— Проходите, господа! — сказал солдат и в знак приветствия поднес кулак к бронзовому нагруднику.
Он с лязганьем повернул большую медную ручку и отворил створку тиковой двери. Заскрипели петли.
Внутри было пыльно и мрачно, как в пещере. После яркого солнца казалось темно, хотя на каждом этаже были окошки, пропускающие свет — правда, довольно тусклый из-за накопившейся на стекле грязи.
Справа виднелась главная лестница. Будто выросшая из пола, она спиралью обвивала башню; на этажах имелись лестничные площадки, откуда можно было попасть в многочисленные каморки, встроенные в здание. Лестницу окружало пустое пространство, уходящее в сумрачную высь.
На первом этаже заметны были кое-какие части механизма — свисающие сверху цепи, веревки и сбоку мельница с конным приводом. Мельница представляла собой вертикальную ось с поперечиной наверху. С концов поперечины свешивались сбруя и хомут. Упряжь болталась просто так, мельница бездействовала.
— Что это? — спросил Джориан.
— Стрелки движет вода, поэтому, когда часы ходят, надо ежедневно перекачивать воду из ямы в резервуар наверху. Видишь мельницу? В нее впрягается пара мулов, они вращают ось, за счет всех этих колес и цепочек насос приходит в действие. Да ты сам лучше меня разберешься. После того, как часы встали, мулам нашли другое применение. Привет, Сейхол!
В углу зашевелилась куча тряпья, из-под которой показался сонный рабочий. Он поднялся с полу, и на его коричневом лице прорезалась улыбка, обнажившая ряд кривых желтых зубов.
— А, доктор Карадур! — воскликнул рабочий и сказал еще что-то по-пенембийски.
«Верно, спросил, надо ли ему наверх», — подумал Джориан.
— Да, — сказал Карадур. — Сколько ты весишь, сынок? — спросил он Джориана.
— Был сто девяносто, когда взвешивался последний раз. Когда переваливаю за двести, начинаю расстраиваться. А в чем дело?
— Нужен противовес.
И снова обратился к служителю лифта:
— Ну, скажем, триста двадцать пять.
Сейхол потянул за свисающий шнур; тихонько зазвенел колокольчик.
— Ты тоже заходи, — сказал Карадур. Чародей шагнул в большую деревянную коробку с открытым верхом, футов шести в длину и в ширину; со всех сторон в ней были прибиты поручни, а над головами возвышалось нечто напоминающее портал крана. К этому сооружению была прикреплена цепь, уходящая вверх за предел видимости.
Сейхол ухватился за другой шнурок и дернул тринадцать раз с небольшими промежутками. Затем снова потянул за первый шнур — дважды. Зазвенел колокольчик.
— Что это он делает? — спросил Джориан.
— Подает сигнал тем, кто наверху, чтобы загрузили в другую кабинку противовес — триста двадцать пять фунтов, сколько мы с тобой вместе весим. Держись покрепче!
Джориан вцепился в ближайший поручень; кабинка, качнувшись, поползла вверх.
— Клянусь золотой бородой Зеватаса!.. — воскликнул он, глядя вниз через бортик.
— Не делай резких движений, — предупредил Карадур, — а то кабинка закачается, как маятник.
Лифт подымался, исчезали где-то внизу ступеньки лестниц и каморки. Стены медленно приближались: башня имела форму конуса. На шестнадцатом этаже мимо них проехала вниз еще одна кабинка, нагруженная чугунными гирями. Сверху все громче раздавался шум шестеренок и храповиков.
Кабинка остановилась; Карадур проворно вылез из нее; Джориан — следом. Двое потных, мускулистых иразцев отдыхали: они только что приводили в движение маховые колеса, вращая рукоятку коленчатого рычага.
Ось, на которой сидели эти колеса, соединялась зубчатой передачей с огромным цепным колесом, установленным на самом верху, в центре башни. С одного конца цепи, перекинутой через колесо, свисала кабинка лифта, доставившего Джориана с Карадуром наверх, а с другого конца — нагруженная кабинка, которая встретилась им по пути. Зубчатую передачу запирала собачка.
Джориан присвистнул и, поежившись, поглядел вниз.
— Ни разу в жизни так не пугался, даже когда принцесса Яргэли, лежа со мной в кровати, превратилась в ползучее чудовище.
— Это ты-то испугался, сынок? — удивился Карадур. — По-прежнему любишь на себя наговаривать?
Джориан улыбнулся через силу.
— Теперь не так часто, ваше святейшество. Да и вряд ли эти ребята понимают по-новарски.
Он подошел к окну. Внизу раскинулся Ираз; широкие прямые проспекты, удобные для процессий, прорезали паутину маленьких улочек и бульваров, расходящихся в стороны под разными углами. На фоне красных черепичных крыш ослепительно сверкали на солнце металлические купола храмов и других общественных зданий — словно драгоценные камни, рассеянные по красному покрывалу.
— Вот это да! — изумился Джориан. — Скажи, Карадур, вон там — королевский дворец? А вон тот — храм Угролука? А там Дворец Познания? А где наше жилище?
Карадур назвал наиболее заметные здания.
— Странно, — сказал Джориан, — что король не хочет слегка пополнить казну, пуская сюда народ за небольшую плату полюбоваться видом.
— Один из его предшественников пускал. Но молодые люди, страдающие от несчастной любви, повадились прыгать отсюда, и вход в башню пришлось закрыть. Пойдем, если насмотрелся.
Старик повел Джориана вверх по узкой лестнице на следующий этаж, загроможденный часовыми механизмами. Они увидели подымающийся лифт, такой же, как тот, что довез их до середины башни, — только поменьше.
— Везет топливо для маяка, — пояснил Карадур. — А вот и Йийим.
Поблизости кто-то стучал по металлу. Тут из-за огромного колеса показался маленький, похожий на гнома, человечек с седеющей бородкой. В руке он держал молоток, которым только что стучал по медному зубчатому колесу.
— Здравствуй, Йийим, — обратился к нему Карадур. — Это Джориан из Кортолии, его пригласил король для починки часов. Джориан, позволь представить тебе часовщика Йийима.
Йийим стоял подбоченясь, глядел на них и не говорил ни слова, только дышал, со свистом выпуская воздух через нос. Затем отшвырнул молоток, и тот с грохотом упал на пол.
— Чтоб ты провалился, старый подхалим! — крикнул он визгливо. — Отродье черта и свиньи! Всюду тебе надо сунуть нос, недоделок! — Он прибавил еще несколько красочных выражений, непонятных Джориану из-за плохого знания языка. — Наконец выгорело, да? Не зря старался? Думаешь, я покажу этому шарлатану, как работают часы? А когда они пойдут, все скажут, что это его заслуга, так? Хочешь лишить меня места? Ну, хорошо же, разбирайтесь, как знаете, от меня не услышите ни слова! Если вас обоих накрутит на колесо и перемелет, тем лучше! Чтоб вас сверху боги обоссали!
Йийим скрылся, двинувшись вниз по лестнице. Зашумел лифт, увозящий часовщика.
— Сдается мне, когда этот парень наверху в башне, внизу лучше не стоять, — сказал Джориан. — Неровен час, сбросит что-нибудь.
— Да нет, он не опасен. Если у тебя все получится с часами, Ишбахар пошлет его на пенсию. Не захочет же он лишиться пенсии, зачем ему неприятности?
— Да? Хм-м... Ты уже, помнится, раз понадеялся на чью-то честность и благоразумие. Я видел, что из этого вышло — Джориан подобрал молоток. — Хоть один инструмент. Здесь на стене полка для инструментов, но она пустая.
— Все, что было, либо потерялось за последние годы, либо украдено, — сказал Карадур. — Тебе придется обзавестись новыми.
— Прежде надо посмотреть, что тут за часы...
Целый час Карадур, скрестив ноги, сидел на полу, погруженный в раздумье, а Джориан обстукивал, осматривал и ощупывал механизм часов. Наконец он заявил:
— Давно уж я не занимался часами, но здесь задачка проще твоей бороды. Я понял, почему они встали.
— В чем же причина, сынок?
— Причина не одна. Во-первых, согнулась спусковая собачка. Во-вторых, по этой шестерне, очевидно, кто-то сильно ударил и испортил зубец. В-третьих, масло в подшипниках подсохло и загустело, уже из-за одного этого колеса бы не вертелись, даже если б остальное было в порядке.
— Сможешь исправить эти погрешности?
— Думаю, да. Сперва надо заказать инструменты. К кому в Иразе лучше всего с этим обратиться?
Придворные опустили палантин перед главным входом. Занавески шатра раздвинулись, и военные тут же загремели оружием в знак приветствия, а все остальные упали на одно колено. Из паланкина медленно выбирался неимоверно толстый человек в белом, расшитом золотом одеянии и кудрявом парике, на котором красовалась корона с изображением змеи. Он пыхтел и сопел, чувствовалось, что каждое движение стоит ему труда.
Кое-как отдышавшись, король Ишбахар поднял вверх руку, и на солнце засверкал огромный рубиновый перстень с печатью, надетый у него на среднем пальце.
— Поднимитесь, добрые люди! А, доктор Карадур! — тонким голосом и, как всегда, с одышкой произнес король.
Он заковылял навстречу старику. На пути ему попалась лужа, оставшаяся от вчерашнего дождя, но кто-то из господ придворных живо набросил на нее свой плащ.
Карадур поклонился.
— Это и есть тот самый... господин... — начал король.
— Джориан, ваше величество, — подсказал Карадур.
— Господин Джориан? Рад познакомиться... хых, хых... Ну что, сударь мой, часы пошли?
— Да, мой король, — ответил Джориан. — Хотели бы взглянуть, как работает механизм?
— Да, разумеется. Лифт не поломан?
— Нет, сир.
— Мы надеемся, что все его части прочны и в полном порядке, мы ведь далеко не мотыльки... хых, хых... Ну что ж, пойдемте, пойдемте.
Король, не переставая пыхтеть, двинулся к двери. К его прибытию на первом этаже наскоро подмели и вымыли пол. Вокруг мельничного столба ходили мулы, а погонщик время от времени хлестал кнутом то одного, то другого. Гремели сбруи и оглобли. Король вошел в кабинку лифта.
— Доктор Карадур, — сказал он. — Мы не можем позволить человеку столь почтенного возраста подниматься на тринадцатый этаж пешком, ты поедешь с нами. И господин Джориан тоже, как же без мастера?
— Ваше Величество! — подал голос один из придворных (это был высокий худощавый человек с острой седой бородкой). — Я не хочу обидеть господ Карадура и Джориана, но, по-моему, вам опасно отправляться в лифте без телохранителя.
— Что ж... хых, хых... Отберите одного солдата покрепче, и хватит.
— Если выдержит лифт, сир, — предупредил Джориан.
— А сколько он выдерживает?
— Точно не знаю, но боюсь, мы втроем — это предел.
— Ладно, за минуту похудеть мы все равно не сумеем. Полковник Чивир?
— Слушаю, ваше величество, — отозвался самый блестящий из офицеров; он был поразительно хорош собой и ростом с Джориана.
— Выделите группу солдат, которые будут подниматься на башню по лестнице. Пусть не отстают и не выпускают лифт из вида. Да смотрите, отбирайте сильных и здоровых! А то еще начнут валиться с ног на полпути... Хых, хых.
Как и помещения башни, служитель лифта Сейхол был в этот день опрятнее обычного. Он подергал за шнурки, и лифт со скрипом пополз вверх. Солдаты двинулись по лестнице, звеня оружием и стараясь держаться вровень с лифтом.
Наверху король выбрался из кабинки, которая при этом сильно покачнулась. Изнемогая от одышки, он стал подыматься по лестнице туда, где находились часовые механизмы. Вслед за ним порог комнаты один за другим переступили красные, потные, запыхавшиеся солдаты.
Механизмы во всю работали, производя сильный шум. На первом этаже была запущена мельница с конным приводом, она вращала вал, приводящий в действие насос, который качал воду из ямы в резервуар наверху. Из этого резервуара вода по трубе текла к большому колесу, увешанному по краю ведрами. Когда очередное ведро наполнялось, спусковая собачка освобождала колесо, оно поворачивалось, и под струю попадало пустое ведро. На середине пути ведра наклонялись, вода выливалась в желоб и по нему стекала в яму. Ведерное колесо приводило в действие систему шестерен, соединенных со стрелками часов на всех четырех стенах башни. При помощи другого механизма часы отбивали время.
— Давно уж мы здесь не бывали... хых, хых, — громко сказал король Ишбахар, стараясь перекричать плеск воды и лязг металла. — Объясни ты нам, пожалуйста, любезный господин Джориан, в чем тут дело.
Джориан уже довольно бегло говорил по-пенембийски, хотя и с ошибками. В затруднительных случаях на помощь приходил Карадур, и Джориан вкратце описал королю принцип работы часов. Пока он говорил, в комнату вошла группа знатных господ, доставленных следующим лифтом.
— Ты, наверно, знаешь доктора Борэ, Джориан, — сказал король. — Он ректор Дворца Познания. По крайней мере, сейчас.
Борэ, пузатый, седобородый господин в юбке, поклонился Джориану и бросил прищуренный взгляд на Карадура. Кланяясь, он пробормотал что-то себе под нос, но Джориан не разобрал, что именно.
— Извините, — обратился ко всем король. — Нам хотелось бы обсудить с ним кое-какие планы, касающиеся нашего города. Ведь лучшего места для этого не придумать: отсюда весь город виден как на ладони и карты не нужно.
Король заковылял к окну и там стал оживленно говорить что-то Борэ, указывая пальцем вниз то в одну, то в другую точку. К Джориану обратился толстячок в брюках, годами несколько старше него.
— Прошу прощения, господин Джориан. Мое имя Вег, я предводитель партии Штанов. Судя по одежде, ты человек передовых взглядов, каких придерживаются члены моей почтенной организации. Получив пенембийское гражданство, ты, вероятно, захочешь...
— Что, Вег, уже агитируешь? — сказал высокий худощавый вельможа с острой седой бородкой. — Нехорошо получается.
— Кто смел, тот и съел, — усмехнулся Вег.
— Извините, господа, — вмешался Джориан. — Я не понимаю иразская политика. Объясните, пожалуйста.
Вег улыбнулся.
— Это господин Амазлук, предводитель партии Юбок. Ему, само собой, хочется зачислить тебя...
— Вот еще! — возмутился Амазлук. — Бедняга в Иразе совсем недавно. Конечно, ему ничего не известно о славных традициях нашего прошлого, которые поддерживает и так высоко ценит моя партия. Мой тебе совет, молодой человек, если хочешь здесь вращаться среди людей достойных, не носи больше этой варварской одежды, этой части туалета.
— Тебе не кажется, Амазлук, что ты встрял в нашу беседу? — сказал Вег. — Не лезь не в свое дело, дай спокойно поговорить с господином Джорианом.
— Это мое дело! — вскричал Амазлук. — Когда я вижу, как ты морочишь голову молодому чужеземцу, ничего не понимающему...
— Морочу голову! — возмутился Вег. — Ну, знаешь!
— Господа, господа! — вмешались другие придворные, разводя в разные стороны разозлившихся предводителей.
— Во всяком случае, — заявил Амазлук. — В моей партии не водится изменников, сбежавших в провинцию подымать бунт!
Он повернулся кругом и гордо удалился.
— Что он говорил? — спросил Джориан с наивным видом.
— Он имел в виду этого негодяя Мажана, лидера группы диссидентов, который был членом моей почтенной организации, пока мы его не исключили. Никуда не денешься от экстремистов, жаждущих кровопролития, в семье не без урода. У нас вот — Мажан.
— Да?
— Видишь ли, Джориан, мы, то есть партия Штанов, держимся золотой середины. Мы за выборный королевский совет, наделенный законодательной властью. Нам чужды обе крайности, существующие в Иразе: и консерваторы вроде Амазлука, враги прогресса, от которых попахивает плесенью; и маньяки вроде Мажана, которые вообще отменили бы монархию. Кроме нас, в Иразе нет здравомыслящих людей.
— Что такое? Мажан убежал?
— Он и несколько его сторонников исчезли. Ходят слухи, будто они сбежали из города, когда провалилась попытка Мажана занять мое место. С тех пор их никто не видел. У меня есть подозрение, что все это дело рук богатых молодчиков Амазлука, они выследили группу Мажана и, явившись на какое-нибудь тайное совещание, всех их перерезали, а уж потом состряпали историю о побеге, чтобы опозорить партию Штанов. Когда...
— Господа! — пропыхтел король. — Мы, пожалуй, уже насмотрелись. Давайте спустимся во двор, нам надо кое-что вам сказать.
Когда все оказались во дворе, королевские гвардейцы расступились и король Ишбахар встал в середине образованного пустого пространства.
— Мы имеем удовольствие объявить, — сказал он, — что за особые заслуги перед нашей короной и государством доктора Карадура из Мальваны и господина Джориана из Кортолии, усилиями которых были починены часы на башне Кумашара, мы назначаем первого ректором Дворца Познания, а второго нашим новым часовщиком. Доктору Борэ и часовщику Йийиму за верную многолетнюю службу присуждается пенсия. Доктор Борэ назначается почетным членом комиссии по планированию городского строительства.
— Кто сказал, что я хочу быть часовщиком? — прошептал Джориан Карадуру.
— Не волнуйся, сынок. Должен же ты чем-нибудь заниматься, пока я пытаюсь вернуть твою жену, а жалованье щедрое.
— Ну, ладно. А Борэ, похоже, не в восторге от того, что его отправили на пенсию.
— Ничего удивительного: его доход уменьшится вдвое. За почетное членство жалованья не платят.
— Тогда надо держать ухо востро, у нас еще один враг.
— Ты слишком уж мнителен...
— А теперь, господа, — сказал король, — пора домой, в наше бедное жилище. Доктор Карадур и господин Джориан, имеем удовольствие просить вас сегодня отобедать с нами.
Джориан с Карадуром проехали через огромные ворота и попали на территорию дворца, окруженную стеной. На воротах сверху торчали железные колья, на один из них была насажена человеческая голова.
— Врата Счастья, — пояснил Карадур.
— Этот парень наверху, похоже, не очень-то счастлив, — заметил Джориан, показывая на голову.
— А, этот! Здесь по традиции выставляют головы преступников.
— Врата Счастья, ну и название! У кого-то была богатая фантазия.
— Ты прав, сынок. Однако теперешний монарх — человек мягкий и жалостливый, поэтому в последнее время здесь редко увидишь больше одной головы. Консерваторы ворчат, что такое милосердие поощряет злоумышленников.
Прибыв во дворец, король отпустил вельмож, которые несли паланкин. Джориана и Карадура проводили в личную королевскую столовую, где они и откушали вместе с королем, можно сказать, без посторонних, если не считать двоих стражников, стоявших в углах, секретаря, делавшего на листке заметки, и слуги, который обязан был пробовать еду.
После обмена любезностями Джориан упомянул в разговоре о пиратах из Альгарта, встретившихся ему во время путешествия.
— Мне показалось, — заметил он, — что у здешних берегов они нахальнее, чем где бы то ни было. Ваше Величество, верно, знает, какие следует принять меры.
Король Ишбахар заметно погрустнел.
— Герекит, — сказал он секретарю, — напомни мне переговорить с адмиралом Кьяром. Ах, если бы мы только могли уговорить этих негодников честно трудиться и жить, как все люди! — снова обратился он к Джориану. — Неблагодарные! Знаешь ли ты, до чего обнаглели эти мошенники? Им, видишь ли, мало тех даров, которые они получают ежегодно. Требуют еще!
— Так Ваше Величество, что же, платит им д... да... — Джориан осекся, почувствовав, как Карадур ударил его под столом по голени, — Я хотел сказать... ваше правительство выплачивает этим господам некоторые суммы...
— Можно сказать, что так. Да, так оно и есть. Я знаю, жесткая политика имеет свои плюсы. Мы не раз обсуждали это на заседаниях. Но наш выдающийся философ Реббим считает, что альгартийцев нельзя осуждать. Их архипелаг — скопление бесплодных, изрезанных морем скал, на которых трудно что-нибудь вырастить. У жителей этой суровой страны нет иного выхода, им остается либо пиратствовать, либо умереть с голоду. Поэтому ежегодные выплаты, обеспечивающие неприкосновенность наших судов, мы сочли наиболее человечной и великодушной мерой.
Кроме того, выплаты сперва составляли лишь крохотную долю той суммы, что выделялась ранее на усиление нашего флота. Знаете, сколько сейчас получает в день загребной на галере? Три монеты! Есть же ненасытные люди. — Король покачал головой, и щеки при этом затряслись. — Но давайте переключимся на что-нибудь более приятное. Попробуйте носорожьей печенки с соусом из мозгов миноги. Вот увидите, вы никогда еще не ели ничего подобного... хых, хых.
Джориан попробовал.
— Должен сознаться, вы правы, — сказал он, мужественно проглатывая печенку. — Ваш покорный слуга и впрямь ничего похожего не едал. Но, хотя желание Вашего Величества для меня закон, я, что называется, дошел до точки: жевать могу, глотать нет. Наелся до отвала.
— Шутишь! Такой рослый, здоровый парень? Да сколько ты съел? Птичке впору. И та долго не протянет.
— Смотря какая птичка, сир. За обедом я обычно съедаю раза в три меньше. Это как в истории о короле Фузиньяне и зубах Гримнора, помните, я рассказывал?
Щеки короля затряслись от смеха.
— Ах, Джориан! Если бы боги послали мне ребенка, хотел бы я иметь такого сына, как ты!
Джориан взглянул на него с изумлением.
— Ваше Величество, я безмерно польщен. Но... — Он вопросительно поднял бровь.
— Господин Джориан недавно в Иразе, сир, к тому же он день и ночь трудился над часами. Ему не известно, в каком положении оказалась наша династия.
— Положение, как выразился наш деликатный доктор, очень простое. У нас было несколько жен, две из них и сейчас живы. Но из всех этих женщин лишь одна принесла мне ребенка, который умер во младенчестве. У нас имеется двое недостойных племянников, и одному из них нам, судя по всему, придется передать корону.
Но давайте поговорим о чем-нибудь более веселом. Через три дня наступит праздник Угролука, а с ним — главные скачки года. Для вас, ученые господа, будут специально отведены места на ипподроме, прямо под королевской ложей. Там безопаснее, мало ли, эти Юбки со Штанами снова развоюются.
Король со вздохом поглядел на тарелки, все еще полные еды.
— Если бы мы только могли весь вечер просидеть за столом, предаваясь невинным удовольствиям и ни во что не вмешиваться. Но, увы, мы должны пойти вздремнуть, а потом нам предстоит разбираться в скучнейшем судебном деле. Эх, горе быть королем!
Знаешь, Джориан, а ведь в юности мы подавали надежды как ученый. В библиотеке все еще хранится наш труд по пенембийской фонетике времен Джуктара Великого. Но, увы, все это осталось далеко позади. Не так давно мы попробовали писать мемуары, но государственные дела съедают столько времени, что мы не добрались еще и до третьей главы.
— Я вас понимаю, — сказал Джориан. — Я и сам жалею порой, что не стал ученым, как доктор Карадур. Когда-то, еще в Оттомани, я учился в академии, но после так и не смог всерьез приняться за учебу: все скитался по разным краям, так уж сложилась жизнь.
— Ну, теперь ты здесь, у нас, — ответил король, — и мы уверены, что все можно устроить. Ну что ж, нам пора. Всего хорошего, друзья.
— Он похож на добродушного старого селезня, — сказал Джориан позднее.
— Да, добродушия у него не отнимешь, — согласился Карадур. — Только вместо того, чтоб управлять государством, он набивает себе живот, и характера никакого — бесхребетен, как студень. С чисто моральной точки зрения я одобряю его миролюбивый настрой, но боюсь, для нашего жестокого мира Ишбахар слишком непрактичен.
Джориан улыбнулся.
— Ведь ты сам вечно укорял меня за юношеский цинизм. Твое выражение, помнишь? А теперь и твои взгляды стали жестче.
— Видимо, твое желчное мировосприятие оказалось заразным, и я отчасти его перенял. Что касается короля Ишбахара, он не так плох, пока в королевстве все идет гладко. Если же наступит критическая минута... что ж, тогда посмотрим.
— А этот парень, Мажан, не может его сбросить? Едва ли такая размазня, как Ишбахар, просидит долго.
— Мажан пожил в Новарии и воротился оттуда, набравшись благородных мыслей, хочет установить республиканскую власть по образцу Виндии. Нелегкую он выбрал себе задачу: чиновники Ишбахара привыкли к атмосфере всеобщей продажности и угнетения. Будем надеяться, что у Мажана ничего не выйдет.
— Почему? У виндийцев дела идут не хуже, чем у других. А здесь, насколько вижу, хорошего мало.
— Речь не об идеях Мажана, сами по себе они не так плохи. Все дело в самом Мажане. Я его знаю. Это талантливый энергичный идеалист, но он полон ненависти, в нем кипит мстительная варварская злоба. Хвастал как-то, что когда он придет к власти, на Вратах Счастья будет красоваться не одна голова, а тысяча. Поговаривают, будто он даже собирается призвать на помощь дикие племена федиранцев.
— Жаль, что идеи нельзя как-нибудь отделить от их носителей, — заметил Джориан.
— Да. Об этот камень разбилось в прах множество благороднейших политических замыслов. Мажан мог бы провозгласить самую передовую в мире конституцию, но что проку в том иразцам, если он начнет сотнями рубить головы? А он начнет непременно, как только дорвется до власти.
— Вот и выбирай, — сказал Джориан, — либо добрячок король, смахивающий на студенистую массу, либо одаренный, но кровожадный господин Мажан. Все равно что выбирать между виселицей и топором.
— Ты прав. Но так уж устроен мир.
Он с лязганьем повернул большую медную ручку и отворил створку тиковой двери. Заскрипели петли.
Внутри было пыльно и мрачно, как в пещере. После яркого солнца казалось темно, хотя на каждом этаже были окошки, пропускающие свет — правда, довольно тусклый из-за накопившейся на стекле грязи.
Справа виднелась главная лестница. Будто выросшая из пола, она спиралью обвивала башню; на этажах имелись лестничные площадки, откуда можно было попасть в многочисленные каморки, встроенные в здание. Лестницу окружало пустое пространство, уходящее в сумрачную высь.
На первом этаже заметны были кое-какие части механизма — свисающие сверху цепи, веревки и сбоку мельница с конным приводом. Мельница представляла собой вертикальную ось с поперечиной наверху. С концов поперечины свешивались сбруя и хомут. Упряжь болталась просто так, мельница бездействовала.
— Что это? — спросил Джориан.
— Стрелки движет вода, поэтому, когда часы ходят, надо ежедневно перекачивать воду из ямы в резервуар наверху. Видишь мельницу? В нее впрягается пара мулов, они вращают ось, за счет всех этих колес и цепочек насос приходит в действие. Да ты сам лучше меня разберешься. После того, как часы встали, мулам нашли другое применение. Привет, Сейхол!
В углу зашевелилась куча тряпья, из-под которой показался сонный рабочий. Он поднялся с полу, и на его коричневом лице прорезалась улыбка, обнажившая ряд кривых желтых зубов.
— А, доктор Карадур! — воскликнул рабочий и сказал еще что-то по-пенембийски.
«Верно, спросил, надо ли ему наверх», — подумал Джориан.
— Да, — сказал Карадур. — Сколько ты весишь, сынок? — спросил он Джориана.
— Был сто девяносто, когда взвешивался последний раз. Когда переваливаю за двести, начинаю расстраиваться. А в чем дело?
— Нужен противовес.
И снова обратился к служителю лифта:
— Ну, скажем, триста двадцать пять.
Сейхол потянул за свисающий шнур; тихонько зазвенел колокольчик.
— Ты тоже заходи, — сказал Карадур. Чародей шагнул в большую деревянную коробку с открытым верхом, футов шести в длину и в ширину; со всех сторон в ней были прибиты поручни, а над головами возвышалось нечто напоминающее портал крана. К этому сооружению была прикреплена цепь, уходящая вверх за предел видимости.
Сейхол ухватился за другой шнурок и дернул тринадцать раз с небольшими промежутками. Затем снова потянул за первый шнур — дважды. Зазвенел колокольчик.
— Что это он делает? — спросил Джориан.
— Подает сигнал тем, кто наверху, чтобы загрузили в другую кабинку противовес — триста двадцать пять фунтов, сколько мы с тобой вместе весим. Держись покрепче!
Джориан вцепился в ближайший поручень; кабинка, качнувшись, поползла вверх.
— Клянусь золотой бородой Зеватаса!.. — воскликнул он, глядя вниз через бортик.
— Не делай резких движений, — предупредил Карадур, — а то кабинка закачается, как маятник.
Лифт подымался, исчезали где-то внизу ступеньки лестниц и каморки. Стены медленно приближались: башня имела форму конуса. На шестнадцатом этаже мимо них проехала вниз еще одна кабинка, нагруженная чугунными гирями. Сверху все громче раздавался шум шестеренок и храповиков.
Кабинка остановилась; Карадур проворно вылез из нее; Джориан — следом. Двое потных, мускулистых иразцев отдыхали: они только что приводили в движение маховые колеса, вращая рукоятку коленчатого рычага.
Ось, на которой сидели эти колеса, соединялась зубчатой передачей с огромным цепным колесом, установленным на самом верху, в центре башни. С одного конца цепи, перекинутой через колесо, свисала кабинка лифта, доставившего Джориана с Карадуром наверх, а с другого конца — нагруженная кабинка, которая встретилась им по пути. Зубчатую передачу запирала собачка.
Джориан присвистнул и, поежившись, поглядел вниз.
— Ни разу в жизни так не пугался, даже когда принцесса Яргэли, лежа со мной в кровати, превратилась в ползучее чудовище.
— Это ты-то испугался, сынок? — удивился Карадур. — По-прежнему любишь на себя наговаривать?
Джориан улыбнулся через силу.
— Теперь не так часто, ваше святейшество. Да и вряд ли эти ребята понимают по-новарски.
Он подошел к окну. Внизу раскинулся Ираз; широкие прямые проспекты, удобные для процессий, прорезали паутину маленьких улочек и бульваров, расходящихся в стороны под разными углами. На фоне красных черепичных крыш ослепительно сверкали на солнце металлические купола храмов и других общественных зданий — словно драгоценные камни, рассеянные по красному покрывалу.
— Вот это да! — изумился Джориан. — Скажи, Карадур, вон там — королевский дворец? А вон тот — храм Угролука? А там Дворец Познания? А где наше жилище?
Карадур назвал наиболее заметные здания.
— Странно, — сказал Джориан, — что король не хочет слегка пополнить казну, пуская сюда народ за небольшую плату полюбоваться видом.
— Один из его предшественников пускал. Но молодые люди, страдающие от несчастной любви, повадились прыгать отсюда, и вход в башню пришлось закрыть. Пойдем, если насмотрелся.
Старик повел Джориана вверх по узкой лестнице на следующий этаж, загроможденный часовыми механизмами. Они увидели подымающийся лифт, такой же, как тот, что довез их до середины башни, — только поменьше.
— Везет топливо для маяка, — пояснил Карадур. — А вот и Йийим.
Поблизости кто-то стучал по металлу. Тут из-за огромного колеса показался маленький, похожий на гнома, человечек с седеющей бородкой. В руке он держал молоток, которым только что стучал по медному зубчатому колесу.
— Здравствуй, Йийим, — обратился к нему Карадур. — Это Джориан из Кортолии, его пригласил король для починки часов. Джориан, позволь представить тебе часовщика Йийима.
Йийим стоял подбоченясь, глядел на них и не говорил ни слова, только дышал, со свистом выпуская воздух через нос. Затем отшвырнул молоток, и тот с грохотом упал на пол.
— Чтоб ты провалился, старый подхалим! — крикнул он визгливо. — Отродье черта и свиньи! Всюду тебе надо сунуть нос, недоделок! — Он прибавил еще несколько красочных выражений, непонятных Джориану из-за плохого знания языка. — Наконец выгорело, да? Не зря старался? Думаешь, я покажу этому шарлатану, как работают часы? А когда они пойдут, все скажут, что это его заслуга, так? Хочешь лишить меня места? Ну, хорошо же, разбирайтесь, как знаете, от меня не услышите ни слова! Если вас обоих накрутит на колесо и перемелет, тем лучше! Чтоб вас сверху боги обоссали!
Йийим скрылся, двинувшись вниз по лестнице. Зашумел лифт, увозящий часовщика.
— Сдается мне, когда этот парень наверху в башне, внизу лучше не стоять, — сказал Джориан. — Неровен час, сбросит что-нибудь.
— Да нет, он не опасен. Если у тебя все получится с часами, Ишбахар пошлет его на пенсию. Не захочет же он лишиться пенсии, зачем ему неприятности?
— Да? Хм-м... Ты уже, помнится, раз понадеялся на чью-то честность и благоразумие. Я видел, что из этого вышло — Джориан подобрал молоток. — Хоть один инструмент. Здесь на стене полка для инструментов, но она пустая.
— Все, что было, либо потерялось за последние годы, либо украдено, — сказал Карадур. — Тебе придется обзавестись новыми.
— Прежде надо посмотреть, что тут за часы...
Целый час Карадур, скрестив ноги, сидел на полу, погруженный в раздумье, а Джориан обстукивал, осматривал и ощупывал механизм часов. Наконец он заявил:
— Давно уж я не занимался часами, но здесь задачка проще твоей бороды. Я понял, почему они встали.
— В чем же причина, сынок?
— Причина не одна. Во-первых, согнулась спусковая собачка. Во-вторых, по этой шестерне, очевидно, кто-то сильно ударил и испортил зубец. В-третьих, масло в подшипниках подсохло и загустело, уже из-за одного этого колеса бы не вертелись, даже если б остальное было в порядке.
— Сможешь исправить эти погрешности?
— Думаю, да. Сперва надо заказать инструменты. К кому в Иразе лучше всего с этим обратиться?
* * *
На двадцать третий день месяца Оленя во дворе башни Кумашара появилась процессия. Впереди шел оркестр. За ним — рота королевской гвардии; один взвод был вооружен пиками, другой — саблями, третий — арбалетами. Следом несли королевский паланкин — не рабы, а самые знатные придворные, некоторые в юбках, другие в штанах. Шествие замыкали кавалеристы.Придворные опустили палантин перед главным входом. Занавески шатра раздвинулись, и военные тут же загремели оружием в знак приветствия, а все остальные упали на одно колено. Из паланкина медленно выбирался неимоверно толстый человек в белом, расшитом золотом одеянии и кудрявом парике, на котором красовалась корона с изображением змеи. Он пыхтел и сопел, чувствовалось, что каждое движение стоит ему труда.
Кое-как отдышавшись, король Ишбахар поднял вверх руку, и на солнце засверкал огромный рубиновый перстень с печатью, надетый у него на среднем пальце.
— Поднимитесь, добрые люди! А, доктор Карадур! — тонким голосом и, как всегда, с одышкой произнес король.
Он заковылял навстречу старику. На пути ему попалась лужа, оставшаяся от вчерашнего дождя, но кто-то из господ придворных живо набросил на нее свой плащ.
Карадур поклонился.
— Это и есть тот самый... господин... — начал король.
— Джориан, ваше величество, — подсказал Карадур.
— Господин Джориан? Рад познакомиться... хых, хых... Ну что, сударь мой, часы пошли?
— Да, мой король, — ответил Джориан. — Хотели бы взглянуть, как работает механизм?
— Да, разумеется. Лифт не поломан?
— Нет, сир.
— Мы надеемся, что все его части прочны и в полном порядке, мы ведь далеко не мотыльки... хых, хых... Ну что ж, пойдемте, пойдемте.
Король, не переставая пыхтеть, двинулся к двери. К его прибытию на первом этаже наскоро подмели и вымыли пол. Вокруг мельничного столба ходили мулы, а погонщик время от времени хлестал кнутом то одного, то другого. Гремели сбруи и оглобли. Король вошел в кабинку лифта.
— Доктор Карадур, — сказал он. — Мы не можем позволить человеку столь почтенного возраста подниматься на тринадцатый этаж пешком, ты поедешь с нами. И господин Джориан тоже, как же без мастера?
— Ваше Величество! — подал голос один из придворных (это был высокий худощавый человек с острой седой бородкой). — Я не хочу обидеть господ Карадура и Джориана, но, по-моему, вам опасно отправляться в лифте без телохранителя.
— Что ж... хых, хых... Отберите одного солдата покрепче, и хватит.
— Если выдержит лифт, сир, — предупредил Джориан.
— А сколько он выдерживает?
— Точно не знаю, но боюсь, мы втроем — это предел.
— Ладно, за минуту похудеть мы все равно не сумеем. Полковник Чивир?
— Слушаю, ваше величество, — отозвался самый блестящий из офицеров; он был поразительно хорош собой и ростом с Джориана.
— Выделите группу солдат, которые будут подниматься на башню по лестнице. Пусть не отстают и не выпускают лифт из вида. Да смотрите, отбирайте сильных и здоровых! А то еще начнут валиться с ног на полпути... Хых, хых.
Как и помещения башни, служитель лифта Сейхол был в этот день опрятнее обычного. Он подергал за шнурки, и лифт со скрипом пополз вверх. Солдаты двинулись по лестнице, звеня оружием и стараясь держаться вровень с лифтом.
Наверху король выбрался из кабинки, которая при этом сильно покачнулась. Изнемогая от одышки, он стал подыматься по лестнице туда, где находились часовые механизмы. Вслед за ним порог комнаты один за другим переступили красные, потные, запыхавшиеся солдаты.
Механизмы во всю работали, производя сильный шум. На первом этаже была запущена мельница с конным приводом, она вращала вал, приводящий в действие насос, который качал воду из ямы в резервуар наверху. Из этого резервуара вода по трубе текла к большому колесу, увешанному по краю ведрами. Когда очередное ведро наполнялось, спусковая собачка освобождала колесо, оно поворачивалось, и под струю попадало пустое ведро. На середине пути ведра наклонялись, вода выливалась в желоб и по нему стекала в яму. Ведерное колесо приводило в действие систему шестерен, соединенных со стрелками часов на всех четырех стенах башни. При помощи другого механизма часы отбивали время.
— Давно уж мы здесь не бывали... хых, хых, — громко сказал король Ишбахар, стараясь перекричать плеск воды и лязг металла. — Объясни ты нам, пожалуйста, любезный господин Джориан, в чем тут дело.
Джориан уже довольно бегло говорил по-пенембийски, хотя и с ошибками. В затруднительных случаях на помощь приходил Карадур, и Джориан вкратце описал королю принцип работы часов. Пока он говорил, в комнату вошла группа знатных господ, доставленных следующим лифтом.
— Ты, наверно, знаешь доктора Борэ, Джориан, — сказал король. — Он ректор Дворца Познания. По крайней мере, сейчас.
Борэ, пузатый, седобородый господин в юбке, поклонился Джориану и бросил прищуренный взгляд на Карадура. Кланяясь, он пробормотал что-то себе под нос, но Джориан не разобрал, что именно.
— Извините, — обратился ко всем король. — Нам хотелось бы обсудить с ним кое-какие планы, касающиеся нашего города. Ведь лучшего места для этого не придумать: отсюда весь город виден как на ладони и карты не нужно.
Король заковылял к окну и там стал оживленно говорить что-то Борэ, указывая пальцем вниз то в одну, то в другую точку. К Джориану обратился толстячок в брюках, годами несколько старше него.
— Прошу прощения, господин Джориан. Мое имя Вег, я предводитель партии Штанов. Судя по одежде, ты человек передовых взглядов, каких придерживаются члены моей почтенной организации. Получив пенембийское гражданство, ты, вероятно, захочешь...
— Что, Вег, уже агитируешь? — сказал высокий худощавый вельможа с острой седой бородкой. — Нехорошо получается.
— Кто смел, тот и съел, — усмехнулся Вег.
— Извините, господа, — вмешался Джориан. — Я не понимаю иразская политика. Объясните, пожалуйста.
Вег улыбнулся.
— Это господин Амазлук, предводитель партии Юбок. Ему, само собой, хочется зачислить тебя...
— Вот еще! — возмутился Амазлук. — Бедняга в Иразе совсем недавно. Конечно, ему ничего не известно о славных традициях нашего прошлого, которые поддерживает и так высоко ценит моя партия. Мой тебе совет, молодой человек, если хочешь здесь вращаться среди людей достойных, не носи больше этой варварской одежды, этой части туалета.
— Тебе не кажется, Амазлук, что ты встрял в нашу беседу? — сказал Вег. — Не лезь не в свое дело, дай спокойно поговорить с господином Джорианом.
— Это мое дело! — вскричал Амазлук. — Когда я вижу, как ты морочишь голову молодому чужеземцу, ничего не понимающему...
— Морочу голову! — возмутился Вег. — Ну, знаешь!
— Господа, господа! — вмешались другие придворные, разводя в разные стороны разозлившихся предводителей.
— Во всяком случае, — заявил Амазлук. — В моей партии не водится изменников, сбежавших в провинцию подымать бунт!
Он повернулся кругом и гордо удалился.
— Что он говорил? — спросил Джориан с наивным видом.
— Он имел в виду этого негодяя Мажана, лидера группы диссидентов, который был членом моей почтенной организации, пока мы его не исключили. Никуда не денешься от экстремистов, жаждущих кровопролития, в семье не без урода. У нас вот — Мажан.
— Да?
— Видишь ли, Джориан, мы, то есть партия Штанов, держимся золотой середины. Мы за выборный королевский совет, наделенный законодательной властью. Нам чужды обе крайности, существующие в Иразе: и консерваторы вроде Амазлука, враги прогресса, от которых попахивает плесенью; и маньяки вроде Мажана, которые вообще отменили бы монархию. Кроме нас, в Иразе нет здравомыслящих людей.
— Что такое? Мажан убежал?
— Он и несколько его сторонников исчезли. Ходят слухи, будто они сбежали из города, когда провалилась попытка Мажана занять мое место. С тех пор их никто не видел. У меня есть подозрение, что все это дело рук богатых молодчиков Амазлука, они выследили группу Мажана и, явившись на какое-нибудь тайное совещание, всех их перерезали, а уж потом состряпали историю о побеге, чтобы опозорить партию Штанов. Когда...
— Господа! — пропыхтел король. — Мы, пожалуй, уже насмотрелись. Давайте спустимся во двор, нам надо кое-что вам сказать.
Когда все оказались во дворе, королевские гвардейцы расступились и король Ишбахар встал в середине образованного пустого пространства.
— Мы имеем удовольствие объявить, — сказал он, — что за особые заслуги перед нашей короной и государством доктора Карадура из Мальваны и господина Джориана из Кортолии, усилиями которых были починены часы на башне Кумашара, мы назначаем первого ректором Дворца Познания, а второго нашим новым часовщиком. Доктору Борэ и часовщику Йийиму за верную многолетнюю службу присуждается пенсия. Доктор Борэ назначается почетным членом комиссии по планированию городского строительства.
— Кто сказал, что я хочу быть часовщиком? — прошептал Джориан Карадуру.
— Не волнуйся, сынок. Должен же ты чем-нибудь заниматься, пока я пытаюсь вернуть твою жену, а жалованье щедрое.
— Ну, ладно. А Борэ, похоже, не в восторге от того, что его отправили на пенсию.
— Ничего удивительного: его доход уменьшится вдвое. За почетное членство жалованья не платят.
— Тогда надо держать ухо востро, у нас еще один враг.
— Ты слишком уж мнителен...
— А теперь, господа, — сказал король, — пора домой, в наше бедное жилище. Доктор Карадур и господин Джориан, имеем удовольствие просить вас сегодня отобедать с нами.
Джориан с Карадуром проехали через огромные ворота и попали на территорию дворца, окруженную стеной. На воротах сверху торчали железные колья, на один из них была насажена человеческая голова.
— Врата Счастья, — пояснил Карадур.
— Этот парень наверху, похоже, не очень-то счастлив, — заметил Джориан, показывая на голову.
— А, этот! Здесь по традиции выставляют головы преступников.
— Врата Счастья, ну и название! У кого-то была богатая фантазия.
— Ты прав, сынок. Однако теперешний монарх — человек мягкий и жалостливый, поэтому в последнее время здесь редко увидишь больше одной головы. Консерваторы ворчат, что такое милосердие поощряет злоумышленников.
Прибыв во дворец, король отпустил вельмож, которые несли паланкин. Джориана и Карадура проводили в личную королевскую столовую, где они и откушали вместе с королем, можно сказать, без посторонних, если не считать двоих стражников, стоявших в углах, секретаря, делавшего на листке заметки, и слуги, который обязан был пробовать еду.
После обмена любезностями Джориан упомянул в разговоре о пиратах из Альгарта, встретившихся ему во время путешествия.
— Мне показалось, — заметил он, — что у здешних берегов они нахальнее, чем где бы то ни было. Ваше Величество, верно, знает, какие следует принять меры.
Король Ишбахар заметно погрустнел.
— Герекит, — сказал он секретарю, — напомни мне переговорить с адмиралом Кьяром. Ах, если бы мы только могли уговорить этих негодников честно трудиться и жить, как все люди! — снова обратился он к Джориану. — Неблагодарные! Знаешь ли ты, до чего обнаглели эти мошенники? Им, видишь ли, мало тех даров, которые они получают ежегодно. Требуют еще!
— Так Ваше Величество, что же, платит им д... да... — Джориан осекся, почувствовав, как Карадур ударил его под столом по голени, — Я хотел сказать... ваше правительство выплачивает этим господам некоторые суммы...
— Можно сказать, что так. Да, так оно и есть. Я знаю, жесткая политика имеет свои плюсы. Мы не раз обсуждали это на заседаниях. Но наш выдающийся философ Реббим считает, что альгартийцев нельзя осуждать. Их архипелаг — скопление бесплодных, изрезанных морем скал, на которых трудно что-нибудь вырастить. У жителей этой суровой страны нет иного выхода, им остается либо пиратствовать, либо умереть с голоду. Поэтому ежегодные выплаты, обеспечивающие неприкосновенность наших судов, мы сочли наиболее человечной и великодушной мерой.
Кроме того, выплаты сперва составляли лишь крохотную долю той суммы, что выделялась ранее на усиление нашего флота. Знаете, сколько сейчас получает в день загребной на галере? Три монеты! Есть же ненасытные люди. — Король покачал головой, и щеки при этом затряслись. — Но давайте переключимся на что-нибудь более приятное. Попробуйте носорожьей печенки с соусом из мозгов миноги. Вот увидите, вы никогда еще не ели ничего подобного... хых, хых.
Джориан попробовал.
— Должен сознаться, вы правы, — сказал он, мужественно проглатывая печенку. — Ваш покорный слуга и впрямь ничего похожего не едал. Но, хотя желание Вашего Величества для меня закон, я, что называется, дошел до точки: жевать могу, глотать нет. Наелся до отвала.
— Шутишь! Такой рослый, здоровый парень? Да сколько ты съел? Птичке впору. И та долго не протянет.
— Смотря какая птичка, сир. За обедом я обычно съедаю раза в три меньше. Это как в истории о короле Фузиньяне и зубах Гримнора, помните, я рассказывал?
Щеки короля затряслись от смеха.
— Ах, Джориан! Если бы боги послали мне ребенка, хотел бы я иметь такого сына, как ты!
Джориан взглянул на него с изумлением.
— Ваше Величество, я безмерно польщен. Но... — Он вопросительно поднял бровь.
— Господин Джориан недавно в Иразе, сир, к тому же он день и ночь трудился над часами. Ему не известно, в каком положении оказалась наша династия.
— Положение, как выразился наш деликатный доктор, очень простое. У нас было несколько жен, две из них и сейчас живы. Но из всех этих женщин лишь одна принесла мне ребенка, который умер во младенчестве. У нас имеется двое недостойных племянников, и одному из них нам, судя по всему, придется передать корону.
Но давайте поговорим о чем-нибудь более веселом. Через три дня наступит праздник Угролука, а с ним — главные скачки года. Для вас, ученые господа, будут специально отведены места на ипподроме, прямо под королевской ложей. Там безопаснее, мало ли, эти Юбки со Штанами снова развоюются.
Король со вздохом поглядел на тарелки, все еще полные еды.
— Если бы мы только могли весь вечер просидеть за столом, предаваясь невинным удовольствиям и ни во что не вмешиваться. Но, увы, мы должны пойти вздремнуть, а потом нам предстоит разбираться в скучнейшем судебном деле. Эх, горе быть королем!
Знаешь, Джориан, а ведь в юности мы подавали надежды как ученый. В библиотеке все еще хранится наш труд по пенембийской фонетике времен Джуктара Великого. Но, увы, все это осталось далеко позади. Не так давно мы попробовали писать мемуары, но государственные дела съедают столько времени, что мы не добрались еще и до третьей главы.
— Я вас понимаю, — сказал Джориан. — Я и сам жалею порой, что не стал ученым, как доктор Карадур. Когда-то, еще в Оттомани, я учился в академии, но после так и не смог всерьез приняться за учебу: все скитался по разным краям, так уж сложилась жизнь.
— Ну, теперь ты здесь, у нас, — ответил король, — и мы уверены, что все можно устроить. Ну что ж, нам пора. Всего хорошего, друзья.
— Он похож на добродушного старого селезня, — сказал Джориан позднее.
— Да, добродушия у него не отнимешь, — согласился Карадур. — Только вместо того, чтоб управлять государством, он набивает себе живот, и характера никакого — бесхребетен, как студень. С чисто моральной точки зрения я одобряю его миролюбивый настрой, но боюсь, для нашего жестокого мира Ишбахар слишком непрактичен.
Джориан улыбнулся.
— Ведь ты сам вечно укорял меня за юношеский цинизм. Твое выражение, помнишь? А теперь и твои взгляды стали жестче.
— Видимо, твое желчное мировосприятие оказалось заразным, и я отчасти его перенял. Что касается короля Ишбахара, он не так плох, пока в королевстве все идет гладко. Если же наступит критическая минута... что ж, тогда посмотрим.
— А этот парень, Мажан, не может его сбросить? Едва ли такая размазня, как Ишбахар, просидит долго.
— Мажан пожил в Новарии и воротился оттуда, набравшись благородных мыслей, хочет установить республиканскую власть по образцу Виндии. Нелегкую он выбрал себе задачу: чиновники Ишбахара привыкли к атмосфере всеобщей продажности и угнетения. Будем надеяться, что у Мажана ничего не выйдет.
— Почему? У виндийцев дела идут не хуже, чем у других. А здесь, насколько вижу, хорошего мало.
— Речь не об идеях Мажана, сами по себе они не так плохи. Все дело в самом Мажане. Я его знаю. Это талантливый энергичный идеалист, но он полон ненависти, в нем кипит мстительная варварская злоба. Хвастал как-то, что когда он придет к власти, на Вратах Счастья будет красоваться не одна голова, а тысяча. Поговаривают, будто он даже собирается призвать на помощь дикие племена федиранцев.
— Жаль, что идеи нельзя как-нибудь отделить от их носителей, — заметил Джориан.
— Да. Об этот камень разбилось в прах множество благороднейших политических замыслов. Мажан мог бы провозгласить самую передовую в мире конституцию, но что проку в том иразцам, если он начнет сотнями рубить головы? А он начнет непременно, как только дорвется до власти.
— Вот и выбирай, — сказал Джориан, — либо добрячок король, смахивающий на студенистую массу, либо одаренный, но кровожадный господин Мажан. Все равно что выбирать между виселицей и топором.
— Ты прав. Но так уж устроен мир.