко сжал. Ее рука была горячей, мягкой и нежной. Маша покраснела.
– Но ведь здесь, на набережной, жили только очень богатые люди, – заметила она осторожно. – Хотя смотрите, сколько домов стоит, покрытых плесенью и с черными провалами окон… Не представляю, чтобы в них кто-нибудь жил…
– Все можно купить и отреставрировать… Было бы желание и деньги. Ты не замерзла?
Было самое время спросить, почему он выбрал именно ее, но природная общительность и храбрость, которые отличали Машу от подруг, вдруг изменили ей, и она промолчала. Медленно поворачивая голову в сторону Владимира, она вдруг почувствовала, что знакомство с ним этой экскурсией не закончится. Внутреннее чутье показало ей картинку из будущего – она увидела себя на красном бархатном диванчике в окружении живых цветов и едва не задохнулась от своих фантазий. Откуда этот диванчик и живые цветы? Что она себе позволила? Разве недостаточно того, что вообще произошло с ней за эти несколько последних дней?
Закончив в прошлом году бухгалтерские курсы в своем родном городе Саратове и устроившись в частную фирму помощником бухгалтера, она проработала там полгода, ничего не заработала, поскольку хозяин с самого начала предупредил ее, что зарплата маленькая, да и работа временная, после чего приняла решение накопить денег и поступить на юридический факультет университета. Но вот как заработать столько денег, чтобы поступить, она себе не представляла, пока была жива ее тетя, с которой она жила с детства, с тех пор как погибли ее родители. Тетя Надя умерла, Маша похоронила ее как могла, после чего, продолжая жить в теткиной квартире, выселила квартирантов из большой квартиры родителей, которая сдавалась все эти годы, собственными силами отремонтировала ее и продала. На вырученные деньги купила две маленькие квартиры в центре города, наняла бригаду тихих, мирных и трудолюбивых таджиков, которые за небольшую плату отремонтировали их, после чего также продала, получив чистую прибыль – пятьдесят тысяч рублей. Устала и решила впервые в жизни отдохнуть, поехать куда-нибудь. Выбрала Петербург, слышала, что очень красивый город. Попрощалась с подружками, с женихом Лешей, студентом журфака, мечтающим работать в Москве на телевидении, села на поезд и поехала в Питер, где остановилась в одной из самых дешевых гостиниц. Три дня просто ходила по центру Петербурга, вживаясь в этот город, пытаясь понять, кем надо быть, чтобы иметь право жить здесь, среди этих роскошных парков и дворцов, какую голову иметь, чтобы заработать столько денег, чтобы купить, скажем, небольшую квартиру рядом с кондитерской Смирдина. Но так ничего и не поняла. Крутилась возле дорогих гостиниц, всматривалась в лица входивших и выходивших оттуда женщин, чтобы определить, кто они, из какого материала сделаны, что живут в номерах стоимостью две с половиной тысячи долларов в сутки, а она, Маша Игонина, ютится в крошечной комнатке за триста рублей в сутки да еще и с видом на облезлый кирпичный дом брежневской застройки. Но женщины отличались не материалом и даже не одеждой, а каким-то безучастным или отстраненным выражением лица. Они были словно неживые. Получалось, что это деньги сделали их такими. Или здесь что-то другое?
И вдруг этот Владимир… Кто он и что ему от нее надо?
…Экскурсия благополучно завершилась, они, вернув пледы и пробормотав «спасибо» промерзшей девушке-экскурсоводу, сошли на берег. Но и на берегу у Маши было такое ощущение, словно она продолжает плыть по волнам – ее слегка покачивало.
– Я приглашаю тебя пообедать, – вдруг сказал Владимир, и Маша не поверила своим ушам. – Ты, наверное, проголодалась? На воде всегда есть хочется…
Она была не против.
– Тогда пошли. Заодно и погреешься, я же вижу, как ты замерзла.
И они пошли по Невскому быстрым шагом. Вместо того чтобы о чем-то говорить, они, взявшись за руки, двигались вперед, налетая на прохожих, на мгновение расцепляя руки, чтобы кого-то пропустить, и соединялись вновь. Похожее чувство Маша уже испытывала, когда только познакомилась с Лешей. Новизна отношений, смутные желания, приятное касание рук, мысли, напоминающие разрозненные фрагменты эротических фильмов, – все это уже было в жизни Маши, и она понимала, чего хочет от нее этот мужчина, как понимала она и то, чего хочет сама. Но с Лешей они хотя бы неделю встречались, прежде чем оказались в квартире его друга, который дал им ключи и велел «все успеть до вечера». А Владимира она знала не больше трех часов. Может, для Питера это и норма и этого времени вполне достаточно для того, чтобы два взрослых человека поняли, для чего они столкнулись на Невском и как дальше сложатся их отношения, но Маша не из Питера… Куда они идут? Почему налетают на прохожих? Где тот тупик, куда он приведет ее и, запершись на все замки, начнет сбрасывать с себя одежду? Как будет выглядеть комната, где она отдастся этому красивому питерцу?.. Стоп, почему она решила, что он из Питера? Она же совершенно ничего о нем не знает. Зачем питерцу кататься на катере? Чтобы подцепить девушку? У него что, своих, питерских, девушек мало? Да он наверняка еще и женат…
– Куда мы идем? – все же не выдержала она и попыталась притормозить. – Володя, подождите, дайте мне перевести дух…
Она хотела сказать, что не уверена уже, что хочет есть. И все потому, что не была уверена, что он ведет ее именно в кафе или ресторан, а не в какое-то другое место, где набросится на нее, чтобы утолить свою страсть. Но ведь она же только что призналась себе, что и сама хочет этого. Тогда к чему этот вопрос?
Он остановился. Щеки его разрумянились.
– Мари, если бы ты знала, какая ты хорошенькая… – Он вдруг обеими руками взял ее лицо и склонился над ним. Она увидела совсем близко его глаза. Он почему-то сильно нервничал. Она слышала, знала, наконец, что мужчинам куда сложнее скрыть желание, чем женщинам, и тем более погасить его, но не в подворотню же он ее ведет?
Она закрыла глаза и почувствовала, как он теплыми губами целует ее.
– Вы что это… Володя…
– Я и сам не знаю, что со мной, – ответил он. – Ты не поверишь, но все то время, что я нахожусь рядом с тобой, мне так хорошо… Вообще-то я приехал сюда по делам, по очень важным делам, и поездка на катере не входила в мои планы. Я должен быть сейчас в другом конце города, у меня назначена встреча… Но как только увидел в толпе твое лицо, сразу понял, что мы будем вместе. Быть может, это невский воздух так подействовал на меня, и эти дома, эти кружевные решетки парка, в котором я оказался рано утром… Я как пьяный, честное слово, хотя ничего не пил. И ничего не ел. У меня во рту с самого утра росинки не было.
– Вы очень бледный, Володя.
– Это потому, что у меня голова кружится… Я хочу тебя, Маша…
Он назвал ее по имени. Он хотел ее не как Мари, а как Машу. Она не знала, как к этому отнестись: либо он, как животное, забыл, что недавно романтизировал ее образ, и теперь мечтал лишь об одном – как можно скорее овладеть ею, либо он только что разглядел в ней настоящую, живую Машу, такую, какой она была на самом деле, безо всяких прикрас – задыхающуюся, как и он, от смутных, неясных желаний. Да и какая разница, как он ее назвал – Мари или Маша, – если он так откровенен с ней?
– Вы всегда говорите девушкам, которые вам нравятся, так прямо?.. Вам так некогда, что и поухаживать не можете, цветы, например, подарить?
– Вы хотите, чтобы я подарил вам цветы?
– Владимир, вы похожи на сумасшедшего. Только не надо, пожалуйста, говорить о любви с первого взгляда. Я уже взрослая девочка.
Ну вот она и стала прежней Машей, острой на язычок и насмешливой не в меру. Видно, прохладный ветер остудил ее вспыхнувшую страсть, и она немного успокоилась.
– А о любви никто и не говорил, – тихо произнес Владимир и провел пальцем по ее губам. Ее словно пронзила молния, она даже дернулась всем телом. – Я был груб с вами, Мари… Маша, как вы хотите, чтобы я вас называл?
– Сначала определитесь, как вы станете ко мне обращаться: на «ты» или на «вы».
– А как вы хотите?
– Мне, по большому счету, все равно.
– Тогда на «ты» и без «Мари». Ты мне нравишься вот такой – немного дерзкой, ироничной и смелой. Мне нравятся такие.
– Куда ты меня ведешь? – Она тоже перешла на «ты», теперь они на равных. – В какой-нибудь навороченный ресторан?
– Ты была когда-нибудь в гостинице «Астория»?
– Нет.
– Хочешь пожить там?
– Да. Но только у меня нет денег.
– Они тебе и не понадобятся. Ты поживешь как королева…
– Что я должна буду сделать для тебя?
– Ничего. Просто для удобства я скажу, что ты моя жена.
– Это все?
– Да, все.
– Но для гостиницы «Астория» я одета не очень-то подходяще, согласись… Ты понимаешь?
– Ерунда. Моя жена одевается очень просто.
– Она красивая?
– Вероятно. На любителя.
– Она блондинка, как и я?
– Нет, она брюнетка, похожа на Шер, у нее и голос такой же низкий.
– А где она сейчас?
– Отправилась в Африку. Она постоянно куда-нибудь уезжает, путешествует, у нее образ жизни такой. Так ты согласна?
– Согласна на что?
– Пожить со мной немного, скрасить мое одиночество. Как видишь, я тебя не обманываю, не говорю о любви, ничего не обещаю, кроме роскошного номера гостиницы «Астория» и холодного шампанского по утрам…
– Но я не проститутка.
– Я знаю. Ты – девушка из провинции.
– Правильно.
– Видишь, как все хорошо складывается?
– В смысле?
– Мы начинаем наши отношения с правды. Это сейчас такая редкость.
…Он измучил ее своими поцелуями, растрепал прическу, и это на глазах всего Невского. У нее закружилась голова. Мысленно она попросила прощения у Леши.
А дальше все было как во сне. Красный бархатный диванчик в огромном красивейшем холле «Астории», живые цветы в вазах, зеркала в бронзовых рамах, бесшумный лифт, двери красного дерева, пушистые узорчатые ковры, мраморная ванная комната, теплый душ и белоснежный махровый халат… Невероятных размеров кровать с льняным гладким бельем, покачивающийся над ней потолок и наслаждение от близости с мужчиной, которого она подцепила на Невском. Она слышала, как в раскрытое окно доносится шум большого города и шелест листвы. Сейчас все закончится, он встанет и скроется в ванной комнате, после чего придет и скажет, что он опаздывает на встречу. И он встал, она увидела его ягодицы, ровную спину в капельках пота, завитки волос на затылке, стройные икры ног. Очень красивый мужчина, он просто создан для того, чтобы на него смотрели, чтобы им любовались женщины. И в сексуальном смысле он тоже хорош, много умеет и знает. Физически подходит ей идеально. Но ведь это же сон. Интрижка в роскошном интерьере – не больше. Окажись на ее месте другая, непременно обчистила бы его. Ему повезло, что он встретил честную и порядочную Машу.
Она потянулась на постели, затем встала и тоже побрела в ванную комнату. От хорошего настроения не осталось и следа. Она представила себе, как сейчас оденется, приведет себя в порядок и поедет на метро в свою гостиницу. Вернется в свою жизнь. А что будет дальше? Она тяжело вздохнула. Нет, она не вернется прямо сейчас в свою гостиницу. Побродит еще немного по центру Питера, зайдет в какую-нибудь закусочную, выпьет кофе, потом посидит в тихом сквере, подумает… Ей вдруг захотелось поплакать. Она и сама не ожидала от себя такой реакции на свидание с мужчиной. Она не могла понять, что с ней происходит. Ей представилось, что у нее отбирают то, что до этой минуты принадлежало ей: и этого мужчину, и этот номер в гостинице с мраморной ванной комнатой и бронзовыми статуэтками в гостиной… А розы в дорогих вазах на прикроватных столиках на изогнутых ножках? Разве все это только что не принадлежало ей? К черту дешевую закусочную и тихий сквер с невеселыми мыслями. Она сейчас же потребует, чтобы ее хотя бы накормили. Желательно икрой.
И тут она, остановившись на пороге ванной комнаты, куда шла так медленно, как это было только возможно, услышала, как где-то в глубине апартаментов Володя разговаривает с кем-то. Вероятно, по телефону. Она замерла, пытаясь расслышать слова. Ее бросило в жар, когда она поняла, что он заказывает обед в номер. Она четко услышала про икру и какую-то рыбу, про шампанское и клубнику. Еще несколько минут или часов счастья? Пусть ненастоящего, словно украденного у его жены, но все равно счастья. Надо пользоваться тем, что у тебя есть. А у нее сейчас будет икра и обед в обществе полуобнаженного красавца Володи. Она поняла, что сходит с ума. Что это уже не она, а совершенно другая, испорченная женщина. Маша Игонина любила Лешу, копила деньги на университет и на обед готовила себе борщ и котлеты. Откуда это сильное желание поесть икры? Она закрыла глаза и увидела кубики льда в ведерке, где стояла бутылка шампанского. Воображение сработало и дальше – она снова оказалась в постели с Владимиром.
– Мари!
Она вздрогнула, услышав совсем близко его голос.
– Да…
– Как тебе номер? Эти апартаменты называются «Стравинский». Обрати внимание, окна выходят на Мариинский дворец и памятник Николаю I…
– Не мое это, конечно, дело, но зачем тебе одному такие апартаменты? Тебе что, деньги девать некуда?
– Резонный вопрос. Но эти апартаменты снял не я…
– И кто же? Твоя фирма, в которой ты работаешь? Ты кто, бандит или банкир?
– Я очень болен и скоро умру, – сказал он с улыбкой, как человек, который признается в том, что он инопланетянин и скоро покинет эту планету. – Теперь понятно?
Икры больше не хотелось.
Глава 2
Женя подошла к бару и плеснула себе уже третью порцию водки. Руки у нее перестали трястись, зато задергалось веко. Она мысленно представляла себе, как Шехов ходит по Невскому в поисках девушки, хотя бы отдаленно напоминающей Лену. Двадцатипятилетняя длинноногая блондинка – таких в России хоть пруд пруди. У него должно получиться. Главное, чтобы это не оказалась проститутка, иначе ему несдобровать – его и заразят какой-нибудь гадостью, и выкрадут все деньги. А переспать с девушкой он обязательно должен, как должен убедить ее в том, что она понравилась ему настолько, что он хочет, чтобы она провела с ним несколько дней, пока он будет находиться в Петербурге по делам. Все в гостинице должны знать, что Шехов проживает с женой, Еленой. Вот только непонятно, почему он выбрал самый дорогой номер. От отчаяния? Не верит, что все получится и ему удастся выйти сухим из воды? Хочется перед тюрьмой пожить, как король Иордании? Хотя почему именно Иордании?
Женя подошла к окну. Окна ее московской квартиры выходили на уютный зеленый двор, спрятанный в самом сердце города. В Москве много таких дворов, и все они ухожены. Да только ей ли теперь об этом думать? А о чем думать? О том, что портниха испортила ей платье? Или о том, что хочется есть, а в магазин идти лень? Страх липкой паутиной сковал ее. Она не хотела даже себе признаться в том, что боится выйти из дома.
Она подошла к телефону и набрала привычный номер. Машинально. Вот сейчас возьмут трубку и она услышит тонкий и нежный голосок своей лучшей подруги, Лены Шеховой.
– Привет, – скажет ей Женя.
– Привет, – ответит ей Лена.
– Как жизнь?
– Ничего, а у тебя?
– Нормально.
– Может, встретимся?
– Сегодня не могу, мы с Володей уходим в гости.
У них своя жизнь, полная тайн, чужая жизнь счастливой замужней женщины, и ей, одинокой неудачнице Жене, там делать нечего. Хотя и у нее есть своя жизнь – скучная, полная горечи, как чаша с ядом. Точнее, так было до недавнего времени…
Трубку никто не берет. Да и кто возьмет, если Лены больше нет в живых? Как хотелось, чтобы все то, что произошло, оказалось дурным сном. Но это не сон, иначе Володя давно бы уже позвонил ей и назначил время встречи. Он старается быть пунктуальным, всегда приходит к ней вовремя и все делает по часам. Даже когда занимается любовью. Да, он именно занимается с ней любовью, как занимаются физикой или химией, а вот Лену он любит и не считает минуты, не поглядывает на часы, лаская ее. Хотя теперь ему любить некого, ведь Лены больше нет. Володя, преуспевающий бизнесмен, молодой банкир, уверенный в себе мужчина, имеющий все, включая преданную ему любовницу, неожиданно стал вдовцом. Осознал ли он сам, что Лены больше нет? И что он сделал с трупом? Он сказал, что так и оставит его в спальном мешке, похоронит в земле где-нибудь за городом. Все друзья и знакомые Шеховых знали, что они собирались провести отпуск в Питере, а жить в гостинице «Астория». Этого хотела Лена, а то, чего она хотела, было для Владимира законом. На отпуск были отложены деньги (даже при больших деньгах они все планировали), хотелось провести его с шиком. Лена, по месяцу, а то и дольше проживавшая в Париже, Вене или в Лондоне у своих знакомых, теперь вот захотела поближе познакомиться с городом-музеем Петербургом. Насмотрелась фильмов и заболела Питером. Собиралась, между прочим, присмотреть там квартиру и обставить ее антикварной мебелью. Обставила, ничего не скажешь…
Женя закурила. Ей не верилось, что Лены больше нет. Лена. У нее, как и у ее мужа Владимира, были большие зеленые глаза – она к тому же еще носила линзы цвета молодой травы. Густые светлые волосы она собирала высоко на затылке и закалывала их массивной серебряной шпилькой. Бездельница, целыми днями валяющаяся на диване с книжками, она имела все: и очень богатого мужа-банкира, и огромную квартиру возле Патриарших Прудов, и ослепительную внешность фотомодели, и полную свободу перемещения в пространстве. Еще… любовника, фантастического…
Владимир, полностью доверяя ей, отпускал ее в любую точку мира на любой срок. Он был очень занятым человеком, и отсутствие жены в доме воспринималось им чуть ли не с благодарностью. Он всегда повторял, что очень любит Лену, но если бы видел ее каждый день, то чувства его к ней непременно поостыли бы. Но все это были лишь слова – Женя знала, что Владимир сильно скучал по своей жене, когда она уезжала. Но он, такой серьезный и занятой мужчина, при всех своих человеческих, мужских и деловых качествах не мог повлиять на решение жены, каким бы абсурдным, по мнению Жени, его любовницы, оно ни было. Лена была абсолютно свободным человеком и держала мужа в постоянном напряжении, давая ему всякий раз понять, что не дорожит им, а если и дорожит, то до поры до времени, и что никто не в силах заставить ее подчиниться кому-либо. И все – и Володя, и Лена, и Женя – знали и понимали, что именно это качество и удерживает Владимира возле жены и не позволяет ему расслабиться. Знай он, что его жена – наседка, клуша, готовая ради собственного благополучия и покоя исполнять все желания мужа и постоянно находящаяся в страхе потерять его, он очень скоро сбежал бы от нее. Ему не интересна была бы такая женщина. И Женя знала об этом. Как знала и то, что, предложи он ей, Жене, руку и сердце, она сама стала бы тотчас такой наседкой, клушей, над которой смеется ему в угоду. Но что поделать, если это правда? И ей далеко до Лены, ох, как далеко…
Замурлыкал телефон. Она не сразу сообразила, что звонить может только он. Больше некому. За последнее время она растеряла всех своих знакомых, а лучшую подругу и вовсе… Она взяла трубку.
– Да… Слушаю.
– Это я, – услышала она знакомый голос и почти протрезвела. – Слушай меня внимательно: все получилось.
– Получилось?
Не надо было обладать особой фантазией, чтобы представить себе, что могло получиться у красивого молодого мужчины с красивой молодой сучкой в красивом городе Питере.
– Я рада за тебя.
– Ты не так поняла, – голос Владимира дрожал. – Слышишь, ты не так поняла…
– Я все правильно поняла. Сколько ей лет?
– Понятия не имею.
– Откуда она?
– Из какого-то провинциального города.
– Даже не потрудился выяснить, из какого именно?
– Успею.
Ей снова стало нехорошо. «Успею». Конечно, успеет, если будет проводить с ней долгие часы в постели. Он вообще много чего о ней узнает, может, даже влюбится, и тогда зачем ему будет нужна она, Женя? Вернуться-то в Москву он, конечно, вернется, у него здесь банк, бизнес, дела, но Женя… Не получится ли так, что она лишь одним своим видом будет напоминать ему ту, которой теперь нет? Кроме того, у него может возникнуть хроническое чувство страха перед теми, кто начнет свою профессиональную охоту на убийцу, когда обнаружат труп. И как он докажет, что Лену убил не он? Да никак. И он это отлично понимает. Следовательно, нельзя исключать и такой вариант: он перестанет доверять Жене, она же превратится для него в ходячий кошмар. Тем более что она в запальчивости сама угрожала ему…
Женя подошла к окну. Окна ее московской квартиры выходили на уютный зеленый двор, спрятанный в самом сердце города. В Москве много таких дворов, и все они ухожены. Да только ей ли теперь об этом думать? А о чем думать? О том, что портниха испортила ей платье? Или о том, что хочется есть, а в магазин идти лень? Страх липкой паутиной сковал ее. Она не хотела даже себе признаться в том, что боится выйти из дома.
Она подошла к телефону и набрала привычный номер. Машинально. Вот сейчас возьмут трубку и она услышит тонкий и нежный голосок своей лучшей подруги, Лены Шеховой.
– Привет, – скажет ей Женя.
– Привет, – ответит ей Лена.
– Как жизнь?
– Ничего, а у тебя?
– Нормально.
– Может, встретимся?
– Сегодня не могу, мы с Володей уходим в гости.
У них своя жизнь, полная тайн, чужая жизнь счастливой замужней женщины, и ей, одинокой неудачнице Жене, там делать нечего. Хотя и у нее есть своя жизнь – скучная, полная горечи, как чаша с ядом. Точнее, так было до недавнего времени…
Трубку никто не берет. Да и кто возьмет, если Лены больше нет в живых? Как хотелось, чтобы все то, что произошло, оказалось дурным сном. Но это не сон, иначе Володя давно бы уже позвонил ей и назначил время встречи. Он старается быть пунктуальным, всегда приходит к ней вовремя и все делает по часам. Даже когда занимается любовью. Да, он именно занимается с ней любовью, как занимаются физикой или химией, а вот Лену он любит и не считает минуты, не поглядывает на часы, лаская ее. Хотя теперь ему любить некого, ведь Лены больше нет. Володя, преуспевающий бизнесмен, молодой банкир, уверенный в себе мужчина, имеющий все, включая преданную ему любовницу, неожиданно стал вдовцом. Осознал ли он сам, что Лены больше нет? И что он сделал с трупом? Он сказал, что так и оставит его в спальном мешке, похоронит в земле где-нибудь за городом. Все друзья и знакомые Шеховых знали, что они собирались провести отпуск в Питере, а жить в гостинице «Астория». Этого хотела Лена, а то, чего она хотела, было для Владимира законом. На отпуск были отложены деньги (даже при больших деньгах они все планировали), хотелось провести его с шиком. Лена, по месяцу, а то и дольше проживавшая в Париже, Вене или в Лондоне у своих знакомых, теперь вот захотела поближе познакомиться с городом-музеем Петербургом. Насмотрелась фильмов и заболела Питером. Собиралась, между прочим, присмотреть там квартиру и обставить ее антикварной мебелью. Обставила, ничего не скажешь…
Женя закурила. Ей не верилось, что Лены больше нет. Лена. У нее, как и у ее мужа Владимира, были большие зеленые глаза – она к тому же еще носила линзы цвета молодой травы. Густые светлые волосы она собирала высоко на затылке и закалывала их массивной серебряной шпилькой. Бездельница, целыми днями валяющаяся на диване с книжками, она имела все: и очень богатого мужа-банкира, и огромную квартиру возле Патриарших Прудов, и ослепительную внешность фотомодели, и полную свободу перемещения в пространстве. Еще… любовника, фантастического…
Владимир, полностью доверяя ей, отпускал ее в любую точку мира на любой срок. Он был очень занятым человеком, и отсутствие жены в доме воспринималось им чуть ли не с благодарностью. Он всегда повторял, что очень любит Лену, но если бы видел ее каждый день, то чувства его к ней непременно поостыли бы. Но все это были лишь слова – Женя знала, что Владимир сильно скучал по своей жене, когда она уезжала. Но он, такой серьезный и занятой мужчина, при всех своих человеческих, мужских и деловых качествах не мог повлиять на решение жены, каким бы абсурдным, по мнению Жени, его любовницы, оно ни было. Лена была абсолютно свободным человеком и держала мужа в постоянном напряжении, давая ему всякий раз понять, что не дорожит им, а если и дорожит, то до поры до времени, и что никто не в силах заставить ее подчиниться кому-либо. И все – и Володя, и Лена, и Женя – знали и понимали, что именно это качество и удерживает Владимира возле жены и не позволяет ему расслабиться. Знай он, что его жена – наседка, клуша, готовая ради собственного благополучия и покоя исполнять все желания мужа и постоянно находящаяся в страхе потерять его, он очень скоро сбежал бы от нее. Ему не интересна была бы такая женщина. И Женя знала об этом. Как знала и то, что, предложи он ей, Жене, руку и сердце, она сама стала бы тотчас такой наседкой, клушей, над которой смеется ему в угоду. Но что поделать, если это правда? И ей далеко до Лены, ох, как далеко…
Замурлыкал телефон. Она не сразу сообразила, что звонить может только он. Больше некому. За последнее время она растеряла всех своих знакомых, а лучшую подругу и вовсе… Она взяла трубку.
– Да… Слушаю.
– Это я, – услышала она знакомый голос и почти протрезвела. – Слушай меня внимательно: все получилось.
– Получилось?
Не надо было обладать особой фантазией, чтобы представить себе, что могло получиться у красивого молодого мужчины с красивой молодой сучкой в красивом городе Питере.
– Я рада за тебя.
– Ты не так поняла, – голос Владимира дрожал. – Слышишь, ты не так поняла…
– Я все правильно поняла. Сколько ей лет?
– Понятия не имею.
– Откуда она?
– Из какого-то провинциального города.
– Даже не потрудился выяснить, из какого именно?
– Успею.
Ей снова стало нехорошо. «Успею». Конечно, успеет, если будет проводить с ней долгие часы в постели. Он вообще много чего о ней узнает, может, даже влюбится, и тогда зачем ему будет нужна она, Женя? Вернуться-то в Москву он, конечно, вернется, у него здесь банк, бизнес, дела, но Женя… Не получится ли так, что она лишь одним своим видом будет напоминать ему ту, которой теперь нет? Кроме того, у него может возникнуть хроническое чувство страха перед теми, кто начнет свою профессиональную охоту на убийцу, когда обнаружат труп. И как он докажет, что Лену убил не он? Да никак. И он это отлично понимает. Следовательно, нельзя исключать и такой вариант: он перестанет доверять Жене, она же превратится для него в ходячий кошмар. Тем более что она в запальчивости сама угрожала ему…