Вот что касается разучивания танцев... “Он танцевал, потому что ему было тяжело, – объясняет Траволта. – Производить впечатление было для него проблемой. Ему слишком о многом пришлось волноваться, чтобы выглядеть натянуто-раскованным”.
   По словам Тарантино, каждый из главных героев претерпевает своего рода трансформацию. “Если воспринимать героя как некую тему, то Джулс пускается в путешествие духа, и даже если в фильме происходит множество событий, не имеющих отношения к Джулсу, то они все равно как-то отражаются на его крестном пути. Миа заставляет Винсента пережить душевное потрясение – не факт, что он тот, кто ее спасет, но вполне понятно, что как-то по-своему Винсент становится другим, пережив эту ночь”. А потом есть Буч. “Буч, когда он не с Фабиенной, – придурок и хладнокровный ублюдок. До того как он встретил Фабиенну, он жил в дерьмовом мире и был дерьмовым парнем. Марселлус не говорит: “Возьми эти деньги, или я убью тебя”. Он говорит: “Я собираюсь предложить тебе эти деньги за то, что ты проиграешь бой, ты, конечно, можешь бороться, но ты никогда не станешь чемпионом, тебя хватит только на два раунда”. Буч думает: “Я возьму твои деньги и все равно выиграю. Подавись”. Он убивает парня на ринге, и ему наплевать. Он приканчивает Винсента и ни секунды не раздумывает об этом. Он нашел Фабиенну, она была глотком свежего воздуха в его затраханном мире, и он решил:
   “О'кей, я могу избавиться от всего этого, так что я совершу еще один грязный поступок, чтобы добыть деньги, которые позволят мне стать хорошим человеком”. Когда он входит в комнату отеля и закрывает дверь, он навсегда закрывает ее перед Бучем, но она исчезает, и он думает: “Я еще раз должен стать Бучем”.
   Глубина этих образов и возможность вгрызаться зубами в огромные куски диалогов – вот что явно привлекало актеров. “Я думаю, что он, возможно, самый великий американский сценарист со времен Престона Стёрджеса, – говорит Оуэн Глейберман, – в этом деле он дает волю своим самым диким побуждениям. Он берет диалог, язык обретает свободу, и он добивается того, чего хочет. Он опирается на поп-культуру и, кажется, отражает в своих фильмах то, что происходит в современном сознании, а в его диалогах на самом деле содержатся идеи. Диалог между Сэмюэлем Джексоном и Джоном Траволтой – это целый спор, но он написан в таком игривом ключе, что суть удается завуалировать.Дело в том, что киллеры разговаривают о том же, о чем и мы, и именно так Тарантино делает их общечеловеческими типами”.
   Говорит Уиллис: “Такого не случалось со мной за все двадцать три фильма. Я никогда не участвовал в работе над фильмом, который сняли бы по исходному сценарию, не изменив ни строчки. Диалоги Квентина заставляют актеров выглядеть лучше. Откровенно говоря – и я думаю, что все актеры со мной согласятся, – мы выбивались из сил, чтобы соответствовать начальному сценарию, и это – полная противоположность тому, что обычно происходит на съемках фильма. Актеры всегда стараются изменить реплики”.
   После этих слов Траволта заметил, что одно изменение в сценарии было все же сделано, оно позволило разобраться с одним неудачным эпизодом. Изначально, когда Винсент случайно стрелял в Марвина, сидящего в машине, он не сразу убивал его.
   ДЖУЛС:
   Что, черт возьми, происходит?
   ВИНСЕНТ:
   Я случайно прострелил Марвину глотку.
   ДЖУЛС:
   Зачем ты это сделал?
   ВИНСЕНТ:
   Я не хотел. Я же сказал, что это был несчастный случай.
   ДЖУЛС:
   Много я в жизни видел всякого дерьма.
   ВИНСЕНТ:
   Отвяжись, приятель, это был несчастный случай, о'кей? Нас тряхнуло на кочке, и пушка выстрелила.
   ДЖУЛС:
   О каких кочках ты говоришь?
   ВИНСЕНТ:
   Послушай! Я не хотел стрелять в этого сукиного сына, просто пушка выстрелила, не спрашивай меня почему. Я думаю, по-божески было бы его добить.
   ДЖУЛС (не .может поверить этому):
   Хочешь опять в него выстрелить?
   ВИНСЕНТ:
   Парень же мучается. Это нужно сделать.
    (Марвин, хотя и мучается, слушает этот диалог и не может поверить тому, что слышит.)
   ДЖУЛС:
   Это неудачная идея.
    (Винсент поворачивается к заднему сиденью и приставляет пистолет 45-го калибра ко лбу Марвина. Глаза Марвина округляются до размеров блюдец. Он пытается уговорить Винсента не делать этого, но когда он открывает рот, оттуда раздается только бульканье.)
   ДЖУЛС:
   Марвин, я просто хочу извиниться. Я к этому отношения не имею и хочу, чтобы ты знал, что это – полный бред.
   ВИНСЕНТ:
   О'кей, Понтий Пилат, когда я досчитаю до трех, нажми на клаксон. Раз... два... три.
    (Джулс нажимает на клаксон. Бим! и Бух!)
   Среди ярких эпизодов самый впечатляющий, возможно, диалог в заведении “У Джека-Кролика”, когда Винсент первый раз встречается с Мией. Значимость этого диалога даже не в самих репликах, а в “неловких паузах” между ними. Успех этой сцены – пример ударной работы номинированного на “Оскар” монтажера фильма Сэлли Менке, которая так удачно соединила длинные диалоги и быстрые, напряженные сцены. “Квентин хотел, чтобы это выглядело так, как будто вы знакомитесь с кем-то в первый раз, – объясняет она. – Из этой сцены была вычеркнута масса диалогов. Я настаивала, чтобы текст сократили еще больше, но Квентин бился не на жизнь, а на смерть, чтобы оставить все так, как есть, особенно те моменты, когда они сидят молча”.
   Эдам Марс-Джонс из “ Индепендент,возможно, прав, что пустые диалоги из “Бешеных псов” имели успех потому, что персонажи не могли говорить о самих себе, а других тем у них было немного. Основной принцип “Криминального чтива” можно сформулировать так: “Они говорят ни о чем, потому что исчерпали все темы для разговоров в прошлый раз”. Тем не менее вне зависимости от фильма словесные экзерсисы чрезвычайно забавны (например, придирчивые зрители заметят, что между монологами Аманды Пламмер в начале и конце фильма есть маленькая несогласованность).
   Как объясняет Бендер: “Есть две причины, по которым актеры любят работать с Квентином: первая – его сценарий, вторая – актерам редко случается на самом деле работать с режиссером. Есть много великих режиссеров, но далеко не все из них понимают процесс игры. Квентин понимает, и поэтому вы можете быть спокойны, когда делаете что-то, чего никогда бы не сделали. Вы можете доверять тому парню, который следит за вами и делает все от него зависящее, чтобы вы выглядели наилучшим образом (по этой причине Тарантино никогда не дает режиссерских указаний с монитора – это создает барьер между режиссером и актером). Вот почему то, что все эти ребята сыграли в “Псах” и “Криминальном чтиве”, – лучшее из их достижений за долгие годы”.
   Несмотря на то что Крис Пенн, который играет Милягу Эдди, мог в интервью “ Индепенденту” в декабре 1992-го сказать: “Когда я первый раз встретил его, я не думал, что он может справиться с делом”, все актеры, работавшие с ним, превозносят своего предводителя до небес. “С Квентином легко сотрудничать, – говорит Ума Тёрман. – Он прекрасно знает, чего хочет, но не зацикливается на этом и не давит на вас”. Хорошим примером этого была подготовка к сцене твиста. Траволта, естественно, знал, как вести себя на танцплощадке, а Тёрман очень волновалась, предполагая, что ей на самом деле придется танцевать хорошо, чтобы все получилось (между прочим, они действительно выиграли приз). Чтобы унять ее волнение, Тарантино просто позвал ее и Траволту в трейлер и показал им фильм Жан-Люка Годара “Особая банда” с Анной Кариной, Сэми Фрэем и Клодом Брассером, которые синхронно танцуют под музыкальный автомат во французском кафе. Тарантино нравилась эта сцена не потому, что они хорошо танцевали, а потому, что актерам нравилось это делать. Тёрман уловила идею и приступила к танцевальным движениям, время от времени вытягивая руку и указывая пальцем на своего партнера в стиле Оливии Ньютон-Джон. “Это было так чудно, что этого нельзя было упустить, – смеется она. – Я в определенном смысле – физически скованный человек, поэтому сама идея меня немного смущала”.
   Как заметил Траволта: “По какой-то странной причине людей очень возбуждает, когда я танцую. Я – злобный бандит, наркоман. Меня всегда это изумляло, но мне хотя бы не пришлось носить вещи из белого полиэстера. Знаете, я должен вам сказать, что все было очень здорово, 90-е для меня начались с “Посмотрите, кто говорит”, а потом произошло нечто новое. Я думаю, целое поколение отказывалось любить меня, но любило в душе, боясь самим себе в этом признаться”. Как писала “ Санди таймс:“Тарантино заставил нас удивиться тому, что Джон Траволта, молодая звезда 70-х, забытая всеми, когда истекли его три минуты на танцевальной площадке, теперь играет главную роль в последнем фильме самого выдающегося режиссера десятилетия...”
   В первом варианте сценария Винсент Джона Траволты все же погибает, но в финальной сцене, после того как следует характерная “мексиканская разборка”, есть эпизод, в котором Джулс убивает героя Тима Ротта, стреляя в него через стол перед тем, как навести пистолет на Хани Банни. Потом мы возвращаемся к условному концу, который доказывает, что такой сценарий существовал только у Джулса в голове. Тарантино объясняет, почему он решил не снимать этого. “Я начал думать об этом и сказал:
   “Знаете что? Это все испортит, если мы снимем так, потому что если у нас будет эта выдуманная сцена, вы сразу поймете, что она кончится перестрелкой, а часть ее очарования заключается в том, что вы не должны знать, что произойдет, но можете предполагать, что он, возможно, их застрелит. Если вы ее увидите, то поймете, что все произойдет наихудшим образом, так что если ее не будет, напряжение можно держать до самого последнего момента, когда он прощает их и говорит: “Убирайтесь”. Я видел, что зрители не были уверены, что он их-убьет, до самого последнего момента”.
   Таким образом, Джулса выпустили спокойно гулять по земле, “как Каина в “Кун-фу”. “Я хочу узнать, что случится с Джулсом на его пути, – рассуждает Сэм Джексон. – Я хочу прогуляться с ним по миру и посмотреть, что с ним случится”.
   Люди любят говорить о том, насколько круты фильмы Тарантино, и это самый непрофессиональный термин. В каком-то смысле религиозное преображение Джулса подразумевает нечто другое. “Я думаю, это самая большая глупость, сказанная о Тарантино, – говорит Глейберман. – Его фильмы противостоят крутизне и излишнему темпераменту. Но есть нечто потрясающее в стиле фильма, в актерах и их игре. Прислушайтесь к монологу Сэмюэля Джексона в конце или к монологу о Библии. Вы говорите, что это круто? Что это темпераментно? Если люди говорят, что его фильмы круты, они не понимают разницу между понятиями: “крутой”, “темпераментный” и “профессиональный”.
   Тарантино фактически закрепил свои авторские права на всех героев, и хотя вероятность того, что появится второе “Криминальное чтиво”, крайне мала, персонажи могут воскреснуть вновь. “Мне нравится идея сохранить героев и манипулировать ими, – говорит он. – По правде говоря, я на самом деле думаю, что каждый из этих персонажейзаслуживает собственного фильма. Знаете, что-нибудь вроде: “Дальнейшие приключения Буча и Фабиенны”, “Пампкин и Хани Банни”. Двух героев я бы использовал больше других – Джулса и Винсента. Когда мы микшировали фильм, парень-звукооператор смеялся над Джулсом и Винсентом: “Они такие забавные”. На самом деле трудно найти людей, которые бы хорошо работали в паре. Фактически в последний раз я видел двух актеров, которые были потрясающей комедийной парой, в фильме “Розенкранц и Гильденстерн мертвы” – это Тим (Ротт) и Гэри (Олдман). Они очень здорово сыгрались, я говорил Тиму: “Вы, ребята, должны играть в комедиях. Не снимайтесь в этих чертовых драмах. Я не хочу смотреть “Убийство в первую очередь”, я хочу, чтобы вы, ребята, стали великой комедийной парой”. Я на самом деле думаю, что Сэм и Джон смогли бы стать великой комедийной парой – “Джулс и Винсент встречаются с Франкенштейном”. Я даже подумывал об идее снять кино о братьях Вега. Вик приезжает к Винсенту в Амстердам, когда тот управляет клубом”. Он даже шутил по поводу того, чтобы снять подлинную телевизионную версию “Лисья сила-5”. “Действительно, я бы этим занялся, честно говоря, мне нравится это шоу. Когда я снимал телевизионное шоу Маргарет Шо, я случайно встретился с Эллен де Женерес. Она пришла попробоваться на “Чтиво”, она пробовалась на ту роль, которую сыграла Розанна Аркетт. Она сказала, что эпизод, когда Джулс объясняет Винсенту, что такое “пилот”, очень забавен. Дело в том, что это очень лос-анджелесская вещь, потому что, даже когда люди не имеют никакого отношения к киноиндустрии, они приблизительно знают, что это такое – “пилот”. Этого, конечно, недостаточно, но все же больше того, что знают в Уичите”.
   То, что такие персонажи могут существовать на самом деле, – необычная вещь в современном кинематографе, и прежде всего это, а не композиция, актерская игра, диалоги, поп-культура, намеки на другие фильмы и так далее, стало главной причиной, почему Тарантино как режиссер достиг такого успеха. По этому поводу последнее слово мы предоставим Лоуренсу Бендеру. “Он пишет по такому принципу:
   берет мрачного, матерого бандита Харви Кейтеля из “Бешеных псов”, Сэма Джексона из “Криминального чтива” и наполняет их образы благостью. Харви Кейтель убил Тима Ротта из чистейшей любви. Сэмюэль Джексон наизусть цитирует Библию. Так что есть свет и есть тьма, а Квентин на самом деле имеет дело с сумерками, той пограничной зоной, которая интригует людей.
   Люди привыкли разделять людей на черных и белых, плохих и хороших, это—свет, а это – тьма. Квентин занимается пограничной зоной, и поэтому вы чувствуете себя несколько неуютно, вы заинтригованы. Это отвратительные люди, бандиты, которые убивают людей или грабят, но интересными их делает то, что, идя на дело, они разговаривают о массаже ног. Ли Страсберг учил тому, что вам, актеру, нужно взять персонаж и вложить в него частицу своей души. Не нужно создавать образ общими штрихами. Чем больше вы вложите в героя от себя, тем масштабнее, характернее он будет.
   Квентин так же поступает со своими сценариями. Он очень, очень серьезно относится, например, к тому, как давать чаевые официантке, – все, кто смотрит эту сцену, могут подтвердить, что там есть очень смешной диалог. Квентин всегда так поступает, пишет ли он о сексе или о насилии, сочиняет ли комедию или любовную историю, – он точно знает, что ему нужно. Этого можно бояться, это может смущать, ставить в неудобное положение и в итоге превратиться в полную неразбериху – но такова сама жизнь...”

Глава 9
“Четыре комнаты” и после

   21 января 1994 года, суббота – бар в Западном Голливуде, ужин. Одно из немногих мест в Лос-Анджелесе, которое своим видом и атмосферой все еще напоминает настоящие пивные, а не шикарные заведения Беверли Хиллз: счета на доллар и номерные знаки сложены в стопку за стойкой, футбол по телевизору, общие столики, неряшливые официантки и – что более важно – то место, где можно от души поесть нездоровой пищи с холестеролом – святотатство для большинства калифорнийцев. Прошлым вечером была безумная съемка “Всеамериканской девушки”, и, надеясь сегодня вечером получить “Золотой глобус”, Тарантино поглощает добрый старый американский завтрак – яичницу, пюре, куриную подливку, ржаные тосты и, конечно, капуччино.
   Искусство и еда сошлись. Но Тарантино очень переживает. Не из-за своих неприятностей, а из-за одной из концептуальных головоломок, которые можно решать, только сидя в баре: вас должны казнить, и вам нужно выбрать, что вы будете есть в последний раз, какой фильм решите посмотреть, какой альбом послушать (собрание величайших хитов воспрещается), с каким известным человеком решите провести последние десять минут (никаких подружек, родственников и прочей братии) – пол по выбору.
   Это, конечно, не рассуждение о противостоянии людей типа “Элвис” и “Битлз” в “Криминальном чтиве”, но это также щекочет нервы, и Тарантино долго и тщательно отбирает ответы.
   Еда?
   “Возможно, пицца, и я бы выбрал холодную, как лед, кока-колу, но в бутылке на 16 унций, они таких больше не выпускают. Знаете, в бутылках она вкуснее”, – рассуждает он, допуская также, что и хороший гамбургер мог бы поднять дух обреченного человека.
   Фильм?
   “Наверное, “Рио-Браво”, – заявляет он, сохраняя верность своему любимому режиссеру Говарду Хоуксу.
   Альбом?
   “Я бы послушал “Кровь на дорогах” Дилона. Точно-точно”.
   Выдающийся человек?
   “Я пытаюсь вспомнить какую-нибудь загадку, ответ на которую хотел бы узнать, – размышляет он. – Я бы поговорил с Орсоном Уэллсом и спросил: “Это был ты или Герман Дж. Манкевич?”
   (Уэллс и Манкевич вместе написали “Гражданина Кейна”. В титрах был упомянут только Уэллс, хотя позже заявляли, что настоящим автором был Манкевич. Некоторые считают, что это подлая ложь.)
   Вскоре за кофе следует пиво – “Килланз ред”, одно из фирменных в этом баре. Тарантино знает его телевизионную рекламу наизусть и выдает ее, небрежно подражая ирландским интонациям Кристофера Пламмера (и это – разум, который создал произведение, достойное “Золотой пальмовой ветви”?). Последствия этой ранней выпивки, первой за день, отразятся в его речи, произнесенной при получении “Золотого глобуса” за лучший сценарий, который ему вручат позднее в находящемся поблизости отеле “Хилтон”. “Я просто сидел здесь и пил... – сообщил смущенный Тарантино своей аудитории, ассоциации зарубежных журналистов, аккредитованных в Голливуде. – Официант! Еще красного на этот столик”.
   Хотя “Криминальное чтиво” получило массу призов (особенно от кинокритиков) и создало Тарантино высочайшую репутацию в шоубизнесе, он все еще неодназначно относится ко всему этому процессу – результат разочарования, постигшего его на фестивале “Санденс” в 92-м, откуда он ушел с пустыми руками. Не то чтобы он точил зуб на победивший тогда “В супе”, но все же надеялся, что “Бешеные псы” достойны получить хоть что-нибудь.
   “Это, конечно, все ерунда. Моя жизнь никак не изменится, – он старается перекричать музыкальный автомат, который начинает выдавать некую характерно американскую музыку. – Это ни на йоту не повлияет на мои фильмы. Я победил на Каннском фестивале, но “Чтиво” осталось бы таким же, даже если бы я проиграл.
   Вот что я думаю о наградах. Я люблю о них думать так. У нас у всех есть своя сексуальная гордость, верно. Вот, например, девушка, к которой вас нисколько не тянет. Она не вызывает у вас отвращения, она просто не вашего типа. Но вот вы начинаете разговаривать с кем-нибудь, кто ее знает, и этот кто-то говорит: “Джорджине ты очень нравишься”. Вам, даже если она вас не привлекает, приятна мысль о том, что вы ей нравитесь, вы чувствуете своего рода гордость. И если вы вдруг слышите, как этот парень говорит вам: “Я тут вчера разговаривал с Джорджиной, и она сказала, что ей нравится Тони, а не ты”, вы чувствуете себя немного странно. Что с ней случилось? Не важно, что вы к ней относитесь так же. То же самое и с наградами. Если вы выигрываете, это здорово, но если вы проигрываете, это сбивает с толку и вы принимаете это немного близко к сердцу. Но к концу дня это уже никого не волнует, люди не собираются годами помнить, что вы выиграли, и это никак не влияет на работу. Работа есть работа, особенно если, как я, вы снимаете фильмы, которые рассчитаны не на всех. Они такие, как есть”.
   Откуда ни возьмись, небольшого роста человечек подходит к столику. Он пожимает Тарантино руку, говорит ему, как он любит его фильмы, и дает ему свою визитку. “В следующий раз позвони мне, приятель”, – настаивает он в то время, пока немного смущенный Тарантино вежливо благодарит его и кладет визитку в карман. Продюсер это или водопроводчик – мы никогда не узнаем.
   Тарантино продолжает: “Смешная вещь заключается в том, что вы всю жизнь смотрите церемонию вручения призов Академии и возмущаетесь: “Они не понимают, что делают, постоянно дают “Оскар” не тому фильму. Постоянно не тому, не тому”. Но в один прекрасный день вы надеваете смокинг и отправляетесь на церемонию – сказочный момент. Приз дадут тому фильму, все будет как надо, но в конце концов дело заканчивается провалом, – то же самое вы наблюдали всю свою жизнь...”
   Награды – не главное, что занимало мысли Тарантино. Он все еще монтировал “Четыре комнаты”, снятые в декабре и намеченные на выпуск в прокат в августе 1995-го, – это еще одна его режиссерская работа. Это был совместный проект режиссеров – Элисон Андерс, Роберта Родригеса, Александра Рокуэлла и Тарантино (или, как называет их Андерс, – “выпуска 1992”). Предполагалось участие Ричарда Линклейтера, который должен был снять “пятую комнату”, но он в то время работал над фильмом “Перед рассветом” в Вене. “Я, Элисон и Алекс были на “Санденсе-92”, – объясняет Тарантино. – А потом где-то через три месяца я и Алекс встретили Роберта в Торонто, а потом Элисон встретилась с Робертом. В общем-то, в:
   1992-м был этот взрыв независимого кино, и мы хотели этимвоспользоваться. В своем дурацком смысле то время было своего рода предсказанием того, где мы оказались сейчас, три года спустя”. Однако договор с “Мирамакс” о съемках фильма с бюджетом 4 миллиона был подписан еще до того, как “Криминальное чтиво” вышло в прокат, и впоследствии все четыре режиссера добились разной меры успеха.
   “Самым сложным в продюсйровании “Криминального чтива” было собрать все двенадцать звезд в одном и том же месте в одно и то же время, – говорит Лоуренс Бендер. – Все где-то снимались, и при их расписании, приятель, это было настоящим подвигом. Но еще труднее было собрать вместе всех этих четырех режиссеров”.
   “Снимать фильм с Квентином – то же самое, что с Элвисом Пресли”, – шутил Рокуэлл. Сама идея была предложена Рокуэллом – идея снять фильм, состоящий из четырех коротких историй, каждая из которых происходит в одном из номеров вымышленного лос-анджелесского отеля “Монсеньор” (прообразом которого послужили лос-анджелесский “Шато Мармо” и лондонский “Блейкс”); все четыре истории объединены главным героем – портье Тедом (Тим Ротт).
   “Его оставили управлять отелем, а он к этому не готов, – говорит Тарантино о Теде. – А потом мы сказали: “О'кей. Приступим к делу”, и затем начали писать каждый свою историю”. В результате получилась гремучая смесь: история Андерс – “Странное варево” – о шабаше ведьм (Валерия Голино, Мадонна, Алисия Уитт, Лили Тейлор, Ион Скай и Сэмми Дэвис, которые пытаются воскресить свою богиню, стриптизершу 50-х по имени Диана (Аманда де Кадене); “Две стороны медали” Рокуэлла – Тед попадает в семейную свару между Зигфридом (Дэвид Проувэл) и его женой Анджелой (Дженнифер Билз); “Проказники” Родригеса, в которых "дети превращают комнату отеля в полный хаос, пока их родители (Антонио Бандерас и Тэмлин Томита) развлекаются в городе.
   И потом – история Тарантино – “Жуткое пари”, в котором опять обыгрывается старый источник – на этот раз телевидение, эпизод из шоу Альфреда Хичкока. В эпизоде, озаглавленном “Человек из Рио” (кстати, Тарантино его не видел, хотя смотрел телевизионный римейк с Мелани Гриффит), Питер Лорре держит пари со Стивом МакКуином, что тот сможет зажечь свою зажигалку десять раз подряд. Если выигрывает МакКуин, то он покупает спортивную машину Лорре. Если нет, то Лорре отрубит мизинец МакКуина.
   Тарантино сохранил изначальную расстановку сил, но изменил детали, чтобы все соответствовало декорациям отеля и новым персонажам. Звезда комедийных фильмов Честер Раш (Тарантино) и его друг Норман держат то же самое пари, их судит импресарио Честера Лео (Брюс Уиллис).
   Норман готов выиграть красную “Шевви Малибу” или проиграть собственный палец, если зажигалка “Зиппо” не справится со своим заданием. Теда вызвали в пентхауз, чтобы он принес разделочную доску, нож-резак, ведерко со льдом, моток веревки и три гвоздя, ему предлагают 1000 долларов, чтобы он отрубил палец. Конечно, следует классический неожиданный поворот – палец быстро отрубают при первом же щелчке зажигалки, наше “киночутье” заставляет нас надеяться, что это произойдет в последнем кадре или случится что-нибудь, что повлияет на исход дела. Но только не в этом случае. Зажигалка не срабатывает при первой же попытке, Тед мгновенно отсекает палец, хватает деньги и убегает, заставая вас врасплох.
   “Это был всего лишь старый прием, – посмеивается Тарантино. – Знаете, чтобы все просчитать и заставить его смотреться по-новому, нужно было, чтобы вымысел столкнулся с реальностью. Это с тем же успехом могло произойти как в первом, так и в последнем кадре. Просто вся идея, вся история подчинена одному событию, и вы думаете, что вы все предусмотрели, но вдруг – бум! – все пошло насмарку”.
   Звезда собственного шоу, Тарантино написал свою роль как пародию на самого себя...
    Пентхауз, ночь.
   Пентхауз – огромный, едва ли не самый лучший номер отеля. А стоящий посреди самой большой комнаты человек – Честер Раш, самая яркая и новая звезда, ворвавшаяся на голливудскую сцену за последнее десятилетие. В данный момент он – король, его просто распирает от королевской гордости. Выражение его лица как бы говорит: “Королем быть хорошо...”
   Как в “Бешеных псах” и “Криминальном чтиве”, в которых момент ужаса заложен изначально, тот факт, что Норман может потерять палец, обеспечивает напряжение, на фоне которого разворачивается драма. Странно, но потенциальная потеря пальца, а не взрывающиеся головы и отрезанные уши, стала самой жуткой чертой тарантиновского канона.