Но сейчас ей требовались внимание и забота, потому что девочка явно чувствовала себя одинокой. У нее была мать, слишком увлеченная светской жизнью и озабоченная продвижением своего нового мужа на вершины политического Олимпа, чтобы уделять достаточно внимания дочери; отчим, которому, по существу, не было до нее дела, и отец, который периодически появлялся в ее жизни, как праздник, предлагая развлечения и горы мороженого, но так же быстро исчезал, не успев понять, что девочке нужны вовсе не сладости, а ощущение стабильности и защищенности. Ничего удивительного, что Кейт очень понравилось гостить в доме Селесты.
   — Розали…
   При звуке своего имени, произнесенного его голосом, она почувствовала, как сердце ускорило ритм. Серебристые глаза-пули смотрели на нее в упор, требуя внимания.
   — Я просто только что вспомнил, где видел вас в последний раз, — с улыбкой произнес Адам.
   Работа топ-модели давно сделала ее публичной персоной, поэтому она не увидела ничего странного или неожиданного в том, что их пути с Адамом Кэйзеллом могли пересечься. Скорее всего, он сопровождал какую-нибудь из своих любовниц на показе мод.
   — На премьере «Принцессы Турандот» в «Метрополитен-Опера» в Нью-Йорке, — сказал он, немало удивив ее.
   — Вы были там?! — восторженно воскликнула Рибел. — Значит, вы слышали, как пел Цун Ши?
   Адам кивнул.
   — У него потрясающий голос.
   — Он наш брат, — с гордостью сообщила Рибел. — Мы все были на премьере. Вся семья. Это был незабываемый вечер, правда, Розали?
   — Да.
   Она не видела Адама Кэйзелла на премьере, и ей была неприятна мысль о том, что он наблюдал за ней, когда она этого не знала. С другой стороны, в тот вечер она, кроме всего прочего, работала — ей заплатили за то, чтобы она надела платье и колье в качестве рекламы.
   Адам, сидевший на диване, подался чуть вперед, как огромный кот, готовый к прыжку.
   — И сколько же вас в семье, Рибел?
   Та рассмеялась.
   — Четырнадцать. Четырнадцать детей плюс их мужья, жены и дети и наши замечательные родители. Мы заняли всю ложу в «Метрополитен-Опера», помнишь, дорогой? — обратилась она к мужу с улыбкой. Это был действительно незабываемый вечер, — ответил Хью.
   Адам кивнул, соглашаясь.
   — Жаль, что тогда мы не были знакомы. Должен признаться, я заметил только Розали. — Когда он обратил свой взгляд на нее, на его губах играла чуть ироничная улыбка. — От такой красоты просто невозможно было отвести взгляд.
   В ответ на этот комплимент Розали лишь сухо улыбнулась.
   — В тот вечер я, кроме всего прочего, работала.
   — А рыжеволосый мужчина, сопровождавший вас?
   — Это был Закари Ли, — ответила Рибел. — Наш Большой Брат.
   В глазах Адама Розали заметила облегчение и удовлетворение. Похоже, он решил, что одним соперником меньше. Ей снова стало не по себе при мысли, что он не просто видел ее, а пытался понять, насколько близкие отношения связывают ее со спутником.
   — Между всеми нами нет кровного родства, поэтому мы не похожи друг на друга, — заметила она.
   — Дядя Зак — американец, — проинформировала Селеста.
   — Мы все очень уважаем его и считаемся с его мнением, — быстро вмешалась Розали, не желавшая, чтобы словоохотливая Селеста начала перечислять всех остальных родственников. Требовалось немедленно сменить тему. — И часто вы ходите в оперу?
   — Нет.
   — Но это была премьера, — ответила Кейт за него, — а папины подружки ну о-о-оченъ любят всякие премьеры.
   — Кэти, прекрати, — добродушно пожурил ее отец. — Я и тебя брал с собой на несколько. На «Гарри Поттера»…
   Ладно, ладно. — Кейт подняла руки, сдаваясь. — Просто папа больше любит рок-музыку. Что-то я не помню, чтобы на «Сатурн рекордз», когда она тебе принадлежала, записывали классическую музыку, поддела его дочь.
   — Но это не значит, что она мне не нравится, — в добродушном голосе Адама послышались предостерегающие нотки.
   — Никогда не слышала, чтобы ты слушал диски с классикой, — не унималась Кейт.
   — Но мы же не все время вместе.
   А вот этого говорить не стоило.
   Лицо Кейт напряглось.
   — Ты прав, папа. В лучшем случае мне достается пятнадцать процентов твоего драгоценного времени. Что ты, я не жалуюсь! Я рада и этому. И не сомневаюсь, что, когда меня нет рядом, ты слушаешь исключительно оперу. — Сквозь стиснутые зубы девочка улыбнулась Розали. — Простите, мне не стоило вмешиваться. Я действительно не могу знать наверняка, любит мой отец оперу или нет.
   — Никогда не стоит говорить за другого человека, — мягко ответила Розали.
   Адам тоже посмотрел на Розали, пытаясь стереть с лица хмурое выражение, вызванное неожиданной вспышкой Кейт, в которой сквозила явная горечь.
   — На самом деле мое внимание привлекает любой красивый голос, независимо от того, в каком жанре работает исполнитель, — пояснил он непосредственно ей.
   — Тогда вам не могло не понравиться пение Цун Ши, — заметила Розали, думая о том, как и когда он ответит своей дочери на жалобу о недостатке внимания с его стороны.
   — Как и ваше.
   — Мое? — О чем он говорит? Может быть, размышляя о Кейт, она утратила нить разговора?
   Серебристый взгляд впился в ее лицо.
   — Я слышал, как вы поете в Пномпене, в отеле «Ле Рояль». Вы пели с хором детей-сирот.
   На несколько долгих секунд Розали лишилась дара речи. О скольких еще таких вот случайных совпадениях ей предстоит услышать?
   — Это было… девять месяцев назад.
   — Примерно, — согласился Адам. — У вас прекрасный голос, Розали. Очень чистый. Если бы я все еще владел «Сатурн рекордз», я бы обязательно попытался заполучить вас.
   — Настоящая мать Розали была певицей, — заметила Рибел.
   — Я не люблю об этом говорить, ты же знаешь, — быстро прервала сестру Розали.
   — И все равно, я считаю, что ты напрасно не занялась пением профессионально. Вот и Цун Ши говорит…
   — Я ненавижу этот мир! — Затем, очевидно взяв себя в руки, Розали с учтивой улыбкой обратилась к Адаму: — А что привело вас в Пномпень?
   — Бизнес. Я изучал возможность открытия новой авиалинии.
   В его глазах сквозила насмешка над ее попыткой сменить тему.
   Каждая мышца в теле Розали напряглась — она без слов понимала, что он уже наметил ее своей следующей жертвой. Охотник… Захватчик… Именно таким виделся ей Адам Кэйзелл, и впервые за долгие годы Розали почувствовала себя уязвимой.
   Очень вовремя появился дворецкий, возвестивший:
   — Ленч уже подан в столовой, милорд.
   — Спасибо, Брукс. — Хью поднялся. — Девочки, мальчики, Адам…
   Пропустив детей вперед, Хью присоединился к Адаму, оставив сестер наедине, что, безусловно, было срежиссировано его женой, бросавшей на него весьма красноречивые взгляды. Иногда Розали казалось, что между Рибел и Хью существует какая-то виртуальная связь, настолько хорошо они понимали друг друга. Она почувствовала себя свободней, избавившись хоть на короткое время от присутствия Адама, но понимала, что Рибел не напрасно захотела остаться с ней наедине.
   — Розали, он увлекся тобой. И весьма серьезно, я бы сказала.
   — Рибел, я ни за что не стану игрушкой ни в чьих руках, ты же знаешь.
   — Я не предлагаю тебе становиться игрушкой. Почему ты отказываешься думать, что его интерес может быть намного серьезнее? Адам очень привлекательный мужчина.
   — Он записной Казанова. Ты же слышала, что сказала Кейт о его любовницах.
   — И все-таки, может быть, настало время выбраться из своего кокона, Розали? Невозможно всю жизнь прожить…
   Розали нахмурилась.
   — Зачем ты пытаешься свести меня с ним?
   — Я волнуюсь за Кейт, — со вздохом произнесла Рибел. — Разве ты не слышала горечи в ее словах, когда она разговаривала с отцом? Может быть, ты смогла бы помочь ей? Им обоим?
   Рибел слишком хорошо знала самое уязвимое место Розали.
   — Кейт Кэйзелл не сирота, не брошенный ребенок, Рибел. Она достаточно сильна духом, чтобы самой справиться со своими проблемами. Я думаю, ее отец получил сегодня парочку весьма ощутимых уколов.
   — Родители часто отмахиваются от проблем ребенка, списывая их на переходный возраст и дурное настроение. Никто так не слеп, как тот, кто не хочет видеть. А к тебе он прислушается. Очень плохо, что Кейт чувствует себя… брошенной, никому не нужной.
   — Я не стану вмешиваться в их отношения.
   — Поговорить — не значит вмешиваться…
   — Значит. Стоит мне проявить инициативу, и он пойдет в атаку, стремительную и яростную. Я чувствую это.
   — Ну, ты, как никто другой, умеешь дать отпор мужчине и лишить его желания предпринимать вторую попытку.
   — Боюсь, с Адамом Кэйзеллом так легко не справиться.
   — Неужели? Пасуешь, сестричка? — поддела ее Рибел.
   Но Розали оставалась серьезной.
   — Не смотри на меня так. Я чувствую опасность, понимаешь? Чувствую.
   — Прости за настойчивость. — Рибел тоже посерьезнела. — Я была уверена, что для тебя это не будет проблемой. Просто я действительно беспокоюсь о Кейт. Она сейчас в таком возрасте…
   — Рибел, кроме отца, у нее есть еще и мать.
   — Считай, что нет. Она полностью поглощена своей собственной жизнью. Кроме того, для Кейт явно важнее внимание Адама…
   — Уверена, Кейт справится собственными силами.
   — А я не уверена. Если она чувствует себя никому не нужной, тут и до наркотиков недалеко.
   — В таком случае почему бы тебе самой не поговорить с Адамом?
   — Потому что это не меня он вознамерился завоевать.
   На этом сестры прекратили свой разговор и присоединились к остальным.
   Когда они входили в столовую, Розали чувствовала, как взгляд Адама бесцеремонно скользит по ней: по длинным распущенным волосам, по лицу, лишенному косметики, по фигуре, задержавшись на оголенной полоске живота между низко сидящими джинсами и коротким топом в белую и голубую полоску. Розали вспыхнула, едва сдерживаясь, чтобы не крикнуть: «Не смотри на меня так, Адам Кэйзелл! Не смей так смотреть! Лучше обрати внимание на свою дочь — это куда важнее всех твоих женщин!»
   Рибел была права. Если у нее есть власть над этим мужчиной, она использует ее в благих целях. Она пойдет на этот риск… но только ради Кейт.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

   Воскресный ленч в Дэвенпорт-Холле был неофициальным и семейным мероприятием. Все сели за стол, несмотря на то что Джеффри пришлось подложить на стул подушку, а Малколму принести его детский стульчик. Мальчикам было всего пять и три года, но они уже имели представление о хороших манерах, а Селеста в свои тринадцать вела себя как настоящая леди.
   Столовая оказалась солнечной и уютной. Мебель здесь была белой с золотистой отделкой, огромное окно выходило в розовый сад. В центре овального стола на белоснежной скатерти стояла ваза с еще не распустившимися бледно-желтыми розами, рядом с приборами лежали желтые льняные салфетки. Розали села между мальчиками как раз напротив Адама, которого усадили между двумя девочками; Хью и Рибел расположились в торцах.
   Адам с любопытством наблюдал, как мальчики самым естественным жестом развернули салфетки и положили их себе на колени. В тех компаниях, в которых он привык бывать, дети никогда не сидели за одним столом со взрослыми. Добро пожаловать в настоящую семью, мысленно произнесла Розали, наблюдавшая за Адамом.
   За столом девочки наперебой рассказывали Адаму о школе — об учителях, которых они любили или не любили, о хоккейных матчах, о мальчишках из своего класса. Он, казалось, получал искреннее удовольствие от их болтовни — улыбался, смеялся, озадаченно хмурился в нужных местах — и выглядел при этом очень и очень привлекательным, но Розали была уверена, что он не целиком отдается этому занятию. Какая-то его часть оставалась сторонним трезвым наблюдателем и очень хорошо понимала, что за ним самим наблюдают.
   Несколько раз их взгляды встречались, но он не сделал ни одной попытки вовлечь ее в разговор. Видимо, он рассчитывал, что непринужденная обстановка за столом ослабит ее бдительность и тогда он предпримет атаку. За одиннадцать лет своей модельной карьеры, а впервые она вышла на подиум в восемнадцать, Розали не раз сталкивалась с мужчинами типа Адама Кэйзелла и научилась, как она считала, предугадывать каждый их следующий шаг.
   Когда первый их кавалерийский наскок бывал отражен, у них хватало ума отступить и выждать, пока не сложатся более благоприятные обстоятельства. Некоторые из них, правда, сдавались после первого отказа, будучи просто не в силах поверить в него. Остальные начинали действовать более тонко и продуманно, считая, что женщина просто набивает себе цену. Но стоило им убедиться, что желанная добыча не спешит пасть в их объятия, они быстро находили утешение в компании более сговорчивой красавицы, каковых вокруг таких мужчин всегда вьется немало. Безусловно, куда приятнее чувствовать себя желанным, чем отвергнутым.
   Розали не ошиблась — Адам не стал долго ждать и предпринял следующий шаг сразу после ленча. Когда подали кофе, девочки поднялись в комнату Кейт, чтобы закончить сборы, Рибел повела Малколма в детскую, чтобы уложить поспать, а Джеффри полностью завладел вниманием отца, Адам спросил:
   — Хью, вы не будете возражать, если я прогуляюсь? Хочется размять ноги перед обратной поездкой в Лондон.
   — Конечно, нет. — И, как гостеприимный хозяин, он повернулся к Розали. — Ты не покажешь нашему гостю окрестности? Боюсь, Джеффри меня не отпустит.
   Розали попала в ловушку вежливости, ничуть не сомневаясь, что Адам подстроил все это намеренно. Понятное дело, что она не могла отказать зятю в такой любезности. Поймав насмешливый взгляд серебристых глаз, Розали почувствовала, как тает ее уверенность в собственных силах и учащается пульс.
   — Нет ли у вас лабиринта, в котором мы могли бы заблудиться? — поддразнил он ее.
   — Лабиринта нет, но есть озеро, в котором вы могли бы утонуть, — парировала она.
   Адам расхохотался. Лучики морщинок, разбежавшиеся по его лицу, лишь добавили ему привлекательности. Розали была вынуждена сжать кулаки в инстинктивной попытке противостоять потоку чувственной энергии, которую излучал этот мужчина, похоже сам того не замечая.
   — А кататься на лодке по озеру можно?
   — Вы же сказали, что хотите размять ноги? — Розали выразительно изогнула брови.
   Ничуть не смутившись, Адам ответил:
   — Гребля — очень хорошая физическая нагрузка. Вы могли бы сидеть на носу или на корме, а я бы греб.
   — У нас каноэ, рассчитанные на одного гребца.
   — Ох-ох-ох, вы вдребезги разбили мою романтическую мечту. Я уже видел себя героем старой как мир сценки — тихий плеск воды, я неспешно гребу, любуясь прекрасной женщиной…
   — …и у вас есть дочь, которая ни с кем не хотела бы делить ваше время и внимание, — сухо оборвала его Розали.
   — Ах, да! Как же я забыл, что вы у нас защитник детей? — насмешливо заметил он, но тут же стал серьезным. — Полагаю, ваше желание заниматься этим проистекает из собственного детства?
   Розали получила очередное подтверждение его проницательности и логике, без которых он вряд ли достиг бы своих головокружительных высот в бизнесе. Она решила не отвечать и вернуть разговор к проблемам Кейт.
   — Ребенку нужно, чтобы рядом с ним был кто-то, всегда готовый прийти на помощь или просто выслушать. Это нужно и вашей дочери, Адам. Разве вы не видите?
   Наконец-то вы назвали меня по имени, — на смешливо заметил он. — Но, к сожалению, не ради того, чтобы сделать мне приятное, а чтобы заставить прислушаться к себе.
   То, как он точно оценил ситуацию, добавило еще балл к и без того высокой оценке его умственных способностей.
   — Вы не ответили на мой вопрос.
   — Как и вы — на мой, Розали Джеймс. Туше.
   Они прошли через холл и, выйдя на улицу под ласковые лучи послеполуденного солнца, направились к озеру. Его берега были обсажены кустарниками рододендрона, а на глади воды то там, то тут плавали лилии. Типично английская картинка, невольно подумала Розали, недаром именно здесь, рядом с Хью, англичанка Рибел обрела свой дом.
   Себя же она ощущала человеком, лишенным каких-либо корней. Ни один город, ни одна страна не занимали особого места в ее сердце. Люди — да, но не места. Интересно, а у Адама Кэйзелла есть такое место, которое бы он без колебаний назвал своим настоящим домом? По словам Кейт, у него были дома в Лондоне, Нью-Йорке, Гонконге и на одном из Карибских островов. Наверняка для уклонения от кое-каких налогов.
   — Вы живете здесь вместе с сестрой? — нарушил молчание Адам.
   — Нет. Просто приехала погостить недельку.
   — А где ваш дом? Розали пожала плечами.
   Вообще-то нигде. Есть места, где я могу остановиться в случае необходимости, но не более того.
   Прощупывает почву, раздраженно подумала Розали. Выясняет, где можно меня найти, возникни у него такое желание.
   В Лондоне она обычно жила в квартире, принадлежащей Джоэлу Фаберу, мужу ее сестры Тиффани. Джоэл настаивал, чтобы все члены семьи Джеймс пользовались его квартирой, когда захотят, а Розали «назначил» смотрителем, прекрасно зная, на что идут все ее многотысячные гонорары.
   — У меня мало личных вещей, — пояснила Розали.
   — Настолько мало, что все они умещаются в один чемодан? — не без скепсиса спросил Адам.
   — Почти. Я много езжу по миру. Почти столько же, сколько и вы, Адам Кэйзелл, — колко ответила она!»
   — Приятно, что у нас нашлось что-то общее.
   — Только разница состоит в том, что у меня нет дочери, которую я оставляю в одиночестве.
   — Кейт не одинока. Она учится в школе, ее мать и отчим никогда не выезжают за пределы Англии. Она всегда может связаться с ними…
   — Насколько я поняла, у них другие приоритеты. — В ее взгляде был укор — уж он-то должен знать об этом. — То, что они находятся в пределах Англии, еще не означает, что они с готовностью откликнутся на ее зов.
   — Вы обвиняете меня в пренебрежении отцовскими обязанностями?
   — Я просто обрисовываю вам ситуацию, как ее видит Кейт.
   — Вы знаете мою дочь… Как долго? Одну неделю? Не слишком ли самонадеянно делать какие-либо выводы и упрекать меня, а, Розали?
   — Я понимаю, что вам куда удобнее так думать, чем прислушаться к моим словам.
   В голосе Адама, когда он снова заговорил, отчетливо слышались гневные нотки.
   — Полагаю, Кейт изобразила из себя несчастную богатенькую девочку, не так ли?
   — Не так. Кейт слишком горда для этого.
   — Тогда почему вы на меня нападаете? — Его взгляд поймал взгляд Розали и несколько долгих мгновений удерживал его. — Или это лучший способ защиты?
   — Защиты от чего? Или от кого?
   Адам резко остановился. Розали тоже была вынуждена остановиться и внимательно посмотреть на своего спутника. Под пристальным взглядом серых глаз она с особой остротой почувствовала излучаемую им ауру властности и сексуальной притягательности.
   — Это недостойно вас, Розали Джеймс.
   Ее сердце пропустило удар, а потом понеслось вскачь.
   — Прошу прощения?
   — Если вы претендуете на откровенность, не надо лгать по поводу того, что вы чувствуете ко мне. Это подрывает доверие к вам.
   Итак, он бросил вызов. Розали, не раздумывая, приняла его.
   — Хорошо. Насколько я понимаю, вы хотели бы, чтобы мой чемодан постоял какое-то время в вашей прихожей, так? Так вот, этому не бывать.
   — То, чего я хочу, невозможно уложить в чемодан.
   От этих слов спину Розали сковал мороз. Она боялась проанализировать свои чувства к этому мужчине, потому что это было слишком пугающе и грозило нарушить покой ее сердца.
   — У меня нет для вас времени, Адам.
   — Найдите!
   Никогда ни один мужчина не оказывал на нее такого гипнотического воздействия. С трудом преодолевая его, Розали призвала все свои силы, чтобы позорно не капитулировать перед магнетизмом и силой воли этого человека.
   — Лучше вы найдите время для своей дочери! — резко бросила она ему.
   Ее слова не произвели на него никакого, во всяком случае видимого, впечатления.
   — Непременно, — спокойно ответил он, продолжая гипнотизировать ее взглядом своих «серебряных пуль». — Я всегда беру Кейт с собой во время ее школьных каникул, а во время учебного года отовсюду, где бываю, посылаю ей открытки. Она всегда может позвонить мне по мобильному…
   — И тем не менее первую неделю каникул она провела здесь.
   — Это был ее выбор.
   — А он не настораживает вас, Адам? Может быть, она стремится найти в семье Селесты то, чего ей недостает в вашем обществе?
   — Раз уж начали, договаривайте, Розали.
   Розали удержала резкие слова, готовые сорваться с языка. Запальчивость — плохой помощник, ей следует говорить рассудительно и доходчиво.
   — Она сама сказала вам.
   — Что?
   — Ей нужна стабильность, Адам. Ей нужно чувствовать, что какие-то вещи в ее жизни постоянны и неизменны.
   Адам нахмурился, затем выразительным жестом указал на окружающую их красоту.
   — Это — не моя жизнь. И не ваша, Розали. И я ничего не могу с этим поделать — я тот, кто я есть.
   — А Кейт отчаянно хочет иметь то, что есть у Селесты, — место, которое можно было бы считать своим домом, семью, в которой дети не досадная помеха, а благословение…
   — Я никогда не считал Кейт помехой! — страстно воскликнул Адам.
   — А ваши любовницы? Когда Кейт начинает перечислять их… Зачем вы берете ее с собой одновременно с очередной… дамой сердца?
   Адам нахмурился.
   — Она никогда не возражала.
   — А какой у нее был выбор? Она боялась, что, скажи она что-нибудь, вы откажетесь именно от ее компании. Она вынуждена мириться, потому что это ее единственный шанс побыть с вами.
   — Я возил ее повсюду, где ей только хотелось побывать, выполнял все ее желания…
   — Вы развлекали ее.
   — А что в этом плохого? — Адам уже не скрывал своего раздражения.
   — Ей не это нужно, поймите! Она одинока внутри. Она не чувствует себя неотъемлемой частью вашей жизни, вы то есть, то вас нет, и это съедает ее изнутри. Если вы на самом деле заботитесь о ней, сделайте эти каникулы для нее особенными, проведите их вдвоем, узнайте ее как личность. Ей тринадцать, и в этом возрасте уже очень важно знать, что тебя любят не просто на биологическом уровне, а за то, какой ты человек.
   Адам еле сдерживал гнев, готовый пламенем вырваться из его ноздрей. Впившись взглядом в лицо Розали, он искал скрытые мотивы, побудившие ее произнести эту обличительную речь. Но ничего не нашел. Она стояла выпрямившись, спокойно глядя ему прямо в лицо в ожидании ответа.
   — Почему вас так заботит судьба моей дочери? — сердито спросил он.
   — Если не я, то кто о ней позаботится? Адам покачал головой.
   — Кейт — не ваша забота.
   — Ошибаетесь. Судьбы детей — уже давно моя забота.
   — Кейт не сирота!
   — Но она нуждается в заботе.
   Адам снова нахмурился, но не стал спорить, и Розали не знала, как это расценить — как добрый знак или не очень.
   — А кто знает, какой человек вы, Розали?
   — Моя семья.
   — Все четырнадцать усыновленных братьев и сестер и приемные родители? — В его словах сквозил цинизм.
   — Кто-то знает меня лучше, кто-то хуже. Но в целом мы очень дружный и сплоченный маленький коллектив. Мы все готовы прийти на помощь друг другу при первой необходимости.
   Она завела разговор о Кейт по просьбе Рибел, но и ей самой была симпатична эта девочка. И что самое странное, она больше не чувствовала враждебности по отношению к Адаму Кэйзеллу. По сути, он вовсе не был плохим отцом. Учитывая, какой он мужчина и какую привык вести жизнь, ему приходится прилагать немало усилий, чтобы находить время для дочери, и он делает это.
   — Что ж, тогда вам очень повезло с… родственниками. — На губах Адама появилась горькая усмешка, и он отвернулся.
   Розали почувствовала, как он отдаляется от нее, уходит в себя. Может быть, ему тоже одиноко на том Олимпе, куда он взобрался? Она подумала о том, есть ли у него родители, единокровные братья и сестры. А его бывшая жена и вереница любовниц… затрагивали ли они его сердце и душу?
   Наблюдая за глубоко погруженным в себя Адамом, Розали решила, что он всегда шел своим путем в одиночку и другой жизни просто не знал. Мало найдется мужчин, равных ему по уму и привлекательности, а те, что найдутся, неизбежно будут конкурентами. Такова природа всех хищников. Что же касается женщин в его жизни, похоже, он встречается с теми, кто видит его исключительно через призму его кошелька. Для них главное — богатство и власть и то, что они могут им дать.
   Розали вдруг подумала, не видит ли она сама Адама Кэйзелла через эту же призму. Импульсивно она сделала шаг и коснулась его предплечья, призывая вернуться оттуда, куда он ушел.
   — Вы с Кейт можете стать очень близки, если дадите себе шанс понять друг друга, — мягко сказала она.
   Она почувствовала, как под ее рукой взбугрились его мускулы. Он снова впился своими «серебряными пулями» в ее лицо.
   — Вы так думаете? — Неожиданно он схватил за запястье ее руку, все еще лежащую на его предплечье.
   Розали словно током ударило от этого прикосновения. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, не в силах ни двинуться, ни произнести хоть слово.