— Богохульник, — зло ухмыльнулся Курос. — Ну и когда же ты нас покинешь? Не возьму в толк, почему Гра выбрала для этих мистических поисков Вакара Зу, а не меня.
   — Я отправляюсь завтра.
   — Так скоро? И пропустишь игры весеннего равноденствия? Впрочем, невелика потеря, ведь ты еще не выиграл ни одного приза.
   — Я готов на все, — сказал Вакар. — Лишь бы отдохнуть от твоей бравады и зазнайства.
   Курос всегда кичился своим физическим превосходством. Он побеждал брата и в беге, и в прыжках, и в борьбе. К тому же он наградил Вакара прозвищем Зу, что означало не «дурак» или «тупица», а, скорее, «человек, лишенный сверхспособностей». Незавидное отличие Вакара состояло еще и в том, что у него полностью отсутствовали способности к таким колдовским наукам, как телепатия, предвидение, и он не умел общаться с духами. Даже боги не посещали его по ночам.
   — Когда вернешься, небось набрешешь с три короба о своих приключениях и запросто сбросишь меня с пьедестала почета... — язвительно заметил Курос. — Ведь мои победы у всех на виду.
   — Не называй меня брехуном, я тебе не собака! — с жаром накинулся на брата Вакар, но тут вмешался отец.
   — Успокойтесь, мальчики, — как всегда рассеянно промолвил Забутир, а после обратился к Рину: — Ты уверен, что Гра имела в виду Вакара? Это похоже на дерзкий вызов богам — отправить наследника престола искать «то, не знаю что».
   — Никаких сомнений, государь. Попрощайся с нами, принц, и наточи свой бронзовый меч нынче же ночью.
   — И куда же мне идти? — спросил Вакар. — Ваша мудрая советчица очень уж уклончива насчет направления и предмета поисков, совсем как мой брат, когда его спрашивают, от него ли дети у его жен.
   — Ах ты... — вскипел Курос, но Рин пресек его выпад.
   — Я не знаю в Посейдонисе вещи, которая бы подходила под описание Гры. Советую двигаться в направлении Торрутсейша, где обитают величайшие чародеи мира.
   — А ты знаком с кем-нибудь из этих волшебников? — спросил Вакар.
   — Я не был там десятки лет, но помню, что больше всех славились Сарра, Ничок, Врайлия и Кертеван.
   — Сколько людей мне взять с собою? Сотню воинов и, пожалуй, дюжину слуг?
   В уголках рта старого Рина заиграла улыбка
   — Возьми одного или двух. Телохранителя и, скажем, переводчика.
   — У меня есть для него переводчик. — Курос хохотнул. — Его зовут Срет. Исключительно одаренный по части языков.
   — Как? — вскричал Вакар с искренним изумлением. — Ни телохранителей, ни женщин! Клянусь третьим глазом Тандилы...
   — Никого лишнего. Путь тебе предстоит неблизкий, двигаться надо быстро. В таких делах армия — не помощник.
   — Но как же люди узнают о моем высоком положении?
   — Никак, если ты сам не скажешь. А ты старайся не проболтаться. Всем ведомо, что за принцев дают неплохой выкуп.
   Курос запрокинул голову и громко расхохотался, король же выглядел крайне обеспокоенным. Вакар переводил взгляд с одного на другого. Кулаки чесались, до того хотелось ему дать брату по зубам. Но он взял себя в руки и вежливо улыбнулся.
   — Герой Врир из эпической баллады весь мир обошел в одиночку, а значит, это по силам и мне. Одеянием мне послужит рубище, кишащее паразитами. И не поминайте лихом!
   — Я всегда в твое отсутствие думаю о тебе только хорошее, — заявил Курос. — Обещаю и впредь это делать, лишь бы ты не возвращался.
   — Пора спать. — Король Забутир поднялся на ноги.
   Присутствующие выразили почтение королю и разошлись. Вакар отправился в свои покои, где его ждала наложница Били. Он решил не рассказывать ей об отъезде, опасаясь, как бы она не устроила сцену. Кстати сказать, предстоящее расставание с Били не слишком огорчало принца, потому что она уже десять лет была его первой одалиской и успела изрядно наскучить, а также потому, что предыдущий муж дал ей прозвище Били, то есть «птичьи мозги». Кроме того, в один прекрасный день Вакару придется выбрать себе одну или двух жен из дочерей самых богатых и влиятельных пусадских аристократов. В таком деле, как помолвка, существование наложницы лишь помеха.
   — А ну, пшла! — он пнул козу, случайно забредшую в замок.
   — Принц Вакар, — раздался тихий голос из темноты.
   Вакар резко обернулся и хлопнул ладонью по бедру, где находилась рукоять меча, когда он бывал вооружен. К нему обращался шпион Сол.
   — Что тебе? — спросил Вакар.
   — Я... не мог об этом говорить на совете, но тебе должен рассказать.
   — Что рассказать?
   — Ты обещаешь мне защиту?
   — Ничего с тобой не случится, даже если назовешв меня сыном свиньи и морского демона.
   — Твой брат вступил в союз с Горгонами.
   — Ты спятил?!
   — Никоим образом. Есть доказательства, спроси... Урк! — Сол дернулся как громом пораженный, а затем полуобернулся, и Вакар увидел, что у него из спины что-то торчит. Сол прохрипел:
   — Они... Он... Я умираю... Расскажи... что...
   Сол медленно повалился на каменный пол. Вакар не успел и до десяти сосчитать, а шпион испустил дух у его ног.
   Вакар нагнулся и вытащил кинжал из спины Сола. Беглый осмотр показал, что шпион мертв, а кинжал был брошен издалека. Острие вонзилось неглубоко, в мышцу над правой лопаткой. Подняв кинжал, Вакар бросился по коридору в ту сторону, откуда метнули клинок; его мокасины скрадывали звуки шагов. Он никого не увидел, все было тихо. В конце концов, Вакар повернул назад, проклиная себя за то, что не погнался за убийцей в тот же самый миг, как упал Сол.
   Он вернулся к жертве, в чьих невидящих глазах, устремленных вверх, сияли крошечные отблески ближайшей лампы. Вакар поднес кинжал к свету и разглядел на бронзовой рукояти черное клейкое вещество. Оно покрывало и клинок. Поверх него запекалась кровь.
   Вакар похолодел, размышляя над страшной загадкой. Неужели его родной брат Курос ведет смертельно опасную двойную игру? Кто-то навсегда заткнул Солу рот как раз в тот момент, когда шпион был готов открыть тайну. А что делать Вакару, если Сол не обманул? Публично обвинить Куроса? Но тогда туповатый отец поднимет его на смех, а брат скажет, что Вакар сам убил Сола, а затем сочинил эту небылицу себе в оправдание. Какими бы доказательствами ни располагал Сол, Вакару он больше ничем не поможет.
   Наконец Вакар вытер кинжал о край килта Сола — осторожно, чтобы не снять клейкую массу. А потом он на цыпочках пошел дальше. Уже на пороге своих покоев он услышал голос Били:
   — Это ты, мой повелитель и возлюбленный?
   — Да, не вставай.
   Он поднял со стола горящую лампу и осветил стену, увешанную кинжалами, топорами и мечами. Взяв один из кинжалов, он попытался всунуть орудие убийства в его ножны. Они оказались тесны; чтобы найти подходящие, Вакар перепробовал чуть ли не всю свою коллекцию.
   — Что ты делаешь? — раздался голос Били, привлеченной бряцанием оружия.
   — Ничего. Сейчас закончу.
   — Ну так иди в постель, я устала ждать.
   Вакар тяжко вздохнул — сколь часто он слышал эти слова! Как ни ценил он ласки искусницы Били, иногда ему хотелось, чтобы она умела думать о чем-нибудь другом. Он спрятал в сундуке освободившийся кинжал, а в его ножны вложил клинок, отведавший крови Сола, и, повесив его на стену, отправился в спальню.

Глава 3
МОРЕ СИРЕН

   На рассвете Вакара разбудил стук в дверь.
   — Принц Вакар, совершено убийство!
   Это был капитан дворцовой стражи. Били, потревоженная шумом, завозилась под одеялом и протянула руку к Вакару. Тот увернулся от ее объятий, слез с постели и торопливо оделся.
   Вокруг мертвого шпиона собралась целая толпа. Тут был рыбак, которому дозволялось находиться в замке, поскольку Курос называл его своим другом (это при том, что Курос гораздо серьезнее относился к титулам и рангам, нежели Вакар).
   — Ужасно. Вакар, ты... что-нибудь знаешь об этом? — спросил сына король Забутир.
   — Ничего, — ответил Вакар, в упор глядя на Куроса. — А ты, брат?
   — И я — ничего, — хладнокровно ответил Курос.
   Вакар смотрел брату в глаза, словно надеялся прочесть, что у него на уме, но Курос хранил бесстрастное выражение лица.
   — Может, Рин что-нибудь разузнает. Мне пора собираться в дорогу.
   Он отправился в свои покои, но вместо того, чтобы укладывать вещи, снял со стены кинжал убийцы, спрятал за пазухой и пошел во внутренний двор замка. На востоке еле брезжил рассвет. Ветер трепал одежду Вакара. В грязной луже сгрудились, чтобы согреться, свиньи, их головы покоились на щетинистых телах друг дружки. Старый кабан хрюкал и скалился. Вакар прогнал его пинком и схватил подсвинка, а тот, вырываясь изо всех сил, разразился истошным визгом.
   Быстро оглядевшись, принц достал из-за пазухи кинжал убийцы, взял ножны зубами, обнажил острие и на четверть дюйма погрузил в ляжку животного. Когда Вакар отпустил поросенка, тот бросился по двору наутек, но на полпути к замку у него подкосились ноги. Поросенок повалился на бок, несколько раз конвульсивно дернулся и издох.
   Вакар задумчиво посмотрел на кинжал, потом сунул его обратно в ножны и спрятал за пазухой. Если отрава так быстро подействовала на животное, известное своей невосприимчивостью к ядам, что же тогда говорить о человеке? Принц направился было обратно в свои покои, но спохватился: нельзя допустить, чтобы отравленного поросенка скормили собакам или того хуже — зажарили и, по недомыслию, подали на завтрак королевской семье. Вакар взвалил на плечо труп подсвинка и понес к внепр ним воротам, где как всегда маячили двое стражников.
   — Кто из вас младший? — Получив ответ, он отдал свою ношу озадаченному молодцу со словами: — Возьми в клети заступ, отнеси эту свинью за город и закопай, да поглубже, чтобы не нашли ни собаки, ни гиены. И не вздумай притащить ее домой, к жене, коли тебе жизнь дорога.
   В этот момент в воротах появился Дроза, казначей короля Забутира, — он спешил на службу. Вакар отправился вместе с ним, чтобы запастись в дорогу торговыми металлами. Дроза дал принцу золотых колец, серебряных брусочков, медных топориков, затем добавил бронзовый полукруг и сказал:
   — Если по пути в Керне ты поиздержишься, отправляйся с этой половинкой медальона к сенатору Амостану. Вторая — у него, с ее помощью он тебя узнает.
   Вакар вернулся в свои покои.
   — Вакар, ты не хочешь обратно в постель? — крикнула Били из спальни. — Еще так рано...
   — Нет, — коротко бросил Вакар и стал рыться в своих пожитках.
   Он взял кинжал с двумя длинными тонкими ремешками на ножнах — чтобы привязывать к телу. Эти ремешки он снял и приладил к ножнам отравленного кинжала. Стянув через голову красивую льняную рубашку, он привязал ядовитый клинок к своему торсу и вновь оделся.
   После чего он занялся выбором одежды и доспехов. Надел крылатый шлем из чистого золота с фиолетовой матерчатой подкладкой, роскошные нагрудные доспехи из позолоченных бронзовых пластинок и мантию превосходного белого сукна с собольим воротником. Затем оглядел свою коллекцию бронзовых клинков: тонкие рапиры, тяжелые длинные мечи, которыми можно и рубить со всего маху, и колоть; короткие и широкие, как листья, мечи варваров и изогнутые зигзагом сапары из далекой Тамузейры, где на алтарях Милюка вопят в муках мужчины и женщины. Он выбрал лучшую рапиру с позолоченным лезвием, с акульей кожей и серебром на эфесе, рубиновой головкой и окованными золотом ножнами из тисненой кожи. И тут до Вакара дошло, что со всей этой роскошью он окажется слишком заметным и уж тем паче не сможет убедить кого-нибудь, что он — всего-навсего простой путешественник. Ему понадобятся телохранители, чтобы отпугнуть первых встречных разбойников, которые польстятся на его сокровища.
   Одну за другой он вернул вещи на прежние места и выбрал совершенно иную экипировку. Вместо рапиры, слишком легкой и бесполезной против доспехов, он взял простой, но надежный длинный меч и незатейливый бронзовый шлем с подбивкой из губки. Надел скромную куртку из дубленой бычьей кожи с бронзовыми накладками и бронзовой же пряжкой, на которой черные кузнецы Тартара отчеканили рельефные полумесяцы. Ни один лорский умелец не взялся бы повторить этот узор.
   Когда он натягивал сапоги из мохнатой пегой шкуры, вошел Фуал, его личный раб, аремориец из Кереса; его захватили фоворские работорговцы и продали в Гадайру. Фуал был строен, даже стройней Вакара, и обладал светлой кожей северянина; рыжеватый цвет волос выдавал в нем кровь варваров Галаты. Он посмотрел на хозяина большими грустными глазами и запричитал:
   — Господин, что же ты меня не позвал? Разве тоже, чтобы человек твоего положения сам себя обслуживал?
   — Как властелин Наз в поэме, — ухмыльнулся Вакар. — «В рабстве погрязший, оборванный и изнуренный...»
   Они напихали запасной одежды в мешок из козьей шкуры, и тут в дверях появилась Били, едва прикрытая одеялом из оленьей шерсти. Глядя на Вакара наивными карими глазами, она требовательно объявила:
   — Мой господин, когда в последний раз ты обещал...
   — Не мешай, я занят! — рявкнул принц. Принц завязал мешок и велел Фуалу тоже собираться в дорогу.
   — Господин, ты и меня возьмешь с собой?
   — Почему бы и нет? Поедешь со мной, но помни: без моего приказа не воровать.
   Фуал, который до того, как попал в рабство, промышлял воровством, удалился с задумчивым видом. Вакару пришло в голову, что Фуал способен улизнуть, как только они доберутся до материка. Надо бы разобраться, что на уме у этого суетливого ареморийца. От того, как Фуал станет относиться к своим обязанностям, возможно, зависит жизнь его хозяина.
   Тонкий слух Вакара уловил всхлипывание в спальне. Били хныкала, свернувшись калачиком под одеялами.
   — Ну-ну... — неуклюже погладил ее Вакар. — Ты найдешь себе другого любовника.
   — Но я не хочу...
   — Лучше захоти, потому что я и сам не знаю, когда вернусь.
   — Но ты, по крайней мере, можешь... — Она перевернулась на спину, откинув одеяло, и пухлые ладошки заскользили по его рукам.
   — Опять! — устало вздохнул принц Вакар.
* * *
   Они поднялись на вершину холма, чтобы взглянуть сверху на искусственно орошаемую равнину, где раскинулся солнечный Амфере. На берегу моря Сирен блистали в полуденном солнце городские шпили. Столицу Зиска иногда даже называли уменьшенной копией великого Торрутсейша: были и крепостная стена, и судоходный канал, и концентрические круги воды и суши в центре гавани.
   Вакар повернулся в седле, чтобы оглянуться на сопровождающие его колесницы. В одной ехали Фуал и переводчик Срет, другая везла багаж. И повозки, и седоки, и кладь были забрызганы грязью — путникам пришлось вброд одолевать реки, разбухшие при таянии высокогорных снегов. Вакар путешествовал в седле — верховая езда, считавшаяся в Лорске опасным новшеством (отчасти потому, что обычный пусадец, то есть ростом от шести до шести с половиной футов, был слишком тяжел для приземистых лошадок, водившихся в тех краях), стала одним из его излюбленных физических упражнений. Ноги Вакара, низковатого для лорска, всего каких-то два фута не доставали до земли.
   — До заката доберемся? — спросил он ближайшего возницу.
   — Как пожелает мой господин.
   Вакар медленно двинулся вниз по склону, ведь даже опытный ездок, скача без стремян галопом с холма, рискует перелететь через голову коня. Бронзовые ободья колесниц громыхали по щебню и скользили в грязи.
   На закате они подъехали к стенам Амфере. Постояв в очереди за повозкой селянина, едущего на базар, они проникли в город за миг до того, как затворились ворота. У местных жителей кожа оказалась светлее, чем у лорсков, и это как будто подтверждало легенду, что несколько веков назад Зиск обжили выходцы из Атлантиды.
   Вакар представился, показав стражнику свой перстень с печаткой, и тот взмахом руки дозволил проехать, поскольку в то время между Зиском и Лорском царил мир. Намереваясь погостить у короля Зиска, принц направился к цитадели в центре города. Королевская крепость являла собой укрепленный остров за широким поясом воды. На острове высились дворец и другие общественные постройки, а внешняя граница водяного пояса служила берегом бухты. Будь этот остров разделен на три концентрических кольца, он бы отличался от Торрутсейша только размерами.
   Над широченным рвом высился мост, во все времена изумлявший жителей Посейдониса, поскольку на континенте нигде больше не строили мостов длиннее обычного бревна. Въехав на него, Вакар обнаружил, что стражники на ночь перегородили дорогу цепью.
   — Короля Шво во дворце нет, он отправился со свитой на все лето в Азарет, — объявил принцу один из стражей на широко распространенном зиском диалекте. — А кто его спрашивает?
   — Принц Вакар из Лорска.
   На стражника, похоже, это не произвело впечатления. Вакару показалось, что юноша ему не поверил. Принц задумчиво потер ус, а потом спросил:
   — А министр Пешас здесь?
   — Да неужто ты не знаешь? Пешас — заговорщик, два месяца назад ему голову снесли. Эх, видел бы ты, как она сидела на колу, гнила день за днем! Жалко, пришлось ее снять — для другой местечко понадобилось.
   — А кто теперь министр?
   — Король выбрал нового, господина Мара, но он отправился домой ночевать.
   При таких обстоятельствах было, пожалуй, слишком хлопотно убеждать стражника, чтобы пропустил Вакара и его слуг.
   — Тогда скажи, где тут лучший постоялый двор? — поинтересовался Вакар.
   — У Ниерона. Проедешь три квартала к северу, затем поверни направо и езжай, пока не увидишь тесный переулок, но в него не сворачивай, а бери левее...
   Поплутав немного, Вакар нашел постоялый двор Ниерона. С резким гесперийским акцентом Ниерон пообещал, что примет Вакара и его спутников, если они заплатят шесть унций меди за ночь.
   — Годится. — Вакар полез в суму за медью. Ему показалось странным удивление, проскользнувшее на лице Ниерона.
   После обычной процедуры взвешивания и проверки чистоты металла принц нашел брусочек меди весом чуть больше шести унций.
   — Возьми, а сдачи не надо. — И Вакар повернулся к одному из своих возниц: — Купи еды на всех, отнеси на кухню к Ниерону и раздобудь корма для коней. Фуал, помоги с лошадьми. Срет...
   Он замолчал, обнаружив, что Срет говорит Ниерону по-гесперийски, а тот бегло отвечает на меропском диалекте. Было похоже, что Срет, коротышка с длинной, как у обезьяны, верхней губой, когда-то жил в Меропии и в те годы свел близкое знакомство с Ниероном. Вакар никогда не бывал на Гесперидах, но неплохо знал тамошний язык благодаря своей огуджийской няньке. Но он устал за день езды, а потому раздраженно фыркнул на своем родном языке:
   — Срет! Внеси багаж и позаботься, чтобы его никто не спер, пока мы не отужинаем. Да и потом тоже.
   Срет отправился выполнять поручение, а Ниерон велел дочери приготовить воду и полотенца. Красивая молодка принесла в спальню деревянный ковшик и кувшин. Вакар проводил ее одобрительным взглядом.
   — Правда, недурное мясцо? — бросил ей вслед Ниерон. — Если господин желает полакомиться...
   — Я десять суток в седле, еле на ногах стою, — проворчал Вакар. — Может, когда отдохну...
   Он отправился в спальню, чтобы первым принять ванну. Там к нему подошел слуга.
   — Ну и как наши дела, Фуал? — Вакар тер грязные руки облезлой щеткой из свиной щетины.
   — Очень хорошо, мой господин. Кроме разве что...
   — Кроме чего?
   — Видишь ли, такой важной персоне, как ты, негоже ночевать на постоялом дворе.
   — Я знаю, но нужда заставит. Что еще?
   — Надеюсь, мой господин простит меня, если я скажу, что у него недостаточно опыта насчет постоялых дворов?
   — Да, ты прав. А что я делаю не так?
   — Если бы ты как следует поторговался, то заплатил бы три унции за ночь, самое большее — четыре.
   — Ах ты вор, свинское отродье! Я что тебе, собака, чтобы торговаться? Зубы выбью!
   — Мой господин! Торговаться — ниже твоего достоинства, принцу не к лицу, не говоря уже о том, что магистрат этого не одобрит. В следующий раз позволь поторговаться мне, ведь у меня достоинства вовсе нет.
   — Ладно. Судя по твоему прошлому, из тебя выйдет отличный торговец.
   Вакар отдал щетку рабу. К тому времени, когда последний из его отряда помылся, вода и полотенце стали черными, как безлунная ночь. Путники торопливо и молча поели из деревянных мисок, как едят проголодавшиеся и усталые люди. Умяв огромные порции жареной свинины и ячменного хлеба, они отдали должное зискому вину, не обращая внимания на шумных торговцев, сгрудившихся на другом конце длинного стола.
   Однако после ужина Вакар заметил, что болтовня купцов не дает ему уснуть. Похоже, торговые люди вознамерились гулять всю ночь под сладостные трели флейты, бульканье вина и стук кубков. Когда юная флейтистка умолкала, мужчины возвращались к азартной игре. При этом они громко бахвалились и сыпали упреками и угрозами.
   Часа через два этой пытки неглубокая чаша терпения Вакара переполнилась. Он выбрался из-под одеяла и раздвинул занавеси, отделявшие спальное помещение от трапезной.
   — А ну, прекратите болтовню, пока я вам головы не поотшибал!
   Шум прекратился, четыре пары глаз уставились на принца.
   — И кто ж ты будешь, добрый человек? — спросил самый крепкий из торговцев.
   — Принц Вакар из Лорска, и когда я велю заткнуться...
   — А я королева Огуджии... А если тебе, чужак, тут не нравится, то возвращайся, откуда пришел.
   — Ах ты, свинья! — взревел Вакар, ища чем бы запустить в нахала. Но тут вмешался Ниерон с дубиной в руке.
   — А ну, никаких драк в моем заведении! Если хотите поскандалить — ступайте на улицу.
   — С радостью. — Вакар свирепо ухмыльнулся. — Погоди, я только меч прихвачу...
   — Ну, коль в дело пошли мечи, тебе придется подождать, я пошлю за своим, — заявил крепыш. — Он уже отведал крови горгонских пиратов, а уж лорский хлыщ...
   — Что? — удивился Вакар. — Да кто ты такой? — Его ярость немного поулеглась, он был заинтригован и уже догадался, что выставил себя на посмешище.
   — Я — Матенг из По, владелец трех судов, и ты бы это непременно знал, не будь таким невеждой...
   — Погоди, — сказал Вакар. — В ближайшее время хоть одно из твоих судов пойдет к материку?
   — Да, «Дайра» отправляется завтра в Гадайру, если продержится попутный ветер.
   — А Гадайра — это случаем не самый ближайший порт к Торрутсейшу на материке?
   — Да.
   — Сколько... — Вакар осекся и сунул голову в спальное помещение: — Фуал, ну-ка проснись! Выходи, поторгуйся за меня.
* * *
   На следующее утро Вакар собрал свой отряд, чтобы ехать к причалам. Cpeт не откликался на зов, пока принц не нашел его во дворе, — переводчик болтал с Ниероном.
   — Пошли, — позвал Вакар.
   — Иду, господин. — Срет оглянулся на ходу и бросил на гесперийском: — Скоро опять увидимся, и раньше, чем ты думаешь.
   Колесницы загромыхали, съезжая к бухте. Там Вакар остановился у храма Лира, чтобы принести ягненка в жертву морскому божеству. Хоть он и не принимал всерьез богов, поскольку они никогда не являлись ему ни в снах, ни в видениях, но подумал, чго, принеси он жертву, хуже не будет. Затем он отправился дальше и, расспрашивая каждого встречного, обнаружил «Дайру». Матенг распоряжался погрузкой слитков меди, бизоньих шкур и мамонтовой кости.
   — Возвращайтесь домой, не теряйте времени, — сказал принц возничим, и те развернули колесницы. К одной из них Вакар успел привязать своего коня.
   Стараясь не выдать волнения, он неторопливо подошел к краю пристани и ступил на борт корабля. Фуал и Срет ковыляли следом, сгибаясь под тяжестью снаряжения и продуктов.
   — Руаз, вот твой пассажир! — крикнул Матенг. — Он хорошо заплатил, так что заботься о нем получше.
   — Принц, вона как? — капитан Руаз хохотнул в бороду. — Ну так не стой на дороге, драгоценное высочество, ежели не хочешь, чтобы тебе на ножку уронили слиток. — Он суетится, громко раздавая указания грузчикам, и вот наконец после долгой возни все товары размещены на борту. Матросы задраили люки и отвязали швартовочные тросы. От пристани отходили на четырех длинных веслах. «Дайра» двинулась по кольцевой бухте к главному каналу. Вакар вертел головой, внимательно рассматривая окрестности Амфере.
   На канале судно набрало скорость, поскольку к усилиям гребцов там присоединилось течение. Вскоре они миновали наружную юродскую стену, пройдя через огромные бронзовые ворота, готовые в любой момент наглухо затвориться и защитить город от вторжения вражеских кораблей. Затем около полумили судно шло по каналу к морю.
   Когда «Дайра» качнулась на первой океанской волне, Срет со стоном опустился на корточки у шпигата.
   — Что это с ним? — спросил Вакар.
   — Морская болезнь, господин, — ответил Фуал. — Если ты от нее не страдаешь, то считай, что тебе повезло.
   — Это вроде того, что случилось с Цорме в поэме?
 
Жженье в очах и кружение
буйной главы
Ниц повергают героя, и вот,
у шпигата согбенный,
Цорме молит о погибели, алчет от мук избавленья.
 
   Но пока я неплохо себя чувствую.
   Фуал отвернулся с многозначительной усмешечкой на лице. Через несколько минут Вакар ощутил легкую головную боль и тяжесть в желудке, но, не желая терять лицо, как ни в чем не бывало стоял у борта и глядел, как матросы сушат весла, опускают на воду кормило и ставят единственный прямой парус в красно-белую полоску. Западный ветер наполнил его и погнал «Дайру» к Гесперидам. Теперь Вакар понял, для чего судну такая высокая корма — волны набрасывались сзади, но не могли перехлестнуть через борт, а лишь толкали «Дайру» вперед.