— Грибами? — повторил Питер.
   — Ну да, светящимися грибами, они дают отличный свет.
   Они углубились уже довольно далеко, кристальные пузыри становились все крупнее. И вот сквозь толщу прозрачного кристалла они увидели впереди сильный белый свет.
   — Почти пришли, почти пришли, — пробормотал Попугай. — Бедняга Ха-Ха, наверное, голову себе ломает над тем, куда я подевался. Но ничего, теперь мы здесь и скоро разрешим наши проблемы.
   Они завернули за угол и очутились в огромной комнате овальной формы, где с потолка свисали связки белых фосфоресцирующих грибов. В глубину отходили две полукруглые ниши. В главной комнате стоял длинный стол, много стульев с высокими спинками и несколько низких диванов с яркими подушками. В одной из ниш была большая кухонная плита, на которой кипели кастрюльки и шипели сковородки и над которой висели окорока, колбасы и связки лука. В другой нише помещалась лаборатория, заставленная горелками, ретортами, пробирками, пестиками, ступками и бесчисленными флаконами с разноцветными настоями трав и солями.
   Спиной к путешественникам, с луком и стрелой в руках, которые были намного больше его самого, стоял низенький толстенький человечек в черном и золотом одеянии и в остроконечной золотой с черным шляпе.
   — Назад! — прокричала фигура, потрясая луком самым непрофессиональным образом. — Назад! Еще один шаг — и я всажу тебе стрелу прямо в зоб, негодный непослушный василиск!
   — Ах, боже мой, — вздохнул Попугай. — Опять он потерял очки.
   — Назад! Сделай только шаг — и я убью тебя наповал! — воскликнул волшебник, продолжая размахивать луком.
   — Ха-Ха! — крикнул Попугай. — Это я, Попугай!
   Услыхав голос позади себя, волшебник резко повернулся, и шляпа свалилась у него с головы. Ребята прежде думали, что все волшебники долговязые и сухощавые, как цапли, но у Ха-Ха было круглое лицо, седая борода до пояса и длинные белые волосы, поверх которых, точно розовый гриб, торчала лысая макушка.
   — Негодный василиск! — закричал волшебник, дико озираясь. — Как смеешь ты выдавать себя за Попугая? Какая наглая подделка! Неужели ты думаешь, я поддамся обману?
   — Фу-ты, — простонал Попугай, — что бы ему класть очки на одно и то же место, а еще лучше — вообще их не снимать.
   С этими словами он перелетел через комнату и сел волшебнику на плечо.
   — Ха-Ха, это я и есть, Попугай. Я вернулся!
   — Попугай, так это ты? — Голос у волшебника дрогнул, он поднял кверху пухлую ручку и погладил Попугаю хохолок.
   — Он самый, — ответил Попугай.
   — Ох, Попугай, как же я счастлив, что ты вернулся.
   — Я тоже рад, — проговорил Попугай.
   — Ну вот, ну вот… — Волшебник шумно высморкался и при этом налетел на стул. — Где же ты пропадал, Попугай? Я тебя повсюду искал. Я был уверен, что отвратительные василиски сожгли тебя.
   — Это все жабы виноваты, — отозвался Попугай. — Набросились на нас с Дульчибеллой среди ночи, закрутили в грубую оберточную бумагу и столкнули в реку.
   — Нет, какая дерзость, какая дерзость! — Волшебник зашагал взад и вперед по комнате, лицо его побагровело от гнева. Он впал в такое волнение, что налетел на кристальную стену и упал. Питер и Саймон поставили его на ноги.
   — Благодарствуйте, благодарствуйте, очень любезно с вашей стороны, — пробормотал волшебник. — Что было дальше, Попугай?
   — А дальше нас прибило к какому-то берегу и нас нашли вот эти милые дети.
   — Какие дети? — Волшебник завертел головой.
   — Они стоят рядом с вами, — терпеливо разъяснил Попугай.
   — Батюшки, так это дети? Я думал, это стулья. Здравствуйте, детки. — И волшебник дружески помахал рукой ближайшим стульям.
   — Чем скорее я отыщу вам очки, тем лучше, — заметил Попугай. — Так вот, если бы не мужество и отзывчивость этих детей, меня бы здесь не было.
   — Стало быть, я в неоплатном долгу перед вами, — сказал волшебник, пытаясь пожать руку стулу, — в неоплатном долгу.
   — А теперь прежде чем приступать к делу, — продолжал Попугай, — я поищу очки. Куда вы их клали в последний раз? Что вы в них делали?
   — Я не очень твердо помню, — с беспомощным видом ответил волшебник. — Сперва заварилась та история с василисками, и я потерял одну пару очков. Потом мне пришлось возиться с Табитой, когда она впала в совершенно истерическое состояние, и я потерял вторую пару. А куда я дел запасные очки, я не помню.
   — Хорошо, не двигайтесь с места, пока я не вернусь, — приказал Попугай,
   — а то вы опять ушибетесь.
   Он принялся летать по комнате, заглядывая в разные уголки.
   — Не хотите ли сесть, мистер Джанкетбери? — Пенелопа дотронулась до его руки. — Сзади вас диван.
   — Ох… я… э-э-э, да, благодарю вас, — отозвался волшебник. — Только, пожалуйста, зовите меня Ха-Ха. Все здесь меня так зовут.
   — Спасибо. — Пенелопа усадила его на диван.
   — Ты — дитя женского пола? — спросил Ха-Ха, вглядываясь ей в лицо.
   — Да. — Пенелопа улыбнулась. — Меня зовут Пенелопа, а это мои кузены, Питер и Саймон.
   — Здрасте, здрасте! — Волшебник закивал в том направлении, где стояли мальчики. — Мне пришло в голову вот что: раз ты дитя женского пола, не могла бы ты пойти успокоить Табиту? Понимаешь, как женщина женщину?
   — Мне никогда еще не приходилось успокаивать драконов, — с беспокойством отозвалась Пенелопа. — Я не совсем уверена, что у меня это получится.
   — А я уверен. — Волшебник с лучезарной улыбкой посмотрел на нее. — У тебя такой добрый голос. Как это великодушно, что ты вызвалась помочь. Я отведу тебя к ней, как только получу очки.
   В эту минуту камнем на них упал Попугай, держа в клюве очки.
   — Получайте, — сказал он. — Они были в банке с лунноморковным вареньем. Как они туда попали?
   — Ах да… — Волшебник с очень довольным видом вздел очки на нос. — Теперь я вспоминаю, как клал их туда. Я решил, что место такое неподходящее, что уж я непременно его запомню.
   Попугай испустил тяжкий вздох страдальца, которому уже не раз приходилось участвовать в подобных поисках.
   — Какие же вы симпатичные детки. — Волшебник просиял. — Мальчики такие красивые, а девочка прехорошенькая. И подумать только — у каждого свой цвет волос. Это так удобно для того, чтобы различать вас. Особенно когда потеряешь очки. Постойте-ка, я попробую запомнить: Пенелопа — медно-рыжая головка, у Питера черные кудри. Так. Стало быть, Саймон блондин. Так, так, уверен, что недельки через две я выучу вас.
   — Оставим это, — прервал его Попугай. — Расскажите лучше, что здесь происходит.
   — Ну, — посмеиваясь, ответил волшебник, — у василисков начались кое-какие неприятности. Они, правда, овладели заклинанием, касающимся яиц, что огорчительно, но, получив в руки Книгу Заклинаний, они сделались очень честолюбивы. А поскольку, как тебе известно, они всегда были бестолковы, то они перепутали заклинания и не успели глазом моргнуть, как превратили одного часового в пучок лунной моркови, а другого — в большое пробочное дерево, искривленное молнией.
   — Хо-хо-хо! — захохотал Попугай, хлопая себя крыльями по бокам. — Вот так штука! А дальше что?
   — Потом они явились сюда и стали вынуждать меня спуститься вниз, в долину, чтобы там произносить за них заклинания, — с негодованием ответил волшебник. — Тогда я укрылся здесь, и сюда они уже проникнуть не смогли.
   — Вопрос в том, — сказал Попугай, — что предпринять теперь?
   — Сам знаешь, — проговорил волшебник, — без Травника и Книги Заклинаний я ничего сделать не могу. Говорят, они держат все три книги в подземелье своего замка и, как видно, крепко стерегут. Не представляю, как их оттуда вызволить, а без них мы беспомощны.
   — Неужели вы не помните ни одного заклинания наизусть? — спросил Попугай.
   — Не помню. В моем возрасте память слабеет. И главное, я точно знаю, что там имеется специальное заклинание против василисков, но в чем оно заключается, вспомнить не могу, вот что обидно.
   — Ну ничего, вдруг вы его еще вспомните, — ободрил его Попугай.
   — Нет, — с несчастным видом возразил волшебник. — Я уж и так, и этак пробовал — не могу вспомнить, и все.
   — Неважно, — весело утешил его Попугай, — не тревожьтесь, мы что-нибудь придумаем. А теперь почему бы вам не состряпать что-нибудь такое лунноморковное? Вы потрясающе это делаете.
   — Правда, вы хотите есть? С радостью, — оживился волшебник. — Но сначала я отведу Питера к Табите, ей полезно женское общество.
   — Вы хотите сказать — Пенелопу? — поправил Попугай.
   — Это у которой белокурые волосы? — осведомился волшебник.
   — Нет, рыжие, — возразил Попугай.
   — Ах да. Пойдем же, Пенелопа, душенька.
   — Ступай, — поторопил ее Попугай. — Табита не опасна.
   Несмотря на заверение, Пенелопе, когда она следовала за волшебником через кристальный лабиринт, было очень не по себе.
   — Я поместил ее в восточное крыло, — объяснил волшебник по дороге. — Во-первых, оно огнеупорное, а во-вторых, звуконепроницаемое.
   Пенелопа поняла здравость его рассуждений, как только они подошли к восточному крылу. Шум, поднятый безутешной драконихой, был невообразимый.
   — У-у-у! У-у-у! — услышала Пенелопа рев Табиты. — У-у-у! Глупое я, безмозглое создание! Беспечная несообразительная растяпа! У-у-у!
   Волшебник ввел Пенелопу в комнату, обставленную как спальня.
   На громадной с пологом кровати, содрогаясь от рыданий, лежала дракониха. Она была не так уж велика, как представляла ее себе Пенелопа, не крупнее пони, кирпично-красного цвета, а вдоль шеи и спины у нее шла нарядная оборка из золотых и зеленых чешуек. Огромные бледно-голубые глаза ее были полны слез.
   — Хватит, хватит, Табита, — проговорил волшебник. — Я тут тебе кое-кого привел — девочку по имени Пенелопа.
   — Очень приятно, — сказала Пенелопа.
   — Нет, нет, неприятно! — заревела Табита. Из ее глаз по щекам текли слезы и, нагретые пламенем из ноздрей тут же обращались в пар. — Никому не может быть приятна такая никчемная, никудышная, дрянная дракониха! Таких больше днем с огнем не найдешь! У-у-у!
   — Может, если вы расскажете мне про свое горе, — ласково предложила Пенелопа, — вам станет легче? Видите ли, мы с моими кузенами пришли сюда, чтобы вам помочь.
   — Вы очень добры, — захлебываясь, прорыдала Табита, — но я одинока и всеми покинута, и никто мне не поможет, и я сама во всем виновата, у-у-у! И ничего… у-у-у… нельзя… у-у-у… поправить!
   — Все равно, — твердо сказала Пенелопа, — на всякий случай расскажите. Слезами уж точно горю не поможешь.
   Табита достала из-под подушки огромный носовой платок и громко высморкалась. Платок немедленно загорелся. Пенелопе и волшебнику пришлось затаптывать огонь.
   — Как будто я ее не предупреждал, чтобы она пользовалась огнеупорными платками, — недовольно повторял он. — Двадцать раз предупреждал. Ты не представляешь себе, до чего небрежны все эти огнедышащие.
   — Да, да, оскорбляй меня… у-у-у… когда и так мое сердце разбито… у-у-у… из всех драконов я осталась одна, — прорыдала Табита. — Ругай меня… у-у-у… я осталась слабая и беззащитная, последняя из рода драконов!..
   — Батюшки! — проговорил волшебник. — Что бы я ни сказал, все не так. Оставляю вас одних. Если что-то понадобится, позвони. В неотложном случае — пять звонков.
   Волшебник поспешно ретировался, а Пенелопа с опаской присела на краешек кровати рядом с Табитой.
   — Послушай, Табита, — сказала она ласково, но решительно. — Ты только расстраиваешь себя. Что толку плакать? А вот если ты возьмешь себя в руки и расскажешь мне, в чем дело, уверена, мы тебе поможем.
   — Ну вот, — проговорила Табита, всхлипывая и прерывисто вздыхая, отчего из носу у нее розовыми лепестками вырывалось пламя. — Ну вот, время от времени все драконы, кроме одного, исчезают, и тогда этот последний дракон становится хранителем яиц, которые по одной штуке кладет каждый дракон, прежде чем исчезнуть. Меня выбрали хранительницей яиц, и я этим очень гордилась, потому что такая большая ответственность — сознавать, что будущее драконов находится в твоих руках, вернее, в твоей корзинке.
   — Да, очень большая ответственность, — с серьезным видом подтвердила Пенелопа.
   — Ну вот, я как раз поднималась сюда и несла яйца — их всегда высиживают в Кристальных пещерах, — как вдруг мне повстречались василиски, с которыми я вообще-то никогда не разговариваю, они такие вульгарные и буйные. Но они мне сказали, будто теперь все будет по-другому и им велено отнести яйца для высиживания к ним в замок. И я по глупости отдала им яйца, а они… у-у-у, у-у-у… помчались прочь и крикнули, что и не собираются их высиживать, и теперь… у-у-у… драконов БОЛЬШЕ НЕ БУ-У-УДЕТ!
   — Жестокие звери! — сердито проговорила Пенелопа, когда Табита опять принялась бурно рыдать. — Ну ничего, мы с моими кузенами собираемся проникнуть к ним в замок и отнять Великие Управляющие Книги и драконьи яйца.
   — Правда? Отнимете? — обрадовалась Табита. — Но как?
   — А вот так… — начала Пенелопа и остановилась. Уголком глаза она заметила какое-то движение около большого шкафа, стоявшего в темном углу. — Скажи-ка, — произнесла она, — тут в пещерах есть кто-нибудь еще кроме тебя?
   — Кто-нибудь еще? — недоумевающе повторила Та-бита. — Нет, кроме меня и Ха-Ха, никого. А что?
   Пенелопа, ничего не отвечая, направилась к звонку и нажала его пять раз. Через несколько секунд послышался топот, дверь распахнулась, и в комнату ворвались Питер, Саймон и Ха-Ха и позади них Попугай.
   — Что случилось? — воскликнул волшебник.
   — В чем дело? — закричали мальчики.
   — Заприте двери, — проговорила Пенелопа.
   Они заперли дверь и выжидающе уставились на нее.
   — Ну? — спросил Саймон.
   — К нам подослан шпион, — спокойно произнесла Пенелопа. — Он прячется около шкафа.

 


4. Шпионы и планы


   — Шпион, Пенни? — недоверчиво переспросил Питер. — Ты уверена?
   — Какого рода шпион? — спросил Саймон.
   — Не знаю, я видела только, как он шевельнулся вон там, возле шкафа, — показала Пенелопа. Мальчики шагнули в темный угол.
   — Ты совершенно права, — сказал Питер и, нагнувшись, кого-то схватил.
   — Ну ты, пусти, — произнес хриплый голос. — Пусти, кому говорю, больно делаешь.
   В руке Питер держал за одну ногу толстую бородавчатую зеленую жабу. Жаба была в визитке и белокуром парике и сжимала в лапе серый цилиндр. Когда Питер опустил ее, она съежилась на полу, судорожно раздувая горло и нервно следя за ними выпученными желтыми глазами.
   — Вот, пожалуйста, — торжествующе проговорила Пенелопа. — Я же вам говорила, что тут шпион.
   — Ничего я не шпион, — хриплым голосом возразила жаба.
   — Кто же ты в таком случае? — грозно спросил Саймон.
   — Я… я… как его… купец-меховщик из Владивостока. У меня жена и шестеро ребятишек, и мне надо их содержать.
   — Никакой ты не купец, — в негодовании заявил Питер.
   — А что, не похож я разве на купца-меховщика из Владивостока, который еле концы с концами сводит? — плаксиво спросила жаба.
   — Нисколечко, — отрезал Саймон.
   Жаба на минутку задумалась.
   — А как насчет торговца бриллиантами, который прикатил прямехонько от зулусов, а? — Физиономия у жабы прояснилась.
   — Тоже не похож, — отверг и это предложение Питер.
   — А если знаменитый нейрохирург из Катманду? — с надеждой в голосе осведомилась жаба.
   — Не пойдет, — ответил Саймон.
   — Ладно, так и быть, скажу вам правду-матку, — задушевным тоном произнесла жаба. — Я — богатый фермер из Онтарио, хозяин молочной фермы. У меня отпуск, и я надумал проведать свою племянницу.
   — Я тебе не верю, — сказала Пенелопа. — Ты шпион.
   — Да не шпион я, лопни мои глаза, — запротестовала жаба. — Лопни мои глаза, мисс. Я вам говорю все, как есть, начистоту. Я вполне зажиточный торговец зерном, который путешествует инкогнито, как бы по торговым делам.
   — Ты просто-напросто жаба и шпион, — сказал Питер.
   — Да, и притом незадачливый шпион, жалкий, уродливый, в парике и визитке и дурацком цилиндре, — добавил Саймон.
   — Ты никакого права не имеешь оскорблять мой цилиндр, — обиженным тоном заявила жаба. — В чем дело? Шикарный цилиндр! Можно смело сказать: моя лучшая маскировка, в смысле мой лучший наряд.
   — Ты шпион, — повторил Питер. — Знаешь, что бывает со шпионами?
   — Да не шпион я, ей-богу, — лихорадочно запротестовала жаба. — Нельзя меня трогать, потому как я вовсе не шпион.
   — Шпионов расстреливают, — заметил Саймон.
   — Или пытают, — добавил Питер.
   — Или пытают и расстреливают, — зловеще подытожил Попугай.
   — Слушайте, полегче! Зачем такие слова? — переполошилась жаба. — Слушайте, сейчас я вам выложу все как на духу. Я не хотел говорить, заметьте, но вы меня вроде как вынудили.
   — Ну? — поторопил ее Саймон.
   — Я — богатый-пребогатый банкир литовского происхождения, у которого жена, двое ребятишек и старенькая мамаша на иждивении, — созналась жаба, надвигая цилиндр на глаза и засовывая большие пальцы за проймы жилетки.
   — Ни одному слову не верю, — сказала Пенелопа.
   — Я тоже, — присоединился Попугай. — Банкир, видали вы? Да такая жаба, как ты, дважды два не сосчитает.
   — А и не надо считать, — заверила его жаба. — Если ты банкир, так, лопни мои глаза, тебе ни математики, ни чего другого и ведать не требуется. Знай присматривай за чужими денежками и не отдавай нипочем, кто ни попросит,
   — вот и вся работа.
   — Вздор! — презрительно отозвался Попугай. — Абсолютный вздор и к тому же неизобретательный. А теперь, если не скажешь нам правды, Табита поджарит тебе слегка пятки, а, Табита?
   — С большим удовольствием. — Табита выпустила двадцать четыре колечка дыма и две длинные струи пламени из ноздрей.
   — Ух! Слушайте, так нечестно! — Глаза жабы наполнились слезами. — Нехорошо мучить бессловесное животное. И костюм можно попортить, а я за него еще не все деньги выплатил.
   — Нас это не касается, — возразил Попугай. — Скажи правду, и мы тебя не тронем.
   — Ей-богу? — с надеждой спросила жаба. — А скажите: «Вот те крест, умру, если обману»?
   — Да, — ответил Попугай.
   — Ладно. — Жаба набрала в рот воздуху. — Я…
   — Смотри — только правду, — предупредил Попугай. — Это твой последний шанс.
   — Да понял уж, понял, — отозвалась жаба. — Зовут меня Этельред, мистер Жаб, без определенного местожительства.
   — Шпион? — дополнил Питер.
   — Ну да. То есть нет, я как бы полушпион. Понимаете, — продолжал Этельред, — это василиски виноваты. Мне не по росту было их яйца высиживать, я с них все время падал и ушибался. Тогда я и говорю их главному: «Почему бы не поручить, значит, мне то, для чего я создан?»
   — Шпионить, что ли? — недоверчиво спросил Саймон. — Да из тебя же вышел бездарный шпион.
   — Ты не имеешь никакого права оскорблять меня. — Этельред надулся. — Из меня вышел бы шпион что надо, просто я не успел пройти полный курс.
   — Какой курс? — поинтересовался Питер.
   — Курс заочного обучения, — пояснил Этельред. — Я только до маскировки дошел и до иностранных акцентов, а тут василиски и говорят: «Слушай, а ну быстрее скачи в Кристальные пещеры, разведай, что там затевает Ха-Ха». Спровадили меня в два счета, я даже невидимые чернила не захватил.
   Пенелопе стало ужасно его жалко.
   — Так, — сказал Попугай. — Удачно, что мы тебя перехватили, теперь ты нам дашь кое-какие сведения.
   — Нет. — Этельред замотал головой. — Ни слова, хоть режьте. Я буду нем как могила. Вот так.
   Табита выдохнула две струйки пламени.
   — Ладно, так и быть, — поспешно сказал Этельред. — Я вам выдам чуть-чуть, что-нибудь такое не важное.
   — Куда они дели Великие Управляющие Книги? — задал вопрос волшебник. — Они в безопасности?
   — Что да, то да, — подтвердил Этельред. — Они у них в подземелье под усиленной охраной. Ох и в здоровую лужу они сели с этими заклинаниями. Смеху было! Я чуть не помер. Ну и взбесился их главный, когда два часовых превратились в дерево и в пучок морковки. Все наши жабы прямо в истерике катались, ей-богу.
   — А что с драконьими яйцами? — спросил Попугай.
   — А чего им делается? В порядке, — ответил Этельред.
   — Они целы? В замке василисков? Мои драгоценные! — взвизгнула Табита и хлопнулась в обморок.
   — Слушайте, чего это она? — спросил Этельред. — Ясно, они целы. Как их сложили в пыточную камеру, так они и лежат себе одно к одному.
   Все принялись похлопывать Табиту по лапам и занимались этим до тех пор, пока она не пришла в себя. По мудрому замечанию волшебника, не было никакого смысла жечь у нее под носом перышко, как делают в подобных случаях.
   — Выкладывай, — сказал Попугай Этельреду, — какой вход в замок лучше.
   — Вход только один, — вмешался волшебник, — через подъемный мост и главные ворота.
   — А вот и ошибаетесь! — торжествующе провозгласил Этельред. — Вы тут думаете, что больно умные, все знаете, так? А вот и нет. Съели?
   — Как же можно еще туда попасть? — удивился волшебник.
   — Э-э-э, нет, — с хитрым видом протянул Этельред. — Этого вам у меня не выудить. Дудки, я вам не переползчик какой-нибудь.
   — Перебежчик, — поправил Питер.
   — Все равно. И не этот.
   — Я тебе не верю, — сказала Пенелопа. — С той минуты, как мы тебя поймали, ты ни одного правдивого слова не сказал. И сейчас ты опять врешь, как и раньше про нейрохирурга. Ты нас обманывал насчет своей профессии и теперь обманываешь — говоришь, будто в замок есть еще один вход.
   — Не вру я, мисс, ей-богу, — запротестовал Этельред. — Может, я и приврал пару раз, но сейчас я говорю чистую правду: в замок можно попасть через сточную трубу.
   — Браво, Пенни! — закричал Питер.
   — Весьма умно, — похвалил Попугай.
   — Блестяще, — сказал волшебник.
   — Эй, слушайте… — Этельред вдруг сообразил, что проговорился. — Это нечестно, мисс, право, нечестно.
   — А шпионить за нами честно? — отрезала Пенелопа.
   — Так моя профессия такая — мастер шпионажа, — возразил Этельред. — Вы не имели права выманивать у меня обманом тайну.
   — Прости, но без этого нельзя было обойтись, — сказала Пенелопа. — И потом, никто этому не удивится, потому что ты плохой шпион.
   — Послушайте, это несправедливо, я ведь только полкурса успел пройти, — обиженно оправдывался Этельред. — Вообще-то, у меня очень хорошо получается. Венгерский торговец рыбой, вдовец с тремя дочками бесподобно выходит. Так во всяком случае моя мамаша говорит. Хотите послушать? А то еще могу изобразить из себя польского графа, который обеднел и ему пришлось продать замок со всем добром.
   — В другой раз, — остановил его Попугай. — Сейчас мы хотим знать, как попасть в сточную трубу.
   — Полегче, — запротестовал Этельред, — что же мне, ВСЕ секреты вам выдать?
   — По-моему, — Пенелопа подмигнула Попугаю, — Этельред не понимает, что мы предлагаем ему очень важную работу.
   — Кому? Мне? — озадаченно переспросил Этельред. — Что за работа?
   — Мастер контршпионажа, — с серьезным лицом ответила Пенелопа.
   — Это кто? Я? — От возбуждения глаза у Этельреда выпучились еще больше.
   — А это что за штука?
   — Это самый главный вид шпионства, — ответил Питер.
   — Да, — подтвердил Саймон, — необычайно важная работа.
   — Ух ты! — Объяснение явно произвело на Этельреда сильное впечатление.
   — И как, значит, это делается?
   — Ты притворяешься, будто продолжаешь шпионить за нами в пользу василисков, — пояснила Пенелопа. — А на самом деле ты шпионишь за василисками в нашу пользу. За это тебя будут звать мастер контршпионажа Икс.
   — А почему Икс? Почему мне нельзя зваться своим именем?
   — Потому что мастерам контршпионажа так не полагается, — ответил Питер.
   — Они слишком важные персоны, чтобы называться обыкновенными именами.
   Этельред некоторое время размышлял.
   — А маскировку мне придется применять? — осведомился он. — Вообще-то, маскировка у меня выходит лучше всего, мне было бы нежелательно ее бросать.
   — Конечно, ты будешь применять маскировку, — успокоила его Пенелопа. — По большей части тебе придется носить дьявольски хитрую личину.
   — Какую? — Глаза у Этельреда чуть не выскочили от волнения.
   — Свою собственную, — ответила Пенелопа. — Ты будешь носить личину жабы.
   — Эй, полегче! Василиски ведь знают, что я жаба, — запротестовал Этельред.
   — Вот в этом и заключается дьявольская хитрость, — объяснил Саймон. — Потому что под личиной жабы будет скрываться мастер контршпионажа Икс.
   — Ух ты! — На физиономии Этельреда выразилось понимание. — Ух ты, неглупо придумано, прямо совсем неглупо. Ей-богу, самое что ни на есть расшпионское шпионство.
   Дети с облегчением вздохнули. Попугай обменялся взглядом с волшебником.
   — Значит, ты согласен принять эту высокую должность? — спросила Пенелопа.
   — Да, мисс, с охотой, мисс. — Глаза Этельреда сияли. — И позвольте мне сказать, мисс, для меня будет одно удовольствие работать с таким компаньоном, как вы, мисс, — из себя хорошенькая, а ум выдающийся, прямо как у меня.
   — Большое спасибо, — ответила Пенелопа, с трудом удерживаясь от смеха.
   — Теперь, как только Ха-Ха накормит нас, мы примемся за разработку плана действий.
   Все отправились назад в большую комнату, и Пенелопа помогла волшебнику подать на стол дивный обед: овощной суп, жаркое из баранины с зеленым горошком и печеным картофелем с маслом, а на сладкое — свежая клубника со взбитыми сливками и меренгами, обложенная мороженым.