Мы молчали, иногда только переглядывались. А что тут скажешь? Я заметила на стене фотографию – маленький кудрявый мальчик, прижимающий собаку к груди. У меня возникло одно подозрение, но проверить его я не решилась.
   – Спасибо вам, дорогие мои, – проговорила Наталья Михайловна тихо, так, что ее голос перестал казаться визгливым, скорее нежным и чуточку грустным, – спасибо, что бабку сумасшедшую пожалели. А ведь никто сейчас не жалеет, никто! Стою я в автобусе. А передо мной девочки сидят. И одна вдруг говорит: «Смотри, бабка плачет». А вторая поднимается и говорит: «Ага, сесть хочет, вот и ревет». Посмеялись, поднялись и вышли из автобуса на остановке. А я плакала не потому, что сесть хотела, мне стыдно за них было, за девчонок этих…
   Я не выдержала и погладила Наталью Михайловну по руке.
   – Ну не плачьте, – попросила я, – все же хорошо кончилось. А про автобус… Я всегда уступаю место. Вернее, даже не сажусь, чтобы его не занять. А девочки те сами будут старенькие когда-нибудь… Ну то есть вы не старенькая, а очень даже молодая.
   Наталья Михайловна порывисто вздохнула, неожиданно отпустила Кнопку на пол и, подхватив нас с Анхелем за локти, приблизила друг к другу и крепко обняла обоих. Анхелю тоже пришлось обнять меня, а мне его.
   – Спасибо, – прошептала Наталья Михайловна куда-то мне между щекой и шеей, – такие вы хорошие… А ты…
   Она отстранила от себя Анхеля и строго посмотрела на него:
   – А ты береги эту девочку, такие сейчас редкость, уж поверь мне. Обещаешь?
   – Клянусь! – ответил Анхель без тени улыбки.
   Мы вышли от Натальи Михайловны часа через два. Она усадила нас пить чай с вафлями и домашним вареньем из жимолости и земляники, сама ела с большим аппетитом (еще бы, не завтракала и не ужинала), а потом вдруг призналась, что у нее нет елки, и тогда мы поставили в вазу букет из веток, которые мне подарил странный дядька в лисьей шубе, и нарядили шариками, которые тут же сами накатали из фольги от вафель. Наконец, расцеловав нас на прощание, она отпустила нас, и мы вышли на улицу.
   Стемнело. В ярком свете фонаря парили пушистые снежинки.
   – Хорошо, что мы избавились от букета, – сказал Анхель, – который тебе подарил этот неприятный старик. Я сам бы тебе подарил такой букет. Если бы знал, что ты любишь колючки. Что мне тебе подарить на Новый год? Кактус?
   Он кокетничал. Но я не могла ему ответить в том же духе. Все мои мысли были о Наталье Михайловне. Интересно, ей одиноко без дочки, без внука, которые куда-то уехали?
   – Кстати, – вспомнила я неожиданно, – помнишь фотографию в прихожей? Там мальчик лет пяти. Я посмотрела на обороте. Там подписано: «Степан». И дата прошлогодняя. Он маленький, Степан этот. Она выдумала, что он нас поколотит. Она совсем одна, ее некому было защитить. Вот она и выдумала всю эту историю со Степаном.
   – А ты ее еще в первый раз заметила?
   – Нет. Я просто почувствовала, что она обманывает.
   – Она потом так плакала…
   – А это, может, и хорошо, – оживилась я, – видел, какая добрая стала после того, как поплакала? Может, у нее злость вышла через слезы? Обнимала нас, на прощание вообще поцеловала.
   – Она стала такой, потому что ты ее пожалела, – серьезно сказал Анхель, – это ты добрая. И очень красивая.
   – Это я просто Туськиными духами намазалась, – отшутилась я, – они все лучшее в человеке открывают.
   Анхель не улыбнулся. Он протянул руку и поправил мне прядь волос, выбившуюся из-под шапки.
   – Ты такая красивая сейчас, – повторил он, – ты вообще очень красивая. Когда я тебя увидел на той вечеринке, у меня в голове заиграла музыка. Печальная музыка.
   И он принялся напевать: «Дельгадито, еллас но кьерен тус бесос…»
   Я отвела взгляд и слушала эту тихую, грустную, полную нежных шипящих звуков песню, еле дыша от счастья.
   – Музыка заиграла у меня тут, – сказал Анхель, закончив петь и показав на голову, – и вот тут. В моем сердце. Послушай, как она там играет…
   Я шагнула к нему, а он протянул руку и прижал меня к себе.
   – Слышишь музыку внутри меня? – вполголоса проговорил он.
   – Я слышу музыку внутри себя, – отозвалась я.
   – И какая это музыка?
   – «Танец с саблями»! – брякнула я.
   Анхель расхохотался. Я подняла голову и смотрела, как он смеется – запрокинув голову, громко, от всего сердца. Рассмешить парня – который тебе нравится, – что может быть волшебнее?
   А он посмотрел мне прямо в глаза и произнес:
   – Мне очень… хочется… тебя… поцеловать… Ты… не против?
   – У вас в Испании все спрашивают друг у друга разрешения? – поддразнила его я, преодолев волнение, которое холодом сковало мне горло.
   – Это значит – «нет»? – растерялся Анхель.
   – Ну, ты можешь подать заявку в письменном виде моему секретарю, – важно сказала я, – он рассмотрит, и в течение месяца…
   – В течение месяца? – нахмурившись, повторил он. – Мне ждать месяц?! Ну нет!
   Он тронул меня за подбородок, а когда я подняла голову, закрыл глаза и коснулся моих губ своими.
   – Пахнешь апельсином, – прошептал он.
   – Это же Туськин супераромат, – прошептала я в ответ, – он меня делает самой прекрасной на свете.
   – Ты и без него самая прекрасная, – выдохнул Анхель и нежно поцеловал меня сначала в щеку, а потом снова – в губы.
   И, словно по команде дирижера, снег снова повалил, как сумасшедший. С неба неисчислимой армадой полетели задорные снежинки, укрывая от любопытных взглядов прохожих двоих влюбленных, которые только начали свой совместный полет…
   …Вечером родители задержались – мама, конечно, не успела купить всем подарки, а бедный папа должен был дожидаться в машине, пока она выберет сувениры, открытки, свечки, наборы кастрюлек, очередные книги для меня и очередные носки для него. Мама предупредила, что задержится, поэтому я здорово испугалась, когда в дверь принялись трезвонить, словно начался пожар во всем доме.
   Я подкочила к дверному глазку, а потом рывком распахнула дверь – за ней подпрыгивала от нетерпения Туся. Я обрадовалась – впервые с того дня, как Оле стало нехорошо, мой любимый энерджайзер стал похож сам на себя.
   Туська стрелой влетела ко мне в квартиру, благоухая жасмином, и выпалила:
   – Мы целовались!
   – Мы тоже!
   Мы поглядели друг на друга, бросились друг другу на шею и стали скакать по узкой прихожей, как две лягушки, сбежавшие из лягушачьей психбольницы.
   – Дверь закрой! – скомандовала Туся, когда мы, наконец, отцепились друг от дружки. – Ну?! Как это было?
   – Потрясно, просто потрясно, – покачала я головой, – это было красиво… романтично… и… очень нежно! А у вас?
   – А у нас – как-то слюняво! – поморщилась Туся. – Мне вообще не понравилось!
   – Ну как, как это получилось? – воскликнула я.
   Мне не терпелось узнать все подробности.
   – Мы пришли ко мне домой, – принялась рассказывать Туся, – я нанесла ему на лоб и запястья свой аромат. И говорю: «Ну как? Перестаешь себя чувствовать трусом?»
   – А он – да! И давай тебя целовать? – хихикнула я.
   – Нет, прикинь? Он еще больше испугался. Как начал психовать: «Ой, а вдруг у меня аллергия? Ой, давай это поскорее смоем! Ой, а вдруг я тоже задыхаться начну?» А главное – сам меня по дороге уверял, что у него нет никакой аллергии. Представляешь себе?
   – Конечно, – хмыкнула я, – он же трус.
   – Слушай, ну тут и я струсила, – призналась Туся, – Оля до сих пор перед глазами стоит. Побежали мы в ванную, там смыли с него все. А он все дрожит и дрожит. Ну я и погладила его по голове. Ну чтобы он успокоился.
   Я засмеялась.
   – Ну а что? – растерянно улыбнулась Туся. – Что надо было делать? А он решил, что я хочу с ним поцеловаться. И прилип ко мне секунд на пять. Я потом сказала, что хватит, пора идти.
   Еле от него отвязалась, представляешь? А он, пока мы в лифте ехали, все приставал: «Я модно целуюсь? Я точно модно целуюсь?!»
   – А ты ему?!
   – А я говорю: айс! Ты, говорю, Егор, просто айс!
   Я захохотала так, что пришлось опуститься на пол. Туся тоже развеселилась и уселась рядом со мной.
   – Не-е, у нас все было очень романтично, – протянула я, – правда, не знаю, чем это кончится… мне бы хотелось провести с ним Новый год!
   – Подожди! – закричала Туся. – Как же я сразу не догадалась?! Ну, вернее, я же не знала, что вы теперь встречаетесь!
   – Думаешь, поцелуй означает, что мы встречаемся? – с надеждой спросила я, но она, не слушая, схватила меня за руку и потащила к окну в моей комнате.
   Подтащила и погасила свет.
   – Смотри! – воскликнула Туся, указывая вниз, и я ахнула.
   Прямо под моим окном в снегу было вытоптано: «НГ – вдвоем? ї Si?»
   – Это тебе! – возбужденно сказала Туся. – Точно, тебе!
   – Туся, «си» – по-испански значит «да», – прошептала я, – он ведь меня провожал до подъезда. Надо было мне глянуть на него из окна, когда я поднялась!
   – А ты не помахала ему вслед? – с изумлением спросила Туся.
   – Я постеснялась, – призналась я, – а вдруг он посмотрел бы наверх и увидел, что я за ним наблюдаю?
   – Я думаю, он был бы счастлив, – уверенно сказала Туся, – хотя, с другой стороны, ты помешала бы ему вытоптать вот это!
   – И что теперь?
   – Как – что?! – удивилась Туся и поташила меня за руку в коридор.
   Через четверть часа мы, уточнив у Егора адрес Анхеля, стояли под окнами последнего. Свет в них не горел, но я надеялась, что он дома и скоро выглянет в окно.
   Только бы не в то время, пока мы здесь!
   Со стороны можно было подумать, что мы пританцовываем от холода. На самом деле мы вытаптывали: я – огромную букву «S», Туся – огромную букву «I».
   Я хотела вытоптать еще и по восклицательному знаку с обеих сторон слова, как и положено у испанцев, но тут в окне Анхеля зажегся свет, и мы бросились бежать. По дороге у меня крутилось в голове: «А что скажут родители? А разрешат ли они праздновать Новый год вдвоем с мальчиком?» Но до праздника было целых два дня, и я надеялась, что все как-то само устроится и решится.
   Уже у моего подъезда я, отдышавшись, спросила:
   – Как же мы узнаем ответ?
   И тут, как в сказке, вдруг пикнул телефон – пришла эсэмэска. От него. Короткая. Всего три слова. Но каких!
   «Gracias. Я счастлив».
   Я зажмурилась от радости, вспомнив секунду у подъезда дома, где живут Наталья Михайловна и Кнопка, когда он сказал: «Мне ждать месяц? Ну нет!»
   Я снова лечу вместе с вами, снежинки! И пусть мой полет продлится бесконечно!

Глава 10
Наполеон

   – Земля вызывает Марию! – произнес Анхель, наклонившись к моему уху и схватив за рукав пуховика. – Прием, прием! Как слышно? В витрину не врежься!
   Я очнулась от размышлений. До стеклянной витрины одного из магазинчиков торгового центра «Наполеон», по которому мы гуляли, оставалось еще несколько шагов, но Анхель был прав – не схвати он меня за рукав – я бы точно врезалась.
   – Прости… Ты что-то сказал? – пробормотала я.
   – Сначала скажи, о чем ты задумалась, – попросил он.
   Я опустила голову и спрятала подбродок в черно-сером теплом шарфе, надеясь, что он скроет не только подбородок, но и щеки – они ведь наверняка покраснели. Мысли заметались: что сказать? Не правду же!
   – Да думаю, что Туське подарить на Новый год, – наконец, придумала я, и он кивнул, поверив.
   На самом же деле я задумалась о том, считается ли Анхель моим парнем. Интересно, дает поцелуй право на то, чтобы думать о нем: мой парень? Или так: «Мы встречаемся». Надо было обсудить это с Тусей вчера. Я потрясла головой, пытаясь сосредоточиться на том, что говорит Анхель.
   – Я понял, что мне это напоминает, – сказал он, указав на витрины магазина одежды, за которыми рядом с манекенами были выставлены серебристые елки, украшенные голубыми шарами, – фильм «Аватар». Помнишь? Там все тоже так сверкало и переливалось. Вот там, перила, смотри! Точно «Аватар»! Ну посмотри!
   Он указал на эскалатор, к которому мы приближались. Он весь был увит голубыми светящимися нитями.
   – Ага, – согласилась я, а сама вдруг сообразила: эскалатор! Вот она – проверка. Всем известно, что настоящие парочки всегда целуются на эскалаторах.
   – На второй этаж будем подниматься? – спросила я как можно равнодушнее, – там есть отдел швейных принадлежностей – наверняка там можно найти подарок для твоей бабушки.
   – Давай, – оживился он и пропустил меня первой.
   Я шагнула на эскалатор и сразу развернулась к Анхелю. На соседнем эскалаторе тоже поднималась парочка – светловолосая кудрявая она и темноволосый, как Анхель, он. Они едва ступили на эскалатор, тут же принялись целоваться, словно пять лет не виделись.
   Я покосилась на Анхеля и чуть придвинулась. Но он, задрав голову, все разглядывал перила второго этажа, увешанные золотыми и красными мягкими бантами.
   – Настоящий «Аватар», – пробормотал он, и я дала себе слово выкинуть в мусорку диск с «Аватаром» – до такой степени я ненавидела сейчас этот фильм.
   – Осторожнее, не грохнись! – засмеялся Анхель. – Ну ты сегодня просто Спящая Красавица!
   Мы доехали до самого верха, и я снова покосилась на парочку. Они продолжали целоваться, уже прислонившись к перилам с бантиками. Я тоже шагнула к перилам, облокотилась на них и бросила на Анхеля томный взгляд. Он вроде бы наконец-то понял, что от него требуется! Шагнул ко мне и вдруг взял один из бантов и вынул из него скомканную конфетную бумажку.
   – Придет же людям в голову такое сделать! – удивленно произнес Анхель, оглядываясь в поисках мусорки.
   Я вздохнула и уставилась на целующуюся парочку. «Наверное, – подумала я, – она гораздо красивее меня, раз ее спутник просто не отлепляется от нее».
   – Я, кстати, говорил тебе, что собираюсь в колледже экологию изучать? – спросил Анхель, и я вмиг забыла о кудрявой красавице.
   Мое сердце ухнуло вниз.
   – Нет, – пробормотала я, стараясь, чтобы мой голос не звучал так, словно я поперхнулась куском льда.
   Но он все равно звучал именно так. И зачем он напомнил мне о том, что он уезжает? Я ведь даже не знаю, когда он возвращается в Испанию… И не хочу знать! Пусть это случится, когда случится, но пока не случилось – я буду лететь вместе со своими снежинками.
   – А я думаю заняться медициной, – сказала я быстро, чтобы не дать ему возможность продолжить рассказывать о своей жизни в Испании.
   – Да? – спросил он. – Это здорово! У мамы есть подруга, она спортивный врач. Выучилась здесь, а потом подтвердила все свои дипломы и переехала в Мадрид. Мадрид – совсем рядом с Саламанкой, где я живу…
   – Да? – выдохнула я.
   Внутри меня зажглась, как огонек в гирлянде, надежда. А ведь правда! Я могу выучиться на врача, например, и когда-нибудь переехать к нему. Хотя что это я размечталась… Ведь я пока даже толком не поняла – пара мы или нет… На эскалаторе-то не целовались… Какая же мы пара?
   – Что-то ты сегодня невероятно серьезная, – произнес Анхель, взяв меня за плечи и повернув к себе, – давай купим подарок абуэле… в смысле – бабуле, а потом пойдем валять дурака!
   – Как мы будем это делать?
   – Увидишь! – подмигнул он. – Сначала – дело. Вон твой магазин. Иди, выбирай подарок!
   – Может, лучше ты, – неуверенно сказала я, – ты же лучше знаешь ее вкусы!
   – Нет уж, лучше ты, – смеясь, сказал он, – если ей не понравится, я скажу ей, что это ты выбирала, и она не станет при тебе ворчать. Мы ведь будем вместе его вручать, ты помнишь?
   – Конечно, помню, – улыбнулась я, – а ты хитрец!
   Побродив по магазинчику, мы выбрали бабушке Анхеля шкатулку для швейных принадлежностей, голубую, обитую мягкой материей, с несколькими отделениями для катушек и голубым ежиком-подушечкой для иголок, спрятанным внутри.
   – Ей понравится, вот увидишь, понравится! – уверял меня Анхель, пока мы стояли в очереди в кассу. – А больше всего ей понравишься ты!
   – С чего ты взял? – спросила я с волнением.
   – Ну, она же любит меня. А ты – вылитый я! Даже одеваешься так же.
   – Да, амиго, ты самый самоуверенный из всех, кого я знаю! – засмеялась я.
   – А кстати, твои родители нормально отреагировали на то, что ты отметишь праздник у меня? – спросил Анхель, и я помрачнела.
   Я так боялась отказа, что не поговорила вчера с мамой. А сегодня она рано убежала на работу, я еще спала. Может, ее завтра просто поставить перед фактом? «Мама, я новогоднюю ночь проведу с мальчиком… Не волнуйся, не волнуйся, я с ним всего три дня знакома, но я тебя уверяю – он классный!» Мда-а, перспективненько…
   – Ты опять мрачная! – возмутился Анхель, оплатив шкатулку. – Да что такое? Завтра праздник, а ты сердитая, как небо в декабре. Ну все! Пошли валять дурака!
   Он схватил меня за руку и потащил из магазина.
   – Куда мы идем, Анхель?!
   – А вот сюда!
   Он подволок меня к киоску со всякими новогодними штуковинами. Тут были и огромные ворсистые львы и лисы, улыбчивые медведи и кошки, а посередине – здоровый дракон с выпученными глазами.
   – Глянь, – прошептал Анхель, – этого чувака явно достала новогодняя истерия. Даже глаза на лоб вылезли.
   – А зачем ты меня сюда приволок? – непонимающе спросила я, рассматривая других драконов – поющих, танцующих, керамических, хрустальных, – да, в «Наполеоне» основательно подготовились к году Дракона!
   – Тут есть костюмы!
   – Костюмы?!
   – Ну конечно! Новогодние! Вот ты кем будешь на Новый год?
   – Свинкой! – хихикнула я. – А ты?
   – Я так быстро ответить не могу. Я не могу так сразу определить свою сущность.
   – Что-о?! – возмутилась я и попыталась его стукнуть, но он увернулся со смехом и молча указал в глубь витрины.
   Там, за спинами фарфоровых кукол и зайцев с надменными мордами, одетых в красные и зеленые кафтаны, за коробками с золотыми шарами, свечками и гирляндами, висели костюмы. Кого тут только не было! И деды морозы, и снеговики, и снегурочки, и зайцы, и мишки, и, само собой, драконы.
   – Ну нет, – сказала я, намереваясь уходить.
   – Ну да, – сказал Анхель, хватая меня за руку.
   Он втащил меня за прилавок и сказал:
   – Выбирай! Снегурочка?
   – Нет, дружище, прости, в моем детском садике принято наряжаться тыквами, а тут – упс! Нет, костюма тыквы! Так что – уходим!
   Я выдернула руку, развернулась и нечаянно задела коробку с дешевыми пластиковыми мигающими игрушками. Коробка грохнулась на пол, игрушки рассыпались, продолжая бодро мигать унылым сочетанием красного и синего.
   – Ой, – смутилась я, глянув на пухленькую продавщицу, закутанную в голубой палантин, – простите!
   – Да ничего, – жизнерадостно ответила она, – а костюмчик тыквочки мы можем вам со склада привезти, если нужно! У нас там все размерчики есть, элечки, эмочки… ваш тоже… эсочка!
   Мы присели на корточки и принялись собирать игрушки, давясь от смеха.
   – Ну что, эсочка, – прошептал мне Анхель, – нести тебе тыквочку?
   – Нет, – мрачно сказала я, поднимаясь, – если уж мерить, так вот этот!
   И я указала на костюм ведьмы. Он был воистину жутким – седой парик, дырявая шляпа, украшенная брошью в виде таракана, а главное – резиновая маска, с зелеными тенями на веках, с огромным носом, усеянным бородавками, и желтыми зубами, в которые была вставлена сигарета.
   Я ждала, что Анхель скажет: «Бр-ррр!» – но он расхотался и спросил у продавщицы:
   – А где у вас примерочная?
   Через несколько минут я с любопытством взирала на себя в зеркало. После детского сада у меня остались только невеселые воспоминания: воспитательница пытается натянуть на меня костюм снежинки, а он не налезает, и она стоит и приговаривает: «Ну и голова! Ну чистый арбуз!» Сейчас мой «чистый арбуз» отлично поместился внутрь резиновой морды, и я негромко захихикала, представив, что в новогоднее утро разбужу родителей, одевшись ведьмой.
   – Готова? – спросил Анхель, а когда я распахнула занавеску, то уже расхохоталась во весь голос – Анхель напялил длинноволосый парик цвета морской волны и очки с усами и розовым носом.
   – Ты похож… Ты похож… – силилась я придумать, а потом махнула рукой, – я не знаю, на кого ты похож!
   – На бойфренда ведьмы, может быть? – спросил Анхель и вдруг зашел ко мне, задернул занавеску, снял с меня маску и поцеловал.
   Поцелуй длился всего несколько секунд, но у меня от счастья просто закружилась голова. Потом он отпрянул и прислушался.
   – О-о, – прошептал Анхель, – там, за занавеской, кажется, наша эмочка.
   – Ну выходи! – подтолкнула я его к занавеске. – Или стесняешься? Ну тогда я!
   Я натянула резиновую маску и выскочила со страшным воем. Продавщицы не было, зато мимо как раз шел пожилой дядечка, который тащил огромную куклу в коробке. От неожиданности он подпрыгнул, вскрикнул и выронил куклу. Она бухнулась и завопила: «Ма-ма! Хочу кушать! Ма-ма!»
   – Фу ты, елки, страсть какая! – пробормотал дяденька, хватая свою куклу и улепетывая, не оглядываясь.
   – Простите! – крикнула я ему вслед, а потом повернулась к хохочущему Анхелю и развела руками.
   Всласть насмеявшись, мы вернули костюмы и только собирались двинуться дальше по коридору «Наполеона», чтобы посидеть в кафе у входа и выпить кофе, как у меня зазвонил телефон.
   – Нам надо поговорить, – сказала Туська, – зайдешь ко мне?
   – Я на другом конце Москвы. В торговом центре «Наполеон».
   – Ого. А чего тебя туда понесло? Ты вроде бы не любитель больших расстояний?
   – Я с Анхелем. Он жил раньше в этом районе и позвал сегодня с собой – прогуляться и выбрать заодно подарок для его бабушки.
   – Мило, – рассеянно сказала Туська.
   Что-то в ее голосе заставило меня махнуть Анхелю рукой, мол, иди пока, я догоню. Он кивнул и отправился в магазин спортивной одежды, а я приземлилась на скамейку у столба, по-змеиному обвитого пушистой гирляндой.
   – Туська, что с тобой?
   – Это не со мной. Это с Алей.
   – А с ней что? – нахмурилась я.
   – Слушай… Она себя так странно ведет…
   – Достает тебя?
   – Нет… наоборот… сегодня я бегала в магазин, у мамы майонез кончился. Ну а там очередь, представляешь себе, какая?
   – Конечно, – хмыкнула я и покосилась на очередь к ларьку, торгующему сотовыми телефонами.
   – Ну вот, а Аля стояла почти в самом начале.
   – И, конечно, сделала вид, что она тебя знать не знает?
   – Да в том-то и дело, что нет, – растерянно проговорила Туся, – она меня к себе подозвала.
   – Аля?! Наша Алевтина? Ты уверена, что ты ее узнала?
   – Ну, она же меня узнала…
   – Мда, – пробормотала я, – наверное, за этот добрый поступок она потребовала от тебя что-то несусветное… Продать душу?
   – Нет, мы очень мило поговорили. Она расспрашивала меня о том, какое аромамасло как действует и что надо нюхать, когда простудился. Ну, я ей посоветовала начать с апельсинового.
   Туся помолчала и продолжила:
   – А потом мы зашли вместе в аптеку и выбрали ей аромакулон. И апельсиновое масло, конечно. Она спрятала его под свитер, как я и посоветовала. И всю дорогу, пока мы возвращались домой, вдыхала запах.
   – Хоть ворчала при этом?
   – Нет… млела.
   Ревность слегка кольнула меня куда-то под ребра. Это было наше с Туськой занятие – она смешивала свои масла, а я – вдыхала и расспрашивала. И кулончик мой мы вместе купили.
   – Тут что-то не так, – сказала я, – что-то она замышляет, твоя Аля.
   – Она не моя! Но ты права, на нее это не похоже. Она ведет себя так, словно провинилась передо мной.
   – Может, ей стыдно за «Вонючую ведьму»?
   – Не знаю, – вздохнула Туся, – в любом случае это странно. А ты что делаешь сегодня вечером? Можно я приду к тебе? Будем делать то, что ты любишь больше всего на свете.
   – Это что? – не поняла я.
   – Ничего! – засмеялась Туся. – Ты забыла, что больше всего на свете ты любишь лениться?!
   – Ага, – призналась я, разглядывая Анхеля, который примерял перед зеркалом белую бейсболку, – нет, прости, не могу… Сегодня мама пораньше с работы отпросилась, будет квартиру убирать. И мне надо с ней поговорить.
   – Насчет НГ?
   – Да.
   – Ого. Ну, удачи!
   – Мне она пригодится, – вздохнула я.
   Когда я вошла в квартиру, мама стояла возле книжного шкафа и смахивала сверху тряпкой пыль.
   – Привет! – обрадовалась она мне. – Ты вовремя! Подержи-ка!
   Я разделась, скинула сапоги и, подойдя к ней, приняла стопку книг.
   – Свеклой пахнет, – сказала я, – варишь для завтрашнего салата?
   – Да, – бодро кивнула мама, – хочу сделать один традиционный салатик с грецкими орехами и черносливом, а один – новый, мне коллега по работе рецепт дала, с козьим сыром и авокадо. Папе, конечно, не понравится, он у нас консерватор, но на тебя я рассчитываю.
   Мама подмигнула мне и положила на мою стопку еще одну книгу. Приободренная ее радостным голосом, я осторожно начала:
   – Я обязательно попробую твой салатик… Только… первого, ладно?
   – А почему не сразу? – нахмурилась мама.
   – Я не уверена, что у меня будет возможность. Я… я хотела отпраздновать Новый год… э-э-э … не дома.
   – А где? На Красной площади? Ты же знаешь, мы с папой против.
   – Нет, мам, дома… П-просто не у нас.
   – С Туськой, что ли, договорились? Так позови ее к нам! Вместе с родителями. У нас и места больше. Запретесь в твоей комнате и делайте что хотите.