Данько Елена Яковлевна. Побежденный Карабас

Елена Данько 
Побежденный Карабас

Глава первая.
О том, как черный пудель покупал бутерброды

   Жил-был на свете старый шарманщик.
   Звали его Карло. Жил он один-одинешенек, и не с кем ему было словом перемолвиться. Вот вырезал он себе из полена деревянного мальчика и назвал его своим сыночком Буратино.
   Буратино бегал, прыгал и баловался, как настоящий мальчишка. Стало у шарманщика с тех пор хлопот полон рот. Но старик не жаловался: уж очень он полюбил своего сыночка.
   В том же городе жил богатый-пребогатый синьор Карабас Барабас Огромная Борода — хозяин кукольного театра. Он был злой и страшный. Он хлестал своих кукол плеткой и грозил оторвать им головы. Это было в Тарабарской стране, где богачи делают все, что им вздумается, и никто им не смеет перечить.
   Бедные куклы терпеть не могли своего хозяина. И вот лучшие актеры убежали из его театра. Сначала убежала девочка Мальвина с пуделем Артемоном, а потом убежал мальчик Пьеро. Карабас погнался за ними, пустив по следу свирепых бульдогов. Но старый шарманщик Карло приютил беглецов в своей каморке. А его сынок, веселый Буратино, открыл золотым ключиком потайную дверцу и увел кукол от преследователей.
   За дверцей оказался чудесный маленький театр. Куклы стали представлять в нем забавные комедии и волшебные сказки. И зажили с тех пор весело и счастливо у старого Карло.
   А Карабас остался без актеров. Пришлось ему закрыть свой театр. Он злился, рвал свою длинную бороду и ревел от злости.
   Об этом обо всем рассказано в книжке Алексея Николаевича Толстого «Золотой ключик, или Приключения Буратино», и все читатели думают, что на том дело и кончилось.
   Я тоже думал, что ничего больше не приключилось с Карло и с его приемными детьми. Но нечаянно я узнал продолжение сказки. Вот как это было.
   Я живу в Ленинграде и часто хожу в наш кукольный театр. Как-то раз, на каникулах, я забрался туда раным-ранешенько, чуть ли не за два часа до представления. Пришел — и сам не обрадовался.
   В театре было пусто, темно и холодно. Окошечко в кассе было похоже на закрытый глаз. Старуха уборщица выгребала в коридоре вчерашний сор. Увидев меня, она принялась ворчать. Куда это меня принесло в такую рань? Неужто мне дома не сидится? Я ответил, что боялся опоздать на представление.
   — Ну, ступай, посиди в буфете. Нечего тут слоняться, сор ногами разносить! — сказала она и стукнула метлой о железный совок.
   Я пошел в буфет и уселся в уголке. Сонная буфетчица за прилавком вытирала стаканы. Против меня в стене была маленькая дверца с большой надписью: «Посторонним вход воспрещается».
   Я прочел эту надпись слева направо и справа налево, и мне стало очень скучно. Когда еще начнется представление?
   Вдруг дверца отворилась, и вошел черный пудель. Гордо выпрямив шею, он нес в зубах корзинку для провизии. Он подошел к прилавку и встал на задние лапы, принюхиваясь и приглядываясь к закускам, разложенным под стеклом. Потом он поднял морду и негромко пролаял:
   — Гав, гав!
   Я думал, буфетчица рассердится и прогонит собаку. Мне захотелось подманить пуделя к себе, и я уже нащупал в кармане печенье, оставшееся у меня от завтрака...
   Но буфетчица ничуть не рассердилась. Она словно проснулась, схватила свою серебряную лопаточку и сказала:
   — Я к вашим услугам!
   Тогда пудель протянул стриженую лапу в мохнатой манжетке и указал на бутерброды.
   — Вам с колбасой? и с ветчиной? и с салом? и с сыром? — спрашивала буфетчица, выкладывая бутерброды на круглое блюдо. А пудель радостно помахивал хвостом, облизывался и указывал ей все новые закуски.
   Скоро на блюде выросла целая гора. Здесь были и бутерброды, и пирожки, и сосиски, и рябчики, и свиные котлеты с косточкой, и даже целое колечко колбасы! Пудель пошарил мордой в корзинке, вынул кошелек с деньгами и подал его буфетчице. Никогда еще я не видывал такой собаки!
   Тут к прилавку подошел высокий старик в бархатной куртке. Я и не заметил, откуда он взялся! Он поглядел на полное блюдо и с укором покачал головой:
   — Экий ты жадный, Артемон! Настоящий обжора!
   Пудель живо убрал лапы с прилавка и сделал вид, будто бы он здесь ни при чем. А старик сказал:
   — Ну взял бы ты себе парочку бутербродов, рябчика, котлетку на ужин — и хватит. А куда ты денешь теперь всю эту кучу? В землю зароешь, что ли? Эх, брат, мы не в Тарабарской стране. Нам не приходится еду на черный день копить!
   Пудель опустил голову и виновато поджал хвост. А старик продолжал:
   — И не думай, пожалуйста, что куклы помогут тебе съесть все это! Они тебя за чем послали? За фруктами? А ты чего накупил, чудак? Собачий вкус, конечно, дело почтенное, но люди любят не только то, что кушают собаки, а у кукол и вовсе особые нравы. Запомни это, мой друг!
   Тут пудель уронил голову на лапы и жалобно завыл.
   — Ну, ну, ладно! Возьмем всю эту снедь, если тебе хочется! — утешил его старик. — А уж я зато куплю детям самых лучших мандаринов, самых румяных яблок и самого сладкого винограда!
   — Да у вас сегодня, я вижу, пир горой! — пошутила буфетчица, отпуская ему красивые, спелые плоды.
   — А то как же? Ведь сегодня ровно год, как я приехал в Ленинград. Вот мы и празднуем этот день!
   — Ну, поздравляю вас, папа Карло! — сказала буфетчица.
   Тут я вскочил на ноги и бросился к старику. Я все понял.
   — Папа Карло! Вы тот самый папа Карло, а это тот самый пудель Артемон? Это про вас написано в книжке «Золотой ключик, или Приключения Буратино»?
   Старик усмехнулся и кивнул головой. Пудель взглянул на меня и слегка завилял хвостом. Я не помнил себя от радости и кричал:
   — А я — читатель этой книжки! Я прочел ее пять раз с начала и пять — с конца, три раза вдоль и два поперек! Я все про вас знаю! Скажите мне скорее, где теперь Буратино, где Мальвина и Пьеро? Живы ли они, здоровы ли и что они поделывают?
   — А вот пойдемте с нами — сами увидите! — ответил Карло.
   Он уложил покупки в корзинку и повел меня к маленькой дверце с большой надписью: «Посторонним вход воспрещается!»
   Пудель поплелся за нами следом.
   Едва я переступил порог, как стал понимать собачий язык.
   Я слышал, как пудель ворчал себе под нос:
   — К чему это кормить детей мандаринами, яблоками и виноградом? И кисло, и сладко, и оскомина на зубах! Тьфу, подумать противно! То ли дело свиная котлета с косточкой!
   — Цыц! — сказал Карло. — У всякого свой вкус.
   И пудель замолчал.

Глава вторая.
О том, как читатель превратился в писателя

   Сначала мы шли темным коридором, потом спустились по ступенькам, потом опять стали подниматься по узкой лесенке, держась за шаткие перила. Сверху шел слабый свет, и было слышно, как звенит какой-то бубенчик.
   Потом стало светлее, и звон раздался у нас над самой головой. Я взглянул вверх и увидел, что над нами, на площадке лестницы, горит яркая лампочка. А под лампочкой стоит смешной деревянный мальчик с торчащим носом и сбивает что-то ложкой в серебряном стаканчике. Так вот откуда шел звон!
   Мальчик увидел нас и вскрикнул от радости. Он вскочил верхом на перила и вмиг съехал вниз — прямо в руки старику. Он сидел на руках у Карло, болтая тонкими ножками, вертел носом во все стороны и пищал:
   — Папа Карло, попробуй моего гоголь-моголя! Это не простой гоголь-моголь, а из розовых лепестков. Я его для тебя сбивал!
   Он совал старику в рот полную ложку розовой пены, и его тень с торчащим носом смешно плясала на стене. Карло утер губы и отвел ложку, но мальчик не унимался:
   — Помнишь, как ты накормил меня своей последней луковкой, а сам лег спать голодный? Ну покушай теперь моего гоголь-моголя, покушай, пожалуйста!
   — Не балуйся, сынок! Веди себя хорошо. Видишь, я читателя с собой привел! — сказал Карло.
   — Читателя? — Мальчик повел на меня лукавым глазом и вдруг вырвался из рук Карло. Он вскочил на спину пуделю и поехал впереди нас, выбивая ложкой веселый марш по стаканчику и крича: — Дорогу нашему читателю! Ура!
   Я догадался, что это сам знаменитый Буратино, и обрадовался, что он ничуть не заважничал от громкой славы.
   Мы взошли на площадку, и Карло распахнул дверь. Я взглянул и ахнул — куда это мы пришли?!
   Прямо передо мной была зеленая поляна, а на ней красивый беленький домик. Перед ним цвели алые розы. Золотистые бабочки кружились в солнечных лучах. Маленький фонтан выбрасывал вверх водяные струи, и каждая капелька сверкала на солнце, как алмаз.
   «Это, верно, домик Мальвины!» — подумал я.
   А за домиком чернел дремучий лес. Там светила луна и блестело голубое озеро. Бледные лягушки сплетали венки из водяных лилий и задумчиво плясали при лунном свете.
   Это было так красиво, что я ничуть не удивился, почему это солнце и луна светят в одно время. Мне захотелось подойти поближе, и я шагнул вперед.
   — Не промочите ножки! — запищал Буратино.
   Я взглянул под ноги и увидел большую светлую реку. Ветерок чуть рябил воду. Сквозь эту рябь глубоко на дне виднелись узорные водоросли. Голубые рыбки медленно проплывали мимо них. Я оглянулся: нет ли где-нибудь мостика? Но мостика не было.
   — Дайте нам лодочку, дайте челнок, мы переедем на тот бережок! — жалобно запел Буратино.
   — Не слушайте его, он вас дурачит! — с досадой сказал Карло. — Как тебе не стыдно, сынок?
   Он отпихнул ногой светлую реку, отодвинул в сторону зеленую поляну с домиком и повернул боком дремучий лес. Буратино свистнул и проскакал на пуделе в открывшийся проход.
   Тут я понял, что эти прекрасные картинки были нарисованы на полотне и служили декорациями в театре! От этого они показались мне еще прекраснее. Я не мог наглядеться на них. Но Карло окликнул меня, и мы пошли дальше.
   В просторной кухне ярко горел огонь. Старый заяц был здесь поваром, а зайчата — поварятами. Ну и хлопотали же они вокруг сковородок и кастрюль! Здесь пеклись, жарились удивительные кушанья — расстегаи из лепестков георгина, ананасные котлеты, оладьи из одуванчиков. Разве могли сравниться с этим скучные буфетные закуски?
   Молоденькие обезьянки под присмотром почтенной совы накрывали длинный праздничный стол. Они живо схватили фрукты, которые принес Карло, разложили мандарины, яблоки и виноград на фарфоровые тарелочки — и на столе словно засияло солнце!
   Поодаль у стены стояла маленькая стремянка. На ней, как птица на ветке, сидел мальчик в белом балахончике. Он макал длинную кисть в ведерко с малиновой краской и писал на стене большими буквами:

   ПРИВЕТ ПАПЕ КАРЛО

   — Эй, Пьеро, кончай работу, встречай гостя! К нам читатель пришел! — сказал Карло.
   Мальчик посмотрел на меня большими синими глазами и радостно улыбнулся.
   — Вы читатель? Я покажу вам мои новые стихи. Ладно?
   Тут он смутился и выронил кисть из рук. Падая, кисть опрокинула ведерко. Малиновая краска хлынула на голову проходившей мимо сове. Старушка захлопала крыльями и застонала с перепугу. Пьеро скатился с лесенки кубарем. Он бросился утешать бедную птицу и вытирал ей голову своим рукавом.
   — Дай ей валерьянки. Пьеро! Видишь, какая она нервная! — сказал ласковый голос.
   Я оглянулся и увидел хорошенькую куклу с голубыми волосами. Она стряпала торт из чайных роз и раскатывала тесто хрустальной скалочкой. Я догадался, что это Мальвина.
   Пока Пьеро приводил в чувство расстроенную сову, а Мальвина глядела на них обоих, Буратино подкрался и стащил со стола самую пышную розу. Девочка вскрикнула и погналась за ним. Но он увернулся!
   — Оставь, Мальвина, это для читателя!
   Он протянул мне розу и сказал:
   — Напишите про нас, пожалуйста, новую сказку!
   Что тут началось!
   — Напишите сказку! — завизжали обезьянки и покатились кубарем вокруг меня.
   — Сказку! — завопили зайчата, забренчали кастрюльками, зазвенели ложками. Сова хохотала, лягушки квакали, Артемон лаял и кидался на всех.
   — В самом деле, напишите сказку про наши новые приключения! — сказала Мальвина.
   Тут все притихли и столпились вокруг, ожидая, что я скажу.
   — Но я никогда не пробовал писать... Ведь читатели только читают книжки, а сами не пишут...
   — Все сначала читают, а потом уже пишут! — сказал Буратино.
   — Да я бы рад! — прошептал я.
   — Ну вот и хорошо! — сказала Мальвина. — Папа Карло вам все расскажет. Вы только записывайте, что он будет говорить! Вот и выйдет сказка! Правда, папа Карло?
   Карло подумал, почесал себе подбородок и сказал:
   — Пожалуй, если наш читатель согласен...
   — Согласен! Согласен! — закричали все и захлопали в ладоши.
   — ...так мы попробуем сделать из него писателя, — докончил Карло.
   Тут меня усадили в кресло. Пьеро принес мне чистую тетрадку, а Мальвина — вечное золотое перышко. Карло закурил трубку. Буратино влез к нему на колени. Артемон улегся у его ног, обсасывая косточку. Остальные уселись вокруг и принялись за яблоки, виноград и мандарины.
   Карло стал рассказывать, а я записывать. А что я записал, об этом читай дальше.

Глава третья.
О том, как папа Карло заболел и куклы искали доктора

   Куклам жилось весело и счастливо у старого шарманщика. Они представляли волшебные сказки в чудесном театрике Буратино.
   Все ребятишки в Тарабарской стране знали и любили эти представления.
   Бывало, чуть Карло выходил на площадь, уже бежали со всех сторон босоногие, оборванные, чумазые малыши и кричали:
   — Сказку! Покажи сказку, папа Карло!
   Карло ставил свои ширмы, выпускал кукол, и тут начиналось веселье!
   Ребятишки смеялись, кричали, хлопали в ладоши.
   А богатенькие дети, заслышав шарманку, свешивались из окон дворцов, вываливались из золоченых карет, царапали и кусали своих нянек за то, что те не пускали их к папе Карло!
   Каждый, кто хоть одним глазком взглянул на кукольное представление, потом долго веселился. Подумает о Мальвине — улыбнется, подумает о Пьеро — рассмеется, вспомнит Буратино — расхохочется!
   А в Тарабарской стране был такой закон: богачи должны быть важными, бедняки — грустными, а смеяться никому не позволено!
   И вот однажды, когда Карло сидел дома со своими куклами и клеил им игрушки, дверь растворилась. Вошел толстый, жирный судья в большой шляпе с перьями. На шее у него висела золотая цепь. В руках была палка с хрустальным шаром на верхушке. Он был такой важный, что сразу было видно — он никогда в жизни не смеялся!
   Он вынул грамоту с королевской печатью и громко прочел ее.
   А в этой грамоте было написано, что король запрещает папе Карло показывать представления. А если он не послушается, ему отрубят голову!
   — Довольно смеха!
   Тут судья трижды стукнул жезлом об пол и выплыл в дверь, важный и нахохленный, как попугай.
   Папа Карло смотрел ему вслед и молчал. Он даже не улыбнулся, когда Буратино стал передразнивать судью: схватил кисточку от клея, стукнул три раза об пол и пропищал: «Довольно смеха!»
   Он только провел рукой по лбу, лег на свою колченогую кровать и повернулся лицом к стене.
   С той поры Карло заболел.
   Он больше не вставал с постели. Он худел, слабел и горел в сильном жару. И вот однажды ему стало так плохо, что Мальвина и Пьеро побежали за доктором.
   Была темная, ненастная ночь.
   Дождь барабанил по крышам.
   Дул мокрый, холодный, злой ветер.
   Мальвина и Пьеро бежали по улице. Они хотели позвать к папе Карло знаменитого доктора Помпилиуса. Этот доктор был очень важный. Он разъезжал по городу в великолепной коляске, и жирный мопс всегда сидел с ним рядом на бархатных подушках. Про него шла слава, что он может вылечить любую, даже самую опасную болезнь.
   И вот, когда куклы прибежали к дому, где жил доктор, дверь оказалась запертой. Дверная ручка скорчила им страшную рожу и прошипела:
   — Ступайте домой! Доктор уже спит!
   — А мы его разбудим! — сказали куклы. — Ведь у нас папа Карло заболел!
   И они храбро полезли по скользкой водосточной трубе к окошку, где еще виднелся свет.
   Доктор Помпилиус уже надел ночной колпак и собирался лечь спать. Вдруг кто-то постучал в окно.
   — Кто там? — заорал доктор, хватая со стены ружье.
   — Откройте, пожалуйста! — ответил тонкий голосок.
   Доктор подкрался к окну и с опаской отодвинул раму.
   Ветер и дождь хлестнули ему в лицо. За окном была непроглядная темень.
   Вдруг из темноты вышли две куклы — мальчик и девочка и, дрожа, остановились на подоконнике.
   — Это что за глупые шутки? Ступайте домой! — рассердился доктор.
   Куклы горько заплакали.
   — У нас папа Карло заболел. Мы боимся, что он умрет! Пойдемте к нему, господин доктор! Пропишите ему хорошее лекарство! — просили они и протягивали к доктору свои деревянные ручки.
   Доктор надел очки и строго посмотрел на незваных гостей.
   Платье на них было старенькое и мокрое, хоть выжимай. С рваных башмаков стекали грязные лужицы. Доктор нахмурился.
   — А есть ли у вашего папы денежки? Чем он мне заплатит за лечение?
   Куклы повесили головы.
   — У него нет денег... Он лежит больной и не может работать.
   — Га-га-га! — заорал доктор. — Как же вы смели стучаться в мое окно? Как смели пачкать мой чистый подоконник? Пошли прочь, нищие, бродяги, пошли прочь!
   Он сорвал свой ночной колпак, затопал ногами, швырнул одной туфлей в Мальвину, другой — в Пьеро, а сам раздулся, как шар, подпрыгнул под потолок, стукнулся и снова подпрыгнул... Тут все затрещало, загремело, загромыхало в докторском кабинете. Посыпались зеленые искры, завертелись черные круги, поползли огненные змеи...
   А доктор подпрыгивал и кричал:
   — Пошли прочь! Га-га-га! Пошли прочь! Я великий, я знаменитый, я несравненный доктор Помпилиус! Я никого не лечу даром!
   Заткнув уши и зажмурив глаза, куклы бросились на улицу. Доктор страшно захохотал им вслед и с треском захлопнул окно.
   Куклы снова очутились на мостовой. Они взялись за руки и пошли прочь, борясь с ветром и попадая в лужи. И вот при тусклом свете фонаря они увидели на углу золоченую вывеску: «Здесь живет добрый доктор Люмнилиус».
   Дверь была отворена, и они вошли в дом.
   Доктор Люмнилиус еще не ложился спать. Он сидел в кресле у камина, прихлебывал теплое молоко и читал толстую книгу с серебряными застежками. В этой книге было написано, что люди должны стать добрыми и любить друг друга, как братья. Тогда на земле не будет ни горя, ни нужды.
   — Ах вы, бедные птенчики! — воскликнул доктор, увидев Мальвину и Пьеро. А когда он узнал, что Карло лежит больной, в нужде и в горе, он даже заплакал от жалости.
   — Я добрый человек, деточки! — сказал он, обливаясь слезами. — Я не хочу зла вашему папе. Поэтому не просите меня, чтобы я его вылечил.
   — Нет, нет! Ведь жизнь бедняка — сплошное мучение. Пускай он лучше умрет. И ему будет спокойнее, и на земле станет меньше горя и нужды!
   Слезы катились, как горох, по лицу доктора, и вдруг эти слезы стали крупные, как сливы! Нос разбух и повис на сторону. Руки поползли, как жидкое тесто, по ручкам кресла. Ноги растеклись по ковру. Добрый доктор растаял и превратился в кисель.
   Он капал жирными каплями на раскрытую книгу и пришептывал:
   — Жаль мне вас, милые крошки! Ох, как жаль...
   Куклам стало страшно. Они бросились вон из дома. А доктор сначала захихикал, потом зас— меялся, потом захохотал и стал сгущаться. Руки и ноги у него затвердели, нос встал на место, и вот доктор уже сидел по-прежнему в кресле и читал свою толстую книгу!
   Но куклы этого не видели. Они ковыляли усталыми ножками по темной мостовой, вглядываясь в дверные вывески. Дождь слепил им глаза. Они искали другого доктора.
   Ведь папа Карло лежал больной, и ему нужно было помочь.

Глава четвертая.
О том, что посоветовали папе Карло лесные доктора

   Карло лежал в своей каморке, укрытый старым одеялом. Буратино и Артемон сидели возле него. В доме не было ни корочки хлеба, ни полешка дров. Последний огарок тускло мигал на столе. Тени в углах росли, густели, лезли на потолок. Казалось — погаснет огонек, нахлынет темнота, и умрет Карло... Вот какое печальное было время!
   Буратино вытирал полотенцем горячий лоб больного. А пудель
   положил морду на край постели и, грустно помаргивая, глядел на хозяина добрыми черными глазами.
   Они ждали доктора, но доктор не приходил.
   Наконец вернулась Мальвина, мокрая, озябшая. Ни один доктор в городе не согласился лечить Карло. Пьеро побежал в лес — может быть, там найдется доктор?
   — А если не найдется, — сказала Мальвина, стягивая с себя мокрые чулки, — так я всю Тарабарскую страну обойду и весь земной шар обыщу, а уж найду доктора для папы Карло.
   — Спасибо, девочка! — прошептал Карло и погладил ее по голубым волосам.
   И все четверо стали опять ждать доктора.
   Занялось утро. Под окном чирикнула птица. Над соседней крышей просиял кусочек оранжевого неба. И вот кто-то быстро и весело пробежал по лестнице. Это был Пьеро.
   — Папа Карло, я привел докторов! — крикнул он. — Вот они!
   А в дверь уже входили лесные доктора — профессор Сова, фельдшерица Жаба и народный знахарь Жук-Богомол. В каморке сразу запахло сосновой хвоей, болотом и свежими лесными травами. Карло улыбнулся, Мальвина сделала книксен, а Буратино стал на голову и задрыгал ногами от радости!
   Сова выступила вперед и сказала:
   — Папа Карло! Мы простые лесные звери, не ученые, как другие доктора! Но мы вас любим и будем лечить бесплатно!
   — Прекрасно придумано! — вскричали куклы.
   Доктора пожелали осмотреть больного. Сова долго слушала его сердце, задумчиво хлопая круглыми желтыми глазами. Жаба осторожно пощупала его живот мягкой и влажной лапой. А Жук-Богомол слегка постучал его по коленке своей сухонькой ручкой, похожей на увядший стебелек. Потом они долго качали головами.
   Множество больных вылечили они на своем веку, но такой странной болезни еще не видывали. Случалось им перевязывать птенчику сломанное крыло, вправлять белке вывихнутую лапку, выдергивать ежу больной зуб, лечить кошек от головной боли, а лягушек — от сердеч— ных припадков. Но болезнь папы Карло была совсем особенная. У него ничего не болело, и все же он был тяжело болен.
   Наконец Сова вынула из кармана клетчатый платок, протерла очки, откашлялась и сказала:
   — Болезнь очень опасная! Вам, папа Карло, не хватает счастья! Постарайтесь его раздобыть!
   — Ах, счастье — лучшее лекарство! — вздохнула Жаба.
   А Жук-Богомол одернул свой серый сюртук, надел шляпу и сказал:
   — Принимайте счастье в порошке или в пилюлях. Это вас спасет!
   Они поклонились и ушли.
   — Да где же его взять, счастье-то? — спохватился Карло.
   Но доктора не ответили. Они спешили в лес. Там у большого дупла их ждали больные звери с простыми лесными болезнями. Еж-аптекарь уже выдавал лекарства — целебные травки, чистую сосновую смолу и утреннюю росу в желудевых чашечках. Докторам было некогда рассуждать с папой Карло о человеческом счастье. Да вряд ли они и знали, где оно водится.
   И вот куклы стали придумывать, где бы им достать счастье для больного Карло.
   — Я придумал! — сказал Пьеро. — Я сбегаю в аптеку, попрошу счастья в долг — хоть на копеечку. Может быть, дадут?
   — Ты дурак! — ответила Мальвина.
   Пьеро обиделся и замолчал.
   А Буратино влез на коробочку, приосанился и сказал:
   — Слушайте, куклы! Дома сидеть — счастья не видать. Давайте пойдем по свету. Станем спрашивать встречных и поперечных, заглянем во все норы и закоулки. Может быть, и найдем счастье для папы Карло!
   — Пойдем! — сказала Мальвина и тряхнула головой.
   — Пойдем! — повторил Пьеро, утирая слезы.
   А пудель заскулил и стал рваться в дверь. Он тоже хотел искать счастья для папы Карло.
   — Ступайте, детки, прогуляйтесь по воздуху! — сказал Карло. — Только не огорчайтесь, если не найдете счастья. Счастье, говорят, на земле не валяется и в аптеке не продается. Горя у нас хоть отбавляй, а про счастье давненько не слыхано!
   — А мы все-таки его найдем! — сказали куклы. Они поцеловали папу Карло, надели свои колпачки, кликнули собаку и вышли из дома.
   Нелегкое это было дело — найти счастье в Тарабарской стране. Поля заросли там бурьяном, а улицы — грязью. В разрушенных домах прятались голодные, оборванные дети. А если они выползали на свет, вороны принимали их за огородные пугала. И, глухо каркая, садились им на головы.
   Но куклы не унывали. Светило солнышко, просыхали вчерашние лужи. Смешно чирикали воробьи. Весело болтая, куклы вышли на перекресток.
   — Я пойду в лес! — сказал Буратино и повернул направо.
   — А я — в поле, — сказал Пьеро и побежал налево.
   — А я — в город, — сказала Мальвина и пошла прямо по дороге. Артемон побежал за ней.
   Каждый из них надеялся найти счастье.

Глава пятая.
О том, как мальчики искали счастье

   В это самое время к дому, где жил Карло, подошел Карабас. Шляпа на нем блестела, сапоги поскрипывали, сизая борода развевалась по ветру, как флаг. Он опять стал важный и гордый.
   Он просил короля, чтобы ему позволили снова открыть кукольный театр на Королевской площади. Он пообещал, что будет показывать только скучные представления, такие скучные, что ни одна душа не рассмеется!
   Король позволил. Карабас раздулся от важности, как индюк. Он уже воображал себя директором чудесного кукольного театра!
   С усмешкой поглядел Карабас вслед уходящим куклам. Потом он протопал наверх, в каморку шарманщика, и гаркнул:
   — Эй, Карло, ты жив или помер? Отвечай!