Когда усталый Алверик приблизился к домику кожевника, старик стоял на пороге. Увидев лорда, он жестом пригласил войти и для начала дал ему большую кружку молока, а потом согрел еду. Алверик сытно позавтракал, а потом весь день отдыхал. Почти до самого вечера он молчал. К вечеру его силы немного восстановились. Сидя за нормальным человеческим столом, на котором аппетитно дымился горячий ужин, при свете свечи, в тепле и уюте большой чисто прибранной комнаты, он снова ощутил потребность говорить.
Он рассказал кожевнику историю своего путешествия через пустынные каменистые пространства, где не было места ни для чего человеческого и куда не осмеливались проникать ни птицы, ни маленькие зверушки, ни даже цветы или травы. Его рассказ был хроникой запустения и одиночества. Старик выслушал его пространное описание, но ничего не сказал и позволил себе сделать какие-то незначительные замечания только тогда, когда Алверик заговорил о полях, которые мы хорошо знаем. Хозяин слушал гостя не просто вежливо, но и как будто даже с некоторой долей заинтересованного внимания, однако ни слова не сказал о земле, с которой отступила Страна Эльфов. Он вел себя так, словно на востоке не существовало никаких равнин, а были лишь морок и бред, а Алверик либо только что избавился от наваждения, либо очнулся от странного сна и теперь его пересказывает. Что до сновидений, то о них и говорить-то не стоило. И уж, конечно, старик ни слова не проронил о существовании Страны Эльфов или чего-то другого, что находилось бы дальше восьмидесяти ярдов от восточной стены его дома.
В конце концов Алверик отправился спать, а кожевник сидел один до тех пор, пока огонь в очаге не начал гаснуть. Он думал о том, что услышал, и изредка качал головой.
Весь следующий день Алверик отдыхал и прогуливался в осеннем саду, изредка пытаясь вызвать хозяина на разговор о своем великом походе в пустынный край, но безуспешно. Кожевник продолжал уклоняться от темы с такой изобретательностью и упорством, словно заговорить о каменистой равнине означало приблизить ее. Тогда Алверик принялся гадать о причинах, которые могли определить подобное поведение. Может быть, в юности кожевник побывал в Стране Эльфов и столкнулся там с чем-то, что сильно испугало его? Может быть, он едва избежал смерти или любви длиной в век? Не была ли тайна Страны Эльфов слишком величественной, чтобы язык человека мог безнаказанно касаться ее? Или же, напротив, люди, живущие здесь, на краю наших полей, были настолько хорошо знакомы с неземной красотой удивительной страны, что не хотели говорить о ней из опасения, что любое неосторожное слово может стать приманкой, способной выманить ее волшебство за пределы зачарованного мира, в то время как упорное молчание, пусть и слабо, но сдерживает его? Действительно ли слово, сказанное вслух, способно пробудить, приблизить магический мир или сообщить неземную эльфийскую красоту полям, которые мы хорошо знаем? На эти вопросы у Алверика не было ответов.
Он задержался у кожевника еще на один день, чтобы набраться сил перед возвращением в Эрл. В путь он вышел ранним утром, и хозяин проводил его за порог, сердечно с ним прощаясь и разглагольствуя без своей обычной сдержанности о дороге и о делах Эрла, служивших пищей для слухов и сплетен на многих отдаленных фермах. Контраст между одобрением, которое старик выказывал полям, которые мы знаем и которые его гостю предстояло пересечь, и его упорным неприятием всего, что относилось к тем, другим землям, к коим все еще тянулись надежды Алверика, был огромным.
Пришла пора расставаться, и, оборвав слова прощания, кожевник повернулся, чтобы идти в дом. На ходу старик довольно потирал руки, так как был очень рад видеть, что человек, который так рвался побывать в волшебной стране, повернул назад и теперь спокойно идет через поля, которые мы хорошо знаем.
В полях уже во всю хозяйничали заморозки. Алверик шагал по хрустящей бурой траве и вдыхал свежий и чистый воздух; при этом он почти не вспоминал ни о своем доме, ни о сыне, а думал только о том, как ему отыскать дорогу в Страну Эльфов. Вскоре ему стало казаться, что дальше на севере должен быть обходной путь, ведущий к тыльным склонам бледно-голубых гор. Зачарованный край отступил слишком далеко, чтобы он мог добраться до него с востока. Это было до отчаяния очевидно, однако Алверик отказывался верить, что то же самое произошло по всей протяженности сумеречной границы, где, как говорил поэт, Страна Эльфов соприкасается с Землей. Стоит зайти подальше на север, и он отыщет этот рубеж, сонно дремлющий в полумраке своих собственных сумерек, отыщет на том же самом месте, где он был всегда, и тогда он найдет способ добраться до подножий бледно-голубых гор и снова увидеть свою жену. Думая об этом, Алверик шагал и шагал по туманным плодородным полям.
Все еще полный планов и раздумий о загадочной магической стране, Алверик достиг величественных и молчаливых лесов, окружающих долину Эрл. Хотя мысли его были по-прежнему далеки от всего земного, он сразу заметил плывущий между стволами могучих дубов серый дым костра. Он пошел в ту сторону, чтобы посмотреть, кто это скитается в лесу в этакую пору, и наткнулся на Ориона и Жирондерель, которые отогревали руки у огня.
— Где ты был? — крикнул мальчик, едва завидев отца.
— Путешествовал, — ответил ему Алверик, — а вы что здесь делаете?
— От охотится, — радостно пояснил Орион, указывая в сторону противоположную той, куда ветер относил дым.
Жирондерель ничего не сказала, так как в глазах Алверика она увидела больше, чем могли вытянуть любые ее вопросы. Орион уже показывал отцу оленью шкуру, на которой сидел.
— Это От застрелил оленя, — похвастался он.
Алверику показалось, что вокруг костра из толстых бревен, тлеющих на подстилке из сброшенного деревьями осеннего убранства, разлито какое-то волшебство. Но это не могла быть ни магия Страны Эльфов, ни колдовство посоха Жирондерель. Это была собственная магия лесной чащи.
Несколько минут Алверик молча стоял у лесного костра, глядя на колдунью с мальчиком, осознавая, что пришло время, когда он должен будет объяснить сыну вещи, которые продолжали ставить его самого в тупик. Все же он не решился заговорить о них и, задав несколько вопросов о новостях долины, повернулся, чтобы идти к своему замку. Несколько позже вместе с Отом вернулись в Эрл и Орион с Жирондерелью.
Едва переступив порог собственного дома, Алверик приказал подать ужин. Сидя в одиночестве за столом в самом большом зале замка, он все обдумывал, что и как скажет сыну. Только поздно вечером он поднялся в детскую и открыл Ориону, что его мама ненадолго вернулась в Страну Эльфов, в отцовский дворец. А потом, не слушая, что ответит ему сын, Алверик поведал ему ту коротенькую историю, которую пришел рассказать. Так мальчик узнал об исчезновении Страны Эльфов.
— Но этого не может быть, — спокойно возразил отцу Орион, — потому что я хорошо слышу звук рогов, что доносится из Страны Эльфов.
— Ты… ты их слышишь? — поразился Алверик.
Малыш уверенно ответил:
— Я каждый вечер слышу, как они трубят.
Глава XIV
Пришедшая в долину Эрл зима сковала леса, сделав самые тонкие ветки твердыми и неподвижными. Она заставила замолчать ручьи в долине, а трава в полях, где паслись быки и коровы, стала хрупкой, словно посуда из необожженной глины. Дыхание животных поднималось вверх густо, словно дым над селением.
Орион продолжал ходить в лес всякий раз, когда От брал его, а иногда он бывал в лесу с Трелом. Когда он приходил в лес с Отом, чаща наполнялась романтическим очарованием зверей, на которых он охотился, и полумрак лесистых лощин дышал благородной красотой огромных оленей. Когда же его брал с собой Трел, лес укрывался тайной, и тогда оставалось лишь гадать, какое удивительное существо может вдруг показаться из-за деревьев и что там мелькает и прячется за каждым неохватным стволом. Какие твари обитали в этом лесу, не знал доподлинно даже Трел. Множество их разновидностей попадалось в его хитрые ловушки, но кто мог сказать наверняка, что ничего неизвестного в лесу не осталось?
В самые счастливые вечера, когда мальчугану случалось задерживаться в лесу допоздна, на самом закате, в то время как объятое пламенем солнце скрывалось за темными верхушками деревьев, морозный воздух надвигающихся сумерек доносил до него с востока певучие голоса эльфийских рогов. Они звучали издалека, едва слышно, но все-таки отчетливо, словно услышанный сквозь сон сигнал утренней зари. Они звали его откуда-то из-за границ леса, эти звонкие рога. Они пели ему из-за самых дальних долин, и мальчик узнавал серебряные трубы Страны Эльфов. Если бы не эта его способность слышать эльфийские рога, чья музыка не попадала в слуховой диапазон обычных людей, и не мгновенно пришедшее к нему знание того, что они такое, то во всех остальных отношениях Орион был бы вполне человеком. Пожалуй, за исключением этих двух особенностей, он все еще оставался просто человеческим детенышем трех с небольшим лет от роду.
В те дни Алверик уныло бродил по селению. Мысли его были далеко от Эрла. У многих дверей он останавливался, заговаривал с жителями, строил планы, но его глаза, казалось, были прикованы к чему-то такому, чего никто другой не мог видеть. Он думал о дальних горизонтах, и прежде всего о тех, за которыми лежала Страна Эльфов, а переходя от дома к дому, он пытался собрать хотя бы небольшую группу единомышленников.
Алверик грезил о том, как найдет сумеречную границу дальше к северу, а план его состоял в том, чтобы двигаться через поля, которые мы знаем, исследуя все новые и новые дали, пока не найдется такое место, откуда волшебная страна не отступила. Он твердо решил посвятить этому свою жизнь.
Покуда Лиразель оставалась с ним в знакомых полях, он только и думал о том, как бы сделать ее более земной и привычной. Теперь же, когда принцессы не было рядом, его собственные мысли день ото дня становились все более эльфийскими, так что простые люди начали отводить взгляды при виде мечтательного лица своего лорда.
Постоянно думая о Стране Эльфов и о ее чудесах, Алверик покупал лошадей и продовольствие. Вскоре он собрал такое количество еды, что те, кому доводилось увидеть его запасы, только дивились. Множество мужчин просил он вступить в свой отряд, но мало кто соглашался отправиться с ним за новые горизонты, едва Алверик признавался, куда именно он идет. Так что первым членом его партии стал молодой человек, который был несчастлив в любви. Потом к нему присоединился юный пастух, привыкший к одиночеству и пустынным просторам. Следом человек, услышавший однажды странную песню, которую кто-то пел давным-давно. Именно эта песня была повинна в том, что мысли его постоянно уносились в невероятные края и места, так что теперь поэт был только рад последовать за ними. Четвертым членом маленького отряда стал деревенский парень, который однажды летом проспал ночь в стоге сена под полной золотой луной и с тех пор начал заговариваться и видеть множество странных вещей. Он упрямо твердил, что все это нашептала ему луна, но подобные откровения не являлись больше никому во всем Эрле. Стоит ли говорить, что этот парень присоединился к Алверику, как только лорд попросил его об этом.
Прошло много дней, прежде чем Алверику удалось собрать четверых. Больше никто не согласился, кроме одного дурачка. Лорд взял его с собой, чтобы тот ухаживал за лошадьми. Дурачок хорошо понимал их, а лошади понимали его, чего нельзя сказать о нормальных мужчинах и женщинах, за исключением, быть может, его матери, которая заплакала, когда слабоумный юноша дал Алверику свое согласие. Она утверждала, что тот ее единственная надежда и опора в старости, он умеет без труда предсказать, когда разыграется буря, когда прилетят ласточки, какие цветы взойдут из семян, посеянных ею в саду, где пауки будут плести свою паутину, и даже знал древние сказки мушиного племени. Она плакала и говорила, что с уходом ее драгоценного сыночка жители Эрла потеряют гораздо больше, чем могут предположить. Но Алверик не обратил внимания на ее слезы и все равно увел с собой, так как во всех других домах он уже много раз сталкивался с чем-то подобным.
И вот однажды утром у ворот замка встали шесть оседланных коней, навьюченных мешками с провизией, а рядом ждали пятеро мужчин, которые должны были отправиться с Алвериком в путешествие к самому краю мира. Но прежде, чем пуститься в дорогу, лорд долго советовался с Жирондерелью, и ведьма призналась, что никакое ее волшебство не в силах заколдовать Страну Эльфов или противостоять грозной воле ее короля. Тогда Алверик без страха поручил Ориона ее заботам, прекрасно понимая, что хотя волшебство старой колдуньи было простым или, лучше сказать, земным, никакая чужая магия в полях, которые мы хорошо знаем, ничья руна или проклятье, направленное против его сына, не смогут одолеть ее заклятий. Для себя же он оставил надежду на удачу, которую редко, но все-таки приносят утомительные и долгие путешествия. Пора было трогаться в путь, но Алверик никак не мог наговориться с Орионом. Он не знал, ни сколько времени пройдет, прежде чем он снова отыщет Страну Эльфов, ни сумеет ли так же легко, как в первый раз, пересечь сумеречную границу, чтобы вернуться оттуда в поля, которые мы знаем. В конце концов он спросил сына, чего тот хочет от жизни.
— Я хочу стать охотником, — был ответ.
— На кого же ты будешь охотиться, пока я буду скитаться за холмами? — поинтересовался Алверик.
— На оленей, как От, — сказал Орион.
Алверик похвалил сына, потому что охота ему самому была по душе.
— Когда-нибудь я тоже отправлюсь далеко за холмы, стану охотиться там на всяких удивительных зверей, — добавил мальчик.
— Каких зверей? — спросил Алверик, но мальчик этого пока не знал.
И тогда отец начал перечислять всех известных ему животных.
— Нет, — ответил Орион. — На других, еще более удивительных, чем медведи.
— И что же это за звери? — удивился Алверик.
— Это будут волшебные звери, — убежденно сказал Орион.
Внизу, у ворот замка, беспокойно перебирали ногами лошади, и Алверик понял, что для отвлеченных разговоров больше нет времени. Он попрощался с сыном и колдуньей и пошел прочь, почти не думая о том, что ему предстоит, так как его будущее было слишком неясно, чтобы строить планы.
Алверик взобрался на свою лошадь. Усевшись, он проверил, как закреплены тюки с провизией, и весь его маленький отряд поскакал прочь.
Жители селения высыпали на улицы, чтобы поглядеть им вслед. Все они знали о цели этого удивительного путешествия, и сразу после того, как поприветствовали Алверика и прокричали слова прощания последнему из всадников, над улицами Эрла загудело множество голосов. В этом гуле слышались и презрение к намерениям Алверика, и жалость, и растерянность, а порой звучали слова любви или насмешки, но в глубине души каждого жителя долины точила и грызла зависть. Хотя здравый смысл и восставал против одиноких странствий в чужих краях, все же каждому хотелось бы отправиться вместе с Алвериком.
А Алверик со своим отрядом удалялся от селения Эрл. За его спиной скакали спутники: очарованный луной безумец, придурок-предсказатель, несчастный влюбленный, одинокий пастух и мечтательный поэт. Поначалу Алверик назначил юного пастуха Вэнда старшим над остальными и велел ему заниматься разбивкой лагеря на стоянках, так как ему казалось, что из всех его спутников он больше других в своем уме, однако прежде, чем они успели сделать первую остановку, между путешественниками возник яростный спор, и Алверик, чувствуя недовольство своих людей, понял, что в поездках, подобных этой, заправлять всем должен не самый разумный, а самый безумный. И тогда он назначил старшиной партии Нива, безумного юношу. Он действительно служил ему верой и правдой, пока — много времени спустя — не настал день, когда Алверик пожалел о своем решении. Ниву помогал в его делах сраженный луной, а все остальные с радостью подчинялись своему старшине и уважали нужду Алверика. Мало нашлось бы в других землях людей, которые бы так дружно справлялись с делами даже не такими безумными.
Поднявшись на возвышенность, отряд поскакал через поля и ехал до тех пор, пока не достиг самых отдаленных мест, еще населенных людьми. Их дома были выстроены на самом краю нашего мира, за который они не отваживались забираться даже в мыслях. Сквозь эту цепочку домов и хижин, стоящих по четыре, по пять на каждую милю вдоль края полей, которые мы хорошо знаем, проехал Алверик со своим странным отрядом. Домик старого кожевника остался далеко на юге. Алверик направлялся на север, чтобы проехать вдоль задних стен фермерских домов по полям, через которые некогда проходила сумеречная граница, пока не отыщется место, от которого Страна Эльфов отступила не так далеко.
Это он и растолковал своим людям, и два вожака — Нив и очарованный луной Зенд — захлопали в ладоши, признавая его правоту. Тил, молодой парень, который слышал странные песни, тоже сказал, что это мудрый план. И одержимость этой троицы легко увлекла пастуха Вэнда, что же до страдавшего от безответной любви Рэннока, то ему было все равно.
Но не успели они отъехать от глухих стен фермерских домов, как красное солнце коснулось горизонта, и им пришлось спешить, чтобы успеть разбить лагерь при последнем свете короткого зимнего дня. Нив настаивал на том, что они должны воздвигнуть дворец, достойный короля, и эта безумная идея сумела так зажечь Зенда, что он работал за троих, а Тил увлеченно помогал ему. Они установили шесты, натянули поверх одеяла и даже сплели загородку из веток, так как они еще не успели уйти далеко от живых изгородей. Вэнд тоже помогал возводить грубый плетень, и Рэннок трудился не покладая рук, хотя очень устал. Когда же работа была закончена, Нив объявил, что это настоящий дворец. Алверик вошел в палатку, чтобы отдохнуть, а его люди тем временем развели снаружи большой костер. Вэнд готовил для всех ужин, потому что будучи пастухом, скитаясь со стадом по безлюдным долинам и холмам, занимался этим каждый день. Что же касалось лошадей, то никто не мог позаботиться о них лучше чем Нив.
Когда отгорели недолгие зимние сумерки, холод еще больше усилился, а к тому времени, когда на небе замерцали первые звезды, во всем мире, казалось, не осталось ничего, кроме мороза. Однако спутники Алверика улеглись прямо возле костра и уснули, закутавшись в свои кожаные одежды и меховые плащи, — все, кроме Рэннока, отвергнутого любовника. Алверику же, лежащему под меховыми одеялами в своей палатке и глядевшему на багровые угли костра, мерцающие между темными фигурами спящих, подумалось, что начало его путешествия удачно. Отсюда он намеревался двинуться дальше на север, держась по возможности вблизи границы полей, которые мы знаем, и высматривая за горизонтом любые признаки Страны Эльфов. Идя вдоль рубежей знакомого мира, его отряд всегда мог пополнить запасы продовольствия, и если они так и не увидят вдали сверкающих бледно-голубых гор, то их путешествие сможет продолжаться до тех пор, пока в один прекрасный день они не выйдут к тому месту, откуда зачарованная страна не отступила. Алверик не сомневался, что уж оттуда он сумеет добраться до подножий Эльфийских гор.
Нив, Зенд и Тил поклялись Алверику, что пройдет совсем немного времени, и они найдут Страну Эльфов. С этой мыслью, рождавшей надежду, Алверик наконец уснул.
Глава XV
Лиразель неслась на юго-восток вместе с прекрасными осенними листьями, но они, один за другим обрывая свои танцы в прозрачной вышине, опускались вниз. Еще некоторое время они бежали с ветром по траве, но успокаивались у живых изгородей или других преград. И лишь над нею не имела власти Земля, надежно удерживающая все материальные предметы, потому что могущественная руна короля эльфов, вышедшая за границы зачарованной страны, властно позвала принцессу обратно. И вот она беспечно мчалась домой, оседлав северо-западный ветер и праздно взирая сверху на поля, которые мы знаем.
Земля больше не притягивала Лиразель, так как вместе с весом улетучились все ее земные заботы. Без печали смотрела она на поля, в которых когда-то гуляла с Алвериком, они проплывали под ней, мимо проносились людские дома. А вдали уже вставала глубокая, плотная, насыщенная всеми красками сумерек граница зачарованной страны.
Разными голосами — плачем ребенка, криком грача, протяжным мычанием коров, негромким стуком катящейся домой телеги — говорила с ней Земля, посылая свое последнее «Прости!» до тех пор, пока не очутилась Лиразель внутри плотного сумеречного барьера. Там все земные звуки сразу зазвучали тише. А когда она вынырнула с другой стороны, они и вовсе прекратились. Подобно тому, как падает замертво усталая лошадь, стих, наткнувшись на границу зачарованной страны северо-западный ветер — над просторами Страны Эльфов никогда не дуют ветра, чувствующие себя так вольготно над полями. Лиразель продолжала медленно лететь дальше, понемногу снижаясь, пока ее ноги не коснулись волшебной почвы родной страны.
И тогда она увидела встающие во всей своей вечной красе бледно-голубые пики Эльфийских гор и темнеющий у их подножья лес, охраняющий трон короля эльфов. А над лесом все так же мерцали в свете бесконечного эльфийского утра величественные шпили, затмевающие своим блеском самые росистые наши рассветы.
Эльфийская принцесса не торопясь пошла по земле, касаясь травы ступнями с такой же легкостью, с какой невесомый пух чертополоха, гонимый ленивым ветерком над знакомыми нам полями, ласкает пушистые венчики тимофеевки и ковыля. Все фантастические твари, и странное очарование земли, и удивительные цветы, и заколдованные деревья, и витающая в воздухе магия — все это с такой силой напомнило Лиразели, что она вернулась домой, что принцесса широко раскинула руки и, обняв первый же попавшийся узловатый ствол, коснулась губами его морщинистой коры.
А потом она вступила в заколдованный лес, и охранявшие его зловещие сосны поклонились проходившей мимо принцессе. В лесу она не замечала ни чудес, ни мрачных признаков магического присутствия, а видела только прошлое, которое словно никуда и не уходило, и Лиразели начинало казаться, что все, что с ней произошло, случилось только вчерашним утром и что в это же вчерашнее утро она и вернулась теперь. И, шагая через лес по едва заметной тропинке, она видела на стволах свежие зарубки от меча Алверика.
Но вот деревья стали понемногу расступаться и впереди забрезжил свет, на глазах превратившийся в игру ярких красок. Лиразель поняла, что это сияет вдали великолепие обрамленных цветами лужаек перед дворцом ее отца. Она возвратилась к ним и увидела, что легкие следы, которые она оставила, выходя из ворот отцовского дома перед тем, как заметить Алверика, еще не успели исчезнуть среди распрямившейся травы, росы и серебристой паутины. Здесь по-прежнему горели в волшебном свете огромные цветы, а за ними взблескивал и переливался дворец, о котором иначе как в песне и рассказать-то нельзя. И ворота, из которых она вышла к Алверику, все еще стояли чуть приоткрытыми. Лиразель вернулась, и король эльфов, услышавший при помощи магии звук ее невесомых шагов, вышел навстречу дочери.
Все это бесконечное эльфийское утро король печалился о своей дочери, и теперь, когда они обнялись, его длинная борода почти полностью скрыла Лиразель. Мудрость не мешала ему тревожиться о ее возвращении, а руны не мешали тосковать по дочери обычной человеческой тоской, хотя он и принадлежал к магическому царственному роду, чья власть за границами полей, которые мы хорошо знаем, не имеет предела. И вот наконец его Лиразель снова дома, и волшебное утро вдохновляло радость короля. Казалось, оно разгорелось над лигами и лигами зачарованной земли еще ярче, и даже на склоны Эльфийских гор лег его яркий отблеск.
Разжав объятия, король и принцесса прошли мерцающими вратами во дворец, рыцарь-страж салютовал им мечом, но повернуть голову, чтобы посмотреть вслед Лиразели, он не посмел. Они поднялись в залу, где стоял сделанный изо льда и радуги трон короля эльфов, и великий владыка опустился на него, усадив дочь к себе на колени. Только тогда спокойствие снова снизошло на его страну.
Долго, в течение всего вечного эльфийского утра, ничто не тревожило этого спокойствия, так как Лиразель отдыхала от забот Земли, а король сидел, бесконечно довольный тем, как все кончилось. Даже страж застыл в салюте со своим мечом, опущенным острием вниз. По-прежнему мерцал и переливался жемчужный дворец. Все напоминало тихий мир безмятежного пруда, которого не достигает шум большого города. Страна Эльфов покоилась вне времен, даже минуты и часы угомонились, как успокаиваются пенные струи водопада, когда мороз сковывает несущийся к обрыву поток, а над всей зачарованной землей вставали, подобно бесконечному сну, безмятежные, бледно-голубые пики Эльфийских гор.
А потом вдруг, как шум большого города, услышанный за щебетом птиц, как чей-то всхлип на детском празднике, как смех среди всеобщих рыданий, как пронзительный визг зимнего ветра в зацветающих садах, в грезы короля эльфов вторглось ощущение, что кто-то движется к ним через поля и холмы Земли. То был Алверик со своим мечом, выкованным из громового металла. Король эльфов сразу почувствовал его приближение благодаря своей восприимчивости к магии.
Он рассказал кожевнику историю своего путешествия через пустынные каменистые пространства, где не было места ни для чего человеческого и куда не осмеливались проникать ни птицы, ни маленькие зверушки, ни даже цветы или травы. Его рассказ был хроникой запустения и одиночества. Старик выслушал его пространное описание, но ничего не сказал и позволил себе сделать какие-то незначительные замечания только тогда, когда Алверик заговорил о полях, которые мы хорошо знаем. Хозяин слушал гостя не просто вежливо, но и как будто даже с некоторой долей заинтересованного внимания, однако ни слова не сказал о земле, с которой отступила Страна Эльфов. Он вел себя так, словно на востоке не существовало никаких равнин, а были лишь морок и бред, а Алверик либо только что избавился от наваждения, либо очнулся от странного сна и теперь его пересказывает. Что до сновидений, то о них и говорить-то не стоило. И уж, конечно, старик ни слова не проронил о существовании Страны Эльфов или чего-то другого, что находилось бы дальше восьмидесяти ярдов от восточной стены его дома.
В конце концов Алверик отправился спать, а кожевник сидел один до тех пор, пока огонь в очаге не начал гаснуть. Он думал о том, что услышал, и изредка качал головой.
Весь следующий день Алверик отдыхал и прогуливался в осеннем саду, изредка пытаясь вызвать хозяина на разговор о своем великом походе в пустынный край, но безуспешно. Кожевник продолжал уклоняться от темы с такой изобретательностью и упорством, словно заговорить о каменистой равнине означало приблизить ее. Тогда Алверик принялся гадать о причинах, которые могли определить подобное поведение. Может быть, в юности кожевник побывал в Стране Эльфов и столкнулся там с чем-то, что сильно испугало его? Может быть, он едва избежал смерти или любви длиной в век? Не была ли тайна Страны Эльфов слишком величественной, чтобы язык человека мог безнаказанно касаться ее? Или же, напротив, люди, живущие здесь, на краю наших полей, были настолько хорошо знакомы с неземной красотой удивительной страны, что не хотели говорить о ней из опасения, что любое неосторожное слово может стать приманкой, способной выманить ее волшебство за пределы зачарованного мира, в то время как упорное молчание, пусть и слабо, но сдерживает его? Действительно ли слово, сказанное вслух, способно пробудить, приблизить магический мир или сообщить неземную эльфийскую красоту полям, которые мы хорошо знаем? На эти вопросы у Алверика не было ответов.
Он задержался у кожевника еще на один день, чтобы набраться сил перед возвращением в Эрл. В путь он вышел ранним утром, и хозяин проводил его за порог, сердечно с ним прощаясь и разглагольствуя без своей обычной сдержанности о дороге и о делах Эрла, служивших пищей для слухов и сплетен на многих отдаленных фермах. Контраст между одобрением, которое старик выказывал полям, которые мы знаем и которые его гостю предстояло пересечь, и его упорным неприятием всего, что относилось к тем, другим землям, к коим все еще тянулись надежды Алверика, был огромным.
Пришла пора расставаться, и, оборвав слова прощания, кожевник повернулся, чтобы идти в дом. На ходу старик довольно потирал руки, так как был очень рад видеть, что человек, который так рвался побывать в волшебной стране, повернул назад и теперь спокойно идет через поля, которые мы хорошо знаем.
В полях уже во всю хозяйничали заморозки. Алверик шагал по хрустящей бурой траве и вдыхал свежий и чистый воздух; при этом он почти не вспоминал ни о своем доме, ни о сыне, а думал только о том, как ему отыскать дорогу в Страну Эльфов. Вскоре ему стало казаться, что дальше на севере должен быть обходной путь, ведущий к тыльным склонам бледно-голубых гор. Зачарованный край отступил слишком далеко, чтобы он мог добраться до него с востока. Это было до отчаяния очевидно, однако Алверик отказывался верить, что то же самое произошло по всей протяженности сумеречной границы, где, как говорил поэт, Страна Эльфов соприкасается с Землей. Стоит зайти подальше на север, и он отыщет этот рубеж, сонно дремлющий в полумраке своих собственных сумерек, отыщет на том же самом месте, где он был всегда, и тогда он найдет способ добраться до подножий бледно-голубых гор и снова увидеть свою жену. Думая об этом, Алверик шагал и шагал по туманным плодородным полям.
Все еще полный планов и раздумий о загадочной магической стране, Алверик достиг величественных и молчаливых лесов, окружающих долину Эрл. Хотя мысли его были по-прежнему далеки от всего земного, он сразу заметил плывущий между стволами могучих дубов серый дым костра. Он пошел в ту сторону, чтобы посмотреть, кто это скитается в лесу в этакую пору, и наткнулся на Ориона и Жирондерель, которые отогревали руки у огня.
— Где ты был? — крикнул мальчик, едва завидев отца.
— Путешествовал, — ответил ему Алверик, — а вы что здесь делаете?
— От охотится, — радостно пояснил Орион, указывая в сторону противоположную той, куда ветер относил дым.
Жирондерель ничего не сказала, так как в глазах Алверика она увидела больше, чем могли вытянуть любые ее вопросы. Орион уже показывал отцу оленью шкуру, на которой сидел.
— Это От застрелил оленя, — похвастался он.
Алверику показалось, что вокруг костра из толстых бревен, тлеющих на подстилке из сброшенного деревьями осеннего убранства, разлито какое-то волшебство. Но это не могла быть ни магия Страны Эльфов, ни колдовство посоха Жирондерель. Это была собственная магия лесной чащи.
Несколько минут Алверик молча стоял у лесного костра, глядя на колдунью с мальчиком, осознавая, что пришло время, когда он должен будет объяснить сыну вещи, которые продолжали ставить его самого в тупик. Все же он не решился заговорить о них и, задав несколько вопросов о новостях долины, повернулся, чтобы идти к своему замку. Несколько позже вместе с Отом вернулись в Эрл и Орион с Жирондерелью.
Едва переступив порог собственного дома, Алверик приказал подать ужин. Сидя в одиночестве за столом в самом большом зале замка, он все обдумывал, что и как скажет сыну. Только поздно вечером он поднялся в детскую и открыл Ориону, что его мама ненадолго вернулась в Страну Эльфов, в отцовский дворец. А потом, не слушая, что ответит ему сын, Алверик поведал ему ту коротенькую историю, которую пришел рассказать. Так мальчик узнал об исчезновении Страны Эльфов.
— Но этого не может быть, — спокойно возразил отцу Орион, — потому что я хорошо слышу звук рогов, что доносится из Страны Эльфов.
— Ты… ты их слышишь? — поразился Алверик.
Малыш уверенно ответил:
— Я каждый вечер слышу, как они трубят.
Глава XIV
НА ПОИСКИ ЭЛЬФИЙСКИХ ГОР
Пришедшая в долину Эрл зима сковала леса, сделав самые тонкие ветки твердыми и неподвижными. Она заставила замолчать ручьи в долине, а трава в полях, где паслись быки и коровы, стала хрупкой, словно посуда из необожженной глины. Дыхание животных поднималось вверх густо, словно дым над селением.
Орион продолжал ходить в лес всякий раз, когда От брал его, а иногда он бывал в лесу с Трелом. Когда он приходил в лес с Отом, чаща наполнялась романтическим очарованием зверей, на которых он охотился, и полумрак лесистых лощин дышал благородной красотой огромных оленей. Когда же его брал с собой Трел, лес укрывался тайной, и тогда оставалось лишь гадать, какое удивительное существо может вдруг показаться из-за деревьев и что там мелькает и прячется за каждым неохватным стволом. Какие твари обитали в этом лесу, не знал доподлинно даже Трел. Множество их разновидностей попадалось в его хитрые ловушки, но кто мог сказать наверняка, что ничего неизвестного в лесу не осталось?
В самые счастливые вечера, когда мальчугану случалось задерживаться в лесу допоздна, на самом закате, в то время как объятое пламенем солнце скрывалось за темными верхушками деревьев, морозный воздух надвигающихся сумерек доносил до него с востока певучие голоса эльфийских рогов. Они звучали издалека, едва слышно, но все-таки отчетливо, словно услышанный сквозь сон сигнал утренней зари. Они звали его откуда-то из-за границ леса, эти звонкие рога. Они пели ему из-за самых дальних долин, и мальчик узнавал серебряные трубы Страны Эльфов. Если бы не эта его способность слышать эльфийские рога, чья музыка не попадала в слуховой диапазон обычных людей, и не мгновенно пришедшее к нему знание того, что они такое, то во всех остальных отношениях Орион был бы вполне человеком. Пожалуй, за исключением этих двух особенностей, он все еще оставался просто человеческим детенышем трех с небольшим лет от роду.
В те дни Алверик уныло бродил по селению. Мысли его были далеко от Эрла. У многих дверей он останавливался, заговаривал с жителями, строил планы, но его глаза, казалось, были прикованы к чему-то такому, чего никто другой не мог видеть. Он думал о дальних горизонтах, и прежде всего о тех, за которыми лежала Страна Эльфов, а переходя от дома к дому, он пытался собрать хотя бы небольшую группу единомышленников.
Алверик грезил о том, как найдет сумеречную границу дальше к северу, а план его состоял в том, чтобы двигаться через поля, которые мы знаем, исследуя все новые и новые дали, пока не найдется такое место, откуда волшебная страна не отступила. Он твердо решил посвятить этому свою жизнь.
Покуда Лиразель оставалась с ним в знакомых полях, он только и думал о том, как бы сделать ее более земной и привычной. Теперь же, когда принцессы не было рядом, его собственные мысли день ото дня становились все более эльфийскими, так что простые люди начали отводить взгляды при виде мечтательного лица своего лорда.
Постоянно думая о Стране Эльфов и о ее чудесах, Алверик покупал лошадей и продовольствие. Вскоре он собрал такое количество еды, что те, кому доводилось увидеть его запасы, только дивились. Множество мужчин просил он вступить в свой отряд, но мало кто соглашался отправиться с ним за новые горизонты, едва Алверик признавался, куда именно он идет. Так что первым членом его партии стал молодой человек, который был несчастлив в любви. Потом к нему присоединился юный пастух, привыкший к одиночеству и пустынным просторам. Следом человек, услышавший однажды странную песню, которую кто-то пел давным-давно. Именно эта песня была повинна в том, что мысли его постоянно уносились в невероятные края и места, так что теперь поэт был только рад последовать за ними. Четвертым членом маленького отряда стал деревенский парень, который однажды летом проспал ночь в стоге сена под полной золотой луной и с тех пор начал заговариваться и видеть множество странных вещей. Он упрямо твердил, что все это нашептала ему луна, но подобные откровения не являлись больше никому во всем Эрле. Стоит ли говорить, что этот парень присоединился к Алверику, как только лорд попросил его об этом.
Прошло много дней, прежде чем Алверику удалось собрать четверых. Больше никто не согласился, кроме одного дурачка. Лорд взял его с собой, чтобы тот ухаживал за лошадьми. Дурачок хорошо понимал их, а лошади понимали его, чего нельзя сказать о нормальных мужчинах и женщинах, за исключением, быть может, его матери, которая заплакала, когда слабоумный юноша дал Алверику свое согласие. Она утверждала, что тот ее единственная надежда и опора в старости, он умеет без труда предсказать, когда разыграется буря, когда прилетят ласточки, какие цветы взойдут из семян, посеянных ею в саду, где пауки будут плести свою паутину, и даже знал древние сказки мушиного племени. Она плакала и говорила, что с уходом ее драгоценного сыночка жители Эрла потеряют гораздо больше, чем могут предположить. Но Алверик не обратил внимания на ее слезы и все равно увел с собой, так как во всех других домах он уже много раз сталкивался с чем-то подобным.
И вот однажды утром у ворот замка встали шесть оседланных коней, навьюченных мешками с провизией, а рядом ждали пятеро мужчин, которые должны были отправиться с Алвериком в путешествие к самому краю мира. Но прежде, чем пуститься в дорогу, лорд долго советовался с Жирондерелью, и ведьма призналась, что никакое ее волшебство не в силах заколдовать Страну Эльфов или противостоять грозной воле ее короля. Тогда Алверик без страха поручил Ориона ее заботам, прекрасно понимая, что хотя волшебство старой колдуньи было простым или, лучше сказать, земным, никакая чужая магия в полях, которые мы хорошо знаем, ничья руна или проклятье, направленное против его сына, не смогут одолеть ее заклятий. Для себя же он оставил надежду на удачу, которую редко, но все-таки приносят утомительные и долгие путешествия. Пора было трогаться в путь, но Алверик никак не мог наговориться с Орионом. Он не знал, ни сколько времени пройдет, прежде чем он снова отыщет Страну Эльфов, ни сумеет ли так же легко, как в первый раз, пересечь сумеречную границу, чтобы вернуться оттуда в поля, которые мы знаем. В конце концов он спросил сына, чего тот хочет от жизни.
— Я хочу стать охотником, — был ответ.
— На кого же ты будешь охотиться, пока я буду скитаться за холмами? — поинтересовался Алверик.
— На оленей, как От, — сказал Орион.
Алверик похвалил сына, потому что охота ему самому была по душе.
— Когда-нибудь я тоже отправлюсь далеко за холмы, стану охотиться там на всяких удивительных зверей, — добавил мальчик.
— Каких зверей? — спросил Алверик, но мальчик этого пока не знал.
И тогда отец начал перечислять всех известных ему животных.
— Нет, — ответил Орион. — На других, еще более удивительных, чем медведи.
— И что же это за звери? — удивился Алверик.
— Это будут волшебные звери, — убежденно сказал Орион.
Внизу, у ворот замка, беспокойно перебирали ногами лошади, и Алверик понял, что для отвлеченных разговоров больше нет времени. Он попрощался с сыном и колдуньей и пошел прочь, почти не думая о том, что ему предстоит, так как его будущее было слишком неясно, чтобы строить планы.
Алверик взобрался на свою лошадь. Усевшись, он проверил, как закреплены тюки с провизией, и весь его маленький отряд поскакал прочь.
Жители селения высыпали на улицы, чтобы поглядеть им вслед. Все они знали о цели этого удивительного путешествия, и сразу после того, как поприветствовали Алверика и прокричали слова прощания последнему из всадников, над улицами Эрла загудело множество голосов. В этом гуле слышались и презрение к намерениям Алверика, и жалость, и растерянность, а порой звучали слова любви или насмешки, но в глубине души каждого жителя долины точила и грызла зависть. Хотя здравый смысл и восставал против одиноких странствий в чужих краях, все же каждому хотелось бы отправиться вместе с Алвериком.
А Алверик со своим отрядом удалялся от селения Эрл. За его спиной скакали спутники: очарованный луной безумец, придурок-предсказатель, несчастный влюбленный, одинокий пастух и мечтательный поэт. Поначалу Алверик назначил юного пастуха Вэнда старшим над остальными и велел ему заниматься разбивкой лагеря на стоянках, так как ему казалось, что из всех его спутников он больше других в своем уме, однако прежде, чем они успели сделать первую остановку, между путешественниками возник яростный спор, и Алверик, чувствуя недовольство своих людей, понял, что в поездках, подобных этой, заправлять всем должен не самый разумный, а самый безумный. И тогда он назначил старшиной партии Нива, безумного юношу. Он действительно служил ему верой и правдой, пока — много времени спустя — не настал день, когда Алверик пожалел о своем решении. Ниву помогал в его делах сраженный луной, а все остальные с радостью подчинялись своему старшине и уважали нужду Алверика. Мало нашлось бы в других землях людей, которые бы так дружно справлялись с делами даже не такими безумными.
Поднявшись на возвышенность, отряд поскакал через поля и ехал до тех пор, пока не достиг самых отдаленных мест, еще населенных людьми. Их дома были выстроены на самом краю нашего мира, за который они не отваживались забираться даже в мыслях. Сквозь эту цепочку домов и хижин, стоящих по четыре, по пять на каждую милю вдоль края полей, которые мы хорошо знаем, проехал Алверик со своим странным отрядом. Домик старого кожевника остался далеко на юге. Алверик направлялся на север, чтобы проехать вдоль задних стен фермерских домов по полям, через которые некогда проходила сумеречная граница, пока не отыщется место, от которого Страна Эльфов отступила не так далеко.
Это он и растолковал своим людям, и два вожака — Нив и очарованный луной Зенд — захлопали в ладоши, признавая его правоту. Тил, молодой парень, который слышал странные песни, тоже сказал, что это мудрый план. И одержимость этой троицы легко увлекла пастуха Вэнда, что же до страдавшего от безответной любви Рэннока, то ему было все равно.
Но не успели они отъехать от глухих стен фермерских домов, как красное солнце коснулось горизонта, и им пришлось спешить, чтобы успеть разбить лагерь при последнем свете короткого зимнего дня. Нив настаивал на том, что они должны воздвигнуть дворец, достойный короля, и эта безумная идея сумела так зажечь Зенда, что он работал за троих, а Тил увлеченно помогал ему. Они установили шесты, натянули поверх одеяла и даже сплели загородку из веток, так как они еще не успели уйти далеко от живых изгородей. Вэнд тоже помогал возводить грубый плетень, и Рэннок трудился не покладая рук, хотя очень устал. Когда же работа была закончена, Нив объявил, что это настоящий дворец. Алверик вошел в палатку, чтобы отдохнуть, а его люди тем временем развели снаружи большой костер. Вэнд готовил для всех ужин, потому что будучи пастухом, скитаясь со стадом по безлюдным долинам и холмам, занимался этим каждый день. Что же касалось лошадей, то никто не мог позаботиться о них лучше чем Нив.
Когда отгорели недолгие зимние сумерки, холод еще больше усилился, а к тому времени, когда на небе замерцали первые звезды, во всем мире, казалось, не осталось ничего, кроме мороза. Однако спутники Алверика улеглись прямо возле костра и уснули, закутавшись в свои кожаные одежды и меховые плащи, — все, кроме Рэннока, отвергнутого любовника. Алверику же, лежащему под меховыми одеялами в своей палатке и глядевшему на багровые угли костра, мерцающие между темными фигурами спящих, подумалось, что начало его путешествия удачно. Отсюда он намеревался двинуться дальше на север, держась по возможности вблизи границы полей, которые мы знаем, и высматривая за горизонтом любые признаки Страны Эльфов. Идя вдоль рубежей знакомого мира, его отряд всегда мог пополнить запасы продовольствия, и если они так и не увидят вдали сверкающих бледно-голубых гор, то их путешествие сможет продолжаться до тех пор, пока в один прекрасный день они не выйдут к тому месту, откуда зачарованная страна не отступила. Алверик не сомневался, что уж оттуда он сумеет добраться до подножий Эльфийских гор.
Нив, Зенд и Тил поклялись Алверику, что пройдет совсем немного времени, и они найдут Страну Эльфов. С этой мыслью, рождавшей надежду, Алверик наконец уснул.
Глава XV
БЕГСТВО КОРОЛЯ
Лиразель неслась на юго-восток вместе с прекрасными осенними листьями, но они, один за другим обрывая свои танцы в прозрачной вышине, опускались вниз. Еще некоторое время они бежали с ветром по траве, но успокаивались у живых изгородей или других преград. И лишь над нею не имела власти Земля, надежно удерживающая все материальные предметы, потому что могущественная руна короля эльфов, вышедшая за границы зачарованной страны, властно позвала принцессу обратно. И вот она беспечно мчалась домой, оседлав северо-западный ветер и праздно взирая сверху на поля, которые мы знаем.
Земля больше не притягивала Лиразель, так как вместе с весом улетучились все ее земные заботы. Без печали смотрела она на поля, в которых когда-то гуляла с Алвериком, они проплывали под ней, мимо проносились людские дома. А вдали уже вставала глубокая, плотная, насыщенная всеми красками сумерек граница зачарованной страны.
Разными голосами — плачем ребенка, криком грача, протяжным мычанием коров, негромким стуком катящейся домой телеги — говорила с ней Земля, посылая свое последнее «Прости!» до тех пор, пока не очутилась Лиразель внутри плотного сумеречного барьера. Там все земные звуки сразу зазвучали тише. А когда она вынырнула с другой стороны, они и вовсе прекратились. Подобно тому, как падает замертво усталая лошадь, стих, наткнувшись на границу зачарованной страны северо-западный ветер — над просторами Страны Эльфов никогда не дуют ветра, чувствующие себя так вольготно над полями. Лиразель продолжала медленно лететь дальше, понемногу снижаясь, пока ее ноги не коснулись волшебной почвы родной страны.
И тогда она увидела встающие во всей своей вечной красе бледно-голубые пики Эльфийских гор и темнеющий у их подножья лес, охраняющий трон короля эльфов. А над лесом все так же мерцали в свете бесконечного эльфийского утра величественные шпили, затмевающие своим блеском самые росистые наши рассветы.
Эльфийская принцесса не торопясь пошла по земле, касаясь травы ступнями с такой же легкостью, с какой невесомый пух чертополоха, гонимый ленивым ветерком над знакомыми нам полями, ласкает пушистые венчики тимофеевки и ковыля. Все фантастические твари, и странное очарование земли, и удивительные цветы, и заколдованные деревья, и витающая в воздухе магия — все это с такой силой напомнило Лиразели, что она вернулась домой, что принцесса широко раскинула руки и, обняв первый же попавшийся узловатый ствол, коснулась губами его морщинистой коры.
А потом она вступила в заколдованный лес, и охранявшие его зловещие сосны поклонились проходившей мимо принцессе. В лесу она не замечала ни чудес, ни мрачных признаков магического присутствия, а видела только прошлое, которое словно никуда и не уходило, и Лиразели начинало казаться, что все, что с ней произошло, случилось только вчерашним утром и что в это же вчерашнее утро она и вернулась теперь. И, шагая через лес по едва заметной тропинке, она видела на стволах свежие зарубки от меча Алверика.
Но вот деревья стали понемногу расступаться и впереди забрезжил свет, на глазах превратившийся в игру ярких красок. Лиразель поняла, что это сияет вдали великолепие обрамленных цветами лужаек перед дворцом ее отца. Она возвратилась к ним и увидела, что легкие следы, которые она оставила, выходя из ворот отцовского дома перед тем, как заметить Алверика, еще не успели исчезнуть среди распрямившейся травы, росы и серебристой паутины. Здесь по-прежнему горели в волшебном свете огромные цветы, а за ними взблескивал и переливался дворец, о котором иначе как в песне и рассказать-то нельзя. И ворота, из которых она вышла к Алверику, все еще стояли чуть приоткрытыми. Лиразель вернулась, и король эльфов, услышавший при помощи магии звук ее невесомых шагов, вышел навстречу дочери.
Все это бесконечное эльфийское утро король печалился о своей дочери, и теперь, когда они обнялись, его длинная борода почти полностью скрыла Лиразель. Мудрость не мешала ему тревожиться о ее возвращении, а руны не мешали тосковать по дочери обычной человеческой тоской, хотя он и принадлежал к магическому царственному роду, чья власть за границами полей, которые мы хорошо знаем, не имеет предела. И вот наконец его Лиразель снова дома, и волшебное утро вдохновляло радость короля. Казалось, оно разгорелось над лигами и лигами зачарованной земли еще ярче, и даже на склоны Эльфийских гор лег его яркий отблеск.
Разжав объятия, король и принцесса прошли мерцающими вратами во дворец, рыцарь-страж салютовал им мечом, но повернуть голову, чтобы посмотреть вслед Лиразели, он не посмел. Они поднялись в залу, где стоял сделанный изо льда и радуги трон короля эльфов, и великий владыка опустился на него, усадив дочь к себе на колени. Только тогда спокойствие снова снизошло на его страну.
Долго, в течение всего вечного эльфийского утра, ничто не тревожило этого спокойствия, так как Лиразель отдыхала от забот Земли, а король сидел, бесконечно довольный тем, как все кончилось. Даже страж застыл в салюте со своим мечом, опущенным острием вниз. По-прежнему мерцал и переливался жемчужный дворец. Все напоминало тихий мир безмятежного пруда, которого не достигает шум большого города. Страна Эльфов покоилась вне времен, даже минуты и часы угомонились, как успокаиваются пенные струи водопада, когда мороз сковывает несущийся к обрыву поток, а над всей зачарованной землей вставали, подобно бесконечному сну, безмятежные, бледно-голубые пики Эльфийских гор.
А потом вдруг, как шум большого города, услышанный за щебетом птиц, как чей-то всхлип на детском празднике, как смех среди всеобщих рыданий, как пронзительный визг зимнего ветра в зацветающих садах, в грезы короля эльфов вторглось ощущение, что кто-то движется к ним через поля и холмы Земли. То был Алверик со своим мечом, выкованным из громового металла. Король эльфов сразу почувствовал его приближение благодаря своей восприимчивости к магии.