— Мне не наплевать на его ультиматум, — бурчу я. — Вчерашний день так хорошо начинался, но все пошло прахом, когда мне на пути повстречался идиот в женском платье. Как ты не понимаешь? Я полагала, что сумею достичь даже большего, чем ожидает от меня Джим. Две сделки вместо одной. Две. Я хотела убедить его, что я изменилась. Но все мои надежды рассеялись как дым. — Я безнадежно машу рукой. — И все из-за тебя.
— Из-за меня? — Бладхаунд делает удивленные глаза и откатывает свое кресло подальше — на всякий случай. Может, боится, что я снова примусь за старое?.. — Но чем же я виноват, если Фредерик решил переделаться в женщину?
— Но именно ты навел его на меня.
— Да, потому что я знал, что его компании нужны займы. И ничего не знал об этих… заморочках с половой принадлежностью, — протестует Бладхаунд. — Я бы не стал предлагать тебе этот путь, если б знал, что все так обернется. — Он отворачивается к экрану. Его спина выражает жестокую обиду.
Я знаю, что он прав. Бладхаунд может быть надоедлив, но он не мстителен. Просто похмелье заставляет меня быть стервозной. Я подозреваю, что и Бладхаунд это понимает, поскольку по прошествии двадцати минут холодного молчания оборачивается испрашивает, не хочу ли я кофе. И предлагает сходить за датскими пирожными. Подлец! Знает ведь, что это предложение, от которого я не смогу отказаться. Десять минут проходит в тишине — пока мы жуем пирожные. Потом Бладхаунд говорит:
— Лили вчера дождалась твоего возвращения? Как она поживает?
— Дождалась. Поживает прекрасно.
Бладхаунду незачем знать, что Лили натянула на себя пластиковый передник — вроде тех, что используют санитары «скорой помощи», перестелила простыни и поставила возле кровати тазик. Когда я приехала, она стояла перед домом, болтая с мороженщиком. Из его фургончика доносились «Зеленые рукава». В итоге эта кошмарная мелодия пронизывала все мои пьяные сны. Мне грезилось, что я — Гиневра. Я стояла возле окна, и мои тициановские кудри струились по плечам и падали на спину. А Киаран, само собой, был влюбленным сэром Ланселотом. Он прискакал под мое окошко, дабы спасти меня от тягот и забот, что вечно преследуют королеву…
— Она приготовила мне чашку крепкого кофе и велела выпить все до дна, а потом уложила в постель. Я отрубилась часов около восьми, а когда проснулась, обнаружила ее записку Она сообщала, что ты звонил вечером — очень мило с твоей стороны, а также, что купила круассаны, поскольку французская пекарня распродавала их по дешевке. Если я их не съем, Лили несомненно приготовит пудинг по рецепту какого-нибудь Гэри Родеса или еще что… В общем, она впихнет их в меня — в том или ином виде.
Бладхаунд хихикает:
— Я позвонил Джулии. И еще — сказал Джиму, что у тебя встреча с клиентом в Ритц — за чашечкой чая.
— С чем тебя и поздравляю. — Я, послюнявив палец, принимаюсь собирать со стола упавшие крошки. — И прости за то, что я на тебя накричала. Это все похмелье виновато. (Он кивает.) Джулия, надо сказать, так мне и не перезвонила. Может, нашла себе другую собутыльницу? Она говорила тебе что-нибудь по этому поводу?
— Нет. Зато она говорила, что собирается тебе позвонить. — Бладхаунд кивает мне и отворачивается к своему монитору. — Кофе кончился, пора за работу. В следующий раз пирожные с тебя.
Джулия на месте, впрочем, это терпит. Не буду звонить: может, у нее все-таки проснется совесть? Почему, интересно, она не дала себе труда позвонить сама? Трудно было сказать несколько ободряющих слов? Тем временем звонит Лили. Она желает знать, добралась ли я до рабочего места. А что, у нее были сомнения?.. Следующим номером на связи доктор Норико. Интересуется, как продвигается дело. Я сообщаю, что все идет точно по плану — разве что возникли маленькие затруднения технического характера, но они разрешатся в наиближайшее время. Разумеется, я опускаю свои вчерашние переговоры с департаментом кредитов. Незачем.
Джулия все никак не звонит. В конце концов я теряю терпение и набираю ее номер.
— Привет, — говорю я самым что ни на есть ледяным тоном. — Как приятно тебя слышать… Где, интересно, ты была вчера вечером, когда я так нуждалась в тебе?
— Как это где? В«Мет-баре». Я же говорила. — Голос Джулии звучит довольно-таки растерянно.
— Когда это ты говорила?
— Вчера вечером, когда звонила — около десяти. Ты была очень сонная и несла какую-то чушь про короля Артура. Ты что, не помнишь?
— Да брось… — Некоторое время я пребываю в ступоре. — Я просто шучу. Интересно мне знать, с кем это ты была в«Мет-баре»? У тебя что, появился приятель? Тогда просто нечестно скрывать это от меня.
— Не смеши меня, — фыркает Джулия. — Как ты себя чувствуешь? Лучше?
Немного. Правда, каждый раз, как я двигаю головой, кто-то начинает стучать меня по лбу изнутри. Маленький человечек с большим молотком. Как ты думаешь, мне пойдут большие надбровные дуги?
— Ты ведешь себя как ребенок. Ладно, ты по-прежнему хочешь, чтобы я пришла и помогла тебе выбрать наряд для завтрашнего великого вечера?
— Да. И заодно, может, прихватишь колье? Может, я у тебя его одолжу… Ладно?
— Лады. Извини, у меня тут телефон разрывается. Увидимся в восемь. — Иона вешает трубку. Затем до меня доходит: Джулия так и не ответила, с кем она была в«Мет-баре». Может, спросить Бладхаунда? Вдруг она ему сообщила? Я поворачиваюсь к его столу, но Бладхаунда нет. Я обозреваю торговый зал и примечаю его поблизости от пестрого букета флажков. Он разговаривает с Сэмом. Предатель!
Он такой же непостоянный, как мировые рынки. Каждый раз, стоит мне взглянуть на монитор, я вижу, как изменяется баланс. Если отдел кредитов не подсуетится с этой сделкой для Норико, мне придется пересчитывать все заново. Или сделка вообще уплывет… Нет! Только не это! Учитывая, сколько у меня осталось времени, я не знаю, что хуже. Остается только надеяться, что Нью-Йорк предоставит мне новые перспективы.
— Трикси. — Я поднимаю глаза и вижу Джима. Он явно одевался второпях, поскольку его галстук с золотистым узором смотрится омерзительно поверх рубашки в темно-зеленую полоску… — Хотел узнать, как продвигаются дела. Ты выяснила насчет поездки в Америку?
— Да, — отзываюсь я. — Улетаю в понедельник утром, возвращаюсь вереду. Я думала взять билеты на воскресенье, но, видишь ли, семейные обстоятельства… — Я многозначительно замолкаю.
— Ах да, — говорит он со странной интонацией. — Семья превыше всего, даже ввиду глобальной нехватки времени для работы. Так. Сколько встреч у тебя запланировано? И стоят ли они билета первого класса? — С чего это Джим стал таким жадным? Можно подумать, он платит из своего кармана.
— Восемь. В том числе два ужина и ланч. — Отвечаю я, а потом вру для большего правдоподобия. — Предполагалось еще два завтрака, но оба, к сожалению, пришлось отменить по независящим от меня обстоятельствам… — Прими озабоченный вид, Трикси. И не упоминай, что две из этих встреч — со служащими дорогих магазинов.
— А как насчет вчерашнего чая? Что сказал клиент?
Хм. Интересный вопрос. Непростой. Или Джим пытается меня подловить? Он что-то подозревает?
— К сожалению, ничего обнадеживающего. — Я прикидываюсь, что усиленно изучаю диаграммы на экране монитора.
— Ну-ну. Я смотрю, ты очень занята. — Джим собирается уходить. — Кстати, я вчера разговаривал с отделом кредитов.
— Да? — осторожно отвечаю я. — К сожалению, они не могут сразу принять решение относительно доктора Норико. Им нужно несколько дней.
— Хм, — бурчит Джим. — Шарлотта сказала, что ты очень убедительно просила ее поторопиться с решением…
Могу поклясться, что вижу в его глазах хитрую искорку. Джим отходит от меня и направляется к своему кабинету.
— Птрпитться с принятъем ршення, — бросает он через плечо.
Вот так вот… Ну и ну.
Пятница, 20 октября
Суббота, 21 октября
— Из-за меня? — Бладхаунд делает удивленные глаза и откатывает свое кресло подальше — на всякий случай. Может, боится, что я снова примусь за старое?.. — Но чем же я виноват, если Фредерик решил переделаться в женщину?
— Но именно ты навел его на меня.
— Да, потому что я знал, что его компании нужны займы. И ничего не знал об этих… заморочках с половой принадлежностью, — протестует Бладхаунд. — Я бы не стал предлагать тебе этот путь, если б знал, что все так обернется. — Он отворачивается к экрану. Его спина выражает жестокую обиду.
Я знаю, что он прав. Бладхаунд может быть надоедлив, но он не мстителен. Просто похмелье заставляет меня быть стервозной. Я подозреваю, что и Бладхаунд это понимает, поскольку по прошествии двадцати минут холодного молчания оборачивается испрашивает, не хочу ли я кофе. И предлагает сходить за датскими пирожными. Подлец! Знает ведь, что это предложение, от которого я не смогу отказаться. Десять минут проходит в тишине — пока мы жуем пирожные. Потом Бладхаунд говорит:
— Лили вчера дождалась твоего возвращения? Как она поживает?
— Дождалась. Поживает прекрасно.
Бладхаунду незачем знать, что Лили натянула на себя пластиковый передник — вроде тех, что используют санитары «скорой помощи», перестелила простыни и поставила возле кровати тазик. Когда я приехала, она стояла перед домом, болтая с мороженщиком. Из его фургончика доносились «Зеленые рукава». В итоге эта кошмарная мелодия пронизывала все мои пьяные сны. Мне грезилось, что я — Гиневра. Я стояла возле окна, и мои тициановские кудри струились по плечам и падали на спину. А Киаран, само собой, был влюбленным сэром Ланселотом. Он прискакал под мое окошко, дабы спасти меня от тягот и забот, что вечно преследуют королеву…
— Она приготовила мне чашку крепкого кофе и велела выпить все до дна, а потом уложила в постель. Я отрубилась часов около восьми, а когда проснулась, обнаружила ее записку Она сообщала, что ты звонил вечером — очень мило с твоей стороны, а также, что купила круассаны, поскольку французская пекарня распродавала их по дешевке. Если я их не съем, Лили несомненно приготовит пудинг по рецепту какого-нибудь Гэри Родеса или еще что… В общем, она впихнет их в меня — в том или ином виде.
Бладхаунд хихикает:
— Я позвонил Джулии. И еще — сказал Джиму, что у тебя встреча с клиентом в Ритц — за чашечкой чая.
— С чем тебя и поздравляю. — Я, послюнявив палец, принимаюсь собирать со стола упавшие крошки. — И прости за то, что я на тебя накричала. Это все похмелье виновато. (Он кивает.) Джулия, надо сказать, так мне и не перезвонила. Может, нашла себе другую собутыльницу? Она говорила тебе что-нибудь по этому поводу?
— Нет. Зато она говорила, что собирается тебе позвонить. — Бладхаунд кивает мне и отворачивается к своему монитору. — Кофе кончился, пора за работу. В следующий раз пирожные с тебя.
Джулия на месте, впрочем, это терпит. Не буду звонить: может, у нее все-таки проснется совесть? Почему, интересно, она не дала себе труда позвонить сама? Трудно было сказать несколько ободряющих слов? Тем временем звонит Лили. Она желает знать, добралась ли я до рабочего места. А что, у нее были сомнения?.. Следующим номером на связи доктор Норико. Интересуется, как продвигается дело. Я сообщаю, что все идет точно по плану — разве что возникли маленькие затруднения технического характера, но они разрешатся в наиближайшее время. Разумеется, я опускаю свои вчерашние переговоры с департаментом кредитов. Незачем.
Джулия все никак не звонит. В конце концов я теряю терпение и набираю ее номер.
— Привет, — говорю я самым что ни на есть ледяным тоном. — Как приятно тебя слышать… Где, интересно, ты была вчера вечером, когда я так нуждалась в тебе?
— Как это где? В«Мет-баре». Я же говорила. — Голос Джулии звучит довольно-таки растерянно.
— Когда это ты говорила?
— Вчера вечером, когда звонила — около десяти. Ты была очень сонная и несла какую-то чушь про короля Артура. Ты что, не помнишь?
— Да брось… — Некоторое время я пребываю в ступоре. — Я просто шучу. Интересно мне знать, с кем это ты была в«Мет-баре»? У тебя что, появился приятель? Тогда просто нечестно скрывать это от меня.
— Не смеши меня, — фыркает Джулия. — Как ты себя чувствуешь? Лучше?
Немного. Правда, каждый раз, как я двигаю головой, кто-то начинает стучать меня по лбу изнутри. Маленький человечек с большим молотком. Как ты думаешь, мне пойдут большие надбровные дуги?
— Ты ведешь себя как ребенок. Ладно, ты по-прежнему хочешь, чтобы я пришла и помогла тебе выбрать наряд для завтрашнего великого вечера?
— Да. И заодно, может, прихватишь колье? Может, я у тебя его одолжу… Ладно?
— Лады. Извини, у меня тут телефон разрывается. Увидимся в восемь. — Иона вешает трубку. Затем до меня доходит: Джулия так и не ответила, с кем она была в«Мет-баре». Может, спросить Бладхаунда? Вдруг она ему сообщила? Я поворачиваюсь к его столу, но Бладхаунда нет. Я обозреваю торговый зал и примечаю его поблизости от пестрого букета флажков. Он разговаривает с Сэмом. Предатель!
Он такой же непостоянный, как мировые рынки. Каждый раз, стоит мне взглянуть на монитор, я вижу, как изменяется баланс. Если отдел кредитов не подсуетится с этой сделкой для Норико, мне придется пересчитывать все заново. Или сделка вообще уплывет… Нет! Только не это! Учитывая, сколько у меня осталось времени, я не знаю, что хуже. Остается только надеяться, что Нью-Йорк предоставит мне новые перспективы.
— Трикси. — Я поднимаю глаза и вижу Джима. Он явно одевался второпях, поскольку его галстук с золотистым узором смотрится омерзительно поверх рубашки в темно-зеленую полоску… — Хотел узнать, как продвигаются дела. Ты выяснила насчет поездки в Америку?
— Да, — отзываюсь я. — Улетаю в понедельник утром, возвращаюсь вереду. Я думала взять билеты на воскресенье, но, видишь ли, семейные обстоятельства… — Я многозначительно замолкаю.
— Ах да, — говорит он со странной интонацией. — Семья превыше всего, даже ввиду глобальной нехватки времени для работы. Так. Сколько встреч у тебя запланировано? И стоят ли они билета первого класса? — С чего это Джим стал таким жадным? Можно подумать, он платит из своего кармана.
— Восемь. В том числе два ужина и ланч. — Отвечаю я, а потом вру для большего правдоподобия. — Предполагалось еще два завтрака, но оба, к сожалению, пришлось отменить по независящим от меня обстоятельствам… — Прими озабоченный вид, Трикси. И не упоминай, что две из этих встреч — со служащими дорогих магазинов.
— А как насчет вчерашнего чая? Что сказал клиент?
Хм. Интересный вопрос. Непростой. Или Джим пытается меня подловить? Он что-то подозревает?
— К сожалению, ничего обнадеживающего. — Я прикидываюсь, что усиленно изучаю диаграммы на экране монитора.
— Ну-ну. Я смотрю, ты очень занята. — Джим собирается уходить. — Кстати, я вчера разговаривал с отделом кредитов.
— Да? — осторожно отвечаю я. — К сожалению, они не могут сразу принять решение относительно доктора Норико. Им нужно несколько дней.
— Хм, — бурчит Джим. — Шарлотта сказала, что ты очень убедительно просила ее поторопиться с решением…
Могу поклясться, что вижу в его глазах хитрую искорку. Джим отходит от меня и направляется к своему кабинету.
— Птрпитться с принятъем ршення, — бросает он через плечо.
Вот так вот… Ну и ну.
Пятница, 20 октября
(до «Дня X» 25 дней — «Боевая стратегия»? Какая еще «Боевая стратегия»?)
Я прибываю в «Айви» с десятиминутным опозданием. Сегодня днем мы договорились с Киараном, что встретимся прямо там. Не могла же я допустить, чтобы он явился ко мне домой и увидел, как я ношусь по квартире с накрученными на бигуди волосами и расшвыриваю косметику в отчаянных попытках выбрать тени нужного оттенка.
Официант проводит меня к столику. Я издалека рассматриваю Киарана. Никаких следов нетерпения на лице. Никаких поглядываний на часы. Он явно не задается вопросом, куда это я запропастилась. Ничего подобного. Киаран сидит себе, спокойненько потягивает шампанское и приветливо болтает с парочкой за соседним столиком.
— Трикси! — восклицает он. Парочка отворачивается и делает вид, что Киарана вообще никогда не существовало. — Ого! — прибавляет он, перегнувшись через стол, дабы поцеловать меня в щечку. — Сногсшибательно выглядишь.
Уж я думаю! Три часа в салоне красоты и час в парикмахерской. Макияж, сотворенный при помощи волшебницы Джулии. Плюс платье от Версаче, туфли от Джины и серебряное колье от Джулии. Общая стоимость: две с половиной тысячи фунтов. Результат: сногсшибательно. Вывод: деньги — великое благо.
— Ты тоже неплохо смотришься, — отзываюсь я.
И это правда. На Киаране черный костюм от Дольче и Габбана и белая рубашка с расстегнутым воротом. И серебряные запонки в виде сердечек…
— Шампанского? — спрашивает он и, не дожидаясь ответа, наливает янтарный нектар в бокал, стоящий передо мной. Стайка пузырей вырывается из глубин бокала. (Этот мужчина будет моим. Безраздельно. Никаких полумер.) — За встречу. — Мы чокаемся. — Ты бывала здесь раньше? — небрежно интересуется Киаран.
Я поднимаю на него глаза.
— Конечно. Я однажды привела сюда Лили — вдень ее рождения. Правда, мне пришлось долго убеждать ее, что эти передники на официантах — необходимость, а не последний писк моды. Они понравились ей больше всего.
Киаран смеется, и парочка за соседним столиком кидает на меня острые взгляды. Я обвожу взглядом зал.
— Похоже, сегодня здесь нет никаких знаменитостей, — прибавляю я. Впрочем, имя Лайама Нисона уже передается из уст в уста. По крайней мере, я слышала, как перешептываются официанты, пока шагала к столику.
Внезапно оконное стекло на противоположной стороне зала освещается яркой вспышкой, словно снаружи бушует невероятная гроза.
— Это что, молния? — спрашиваю я Киарана. — Увы, нет. Это папарацци. Похоже, какая-то знаменитость все же здесь будет.
И в этот миг в ресторан входит Мадонна. Она шагает к своему столику, который стоит через три от нашего, и внезапно замечает нас. Вечная дева меняет направление и заворачивает к нам.
— Лайам, — говорит она Киарану, не удостоив меня даже взглядом. — Я и не знала, что ты в городе. Собираешься на вечеринку к Элтону в субботу?
— Да нет, — отзывается он. — Извини меня, но… — Ион многозначительно кивает в мою сторону.
Мадонна косится на меня и идет к своему столику. Я так и вижу заголовки завтрашних газет: «Лайама Нисона видели в сопровождении неизвестной красавицы». А потом, должно быть, появится еще более интригующий заголовок: «Лайам Нисон раздвоился».
— Надо же! — восклицаю я. — И часто такое случается?
— Только когда Мадонна оказывается в Лондоне… Ладно, не пора ли нам перекусить? — Он протягивает мне меню. — Рекомендую пастуший пирог.
Рядом с нами материализуется официант. Киаран оглашает заказ. Салат «Цезарь» и рыбные пирожки для меня. Тарталетки с луком и грибами, сыр грюйе и пастуший пирог — для Киарана. И бутылку чего-нибудь невероятного. Простите, две бутылки. Одна для закусок, и одна — для главной части… Боже, вот это мужчина!
Что тут скажешь? Мы приступаем. Часы летят незаметно. Мы беседуем о работе, о жизни и об университете… Хотя вообще-то насчет университета я соврала. Кому это интересно? Но глянцевые журналы про светскую жизнь («Вог» сюда не входит) всегда его упоминают, так что, может, его и стоило бы вставить в беседу.
Я рассказываю Киарану о том, как Лиз нынче утром явилась на работу. Она сильно спала с лица с тех пор, как узнала о Сэме и триппере, но сегодня явилась во всеоружии. Спина прямая, грудь вперед… Истинные чудеса творит вондербра! Мы постоянно смеемся — заметно раздражая парочку за соседним столиком — в основном над Лиз. Она хвасталась новым клиентом, который позвонил ей с предложением сделки.
«И как его зовут?» — спросила я тогда словно бы между прочим. Вдруг пригодится… Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. А в отчаянном положении выбирать не приходится.
«Это не он. Это она», — ответила Лиз.
«Хорошо. Как ее зовут?»
«Фредерика…»
Я застыла с открытым ртом.
«Ты ее знаешь?» — поинтересовалась Лиз.
«Да так, немного. — Давай, Трикси, добей ее. Она это заслужила. — Кое-что слышала. Она немного странная. У нее есть… — я колеблюсь, — как бы это сказать… фетиш».
«Надо же! — Лиз взволновалась. Еще бы, теперь у нее появится способ подкатиться к клиентке. Секретная информация, так сказать. — И что же это такое?»
«Ну… — Я наклонилась поближе к ней, словно не желая, чтобы меня услышали посторонние. — Ей нравится, когда люди отмечают, что она очень похожа на мужчину. Такая забавная фантазия…»
Внезапно киарановское шампанское выплескивается на белую скатерть и на салфетку прямо передо мной. Он хохочет так, что ему с трудом удается перевести дыхание.
— Боже, Трикси, ты просто невероятная… — Он покаянно оглядывает залитый вином стол. — Извини. Я просто не в состоянии был… — его снова начинает разбирать смех, — себе представить, что ты можешь быть так жестока с бедным, беззащитным созданием…
Беззащитным? Он пытался подойти поближе к Лиз в последнее время? Да запах ее духов валит наповал — почище любого химического оружия. От него начинает щипать в глазах, словно туда перца насыпали…
— Ты только глянь на скатерть. Я сейчас попрошу ее заменить. Мне так неловко.
— Никаких проблем, — великодушно отвечаю я и жду, пока официант перестелет скатерть. Парочка за соседним столиком глядит на нас во все глаза. — Так вот, возвращаясь к Лиз и работе… Забавная была неделя. Я говорила тебе, что отдел кредитов принял на рассмотрение сделку доктора Норико? Кстати, что там говорят инвесторы?
— Брось, Трикси. Давай поговорим о чем-нибудь другом. Беседа о работе — это вовсе не романтично.
Что? Романтично? Все сомнения относительно сегодняшнего вечера развеяны как дым. Я смотрю на Киарана. Его синие глаза поблескивают. Похоже, он развлекается, подкидывая мне приманку — кусочек за кусочком. Очень хорошо. Я попадусь. Я уже попалась.
— Прошу прощения. Как скажете, босс, — отвечаю я. Мужчинам нравится подобострастие.
Оно тешит их самолюбие. — О чем же нам тогда поговорить?..
В конце концов, мы переходим на музыку. К счастью, не на классическую оперу, в которой я мало что смыслю. К несчастью, Киарану не нравится мое мнение о «Риверданс». Он несколько уязвлен, когда я говорю, что меня пробрала дрожь, когда я увидела сорок танцоров, размахивающих в воздухе прямыми как палки ногами — и долго гадала, что им вставили в ноги, так что они абсолютно не гнутся…
Увы, наступает момент слишком быстро, на мой вкус, — когда приходит пора подняться из-за столика. Стоя на Уэст-стрит, я спрашиваю себя, что же дальше? Как я поеду домой? Или как мы поедем домой? Замечаю желтый огонек свободного такси. Окончание свидания только в этом случае такси подъезжает моментально…
— Думаю, мне пора… — Мое сердце сжимается, когда Киаран кивает и вскидывает руку, чтобы заловить транспорт.
— В Ислингтон, — командует он водителю, а затем опускается рядом со мной на пассажирское сиденье. — Трикси, ты не возражаешь, если я поеду с тобой? Моя мама никогда меня не простила бы, узнай она, что я не проводил даму до дома…
Благослови вас Бог, миссис Райан!
Мы сидим молча. Он прислонился клевой стенке салона. Я — к правой. Таксист бурчит что-то насчет пробок и, пока мы стоим водной из них, рассказывает нам, как плохо работать в Сити. Он отчаянно жестикулирует, а мы сидим и улыбаемся, словно его история — самое захватывающее повествование, которое мы когда-либо слышали.
— Это был чудесный вечер, — говорю я, когда такси сворачивает к дому. — Мне очень понравилось.
— Мне тоже, — отзывается Киаран и, прежде чем я успеваю сказать, что не почистила зубы после салата, целует меня в губы. Ого! Когда он поднимает голову, я с удовлетворением отмечаю, что моя помада и впрямь не стирается от еды… — Я весь вечер хотел это сделать. Но меня смущали возможные заголовки в газетах…
— К счастью, — говорю я и отключаю интерком связи с водителем, — здесь нет репортеров. — Я наклоняюсь к нему. Он берет мои руки в свои. Наши губы сливаются, и я забываю обо всем…
— Эй, леди! — Водитель глядит на нас, вывернув шею под невероятным углом… Я и не знала, что такое возможно. — Вы собираетесь выходить?
Я отшатываюсь от Киарана и озираюсь по сторонам. Такси стоит бок обок с моей «Тойотой». Скользкий момент номер три. Лили оставила свет в холле, но квартира все равно выглядит пустой и безжизненной… Я не хочу оставаться одна!
— Да. Простите. Уже выхожу. — Я выпрямляюсь на сиденье, одергиваю платье и подбираю сумочку. — Что ж… э… кажется, пора пожелать тебе спокойной ночи… если ты, конечно, не хочешь зайти на чашечку… э… чего-нибудь…
«Кофе» — это звучит пошло.
— А что у тебя есть?
Надо же! Он и не собирается уходить. Он что, и вправду хочет чашечку «чего-нибудь»? А может, просто позволяет мне проявить вежливость.
— Портвейн, — отзываюсь я. — Марочный.
— Великолепно. — Киаран выбирается из машины. — Тогда чего же мы ждем? — Он помогает мне выйти, протягивает таксисту десятифунтовую купюру и шагает к двери. — Если бы не портвейн, — бормочет он, пока я ищу ключи, — я бы, пожалуй, поехал домой.
Но я каким-то двадцать пятым чувством понимаю, что это последнее утверждение лживо насквозь.
Я вхожу в квартиру и зажигаю настольные лампы в гостиной. Киаран бросает пиджак на спинку кресла и шагает следом за мной в столовую, где располагается бар.
— Я еще в прошлый раз хотел спросить тебя об этих картинах, — говорит он, указывая на стену, где висят написанные маслом портреты. — Они выбиваются из интерьера. Весь остальной дизайн у тебя — в гораздо более современном стиле.
Я вынимаю бутылку и два бокала и подхожу к Киарану. Он разглядывает суровое лицо джентльмена на картине. Художник был искусен. Он прорисовал даже красноватую полоску на шее, натертую жестким воротником.
— А, это просто один из моих предков, — беззаботно говорю я. — Пошли. В другой комнате гораздо уютнее.
— Надо же! — восклицает Киаран. — По материнской линии или по отцовской? А что ты о нем знаешь? Моя бабушка часами рассказывала мне историю нашей семьи. Она постоянно повторяла, что важно знать свои корни.
— Да? Никогда об этом не задумывалась. Вот это, — я тыкаю пальцем в другую картину, изображающую девушку в маленькой шапочке и пышной юбке, — его жена… Я так думаю.
— Ты уверена? Судя по одежде, здесь изображены люди разных поколений. Или она была гораздо старше мужа?
— Слушай, я понятия не имею. Ты будешь пить или нет? Пожалуй, поставлю музыку. Нина Симоне подойдет?
— Вполне. — Киаран пожимает плечами и берет в руки бокал. Он идет за мной в соседнюю комнату и там — к моей вящей тревоге — усаживается в кресло, где лежит его пиджак. Я едва не роняю компакт-диск. Неужели мамочка не учила его, что в ситуации, подобной этой, крайне невежливо оставлять девушку сидеть на диване в одиночестве? Не может же девушка сама предлагать мужчине сесть к ней поближе! На кого я буду похожа?
— Еще в прошлый раз собирался сказать, что мне нравится твоя квартира, — сообщает Киаран, обозревая комнату.
— Спасибо. Я специально приглашала дизайнера. Объяснила ему, что мне надо и сколько я смогу за это заплатить. Он все сделал, я и глазом моргнуть не успела.
— А что, у твоего дизайнера было предубеждение против цветов?
— Прости?
— Цветы, которые я тебе послал. Я нигде их не вижу.
— О господи. Извини. Ты, должно быть, обиделся. Мне пришлось отдать их Джулии. У Лили слезятся глаза от подсолнухов. Когда я принесла их сюда, едва не произошло наводнение.
— Ясно. А то я уж подумал, что неверно оценил ситуацию…
Ситуацию? Как можно неверно ее оценить, когда я сижу здесь на диванчике, как героиня романов восемнадцатого века, и жду, когда же он наконец раскачается!
— Вовсе нет, — говорю я, как можно осторожнее подбирая слова. — Эти цветы — самая чудесная вещь, которая случилась со мной на этой неделе.
— Самая чудесная? — Киаран ставит бокал и поднимается на ноги…
Не уходи! Ну пожалуйста!
— Да.
— Даже лучше того, что произошло в такси? — Он подходит поближе ко мне.
— Э-э-э… — Я взволнована. Мне становится жарко. Киаран стоит прямо передо мной. Я чувствую, как у меня начинают трястись руки.
— Даже лучше, чем это? — Он наклоняется и нежно целует меня в шею. — Или это? (Мое левое ухо.) Или это? (Правое ухо.) Или вот это? — Его губы соскальзывают по шее — вниз…
Он просто новый Колумб. Он открыл новую эрогенную зону! А потом, когда колени у меня начинают подгибаться, он берет меня за руку и ведет в спальню.
— Не так быстро, — шепчу я, ощущая, что ноги не слушаются.
— Как скажешь, милая, — шепчет он в ответ. — В конце концов, я католик. Мы предпочитаем определенные позы…
Официант проводит меня к столику. Я издалека рассматриваю Киарана. Никаких следов нетерпения на лице. Никаких поглядываний на часы. Он явно не задается вопросом, куда это я запропастилась. Ничего подобного. Киаран сидит себе, спокойненько потягивает шампанское и приветливо болтает с парочкой за соседним столиком.
— Трикси! — восклицает он. Парочка отворачивается и делает вид, что Киарана вообще никогда не существовало. — Ого! — прибавляет он, перегнувшись через стол, дабы поцеловать меня в щечку. — Сногсшибательно выглядишь.
Уж я думаю! Три часа в салоне красоты и час в парикмахерской. Макияж, сотворенный при помощи волшебницы Джулии. Плюс платье от Версаче, туфли от Джины и серебряное колье от Джулии. Общая стоимость: две с половиной тысячи фунтов. Результат: сногсшибательно. Вывод: деньги — великое благо.
— Ты тоже неплохо смотришься, — отзываюсь я.
И это правда. На Киаране черный костюм от Дольче и Габбана и белая рубашка с расстегнутым воротом. И серебряные запонки в виде сердечек…
— Шампанского? — спрашивает он и, не дожидаясь ответа, наливает янтарный нектар в бокал, стоящий передо мной. Стайка пузырей вырывается из глубин бокала. (Этот мужчина будет моим. Безраздельно. Никаких полумер.) — За встречу. — Мы чокаемся. — Ты бывала здесь раньше? — небрежно интересуется Киаран.
Я поднимаю на него глаза.
— Конечно. Я однажды привела сюда Лили — вдень ее рождения. Правда, мне пришлось долго убеждать ее, что эти передники на официантах — необходимость, а не последний писк моды. Они понравились ей больше всего.
Киаран смеется, и парочка за соседним столиком кидает на меня острые взгляды. Я обвожу взглядом зал.
— Похоже, сегодня здесь нет никаких знаменитостей, — прибавляю я. Впрочем, имя Лайама Нисона уже передается из уст в уста. По крайней мере, я слышала, как перешептываются официанты, пока шагала к столику.
Внезапно оконное стекло на противоположной стороне зала освещается яркой вспышкой, словно снаружи бушует невероятная гроза.
— Это что, молния? — спрашиваю я Киарана. — Увы, нет. Это папарацци. Похоже, какая-то знаменитость все же здесь будет.
И в этот миг в ресторан входит Мадонна. Она шагает к своему столику, который стоит через три от нашего, и внезапно замечает нас. Вечная дева меняет направление и заворачивает к нам.
— Лайам, — говорит она Киарану, не удостоив меня даже взглядом. — Я и не знала, что ты в городе. Собираешься на вечеринку к Элтону в субботу?
— Да нет, — отзывается он. — Извини меня, но… — Ион многозначительно кивает в мою сторону.
Мадонна косится на меня и идет к своему столику. Я так и вижу заголовки завтрашних газет: «Лайама Нисона видели в сопровождении неизвестной красавицы». А потом, должно быть, появится еще более интригующий заголовок: «Лайам Нисон раздвоился».
— Надо же! — восклицаю я. — И часто такое случается?
— Только когда Мадонна оказывается в Лондоне… Ладно, не пора ли нам перекусить? — Он протягивает мне меню. — Рекомендую пастуший пирог.
Рядом с нами материализуется официант. Киаран оглашает заказ. Салат «Цезарь» и рыбные пирожки для меня. Тарталетки с луком и грибами, сыр грюйе и пастуший пирог — для Киарана. И бутылку чего-нибудь невероятного. Простите, две бутылки. Одна для закусок, и одна — для главной части… Боже, вот это мужчина!
Что тут скажешь? Мы приступаем. Часы летят незаметно. Мы беседуем о работе, о жизни и об университете… Хотя вообще-то насчет университета я соврала. Кому это интересно? Но глянцевые журналы про светскую жизнь («Вог» сюда не входит) всегда его упоминают, так что, может, его и стоило бы вставить в беседу.
Я рассказываю Киарану о том, как Лиз нынче утром явилась на работу. Она сильно спала с лица с тех пор, как узнала о Сэме и триппере, но сегодня явилась во всеоружии. Спина прямая, грудь вперед… Истинные чудеса творит вондербра! Мы постоянно смеемся — заметно раздражая парочку за соседним столиком — в основном над Лиз. Она хвасталась новым клиентом, который позвонил ей с предложением сделки.
«И как его зовут?» — спросила я тогда словно бы между прочим. Вдруг пригодится… Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. А в отчаянном положении выбирать не приходится.
«Это не он. Это она», — ответила Лиз.
«Хорошо. Как ее зовут?»
«Фредерика…»
Я застыла с открытым ртом.
«Ты ее знаешь?» — поинтересовалась Лиз.
«Да так, немного. — Давай, Трикси, добей ее. Она это заслужила. — Кое-что слышала. Она немного странная. У нее есть… — я колеблюсь, — как бы это сказать… фетиш».
«Надо же! — Лиз взволновалась. Еще бы, теперь у нее появится способ подкатиться к клиентке. Секретная информация, так сказать. — И что же это такое?»
«Ну… — Я наклонилась поближе к ней, словно не желая, чтобы меня услышали посторонние. — Ей нравится, когда люди отмечают, что она очень похожа на мужчину. Такая забавная фантазия…»
Внезапно киарановское шампанское выплескивается на белую скатерть и на салфетку прямо передо мной. Он хохочет так, что ему с трудом удается перевести дыхание.
— Боже, Трикси, ты просто невероятная… — Он покаянно оглядывает залитый вином стол. — Извини. Я просто не в состоянии был… — его снова начинает разбирать смех, — себе представить, что ты можешь быть так жестока с бедным, беззащитным созданием…
Беззащитным? Он пытался подойти поближе к Лиз в последнее время? Да запах ее духов валит наповал — почище любого химического оружия. От него начинает щипать в глазах, словно туда перца насыпали…
— Ты только глянь на скатерть. Я сейчас попрошу ее заменить. Мне так неловко.
— Никаких проблем, — великодушно отвечаю я и жду, пока официант перестелет скатерть. Парочка за соседним столиком глядит на нас во все глаза. — Так вот, возвращаясь к Лиз и работе… Забавная была неделя. Я говорила тебе, что отдел кредитов принял на рассмотрение сделку доктора Норико? Кстати, что там говорят инвесторы?
— Брось, Трикси. Давай поговорим о чем-нибудь другом. Беседа о работе — это вовсе не романтично.
Что? Романтично? Все сомнения относительно сегодняшнего вечера развеяны как дым. Я смотрю на Киарана. Его синие глаза поблескивают. Похоже, он развлекается, подкидывая мне приманку — кусочек за кусочком. Очень хорошо. Я попадусь. Я уже попалась.
— Прошу прощения. Как скажете, босс, — отвечаю я. Мужчинам нравится подобострастие.
Оно тешит их самолюбие. — О чем же нам тогда поговорить?..
В конце концов, мы переходим на музыку. К счастью, не на классическую оперу, в которой я мало что смыслю. К несчастью, Киарану не нравится мое мнение о «Риверданс». Он несколько уязвлен, когда я говорю, что меня пробрала дрожь, когда я увидела сорок танцоров, размахивающих в воздухе прямыми как палки ногами — и долго гадала, что им вставили в ноги, так что они абсолютно не гнутся…
Увы, наступает момент слишком быстро, на мой вкус, — когда приходит пора подняться из-за столика. Стоя на Уэст-стрит, я спрашиваю себя, что же дальше? Как я поеду домой? Или как мы поедем домой? Замечаю желтый огонек свободного такси. Окончание свидания только в этом случае такси подъезжает моментально…
— Думаю, мне пора… — Мое сердце сжимается, когда Киаран кивает и вскидывает руку, чтобы заловить транспорт.
— В Ислингтон, — командует он водителю, а затем опускается рядом со мной на пассажирское сиденье. — Трикси, ты не возражаешь, если я поеду с тобой? Моя мама никогда меня не простила бы, узнай она, что я не проводил даму до дома…
Благослови вас Бог, миссис Райан!
Мы сидим молча. Он прислонился клевой стенке салона. Я — к правой. Таксист бурчит что-то насчет пробок и, пока мы стоим водной из них, рассказывает нам, как плохо работать в Сити. Он отчаянно жестикулирует, а мы сидим и улыбаемся, словно его история — самое захватывающее повествование, которое мы когда-либо слышали.
— Это был чудесный вечер, — говорю я, когда такси сворачивает к дому. — Мне очень понравилось.
— Мне тоже, — отзывается Киаран и, прежде чем я успеваю сказать, что не почистила зубы после салата, целует меня в губы. Ого! Когда он поднимает голову, я с удовлетворением отмечаю, что моя помада и впрямь не стирается от еды… — Я весь вечер хотел это сделать. Но меня смущали возможные заголовки в газетах…
— К счастью, — говорю я и отключаю интерком связи с водителем, — здесь нет репортеров. — Я наклоняюсь к нему. Он берет мои руки в свои. Наши губы сливаются, и я забываю обо всем…
— Эй, леди! — Водитель глядит на нас, вывернув шею под невероятным углом… Я и не знала, что такое возможно. — Вы собираетесь выходить?
Я отшатываюсь от Киарана и озираюсь по сторонам. Такси стоит бок обок с моей «Тойотой». Скользкий момент номер три. Лили оставила свет в холле, но квартира все равно выглядит пустой и безжизненной… Я не хочу оставаться одна!
— Да. Простите. Уже выхожу. — Я выпрямляюсь на сиденье, одергиваю платье и подбираю сумочку. — Что ж… э… кажется, пора пожелать тебе спокойной ночи… если ты, конечно, не хочешь зайти на чашечку… э… чего-нибудь…
«Кофе» — это звучит пошло.
— А что у тебя есть?
Надо же! Он и не собирается уходить. Он что, и вправду хочет чашечку «чего-нибудь»? А может, просто позволяет мне проявить вежливость.
— Портвейн, — отзываюсь я. — Марочный.
— Великолепно. — Киаран выбирается из машины. — Тогда чего же мы ждем? — Он помогает мне выйти, протягивает таксисту десятифунтовую купюру и шагает к двери. — Если бы не портвейн, — бормочет он, пока я ищу ключи, — я бы, пожалуй, поехал домой.
Но я каким-то двадцать пятым чувством понимаю, что это последнее утверждение лживо насквозь.
Я вхожу в квартиру и зажигаю настольные лампы в гостиной. Киаран бросает пиджак на спинку кресла и шагает следом за мной в столовую, где располагается бар.
— Я еще в прошлый раз хотел спросить тебя об этих картинах, — говорит он, указывая на стену, где висят написанные маслом портреты. — Они выбиваются из интерьера. Весь остальной дизайн у тебя — в гораздо более современном стиле.
Я вынимаю бутылку и два бокала и подхожу к Киарану. Он разглядывает суровое лицо джентльмена на картине. Художник был искусен. Он прорисовал даже красноватую полоску на шее, натертую жестким воротником.
— А, это просто один из моих предков, — беззаботно говорю я. — Пошли. В другой комнате гораздо уютнее.
— Надо же! — восклицает Киаран. — По материнской линии или по отцовской? А что ты о нем знаешь? Моя бабушка часами рассказывала мне историю нашей семьи. Она постоянно повторяла, что важно знать свои корни.
— Да? Никогда об этом не задумывалась. Вот это, — я тыкаю пальцем в другую картину, изображающую девушку в маленькой шапочке и пышной юбке, — его жена… Я так думаю.
— Ты уверена? Судя по одежде, здесь изображены люди разных поколений. Или она была гораздо старше мужа?
— Слушай, я понятия не имею. Ты будешь пить или нет? Пожалуй, поставлю музыку. Нина Симоне подойдет?
— Вполне. — Киаран пожимает плечами и берет в руки бокал. Он идет за мной в соседнюю комнату и там — к моей вящей тревоге — усаживается в кресло, где лежит его пиджак. Я едва не роняю компакт-диск. Неужели мамочка не учила его, что в ситуации, подобной этой, крайне невежливо оставлять девушку сидеть на диване в одиночестве? Не может же девушка сама предлагать мужчине сесть к ней поближе! На кого я буду похожа?
— Еще в прошлый раз собирался сказать, что мне нравится твоя квартира, — сообщает Киаран, обозревая комнату.
— Спасибо. Я специально приглашала дизайнера. Объяснила ему, что мне надо и сколько я смогу за это заплатить. Он все сделал, я и глазом моргнуть не успела.
— А что, у твоего дизайнера было предубеждение против цветов?
— Прости?
— Цветы, которые я тебе послал. Я нигде их не вижу.
— О господи. Извини. Ты, должно быть, обиделся. Мне пришлось отдать их Джулии. У Лили слезятся глаза от подсолнухов. Когда я принесла их сюда, едва не произошло наводнение.
— Ясно. А то я уж подумал, что неверно оценил ситуацию…
Ситуацию? Как можно неверно ее оценить, когда я сижу здесь на диванчике, как героиня романов восемнадцатого века, и жду, когда же он наконец раскачается!
— Вовсе нет, — говорю я, как можно осторожнее подбирая слова. — Эти цветы — самая чудесная вещь, которая случилась со мной на этой неделе.
— Самая чудесная? — Киаран ставит бокал и поднимается на ноги…
Не уходи! Ну пожалуйста!
— Да.
— Даже лучше того, что произошло в такси? — Он подходит поближе ко мне.
— Э-э-э… — Я взволнована. Мне становится жарко. Киаран стоит прямо передо мной. Я чувствую, как у меня начинают трястись руки.
— Даже лучше, чем это? — Он наклоняется и нежно целует меня в шею. — Или это? (Мое левое ухо.) Или это? (Правое ухо.) Или вот это? — Его губы соскальзывают по шее — вниз…
Он просто новый Колумб. Он открыл новую эрогенную зону! А потом, когда колени у меня начинают подгибаться, он берет меня за руку и ведет в спальню.
— Не так быстро, — шепчу я, ощущая, что ноги не слушаются.
— Как скажешь, милая, — шепчет он в ответ. — В конце концов, я католик. Мы предпочитаем определенные позы…
Суббота, 21 октября
(до «Дня X» 24 дня — нормальный ход жизни возобновляется)
Я просыпаюсь от хлопка двери. Солнечный свет пробивается сквозь неплотно закрытые шторы, которые я вчера опускала в спешке, когда мы с Киараном вошли в комнату. Открываю глаза и вижу подушку. Она пуста. Киарана нет! Я подскакиваю и судорожно озираю комнату, взглядом разыскивая его одежду. Одежды нет! Я усаживаюсь в кровати, чувствуя, как меня медленно, но верно охватывает паника. И тут открывается дверь. В спальню вплывает Киаран, держа в руках поднос.
— Доброе утро, — говорит он, устанавливая поднос на столик возле кровати. А затем наклоняется и нежно целует меня в губы. Будильник показывает десять, стало быть, четыре часа мы все же проспали. — Я решил выскочить и купить свежих круассанов, а заодно поглядеть, нельзя ли где-нибудь добыть латте. Кажется, ты его любишь. — Он протягивает мне шелковый пеньюар. — И лучше надень это, а не то я не смогу уйти. Слишком велико окажется искушение…
Уйти?
— Ты собираешься уходить? — спрашиваю я, стараясь, чтобы голос звучал непринужденно, и разламываю круассан. Губы пересохли. Что это значит? Ночь прошла — и можно убегать?
— Боюсь, что да. Я обещал провести уикенд с друзьями. Мы не виделись с тех пор, как я работал на Уолл-стрит. Они живут в Сассексе, и я обещал, что приеду сегодня к полудню… Впрочем, к полудню уже не успею. — Киаран виновато глядит на меня. — Я — крестный их сына, я не могу их подвести. Ты ведь меня поймешь?
Я медленно киваю и выдавливаю улыбку. Спокойней, Трикси. Не показывай ему своих истинных чувств.
— Слушай, — продолжает он. — Я и в самом деле не ожидал, что этой ночью все выйдет именно так… (О чем это он?) Но это случилось, и я рад, потому что мечтал об этом с тех самых пор, как вылил на тебя кофе.
Хорошо сказано! Я чувствую, как начинаю улыбаться помимо собственной воли. Он вовсе не убегает от меня. У него ив самом деле уважительная причина.
— Все в порядке, — говорю я беззаботно. — Я найду, чем заняться без тебя… — Ох, черт. Неверный ответ, Трикси. Киаран выглядит удрученно. Ладно, изменим тактику. — Хотя, если ты не очень торопишься, я найду, чем заняться с тобой. — Я откидываю одеяло, демонстрируя себя. Без ничего…
— Не надо, — восклицает он. — Ты сума меня сводишь. Этак я совсем опоздаю.
— Правда? Я в любой момент могу перевести часы назад, и тогда ты приедешь вовремя. — Я наклоняюсь вперед — так, что из-под одеяла показывается еще больше обнаженного тела, беру будильник и жму на кнопки. Теперь он показывает девять.
— Иными словами: живи по времени Трикси, и ты никогда никуда не опоздаешь? — Он смеется, и его синие глаза ярко блестят.
— Или еще можно сказать, что ты все еще живешь по времени Уолл-стрит. — Часы показывают восемь. Семь… — Не так-то просто адаптироваться — со всеми этими временными зонами.
— Тогда получится, что нас разделяет пять часов. — Киаран придвигается поближе к кровати, а будильник тем временем уже показывает пять. — Но, учитывая все обстоятельства, я, пожалуй, и в самом деле могу использовать разницу во времени более чем продуктивно…
Так он и делает.
А потом мы лежим рядышком, держась за руки, и болтаем о всякой всячине. Но три часа спустя чувство вины овладевает им безраздельно: ему действительно пора идти. Он обещает позвонить завтра, но я беспечно отмахиваюсь и велю ему сосредоточиться на друзьях и их сыне. Я не хочу прослыть одной из тех женщин, которые вцепляются в своих приятелей, как клещи… Женщина Киарана… Мне нравится, как это звучит. Впрочем, я отлично знаю, что одна проведенная вместе ночь — это еще не повод для установления долгоиграющих отношений.
Я наблюдаю, как он собирает одежду и приводит себя в порядок, и в конце концов передаю ему его собственные часы, которые лежат на столике и показывают истинное время. Потом он наклоняется, нежно меня целует, желает удачно слетать в Нью-Йорк и обещает звонить.
— Доброе утро, — говорит он, устанавливая поднос на столик возле кровати. А затем наклоняется и нежно целует меня в губы. Будильник показывает десять, стало быть, четыре часа мы все же проспали. — Я решил выскочить и купить свежих круассанов, а заодно поглядеть, нельзя ли где-нибудь добыть латте. Кажется, ты его любишь. — Он протягивает мне шелковый пеньюар. — И лучше надень это, а не то я не смогу уйти. Слишком велико окажется искушение…
Уйти?
— Ты собираешься уходить? — спрашиваю я, стараясь, чтобы голос звучал непринужденно, и разламываю круассан. Губы пересохли. Что это значит? Ночь прошла — и можно убегать?
— Боюсь, что да. Я обещал провести уикенд с друзьями. Мы не виделись с тех пор, как я работал на Уолл-стрит. Они живут в Сассексе, и я обещал, что приеду сегодня к полудню… Впрочем, к полудню уже не успею. — Киаран виновато глядит на меня. — Я — крестный их сына, я не могу их подвести. Ты ведь меня поймешь?
Я медленно киваю и выдавливаю улыбку. Спокойней, Трикси. Не показывай ему своих истинных чувств.
— Слушай, — продолжает он. — Я и в самом деле не ожидал, что этой ночью все выйдет именно так… (О чем это он?) Но это случилось, и я рад, потому что мечтал об этом с тех самых пор, как вылил на тебя кофе.
Хорошо сказано! Я чувствую, как начинаю улыбаться помимо собственной воли. Он вовсе не убегает от меня. У него ив самом деле уважительная причина.
— Все в порядке, — говорю я беззаботно. — Я найду, чем заняться без тебя… — Ох, черт. Неверный ответ, Трикси. Киаран выглядит удрученно. Ладно, изменим тактику. — Хотя, если ты не очень торопишься, я найду, чем заняться с тобой. — Я откидываю одеяло, демонстрируя себя. Без ничего…
— Не надо, — восклицает он. — Ты сума меня сводишь. Этак я совсем опоздаю.
— Правда? Я в любой момент могу перевести часы назад, и тогда ты приедешь вовремя. — Я наклоняюсь вперед — так, что из-под одеяла показывается еще больше обнаженного тела, беру будильник и жму на кнопки. Теперь он показывает девять.
— Иными словами: живи по времени Трикси, и ты никогда никуда не опоздаешь? — Он смеется, и его синие глаза ярко блестят.
— Или еще можно сказать, что ты все еще живешь по времени Уолл-стрит. — Часы показывают восемь. Семь… — Не так-то просто адаптироваться — со всеми этими временными зонами.
— Тогда получится, что нас разделяет пять часов. — Киаран придвигается поближе к кровати, а будильник тем временем уже показывает пять. — Но, учитывая все обстоятельства, я, пожалуй, и в самом деле могу использовать разницу во времени более чем продуктивно…
Так он и делает.
А потом мы лежим рядышком, держась за руки, и болтаем о всякой всячине. Но три часа спустя чувство вины овладевает им безраздельно: ему действительно пора идти. Он обещает позвонить завтра, но я беспечно отмахиваюсь и велю ему сосредоточиться на друзьях и их сыне. Я не хочу прослыть одной из тех женщин, которые вцепляются в своих приятелей, как клещи… Женщина Киарана… Мне нравится, как это звучит. Впрочем, я отлично знаю, что одна проведенная вместе ночь — это еще не повод для установления долгоиграющих отношений.
Я наблюдаю, как он собирает одежду и приводит себя в порядок, и в конце концов передаю ему его собственные часы, которые лежат на столике и показывают истинное время. Потом он наклоняется, нежно меня целует, желает удачно слетать в Нью-Йорк и обещает звонить.