- Мы должны как-нибудь завалить вход, - проворчал Харви.
   - Черт! - воскликнул Лефти. - Почему же они не идут?
   Стоун тоже недоумевал.
   Внезапно, вся долина осветилась вспышкой молнии, которая гигантским зигзагом прорезала небо. Раздался оглушительный удар грома, эхом прокатившийся по всему каньону. Казалось, даже нависавшая над пещерой скала покачнулась. Молния сверкнула вновь, и воздух содрогнулся от новых раскатов грома, еще более страшных, чем предыдущий. К этому грохоту присоединился шум падающей сверху воды.
   Огонь внизу зашипел и погас. Из-за сплошной стены дождя ничего не было видно. Разыгралась настоящая буря. Насыщенный влагой воздух устремился вниз по каньону. В пещере стало трудно дышать. Такое буйство стихии не могло продолжаться долго. Никто из прятавшихся в пещере людей не мог бы сказать, сколько времени прошло с начала грозы. Молния продолжала сверкать, озаряя дно каньона, которое сотни тонн льющейся с неба воды превратили в сплошной пенный поток. Он несся, смывая все на своем пути, вырывая с корнем деревья. Уровень воды поднялся почти до самого входа в пещеру. Проплывавшее мимо бревно, словно таран, ударило в заграждение, построенное пленниками для защиты от индейцев. Сами они сидели безмолвно, неподвижно, с трудом веря в свое избавление. Вода начала понемногу спадать. Резко похолодало, и пронизывающий ветер заставил их очнуться.
   Харви развел огонь. Больше не было нужды экономить дрова. Стоило лишь дождаться рассвета, и путь к плоскогорью был открыт. Апачи были больше не страшны. Этой ночью они в последний раз вышли на тропу войны. Бешеный поток, пронесшийся с ревом по каньону, никого не оставил в живых. Лишь стервятникам предстояло подвести итоги разыгравшейся трагедии.
   Глава девятая. На плоскогорье Моголлон
   Наступило утро. Воздух после грозы был свеж и удивительно прозрачен. Четверо мужчин после скудного завтрака с трудом выбрались из пещеры. Каньон невозможно было узнать. Все деревья были повалены, многие из них исчезли бесследно. Огромные валуны были сдвинуты с места, все вокруг было забрызгано грязью и илом. В том месте, где ущелье соединялось с главным каньоном, виднелось нагромождение вырванных с корнем деревьев. В небе парили стервятники. Апачей нигде не было видно.
   - Да, - сказал Харви. - Сто против одного, что никто не уцелел. Буря была слишком неожиданной и слишком сильной. Где-то вниз по каньону должны быть горы трупов. Посмотрите на стервятников.
   - Теперь послушайте! - продолжил он. - Раз индейцы погибли, то вряд ли когда-нибудь кто-либо узнает правду о том, что здесь произошло. Сначала я думал, что покалеченного индейца сразу же повезут в резервацию, но, поразмыслив как следует, я решил, что они слишком торопились за подмогой, чтобы возиться с ним. Краснокожие вообще не слишком заботятся о своих раненых, лишь бы их скальпы не достались врагу. В самой резервации обо всем случившемся будут помалкивать, или я плохо знаю индейцев. Солдаты, посланные на поиски, ни о чем не догадываются, найдя тела. Составят рапорт о происшедшем и в ответ придут инструкции о более тщательной охране резервации. Так что, с если мы будем держать язык за зубами, никто ничего не узнает. Я считаю, что после того, как вы раздобудете новое снаряжение, можно будет снова отправляться на поиски золота. Судя по всему, такой сильный ливень прошел не везде, и тропинка на плоскогорье, я надеюсь, уцелела. Надо добраться до источника, указанного на карте, а затем спуститься в долину Верде за новым снаряжением. По дороге мы можем наткнуться на туберкулезный санаторий. Это кратчайший и самый легкий путь. Но надо отправляться прямо сейчас. Еда и дрова на исходе. Хили нуждается в медицинской помощи, а если мы найдем санаторий, значит, будет и врач.
   За ночь рука Хили покраснела и отекла. Рана сильно беспокоила его, и он не был склонен молча переносить страдания.
   - Теперь вы все должны обо мне заботиться. Я для вас слишком большая ценность, если только вы еще не оставили мысль найти золото. Без того, что знаю я один, вам не обойтись, Стоун. Я еще не все рассказал, и в случае чего, унесу это с собой в могилу. Так что смотрите за мной получше.
   Он мрачно усмехнулся, и Стоуну показалось, учитывая состояние раны, что мрачный юмор Хили мог быть признаком начинающегося бреда. Ему показалось обидным, что Хили надеялся на их помощь лишь потому, что знал важный секрет.
   Каньон Каменных Людей имел форму наконечника стрелы и сужался по мере того, как путешественники приближались к его острию. Речка, вдоль которой они шли, петляла среди камней и исчезала у основания базальтовых скал, которые как бы отгораживали ее истоки от известняковых пород. Именно поэтому, вода в реке была чистой, без примеси извести.
   - Это последнее место, где мы можем напиться и пополнить свои запасы воды, - сказал Харви. - Я никогда не видел бассейн с двумя окаменевшими людьми. Думаю, что он где-то среди террас. Разыскивать его нет времени. Здесь тропинка уходит вверх. Мы должны пройти как можно больше, пока не кончилась еда. Дорога предстоит длинная.
   На середине пути вверх по скале путешественникам встретилось много террас, покрытых чем-то, похожим на гуано. Стоун решил, что это минеральные отложения. Вершина каньона выглядела, как картина кисти художника-модерниста, изображающая врата ада. Для полноты впечатления не хватало лишь клубов пара. Поток, который орошал землю ниже по течению, делая ее плодородной, здесь протекал по узкому руслу, выточенному в камне. Поэтому, кругом не было ни травинки, ни деревца, даже кактусы не росли здесь.
   Внизу, словно зияющая рана, лежало разоренное ночной грозой ущелье. Хаотическое нагромождение скал вокруг отсвечивало всеми цветами радуги. Трещины в скалах при свете солнца казались багровыми на фоне белоснежного известняка. Карабкаться по тропе было нелегко, особенно из-за Хили, которого приходилось поддерживать под здоровую руку. Солнце припекало все сильнее, скалы накалялись и обжигали пальцы поднимающихся шаг за шагом людей. Тяжесть фляг с водой, оружия и патронов становилась непереносимой. Оружие Хили остальные трое мужчин разделили между собой.
   - Я думаю, надо спрятать где-нибудь здесь эти чертовы ружья, - сказал Лефти. - Мы заберем их на обратном пути.
   После небольшого совещания его предложение было принято. Каждый оставил себе по револьверу и небольшому запасу патронов.
   - Лучше пропустить один или два приема пищи, - сказал Харви. - Позже она нам будет нужнее.
   - Конечно, - отозвался Ларкин язвительно. - Ничто на свете так не улучшает аппетит, как голод. И это прекрасное лекарство от несварения желудка. Посмотрите-ка вперед. Если эту тропу проложили горные козлы, то это не иначе как помесь козлов с орлами.
   Они подошли к одному из тех мест, где тропинка упиралась в голую скалу, и чтобы продолжить путь, необходимо было одолеть несколько футов абсолютно гладкой стены. В одиночку сделать это было невозможно. Повсюду, однако, были бесспорные доказательства того, что этой тропой постоянно пользовались горные козлы и, возможно, койоты.
   Ларкин встал на плечи Стоуну и забрался наверх. Затем Стоун и Харви с большим трудом подняли Хили, а Лефти втащил его наверх. Хили даже не пытался как-то помочь им в этом деле, зато в изобилии сыпал проклятиями, особенно в адрес Лефти. Наконец, кокни не выдержал и, обернувшись к Хили, произнес сквозь зубы:
   - Еще одно слово, и все золото на этой проклятой земле не удержит меня от того, чтобы сбросить тебя с самой высокой скалы. Запомни это хорошенько.
   Хили попытался отшутиться, но впредь уже гораздо тщательнее выбирал выражения. Он не сомневался, что Ларкин может сдержать свое обещание. Впереди был очередной подъем. Стоун подставил спину Лефти, который взобрался на нее, ухватился своими короткими пальцами за трещину в камне, подтянулся и, перекинувшись за край, на минуту исчез из виду.
   - Я обнаружил Каменных Людей! - сказал он немного погодя. - Ну и зрелище! Поднимайте скорее Хили и сами поторопитесь.
   Забравшись на уступ, они перегнулись через другой его край и посмотрели вниз. На отлогом склоне виднелось множество выемок в форме чаш, по которым каскадом стекала вниз мутная от извести вода. Края этих чаш были белые, как мрамор, а вода в них имела ультрамариновый оттенок. Лефти указал на самую верхнюю чашу.
   - Прикройте глаза от солнца, - сказал он. - Глубина там, наверное, от двадцати до тридцати футов, а они лежат на самом дне, по одному с каждой стороны. Видите их?
   Было невозможно разглядеть черты и даже цвет кожи двух фигур, лежащих на дне, словно большие затаившиеся рыбы. Из-за оттенка воды они казались темно-голубыми. На них не было никакой одежды. Похоже, что у одного из них была борода, значит, по крайней мере, он не был индейцем. Тела двух людей были пропитаны известью, предохраняющей их от разложения. Эти несчастные либо упали, либо были сброшены туда с вершины плоскогорья, до которой было не менее двухсот футов. Это могло случиться и десять, и сто лет назад. И еще тысячу лет они могли пролежать непотревоженными.
   - Их надо похоронить по-христиански, - сказал Харви. - Как-нибудь я вернусь сюда с веревками и достану их. У них обоих сняли скальпы.
   - Вот это глаза! - сказал Стоун. - Я не сумел этого рассмотреть.
   - Посмотри! У них на головах не видно волос. Не так ли? Зато хорошо видна борода. Мужчины на равнинах и в пустынях в те времена носили длинные волосы. Вождь же сказал, что они пришли сюда, когда он был еще ребенком. Правда оба мужчины могли быть лысыми, но я в этом сомневаюсь. Скорее всего, их оскальпировали и сбросили вниз. Совершенно голые, не так ли? Это дело рук индейцев. Как только смогу, я вернусь сюда и похороню их.
   - И я с тобой, - сказал Стоун. - Есть у меня одна идея насчет того, кто бы это мог быть. По крайней мере, один из них. Харви удивленно посмотрел на Стоуна, но ничего не спросил.
   - Сейчас мы этим заняться не можем, это ясно. Нам надо торопиться. Пойдем. Харви постоял еще немного с непокрытой головой под палящим солнцем, глядя на бренные останки людей, законсервированных столь страшным способом. Ларкин и Стоун последовали его примеру, тогда как Хили, бросив короткий взгляд, отошел в тень валуна. Вид каменной чаши с лежащими на дне фигурами просто потряс его. Хили очень страдал от боли и жаловался на слишком тесную повязку. Его рука сильно опухла, вид у раны с багровыми, воспаленными краями был угрожающий.
   - Вы должны поскорее доставить меня куда-нибудь, а то будет поздно, сказал он Стоуну, который промывал рану водой из своих скудных запасов. От боли у меня кружится голова. У меня уже болит плечо. Вам бы, наверное, хотелось дать мне что-нибудь усыпляющее, а, Стоун? А потом оставить меня лежать где-нибудь по дороге или сбросить со скалы, как предлагал Лефти. Бросьте меня к этим двоим. Законсервируйте до Судно Дня. Почему вы этого не делаете, а, ребята? Все равно вам уже не достичь цели. Вы оба меня ненавидите, но вынуждены заботиться обо мне. Промываете мне рану своей водой. Выделили двойной паек. Ха-ха-ха!
   С Хили случилась истерика. Глаза его лихорадочно горели. У него был жар. Стоун остановил кипящего от возмущения Лефти.
   - Хили не понимает, что говорит. Не обращай на него внимания. Нам пора в дорогу.
   Полуденное солнце застало их медленно бредущими по плато на запад. С южной оконечности этого плато открывался вид на бассейн Тонто, а еще дальше к югу виднелась горная цепь Апачи, откуда они начали свой путь. На северо-западе одиноко возвышался холм, почти красный под безжалостными лучами солнца, а на севере ослепительно сверкали заснеженные вершины пиков Св. Франциска, О'Лири и Кендрик. Люди с трудом передвигали ноги, над головой было безоблачное небо, под ногами лежала выжженная земля, вокруг, насколько хватало глаз, простиралась пустыня. Еды у них почти не осталось, во флягах плескалось немного теплой воды. Силы медленно покидали их.
   Они ушли из бассейна Тонто, где, по крайней мере, было достаточно еды, хотя и малосъедобной. Здесь же у них была лишь горсть муки да пара унций бекона, сэкономленные на последнем привале. Страх перед неизвестностью, горькие мысли о тщетности их борьбы за выживание и о неминуемой смерти отнимали остатки сил.
   Раза два путники останавливались передохнуть, но кругом не было ни единой тени, кроме их собственных, и такие привалы не приносили облегчения. В полдень они достигли округлой вершины пика Промонтори и с нее осмотрели халцедоновое плато, которое они штурмовали три дня назад. На плато Харви заметил какие-то движущиеся точки, размером не больше муравьев. Стоун выслушал это известие равнодушно. Его веки отяжелели, глазам было больно смотреть. Ларкин был не в лучшем состоянии.
   - Черт с ними, - пробормотал он. - Не поверю, что нашлись еще глупцы, рискнувшие отправиться в эти места. Только золото могло толкнуть меня на эту авантюру, но сейчас я с радостью отдал бы свою долю, лишь бы оказаться подальше отсюда.
   Что касается Хили, то он ничего не видел вокруг себя. У него начался жар и в полубредовом состоянии он перестал чувствовать боль от раны, перестал страдать от жары и от жажды. Казалось, к нему вновь вернулись силы, и он больше никого не просил заботиться о нем. Долго это не могло продолжаться, но какое-то время он довольно бодро шел вместе со всеми, что-то бормоча себе под нос, иногда смеясь.
   Остальные передвигались молча. В сердцах Стоуна, Лефти и Харви постепенно росло уважение к стойкости и выносливости своих товарищей, и каждый из них принял для себя решение довести дело до конца.
   Солнце пекло все сильнее. Губы медленно бредущих по раскаленному песку людей покрылись сухой коркой, языки распухли до такой степени, что вываливались изо рта; при этом из потрескавшихся губ начинала сочиться кровь.
   Перед самыми сумерками подул легкий ветерок, поднимая тучи песка, швыряя его в слезящиеся глаза путников. Расстояние до холма, казалось, ничуть не уменьшалось, несмотря на все их усилия. Издалека холм был похож на севший на мель корабль, хотя такое сравнение казалось абсурдным в этой безводной пустыне. Нос корабля был обращен на запад, куда они и сами направлялись, подгоняемые клонящимся к закату солнцем. Необходимо было найти убежище на ночь. Ночь должна была принести с собой холод, а шансов найти топливо для костра не было никаких. Все, что можно было сделать, это вырыть в песке углубление, сбиться вместе, как это делают овцы, и переждать ночь.
   Хили в своем безумии вырвался вперед, хотя остальные почти не обратили на это внимание. С тех пор, как Хили перестал нуждаться в помощи, каждый из них брел сам по себе, занятый своими мыслями. Неожиданно Хили остановился и попытался что-то сказать, указывая на песок впереди себя. Проследив за его рукой, трое мужчин с возрастающим беспокойством и страхом обнаружили слегка присыпанные песком, но все еще отчетливые отпечатки крупных рассеченных копыт. Их было всего четыре. Может быть ветер засыпал остальные, а может?..
   В лучах заходящего солнца следы стали еще отчетливее. Подул легкий ветерок, предвестник ночной прохлады, и стоящих в оцепенении людей охватил озноб. Вдруг Хили, с трудом раскрыв рот, закричал хриплым голосом:
   - Дьявол! Это следы дьявола!
   Действительно, в пустыне, где на огромном пространстве не было видно никого, кроме змей, ящериц, мохнатых пауков да четверых измученных мужчин, эти следы производили жуткое впечатление.
   Хили лишь выразил словами то, что пришло в голову каждому из них. Конечно, при других обстоятельствах это показалось бы абсурдом, но здесь, в пустыне, среди леденящего душу безмолвия и бескрайних раскаленных песков, нетрудно было поверить, что сам Сатана, облетая свои владения, мимоходом коснулся земли. Люди стали в тревоге озираться вокруг. Не стоило забывать о том, что они были истощены, измучены голодом и жаждой, их мозг был одурманен страданием. Слова Хили попали на благодатную почву. Диск солнца цвета расплавленной меди завис напоследок над западным краем плато и начал медленно опускаться. Над пустыней сгустились сумерки.
   Стоун первый очнулся от наваждения. Ему пришла в голову мысль о том, что в этой американской Сахаре, части Великой Американской Пустыни, могли сохраниться какие-нибудь доисторические животные. В конечном итоге, его мысли свелись к тому, что впереди их может подстерегать опасность и надо быть к ней готовыми. У них было оружие и они могли себя защитить. Стоун с трудом достал из кобуры револьвер и кивнул Лефти и Харви. Те кивнули в ответ и тоже достали оружие. Хили сидел на корточках, ощупывая следы.
   Когда окончательно стемнело, отряд устроил привал, и Харви разделил поровну остатки пищи. Хили положил на ладонь свою долю и вдруг, словно расшалившийся ребенок, забросил ее в темноту. Ларкин бросился искать драгоценные крохи, но в темноте это было бесполезно. Харви понемногу начал выкапывать себе в мягком песке яму для ночлега. Лефти и Стоун последовали его примеру. Песок еще хранил тепло, и они засыпали себя им, как дети на пляже. Хили тоже был уложен в яму и засыпан песком, с покорностью ребенка приняв эту заботу о себе. Стоун не мог отделаться от мысли, что они сами себе вырыли могилы.
   Среди ночи кто-то схватил его за руку. Стоун вскочил, раскидав свой песчаный саван, и выхватил револьвер. Он увидал лежащего в песке Лефти, а над ним склонилась туша какого-то крупного мохнатого животного с уродливым телом и длинной шеей. От зверя исходил мускусный запах. Он шумно вздохнул, и его губы завернулись, обнажив крупные зубы. Ларкин выстрелил. Зверь заревел, развернулся и галопом помчался прочь, неуклюже переваливаясь на ходу. Стоун увидел искаженное страхом лицо Лефти с вытаращенными глазами, и его разобрал смех. Он истерически захохотал, но, когда, наконец, успокоился, он не мог говорить, чтобы объяснить причину своего смеха Лефти и Харви, который по-прежнему смотрел вслед странному зверю, нанесшему им визит. Звук выстрела не разбудил Хили.
   Стоун взял палец Лефти и написал им на песке семь заглавных букв. Ларкин все еще смотрел недоумевающе. Пришлось, с трудом двигая языком, объяснять, что когда-то в Аризоне была предпринята безуспешная попытка разводить в качестве вьючных животных верблюдов, часть из которых одичала и разбрелась по пустыне.
   В конце концов, Харви снова улегся. Смущенный Лефти и Стоун тоже вернулись в свои ямы. Но за это время они сильно продрогли и не смогли больше заснуть. Ночь принесла некоторое облегчение. Отек губ, языка и горла спал настолько, что они смогли переговариваться хриплым шепотом. Ларкин, несмотря на все объяснения Стоуна, никак не мог поверить в существование верблюда.
   - Таких зверей просто не может быть, - приговаривал он.
   Начинало светать. С первыми лучами солнца они стали нехотя выбираться из своих ям. "Ожившие трупы", - как метко заметил Лефти. С трудом поднявшись на ноги, они посмотрели на Хили. Ночью ему удалось каким-то образом избавиться от своей повязки, и вид его раны был ужасен. Глаза его были открыты, но, казалось, он не видел ничего вокруг. Стоун взял его флягу. Она была пуста. Затычка от нее куда-то подевалась. Хили стал понемногу вливать Хили в рот воду из своей фляги до тех пор, пока тому не удалось сделать несколько глотков. Затем они подняли его. Ноги Хили подгибались. Он совсем обессилел, не мог даже самостоятельно стоять. Трое мужчин переглянулись.
   - Я думаю, вчера мы сделали около пятнадцати миль, - тихо сказал Лефти. - Примерно столько же осталось до Чистого Ручья. Добраться туда будет трудно даже без него. Отправляйтесь туда вдвоем. А я останусь с ним. Потом вы пришлете за нами.
   Стоун посмотрел на Лефти.
   - Хили сказал, что мы должны заботиться о нем. Что ж, он оказался прав. Но только я делаю это не ради золота. Я бы не бросил его здесь и за целую гору золота. Хотя он и никогда не доверял нам. Ты иди вперед, Харви. Ларкин и я понесем Хили, как сумеем. Что скажешь, Лефти?
   - Мы можем сделать из рук сиденье и понести его. Конечно, он негодяй, но все же человек. А теперь поспеши, Харви, потому что я хочу завтракать, усмехнулся он.
   Это было наилучшее решение. Харви был не слабее любого из них и хорошо знал пустыню. В последний раз они все вместе посмотрели на карту. Сбиться с пути было невозможно. На западе в плоскогорье Моголлон вклинивался каньон Чистого Ручья. Они никак не смогли бы пройти мимо этого ущелья. Обсуждать детали не имело смысла. Стоун настоял, чтобы Харви взял с собой ровно треть оставшейся воды. У них оставалось две порции воды на троих, но Харви надо было спешить, и каждая капля могла иметь решающее значение. Харви затянул потуже ремень, заложил за левую щеку кусок жевательного табака и пожал руки Стоуну и Лефти. Хили неподвижно лежал на возвышении из песка. Лицо его было отсутствующим. Харви пошел вперед большими шагами.
   - В нем нет ни капли хитрости, - сказал Лефти, указывая на удаляющегося Харви. - Я подозревал, что он в сговоре с Хили, но это не так. Это золото сделало меня подозрительным. Но Дику можно доверять. А теперь мы должны тащить этого типа, и готов спорить на что угодно, он еще и умрет на наших руках. Ты лучше жуй табак. От курения слишком сохнет во рту. Послушай, а что за штука этот верблюд? Я думаю, что ты просто разыграл меня прошлой ночью. Вот если бы я его убил! Может, мы нашли бы воду в одном из его горбов? И уж во всяком случае, были бы с мясом. О, Господи! Мясо!
   Одна лишь мысль владела ими, когда они передвигались почти ползком, держа Хили на скрещенных руках. Неотвязная мысль о еде и воде. Это было как наваждение. Им мерещились сочные фрукты, прохладные напитки, фонтаны пресной воды. По иронии судьбы, Хили страдал меньше других. Он впал в какое-то подобие комы, что сделало его невосприимчивым к боли, голоду и жажде. Двое несущих его людей уже забыли о том, что он для них значил. Они помнили лишь то, что должны нести Хили и идти вперед, невзирая ни на что.
   Однажды они увидели мираж. Озеро чистой воды в окружении деревьев. Они долго смотрели на него, собираясь с силами, чтобы подняться и добрести туда, но чары вскоре рассеялись.
   Около полудня изнемогающие от жары люди увидели кактус. Каким чудом на этой бесплодной земле выросло это зеленое растение, первое увиденное ими с тех пор, как они ступили на плоскогорье? Наполовину ослепшие, они почти наткнулись на его колючий ствол. Полчаса назад они израсходовали остаток воды, которого хватило лишь на то, чтобы смочить всем троим губы.
   Для Ларкина кактус был всего-навсего капризом природы. Стоун подполз к нему на четвереньках, достал свой нож и сделал на кактусе глубокий надрез, пытаясь добраться до сердцевины, где скапливается прохладный сок.
   Целый два часа они оставались возле кактуса, поедая ломтики его нежной мякоти и скармливая небольшие кусочки Хили, пока рассеченный кактус не завял на солнце. Сильнее всего животворная влага подействовала на Хили. Она придала ему сил настолько, что при поддержке Стоуна и Лефти уже был в состоянии делать по нескольку шагов за раз. Сок кактуса снова вернул им способность говорить, но Стоун и Лефти этим не воспользовались. Вместо этого они прислушивались к невнятному бормотанию Хили.
   - Мы все проиграли, - хрипло повторял Хили. - И Стоун, и Лефти, черт бы их побрал. Но и ты, Кастро, тоже проиграл, ты, хитрый жирный дьявол. Ты и я, мы оба проиграли. Банк сорвали апачи. Мы видели следы дьявола в пустыне - он победил...
   Изо рта раненого вылетали отдельные слова и бессвязные обрывки фраз. Произнесенное несколько раз имя Кастро привлекло внимание Стоуна, хотя он сам был слишком слаб, чтобы анализировать услышанное.
   Около четырех часов все трое упали в песок и больше не поднялись. Еще через полчаса в небе появился первый стервятник.
   К пяти часам уже шесть птиц сидели рядом с потерявшими сознание путниками и. вытягивая свои длинные голые шеи, с нетерпением ждали начала своей страшной трапезы.
   Глава десятая. Пегги Фернисс
   Сами того не зная, Стоун, Лефти и Хили преодолели самую трудную, самую непроходимую часть плоскогорья - песчаную равнину, слишком засушливую даже для кактусов. Тот кактус, который так удачно встретился им на пути, стоял несколько в стороне от густых зарослей этих растений, таких высоких, что скрывали с головой всадника, сидящего на лошади.
   Среди этих гигантских колючих серо-зеленых кактусов, усыпанных мириадами блестящих цветков, петляя, прокладывал себе дорогу небольшой фордик модели "Тин Лиззи". Более тяжелая машина наверняка бы забуксовала в этих песках, а эта двухцилиндровая малышка, пыхтя и пуская пар из радиатора, уверенно продвигалась вперед.
   Руки, держащие руль, - а ведь требовалась известная сила и сноровка, чтобы управлять машиной на такой дороге, - принадлежали девушке. Девушка была одета в юбку цвета хаки и матросскую блузу, под широким воротником которой был повязан алый галстук. Копну белокурых вьющихся волос прикрывала соломенная шляпка, завязанная под подбородком на старомодный манер. Маленькие ножки, лежащие на педалях управления, были обуты в легкие парусиновые тапочки, тогда как остальная одежда была из дорогого шелка. Ее голубые глаза внимательно следили за дорогой, а маленькая складка между бровями свидетельствовала о том, с какой серьезностью девушка относится к своей задаче. О том же говорил и упрямо выставленный вперед подбородок с ямочкой посередине.