Владыка Дардинель взялся рукой за подбородок и склонил остроконечный шлем, увенчанный полумесяцем.
— О Медор, — произнес он наконец без особого расположения, — приводишь ты доводы искуснее иного доктора наук, и из доводов сих видно, что и сам ты положил глаз на эту девицу! Так что не составит большого труда мне сыскать и изъян в доктрине твоей.
Ши, затаивший дыхание, выпустил его с продолжительным «ф-фух!» — а остальные сарацины одобрительно загалдели.
Дардинель подступил к Ши и пощупал его бицепсы.
— Как попал ты сюда, франк? — поинтересовался он.
Ши ответил:
— Я малость повздорил с какими-то императорскими паладинами.
Такой ответ мог выставить его в более выгодном свете и, что самое главное, был совершеннейшей правдой.
Дардинель кивнул.
— Испытанный ли боец ты?
— Да приходилось бывать в переделках. Если хочешь, чтобы я что-нибудь показал, избавь меня от этого джентльмена, что вцепился мне в правую руку, и...
— Нету в этом нужды. Желаешь ли верно служить эмиру Аграманту в походе нашем?
А почему бы и нет? Ши решил, что паладинам он ничем не обязан, в то время как согласие, по крайней мере, сохранит ему жизнь достаточно надолго, чтобы что-нибудь придумать.
— Идет. Заносите меня в списки. То есть я хотел сказать, клянусь защищать вашего справедливого и милосердного эмира, и все такое, и так далее, да поможет мне Аллах.
Дардинель снова кивнул, но сурово добавил:
— Не рассчитывай только, что даже если казий признает брак твой с девицей этой законным, сохранишь ты свои права на нее, ибо желаю я, чтобы произнес ты над нею формулу развода. Если покажешь с доброй стороны себя, одарю я тебя шестью другими из пленниц, с лицами, как полные луны. Как зовешься ты?
— Сэр Гарольд Ши.
— Сэр Гарр Аль-Шах? Слышу я чудо: носит он сразу и назарянские, и мусульманские титулы! Как же стал ты военачальником?
— Я их унаследовал, — туманно ответил Ши. — Понимаете, смешанная семья, — добавил он, вспомнив про запутанные родственные отношения обитателей Каренского замка.
С большим облегчением он почувствовал, как разжались вцепившиеся в него пальцы. Нет, понял он оглянувшись, не было ни единого шанса быстро вмешаться в ситуацию и освободить Бельфегору. Слишком уж многие из этой публики держали в руках весьма острые на вид сабли.
Владыка Дардинель, судя по всему, сразу утратил к нему всякий интерес.
— Деву связать, да только полегче, шелковыми кушаками, — распорядился он. — О Медор, прими же нового воителя в свое войско да проследи, чтоб доспехи получил он и оружие. Ответишь мне за него честью своей!
Когда девушку проводили мимо, смотрела она на Медора, а не на него, и Ши ощутил неприятный укол в сердце. На улице было привязано несколько лошадей, одна из которых предназначалась ему. Было чертовски обидно уходить, так и не отвесив трактирщику хорошую плюху, но приходилось вести себя тихо, пока не прояснились куда более важные вещи.
Влезая в седло. Ши поморщился от боли, поскольку после долгой скачки на кентавре мышцы в паху затвердели, как канаты. Правда, в мягких коврах высокого седла они вскоре немного расслабились, и Ши устроился, испытывая разве что чисто номинальные неудобства.
Когда кавалькада пустилась вскачь под палящим солнцем, которое перевалило уже за полдень. Ши пришла в голову мысль, что для того, чтобы заставить его жену спать после этого в кровати, потребуется кое-что посильнее колдовства.
Глава 11
Глава 12
— О Медор, — произнес он наконец без особого расположения, — приводишь ты доводы искуснее иного доктора наук, и из доводов сих видно, что и сам ты положил глаз на эту девицу! Так что не составит большого труда мне сыскать и изъян в доктрине твоей.
Ши, затаивший дыхание, выпустил его с продолжительным «ф-фух!» — а остальные сарацины одобрительно загалдели.
Дардинель подступил к Ши и пощупал его бицепсы.
— Как попал ты сюда, франк? — поинтересовался он.
Ши ответил:
— Я малость повздорил с какими-то императорскими паладинами.
Такой ответ мог выставить его в более выгодном свете и, что самое главное, был совершеннейшей правдой.
Дардинель кивнул.
— Испытанный ли боец ты?
— Да приходилось бывать в переделках. Если хочешь, чтобы я что-нибудь показал, избавь меня от этого джентльмена, что вцепился мне в правую руку, и...
— Нету в этом нужды. Желаешь ли верно служить эмиру Аграманту в походе нашем?
А почему бы и нет? Ши решил, что паладинам он ничем не обязан, в то время как согласие, по крайней мере, сохранит ему жизнь достаточно надолго, чтобы что-нибудь придумать.
— Идет. Заносите меня в списки. То есть я хотел сказать, клянусь защищать вашего справедливого и милосердного эмира, и все такое, и так далее, да поможет мне Аллах.
Дардинель снова кивнул, но сурово добавил:
— Не рассчитывай только, что даже если казий признает брак твой с девицей этой законным, сохранишь ты свои права на нее, ибо желаю я, чтобы произнес ты над нею формулу развода. Если покажешь с доброй стороны себя, одарю я тебя шестью другими из пленниц, с лицами, как полные луны. Как зовешься ты?
— Сэр Гарольд Ши.
— Сэр Гарр Аль-Шах? Слышу я чудо: носит он сразу и назарянские, и мусульманские титулы! Как же стал ты военачальником?
— Я их унаследовал, — туманно ответил Ши. — Понимаете, смешанная семья, — добавил он, вспомнив про запутанные родственные отношения обитателей Каренского замка.
С большим облегчением он почувствовал, как разжались вцепившиеся в него пальцы. Нет, понял он оглянувшись, не было ни единого шанса быстро вмешаться в ситуацию и освободить Бельфегору. Слишком уж многие из этой публики держали в руках весьма острые на вид сабли.
Владыка Дардинель, судя по всему, сразу утратил к нему всякий интерес.
— Деву связать, да только полегче, шелковыми кушаками, — распорядился он. — О Медор, прими же нового воителя в свое войско да проследи, чтоб доспехи получил он и оружие. Ответишь мне за него честью своей!
Когда девушку проводили мимо, смотрела она на Медора, а не на него, и Ши ощутил неприятный укол в сердце. На улице было привязано несколько лошадей, одна из которых предназначалась ему. Было чертовски обидно уходить, так и не отвесив трактирщику хорошую плюху, но приходилось вести себя тихо, пока не прояснились куда более важные вещи.
Влезая в седло. Ши поморщился от боли, поскольку после долгой скачки на кентавре мышцы в паху затвердели, как канаты. Правда, в мягких коврах высокого седла они вскоре немного расслабились, и Ши устроился, испытывая разве что чисто номинальные неудобства.
Когда кавалькада пустилась вскачь под палящим солнцем, которое перевалило уже за полдень. Ши пришла в голову мысль, что для того, чтобы заставить его жену спать после этого в кровати, потребуется кое-что посильнее колдовства.
Глава 11
Шатры были тесно понатыканы где попало безо всякого намека хоть на какой-то порядок. В воздухе висела вонь, неопровержимо свидетельствуя о том, что санитарное оборудование находилось здесь в самом зачаточном состоянии.
Между шатрами бесцельно слонялись мусульмане всех размеров, ростов и полноты, и лишь по немногим можно было судить, что они представляют собой армию. Гораздо больше все это напоминало восточный базар в разгар грандиозной ярмарки. Собравшись в кучки, доблестные воины шумно спорили и торговались, заключая некие сделки, или просто болтали; там и сям вольготно раскинулись спящие, не обращая внимания на клубящихся над ними мух.
Откуда-то доносилось позвякивание, означавшее, судя по всему, работу кузнеца. Когда кавалькада влилась в проход между шатрами, спорщики прекратили свои споры, а некоторые из сонь даже подняли головы, дабы выяснить, с чего такая суета.
Относительно Бельфегоры они отпускали вполне внятные и весьма личные комментарии. Ши почувствовал, что лицо его загорелось, и принялся изобретать для обидчиков страшнейшие мучения. Однако она высоко держала голову и ни на что не обращала внимания, проносясь мимо в своем дамском седле во главе кавалькады. Она даже и не пыталась заговорить с Ши с того самого момента, как их схватили. Он ее в этом не винил, сознавая, какой великой ошибкой с его стороны было не раскусить этого подлого трактирщика и не внять предостережениям карлика. Хорошо же расплатился он с ней за то, что она помогла ему выбраться из одной заварухи — в другую втянул, да еще в какую!
Так, спокойно, вопрос в том...
Медор коснулся его руки.
— Мы поедем туда, — сказал он, направляя коня влево в сопровождении еще трех-четырех всадников.
Вскоре они оказались перед большим полосатым шатром. Напротив него из земли торчал шест, с которого свисало нечто вроде лошадиного хвоста. Медор спешился и откинул полог.
— Не соизволишь ли войти, о Гарр?
Внутри оказалось, по крайней мере, чуть попрохладней, чем на улице.
Медор указал в сторону кучи ковров подле матерчатой занавеси, которая отделяла внутреннее помещение от остального пространства шатра, и уселся, поджав ноги, на такую же стопку напротив. На взгляд Ши, вовсе не большого специалиста по восточной мануфактуре, ковры были не из дешевых. Молодой человек хлопнул в ладоши и приказал тут же появившемуся откуда-то изнутри слуге с всклокоченной бороденкой:
— Хлеб и соль принеси. Да шербет не забудь.
— Слушаю и повинуюсь! — отозвался тот и исчез.
Медор около минуты угрюмо таращился на ковер перед собой, после чего проговорил:
— Не требуется ли цирюльник тебе? Ибо вижу я, что следуешь ты франкийскому обычаю брить лицо, равно как и я сам, и давно уж не испытывал блаженства от чистоты его.
— Хорошая мысль, — согласился Ши, ощупывая шершавый, как напильник, подбородок. — Слушай, а что они с ней сделают?
— Говорится в книгах, что дерево дружбы лишь у источника немногословия произрастает, — ответствовал Медор и снова погрузился в молчание, пока в сопровождении еще двоих не вернулся слуга.
Первый нес кувшин с водой и пустой тазик. Когда Медор протянул ему руки, слуга полил на них из кувшина и извлек полотенце. Затем он оказал ту же услугу Ши, который был рад избавиться хоть от части глубоко въевшейся грязи.
Второй держал поднос с чем-то вроде тонкой вафли и тарелочкой соли.
Медор отломил от этой вафли кусочек, посыпал щепоткой соли и поднес к физиономии Ши. Тот попытался ухватить его рукой, но Медор ловко увернулся от его пальцев и поднес кусочек еще ближе. Наконец, Ши догадался, что от него требуется открыть рот. Когда он поступил подобным образом, Медор тут же сунул туда посоленную вафлю и выжидающе застыл. Вкус оказался довольно отвратным. Поскольку явно ожидалось какое-то продолжение, Ши, в свою очередь, тоже отломил от пластины кусок, посолил и, что называется, последовало аллаверды. Слуга исчез. Медор поднял чашку с шербетом и облегченно вздохнул.
— Во имя Аллаха, всемогущего и милосердного, — объявил он, — разделили хлеб мы и соль, и далее не можем уж зла причинить друг другу. Поэму написал я на тему сию — не распахнешь ли ты свою душу, дабы выслушать ее?
Поэма оказалась длинной и, как показалось Ши, довольно бессмысленной.
Медор аккомпанировал себе на лютне с длинным, как гусиная шея, грифом, которую подобрал с пола, однообразно завывая припев на считанных минорных нотах. Ши восседал, потягивая шербет (оказавшийся на поверку просто свежим апельсиновым соком) и терпеливо ждал окончания. Вдруг посреди очередного припева снаружи донесся мощный многоголосый вой. Отшвырнув лютню, Медор подхватил один из ковриков поменьше и ринулся на дневную молитву.
Вернувшись, он опять хлопнулся на ковры.
— О Гарр, поистине вы, шахи франкийские, разбираетесь в жизни за Аллаха, существование пророка коего неопровержимо, не лучше, чем свинья разбирается в желудях, кои поедает. И все же поведай мне сейчас одну лишь чистую правду — и в самом деле воин ты искусный?
Ши на мгновенье задумался.
— Да откуда же, к чертям, мне точно это знать? — произнес он наконец. — Да, я ввязывался во всякие стычки, когда была нужда, но никогда не служил в регулярных войсках во время войны в обычном понимании, если ты это имеешь в виду.
— Да. На хлебе и соли не в силах скрыть я того, что в делах подобных сам я что посох, увязший в песке. Ничем не снискать мне любви и уваженья, кроме как виршами своими; знатного рода будучи, не иначе как сообразно традиции служить я обязан!
Он опять подобрал лютню и взял несколько меланхолических аккордов.
— Может, и прощен я буду, — молвил он томно, — и не обернется это противу меня в День Дней. Владыка Дардинель велел не более и не менее, как вооружить тебя и снабдить доспехами. Из тех ли ты франков, что сражаются с пикою? — Тут он моментально просветлел. — Сложил я поэму на тему крови. Смягчится ли душа твоя, дабы выслушать ее?
— Давай лучше в следующий раз, — предложил Ши. — Ты не считаешь, что для начала стоит расквитаться со всем этим обмундированием? Владыка Дардинель в любой момент заявится с инспекторской проверкой, и мы будем очень кисло выглядеть.
— О Аллах, забери меня из этой жизни, что так наскучила мне! — возопил Медор и безо всякого видимого напряжения запустил лютней через весь шатер, так что Ши услышал, как она брякнулась обо что-то твердое на противоположной стороне.
После мгновенья тишины Медор хлопнул в ладоши и скомандовал слуге со всклокоченной бороденкой:
— Позвать моего оружейника!
Оружейник оказался приземистым, коренастым типом с коротко подстриженными черными волосами и черными же глазами. Ши решил, что он, наверное, баск, как и Эшгерей, но изъяснялся тот в чисто мусульманской манере:
— Не соблаговолит ли чудо столетья немного приподняться? Хэ-хм. И впрямь найдется у меня кольчуга, что впору будет Свету Востока, но вот чем вооружишься ты — задача, хэ-хм. Вне всяких сомнений, великолепию твоему потребна и сабля?
— Если у тебя отыщется небольшая прямая шпага с острым кончиком, это будет самое то, — сказал Ши. Медор, похоже, тем временем задремал, обиженно надув губы.
— О шах Гарр, — молвил оружейник, — может, и найдется клинок такой средь трофеев наших после Канфрано, но не открою я тайны великой, ежели замечу, что у сабель этих франкийских лезвия нету острого для рубки!
— Во всяком случае, взгляни. Если не найдешь, сгодится самая длинная и прямая сабля, которая только отыщется. Да — и обязательно с заостренным кончиком.
— Да поразит меня Аллах до смерти, если не из тех ты, кто уколом коварным противника поражает! Отец мой, что кузнецом был у властителя хиндского, рассказывал о диковинах подобных в тех краях, но мои глаза никогда не просвещались созерцанием зрелища столь редкостного!
Медор приоткрыл глаза, хлопнул в ладоши и приказал своему денщику.
— Другую лютню, и повару вели немедля яства нести гостю моему для вечерней трапезы.
— А сам-то что, есть не будешь? — поинтересовался Ши.
— Стеснилась грудь моя. Сыт буду я пищею размышлений собственных.
Взяв новую лютню, он пару раз брякнул по струнам и испустил продолжительную, скрипучую ноту вроде той, что производит палец, когда им проводят по стеклу. Кузнец все суетился и кланялся.
— Открылось мне, о владыка века, — трещал он, — что потребна кольчуга крепости необычайной и для плеча, и для правой руки...
Медор отложил лютню.
— Проваливай! — взвизгнул он. — Властитель шума и гама, чья мать была возлюбленной борова! Тебе надо, ты и делай эти поганые доспехи, а потом неси сюда, но только молча!
Когда кузнец выкатился из шатра, а слуга принялся расставлять перед Ши разнообразные блюда, молодой человек вновь углубился в пение и аккомпанемент. Для принятия пищи это было далеко не лучшее музыкальное сопровождение. Ши размышлял, как управиться с поданной ему клейкой массой без вилки. Вдобавок она оказалась зверски приправлена, но он так проголодался, что это не доставило ему особого беспокойства. Принесли кофе, все той же умопомрачительной приторности, что и на постоялом дворе. Медор оторвался от музицирования, дабы тоже принять чашечку. Когда он деликатно подносил ее к губам, Ши спросил:
— Да что тебя так гложет, в конце-то концов? Ты ведешь себя так, будто только что потерял лучшего друга.
— О нет, — ответствовал Медор, — лишь обрел я его, но...
Он отставил чашечку, снова взялся за лютню и пропел:
— Ну, ну, возьми себя в руки, приятель, — принялся утешать его Ши. — Это ведь про твою подружку Бельфебу... Бельфегору то есть?
— То правда-а! Истину ли ты молвил, что супруга она тебе? Иль хитрость то была, чтоб повелителю моему воспрепятствовать, владыке Дардинелю?
— Ну, — замялся Ши, — вообще-то это очень долгая и запутанная история...
— Нет, не опасайся душу свою распахнуть товарищу своему по хлебу и соли! Истинная дружба превыше демона ревности, как философ говорит Ифлатун!
Ши просчитал свой ответ со снайперской точностью.
— Эту девушку я знаю уже довольно давно. Что же до остального, то ее нынешний статус как раз тот, в котором ты ее встретил в Каренском замке. Ну что, успокоился малость?
Когда Медор лишь горестно вздохнул. Ши прибавил:
— В общем, я уверен, что если мы наймем адвоката или как там его зовут...
— Воистину, шах Гарр, — перебил его Медор, — бредешь ты во тьме неведенья. Знай же, что казий наверняка признает законным желание владыки Дардинеля овладеть этой девицей. Коли не произнесешь ты формулу развода, вынудит он ее саму произнести! О, что же сотворил я такого, что обыкновенная женщина повергает меня в такую бездну печали? Ведь ясно, что с волосами столь огненно-рыжими является она предвестницей беды. Горе мне! О, лишь откладывается неизбежный для меня час пресловутым очищением трехдневным!
Ши проговорил:
— Во всяком случае, могу тебя заверить в одном: кто попытается овладеть этой девушкой без ее согласия, потом в жизни никем овладеть не сможет.
Но слезы у Медора хлынули вновь. Ши откинулся на подушки, лихорадочно размышляя. Толку от этого кисляя, как от третьей ноги, хотя справедливости ради Ши не мог не признать, даже несмотря на свое ревнивое отношение к нацеленному на Бельфегору либидо Медора, что этот юнец, собственно говоря, спас ему тогда жизнь на постоялом дворе. Кроме того, Медор разбирался в местных законах, и оставался еще один ресурс, который он пока не использовал — свое собственное знание магии.
— А где ее могут держать? — спросил он.
— Нигде, кроме как в гаремном шатре владыки Дардинеля!
Ши продолжал:
— А ты не знаешь, Руджер — ну этот, который из Карены, он уже присоединился к войску?
Угрюмое выражение на физиономии юного сарацина переменилось на откровенно презрительное.
— Донеслось до ушей моих, что этот незаконнорожденный сын блудницы и впрямь среди нас.
— Так ты его не особо жалуешь?
— Аллах свидетель — если чашка воды спасла бы его от ада, дал бы я ему огня напиться! Недавно совсем в замке Каренском, когда декламировал я свои стансы в память Феррау, что самой лучшей и самой длинной из всех поэтик моих являются, вырвал он лютню у меня из рук!
Впервые за все время Ши ощутил к драчливому племянничку Атланта нечто вроде симпатии. Однако сказал:
— Ладно, Руджер мне нужен для одного дела. А конкретнее, я хочу его похитить и вернуть обратно в Карену. Поможешь мне это проделать — думаю, тогда я тебе покажу, как вызволить Бельфегору из неволи.
Красивое лицо исказил страх.
— О Гарр, Руджер столь силен, что не устоять против него и вдесятером! Аллах защитит нас, но вдвоем мы против него, что мышь против орла!
— Решай сам, — холодно заметил Ши. Чего ему действительно очень хотелось, так это попросту вызволить отсюда Бельфегору и навсегда позабыть об этом маленьком происшествии. Но шансы восстановить память его жены Бельфебы по-прежнему оставались бы крайне невысокими, если бы ее не удалось доставить к Чалмерсу с его куда более солидными познаниями как в области психиатрии, так и магии. Если Медор пойдет на попятный, может, и удастся еще дать задний ход в последний момент.
От двери шатра донесся чей-то жалобный призыв. Слуга выскочил наружу и тут же вернулся со свертком, в котором, как оказалось, были готовые доспехи.
Пока Медор оставался погруженным в мрачные раздумья. Ши их изучил. Сабля хоть и была все-таки кривоватой, с основным весом, сосредоточенным на дальнем конце, но оказалась несколько прямее обычного, а оружейник мастерски отковал острый, как игла, кончик. Имелась здесь и остроконечная стальная шапка с коротким кольчужным занавесом для защиты затылка, кинжал, небольшой круглый щит тонкой работы и кольчуга. Ши отложил все это добро и повернулся к Медору.
— Ну?
Юный сарацин хитро посмотрел на него.
— Нет бога, кроме Аллаха, и сказано в книгах, что никто не умрет, покуда не грянет назначенный час. Говори, и повинуюсь я тебе, словно был бы я мамелюком* [27] твоим!
— Руджер придет сюда, если ты за ним пошлешь?
— Нет, скорее прогонит он слугу моего кнутом от дверей своих!
— Придется нам тогда самим к нему пойти. Ты в курсе, где он устроился?
— Воистину так.
— Отлично. Тогда немного погодя. Мне нужно обдумать план. Каким весом ты тут пользуешься?
— О шах, под началом владыки Дардинеля предводитель я восьми десятков стражников.
Ши подумал, что дела в сарацинской армии обстоят, видно, не лучшим образом, коли приходится полагаться на предводителей вроде этого томного сердцееда, но в данный момент голова его была слишком занята, чтобы развить рассмотрение этого вопроса.
— Можешь вызвать их сюда, по три-четыре человека за раз?
— Слушаю и повинуюсь, — отозвался Медор, прижав руки к груди, и стал подниматься.
Ши, которому не очень-то понравилось непроходящее выражение испуга в глазах Медора, остановил его.
— Погоди-ка. Давай для начала одного. Испытаем волшебство на нем, чтобы лишний раз убедиться.
Медор опустился на место и хлопнул в ладоши.
— Вели Тарику Аль-Марику явиться да не задерживаться, ежели дорога ему голова его! — приказал он слуге.
Подхватив лютню, он принялся опять терзать струны. В свете греческой масляной лампы, которую им принесли вместе с обедом, ярко сверкали драгоценные камни на его браслетах.
— Дай-ка на минуточку браслетик, а? — попросил Ши.
Когда воин вошел. Ши велел Медору приказать ему сесть и расслабиться, после чего поставил перед солдатом лампу. Пока юный сарацин продолжал пощипывать струны. Ши поднес к глазам воина браслет, поводя им в разные стороны, и тихим голосом принялся нашептывать все, что ему удалось припомнить из того снотворвого заклинания, которое Астольф применил против него самого.
С точки зрения как магии, так и гипноза, этот метод никак нельзя было отнести к особо ортодоксальным, но он, похоже, сработал. Глаза воина подернулись туманной поволокой, и он неминуемо свалился бы, если бы не оперся спиной о матерчатую стенку шатра. Ши тут же произнес:
— Слышишь ли ты меня?
— О да!
— Будешь ли повиноваться моим приказаниям?
— Как приказаниям отца своего!
— Эмир желает устроить лагерю сюрприз. Нужно подтянуть дисциплину. Ясно?
— Как скажет повелитель мой!
— Как только завершится вечерняя молитва, ты вытащишь свою саблю, пробежишь по лагерю и перережешь веревки шатров.
— Слушаю и повинуюсь!
— Ты перережешь абсолютно все веревки, которые попадутся тебе на глаза, что бы тебе там кто ни говорил.
— Слушаю и повинуюсь.
— Ты позабудешь об этом приказании до той поры, пока не придет время действовать.
— Слушаю и повинуюсь, — повторил воин.
— Пробудись!
Воин заморгал и очнулся, заерзав так, словно во сне потерял опору.
Когда он поднялся. Ши спросил:
— Какие были тебе отданы приказания?
— Как следует наблюдать за дверями шатра владыки Дардинеля этой ночью. Насколько помню я, владыка Медор не отдавал мне никаких других.
— Он просто забыл. Тебе нужно привести сюда еще четырех воинов. Верно, Медор?
— О да, поистине так оно и есть, — вяло подтвердил Медор. Воин переступил с ноги на ногу.
— А вот...
— Больше ничего, — твердо сказал Ши. Он бросил взгляд на Медора, который отложил лютню и таращился вслед подчиненному.
— Поистине, шах Гарр, — пролепетал он, — это словно как пророки вновь очутились на земле! И в самом деле перережет он веревки у шатров, как ты ему повелел?
— Если не перережет, я на него такое заклятье наложу, что он голову собственную съест, — подтвердил Ши, который пришел к заключению, что при подобной впечатлительности сотрудничество с этим нытиком ничем ему не угрожает. — Слушай, когда остальные придут, продолжай наигрывать эту восточную мелодию, а? По-моему, она на них неплохо действует.
Между шатрами бесцельно слонялись мусульмане всех размеров, ростов и полноты, и лишь по немногим можно было судить, что они представляют собой армию. Гораздо больше все это напоминало восточный базар в разгар грандиозной ярмарки. Собравшись в кучки, доблестные воины шумно спорили и торговались, заключая некие сделки, или просто болтали; там и сям вольготно раскинулись спящие, не обращая внимания на клубящихся над ними мух.
Откуда-то доносилось позвякивание, означавшее, судя по всему, работу кузнеца. Когда кавалькада влилась в проход между шатрами, спорщики прекратили свои споры, а некоторые из сонь даже подняли головы, дабы выяснить, с чего такая суета.
Относительно Бельфегоры они отпускали вполне внятные и весьма личные комментарии. Ши почувствовал, что лицо его загорелось, и принялся изобретать для обидчиков страшнейшие мучения. Однако она высоко держала голову и ни на что не обращала внимания, проносясь мимо в своем дамском седле во главе кавалькады. Она даже и не пыталась заговорить с Ши с того самого момента, как их схватили. Он ее в этом не винил, сознавая, какой великой ошибкой с его стороны было не раскусить этого подлого трактирщика и не внять предостережениям карлика. Хорошо же расплатился он с ней за то, что она помогла ему выбраться из одной заварухи — в другую втянул, да еще в какую!
Так, спокойно, вопрос в том...
Медор коснулся его руки.
— Мы поедем туда, — сказал он, направляя коня влево в сопровождении еще трех-четырех всадников.
Вскоре они оказались перед большим полосатым шатром. Напротив него из земли торчал шест, с которого свисало нечто вроде лошадиного хвоста. Медор спешился и откинул полог.
— Не соизволишь ли войти, о Гарр?
Внутри оказалось, по крайней мере, чуть попрохладней, чем на улице.
Медор указал в сторону кучи ковров подле матерчатой занавеси, которая отделяла внутреннее помещение от остального пространства шатра, и уселся, поджав ноги, на такую же стопку напротив. На взгляд Ши, вовсе не большого специалиста по восточной мануфактуре, ковры были не из дешевых. Молодой человек хлопнул в ладоши и приказал тут же появившемуся откуда-то изнутри слуге с всклокоченной бороденкой:
— Хлеб и соль принеси. Да шербет не забудь.
— Слушаю и повинуюсь! — отозвался тот и исчез.
Медор около минуты угрюмо таращился на ковер перед собой, после чего проговорил:
— Не требуется ли цирюльник тебе? Ибо вижу я, что следуешь ты франкийскому обычаю брить лицо, равно как и я сам, и давно уж не испытывал блаженства от чистоты его.
— Хорошая мысль, — согласился Ши, ощупывая шершавый, как напильник, подбородок. — Слушай, а что они с ней сделают?
— Говорится в книгах, что дерево дружбы лишь у источника немногословия произрастает, — ответствовал Медор и снова погрузился в молчание, пока в сопровождении еще двоих не вернулся слуга.
Первый нес кувшин с водой и пустой тазик. Когда Медор протянул ему руки, слуга полил на них из кувшина и извлек полотенце. Затем он оказал ту же услугу Ши, который был рад избавиться хоть от части глубоко въевшейся грязи.
Второй держал поднос с чем-то вроде тонкой вафли и тарелочкой соли.
Медор отломил от этой вафли кусочек, посыпал щепоткой соли и поднес к физиономии Ши. Тот попытался ухватить его рукой, но Медор ловко увернулся от его пальцев и поднес кусочек еще ближе. Наконец, Ши догадался, что от него требуется открыть рот. Когда он поступил подобным образом, Медор тут же сунул туда посоленную вафлю и выжидающе застыл. Вкус оказался довольно отвратным. Поскольку явно ожидалось какое-то продолжение, Ши, в свою очередь, тоже отломил от пластины кусок, посолил и, что называется, последовало аллаверды. Слуга исчез. Медор поднял чашку с шербетом и облегченно вздохнул.
— Во имя Аллаха, всемогущего и милосердного, — объявил он, — разделили хлеб мы и соль, и далее не можем уж зла причинить друг другу. Поэму написал я на тему сию — не распахнешь ли ты свою душу, дабы выслушать ее?
Поэма оказалась длинной и, как показалось Ши, довольно бессмысленной.
Медор аккомпанировал себе на лютне с длинным, как гусиная шея, грифом, которую подобрал с пола, однообразно завывая припев на считанных минорных нотах. Ши восседал, потягивая шербет (оказавшийся на поверку просто свежим апельсиновым соком) и терпеливо ждал окончания. Вдруг посреди очередного припева снаружи донесся мощный многоголосый вой. Отшвырнув лютню, Медор подхватил один из ковриков поменьше и ринулся на дневную молитву.
Вернувшись, он опять хлопнулся на ковры.
— О Гарр, поистине вы, шахи франкийские, разбираетесь в жизни за Аллаха, существование пророка коего неопровержимо, не лучше, чем свинья разбирается в желудях, кои поедает. И все же поведай мне сейчас одну лишь чистую правду — и в самом деле воин ты искусный?
Ши на мгновенье задумался.
— Да откуда же, к чертям, мне точно это знать? — произнес он наконец. — Да, я ввязывался во всякие стычки, когда была нужда, но никогда не служил в регулярных войсках во время войны в обычном понимании, если ты это имеешь в виду.
— Да. На хлебе и соли не в силах скрыть я того, что в делах подобных сам я что посох, увязший в песке. Ничем не снискать мне любви и уваженья, кроме как виршами своими; знатного рода будучи, не иначе как сообразно традиции служить я обязан!
Он опять подобрал лютню и взял несколько меланхолических аккордов.
— Может, и прощен я буду, — молвил он томно, — и не обернется это противу меня в День Дней. Владыка Дардинель велел не более и не менее, как вооружить тебя и снабдить доспехами. Из тех ли ты франков, что сражаются с пикою? — Тут он моментально просветлел. — Сложил я поэму на тему крови. Смягчится ли душа твоя, дабы выслушать ее?
— Давай лучше в следующий раз, — предложил Ши. — Ты не считаешь, что для начала стоит расквитаться со всем этим обмундированием? Владыка Дардинель в любой момент заявится с инспекторской проверкой, и мы будем очень кисло выглядеть.
— О Аллах, забери меня из этой жизни, что так наскучила мне! — возопил Медор и безо всякого видимого напряжения запустил лютней через весь шатер, так что Ши услышал, как она брякнулась обо что-то твердое на противоположной стороне.
После мгновенья тишины Медор хлопнул в ладоши и скомандовал слуге со всклокоченной бороденкой:
— Позвать моего оружейника!
Оружейник оказался приземистым, коренастым типом с коротко подстриженными черными волосами и черными же глазами. Ши решил, что он, наверное, баск, как и Эшгерей, но изъяснялся тот в чисто мусульманской манере:
— Не соблаговолит ли чудо столетья немного приподняться? Хэ-хм. И впрямь найдется у меня кольчуга, что впору будет Свету Востока, но вот чем вооружишься ты — задача, хэ-хм. Вне всяких сомнений, великолепию твоему потребна и сабля?
— Если у тебя отыщется небольшая прямая шпага с острым кончиком, это будет самое то, — сказал Ши. Медор, похоже, тем временем задремал, обиженно надув губы.
— О шах Гарр, — молвил оружейник, — может, и найдется клинок такой средь трофеев наших после Канфрано, но не открою я тайны великой, ежели замечу, что у сабель этих франкийских лезвия нету острого для рубки!
— Во всяком случае, взгляни. Если не найдешь, сгодится самая длинная и прямая сабля, которая только отыщется. Да — и обязательно с заостренным кончиком.
— Да поразит меня Аллах до смерти, если не из тех ты, кто уколом коварным противника поражает! Отец мой, что кузнецом был у властителя хиндского, рассказывал о диковинах подобных в тех краях, но мои глаза никогда не просвещались созерцанием зрелища столь редкостного!
Медор приоткрыл глаза, хлопнул в ладоши и приказал своему денщику.
— Другую лютню, и повару вели немедля яства нести гостю моему для вечерней трапезы.
— А сам-то что, есть не будешь? — поинтересовался Ши.
— Стеснилась грудь моя. Сыт буду я пищею размышлений собственных.
Взяв новую лютню, он пару раз брякнул по струнам и испустил продолжительную, скрипучую ноту вроде той, что производит палец, когда им проводят по стеклу. Кузнец все суетился и кланялся.
— Открылось мне, о владыка века, — трещал он, — что потребна кольчуга крепости необычайной и для плеча, и для правой руки...
Медор отложил лютню.
— Проваливай! — взвизгнул он. — Властитель шума и гама, чья мать была возлюбленной борова! Тебе надо, ты и делай эти поганые доспехи, а потом неси сюда, но только молча!
Когда кузнец выкатился из шатра, а слуга принялся расставлять перед Ши разнообразные блюда, молодой человек вновь углубился в пение и аккомпанемент. Для принятия пищи это было далеко не лучшее музыкальное сопровождение. Ши размышлял, как управиться с поданной ему клейкой массой без вилки. Вдобавок она оказалась зверски приправлена, но он так проголодался, что это не доставило ему особого беспокойства. Принесли кофе, все той же умопомрачительной приторности, что и на постоялом дворе. Медор оторвался от музицирования, дабы тоже принять чашечку. Когда он деликатно подносил ее к губам, Ши спросил:
— Да что тебя так гложет, в конце-то концов? Ты ведешь себя так, будто только что потерял лучшего друга.
— О нет, — ответствовал Медор, — лишь обрел я его, но...
Он отставил чашечку, снова взялся за лютню и пропел:
Хоть Ши особо и не потряс пафос автора, Медор уронил лютню и принялся всхлипывать.
Ах, горечь в сердце разлилась —
Любви изгнанья близок час!
Солнце зайдет, и с последним лучом
Покатятся слезы из глаз!
— Ну, ну, возьми себя в руки, приятель, — принялся утешать его Ши. — Это ведь про твою подружку Бельфебу... Бельфегору то есть?
— То правда-а! Истину ли ты молвил, что супруга она тебе? Иль хитрость то была, чтоб повелителю моему воспрепятствовать, владыке Дардинелю?
— Ну, — замялся Ши, — вообще-то это очень долгая и запутанная история...
— Нет, не опасайся душу свою распахнуть товарищу своему по хлебу и соли! Истинная дружба превыше демона ревности, как философ говорит Ифлатун!
Ши просчитал свой ответ со снайперской точностью.
— Эту девушку я знаю уже довольно давно. Что же до остального, то ее нынешний статус как раз тот, в котором ты ее встретил в Каренском замке. Ну что, успокоился малость?
Когда Медор лишь горестно вздохнул. Ши прибавил:
— В общем, я уверен, что если мы наймем адвоката или как там его зовут...
— Воистину, шах Гарр, — перебил его Медор, — бредешь ты во тьме неведенья. Знай же, что казий наверняка признает законным желание владыки Дардинеля овладеть этой девицей. Коли не произнесешь ты формулу развода, вынудит он ее саму произнести! О, что же сотворил я такого, что обыкновенная женщина повергает меня в такую бездну печали? Ведь ясно, что с волосами столь огненно-рыжими является она предвестницей беды. Горе мне! О, лишь откладывается неизбежный для меня час пресловутым очищением трехдневным!
Ши проговорил:
— Во всяком случае, могу тебя заверить в одном: кто попытается овладеть этой девушкой без ее согласия, потом в жизни никем овладеть не сможет.
Но слезы у Медора хлынули вновь. Ши откинулся на подушки, лихорадочно размышляя. Толку от этого кисляя, как от третьей ноги, хотя справедливости ради Ши не мог не признать, даже несмотря на свое ревнивое отношение к нацеленному на Бельфегору либидо Медора, что этот юнец, собственно говоря, спас ему тогда жизнь на постоялом дворе. Кроме того, Медор разбирался в местных законах, и оставался еще один ресурс, который он пока не использовал — свое собственное знание магии.
— А где ее могут держать? — спросил он.
— Нигде, кроме как в гаремном шатре владыки Дардинеля!
Ши продолжал:
— А ты не знаешь, Руджер — ну этот, который из Карены, он уже присоединился к войску?
Угрюмое выражение на физиономии юного сарацина переменилось на откровенно презрительное.
— Донеслось до ушей моих, что этот незаконнорожденный сын блудницы и впрямь среди нас.
— Так ты его не особо жалуешь?
— Аллах свидетель — если чашка воды спасла бы его от ада, дал бы я ему огня напиться! Недавно совсем в замке Каренском, когда декламировал я свои стансы в память Феррау, что самой лучшей и самой длинной из всех поэтик моих являются, вырвал он лютню у меня из рук!
Впервые за все время Ши ощутил к драчливому племянничку Атланта нечто вроде симпатии. Однако сказал:
— Ладно, Руджер мне нужен для одного дела. А конкретнее, я хочу его похитить и вернуть обратно в Карену. Поможешь мне это проделать — думаю, тогда я тебе покажу, как вызволить Бельфегору из неволи.
Красивое лицо исказил страх.
— О Гарр, Руджер столь силен, что не устоять против него и вдесятером! Аллах защитит нас, но вдвоем мы против него, что мышь против орла!
— Решай сам, — холодно заметил Ши. Чего ему действительно очень хотелось, так это попросту вызволить отсюда Бельфегору и навсегда позабыть об этом маленьком происшествии. Но шансы восстановить память его жены Бельфебы по-прежнему оставались бы крайне невысокими, если бы ее не удалось доставить к Чалмерсу с его куда более солидными познаниями как в области психиатрии, так и магии. Если Медор пойдет на попятный, может, и удастся еще дать задний ход в последний момент.
От двери шатра донесся чей-то жалобный призыв. Слуга выскочил наружу и тут же вернулся со свертком, в котором, как оказалось, были готовые доспехи.
Пока Медор оставался погруженным в мрачные раздумья. Ши их изучил. Сабля хоть и была все-таки кривоватой, с основным весом, сосредоточенным на дальнем конце, но оказалась несколько прямее обычного, а оружейник мастерски отковал острый, как игла, кончик. Имелась здесь и остроконечная стальная шапка с коротким кольчужным занавесом для защиты затылка, кинжал, небольшой круглый щит тонкой работы и кольчуга. Ши отложил все это добро и повернулся к Медору.
— Ну?
Юный сарацин хитро посмотрел на него.
— Нет бога, кроме Аллаха, и сказано в книгах, что никто не умрет, покуда не грянет назначенный час. Говори, и повинуюсь я тебе, словно был бы я мамелюком* [27] твоим!
— Руджер придет сюда, если ты за ним пошлешь?
— Нет, скорее прогонит он слугу моего кнутом от дверей своих!
— Придется нам тогда самим к нему пойти. Ты в курсе, где он устроился?
— Воистину так.
— Отлично. Тогда немного погодя. Мне нужно обдумать план. Каким весом ты тут пользуешься?
— О шах, под началом владыки Дардинеля предводитель я восьми десятков стражников.
Ши подумал, что дела в сарацинской армии обстоят, видно, не лучшим образом, коли приходится полагаться на предводителей вроде этого томного сердцееда, но в данный момент голова его была слишком занята, чтобы развить рассмотрение этого вопроса.
— Можешь вызвать их сюда, по три-четыре человека за раз?
— Слушаю и повинуюсь, — отозвался Медор, прижав руки к груди, и стал подниматься.
Ши, которому не очень-то понравилось непроходящее выражение испуга в глазах Медора, остановил его.
— Погоди-ка. Давай для начала одного. Испытаем волшебство на нем, чтобы лишний раз убедиться.
Медор опустился на место и хлопнул в ладоши.
— Вели Тарику Аль-Марику явиться да не задерживаться, ежели дорога ему голова его! — приказал он слуге.
Подхватив лютню, он принялся опять терзать струны. В свете греческой масляной лампы, которую им принесли вместе с обедом, ярко сверкали драгоценные камни на его браслетах.
— Дай-ка на минуточку браслетик, а? — попросил Ши.
Когда воин вошел. Ши велел Медору приказать ему сесть и расслабиться, после чего поставил перед солдатом лампу. Пока юный сарацин продолжал пощипывать струны. Ши поднес к глазам воина браслет, поводя им в разные стороны, и тихим голосом принялся нашептывать все, что ему удалось припомнить из того снотворвого заклинания, которое Астольф применил против него самого.
С точки зрения как магии, так и гипноза, этот метод никак нельзя было отнести к особо ортодоксальным, но он, похоже, сработал. Глаза воина подернулись туманной поволокой, и он неминуемо свалился бы, если бы не оперся спиной о матерчатую стенку шатра. Ши тут же произнес:
— Слышишь ли ты меня?
— О да!
— Будешь ли повиноваться моим приказаниям?
— Как приказаниям отца своего!
— Эмир желает устроить лагерю сюрприз. Нужно подтянуть дисциплину. Ясно?
— Как скажет повелитель мой!
— Как только завершится вечерняя молитва, ты вытащишь свою саблю, пробежишь по лагерю и перережешь веревки шатров.
— Слушаю и повинуюсь!
— Ты перережешь абсолютно все веревки, которые попадутся тебе на глаза, что бы тебе там кто ни говорил.
— Слушаю и повинуюсь.
— Ты позабудешь об этом приказании до той поры, пока не придет время действовать.
— Слушаю и повинуюсь, — повторил воин.
— Пробудись!
Воин заморгал и очнулся, заерзав так, словно во сне потерял опору.
Когда он поднялся. Ши спросил:
— Какие были тебе отданы приказания?
— Как следует наблюдать за дверями шатра владыки Дардинеля этой ночью. Насколько помню я, владыка Медор не отдавал мне никаких других.
— Он просто забыл. Тебе нужно привести сюда еще четырех воинов. Верно, Медор?
— О да, поистине так оно и есть, — вяло подтвердил Медор. Воин переступил с ноги на ногу.
— А вот...
— Больше ничего, — твердо сказал Ши. Он бросил взгляд на Медора, который отложил лютню и таращился вслед подчиненному.
— Поистине, шах Гарр, — пролепетал он, — это словно как пророки вновь очутились на земле! И в самом деле перережет он веревки у шатров, как ты ему повелел?
— Если не перережет, я на него такое заклятье наложу, что он голову собственную съест, — подтвердил Ши, который пришел к заключению, что при подобной впечатлительности сотрудничество с этим нытиком ничем ему не угрожает. — Слушай, когда остальные придут, продолжай наигрывать эту восточную мелодию, а? По-моему, она на них неплохо действует.
Глава 12
Когда указания были отданы последнему из восьмидесяти стражников. Ши почувствовал, что смертельно устал. Медор, прикрыв рот изящной формы ладонью, заметил:
— Без сомненья, сделали мы столько, что Иблиса* [28] тьма пасть должна на лагерь, так что легко захватим мы деву и скроемся с нею. Утомился я, хоть и успокоился душою от великолепия замысла твоего. Давай-ка ко сну отойдем, надеясь на милость Аллаха!
— Не время спать, — отозвался Ши. — В моих краях есть такая пословица — на Аллаха надейся, да сам не плошай. А нам сейчас с одной вещью никак нельзя сплоховать. Я имею в виду Руджера. Вспомни — ты обещал.
Он поднялся, напялил на голову стальной колпак, пристегнул саблю и сунул за кушак ножны кинжала. Кольчугу он решил оставить, поскольку в предстоящем деле лишний вес был совсем ни к чему. Медор мрачно последовал его примеру.
Снаружи, вдоль склона, на котором раскинулся лагерь, уже вытягивались вечерние тени. Хотя Ши и не знал в точности часа молитвы, но предположил, что начнется она скоро. Это означало, что им следовало поспешить, если они рассчитывали захватить Руджера так, как это предусматривалось планом операции. Стоит этому бугаю вырваться и поднять шум, как надежд подловить его вторично уже не останется.
Но Медор едва тащился позади, словно им завладел некий могущественный демон медлительности. Ежесекундно он останавливался, дабы обменяться с кем-нибудь приветствиями, и все те, с кем он заговаривал, казалось, только и ждали случая открыть совершенно бесплодную дискуссию.
Ши подумалось, что здесь собралась самая болтливая публика на всем земном шаре.
— Послушай-ка, — рассердился он наконец, — если ты не пойдешь как следует, я навею на тебя чары, которые заставят тебя вызвать Руджера на дуэль.
Ши приходилось слышать о том, что зубы у людей могут стучать не только от холода, но на практике с подобным случаем столкнулся впервые. Медор торопливо прибавил шагу.
Руджер, как оказалось, обитал в довольно спартанского вида шатре, но почти в таком же большом, как у Медора. Перед шатром расхаживали взад-вперед два бородатых, злодейского вида типа с обнаженными ятаганами.
— Мы хотим повидать Руджера Каренского, — сообщил Ши тому, что оказался поближе. Другой приостановился и тут же присоединился к напарнику, внимательно изучавшему посетителей.
Первый стражник сказал:
— В лагере много шатров. И пускай же владыки заглянут в какой другой, ибо все друзьями являются пред Аллахом!
На всякий случай он поднял ятаган на уровень груди.
Ши через плечо бросил взгляд на быстро заходящее солнце.
— Нам обязательно нужно встретиться с ним до вечерней молитвы, — настойчиво повторил он, стряхивая вцепившиеся ему в рукав пальцы Медора. — Мы его друзья. Мы его еще по Карене знаем.
— О повелитель, ужасен будет гнев правителя Руджера! И будет куда лучше, и говорится о том по написанному, если один человек потерпит неудачу, что длиться будет лишь Аллахом назначенный час, нежели сразу двое расстанутся с жизнями своими! Знай же, что ежели побеспокоит кто владыку Руджера до часа вечерней молитвы, потеряем мы оба не больше не меньше, как головы собственные, в чем поклялся он на волосе из бороды своей!
— Без сомненья, сделали мы столько, что Иблиса* [28] тьма пасть должна на лагерь, так что легко захватим мы деву и скроемся с нею. Утомился я, хоть и успокоился душою от великолепия замысла твоего. Давай-ка ко сну отойдем, надеясь на милость Аллаха!
— Не время спать, — отозвался Ши. — В моих краях есть такая пословица — на Аллаха надейся, да сам не плошай. А нам сейчас с одной вещью никак нельзя сплоховать. Я имею в виду Руджера. Вспомни — ты обещал.
Он поднялся, напялил на голову стальной колпак, пристегнул саблю и сунул за кушак ножны кинжала. Кольчугу он решил оставить, поскольку в предстоящем деле лишний вес был совсем ни к чему. Медор мрачно последовал его примеру.
Снаружи, вдоль склона, на котором раскинулся лагерь, уже вытягивались вечерние тени. Хотя Ши и не знал в точности часа молитвы, но предположил, что начнется она скоро. Это означало, что им следовало поспешить, если они рассчитывали захватить Руджера так, как это предусматривалось планом операции. Стоит этому бугаю вырваться и поднять шум, как надежд подловить его вторично уже не останется.
Но Медор едва тащился позади, словно им завладел некий могущественный демон медлительности. Ежесекундно он останавливался, дабы обменяться с кем-нибудь приветствиями, и все те, с кем он заговаривал, казалось, только и ждали случая открыть совершенно бесплодную дискуссию.
Ши подумалось, что здесь собралась самая болтливая публика на всем земном шаре.
— Послушай-ка, — рассердился он наконец, — если ты не пойдешь как следует, я навею на тебя чары, которые заставят тебя вызвать Руджера на дуэль.
Ши приходилось слышать о том, что зубы у людей могут стучать не только от холода, но на практике с подобным случаем столкнулся впервые. Медор торопливо прибавил шагу.
Руджер, как оказалось, обитал в довольно спартанского вида шатре, но почти в таком же большом, как у Медора. Перед шатром расхаживали взад-вперед два бородатых, злодейского вида типа с обнаженными ятаганами.
— Мы хотим повидать Руджера Каренского, — сообщил Ши тому, что оказался поближе. Другой приостановился и тут же присоединился к напарнику, внимательно изучавшему посетителей.
Первый стражник сказал:
— В лагере много шатров. И пускай же владыки заглянут в какой другой, ибо все друзьями являются пред Аллахом!
На всякий случай он поднял ятаган на уровень груди.
Ши через плечо бросил взгляд на быстро заходящее солнце.
— Нам обязательно нужно встретиться с ним до вечерней молитвы, — настойчиво повторил он, стряхивая вцепившиеся ему в рукав пальцы Медора. — Мы его друзья. Мы его еще по Карене знаем.
— О повелитель, ужасен будет гнев правителя Руджера! И будет куда лучше, и говорится о том по написанному, если один человек потерпит неудачу, что длиться будет лишь Аллахом назначенный час, нежели сразу двое расстанутся с жизнями своими! Знай же, что ежели побеспокоит кто владыку Руджера до часа вечерней молитвы, потеряем мы оба не больше не меньше, как головы собственные, в чем поклялся он на волосе из бороды своей!