– Звук нехороший. Сплошной Гарри Поттер. Хм-м. Да-а-а. Киндзабуро Оэ исключается, Андрей Платонов тоже... Что же тебе дать?.. А-А!.. Отлично! Кена Кизи читала?
– Н-е-ет.
– Фильм был, правда старый, «Полет над гнездом кукушки», смотрела?
Рита не отвечала, поджав губы. Макс понял, что она готова заплакать.
– Тебе понравится. Отличная вещь. Хорошо, что сдать забыл. Я с Кизи не согласен, но написано здорово. Потом поговорим об этом.
Она успокоилась, Максим снова оперся об нее.
Вокруг было спокойно, птички чирикали, как будто ничего и не было. Рите было тяжело тащить Максима, но оставалось уже недалеко.
– Но зачем высотное здание, ведь скорее в него попадет ракета? – спросила она.
– Чем выше здание, тем глубже подвал.
– И?
Максим озабоченно посмотрел на девушку, не понимающую таких простых вещей. Он поднял палец и глубокомысленно изрек:
– Это тебе не четырехмерные матрицы упрощать, тут жизненная мудрость нужна. Чем глубже подвал, тем толще крысы, а я голоден...
– И-И-И-Х-С, – заверещала Рита, выскальзывая из подмышки мужчины и с отвращением махая руками.
Потеряв опору, Максим зашатался, но, ударив шваброй, восстановил равновесие. Глядя на Риту, он хохотал как ненормальный.
«Как давно я так не смеялся. И над чем? Над глупой восемнадцатилетней девушкой?» – Максим знал, от чего так хорошо смеяться над ней и с ней.
Рита быстро вернулась и взвалила на себя его руку.
– Ну, ты... ты... ненормальный! И как же ты их будешь ловить? Скорее они тебя съедят.
– А я их подманю, у меня дудочка есть.
Рита погладила его окровавленную руку, и они зашагали дальше...
21
22
МИННОЕ ПОЛЕ «СТРАНЫ ДУРАКОВ»
1.
– Рота, ра-а-вняйсь! Смирно! Та-аришь капитан! Рота связи для утреннего развода построена!
Старший сержант Рублев рывком опустил отдававшую честь руку. Отутюженная, ушитая согласно «дедовской» моде гимнастерка с трудом удерживала его мощное тело. Казалось, при любом резком движении она лопнет, открывая могучие мускулы.
По команде «смирно» солдаты рефлекторно не двигались, не моргали и, казалось, не дышали.
Капитан Старовойтов тоже перестал отдавать честь и проникновенно обратился к неподвижному строю.
– Товарищи солдаты! Дорогие мои воины! В этот тяжелый час, когда над хрупким ростком социализьма нависает черная тень американского империализьма и чугунный дамоклов меч израильского сионизьма угрожает нарушить спокойствие нашей мирной жизни, МЫ!! – Он ударил себя кулаком в грудь с такой силой, что покачнулся. – Как один человек! А... А... А...!! – Старовойтов зажмурился. Лицо его сморщилось. Он напрягся и замолчал. Стоявшие в первом ряду «духи» уставились в окаменевшую рожу командира роты, безрезультатно пытаясь понять, что же происходит под зеленой фуражкой с медным овалом. Задний ряд состоял из старослужащих, которые давно поняли, что логику и смысл в армейской службе искать бесполезно. Нужно просто отмучиться эти два года... А там!.. Свобода!
Стоящий справа от Максима белобрысый уроженец псковской области Федотов толкнул его плечом и подмигнул голубым глазом. Макс поднял брови и улыбнулся.
Пауза затягивалась. Кто-то из солдат мелко, быстро задышал, борясь с приступом смеха.
Стоит кому-то пырскнуть и обвал хохота сможет остановить только пулеметная очередь.
Наконец капитан справился с неведомым недугом и продолжил.
– Уф... Так вот... – Он покосился на подпрыгивающую, грязно-белую собачку по кличке «Дембель», которая стремилась к заднему входу на кухню, подскакивая и семеня тремя здоровыми лапами, сокращая путь через плац. – Так вот... Пока мы здесь, не о чем не подозревая, мирно строим себе, этот... как его... комунизьм, они там... – Он ткнул пальцем в асфальт, показывая, что если пробить насквозь земной шар, окажешься именно «там», окруженный скопищем врагов, с горящими глазами, крючковатыми носами и жадно растопыренными пальцами. Неизменно в цилиндрах, причем каждый из врагов будет держать в руках по бомбе с надписью «made in U.S.A.». Он повернул голову, с любопытством наблюдая, как трехногая собака перепрыгивает через бордюр, но вскоре вспомнил об ожидающих очередной порции начальственной мудрости. – Там они и варят черную кашу войны... А... А... А...!!
Максим знал, что капитан Старовойтов совсем не глуп, что он прекрасно знает русский язык, и в приватных беседах относился к коммунизму, советской армии и родной партии, мягко говоря, прохладно. Просто офицер, несмотря на ранее время, был сильно пьян, очевидно, еще со вчерашнего вечера, и в роте подчиненных нашел не смеющую ему возразить или усомнится аудиторию.
– А... А... А...!!
– Ну! – Прошептал кто-то сзади.
– Апчхи!! – Капитана повело, и чтобы не упасть, он ухватился за выпятившего грудь сержанта Рублева. Офицер восстановил равновесие и подозрительно осмотрел богатыря. Сзади кто-то хрюкнул, но обошлось без истеричного смеха. – А чего это ты ушился как гондон? Еще и замкомвзвода.
– Так точно, та-арищ капитан! – В стиле начатого начальством театра абсурда Рублев ответил нелогично. – Какое содержание, такое и наполнение!
– Ну ладно.
Никто не пожелал офицеру здоровья, но Максим был уверен, что скорейшей, и по возможности мучительной смерти, в отличие от пожеланий другим военнослужащим, ночующим дома, ему никто не хотел. Старовойтов был хорошим офицером, и, как не странно, видел в солдатах людей.
Командир роты связи вернулся к центру шеренги.
– Слушай приказ! Задание нам выпало совершенно секретное, я бы даже сказал, особой важности... – Он сделал паузу и провел указательным пальцем от начала до конца шеренги. – Ответственный – сержант Бухайло. Бухайло!
– Я!
– Отбери 12 человек. Инструмент получи у старшины. Работающие получают оружие... – Он задумался, почесал нос, затем, видимо, передумав, продолжил. – Но, с целью конспирации, автоматы остаются в оружейной комнате. Остальные, по команде замкомзвода, отправляются к местам боевого дежурства и совершенствуются там до обеда в мастерстве. Вольно. Разойдись.
Он махнул рукой и повернулся в сторону штаба.
– Товарищ капитан, товарищ капитан!! – Заверещал Бухайло. – Разрешите обратиться!
– Да? А чем ты по-твоему занимаешься? – Старовойтов нетерпеливо поморщился. В штабе находился постоянно восполняемый запас огуречного рассола.
– Товарищ капитан, а делать-то что?
Капитан глубоко вздохнул и усталым голосом проговорил.
– Я же русским языком сказал : отбери людей, получи у старшины инструмент и вперед.
Бухайло сделал непонимающее лицо и спросил.
– Куда вперед?
Офицер снова поморщился и мученическим голосом произнес:
– Бухайло, ну что ты от меня хочешь, Бухайло?
– Задание, товарищ капитан, какое задание? Секретное?
– Секретное? – Старовойтов изумленно воззрился на сержанта, словно впервые увидев его на плацу.
– Так точно! Вы сказали – секретное. Особой важности. А что делать – не сказали.
– Точно. – Старовойтов хлопнул себя ладонью по лбу. – Видишь, такое секретное, что даже не знаю, можно ли тебе доверять, или отправить всех в капонир, спать.
– Э-э-э... – Сержанту очень хотелось подсказать офицеру правильный ответ.
– Ну ладно. Вам предстоит подготовить стартовые площадки для дивизиона ракет Р–233.
– Есть, подготовить площадки! А что для этого нужно сделать?
– Значит так. – Старовойтов вытащил из кармана кителя морковку и с хрустом откусил. – Нужно выкопать 72 ямы. 6 в ряд. Расстояние между ними – 3 метра. Глубина – метр. Диаметр – сколько получится. Задание на сегодня – 12 ям. Молчи! – Капитан жестом остановил пытающегося что-то сказать Бухайло. – Все вопросы – к старшине! – Старовойтов снял фуражку и почесал голову. – Уф. Какие вы все-таки нудные...
Максим понуро брел к командному пункту связи, не догадываясь, что эти 12 «духов», уныло ковыряющие землю, начинают строительство невероятного аттракциона под названием «минное поле», которое послужит причиной бесконечных шуток и приключений для поколений солдат. Огромное количество матерных слов, смеха и даже плача покроет эти 72 ямы неувядаемой славой и навсегда останутся в памяти, как символ армейского идиотизма. А ведь, как обычно, намеренье было благое.
Командир полка, подполковник Смерть, решил облагородить территорию вверенной ему части, и на пустыре, находящемся между казармой роты связи и командным пунктом, посадить деревья.
Желая осчастливить солдат, страдавших от жестокого авитаминоза, он приказал посадить на глинистой земле 72 яблони.
Но... Как часто бывает в вооруженных силах, цепь случайностей помешала выполнить задуманное, и солдатам, призвавшимся через несколько лет после Максима, не довелось насладиться кисло-горьким вкусом мелких, недозревших яблок.
Поручение подготовить место для посадки саженцев было дано горожанину Старовойтову, который не имел понятия, какой глубины ямы требуются для саженцев. Когда, всеми правдами и неправдами начхоз обменял в ближайшем колхозе 50 килограмм колючей проволоки на саженцы, командир полка сменился, а саженцы, сваленные в автопарке, зимы не пережили, весной благополучно сгнили и были бесславно выкинуты на помойку.
Но ямы остались.
По заасфальтированной дороге, от казармы до КП было 530 метров, но напрямик, через пустырь, всего 500. Естественно, никто из заступавших или сменявшихся с боевого дежурства воинов не желал делать такой крюк, и все шли, бежали, ползли (в зависимости от срока службы и степени алкогольного опьянения) через перекопанную территорию, часто с громкими и не всегда радостными криками проваливаясь в ямы, весной заполненные талой, а летом дождевой водой. Дело осложнилось, когда новый командир полка, за менее свирепый, чем у его предшественника, нрав получивший прозвище – Полусмерть, приказал покончить с этим безобразием и засыпать ямы. Виноваты были, как обычно, империалисты. После посадки на Красной Площади легкого шведского самолета, пролетевшего, среди других несчастных, через Воронежский полк ПВО, сирены учебных тревог звучали ежедневно.
Однажды ночью, согласно боевому расписанию, на КП бежал подполковник Полусмерть. Недобежав совсем немного один из главных персонажей солдатских кошмаров рухнул в лунку и, к всеобщему ликованию, сломал ногу. Приказ – привести состояние пустыря к гладкой поверхности, на которой, по меткому выражения Полусмерти, «можно будет кататься на коньках, летом на роликовых, а зимой на ледяных», получил тот же капитан Старовойтов.
В том же подпитии, как и полгода назад, с тем же юмором, он назначил ответственным того же сержанта Бухайло, который отобрал тех же солдат, которые тем же инструментом закапывали ямы, сопровождая работу теми же словами.
И нет ничего странного в том, что их работа принесла те же плоды.
Те же, да не совсем.
Дело в том, что за полгода выкопанная земля куда-то исчезла и для того, чтобы зарыть 72 оригинальные ямы, солдаты вырыли 72 ямы вторичные. Менее глубокие, но более широкие. И если раньше минное поле имело какую-то структуру, то есть было расположено более или менее ровными рядами, то теперь оно напоминало последствие артобстрела. Фантастическим образом ямы не исчезли, а расползлись.
Пройти до командного пункта стало непросто даже днем и в трезвом виде.
И хотя «подорвавшихся», точнее, провалившихся, стало больше, то пострадавших и тяжелораненых стало меньше. И, несмотря на то, что солдаты тяжело переживали гибель белой собачки по кличке «Дембель», утонувшей в одной из ям, о том, чтобы идти в обход, по дороге, не было и речи.
Прохождение «минного поля» стало делом чести и превратилось в своего рода вид спорта.
Но это было еще через год, а в этот апрельский день Максим надеялся поспать, сидя за коммутатором и уткнувшись в него лбом. Сержант Дюбков, который через 180 дней увольнялся, спал на вожделенном столе, после ночных карточных баталий. «Уже совсем скоро, – подумал Макс. – И я буду старшим оператором телефонной станции ЗАС (засекречивающая аппаратура связи)».
Пластиковая крышка стола казалась ему мягче и приятней перины из лебяжьего пуха.
2.
– Н-е-ет.
– Фильм был, правда старый, «Полет над гнездом кукушки», смотрела?
Рита не отвечала, поджав губы. Макс понял, что она готова заплакать.
– Тебе понравится. Отличная вещь. Хорошо, что сдать забыл. Я с Кизи не согласен, но написано здорово. Потом поговорим об этом.
Она успокоилась, Максим снова оперся об нее.
Вокруг было спокойно, птички чирикали, как будто ничего и не было. Рите было тяжело тащить Максима, но оставалось уже недалеко.
– Но зачем высотное здание, ведь скорее в него попадет ракета? – спросила она.
– Чем выше здание, тем глубже подвал.
– И?
Максим озабоченно посмотрел на девушку, не понимающую таких простых вещей. Он поднял палец и глубокомысленно изрек:
– Это тебе не четырехмерные матрицы упрощать, тут жизненная мудрость нужна. Чем глубже подвал, тем толще крысы, а я голоден...
– И-И-И-Х-С, – заверещала Рита, выскальзывая из подмышки мужчины и с отвращением махая руками.
Потеряв опору, Максим зашатался, но, ударив шваброй, восстановил равновесие. Глядя на Риту, он хохотал как ненормальный.
«Как давно я так не смеялся. И над чем? Над глупой восемнадцатилетней девушкой?» – Максим знал, от чего так хорошо смеяться над ней и с ней.
Рита быстро вернулась и взвалила на себя его руку.
– Ну, ты... ты... ненормальный! И как же ты их будешь ловить? Скорее они тебя съедят.
– А я их подманю, у меня дудочка есть.
Рита погладила его окровавленную руку, и они зашагали дальше...
21
Мальчик лет четырнадцати бежал к ним.
– Вы говорите по-русски? – задыхаясь, с надеждой спросил он.
– Нет. – Максим был серьезен. – Ни слова.
Девушка прыснула.
– Но... но как же вы меня понимаете? – растерялся парень.
– Интуитивно.
Рита засмеялась.
– Понимаем, понимаем, чем мы можем тебе помочь?
– Да я тут, видите ли, – он перевел дух, – приехал я, в общем, к тете в гости из Москвы, а тут... а там... потерялся я, хорошо русских нашел, а то не знаю, куда и идти...
– Адрес есть? – Максим говорил твердо, пристально глядя пареньку в глаза. Мальчик успокоился, видимо, решив, что если есть еще люди, которые знают, что делать, то мир еще не рухнул окончательно.
– Вот, – парень протянул Максиму скомканный листок.
– Ерушалаим 24.
– Ой, сосед! – Обрадовалась Рита. – А я – 32. Это здесь, недалеко.
– Вот и отлично, – сказал Макс потухшим голосом. – Вместе и доберетесь.
– Максим, Максим! – Рита дергала его за руку и просительно смотрела снизу вверх. – Максим...
– Все хорошо, Ритуш, только идите так, чтобы в любую секунду знать, куда бежать, если завоет. Любой подъезд подойдет.
– Понимаешь... Мои родители уехали в Иерусалим на три дня, я же дома одна умру от страха...
– А что ты предлагаешь? – Макс догадывался, но еще не верил.
– А можно я с тобой, ну хоть на два дня, ну, пожалуйста!
– Смотри, дорогая, человек я холостой, квартира у меня однокомнатная...
– Я на диване посплю, ведь у тебя есть диван?
– Диван-то есть. Ладно, но на нем буду спать я.
– Пожалуйста! Я на диване. А вдруг мне будет страшно...
– Так! – Максим свирепо нахмурил брови, изо всех сил борясь с душившим его смехом. – Теудат зеут! (Удостоверение личности!)
Рита с готовностью протянула мужчине синюю книжку.
– Восемнадцать мне, восемнадцать...
– Ну, ты даешь, Рита Вайншток, – проговорил он, глядя на фотографию девочки с черными косичками. – Ну, ты даешь...
– Простите, а как... – заговорил парень.
– Ах да, мы тут обсуждали неурожай в Аргентине, – Максим обернулся к юноше, достал тетрадь, начертил схему. – Идешь наверх, доходишь до перекрестка «ти»...
– Какого перекрестка?
– Там, где нет вперед. Только направо или налево. Поворачиваешь направо, ищешь дом двадцать четыре. Ключи есть?
– Нет.
– Если никого нет дома, спускаешься в подвал и ждешь. Вопросы есть?
– А не заблужусь?
Макс написал русскими буквами: «Ерушалаим эсрим ве арба». Потом дописал – «ейфо».
– Скажешь любому, тебе объяснят.
– А можно я с вами, я не помешаю...
– Максим, у тебя есть еще один диван? – Рита улыбалась, прекрасно зная ответ.
– Больше нет, а ночевать в туалете гостю не позволю.
– Да нет! Мы на кровати, а девушка на диване, или я на диване, а вы и девушка на кровати, или вы на диване, а...
– Так!! – Улыбаясь Максим говорил деревянным голосом. – Разговорчики!!
Рита смеялась, сверкая белыми зубами.
Он выдернул листок и протянул пареньку. – Удачи. Привет семье.
Она закинула на себя руку мужчины, и они заковыляли дальше...
– Стой! – Максим резко остановился.
– Что случилось? – девушка испуганно смотрела в его лицо.
– Есть проблемы.
– Что? Что? – Ее глаза наполнились слезами.
Макс не отвечал, закусив губу. Потом, передумав, сказал:
– Готовить я не умею.
– И я! И я! – по-детски прыгая на одной ноге, кричала Рита.
– Ладно, чего-нибудь придумаем. Зубная щетка есть?
– Нет.
– Ладно, это совсем не проблема, – он подумал о трех нераспечатанных зубных щетках, купленных для подобных пожарных случаев. Правда, раньше их было больше...
Когда они почти дошли до высотных домов, снова раздался такой знакомый и такой страшный звук.
Выла сирена.
– Вы говорите по-русски? – задыхаясь, с надеждой спросил он.
– Нет. – Максим был серьезен. – Ни слова.
Девушка прыснула.
– Но... но как же вы меня понимаете? – растерялся парень.
– Интуитивно.
Рита засмеялась.
– Понимаем, понимаем, чем мы можем тебе помочь?
– Да я тут, видите ли, – он перевел дух, – приехал я, в общем, к тете в гости из Москвы, а тут... а там... потерялся я, хорошо русских нашел, а то не знаю, куда и идти...
– Адрес есть? – Максим говорил твердо, пристально глядя пареньку в глаза. Мальчик успокоился, видимо, решив, что если есть еще люди, которые знают, что делать, то мир еще не рухнул окончательно.
– Вот, – парень протянул Максиму скомканный листок.
– Ерушалаим 24.
– Ой, сосед! – Обрадовалась Рита. – А я – 32. Это здесь, недалеко.
– Вот и отлично, – сказал Макс потухшим голосом. – Вместе и доберетесь.
– Максим, Максим! – Рита дергала его за руку и просительно смотрела снизу вверх. – Максим...
– Все хорошо, Ритуш, только идите так, чтобы в любую секунду знать, куда бежать, если завоет. Любой подъезд подойдет.
– Понимаешь... Мои родители уехали в Иерусалим на три дня, я же дома одна умру от страха...
– А что ты предлагаешь? – Макс догадывался, но еще не верил.
– А можно я с тобой, ну хоть на два дня, ну, пожалуйста!
– Смотри, дорогая, человек я холостой, квартира у меня однокомнатная...
– Я на диване посплю, ведь у тебя есть диван?
– Диван-то есть. Ладно, но на нем буду спать я.
– Пожалуйста! Я на диване. А вдруг мне будет страшно...
– Так! – Максим свирепо нахмурил брови, изо всех сил борясь с душившим его смехом. – Теудат зеут! (Удостоверение личности!)
Рита с готовностью протянула мужчине синюю книжку.
– Восемнадцать мне, восемнадцать...
– Ну, ты даешь, Рита Вайншток, – проговорил он, глядя на фотографию девочки с черными косичками. – Ну, ты даешь...
– Простите, а как... – заговорил парень.
– Ах да, мы тут обсуждали неурожай в Аргентине, – Максим обернулся к юноше, достал тетрадь, начертил схему. – Идешь наверх, доходишь до перекрестка «ти»...
– Какого перекрестка?
– Там, где нет вперед. Только направо или налево. Поворачиваешь направо, ищешь дом двадцать четыре. Ключи есть?
– Нет.
– Если никого нет дома, спускаешься в подвал и ждешь. Вопросы есть?
– А не заблужусь?
Макс написал русскими буквами: «Ерушалаим эсрим ве арба». Потом дописал – «ейфо».
– Скажешь любому, тебе объяснят.
– А можно я с вами, я не помешаю...
– Максим, у тебя есть еще один диван? – Рита улыбалась, прекрасно зная ответ.
– Больше нет, а ночевать в туалете гостю не позволю.
– Да нет! Мы на кровати, а девушка на диване, или я на диване, а вы и девушка на кровати, или вы на диване, а...
– Так!! – Улыбаясь Максим говорил деревянным голосом. – Разговорчики!!
Рита смеялась, сверкая белыми зубами.
Он выдернул листок и протянул пареньку. – Удачи. Привет семье.
Она закинула на себя руку мужчины, и они заковыляли дальше...
– Стой! – Максим резко остановился.
– Что случилось? – девушка испуганно смотрела в его лицо.
– Есть проблемы.
– Что? Что? – Ее глаза наполнились слезами.
Макс не отвечал, закусив губу. Потом, передумав, сказал:
– Готовить я не умею.
– И я! И я! – по-детски прыгая на одной ноге, кричала Рита.
– Ладно, чего-нибудь придумаем. Зубная щетка есть?
– Нет.
– Ладно, это совсем не проблема, – он подумал о трех нераспечатанных зубных щетках, купленных для подобных пожарных случаев. Правда, раньше их было больше...
Когда они почти дошли до высотных домов, снова раздался такой знакомый и такой страшный звук.
Выла сирена.
22
Девушка со всей силы прижалась к Максиму, спрятав лицо на его груди.
Из глаз ее полились слезы.
– По-по-пожалуйста, не бросай меня, если меня ранит. Ну, если убьет – иди, но ведь сразу не умирают. Ведь сначала должна вытечь кровь? Ты будешь со мной, пока я не умру?
Она подняла к Максу красные, зареванные глаза. Тот крепко обнял ее, бросив швабру.
На левую ногу уже можно было опираться.
– Все будет хорошо, милая, все хорошо. – Максим поцеловал ее в мокрый глаз, надеялся успокоить своим безразличием к сирене.
Он протянул ей горсть шариков.
– Вот. Держи. Будешь внукам показывать.
– Что... что это? – Рита испуганно заикалась, дрожа всем телом.
– Сувенир. Подарок от Насраллы, этим они заряжают «Катюши», что бы убить побольше людей. На Адаре этого добра навалом.
– Да! Я по телеку видела, – она поднесла руку к глазам. – Ой, какие они тяжелые!
«Вроде, очухалась». Он осмотрелся, толкнул ее к ближайшему подъезду и сержантским голосом скомандовал:
– Туда, и вниз, в подвал, я сейчас...
Сделав два шага, Рита обернулась, и, подскочив к Максу, ткнулась лицом в его щеку. Он почувствовал ее губы, холодный нос, мокрые глаза...
В душе что-то перевернулось.
По ступенькам, удаляясь, застучали каблучки.
Глубоко вздохнув, он посмотрел вниз, на безмятежное море, на корабли в порту, на серые коробки домов.
Подняв лицо к небу, Максим закричал, перекрывая сирену воздушной тревоги, обращаясь неизвестно к кому:
– И что же это происходит?!! И это есть ваша хваленая реальность?!! А?!! И что же тут реального?!!
В море поднялся столб воды, и через мгновенье по ушам ударил тугой звук взрыва.
Он нагнулся и истерично захохотал. И чем больше он вспоминал подробности сегодняшнего дня, тем смешнее ему было. Он смеялся над бомжем, над эфиопом в зеленом тракторе, над советом библиотекарше умереть с чувством выполненного долга, над своей непослушной ногой. Смеялся над эфемерной девушкой, готовой прыгнуть в постель незнакомого мужчины в надежде спрятаться там от «катюш», над колючей шваброй, над несостоявшейся встречей с Амалией...
Он хохотал, и слезы катились по его щекам...
Максим икнул и взял себя в руки. Он хлебнул воды, затем, набрав полный рот, выплюнул.
Страшно хотелось курить. Вытащив из рюкзака сигареты, Макс подумал о Рите. Не дождавшись его, она, дрожа от страха, может вылезти на улицу искать. Он с сожалением сунул пачку назад, подобрал швабру и заковылял к входу в подъезд. Невдалеке, почти одновременно грохнули два взрыва. Адар снова затягивало белым дымом. Безумный день продолжался...
P.S. Главное посвящение – Рите Вайншток. Она не пережила эту войну.
Люблю тебя. Пока я жив, ты существуешь. Вечная память.
Твой Давидка.
Из глаз ее полились слезы.
– По-по-пожалуйста, не бросай меня, если меня ранит. Ну, если убьет – иди, но ведь сразу не умирают. Ведь сначала должна вытечь кровь? Ты будешь со мной, пока я не умру?
Она подняла к Максу красные, зареванные глаза. Тот крепко обнял ее, бросив швабру.
На левую ногу уже можно было опираться.
– Все будет хорошо, милая, все хорошо. – Максим поцеловал ее в мокрый глаз, надеялся успокоить своим безразличием к сирене.
Он протянул ей горсть шариков.
– Вот. Держи. Будешь внукам показывать.
– Что... что это? – Рита испуганно заикалась, дрожа всем телом.
– Сувенир. Подарок от Насраллы, этим они заряжают «Катюши», что бы убить побольше людей. На Адаре этого добра навалом.
– Да! Я по телеку видела, – она поднесла руку к глазам. – Ой, какие они тяжелые!
«Вроде, очухалась». Он осмотрелся, толкнул ее к ближайшему подъезду и сержантским голосом скомандовал:
– Туда, и вниз, в подвал, я сейчас...
Сделав два шага, Рита обернулась, и, подскочив к Максу, ткнулась лицом в его щеку. Он почувствовал ее губы, холодный нос, мокрые глаза...
В душе что-то перевернулось.
По ступенькам, удаляясь, застучали каблучки.
Глубоко вздохнув, он посмотрел вниз, на безмятежное море, на корабли в порту, на серые коробки домов.
Подняв лицо к небу, Максим закричал, перекрывая сирену воздушной тревоги, обращаясь неизвестно к кому:
– И что же это происходит?!! И это есть ваша хваленая реальность?!! А?!! И что же тут реального?!!
В море поднялся столб воды, и через мгновенье по ушам ударил тугой звук взрыва.
Он нагнулся и истерично захохотал. И чем больше он вспоминал подробности сегодняшнего дня, тем смешнее ему было. Он смеялся над бомжем, над эфиопом в зеленом тракторе, над советом библиотекарше умереть с чувством выполненного долга, над своей непослушной ногой. Смеялся над эфемерной девушкой, готовой прыгнуть в постель незнакомого мужчины в надежде спрятаться там от «катюш», над колючей шваброй, над несостоявшейся встречей с Амалией...
Он хохотал, и слезы катились по его щекам...
Максим икнул и взял себя в руки. Он хлебнул воды, затем, набрав полный рот, выплюнул.
Страшно хотелось курить. Вытащив из рюкзака сигареты, Макс подумал о Рите. Не дождавшись его, она, дрожа от страха, может вылезти на улицу искать. Он с сожалением сунул пачку назад, подобрал швабру и заковылял к входу в подъезд. Невдалеке, почти одновременно грохнули два взрыва. Адар снова затягивало белым дымом. Безумный день продолжался...
P.S. Главное посвящение – Рите Вайншток. Она не пережила эту войну.
Люблю тебя. Пока я жив, ты существуешь. Вечная память.
Твой Давидка.
МИННОЕ ПОЛЕ «СТРАНЫ ДУРАКОВ»
1.
ВОЗНИКНОВЕНИЕ МИННОГО ПОЛЯ
Как-то у Армянского Радио спросили:
– Правда ли, что вы все время врете?
– Да, – ответило Армянское Радио. – Но мы всегда врем чистую правду.
Советский анекдот
– Рота, ра-а-вняйсь! Смирно! Та-аришь капитан! Рота связи для утреннего развода построена!
Старший сержант Рублев рывком опустил отдававшую честь руку. Отутюженная, ушитая согласно «дедовской» моде гимнастерка с трудом удерживала его мощное тело. Казалось, при любом резком движении она лопнет, открывая могучие мускулы.
По команде «смирно» солдаты рефлекторно не двигались, не моргали и, казалось, не дышали.
Капитан Старовойтов тоже перестал отдавать честь и проникновенно обратился к неподвижному строю.
– Товарищи солдаты! Дорогие мои воины! В этот тяжелый час, когда над хрупким ростком социализьма нависает черная тень американского империализьма и чугунный дамоклов меч израильского сионизьма угрожает нарушить спокойствие нашей мирной жизни, МЫ!! – Он ударил себя кулаком в грудь с такой силой, что покачнулся. – Как один человек! А... А... А...!! – Старовойтов зажмурился. Лицо его сморщилось. Он напрягся и замолчал. Стоявшие в первом ряду «духи» уставились в окаменевшую рожу командира роты, безрезультатно пытаясь понять, что же происходит под зеленой фуражкой с медным овалом. Задний ряд состоял из старослужащих, которые давно поняли, что логику и смысл в армейской службе искать бесполезно. Нужно просто отмучиться эти два года... А там!.. Свобода!
Стоящий справа от Максима белобрысый уроженец псковской области Федотов толкнул его плечом и подмигнул голубым глазом. Макс поднял брови и улыбнулся.
Пауза затягивалась. Кто-то из солдат мелко, быстро задышал, борясь с приступом смеха.
Стоит кому-то пырскнуть и обвал хохота сможет остановить только пулеметная очередь.
Наконец капитан справился с неведомым недугом и продолжил.
– Уф... Так вот... – Он покосился на подпрыгивающую, грязно-белую собачку по кличке «Дембель», которая стремилась к заднему входу на кухню, подскакивая и семеня тремя здоровыми лапами, сокращая путь через плац. – Так вот... Пока мы здесь, не о чем не подозревая, мирно строим себе, этот... как его... комунизьм, они там... – Он ткнул пальцем в асфальт, показывая, что если пробить насквозь земной шар, окажешься именно «там», окруженный скопищем врагов, с горящими глазами, крючковатыми носами и жадно растопыренными пальцами. Неизменно в цилиндрах, причем каждый из врагов будет держать в руках по бомбе с надписью «made in U.S.A.». Он повернул голову, с любопытством наблюдая, как трехногая собака перепрыгивает через бордюр, но вскоре вспомнил об ожидающих очередной порции начальственной мудрости. – Там они и варят черную кашу войны... А... А... А...!!
Максим знал, что капитан Старовойтов совсем не глуп, что он прекрасно знает русский язык, и в приватных беседах относился к коммунизму, советской армии и родной партии, мягко говоря, прохладно. Просто офицер, несмотря на ранее время, был сильно пьян, очевидно, еще со вчерашнего вечера, и в роте подчиненных нашел не смеющую ему возразить или усомнится аудиторию.
– А... А... А...!!
– Ну! – Прошептал кто-то сзади.
– Апчхи!! – Капитана повело, и чтобы не упасть, он ухватился за выпятившего грудь сержанта Рублева. Офицер восстановил равновесие и подозрительно осмотрел богатыря. Сзади кто-то хрюкнул, но обошлось без истеричного смеха. – А чего это ты ушился как гондон? Еще и замкомвзвода.
– Так точно, та-арищ капитан! – В стиле начатого начальством театра абсурда Рублев ответил нелогично. – Какое содержание, такое и наполнение!
– Ну ладно.
Никто не пожелал офицеру здоровья, но Максим был уверен, что скорейшей, и по возможности мучительной смерти, в отличие от пожеланий другим военнослужащим, ночующим дома, ему никто не хотел. Старовойтов был хорошим офицером, и, как не странно, видел в солдатах людей.
Командир роты связи вернулся к центру шеренги.
– Слушай приказ! Задание нам выпало совершенно секретное, я бы даже сказал, особой важности... – Он сделал паузу и провел указательным пальцем от начала до конца шеренги. – Ответственный – сержант Бухайло. Бухайло!
– Я!
– Отбери 12 человек. Инструмент получи у старшины. Работающие получают оружие... – Он задумался, почесал нос, затем, видимо, передумав, продолжил. – Но, с целью конспирации, автоматы остаются в оружейной комнате. Остальные, по команде замкомзвода, отправляются к местам боевого дежурства и совершенствуются там до обеда в мастерстве. Вольно. Разойдись.
Он махнул рукой и повернулся в сторону штаба.
– Товарищ капитан, товарищ капитан!! – Заверещал Бухайло. – Разрешите обратиться!
– Да? А чем ты по-твоему занимаешься? – Старовойтов нетерпеливо поморщился. В штабе находился постоянно восполняемый запас огуречного рассола.
– Товарищ капитан, а делать-то что?
Капитан глубоко вздохнул и усталым голосом проговорил.
– Я же русским языком сказал : отбери людей, получи у старшины инструмент и вперед.
Бухайло сделал непонимающее лицо и спросил.
– Куда вперед?
Офицер снова поморщился и мученическим голосом произнес:
– Бухайло, ну что ты от меня хочешь, Бухайло?
– Задание, товарищ капитан, какое задание? Секретное?
– Секретное? – Старовойтов изумленно воззрился на сержанта, словно впервые увидев его на плацу.
– Так точно! Вы сказали – секретное. Особой важности. А что делать – не сказали.
– Точно. – Старовойтов хлопнул себя ладонью по лбу. – Видишь, такое секретное, что даже не знаю, можно ли тебе доверять, или отправить всех в капонир, спать.
– Э-э-э... – Сержанту очень хотелось подсказать офицеру правильный ответ.
– Ну ладно. Вам предстоит подготовить стартовые площадки для дивизиона ракет Р–233.
– Есть, подготовить площадки! А что для этого нужно сделать?
– Значит так. – Старовойтов вытащил из кармана кителя морковку и с хрустом откусил. – Нужно выкопать 72 ямы. 6 в ряд. Расстояние между ними – 3 метра. Глубина – метр. Диаметр – сколько получится. Задание на сегодня – 12 ям. Молчи! – Капитан жестом остановил пытающегося что-то сказать Бухайло. – Все вопросы – к старшине! – Старовойтов снял фуражку и почесал голову. – Уф. Какие вы все-таки нудные...
Максим понуро брел к командному пункту связи, не догадываясь, что эти 12 «духов», уныло ковыряющие землю, начинают строительство невероятного аттракциона под названием «минное поле», которое послужит причиной бесконечных шуток и приключений для поколений солдат. Огромное количество матерных слов, смеха и даже плача покроет эти 72 ямы неувядаемой славой и навсегда останутся в памяти, как символ армейского идиотизма. А ведь, как обычно, намеренье было благое.
Командир полка, подполковник Смерть, решил облагородить территорию вверенной ему части, и на пустыре, находящемся между казармой роты связи и командным пунктом, посадить деревья.
Желая осчастливить солдат, страдавших от жестокого авитаминоза, он приказал посадить на глинистой земле 72 яблони.
Но... Как часто бывает в вооруженных силах, цепь случайностей помешала выполнить задуманное, и солдатам, призвавшимся через несколько лет после Максима, не довелось насладиться кисло-горьким вкусом мелких, недозревших яблок.
Поручение подготовить место для посадки саженцев было дано горожанину Старовойтову, который не имел понятия, какой глубины ямы требуются для саженцев. Когда, всеми правдами и неправдами начхоз обменял в ближайшем колхозе 50 килограмм колючей проволоки на саженцы, командир полка сменился, а саженцы, сваленные в автопарке, зимы не пережили, весной благополучно сгнили и были бесславно выкинуты на помойку.
Но ямы остались.
По заасфальтированной дороге, от казармы до КП было 530 метров, но напрямик, через пустырь, всего 500. Естественно, никто из заступавших или сменявшихся с боевого дежурства воинов не желал делать такой крюк, и все шли, бежали, ползли (в зависимости от срока службы и степени алкогольного опьянения) через перекопанную территорию, часто с громкими и не всегда радостными криками проваливаясь в ямы, весной заполненные талой, а летом дождевой водой. Дело осложнилось, когда новый командир полка, за менее свирепый, чем у его предшественника, нрав получивший прозвище – Полусмерть, приказал покончить с этим безобразием и засыпать ямы. Виноваты были, как обычно, империалисты. После посадки на Красной Площади легкого шведского самолета, пролетевшего, среди других несчастных, через Воронежский полк ПВО, сирены учебных тревог звучали ежедневно.
Однажды ночью, согласно боевому расписанию, на КП бежал подполковник Полусмерть. Недобежав совсем немного один из главных персонажей солдатских кошмаров рухнул в лунку и, к всеобщему ликованию, сломал ногу. Приказ – привести состояние пустыря к гладкой поверхности, на которой, по меткому выражения Полусмерти, «можно будет кататься на коньках, летом на роликовых, а зимой на ледяных», получил тот же капитан Старовойтов.
В том же подпитии, как и полгода назад, с тем же юмором, он назначил ответственным того же сержанта Бухайло, который отобрал тех же солдат, которые тем же инструментом закапывали ямы, сопровождая работу теми же словами.
И нет ничего странного в том, что их работа принесла те же плоды.
Те же, да не совсем.
Дело в том, что за полгода выкопанная земля куда-то исчезла и для того, чтобы зарыть 72 оригинальные ямы, солдаты вырыли 72 ямы вторичные. Менее глубокие, но более широкие. И если раньше минное поле имело какую-то структуру, то есть было расположено более или менее ровными рядами, то теперь оно напоминало последствие артобстрела. Фантастическим образом ямы не исчезли, а расползлись.
Пройти до командного пункта стало непросто даже днем и в трезвом виде.
И хотя «подорвавшихся», точнее, провалившихся, стало больше, то пострадавших и тяжелораненых стало меньше. И, несмотря на то, что солдаты тяжело переживали гибель белой собачки по кличке «Дембель», утонувшей в одной из ям, о том, чтобы идти в обход, по дороге, не было и речи.
Прохождение «минного поля» стало делом чести и превратилось в своего рода вид спорта.
Но это было еще через год, а в этот апрельский день Максим надеялся поспать, сидя за коммутатором и уткнувшись в него лбом. Сержант Дюбков, который через 180 дней увольнялся, спал на вожделенном столе, после ночных карточных баталий. «Уже совсем скоро, – подумал Макс. – И я буду старшим оператором телефонной станции ЗАС (засекречивающая аппаратура связи)».
Пластиковая крышка стола казалась ему мягче и приятней перины из лебяжьего пуха.
2.
МУЖЧИНЫ БЕЗ ЖЕНЩИН
В подземелье командного пункта связи было прохладно. Сначала Яцкевич зашел к радистам.
В прямоугольной небольшой комнате сидя спали трое солдат. Недавно прибывший Серега Федотов пристраивал свой широкий, псковский лоб возле черного ключа с эбонитовой, круглой верхушкой, посредством которого отстукивалась морзянка. Из четырех приемников доносились накладывающиеся друг на друга точки и тире.
Оглянув еще раз сонное царство, Максим вышел. Он снова поразился возможностям человеческого мозга. Как можно в этой мешанине звуков услышать набор сигналов, соответствующих их позывным? Да еще во сне, не мешкая, тут же проснуться и ответить?! Ситуация усугублялась тем, что позывные менялись каждые четыре часа.
Каким образом радистам это удавалось – было непонятно даже им самим, но факт остается фактом: радист мог не проснуться от телефонного звонка, от ударов кованых сапог в дверь, но от тихой морзянки нужной последовательности в толчее других не нужных – пробуждался всегда.
Он постучал в железную дверь ЗАСа. Спустя короткое время дверь открылась на цепочку. В щели показалось заспанное лицо сержанта Дюбкова.
– Яцек, ты, что ли?
– Я, а кто ж еще?
– А почему неправильным стуком стучишь?
– Я правильным. Там-та-да-там. Это ты неправильными ушами слушаешь.
Виктор снял цепочку и открыл дверь. Он был в наглухо застегнутой гимнастерке, но при этом без штанов.
– Из-за тебя одеваться пришлось, – обиженно прогудел частично проснувшийся сержант. – Иди. Тебе на склад надо. Навазов звонил. Обещал дать буханку хлеба и пачку маргарина. Я просил пару кубиков сахару, но эта раскосая задница говорит, что кончился. Может, на складе стыришь чего-нибудь пожрать. Давай! – Прикрикнул Дюбков на огорченного Максима. – Быстрее! Я голоден! – Максим понуро развернулся. – Не дрейфь! Потом попьем чаю. Я угощу. Хлеб с маргарином! Вкуснотища!
Яцкевич взял молоток и собрался уйти.
Не белый, не черный, а какой-то безвкусный серый, армейский хлеб с трудом казался деликатесом даже голодным солдатам.
– А молоток тебе зачем? – Подозрительно спросил сержант. – И почему ты все время ходишь с инструментом? Ни разу тебя не видел без лопаты или швабры.
– Это чтоб старшина не припахал. Если идешь с ломом, сразу видно – человек при деле. А если без ничего: «Иди сюда, Яцкевич! Давай, помоги грузовик разгрузить». Или еще чего.
– Ну, а если спросит, зачем тебе молоток?
– Придумаю что-нибудь. Например, Старовойтов приказал чего-нибудь прибить. Но никто еще никогда не спрашивал. Видно же, что я занят.
– Умно. Ну ладно, Максим, иди.
Макс поднялся на свежий воздух и побрел к складу. Он шел мимо копающих и поигрывал молотком. Возле пожарного щита он остановился.
Мимо, громко топая сапогами, пробежали десять «духов». Они были похожи, как близнецы, обнажены по пояс и на бегу помахивали гофрированными хоботами противогазов. За ними, подгоняя, бежал долговязый старшина с фуражкой в левой руке. Лицо его покраснело. Видимо, занятия спортом не лучший опохмелитель. Увидев Яцкевича, он закричал:
– Иди, работай! Что шатаешься без дела?!
– Вот, гвозди несу, товарищ старший прапорщик! – Ответил Максим, вспомнив, что у него в руке молоток.
Кавалькада скрылась в клубах пыли, пробежав мимо солдат, копающих «секретные» ямы.
На складе пахло мышами.
– Эй! Завсклад! – закричал Макс войдя в тускло освещенную комнату. Тень за столом распрямилась, и он увидел своего будущего работодателя. Он что-то жевал и, проглотив, повелел Яцкевичу ленивым голосом:
– Ыды суда.
Кладовщик Навазов был высок и свиреп. Его круглое, раскосое лицо было неестественно желтого цвета. Лохматые брови свисали над глубоко посажеными маленькими глазками. Несмотря на то что ему было, судя по всему, не более двадцати, выглядел Рахмат намного старше.
«Это из-за морщин», – подумал Максим. Кладовщик был родом из Южного Казахстана и, очевидно, всю свою жизнь провел пася овец под ярким солнцем Алтая. Кличка кладовщика была – Чингиз-Хан, хотя, по сроку службы, ему скорее подошло бы звание сотника в монгольском войске. Кривые ноги Рахмата наталкивали на мысль о его кавалерийском призвании.
– На, почытай пока. – Чингиз-хан кинул на стол газету «Красная звезда». На первой странице были обязательные для любого периодического издания Советского Союза ордена. Но кроме орденов и фотографий для Яцкевича не было ничего понятного. Газета была на узбекском языке. И хоть узбекская письменность – та же, родная кириллица, создавалось впечатление, что набирали ее под воздействием тяжелых наркотиков, тыкая пальцами в первые попавшиеся клавиши.
Под орденами и названием помещалась фотография танка Т-72 в тени которого, улыбаясь, обнимались трое солдат.
– «Бастапкы танк бару, талдау сару кегал», – прочитал Максим и стал вполголоса переводить статью.
– «Здравствуй, мой любимый Равшан! – Фатима прижалась к джигиту и положила его ладонь на свою высокую грудь. Равшан зарычал и, оторвав черную пуговицу, засунул свою пылающую руку под ее хиджаб. – Наконец-то ты пришел!» – Не в силах больше сдерживаться, он разорвал ее одежду и припал губами к ее маленькому затвердевшему соску. От укуса девушка вскрикнула и взмахнула руками. Равшан сжал ее родильное место. У Фатьмы перехватило дух».... – Максим не понимал этот язык, но надеялся, что переводит близко к тексту.
– Где?! – Заверещал казах. – Дай мнэ эту бесцэнную бумагу!
– Вот. – Максим передал газету. – Главная статья.
Рахмат быстро пробежал глазами первую страницу, перевернул, просмотрел вторую, снова перевернул и откинул печатный рупор советских вооруженных сил.
– Нэт! – Взвыл он. – Все про Советскую армию!
– Ну, где-то там. – Макс побоялся рассмеяться, опасаясь гнева кривоногого «деда».
– Гдэ ты читал?! – угрожающе взревел он. – Говоры, шайтан, ящик масла дам!
– На первой странице, – серьезно сказал Яцкевич. – Я же узбекского не знаю, вот и перевожу как умею.
– Это не узбекский! Это казахский!
– Ну вот видишь. Поэтому и ошибся.
Завсклад сильно ударил Максима в грудь и что-то долго кричал на него на гортанном, непонятном языке, затем повернул лицо к потолку и стал жаловаться Аллаху. Потом рухнул на колени и начал молиться, иногда стукаясь лбом в грязный пол.
В конце концов он сел, по-арабски скрестив под собой ноги.
Навазов закрыл глаза, расставил руки ладонями вверх, поднял лицо и что-то заунывно запел вздрагивающим голосом. По грязным щекам катились слезы.
«Блин. Тоже мне трагедия. Бабу захотел, – подумал Макс. – Все хотят»...
Возле входа забибикали.
– Ыды. – Сказал Чигиз-Хан не открывая глаз. – Грузовик прышол. Восем мешков. Сложы в углу.
Яцкевич вышел из склада и подошел к кабине зеленого Газ-53.
Ему повезло. По короткой прическе и другим признакам он определил в водителе «духа».
– Что привез? – Спросил Макс. Он распустил ремень и расстегнул верхние пуговицы, старательно разыгрывая из себя старослужащего.
– Комбижир «Могилевский». Вам восемь мешков.
– А не нам? Пожрать что-нибудь есть?
– Только это и мешок концентрированного супа. Но есть это невозможно. Банка на котел. – Оробевший водитель не смел возразить.
– Пойми, душара, – Максим благосклонно хлопнул по плечу молодого солдата. – Есть можно все, где есть органические вещества. А в комбижире их нет. – Яцкевич забрался в кузов, звездочкой пилотки распорол мешок с консервами и сунул в карман штанов одну банку. – Ладно. – Крикнул он водителю спрыгнув на землю. Разгружай комбижир. Скидывай в угол склада.
В прямоугольной небольшой комнате сидя спали трое солдат. Недавно прибывший Серега Федотов пристраивал свой широкий, псковский лоб возле черного ключа с эбонитовой, круглой верхушкой, посредством которого отстукивалась морзянка. Из четырех приемников доносились накладывающиеся друг на друга точки и тире.
Оглянув еще раз сонное царство, Максим вышел. Он снова поразился возможностям человеческого мозга. Как можно в этой мешанине звуков услышать набор сигналов, соответствующих их позывным? Да еще во сне, не мешкая, тут же проснуться и ответить?! Ситуация усугублялась тем, что позывные менялись каждые четыре часа.
Каким образом радистам это удавалось – было непонятно даже им самим, но факт остается фактом: радист мог не проснуться от телефонного звонка, от ударов кованых сапог в дверь, но от тихой морзянки нужной последовательности в толчее других не нужных – пробуждался всегда.
Он постучал в железную дверь ЗАСа. Спустя короткое время дверь открылась на цепочку. В щели показалось заспанное лицо сержанта Дюбкова.
– Яцек, ты, что ли?
– Я, а кто ж еще?
– А почему неправильным стуком стучишь?
– Я правильным. Там-та-да-там. Это ты неправильными ушами слушаешь.
Виктор снял цепочку и открыл дверь. Он был в наглухо застегнутой гимнастерке, но при этом без штанов.
– Из-за тебя одеваться пришлось, – обиженно прогудел частично проснувшийся сержант. – Иди. Тебе на склад надо. Навазов звонил. Обещал дать буханку хлеба и пачку маргарина. Я просил пару кубиков сахару, но эта раскосая задница говорит, что кончился. Может, на складе стыришь чего-нибудь пожрать. Давай! – Прикрикнул Дюбков на огорченного Максима. – Быстрее! Я голоден! – Максим понуро развернулся. – Не дрейфь! Потом попьем чаю. Я угощу. Хлеб с маргарином! Вкуснотища!
Яцкевич взял молоток и собрался уйти.
Не белый, не черный, а какой-то безвкусный серый, армейский хлеб с трудом казался деликатесом даже голодным солдатам.
– А молоток тебе зачем? – Подозрительно спросил сержант. – И почему ты все время ходишь с инструментом? Ни разу тебя не видел без лопаты или швабры.
– Это чтоб старшина не припахал. Если идешь с ломом, сразу видно – человек при деле. А если без ничего: «Иди сюда, Яцкевич! Давай, помоги грузовик разгрузить». Или еще чего.
– Ну, а если спросит, зачем тебе молоток?
– Придумаю что-нибудь. Например, Старовойтов приказал чего-нибудь прибить. Но никто еще никогда не спрашивал. Видно же, что я занят.
– Умно. Ну ладно, Максим, иди.
Макс поднялся на свежий воздух и побрел к складу. Он шел мимо копающих и поигрывал молотком. Возле пожарного щита он остановился.
Мимо, громко топая сапогами, пробежали десять «духов». Они были похожи, как близнецы, обнажены по пояс и на бегу помахивали гофрированными хоботами противогазов. За ними, подгоняя, бежал долговязый старшина с фуражкой в левой руке. Лицо его покраснело. Видимо, занятия спортом не лучший опохмелитель. Увидев Яцкевича, он закричал:
– Иди, работай! Что шатаешься без дела?!
– Вот, гвозди несу, товарищ старший прапорщик! – Ответил Максим, вспомнив, что у него в руке молоток.
Кавалькада скрылась в клубах пыли, пробежав мимо солдат, копающих «секретные» ямы.
На складе пахло мышами.
– Эй! Завсклад! – закричал Макс войдя в тускло освещенную комнату. Тень за столом распрямилась, и он увидел своего будущего работодателя. Он что-то жевал и, проглотив, повелел Яцкевичу ленивым голосом:
– Ыды суда.
Кладовщик Навазов был высок и свиреп. Его круглое, раскосое лицо было неестественно желтого цвета. Лохматые брови свисали над глубоко посажеными маленькими глазками. Несмотря на то что ему было, судя по всему, не более двадцати, выглядел Рахмат намного старше.
«Это из-за морщин», – подумал Максим. Кладовщик был родом из Южного Казахстана и, очевидно, всю свою жизнь провел пася овец под ярким солнцем Алтая. Кличка кладовщика была – Чингиз-Хан, хотя, по сроку службы, ему скорее подошло бы звание сотника в монгольском войске. Кривые ноги Рахмата наталкивали на мысль о его кавалерийском призвании.
– На, почытай пока. – Чингиз-хан кинул на стол газету «Красная звезда». На первой странице были обязательные для любого периодического издания Советского Союза ордена. Но кроме орденов и фотографий для Яцкевича не было ничего понятного. Газета была на узбекском языке. И хоть узбекская письменность – та же, родная кириллица, создавалось впечатление, что набирали ее под воздействием тяжелых наркотиков, тыкая пальцами в первые попавшиеся клавиши.
Под орденами и названием помещалась фотография танка Т-72 в тени которого, улыбаясь, обнимались трое солдат.
– «Бастапкы танк бару, талдау сару кегал», – прочитал Максим и стал вполголоса переводить статью.
– «Здравствуй, мой любимый Равшан! – Фатима прижалась к джигиту и положила его ладонь на свою высокую грудь. Равшан зарычал и, оторвав черную пуговицу, засунул свою пылающую руку под ее хиджаб. – Наконец-то ты пришел!» – Не в силах больше сдерживаться, он разорвал ее одежду и припал губами к ее маленькому затвердевшему соску. От укуса девушка вскрикнула и взмахнула руками. Равшан сжал ее родильное место. У Фатьмы перехватило дух».... – Максим не понимал этот язык, но надеялся, что переводит близко к тексту.
– Где?! – Заверещал казах. – Дай мнэ эту бесцэнную бумагу!
– Вот. – Максим передал газету. – Главная статья.
Рахмат быстро пробежал глазами первую страницу, перевернул, просмотрел вторую, снова перевернул и откинул печатный рупор советских вооруженных сил.
– Нэт! – Взвыл он. – Все про Советскую армию!
– Ну, где-то там. – Макс побоялся рассмеяться, опасаясь гнева кривоногого «деда».
– Гдэ ты читал?! – угрожающе взревел он. – Говоры, шайтан, ящик масла дам!
– На первой странице, – серьезно сказал Яцкевич. – Я же узбекского не знаю, вот и перевожу как умею.
– Это не узбекский! Это казахский!
– Ну вот видишь. Поэтому и ошибся.
Завсклад сильно ударил Максима в грудь и что-то долго кричал на него на гортанном, непонятном языке, затем повернул лицо к потолку и стал жаловаться Аллаху. Потом рухнул на колени и начал молиться, иногда стукаясь лбом в грязный пол.
В конце концов он сел, по-арабски скрестив под собой ноги.
Навазов закрыл глаза, расставил руки ладонями вверх, поднял лицо и что-то заунывно запел вздрагивающим голосом. По грязным щекам катились слезы.
«Блин. Тоже мне трагедия. Бабу захотел, – подумал Макс. – Все хотят»...
Возле входа забибикали.
– Ыды. – Сказал Чигиз-Хан не открывая глаз. – Грузовик прышол. Восем мешков. Сложы в углу.
Яцкевич вышел из склада и подошел к кабине зеленого Газ-53.
Ему повезло. По короткой прическе и другим признакам он определил в водителе «духа».
– Что привез? – Спросил Макс. Он распустил ремень и расстегнул верхние пуговицы, старательно разыгрывая из себя старослужащего.
– Комбижир «Могилевский». Вам восемь мешков.
– А не нам? Пожрать что-нибудь есть?
– Только это и мешок концентрированного супа. Но есть это невозможно. Банка на котел. – Оробевший водитель не смел возразить.
– Пойми, душара, – Максим благосклонно хлопнул по плечу молодого солдата. – Есть можно все, где есть органические вещества. А в комбижире их нет. – Яцкевич забрался в кузов, звездочкой пилотки распорол мешок с консервами и сунул в карман штанов одну банку. – Ладно. – Крикнул он водителю спрыгнув на землю. Разгружай комбижир. Скидывай в угол склада.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента