Погода стояла чудесная: апрель щедрой рукой разбросал набухшие почки по веткам чахлых парижских деревьев, во дворах и на подоконниках зачирикали воробьи, а Виктор Дельо водрузил на голову выгоревшее соломенное канотье. Свято соблюдая раз и навсегда заведенный порядок, старый адвокат одолел парадную лестницу Дворца Правосудия, пересек просторный вестибюль и направился к гардеробной адвокатов. Там он сменил канотье на шапочку и облачился в доисторическую мантию. Потерявший форму кожаный портфельчик, в котором покоилась неизменная «Газетт дю Палэ», окончательно довершил его облик. Жизнь Виктора Дельо вошла в проторенную колею.
При входе в Торговую галерею он столкнулся со старшиной сословия Мюнье, и тот воскликнул:
— Ба, Дельо, ты никак воскрес? Ну что, старина, как наши дела? Почти полгода носа не казал во Дворец! Еще бы: после такого триумфа в деле Вотье…
— Не будем преувеличивать… — скромно отозвался адвокат.
— Ничего себе! Весь Дворец и газеты только и твердили, что о тебе! В один день ты стал знаменитостью, и вдруг — как в воду канул! Что стряслось?
— Да ничего… Я сидел дома, терпеливо дожидаясь, чтобы ко мне начали сбегаться с заманчивыми предложениями…
— И много их теперь у тебя?
— Ни одного! В глубине души я другого и не ждал… А как ты думал? Я принадлежу к старой гвардии, а ее давно оттеснили локтями молодые карьеристы…
— Послушай, тебя надо встряхнуть! У меня есть для тебя еще одно сенсационное дело… Один калека ухлопал свою жену…
— Ты непременно хочешь сделать из меня адвоката Суда чудес! Нет уж, благодарю покорно! Видишь ли, я предпочитаю вернуться в добрый старый Исправительный суд…
— Ты что, спятил?
— Может быть… если только, наоборот, не образумился!
— Воля твоя, конечно… Однако это, надеюсь, не помешает тебе время от времени наведываться ко мне? У меня всегда есть в запасе недурные сигары…
— Ну, раз уж ты проведал мою слабость…
Виктор Дельо улыбнулся, и они раскланялись. Затем старый адвокат возобновил прогулку по Дворцу, заходя из одной канцелярии в другую, из палаты в палату, изучая объявления о делах. Спустя три часа он снял мантию, сменил шапочку на канотье, вышел из Дворца и смешался с толпой. Весенняя теплынь располагала к раздумьям. Виктор Дельо неспешно зашагал к дому по набережной Гранд-Опостен, вдоль лотков букинистов. Почти у каждого он останавливался и листал пожелтевшие страницы, время от времени поправляя очки, чтобы полюбоваться старинной гравюрой… Однако мыслями он был далеко отсюда, в Институте святого Иосифа, тоску по которому испытывал с тех самых пор, как побывал там. Вот где парит истинный покой, вот где забывается вся людская суета.
Добравшись до своего подъезда, он немало удивился при виде поджидавшего его человека: то был Ивон Роделек собственной персоной, в черной сутане и голубых брыжах, смущенно комкающий в нескладных крестьянских руках треуголку.
— Какой приятный сюрприз! — воскликнул адвокат, приглашая гостя в свою скромную квартиру. — Вот уж не ожидал! А ведь по пути из Дворца я как раз думал о вас, о ваших коллегах и учениках… Как дела у Жака?
— Хорошо. Даже очень хорошо… Сегодня я уже могу сказать вам, что он возвращается к счастью.
— Что ж, прекрасно! Я тоже считаю, что эти два существа просто созданы друг для друга.
— Я рад сообщить вам, что мне удалось уговорить Жака и Соланж вернуться на несколько месяцев в Санак, где сама атмосфера должна благотворно повлиять на их чувства друг к другу… Завтра мы все трое отправляемся туда на лиможском экспрессе.
— Замечательно… А вы, господин Роделек? Расскажите немного о себе. Как вы себя чувствуете?
— Старею, как и все… Даже в очках уже плохо вижу: глаза сильно сдают… да и на ухо совсем туг… Согласитесь, это забавно: после того, как мне — хорошо ли, плохо ли — удалось дать несчастным детям возможность видеть без зрения и слышать без слуха, я сам становлюсь слепым и глухим! И все же, если это меня постигнет, я возблагодарю Господа за то, что он дал мне по-настоящему ощутить себя в том же состоянии, в каком находятся мои бедные воспитанники…
— Вы никогда не изменитесь, господин Роделек…
— Вы тоже, дорогой мэтр!
— Это ли не привилегия всех стариков — немного походить друг на друга?
— Несмотря на огромное удовольствие от беседы с вами, я вынужден вас покинуть, — сказал Ивон Роделек, вставая. — Мне предстоит еще один визит…
— Держу пари, речь идет об очередном несчастном ребенке, которого вы намереваетесь увезти в Санак!
— Дорогой мой мэтр, вы выдающийся знаток психологии!… Да, вы правы, меня ждет бедное дитя, так же от рождения лишенное трех чувств. Не знаю, удастся ли мне забрать этого ребенка в Санак, но у меня есть огромное желание покинуть мир не раньше, чем воспитаю своего двадцатого ученика…
Оставшись в одиночестве, Виктор Дельо переобулся в шлепанцы, укутался в свой халат, удобно устроился в любимом кресле и принялся перебирать в памяти дело Вотье: многочисленных свидетелей, из которых одни вызывали лишь презрение, а другие невольно вредили подсудимому от избытка благих намерений; кровожадного прокурора; спокойного, рассудительного председателя суда; наконец, своего несговорчивого подзащитного, замкнувшегося в упорном молчании… Потом он представил себе необычную группу путешественников, которые завтра займут места в лиможском экспрессе: Жак, Соланж, Ивон Роделек и его будущий новый воспитанник. Адвокат неплохо изучил старого учителя и был уверен, что тот не устоит перед потребностью взрастить еще один ум в тайной надежде разбудить душу несчастного… Спустя несколько часов эти четверо окажутся на крохотном вокзале Салака, где их встретит брат Доминик, как всегда улыбчивый и словоохотливый. Рассказывая свежие санакские новости, он подведет их к древней повозке, крытой черным брезентом, которая с незапамятных времен верой и правдой служит институту средством для поездок в город и доставки всего необходимого. Серая в яблоках лошадь, запряженная в эту повозку, дряхлостью может поспорить разве что с преданным Валантеном, совмещающим в институте должности садовника и кучера. Побывав там, Виктор Дельо уже знал, что на каждого из обитателей этого большого дома возложено по нескольку обязанностей, так что скучать без дела не приходится никому.
Продолжая свое мысленное путешествие в Санак, Виктор Дельо видел, как повозка подпрыгивает на ухабах, увозя своих седоков по тряской дороге навстречу счастью, а сидящий рядом с Валантеном на козлах брат Доминик раскланивается со всеми встречными, для кого этот ветхий шарабан давно стал привычной частью пейзажа.
Вот повозка останавливается перед большим порталом, над которым белыми буквами начертано: «Региональный институт глухонемых и слепых». Ворота отворяются, и повозка в последнем усилии преодолевает порог. Пока закрываются тяжелые створки, еще можно услышать цокот копыт и хруст гравия под колесами, затем воцаряется тишина: из-за высоченных стен не долетает ни звука…
Маленькое чудовище замрет в оцепенении, ожидая, пока неведомый добрый гений не откроет перед ним дорогу к свету… Ласковые руки Соланж придут на помощь старым морщинистым рукам Ивона Роделека и сотворят новое чудо, протянут первую ниточку, которая свяжет маленького слепоглухонемого с окружающей жизнью…
Notes
1
Уголовный суд низшей ступени, в ведении которого находятся правонарушения и преступления средней тяжести. Тяжкие преступления рассматривает Суд присяжных.
2
В составе французского Суда присяжных — трое профессиональных судей (председатель и двое асессоров) и девять присяжных заседателей.
3
Ландрю А. Д. — скандально известный в свое время преступник-маньяк, казненный в Париже в 1922 году по обвинению в зверском убийстве одиннадцати человек.