— Здравствуйте, ваше святейшество, — ответил Джориан. — Вот ваше кольцо, сударыня.
— Некоторые его идеи казались мне интересными, — заметил Джориан. — Жаль, что не удалось проверить их на практике. Если бы кто-нибудь склонил короля отдать распоряжения...
— Уже пробовали, — ответил Карадур. — Сам Мажан как-то убедил Ишбахара поделить земли крупных владельцев между крестьянами. Но этих господ голыми руками не возьмешь: у них есть вооруженные сторонники, и они не согласятся просто так потерять власть и деньги. Такой эксперимент под силу разве что королю-герою, готовому рискнуть, даже если землевладельцы поднимут в стране бунт. А бедняга Ишбахар... — Мальванец пожал плечами. — Скажи мне лучше, как прошла ночь?
Джориан рассмеялся.
— Ну и натерпелся же я! Как никогда. А уж я перевидал немало красоток.
Он рассказал, как его одевали и как отвели в молельню к Сахмет.
— Пришлось стоять в этом кисейном наряде долгие часы, будто я красавчик из тех, что поджидают клиентов на улице Шаштая Второго. Ритуал продолжался целую вечность. Пели гимны, читали молитвы, из которых я и понять-то ничего не мог они были на древнепенембийском. Вручили мне серебряную молнию и золотой луч, объяснив, как я должен ими размахивать.
Я не такая уж старая развалина, но за столько часов кто угодно потеряет интерес к происходящему... если слово «интерес» здесь уместно. Наконец представление окончилось, и нас с Сахмет нарекли богом и богиней, состоящими в законном браке. Верно, имелось в виду, что эти божества временно вселились в наши бренные оболочки.
— Тебя охватило какое-нибудь божественное ощущение? — спросил Карадур.
— Нет, абсолютно. Может, настоящие Угролук с Нубалиагой были заняты чем-то другим. А может, когда они хотят друг на друге подергаться, то прекрасно справляются сами, не перепоручая этого смертным.
Так или иначе, Сахмет подвела меня к постели. Я опешил от мысли, что мне предстоит навернуть эту дамочку на глазах у всей честной компании. Очень сомневался, окажусь ли на высоте при подобных обстоятельствах. Но жрицы притащили ширмы и расставили вокруг кровати, и светильники погасили, все, кроме одного. Было слышно, как девицы вышли, шурша платьями; затем стало тихо, только проклятый оркестр продолжал звенеть и чирикать в углу.
Даже когда у меня в Ксиларе был гарем, я не приглашал королевского оркестра, чтобы под музыку скрипеть пружинами. Может быть, я старомоден, но есть вещи, для которых нужна интимная обстановка. Впрочем, надо — значит надо, притом Сахмет — интересная женщина. Ну, я и принялся за дело — поцелуи, ласки, раздевание, все, как положено. Вскоре мы стали единой плотью, как выражаются священники.
— И как оно вышло?
— Зачем тебе знать это, старый аскет? Подробности возмутят твою чистую душу.
— Не осуждай моего любопытства, сынок. Все людские дела для меня существенны, хотя духовное звание не позволяет мне самому участвовать во многих сферах жизни. Само собой, такие вещи представляют для меня лишь отвлеченный интерес, я ведь должен хранить целомудрие, чтобы достичь высот в искусстве волшебства. Все мои знания о любовных делах получены косвенным путем, из книг, а книги вряд ли дают полную картину, ты мог бы восполнить пробелы.
— Хорошо. Первая попытка была не очень удачной. После года воздержания я был как арбалет со слабым спусковым крючком. Сахмет приуныла, но я сказал ей не расстраиваться: отдохну немного и повторим. Около получаса мы ели, пили и болтали о том о сем. Я рассказал ей несколько историй из жизни короля Фузиньяна. А тем временем снова созрел и на этот раз сработал как надо. Толчков, верно, пятьдесят, дамочка билась подо мной, как рыба на крючке. Сказала, что впервые за много лет получила настоящее удовольствие от мужчины — видимо, с тех пор, как разругалась с Чолишем.
Думаешь, после этого она уснула? Так нет же, клянусь бронзовым задом Вэзуса! Ей хотелось еще. Я опять передохнул, у меня снова встало, и я как следует ее отодрал.
Но ее все еще разбирало. Я здорово вымотался, поэтому притворился, что сплю, а скоро и притворяться стало незачем. Но утром, с первыми лучами зари, святейшая супруга разбудила меня и принялась трепать и тискать в надежде, что священный столп снова поднимется.
— Она преуспела?
— Да, ей это удалось. Даже слишком. — Джориан зевнул. — Сутки бы не просыпался. После она стиснула меня, прижав к своей пышной груди, и заговорила о любви. Поклялась, что не отпустит меня из Ираза, что я останусь здесь навсегда и буду день и ночь ее накачивать.
— Лучше бы тебе остаться с ней, — сказал Карадур.
— Что? Стать наложником? Бросить малышку Эстрильдис? Ты что, котом блудливым меня считаешь, которому лишь бы к кому пристроиться?
— Да нет, сынок. И потом, это произошло вполне законно, по священному обычаю. О блуде не может быть и речи.
— Не так уж законно. Роль барана в этой священной случке должен играть король, а я не король. Если верховный жрец Чолиш узнает и захочет навредить... Нет уж, спасибо! все эти козни высшей касты не для простого парня, вроде меня. Слишком рискованно.
Кроме того, неизвестно, что будет, когда умрет Ишбахар. Такой толстяк долго не протянет. А тогда новый король с верховной жрицей могут решить, что меня нужно убрать потихоньку, как досадную помеху. Здесь очень ловко умеют подсыпать яду. В любом случае, меня это не устраивает: пусть я не герой, но любимой игрушкой бабы тоже быть не хочу. Позабавиться, конечно, неплохо и для здоровья полезно, но зарабатывать свой хлеб предпочитаю руками и головой, а не хером. И потом, мне больше нравится делать это с моей милой женушкой, тогда это любовь, а не только похоть. Король обещал мне медную ванну, осталось заколдовать ее и вперед, в Ксилар!
— Чары еще не отлажены до конца, — ответил Карадур.
— Поторапливайся! Привлеки побольше людей!
— Привлеку, когда смогу. Пока весь Дворец Познания занят подготовкой к грандиозному празднику, который, по велению короля, состоится через пять дней. Праздноваться будет спасение Ираза. Если ты не очень занят, твои инженерные познания пригодились бы при разработке сценических эффектов.
— Буду рад помочь, — сказал Джориан.
Глава 9
* * *
На другое утро Джориан встретился в королевском дворце с Карадуром, который пришел туда отчитаться перед своим высокопоставленным работодателем. Двое друзей пешком отправились к Карадуру домой. Проходя через Врата Счастья, Джориан взглянул вверх на голову Мажана — она торчала на одном из кольев, украшавших ворота.— Некоторые его идеи казались мне интересными, — заметил Джориан. — Жаль, что не удалось проверить их на практике. Если бы кто-нибудь склонил короля отдать распоряжения...
— Уже пробовали, — ответил Карадур. — Сам Мажан как-то убедил Ишбахара поделить земли крупных владельцев между крестьянами. Но этих господ голыми руками не возьмешь: у них есть вооруженные сторонники, и они не согласятся просто так потерять власть и деньги. Такой эксперимент под силу разве что королю-герою, готовому рискнуть, даже если землевладельцы поднимут в стране бунт. А бедняга Ишбахар... — Мальванец пожал плечами. — Скажи мне лучше, как прошла ночь?
Джориан рассмеялся.
— Ну и натерпелся же я! Как никогда. А уж я перевидал немало красоток.
Он рассказал, как его одевали и как отвели в молельню к Сахмет.
— Пришлось стоять в этом кисейном наряде долгие часы, будто я красавчик из тех, что поджидают клиентов на улице Шаштая Второго. Ритуал продолжался целую вечность. Пели гимны, читали молитвы, из которых я и понять-то ничего не мог они были на древнепенембийском. Вручили мне серебряную молнию и золотой луч, объяснив, как я должен ими размахивать.
Я не такая уж старая развалина, но за столько часов кто угодно потеряет интерес к происходящему... если слово «интерес» здесь уместно. Наконец представление окончилось, и нас с Сахмет нарекли богом и богиней, состоящими в законном браке. Верно, имелось в виду, что эти божества временно вселились в наши бренные оболочки.
— Тебя охватило какое-нибудь божественное ощущение? — спросил Карадур.
— Нет, абсолютно. Может, настоящие Угролук с Нубалиагой были заняты чем-то другим. А может, когда они хотят друг на друге подергаться, то прекрасно справляются сами, не перепоручая этого смертным.
Так или иначе, Сахмет подвела меня к постели. Я опешил от мысли, что мне предстоит навернуть эту дамочку на глазах у всей честной компании. Очень сомневался, окажусь ли на высоте при подобных обстоятельствах. Но жрицы притащили ширмы и расставили вокруг кровати, и светильники погасили, все, кроме одного. Было слышно, как девицы вышли, шурша платьями; затем стало тихо, только проклятый оркестр продолжал звенеть и чирикать в углу.
Даже когда у меня в Ксиларе был гарем, я не приглашал королевского оркестра, чтобы под музыку скрипеть пружинами. Может быть, я старомоден, но есть вещи, для которых нужна интимная обстановка. Впрочем, надо — значит надо, притом Сахмет — интересная женщина. Ну, я и принялся за дело — поцелуи, ласки, раздевание, все, как положено. Вскоре мы стали единой плотью, как выражаются священники.
— И как оно вышло?
— Зачем тебе знать это, старый аскет? Подробности возмутят твою чистую душу.
— Не осуждай моего любопытства, сынок. Все людские дела для меня существенны, хотя духовное звание не позволяет мне самому участвовать во многих сферах жизни. Само собой, такие вещи представляют для меня лишь отвлеченный интерес, я ведь должен хранить целомудрие, чтобы достичь высот в искусстве волшебства. Все мои знания о любовных делах получены косвенным путем, из книг, а книги вряд ли дают полную картину, ты мог бы восполнить пробелы.
— Хорошо. Первая попытка была не очень удачной. После года воздержания я был как арбалет со слабым спусковым крючком. Сахмет приуныла, но я сказал ей не расстраиваться: отдохну немного и повторим. Около получаса мы ели, пили и болтали о том о сем. Я рассказал ей несколько историй из жизни короля Фузиньяна. А тем временем снова созрел и на этот раз сработал как надо. Толчков, верно, пятьдесят, дамочка билась подо мной, как рыба на крючке. Сказала, что впервые за много лет получила настоящее удовольствие от мужчины — видимо, с тех пор, как разругалась с Чолишем.
Думаешь, после этого она уснула? Так нет же, клянусь бронзовым задом Вэзуса! Ей хотелось еще. Я опять передохнул, у меня снова встало, и я как следует ее отодрал.
Но ее все еще разбирало. Я здорово вымотался, поэтому притворился, что сплю, а скоро и притворяться стало незачем. Но утром, с первыми лучами зари, святейшая супруга разбудила меня и принялась трепать и тискать в надежде, что священный столп снова поднимется.
— Она преуспела?
— Да, ей это удалось. Даже слишком. — Джориан зевнул. — Сутки бы не просыпался. После она стиснула меня, прижав к своей пышной груди, и заговорила о любви. Поклялась, что не отпустит меня из Ираза, что я останусь здесь навсегда и буду день и ночь ее накачивать.
— Лучше бы тебе остаться с ней, — сказал Карадур.
— Что? Стать наложником? Бросить малышку Эстрильдис? Ты что, котом блудливым меня считаешь, которому лишь бы к кому пристроиться?
— Да нет, сынок. И потом, это произошло вполне законно, по священному обычаю. О блуде не может быть и речи.
— Не так уж законно. Роль барана в этой священной случке должен играть король, а я не король. Если верховный жрец Чолиш узнает и захочет навредить... Нет уж, спасибо! все эти козни высшей касты не для простого парня, вроде меня. Слишком рискованно.
Кроме того, неизвестно, что будет, когда умрет Ишбахар. Такой толстяк долго не протянет. А тогда новый король с верховной жрицей могут решить, что меня нужно убрать потихоньку, как досадную помеху. Здесь очень ловко умеют подсыпать яду. В любом случае, меня это не устраивает: пусть я не герой, но любимой игрушкой бабы тоже быть не хочу. Позабавиться, конечно, неплохо и для здоровья полезно, но зарабатывать свой хлеб предпочитаю руками и головой, а не хером. И потом, мне больше нравится делать это с моей милой женушкой, тогда это любовь, а не только похоть. Король обещал мне медную ванну, осталось заколдовать ее и вперед, в Ксилар!
— Чары еще не отлажены до конца, — ответил Карадур.
— Поторапливайся! Привлеки побольше людей!
— Привлеку, когда смогу. Пока весь Дворец Познания занят подготовкой к грандиозному празднику, который, по велению короля, состоится через пять дней. Праздноваться будет спасение Ираза. Если ты не очень занят, твои инженерные познания пригодились бы при разработке сценических эффектов.
— Буду рад помочь, — сказал Джориан.
Глава 9
Восковая жена
Джориан с Карадуром, как гости короля, подымались вслед за носилками Ишбахара в королевскую ложу. Закончив подъем, носильщики опустили паланкин. На сей раз носильщиками были рабы, поросшие шерстью полуобезьяны из джунглей Комилакха, а не аристократы. На крутых подъемах король Ишбахар не доверял свою увесистую персону дилетантам.
Король слез на землю — его движения напоминали трепыхание раненого кита, — помахал рукой толпе и с одышкой отправился в ложу, вокруг которой выстроились гвардейцы. Джориан и Карадур вошли следом.
— Присаживайтесь, где хотите, дорогие наши друзья! Где хотите, — пригласил король. — Нам придется занять этот проклятый трон, хотя сидеть на нем — одно мучение. Ну, где же обед? А, вот он! Доктор Карадур, подвинься немного, будь любезен, сейчас поставят стол. Джориан, тебя сегодня ждет необычайное лакомство: котлеты из мяса бераотской обезьяны, зажаренные в жиру гигантской черепахи из Буранга. И вино из салиморской горчихи. Попробуй!
Джориан подумал, что вино скорее не из горчихи, а из горчины, но проглотил свою порцию. Король наклонился к нему с доверительным видом:
— Как настроение, дорогой мой?
— Вроде ничего, сир. А что такое?
— У нас для тебя небольшой сюрприз. Только это после. Думаем, такой мужественный юноша, как ты, едва ли заголосит или упадет в обморок. Но все же решили тебя предупредить.
— Могу я узнать хотя бы примерно...
— Ни в коем случае! — король многозначительно подмигнул Джориану. — Сказать сейчас значит испортить все удовольствие, хых, хых! Всему свое время... да, да. Ты умеешь танцевать?
— Умею несколько новарских танцев — фольку, волчок. А что, сир?
— Мы собираемся дать большой бал. Пенембийские танцевальные па ты, без сомнения, выучишь. У нас уже много лет не было балов. Как понимаешь, в танцах мы не особенно сильны.
Пока король уплетал за обе щеки, а Джориан с Карадуром потихоньку заканчивали свои небольшие порции, трибуны внизу заполнились. Штаны, в голубом и золотистом, как и прежде, сидели слева, а Юбки, одетые в красное и белое, — справа. В промежутке снова разместились знать и высшее чиновничество.
— Будем надеяться, Штаны и Юбки сегодня не устроят резни, — сказал Карадур.
Король проглотил то, что было у него во рту.
— Как раз сегодня утром, доктор, мы беседовали с предводителями. Разговор был очень серьезный, уверяем вас! Они обещали любить друг друга, как братья. Как братья — так они и сказали.
— Братская любовь, сир, не такая уж надежная штука, — заметил Джориан. — Взять хотя бы королей Форимара и Фузонио, что жили у меня на родине, в Кортолии.
— Что это за история, Джориан? — заинтересовался король.
В результате жизнь государства пришла в полный беспорядок. Армия превратилась в трусливое стадо, в городе цвели преступность и моральное разложение, народ находился на грани бунта. Тогда в Кортолию явилось войско соседнего государства Оссарии. Город спас брат Форимара, Фузонио, который, услышав о беде, мгновенно вернулся из-за границы.
Однако за спасение города Фузонио потребовал, чтобы Форимар отрекся от престола в его пользу. На что Форимар согласился без всяких пререканий — но это особая история, ее расскажу в другой раз.
Так вот, королем стал Фузонио, человек ничуть не похожий на брата. В его натуре не было и следа эстетической чувствительности. Напротив, это был грубоватый, здоровый, чувственный мужчина. На досуге не прочь был заглянуть инкогнито в какую-нибудь низкопробную таверну, где собираются немытые мужланы, погонщики мулов да всякий бандитский сброд; любимым занятием короля было глушить с ними пиво и орать непристойные песни.
Форимар жил холостяком, а вот у Фузонио была жена по имени Иврэ, толстуха деревенского вида, совсем некрасивая; она успела родить ему пятерых детей. Чета любила обсуждать сообща семейные вопросы, причем частенько орали так, что оконные стекла дребезжали. Но горе, тому, кто, решив, что они и впрямь поругались, пытался этим воспользоваться! Супруги набрасывались на него, как тигры, а их дети — как тигрята.
После отречения Форимар поначалу чувствовал себя так, будто у него гора с плеч свалилась: министры больше не докучали ему, требуя решений по вопросам строительства, найма и увольнения, законности и правопорядка, иностранных дел, да мало ли еще скучнейших проблем, на которые правитель вынужден тратить уйму времени.
— Да, нам это хорошо знакомо, — вставил король Ишбахар.
— Однако прошло какое-то время, и Форимар начал сожалеть о потере престола. Брат выплачивал ему щедрое содержание, но его не хватало на артистические причуды бывшего короля. У него, к примеру, возникла мысль устроить всеноварский конкурс поэзии, который он надеялся превратить в ежегодное мероприятие, что сделало бы Кортолию одним из первых культурных центров мира. Насчет призов у него были грандиозные планы. Он уже и так истратил все жалованье на картины, скульптуры и тому подобное и брал в долг под новые выплаты, пока не исчерпал весь свой кредит. Когда он попросил у брата десять тысяч золотых марок на призы для поэтического конкурса, Фузонио сказал, что он рехнулся.
— У меня достаточно возни с налогами, приходится возмещать ущерб, нанесенный твоим правлением, милый братец, — ответил он. — Иди-ка лучше любуйся красотой полевых маргариток, по крайней мере, дешево и безобидно. Больше денег на всякие выдумки не жди, только своим жалованьем можешь распоряжаться.
Незадолго до этого в Кортолии один человек — звали его Зевагер — устроил выставку работ из воска; скульптор изобразил ряд исторических сцен — жрецы и непокорный король Финджаниус, коронация Ардимана Ужасного, императора Новарии; обезглавливание мятежного Роскьянуса. Зевагер, который превыше всего ставил в искусстве дотошную реалистичность и верность детали, попросил у бывшего короля разрешения сделать скульптурный портрет его высочества и выставить вместе с другими работами. Форимар, не придававший прежде деньгам никакого значения, но теперь испытывающий трудности из-за их недостатка, запросил плату. Зевагер заплатил.
К работе над портретом Форимар отнесся с интересом, так как вообще любил искусство. Оказалось, что Зевагер, помимо обычных навыков, необходимых для создания восковых фигур, обладает также искусством мага. Он слегка заколдовал скульптуру, и ее сходство с моделью стало еще разительнее. Форимар побывал в комиссии по торговле и лицензиям и выяснил, что у Зевагера нет разрешения на занятие колдовством в Кортолии. Это сведения ему впоследствии очень пригодились при общении со скульптором.
Восковой Форимар имел на выставке успех, и бывший король тонко намекнул Зевагеру, что неплохо бы изобразить короля Фузонио и королеву Иврэ. За большую сумму Форимар взялся добиться у королевской четы разрешения на демонстрацию их портретов. Он сказал, что потребуются большие траты, придется сделать кое-какие пожертвования по указанию брата. На самом же деле никаких трат не потребовалось. Форимар просто спросил за завтраком брата с невесткой, как они смотрят на то, чтобы его старый друг Зевагер отлил из воска их изображения.
— Ничего не имею против, — сказал Фузонио. — Это поднимет наш престиж. Если, конечно, мы не выйдем у него страшилищами.
Так и остались у Форимара все деньги, которые дал Зевагер, однако десяти тысяч марок, нужных для поэтического конкурса, еще не набралось. Отношения между бывшим королем и Зевагером становились все теснее. Вскоре Форимар втянул его в заговор против трона. Пообещал, что, став королем, назначит Зевагера министром изящных искусств, а в случае, если тот попытается устоять перед соблазном, пригрозил заявить о незаконной колдовской деятельности скульптора.
В числе прочих приемов волшебства Зевагер обладал способностью делать человека неподвижным. Для этого ему нужен был хотя бы один волос Фузонио и обрезки ногтей. Форимар раздобыл, что требовалось.
Однажды вечером, когда Фузонио, направляясь в пивную, не спеша проходил мимо музея восковых работ, Зевагер напустил на него чары. Вместе с Форимаром они затащили застывшего, словно изваяние, Фузонио в музей, надели на него костюм, который был на восковой фигуре, и поставили короля на место статуи. А статую спрятали в кладовой.
Затем Форимар поспешил во дворец, разбудил невестку и отдал ей письмо, написанное рукою брата. Вот что она прочла:
Итак, Форимар занял трон в качестве регента. Первым делом он объявил о стихотворном конкурсе и назначил жюри. Собственных стихов он не представил, зная, что ему, как правителю, возможно, будет несправедливо оказано предпочтение. Это понизило бы престиж мероприятия, которое он хотел проводить ежегодно. Форимар искрение желал способствовать развитию стихотворного искусства и сделать Кортолию центром культуры. Второй задачей Форимара было избавиться от сторонников брата. Одних он отправил на пенсию, других спровадил подальше от столицы, а оставшихся просто сместил с должностей. Освободившиеся места заполнил своими приверженцами. Замены производились осторожно, чтобы не вызвать подозрений. Форимар рассчитывал, что через два месяца, то есть ко времени обещанного возвращения Фузонио, он будет крепко держать в руках бразды правления и сможет провозгласить себя королем.
Что же до самого Фузонио, стоящего в царственной позе в музее Зевагера, Форимар еще не решил, что с ним делать. Убить брата у него рука не поднималась: в семье сильна была традиция демонстрировать всем сплоченность, несмотря на внутренние разногласия. С другой стороны, он знал, что брат куда изобретательнее его и, если оставить его живым, без сомнения, найдет способ снова захватить трон.
Однако была еще королева Иврэ, вот чего Форимар не принял в расчет. Когда прошел месяц, а от Фузонио не поступило никаких вестей, она что-то заподозрила. За помощью обратилась к гадальщику, тот настроил магический кристалл на Ксилар и сообщил, что в этом городе, похоже, нет никакого международного совещания.
Иврэ опечалилась: теперь она не сомневалась, что ее муж стал жертвой обмана или преступления. Не знала только, что предпринять. Как-то раз, тоскуя по Фузонио, она остановилась около музея Зевагера и зашла взглянуть на его работы.
«Уж лучше восковой портрет Фузонио, чем совсем никакого мужа», — решила она.
Зевагер радовался, что его заведение посетила сама королева. Она пришла с подругами. Хозяин водил их по музею, кланяясь и расшаркиваясь на каждом шагу.
Увидев мнимый портрет Фузонио, Иврэ даже вскрикнула, до того он был похож.
— Это же мой муженек собственной персоной, — сказала она. — Просто не верится, что статуя.
Когда Зевагер отошел в дальний конец комнаты поговорить с другой дамой, Иврэ коснулась руки скульптуры и ей показалось, что рука не из воска.
В голове у нее возник отчаянный план. Иврэ тщательно изучила наряд, который был на скульптуре, изображавшей ее саму.
Вернувшись во дворец, она поужинала вместе с зятем.
— Сегодня я видела твоего друга, господина Зевагера. — Она в двух словах рассказала о посещении музея. — Сдается мне, завтра он тебя там ждет.
— Да? — удивился Форимар. — А я думал, послезавтра. Вечно путаю дни.
Ночью Иврэ вышла из дворца с одним-единственным охранником, которому доверяла, да еще с бывшим грабителем, недавно выпущенным из тюрьмы. За соответствующее вознаграждение грабитель вскрыл замок на двери музея Зевагера, впустил Иврэ и запер за нею дверь. Иврэ поднялась на верхний этаж, где стояли скульптуры. Королева была одета почти в точности как собственное восковое изображение — его она спрятала за штору, а сама встала на место статуи.
Заслышав шаги Зевагера и первых посетителей, она замерла, будто каменная. Одна из посетительниц сказала, что статуя королевы совсем как живая — кажется, вот-вот ощутишь ее дыхание. К счастью, Зевагер отнес похвалу на счет своего колдовского искусства.
Позднее, когда прием посетителей был закончен, явился регент Форимар. Он встал возле скульптурных портретов королевской семьи и заговорил с Зевагером, задыхаясь от волнения.
— Наши планы раскрыты? — спросил регент.
— Нет, мой господин. Насколько знаю, нет, — ответил скульптор. — Ходят, правда, слухи, что король Фузонио отправился куда-то с неизвестной целью, да так и не дошел. Говорят, что он как в воду канул. — Зевагер взглянул на статую короля и захихикал. — Мы-то знаем, мой господин, что он стоит у всех на виду, надо лишь знать, куда смотреть.
— Замолчи, дурак! — прикрикнул на него Форимар. — И стены имеют уши. Вполне возможно, что одну из восковых фигур придется отправить на слом. — Он в свою очередь посмотрел на Фузонио. — Лучше нанести удар первым. Риск слишком велик: вдруг он оживет и начнет действовать.
Они стали медленно спускаться по лестнице, продолжая тихо разговаривать, королева Иврэ больше не могла расслышать их слов. Но она уже и так знала достаточно. Зевагер проводил высокопоставленного гостя и вернулся в выставочный зал.
Переступая порог, он заметил, что в комнате как будто что-то шевельнулось. Еще он успел увидеть, как статуя королевы взмахнула топором, которым должны были казнить мятежного Роскьянуса. Зевагер в ужасе вскрикнул, топор тут же рассек его череп. Иврэ была дюжей бабой, и топор, к счастью для нее, оказался самым настоящим, а не подделкой из дерева, окрашенного под металл. Зевагер гордился достоверностью своих произведений.
Внизу ученик скульптора подсчитывал выручку за день. Услышав шум, он прибежал наверх. И там увидел Иврэ с окровавленным топором, а на полу мертвого Зевагера; завопив еще громче своего учителя, паренек пустился прочь без оглядки.
Теперь, когда Зевагер был мертв, его чары быстро утратили силу. Фузонио заморгал, затем протер глаза и начал дышать.
— Где я? — спросил он. — Провалиться мне в сорок девять мальванских преисподних! Ничего не понимаю!
Жена все ему объяснила, и король сказал:
— Отдай мне топор, дорогая. У меня рука крепче, и сильнее удар.
Они поспешили во дворец. Стражники рты раскрыли от изумления, увидев, как король с королевой приближаются к дворцу без всякого сопровождения, а король несет на плече окровавленный топор. Но путь им никто не преградил.
Фузонио вошел в комнату брата, где тот упражнялся в игре на флейте. Поняв, что его ждет, Форимар упал на колени и взмолился о пощаде.
— Так вот, — сказал Фузонио, занеся топор над его головой. — Мне следовало бы поступить с тобой, как поступили предки с Роскьянусом. Безголовые не опасны для монархов.
Но я не хочу нарушать традицию — наша семья должна выглядеть сплоченной. Поэтому ты немедленно отправишься на Дальний Восток, в Салимор. Будешь послом. А своему старому приятелю Софи Салиморскому напишу, что если он хочет и впредь выгодно торговать со мной, пусть держит тебя там до конца дней.
Так и было сделано. Честь семьи не пострадала, так как Форимар формально был назначен в Салимор послом, лишь немногие знали, что он отправляется в ссылку — можно сказать, в тюрьму мягкого режима. Говорят, он устроил настоящую революцию в народном искусстве Салимора, но подробности мне неизвестны.
— Поскольку конкурс был уже объявлен, жюри избрано, и работы начали присылать, Фузонио не стал отменять мероприятие, чтобы не портить репутацию правительства и сохранить в тайне разлад между ним и братом. Через несколько недель, когда Форимар уже отбыл, жюри назвало победителей. Первый приз присуждался Ватрено из Гованьяна за стихотворение «Дьявольская бездна». Начиналось оно так:
— Что это? Верно, шутка?
— Нет, нет, Ваше Величество, — ответил председатель жюри. — Это серьезные стихи, настоящее откровение.
— Но в них же нет ни ритма, ни рифмы, — возразил Фузонио. — Да и смысла, сдается мне, тоже нет. По-моему, это вообще не стихи.
— Ах, вот вы о чем, — сказал судья. — При всем моем уважении к вам, надо признать, что Ваше Величество, очевидно, не следит за последними достижениями в области поэтического мастерства. Ритм и рифма давно упразднены как устаревшие, искусственные формы, мешавшие творчеству художника.
— Но смысл-то хотя бы должен быть!
— Прежде да, сир, но не теперь. Мы живем в беспорядочное время, поэзия должна отражать хаос эпохи. Если в жизни нет смысла, откуда ему взяться в стихах?
— Может, вы, господа, и ощущаете хаос, — ответил король, — а для меня жизнь полна самого отчетливого смысла. Вот и все.
— Следует ли вашим презренным слугам считать, что ваше величество обладает божественным всезнанием? — саркастически осведомился председатель жюри.
— На всезнание не претендую, — с леденящим спокойствием ответил Фузонио. — Мир слишком сложен, человеческий ум не в силах охватить его целиком. Но некоторые вещи я все же понимаю — те, что строго подчиняются естественным законам. В том числе глупые выкрутасы ближнего. — Он щелкнул пальцем по листку со стихотворением. — Если вас интересует мое мнение, господин Ватрено просто открывал наугад словарь и тыкал пальцем с закрытыми глазами. Так родился этот шедевр.
Король слез на землю — его движения напоминали трепыхание раненого кита, — помахал рукой толпе и с одышкой отправился в ложу, вокруг которой выстроились гвардейцы. Джориан и Карадур вошли следом.
— Присаживайтесь, где хотите, дорогие наши друзья! Где хотите, — пригласил король. — Нам придется занять этот проклятый трон, хотя сидеть на нем — одно мучение. Ну, где же обед? А, вот он! Доктор Карадур, подвинься немного, будь любезен, сейчас поставят стол. Джориан, тебя сегодня ждет необычайное лакомство: котлеты из мяса бераотской обезьяны, зажаренные в жиру гигантской черепахи из Буранга. И вино из салиморской горчихи. Попробуй!
Джориан подумал, что вино скорее не из горчихи, а из горчины, но проглотил свою порцию. Король наклонился к нему с доверительным видом:
— Как настроение, дорогой мой?
— Вроде ничего, сир. А что такое?
— У нас для тебя небольшой сюрприз. Только это после. Думаем, такой мужественный юноша, как ты, едва ли заголосит или упадет в обморок. Но все же решили тебя предупредить.
— Могу я узнать хотя бы примерно...
— Ни в коем случае! — король многозначительно подмигнул Джориану. — Сказать сейчас значит испортить все удовольствие, хых, хых! Всему свое время... да, да. Ты умеешь танцевать?
— Умею несколько новарских танцев — фольку, волчок. А что, сир?
— Мы собираемся дать большой бал. Пенембийские танцевальные па ты, без сомнения, выучишь. У нас уже много лет не было балов. Как понимаешь, в танцах мы не особенно сильны.
Пока король уплетал за обе щеки, а Джориан с Карадуром потихоньку заканчивали свои небольшие порции, трибуны внизу заполнились. Штаны, в голубом и золотистом, как и прежде, сидели слева, а Юбки, одетые в красное и белое, — справа. В промежутке снова разместились знать и высшее чиновничество.
— Будем надеяться, Штаны и Юбки сегодня не устроят резни, — сказал Карадур.
Король проглотил то, что было у него во рту.
— Как раз сегодня утром, доктор, мы беседовали с предводителями. Разговор был очень серьезный, уверяем вас! Они обещали любить друг друга, как братья. Как братья — так они и сказали.
— Братская любовь, сир, не такая уж надежная штука, — заметил Джориан. — Взять хотя бы королей Форимара и Фузонио, что жили у меня на родине, в Кортолии.
— Что это за история, Джориан? — заинтересовался король.
* * *
— Это так называемая история о Восковой жене. Король Форимар был не прямым наследником хорошо известного короля Филомена Доброхота, отца Фузиньяна Лиса. Короля Форимара прозвали Форимаром Эстетом. Его отличительными чертами были безразличие к государственным делам и страсть к искусствам, в которых сам он достиг кое-каких высот. Был неплохим архитектором, замечательным музыкантом, талантливым композитором, хорошим певцом и прекрасным живописцем. Некоторые его стихи и по сей день составляют славу кортолийской литературы. Увы, трудно было заниматься всем этим, да еще и управлять королевством.В результате жизнь государства пришла в полный беспорядок. Армия превратилась в трусливое стадо, в городе цвели преступность и моральное разложение, народ находился на грани бунта. Тогда в Кортолию явилось войско соседнего государства Оссарии. Город спас брат Форимара, Фузонио, который, услышав о беде, мгновенно вернулся из-за границы.
Однако за спасение города Фузонио потребовал, чтобы Форимар отрекся от престола в его пользу. На что Форимар согласился без всяких пререканий — но это особая история, ее расскажу в другой раз.
Так вот, королем стал Фузонио, человек ничуть не похожий на брата. В его натуре не было и следа эстетической чувствительности. Напротив, это был грубоватый, здоровый, чувственный мужчина. На досуге не прочь был заглянуть инкогнито в какую-нибудь низкопробную таверну, где собираются немытые мужланы, погонщики мулов да всякий бандитский сброд; любимым занятием короля было глушить с ними пиво и орать непристойные песни.
Форимар жил холостяком, а вот у Фузонио была жена по имени Иврэ, толстуха деревенского вида, совсем некрасивая; она успела родить ему пятерых детей. Чета любила обсуждать сообща семейные вопросы, причем частенько орали так, что оконные стекла дребезжали. Но горе, тому, кто, решив, что они и впрямь поругались, пытался этим воспользоваться! Супруги набрасывались на него, как тигры, а их дети — как тигрята.
После отречения Форимар поначалу чувствовал себя так, будто у него гора с плеч свалилась: министры больше не докучали ему, требуя решений по вопросам строительства, найма и увольнения, законности и правопорядка, иностранных дел, да мало ли еще скучнейших проблем, на которые правитель вынужден тратить уйму времени.
— Да, нам это хорошо знакомо, — вставил король Ишбахар.
— Однако прошло какое-то время, и Форимар начал сожалеть о потере престола. Брат выплачивал ему щедрое содержание, но его не хватало на артистические причуды бывшего короля. У него, к примеру, возникла мысль устроить всеноварский конкурс поэзии, который он надеялся превратить в ежегодное мероприятие, что сделало бы Кортолию одним из первых культурных центров мира. Насчет призов у него были грандиозные планы. Он уже и так истратил все жалованье на картины, скульптуры и тому подобное и брал в долг под новые выплаты, пока не исчерпал весь свой кредит. Когда он попросил у брата десять тысяч золотых марок на призы для поэтического конкурса, Фузонио сказал, что он рехнулся.
— У меня достаточно возни с налогами, приходится возмещать ущерб, нанесенный твоим правлением, милый братец, — ответил он. — Иди-ка лучше любуйся красотой полевых маргариток, по крайней мере, дешево и безобидно. Больше денег на всякие выдумки не жди, только своим жалованьем можешь распоряжаться.
Незадолго до этого в Кортолии один человек — звали его Зевагер — устроил выставку работ из воска; скульптор изобразил ряд исторических сцен — жрецы и непокорный король Финджаниус, коронация Ардимана Ужасного, императора Новарии; обезглавливание мятежного Роскьянуса. Зевагер, который превыше всего ставил в искусстве дотошную реалистичность и верность детали, попросил у бывшего короля разрешения сделать скульптурный портрет его высочества и выставить вместе с другими работами. Форимар, не придававший прежде деньгам никакого значения, но теперь испытывающий трудности из-за их недостатка, запросил плату. Зевагер заплатил.
К работе над портретом Форимар отнесся с интересом, так как вообще любил искусство. Оказалось, что Зевагер, помимо обычных навыков, необходимых для создания восковых фигур, обладает также искусством мага. Он слегка заколдовал скульптуру, и ее сходство с моделью стало еще разительнее. Форимар побывал в комиссии по торговле и лицензиям и выяснил, что у Зевагера нет разрешения на занятие колдовством в Кортолии. Это сведения ему впоследствии очень пригодились при общении со скульптором.
Восковой Форимар имел на выставке успех, и бывший король тонко намекнул Зевагеру, что неплохо бы изобразить короля Фузонио и королеву Иврэ. За большую сумму Форимар взялся добиться у королевской четы разрешения на демонстрацию их портретов. Он сказал, что потребуются большие траты, придется сделать кое-какие пожертвования по указанию брата. На самом же деле никаких трат не потребовалось. Форимар просто спросил за завтраком брата с невесткой, как они смотрят на то, чтобы его старый друг Зевагер отлил из воска их изображения.
— Ничего не имею против, — сказал Фузонио. — Это поднимет наш престиж. Если, конечно, мы не выйдем у него страшилищами.
Так и остались у Форимара все деньги, которые дал Зевагер, однако десяти тысяч марок, нужных для поэтического конкурса, еще не набралось. Отношения между бывшим королем и Зевагером становились все теснее. Вскоре Форимар втянул его в заговор против трона. Пообещал, что, став королем, назначит Зевагера министром изящных искусств, а в случае, если тот попытается устоять перед соблазном, пригрозил заявить о незаконной колдовской деятельности скульптора.
В числе прочих приемов волшебства Зевагер обладал способностью делать человека неподвижным. Для этого ему нужен был хотя бы один волос Фузонио и обрезки ногтей. Форимар раздобыл, что требовалось.
Однажды вечером, когда Фузонио, направляясь в пивную, не спеша проходил мимо музея восковых работ, Зевагер напустил на него чары. Вместе с Форимаром они затащили застывшего, словно изваяние, Фузонио в музей, надели на него костюм, который был на восковой фигуре, и поставили короля на место статуи. А статую спрятали в кладовой.
Затем Форимар поспешил во дворец, разбудил невестку и отдал ей письмо, написанное рукою брата. Вот что она прочла:
«Любезная моя Иврэ, я покидаю королевство и отправляюсь в Ксилар па тайное совещание всех правителей городов-государств Новарии: стало известно об угрожающем передвижении швенских кочевников. Моя отлучка должна как можно дольше оставаться тайной. Вместо меня временно будет править мой брат Форимар. Поцелуй за меня детей и обещай им, что я вернусь через месяц-другой.Документ, разумеется, был ловкой подделкой. Форимар был художником и мог скопировать чей угодно почерк. Иврэ встревожилась, но подлинность письма особых сомнений не вызывала: в последнее время действительно ходили слухи о возможном вторжении швенов.
Твой король Фузонио».
Итак, Форимар занял трон в качестве регента. Первым делом он объявил о стихотворном конкурсе и назначил жюри. Собственных стихов он не представил, зная, что ему, как правителю, возможно, будет несправедливо оказано предпочтение. Это понизило бы престиж мероприятия, которое он хотел проводить ежегодно. Форимар искрение желал способствовать развитию стихотворного искусства и сделать Кортолию центром культуры. Второй задачей Форимара было избавиться от сторонников брата. Одних он отправил на пенсию, других спровадил подальше от столицы, а оставшихся просто сместил с должностей. Освободившиеся места заполнил своими приверженцами. Замены производились осторожно, чтобы не вызвать подозрений. Форимар рассчитывал, что через два месяца, то есть ко времени обещанного возвращения Фузонио, он будет крепко держать в руках бразды правления и сможет провозгласить себя королем.
Что же до самого Фузонио, стоящего в царственной позе в музее Зевагера, Форимар еще не решил, что с ним делать. Убить брата у него рука не поднималась: в семье сильна была традиция демонстрировать всем сплоченность, несмотря на внутренние разногласия. С другой стороны, он знал, что брат куда изобретательнее его и, если оставить его живым, без сомнения, найдет способ снова захватить трон.
Однако была еще королева Иврэ, вот чего Форимар не принял в расчет. Когда прошел месяц, а от Фузонио не поступило никаких вестей, она что-то заподозрила. За помощью обратилась к гадальщику, тот настроил магический кристалл на Ксилар и сообщил, что в этом городе, похоже, нет никакого международного совещания.
Иврэ опечалилась: теперь она не сомневалась, что ее муж стал жертвой обмана или преступления. Не знала только, что предпринять. Как-то раз, тоскуя по Фузонио, она остановилась около музея Зевагера и зашла взглянуть на его работы.
«Уж лучше восковой портрет Фузонио, чем совсем никакого мужа», — решила она.
Зевагер радовался, что его заведение посетила сама королева. Она пришла с подругами. Хозяин водил их по музею, кланяясь и расшаркиваясь на каждом шагу.
Увидев мнимый портрет Фузонио, Иврэ даже вскрикнула, до того он был похож.
— Это же мой муженек собственной персоной, — сказала она. — Просто не верится, что статуя.
Когда Зевагер отошел в дальний конец комнаты поговорить с другой дамой, Иврэ коснулась руки скульптуры и ей показалось, что рука не из воска.
В голове у нее возник отчаянный план. Иврэ тщательно изучила наряд, который был на скульптуре, изображавшей ее саму.
Вернувшись во дворец, она поужинала вместе с зятем.
— Сегодня я видела твоего друга, господина Зевагера. — Она в двух словах рассказала о посещении музея. — Сдается мне, завтра он тебя там ждет.
— Да? — удивился Форимар. — А я думал, послезавтра. Вечно путаю дни.
Ночью Иврэ вышла из дворца с одним-единственным охранником, которому доверяла, да еще с бывшим грабителем, недавно выпущенным из тюрьмы. За соответствующее вознаграждение грабитель вскрыл замок на двери музея Зевагера, впустил Иврэ и запер за нею дверь. Иврэ поднялась на верхний этаж, где стояли скульптуры. Королева была одета почти в точности как собственное восковое изображение — его она спрятала за штору, а сама встала на место статуи.
Заслышав шаги Зевагера и первых посетителей, она замерла, будто каменная. Одна из посетительниц сказала, что статуя королевы совсем как живая — кажется, вот-вот ощутишь ее дыхание. К счастью, Зевагер отнес похвалу на счет своего колдовского искусства.
Позднее, когда прием посетителей был закончен, явился регент Форимар. Он встал возле скульптурных портретов королевской семьи и заговорил с Зевагером, задыхаясь от волнения.
— Наши планы раскрыты? — спросил регент.
— Нет, мой господин. Насколько знаю, нет, — ответил скульптор. — Ходят, правда, слухи, что король Фузонио отправился куда-то с неизвестной целью, да так и не дошел. Говорят, что он как в воду канул. — Зевагер взглянул на статую короля и захихикал. — Мы-то знаем, мой господин, что он стоит у всех на виду, надо лишь знать, куда смотреть.
— Замолчи, дурак! — прикрикнул на него Форимар. — И стены имеют уши. Вполне возможно, что одну из восковых фигур придется отправить на слом. — Он в свою очередь посмотрел на Фузонио. — Лучше нанести удар первым. Риск слишком велик: вдруг он оживет и начнет действовать.
Они стали медленно спускаться по лестнице, продолжая тихо разговаривать, королева Иврэ больше не могла расслышать их слов. Но она уже и так знала достаточно. Зевагер проводил высокопоставленного гостя и вернулся в выставочный зал.
Переступая порог, он заметил, что в комнате как будто что-то шевельнулось. Еще он успел увидеть, как статуя королевы взмахнула топором, которым должны были казнить мятежного Роскьянуса. Зевагер в ужасе вскрикнул, топор тут же рассек его череп. Иврэ была дюжей бабой, и топор, к счастью для нее, оказался самым настоящим, а не подделкой из дерева, окрашенного под металл. Зевагер гордился достоверностью своих произведений.
Внизу ученик скульптора подсчитывал выручку за день. Услышав шум, он прибежал наверх. И там увидел Иврэ с окровавленным топором, а на полу мертвого Зевагера; завопив еще громче своего учителя, паренек пустился прочь без оглядки.
Теперь, когда Зевагер был мертв, его чары быстро утратили силу. Фузонио заморгал, затем протер глаза и начал дышать.
— Где я? — спросил он. — Провалиться мне в сорок девять мальванских преисподних! Ничего не понимаю!
Жена все ему объяснила, и король сказал:
— Отдай мне топор, дорогая. У меня рука крепче, и сильнее удар.
Они поспешили во дворец. Стражники рты раскрыли от изумления, увидев, как король с королевой приближаются к дворцу без всякого сопровождения, а король несет на плече окровавленный топор. Но путь им никто не преградил.
Фузонио вошел в комнату брата, где тот упражнялся в игре на флейте. Поняв, что его ждет, Форимар упал на колени и взмолился о пощаде.
— Так вот, — сказал Фузонио, занеся топор над его головой. — Мне следовало бы поступить с тобой, как поступили предки с Роскьянусом. Безголовые не опасны для монархов.
Но я не хочу нарушать традицию — наша семья должна выглядеть сплоченной. Поэтому ты немедленно отправишься на Дальний Восток, в Салимор. Будешь послом. А своему старому приятелю Софи Салиморскому напишу, что если он хочет и впредь выгодно торговать со мной, пусть держит тебя там до конца дней.
Так и было сделано. Честь семьи не пострадала, так как Форимар формально был назначен в Салимор послом, лишь немногие знали, что он отправляется в ссылку — можно сказать, в тюрьму мягкого режима. Говорят, он устроил настоящую революцию в народном искусстве Салимора, но подробности мне неизвестны.
* * *
— А как же стихотворный конкурс? — спросил король.— Поскольку конкурс был уже объявлен, жюри избрано, и работы начали присылать, Фузонио не стал отменять мероприятие, чтобы не портить репутацию правительства и сохранить в тайне разлад между ним и братом. Через несколько недель, когда Форимар уже отбыл, жюри назвало победителей. Первый приз присуждался Ватрено из Гованьяна за стихотворение «Дьявольская бездна». Начиналось оно так:
Королю Фузонио принесли рукописи стихотворений, признанных лучшими. Он должен был просмотреть их и на следующий день наградить победителей. Фузонио прочел стихотворение Ватрено и сказал:
Смешай жемчужные исканья,
Единобожье, справедливость, заучиванье,
Перетеки в чужого, далекого.
Во лжи мы грязнем, лижем пировую пену,
Пересекая жирную тропу.
Очарено общение, а суть —
В разжиженном безнадежном утеке...
— Что это? Верно, шутка?
— Нет, нет, Ваше Величество, — ответил председатель жюри. — Это серьезные стихи, настоящее откровение.
— Но в них же нет ни ритма, ни рифмы, — возразил Фузонио. — Да и смысла, сдается мне, тоже нет. По-моему, это вообще не стихи.
— Ах, вот вы о чем, — сказал судья. — При всем моем уважении к вам, надо признать, что Ваше Величество, очевидно, не следит за последними достижениями в области поэтического мастерства. Ритм и рифма давно упразднены как устаревшие, искусственные формы, мешавшие творчеству художника.
— Но смысл-то хотя бы должен быть!
— Прежде да, сир, но не теперь. Мы живем в беспорядочное время, поэзия должна отражать хаос эпохи. Если в жизни нет смысла, откуда ему взяться в стихах?
— Может, вы, господа, и ощущаете хаос, — ответил король, — а для меня жизнь полна самого отчетливого смысла. Вот и все.
— Следует ли вашим презренным слугам считать, что ваше величество обладает божественным всезнанием? — саркастически осведомился председатель жюри.
— На всезнание не претендую, — с леденящим спокойствием ответил Фузонио. — Мир слишком сложен, человеческий ум не в силах охватить его целиком. Но некоторые вещи я все же понимаю — те, что строго подчиняются естественным законам. В том числе глупые выкрутасы ближнего. — Он щелкнул пальцем по листку со стихотворением. — Если вас интересует мое мнение, господин Ватрено просто открывал наугад словарь и тыкал пальцем с закрытыми глазами. Так родился этот шедевр.