Наконец на одной из крытых остановок она подошла к висевшей на стене карте Испании.
   И, чуть побледнев, обернулась ко мне.
   – Послушай, Даниель, мы же едем в противоположную сторону от Монсерра...
   – Ну и ладно... В другой раз туда съездим. На побережье лучше, правда?
   – Лучше. Только зачем мы все ездим на автобусах? Обратный путь в "Каса Патрисио" займет целый день.
   Пришло время кое-что ей объяснить.
   – Послушай, Марианна, я должен сказать тебе одну вещь...
   Она растерялась, в глазах промелькнула настоящая паника.
   – Я...
   – Скажи скорей, это обо мне, да?
   Я покачал головой.
   – Нет, Марианна. Обо мне. Несколько лет назад я во Франции занимался политикой. В общем, был экстремистом... А здесь, знаешь ведь, диктатура. Ну вот, я узнал, что власти взяли меня на заметку. Могут даже выдворять из страны. Но сейчас мне это невыгодно, пока мы не получили документы, по которым можно будет тебя вывезти, ясно?
   – Конечно! Ну и что?
   – Так вот, сейчас нужно найти тихое местечко и спрятаться там до поры до времени...
   Казалось, она клюнула на эту наживку. Я даже возгордился от того, что так все придумал.
   Мы влезли в третий автобус. Но вдруг Марианна так и вскинулась:
   – Ой, Даниель!
   – Что такое?
   – Как же мы получим документы, если уехали из "Каса Патрисио", никого не предупредив?
   Тут я попал впросак.
   Ока не на шутку встревожилась. Надо было побыстрей изобрести что-нибудь правдоподобное, чтобы успокоить ее.
   – Не волнуйся. Я предупредил, чтобы бумаги не высылали из Франции, пока я не дам адрес, по которому нас можно будет найти.
   – Ах, так...
   И мы заговорили на другую тему.

23

   В Таррагону мы попали только к полудню. Вчерашняя усталость давала себя знать. Я подумал, что нет смысла бежать на другой конец Испании. Главное, найти надежное убежище, а уж оно может отыскаться где угодно. Когда мы окажемся в безопасности, подожду, пока все уляжется, и попробую вернуться во Францию. Тогда мне еще не приходило в голову, что наше приключение может отразиться на моей карьере и даже обернуться для меня тюрьмой, ведь я сознательно сделался сообщником убийцы. Если бы тот толстый сыщик не надумал заявиться на улицу Гро-Мюр именно в то время, когда туда приехал и я, можно было бы сделать вид, будто все это меня не касается. Теперешних трудностей можно было бы избежать. Но что толку горевать из-за того, что уже произошло! Лучше начать действовать.
   Мы уселись на террасе кафе, и я, с удовольствием пригубив хереса, стал соображать, что к чему.
   Если остановиться в гостинице или даже на обыкновенном деревенском постоялом дворе, то все пропало: когда карабинеры, которые рыщут по всей Испании, получат наши приметы, не пройдет и трех дней, как мы окажемся у них в руках.
   И я надумал снять какой-нибудь домик, где можно укрыться, не привлекая к себе особого внимания. Попросил Марианну подождать в кафе и пошел в город. Сначала в лавчонке обменял часть денег, а потом стал искать агентство по сдаче жилья внаем. Одно такое нашлось в самом центре. В витрине была выставлена целая куча пожелтевших от солнца фотографий. На них красовались различные строения из этих мест, предназначенные к продаже или сдаче внаем. Я вошел внутрь.
   Какая-то толстуха заговорила со мной по-французски. Я даже немного растерялся.
   – Как вы узнали, что я француз?
   – Жила в Париже...
   Она заулыбалась.
   – Я хотел бы снять на месяц недорогой домик.
   – У меня как раз есть то, что вам нужно!
   Она раскрыла папку и достала розовую карточку, к которой была пришпилена фотография.
   – Подойдет?
   Я увидел белоснежную виллу среди пальм.
   – Ого, да это для какой-нибудь голливудской звезды!
   – Это для тех, у кого есть десять тысяч песет.
   Я быстро сосчитал. Почти семьсот французских франков. Задаром! Здесь, даже не имея почти ничего, можно чувствовать себя настоящим богачом!
   Я отсчитал десять тысяч песет.
   – Сегодня двадцать четвертое, – сказала толстушка, – добавим вам бесплатно к месяцу еще шесть дней. Сейчас выпишу вам квитанцию с будущего месяца, как будто вы въехали с первого числа.
   – Спасибо.
   – Вот ключи. Это в тринадцати километрах отсюда, недалеко от моря. Если бы, конечно, дом стоял на самом берегу, аренда стоила бы гораздо дороже.
   Мне не особенно нужен был пляж, там ведь всегда полно народу.
   На обороте квитанции она написала адрес.
   – Туда можно добраться на такси.
   Так мы и сделали. Согласитесь, не всегда удается так быстро снять домик и сразу же отправиться туда с ключами в кармане.
   Мы с Марианной были на седьмом небе. Веселились, как дети, снова поверив в волшебство.
   Она все спрашивала, как выглядит дом на фотографии.
   – Красивый, да?
   – Настоящая вилла миллиардера!
   Однако там нас ждало разочарование. Вилла стояла почти у самой проезжей дороги, на голом месте, а снимки, как видно, сделали в тот день, когда закончилось строительство.
   С тех пор домик порядком обветшал. На посеревших стенах копошились большие ящерицы, а вокруг все заросло сорняками. Даже пальмы оказались какими-то тощими и желтыми. В общем, вид этого жилища навевал порядочную скуку.
   Мы переглянулись.
   – Не дворец, а?
   Она пожала плечами.
   – Какая разница, ведь мы будем вдвоем!
   – Точно.
   Мы поглядели вслед такси, скрывшемуся в гигантском облаке белой пыли. И я толкнул разбитую калитку, от которой шла тропинка прямо к дому.
   Весь наш багаж состоял из мольберта, ящика с принадлежностями для рисования и пляжной сумки. Ничего себе, забавное приключение!
   Но не успев дойти до дверей виллы, я вдруг остановился, как вкопанный, поразившись сходству этого дома с тем, другим... С тем, что на улице Гро-Мюр. Все было похоже, даже буйная растительность вокруг.
   – Что с тобой? – спросила Марианна.
   – Этот дом тебе ничего не напоминает?
   Она взглянула повнимательней.
   – Нет, а что?
   – Ничего. Я... Мне все кажется, будто новое должно тебе напомнить какие-то веши.
   – Да нет, не так...
   Я открыл дверь. Здесь-то сыростью не пахло. Наоборот, от стен шел приятный запах теплого камня.
   – Будем устраиваться?
   – Вперед!
   В конце концов, то, что вилла стояла совершенно отдельно, на отшибе, для нас было даже лучше. Километрах в двух отсюда находилась ближайшая деревушка. Теперь я понимал, почему аренда дома стоила так дешево.
   Даже расположение комнат было похоже. Справа гостиная с современной испанской мебелью, иными словами, с жуткой обстановкой. Слева кухня. В глубине белая лестница на второй этаж, а там две спальни.
   – Пойдем посмотрим на нашу кровать.
   Она прижалась ко мне.
   – Мне даже кажется, что наконец-то мы у себя дома, Даниель!
   – А мы как раз у себя дома!
   Обнявшись, мы стали подниматься вверх по ступенькам. Марианна протянула руку к дверной ручке справа. И стала открывать, но вдруг дико закричала. Крик эхом отдался в пустом доме. Она вся дрожала, как осиновый лист. Я подхватил ее, чтобы она не упала, потеряв сознание, и толкнул дверь ногой, надеясь поскорее ее где-нибудь уложить.
   – Нет! Нет! – задыхалась Марианна.
   И, изгибаясь, ни за что не желала входить в комнату. Пришлось мне втащить ее, обхватив за талию. Спальня оказалась белой, солнечной, с низкой кроватью. И мебель здесь была не такая вычурная, как на первом этаже. Марианна мгновенно успокоилась. Она провела рукой по своему потному лбу.
   – Что с тобой, любимая?
   Марианна покачала головой.
   – Ужас какой-то.
   Я весь взмок, и мне не меньше, чем ей, хотелось завопить. Я задавал вопросы только для вида, а на самом деле все и так было понятно: эта дверь вверху лестницы вдруг напомнила ей ее собственную спальню.
   – Когда я открывала дверь, мне показалось, что здесь лежат какие-то мертвецы...
   – Ну что за ерунда!
   – Нет-нет... Это как молния... Я увидела кровь... И лежащих людей...
   – Ты что-нибудь вспомнила?
   – Нет, просто было такое видение... Какой-то кошмар!
   Я подумал, что кошмары обычно являются во сне. С тех пор, как мне открылась страшная правда, я ни разу не задумывался над тем, что будет, если к Марианне вдруг вернется память. Просто не мог представить себе такого ужаса!
   Что делать, если она вдруг закричит: "Я вспомнила!"?
   Я помчался в кухню за водой, но оказалось, что кран не работает. Да, когда снимаешь такой домик, особенно рассчитывать на удобства не приходится.
   Еще подъезжая к дому, в нескольких сотнях метров я заметил колодец. И сейчас, схватив ведро, побежал за водичкой, строя по дороге самые мрачные прогнозы. В этом уединенном месте было что-то гнетущее. Даже как будто и не испанское, а что-то от австралийской пустыни – ровное бесконечное пространство с сухими почерневшими низенькими деревцами. И кому только пришло в голову строиться в этом Богом забытом уголке?
   Солнце безжалостно палило. Я как раз шел обратно с полным ведром, как вдруг на дороге встретился с двумя карабинерами на велосипедах. Оба удивленно поглядели на меня, но говорить ничего не стали.
   В эту минуту я подумал, что если на свете есть ад, он должен быть похож на то место, куда я попал. Наводящий тоску пейзаж, удушающая жара... Мрачный дом... а в нем чистая, красивая женщина... женщина-убийца... Да, настоящий ад.
   Я на минутку поставил ведро на землю и, зачерпнув воды, плеснул себе на лицо.
   Подходя к дому, я крикнул: "Ку-ку"! Никто не ответил. Встревожившись, я стремглав взлетел по лестнице на второй этаж. Марианна спала, растянувшись поперек кровати. На ее невинном лице еще блестели две последние слезинки.

24

   Вечером мы отправились в деревню за продуктами. Обычное средиземноморское селение с выцветшими крышами, с живописными лавками бакалейщиков. Вместо витрин там оказались просто отверстия в стене, а вокруг в беспорядке были развешаны колбасы, веники, корзины с фруктами и бурдюки с вином.
   Марианна, казалось, совершенно позабыла о своем недавнем смятении. Я тоже о нем не напоминал, чтобы ее не разволновать, но ощущение счастья ушло безвозвратно. Марианна была девушкой-убийцей, которую разыскивали во Франции.
   Но я-то видел в ней совсем другое существо, не имевшее никакого отношения к убийце из Сен-Жермена. А теперь шок соединил оба этих существа в одно. Правда, на очень короткое время, но раз уж так случилось, вполне возможно, что все повторится опять.
   Мы накупили кучу продуктов и, нагрузившись, как ишаки, отправились домой. Темнело, ведь вышли мы уже когда день клонился к вечеру. Сухая растительность сделалась желтовато-зеленого цвета. Интересный колорит, но я его не "чувствовал", как художник. Меня даже немного раздражал этот цвет.
   Мы двигались вперед, и тут я увидел двух карабинеров, возвращающихся с обхода.
   – Скорей, сюда! – шепнул я Марианне.
   Рядом у дороги рос колючий кустарник. Мы присели, спрятавшись за ним.
   И замерли, не двигаясь, даже не глядя друг на друга, пока полицейские проходили мимо.
   – Пошли!
   Она поднялась, взяла свою сетку с фруктами. Вид у нее был довольно озадаченный.
   – Даниель! – вдруг сказала Марианна, остановившись поперек дороги, – я вижу, ты что-то от меня скрываешь...
   – Какая ерунда!
   – К сожалению, нет... Разве можно поверить, что ты прячешься от первого встречного жандарма только потому, что занимался во Франции политикой?
   – Именно так!
   – Нет. Я тебе не верю. Если бы твое присутствие в этой стране было бы нежелательным, тебе бы просто визы не выдали!
   Женская логика взяла верх. Мне стало не по себе.
   – И потом, – продолжала она, – перед тем, как съездить во Францию, ты же не боялся полицейских. Даже выпивал с ними в "Каса Патриота"!
   Этот последний довод убил всякое желание спорить. Виноград и персики полетели в пыль, а ее руки вцепились мне в свитер.
   – Это из-за меня, я чувствую!
   – Ненормальная!
   Я сказал просто так, но она опустила голову.
   – Может, и так...
   – Ну, послушай, Марианна, я же пошутил...
   – Нет. Я много думала о себе. Потерять память от какого-то там ерундового шока можно, только если мозги и так не очень-то крепкие.
   – Какое это имеет отношение! Просто случился необъяснимый феномен...
   – Во всяком случае, ты не ответил на мой вопрос: ведь это из-за меня нужно прятаться?
   Я настолько растерялся, что чуть было все ей не рассказал. Сначала хотел выплеснуть правду ей в лицо, как ведро грязной воды. Но потом все же успокоился. Нет, нельзя так с ней поступить. Надо было обмануть Марианну во что бы то ни стало.
   – Ладно, скажу тебе правду.
   – Скажи!
   – Когда я возвращался, случайно в окрестностях Джероны задавил человека. Одного старика... Он улицу переходил. Я подумал, что меня арестуют и...
   Она покачала головой. Ну и положеньице! Я лопотал нечто нечленораздельное, чтобы избавить ее от правды, а она, убийца, важно и уверенно, с упорством, достойным старого полицейского служаки, задавала вопросы.
   – За несчастный случай не могут арестовать. По крайней мере, надолго. Ты лжешь!
   Скулы ее покраснели, а глаза уставились в одну точку. Пальцы все цеплялись за мой свитер, и я чувствовал, как ее ногти впиваются мне в грудь.
   – Я хочу правды, Даниель. Если ты меня любишь, то все скажешь. Отвечай, что ты узнал обо мне?
   – Что бы я мог узнать о тебе такого, чего нельзя говорить?
   Возражение задело ее за живое. Руки, как плети, упали вниз, на юбку.
   – Правда... Если только... Скажи, Даниель, я была замужем, да? Меня ищет муж?
   – Нет.
   – Я что-то сделала плохое... раньше?
   Я больше не мог. Настоящий допрос с пристрастием.
   – Да нет же! Как бы я мог об этом узнать?
   – Я думала... Это видение... сегодня днем... Кровь... Как ты думаешь, может, я видела все это раньше и...
   – Прекрати себя терзать, а то и впрямь станешь сумасшедшей, милая моя. Раз уж так хочешь, слушай: меня ищет французская полиция.
   – А что ты наделал?
   – Меня обвиняют в мошенничестве.
   – Врешь, ты же честный человек! Никогда не смог бы причинить кому-то вред.
   – Когда-то шутки ради я сделал копию с Матисса. А потом ко мне в мастерскую пришел один любитель живописи, заметил картину, и я ему сказал, что она подлинная. Он захотел ее купить. А мне как раз надоело все время подыхать от голода. Я ухватился за эту возможность. Он дал много денег, и я смог приехать в Испанию. А когда ездил во Францию, там прочитал в газетах, что меня разыскивают за подлог и мошенничество. И сразу вернулся сюда. Понимаешь, не для того, чтобы сбежать от правосудия, а только из-за тебя, боясь тебя потерять!
   Я глядел на нее. Не знал, поверит ли она на этот раз, но на всякий случай выложился весь, говорил так проникновенно, что даже сам разволновался. Признание в нечестности влекло за собой комплекс вины. Она поверила. Лицо ее стало напряженным, строгим.
   – Ты сделал это?
   – Да, но...
   – Ты, художник, воспользовался своим талантом, чтобы вымогать деньги!
   – Послушай, Марианна!
   – Вор!
   Даже если бы в меня ударила молния, и я не был бы так оглушен. Она! Она оскорбляла меня, обливала презрением!
   – Марианна!
   – Обманщик!
   – Послушай!
   – Три раза подряд соврал. Конечно, я не поверила... Господи Боже мой!
   Марианна кинулась на каменистую дорогу. Она всхлипывала, а у меня не было сил ее утешить. Теперь обелить меня в ее глазах могла только правда, правда о ней самой. И как раз эту-то правду я не имел права говорить!
   Я решил дождаться, пока она сама успокоится. И в конце концов Марианна пришла в себя.
   – Ну все, отревелась? – сухо спросил я.
   Она кивнула.
   – Тогда пошли...
   Ох, как я разозлился на нее и на себя самого! Схватил с земли сетку с фруктами и зашагал к дому. Она плелась рядом, руки безвольно болтались. В голове у меня словно ударами молотка отдавалось цоканье ее каблучков по дороге.

25

   За ужином мы почти не ели и не разговаривали. Нам нечего было сказать друг другу. Солгав, я сам создал такую правду, которая оказалась для нее невыносима. Оставалось только ждать. Я мысленно ругал себя на все лады. Надо было бы придумать какое-нибудь другое объяснение. Вообще-то я и пробовал по-другому, но безуспешно.
   Электричество на вилле, естественно, было испорчено. Молния ударила в провода, которые проходили через сад, и никто не позаботился их починить. В общем, дом этот и гроша ломаного не стоил, цена в десять тысяч песет и то была чрезмерной.
   При свете спичек мы стали подниматься в спальню. Впотьмах разделись. Она свернулась калачиком спиной ко мне на дальнем конце кровати.
   Я безумно хотел ее, но лезть не стал. Знал: она меня все равно оттолкнет, и нелегко будет смириться с непокорностью Марианны. Долго еще в темноте я с горечью думал о своем поражении. И за что только судьба на меня ополчилась? Затянула в смертельный омут и, сколько не вертись, засасывала все глубже и глубже.
   Наконец я забылся в тяжелом сне. Мне было жарко... больно... Вокруг меня кружился, будто в водовороте, разложившийся труп Бридона.
   Я понимал, что она вполне может убить меня во сне. Ведь во время приступа Марианна собой не владела. Но я не боялся смерти. Я был согласен. Принять смерть из ее рук и так было величайшим подарком.
* * *
   Я проснулся от сильной жары и увидел, что лежу как раз в солнечных лучах, падавших из окна.
   Перебрался на середину кровати. Думал, вот сейчас почувствую кожей прикосновение Марианны, но наткнулся только на ее одеяло. Это оно лежало рядом, и напрасно я придвигался все ближе и ближе, кроме одеяла, рядом ничего не было.
   Я открыл глаза. Она исчезла. Я вскочил с постели. Стул, на который она вечером кинула свои вещи, стоял пустой.
   Я запрыгал по комнате, пытаясь влезть в штанину. И что-то бормотал так нечленораздельно и жалобно, что и сейчас никак не могу забыть свой голос в это утро.
   Наконец мне удалось одеться. Я как раз собирался выйти, как вдруг увидел что-то на столе.
   Марианна вытащила спички из коробка и сложила из них слово "Прощай".
   Мои худшие опасения подтвердились! Ушла! Ушла, дурочка! Убежала, потому что считала меня мошенником, жуликом!
   Я пытался сообразить, давно ли она ушла. На часах было восемь. А ведь я ничего не почувствовал, не услышал!
   Я кинулся из дома. У самой земли стелился прозрачный туман. Повсюду, насколько хватало глаз, виднелась только голая хмурая земля со скелетиками растений.
   Не сразу и сообразишь, куда бежать... Машины не было... О, Господи, какой ужас!
   Я побежал посмотреть, не взяла ли она денег, но нет, все мои песеты так и лежали в бумажнике. Марианна ушла без гроша, куда глаза глядят... Убежала от меня.
   Вместо того, чтобы пойти в деревню, я кинулся по направлению к городу, к пропыленному горизонту. Шел быстро, ссутулив спину в надежде отыскать на каменистой дороге следы Марианны.
   Но их все не было... Я бросился бежать прямо перед собой, как безумный, выкрикивая ее имя. Отказывался поверить в то, что произошло! Нет, не могла она так вот и уйти! Не могла меня бросить! Ведь в любую минуту кто-нибудь из этих дураков в треуголках может ее забрать! Нет, надо было отыскать Марианну во что бы то ни стало! И побыстрей! Безжалостная охота за ней уже началась! С одной стороны вездесущая, рыщущая повсюду испанская полиция. А с другой я сам, которого, конечно, тоже разыскивали, я, ни слова не знавший по-испански, да и к тому же без всякого транспорта, если не считать мои бедные ноги!
   – Марианна! Мариа-а-а-анна!
   В ответ мне только громче жужжали мухи.

Часть пятая

26

   Несколько часов подряд я все бежал и бежал. Останавливался только, если навстречу попадался какой-нибудь прохожий, – чтобы спросить, не видел ли он Марианну. Говорил я, конечно, на ломаном испанском, но желание отыскать Марианну было так сильно, что даже удавалось вполне прилично строить фразы на языке Сервантеса. И меня понимали...
   Только ответ всегда был одним и тем же:
   – No.
   Нет Марианны... Наверное, не в ту сторону пошел... Я бежал обратно, мчался по тропинкам, чтобы срезать расстояние... Забегал в раскаленные от солнца деревушки... Хватал местных жителей за отвороты курток...
   – Una senorita con cabellos dorados[10].
   Нет, никогда они не видели девушки с золотыми волосами... Таких у них здесь было немного...
   Крестьяне глядели на меня с тревогой, наверное, считая сумасшедшим.
   Не знаю, сколько времени продолжалась эта бессмысленная гонка по угрюмой равнине. Мои веревочные сандалии вконец изорвались. Но, даже приволакивая одну ногу, я все тащился вперед.
   Все кончено, думал я. Кончено навсегда. Мне ее уже не найти.
   Медленно побрел я к вилле, чтобы забрать документы, деньги и краски. Пришлось потерять еще несколько часов, пока удалось отыскать обратную дорогу, ведь во время своих поисков я часто менял направление и в конце концов заблудился.
   Когда я наконец увидел у горизонта серый, печальный дом в окружении пожелтевших пальм, то уже буквально падал от усталости...
   Самыми тяжелыми оказались последние несколько метров. Ноги сделались, как свинцовые, отказывались повиноваться. Я уткнулся в полуразвалившуюся решетку ограды и прислонился к чахлому деревцу, чтобы хоть немного прийти в себя. И только чуть отдохнув, смог преодолеть последние метры, отделявшие меня от крыльца.
   Я увидел ее еще с порога. Она сидела у стола в гостиной, скрестив перед собой руки. И матча смотрела на меня.
   Это было последней каплей.
   – Ну и дрянь же ты!
   Медленно, как паралитик, я взгромоздился на стул напротив. Мы долго глядели друг на друга, и обида моя понемногу прошла, растаяла. Я был счастлив, что все-таки ее нашел. К горлу комком подступили рыдания.
   – Как ты дрожишь! – вздохнула она.
   – Я так бежал, так звал тебя... Почему ты вернулась?
   – Потому что слишком люблю тебя, Даниель. Ничто не сможет нас разлучить.
   – Тогда зачем ты ушла?
   – Просто проснулась утром, увидела, как ты спишь... И подумала: а ведь он вор. Мне стало стыдно... Я подумала, что никогда больше не смогу жить рядом с тобой!
   – Идиотка!
   – Да, я знаю... Я тоже это пеняла, пока шла. Наша любовь должна быть выше всего этого...
   Она встала, обошла стол и встала возле меня на колени. Руки ее сомкнулись с моими. Я почувствовал под пальцами нежное, гладкое лицо.
   – Я больше не сержусь, Даниель... Я тебя простила.
   Я закрыл глаза и про себя потихоньку произнес:
   "Я тоже!"
* * *
   Тот вечер, который мы провели в заброшенной вилле на краю света, показался мне самым необыкновенным в жизни. Найду ли я слова, чтобы передать безумие наших ласк, наши дикие крики, рыдания, а главное, жгучее желание телом и душой принадлежать друг другу навсегда.
   Время от времени мы ненадолго забывались в тревожном сне, а потом снова кидались друг на друга, как будто хотели, слившись вместе, породить единое существо, которое возьмет верх над самой жизнью... Как будто этот союз мог освободить нас от забот и нависшей угрозы!
   Наконец, уже на заре мы оба окончательно погрузились в сонное забытье.
   Я уже Бог знает сколько времени не заводил часы и когда проснулся, понял, что они остановились еще с утра. Но по усилившейся жаре и по солнцу определил, что время близилось к полудню. Я был голоден, как волк, и спустился на кухню приготовить кофе с молоком. А когда принес наверх две чашки кофе и бутерброды, Марианна как раз открыла глаза. Вид у нее был какой-то потерянный, и я даже встревожился:
   – Что-нибудь не так, любимая?
   – Да нет, только вот ночью все время снились кошмары. Наверное, это из-за того, что вчера мы так поволновались.
   Я поставил чашки с дымящимся кофе на стол рядом с надписью "Прощай". Ее со вчерашнего дня так никто и не трогал.
   – А какие кошмары приснились тебе, Марианна?
   Глаза ее закрылись. Длинные светлые волосы золотым дождем струились по обнаженным плечам. Я смотрел на загорелую крепкую, удивительно красивую грудь...
   Но, мучимый тревогой, переспросил:
   – Какие кошмары, а?
   Что она ответит? Чем еще поразит меня?
   – Я видела реку, а по ней плыла белая колыбелька. Там был мертвый ребенок... Он плыл по воде, а впереди показался большой водоворот... Туда его и засосало...
   У меня вырвался какой-то идиотский смешок. Идиотский и в то же время такой жалобный-прежалобный.
   – Да уж, ничего себе кошмар...
   И протянул Марианне ее чашку кофе с молоком. Она машинально отпила глоток.
   – Даниель...
   – Что?
   – А тебе не кажется... что раньше у меня уже был ребенок?
   – Это что еще за новости?!
   Я понимал, что память постепенно начнет возвращаться к вей. В ее мозгу совершалась подготовительная работа, возникали образы, и когда их будет уже достаточно, Марианна все вспомнит. Ее прошлая жизнь настигнет теперешнюю!
   Такая перспектива пугала меня еще больше, чем вмешательство полиции.
   – Но все-таки, – вздохнула она, – как-то ненормально, что мне снятся такие странные вещи!
   – Во сне обычно все бывает странно, Марианна...
   Глупо было привозить ее на эту заброшенную виллу. Атмосфера тут такая же, как и в сен-жерменском доме. Да, все дело в окружении. Здесь все, как там, и от этого разные вещи приходят на память.
   Надо было срочно действовать, затормозить этот задний ход.
   Приходилось призвать на помощь весь мой ум, любовь и волю.