Ги Де Кар
Чудовище
1
Обвиняемый
Вот уже почти полвека трижды в неделю он проделывал этот путь по Дворцу Правосудия: обходил по периметру огромный гулкий вестибюль и сворачивал в Торговую галерею. Эта прогулка, без которой он не мог обойтись, давала ему возможность, как он любил говорить, «подышать славным воздухом Дворца». Все его движения — и размеренная, неторопливая походка, и характерная манера при встрече с коллегой браться кончиками пальцев за край одежды с еле заметным намеком на поклон — выдавали многолетнюю привычку. По понедельникам, средам и пятницам, всегда ровно в час пополудни, он поднимался по ступенькам широкой лестницы, выходящей на бульвар, и, не обращая внимания ни на кого из встречных, направлялся к гардеробной адвокатов.
Там он не без сожаления расставался с цивильным головным убором (зимой это был котелок, летом — выгоревшее соломенное канотье) и водружал на голову старенькую шапочку, которую сдвигал назад, надеясь, по-видимому, прикрыть обширную лысину на затылке. Управившись с шапочкой, он, не давая себе труда даже снять порыжевшую от старости блузу, облачался в не менее поношенную мантию, которую не украшал ни бант ордена Почетного легиона, ни какой-либо другой знак отличия. Двойное одеяние придавало его фигуре солидность, каковой в действительности он похвастаться не мог, хотя ему и перевалило далеко за шестьдесят. Зажав под мышкой ветхий кожаный портфель, где взамен вещественных доказательств покоилась «Газетт дю Палэ», он приступал к привычному обходу Дворца.
Только теперь, вооружившись этими профессиональными атрибутами, он чувствовал себя не частным лицом, а представителем судейской касты и разрешал себе приветствовать собратьев по сословию. В лицо он знал во Дворце всех и вся, начиная со знаменитых председателей судебных палат и кончая самым последним секретарем, всю бесчисленную рать прокуроров, поверенных, адвокатов и адвокатишек, с которыми он столько раз встречался в душных палатах, пыльных коридорах и на нескончаемых лестницах. Он знал всех, его же в общем-то не знал почти никто. Самые юные из младших по возрасту коллег нередко недоумевали, чего ради этот нелепо одетый старикан с обвисшими усами и спадающими с носа очками бродит по огромному зданию Дворца Правосудия.
Впрочем, его мало беспокоило, какого о нем мнения адвокатское сословие. Он переходил из канцелярии в канцелярию, из палаты в палату, изучая объявления о приостановленных делах. Четыре-пять раз в году его можно было встретить в одной из палат Исправительного суда1, где он пытался добиться снисходительности судей к какому-нибудь закоренелому бродяге. Казалось, этим и ограничивается его профессиональная деятельность, ораторский талант и честолюбие. Таков был Виктор Дельо, уже сорок пять лет состоявший в парижской адвокатуре.
Он всегда был одинок. Старые знакомые, изредка попадавшиеся навстречу, делали краткий приветственный жест и невольно ускоряли шаг, будто опасаясь заразиться невезением от этого ничего не достигшего в жизни старого чудака, явно неспособного когда-нибудь оказаться им полезным. Поэтому Виктор Дельо удивился и даже встревожился, когда его окликнул кто-то из секретарей:
— А, господин Дельо! Я вас ищу уже минут двадцать. Господин старшина адвокатского сословия Мюнье срочно вызывает вас к себе.
— Старшина сословия?… — пробормотал старый адвокат. — Что ему от меня надо?
— Не знаю, но дело срочное! Он вас ждет.
— Хорошо, иду.
Торопиться он счел излишним: Мюнье он знал с давних пор, еще со студенческой скамьи. Они вместе изучали право и в один год поступили в парижскую адвокатуру стажерами — после того, как Дельо помог товарищу подготовить выступление. Тогда Мюнье звезд с неба не хватал, а Дельо буквально покорил комиссию.
С тех далеких времен все изменилось. Мюнье неслыханно повезло в самом начале карьеры: он сумел добиться оправдания клиентки, заранее осужденной общественным мнением. Дальше молодому адвокату оставалось лишь держаться на гребне растущей популярности; по мнению Дельо, считавшего приятеля весьма посредственным защитником, его слава была изрядно преувеличена. Однако после сорока пяти лет безвестности Дельо смирился с тем, что он неудачник, и влачил жалкое существование, хватаясь за те дела, на которые не польстился никто из его коллег. Виктор Дельо довольствовался, если можно так выразиться, объедками Дворца.
В глубине души он не терпел Мюнье, который, как и все карьеристы, отнюдь не жаждал встречать на своем осиянном славой пути друзей юности, знававших его куда менее блестящим. Однажды — вскоре после того, как Мюнье был назначен на заветный пост, — Дельо довелось столкнуться с ним во Дворце: преисполненный сознания собственной значимости, старшина сословия еле удостоил его ответным кивком. Дельо, впрочем, не особенно оскорбился, прекрасно понимая, что в глазах такого вот Мюнье, который презирал вечных неудачников, он является позором корпорации. Вот о чем думал старый адвокат перед тем, как робко постучаться в дверь кабинета старшины сословия.
— Здравствуй, Дельо, — воскликнул тот с несвойственной ему приветливостью. — Давненько же мы с тобой не болтали! Почему, черт возьми, ты ко мне не заглядываешь?
Дельо был ошеломлен: его старый товарищ излучал дружескую улыбку!
— Да, знаешь ли, — пробормотал он, — не хотелось тебя беспокоить: ведь ты так занят…
— Какие пустяки, старина! Для друга я всегда свободен… Сигару?
Дельо нерешительно запустил руку в протянутую ему роскошную коробку и, вынув сигару, промолвил:
— Спасибо. Я посмакую ее вечером.
— Держи, держи… Возьми, сколько хочешь…
Старшина сословия протянул ему пригоршню сигар, и Дельо, конфузясь, рассовал их по карманам.
— Ну ладно, садись, старина!
Дельо повиновался. Мюнье, меряя шагами просторный кабинет, приступил к делу:
— Скажи, ты слышал о деле Вотье?
— Нет.
— Да, ты верен себе! Неужели ты никогда не изменишься? Позволь узнать, что же ты делаешь целыми днями во Дворце?
— Гуляю…
— Лучше занятия не нашел!… В общем, я решил тебе помочь…
Дельо вытаращил глаза за стеклами очков и растерянно замигал.
— Так вот, дело Вотье, о котором ты ничего не слышал, полгода назад наделало немало шума. Этот самый Вотье убил американца на борту теплохода «Де Грасс», шедшего из Нью-Йорка в Гавр… Абсолютно бессмысленное преступление: мотив так и не удалось найти. Вотье убил совершенно незнакомого ему человека, причем без всякой корысти! Само собой, капитан «Де Грасса» тут же посадил его под замок, а потом передал в руки встречавшей на гаврском причале полиции. Сейчас он сидит в тюрьме Санте и ждет процесса: через три недели он предстанет перед Судом присяжных. Вот и все…
— Ты звал меня, чтобы рассказать об этом?
— Да… потому что я решил поручить это дело тебе…
— Мне?
— Именно.
— Но ведь я же никогда не выступал в Суде присяжных!
— Вот и прекрасно: будет почин! Неужели тебе не надоел Исправительный суд? Послушай, дружище, я огорчен, видя, как человек в твоем возрасте и с твоими способностями тратит свой талант и время на жалобы о задавленных собаках и мелких сутенерах! Встряхнись, Дельо! Ведь Суд присяжных — это звучит! Согласись, когда впереди маячит гильотина, страсти разгораются. А общественное мнение для нас — все! Будь уверен: если тебе удастся не слишком скверно провести это дело, получишь шанс подцепить другие, выгодные!
— Может и так, — согласился Дельо. — Спасибо, что подумал обо мне.
— Только я должен сразу предупредить, чтобы ты не обольщался по поводу гонорара: с финансовой стороны дело Вотье дохлое. Зато имя на нем заработать можно, а это как раз то, что тебе нужно. Да, я упустил одну существенную деталь: за это дело брались уже двое наших коллег: Шармо и де Сильв. Ты их знаешь?
— Понаслышке…
— Ну, это меня тоже не удивляет, бирюк ты этакий. Да пойми же, между коллегами существует взаимная поддержка, выручка, профессиональная солидарность, наконец! М-да… Ну так вот, Шармо некоторое время изучал это дело, а потом вернул его, не указывая причин. Тогда я поговорил с де Сильвом — кстати, очень способный молодой человек, — и он согласился вести дело Вотье. Шармо передал ему досье. У меня, признаться, создалось впечатление, что он был рад от него избавиться… Все вроде бы устроилось, как вдруг, черт побери, на прошлой неделе приходит мой де Сильв и заявляет, что решительно не может взяться за это дело, — и это за три недели до начала процесса! Мне пришлось срочно искать нового защитника, и я — хочешь верь, хочешь нет — никого не нашел! Все, под тем или иным предлогом, уклонились… В конце концов мне пришлось просить согласия председателя палаты Легри на назначение адвоката. И тогда я вспомнил о тебе…
Наконец-то Дельо понял истинную причину «заботы» о нем старшины сословия.
— Вот досье, — поспешил прервать паузу Мюнье, указывая на объемистую папку, лежавшую посреди стола.
Поднявшись, старый адвокат взвесил папку на руке и ответил:
— Все ясно… Во всяком случае, нельзя пожаловаться, что мои именитые предшественники поленились собрать свидетельства. Остается надеяться, что их убедительность не уступает весу…
Не добавив более ничего, он засунул досье в портфель, где оно нарушило привычное одиночество «Газетт дю Палэ», и направился к двери.
— Дельо, — окликнул его несколько смущенно старшина сословия, — ты на меня сердишься?
— Что ты, вовсе нет… Ты сделал свою работу, вот и все! Я постараюсь сделать свою…
— Ну-ну, напрасно ты так! Вчера, перед тем как принять окончательное решение, я пролистал это дело — просто чтобы понять, почему коллеги от него избавлялись. Думаю, теперь я знаю. Само по себе дело не сложное: преступление бесспорно, убийца и не пытался ничего отрицать. Жертва, похоже, совершенно безобидна… а вот преступник, Жак Вотье — прелюбопытнейшая личность. Скорее всего он сам отпугнул защитников…
— Вот как! Вдобавок окажется, что убийца — настоящее чудовище?
— Не хочу навязывать тебе своего мнения. Ознакомься с делом, и сам все поймешь… Возможно, тебе понадобится дополнительный срок, чтобы подготовиться к защите. Если что, обращайся ко мне, и мы перенесем процесс.
— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы до этого не дошло, — промолвил Дельо. — Раз вино на столе, его надо выпить; раз преступление совершено, его надо судить без промедления. Либо подсудимый виновен, и остается лишь как можно быстрее вынести приговор, либо он невиновен, и тогда я считаю несправедливым продлевать его предварительное заключение.
— Ну, в данном-то случае, старина, виновность твоего подзащитного вряд ли подлежит сомнению. К тому же, судя по всему, он собирается сразу же признать себя виновным…
— Позволю себе заметить, дорогой старшина сословия, что теперь это касается только его и меня…
— Конечно, конечно. В конце концов убил-то он, это бесспорно! А раз так, то, боже мой, шесть или восемь месяцев предварительного заключения — ничто в сравнении со сроком, который он получит, если, конечно, тебе удастся спасти его от гильотины!
— Я загляну к тебе через недельку, поделюсь впечатлениями, — сказал Дельо вместо прощания. Пожимать руку этому горе-старшине, взвалившему на него такое дело, он посчитал излишним.
Впервые он шел по Торговой галерее быстрым шагом. У входа в вестибюль он нос к носу столкнулся с Бертэ, одним из многих, кто обыкновенно не замечал его.
— Да ведь это наш добрый Дельо! — воскликнул Бертэ. — Как поживаете, дорогой друг?
От изумления Дельо потерял дар речи: вот уж воистину день сюрпризов!
— В добрый час! — продолжал его собеседник, указывая на разбухший портфель. — Работа на столе! Интересная?
— Здесь у меня, — ответил старый адвокат с конфиденциальным видом, — весьма важное дело…
— В Исправительном суде?
— В Суде присяжных! — небрежно бросил Дельо, удаляясь.
Теперь уже Бертэ остолбенел от изумления.
Пока новоявленный защитник Вотье шел в гардеробную, чтобы сменить свею бесформенную шапочку на измятый котелок, он думал о том, что впервые в жизни сумел произвести на кого-то впечатление. Одно то, что он получил возможность произнести эти два слова, одновременно страшных и магических — «Суд присяжных», — сразу возвысило его в глазах окружающих. Теперь надо любой ценой добиться успеха… Но отчего же за это дело никто не пожелал взяться?
Он понял это спустя несколько часов после того, как прочел и перечел материалы, собранные двумя его предшественниками. Некоторые бумаги были испещрены их пометками. Дельо начал с того, что стер все замечания своих коллег. Сам он никогда ничего не помечал, полагаясь на память и предпочитая иметь дело с сухим языком документа.
За окном уже сгустились зимние сумерки. Рабочий кабинет в скромной квартирке на пятом этаже старого дома по улице Сен-Пэр, которую Виктор Дельо занимал уже много лет, был освещен лишь лампой с зеленым абажуром, стоявшей на письменном столе. Обычной неспешной походкой старый адвокат подошел к вешалке в углу прихожей, снял с нее линялый домашний халат и накинул поверх блузы. Затем он прошел в крохотную кухню и подогрел кофе, сваренный приходящей служанкой. Кофейник и щербатую чашку он отнес в кабинет и устроился в дряхлом кресле, закурив для полноты ощущений одну из сигар, подаренных старшиной сословия.
Но адвокат не просто блаженствовал — смежив веки, он размышлял. Из кажущегося оцепенения он выходил только дважды, чтобы переговорить по телефону.
— Алло! Мэтр Шармо? Это Дельо… К сожалению, не имею чести знать вас лично — пока не было случая познакомиться, дорогой коллега, чем я искренне огорчен… Я позволил себе позвонить вам по поводу дела Вотье, которое мне пришлось унаследовать, если можно так выразиться… Нет-нет, мэтр де Сильв им уже больше не занимается… А я согласился… Вот и хочу вас спросить — чисто по-товарищески и строго между вами: почему вы решили отказаться от этого дела?
Ответ был длинным, но маловразумительным. Выслушав его и поблагодарив, Виктор Дельо положил трубку, повторяя: «Любопытно! Весьма любопытно!», а спустя несколько минут набрал новый номер:
— Алло! Мэтр де Сильв? Это Дельо…
Он задал тот же вопрос, выслушал ответ, покачал головой, поблагодарил и положил трубку, бормоча: «Странно! Очень странно!» В кабинете вновь воцарилась тишина, которую нарушил лишь приход Даниеллы Жени.
— Добрый вечер, мэтр. Я разыскивала вас повсюду во Дворце и уже начала беспокоиться…
— Я ушел оттуда раньше обычного.
— Но вы, надеюсь, не захворали?
— О нет, внучка…
Даниелла отнюдь не состояла с ним в родстве — просто он привык называть так юную студентку, которая заканчивала юридический факультет и готовилась стать адвокатом. Они познакомились случайно на террасе кафе на бульваре Сен-Мишель. Очень скоро старожил Дворца и будущая адвокатесса прониклись друг к другу симпатией. Даниелла стала единственной женщиной, не считая служанки Луизы, которой не возбранялось в любое время дня и ночи заявиться в берлогу закоренелого старого холостяка. Нелюдимый ворчун научил ее уйме профессиональных уловок, и она все время удивлялась тому, что он не сделал карьеры.
Она-то и печатала ему на дряхлой машинке в его кабинете в тех редких случаях, когда необходимость перевешивала почти суеверное отвращение, которое он питал ко всякого рода переписке.
— Послушайте, внучка, — обратился окутанный облаком сигарного дыма Виктор Дельо к студентке, чье появление в кабинете вывело его из оцепенения. — Раз вы посетили меня, буду весьма благодарен, если вы сядете за машинку и отпечатаете вот это письмо в пяти экземплярах.
— Новое дело в Исправительном суде?
— Не совсем… Я принял важное решение: отказаться от Исправительного и посвятить себя Суду присяжных… Видите на столе внушительное досье? В этих бумагах — судьба первого человека, которого я попытаюсь спасти от гильотины… На первый взгляд дело кажется безнадежным. Клиент далеко не обычный. Насколько я помню, подобного клиента защищать еще никому не приходилось… Вы готовы? Число — сегодняшнее. Оставьте место для обращения. Диктую:
«Ввиду того, что я взял на себя защиту Жака Вотье, над которым 20 ноября сего года в Суде присяжных департамента Сены начнется процесс по обвинению в убийстве Джона Белла, имевшем место 5 мая сего года на борту теплохода „Де Грасс“, я буду чрезвычайно Вам признателен, если Вы либо назначите мне встречу, либо согласитесь прийти ко мне — чем быстрее, тем лучше, поскольку до начала процесса осталось совсем немного времени. В ожидании ответа, искренне Ваш…»
Так, теперь берите конверты, я диктую адреса. Госпоже Жак Вотье, отель «Регина», 16 бис, улица Акаций, Париж — это последний адрес, который значится в материалах дела. Не забудьте сделать пометку «Подлежит переадресовке»… Второй адрес: госпоже Симоне Вотье, 15, авеню Генерала Леклерка, Аньер. Третий: доктору Дерво, 3, улица Парижа, Лимож… Два последних письма — в один и тот же адрес: Институт святого Иосифа, Санак, департамент Верхняя Вьенна. Получатели: господин Ивон Роделек и господин Доминик Тирмон. Вот и все… Завтра у вас есть лекции?
— Только одна, но я могу ее прогулять.
— Обязательно прогуляйте! Мне надо, чтобы вы подежурили на телефоне с половины девятого. Меня не будет весь день, и вернусь я, наверное, не раньше девяти вечера. А вы отвечайте на звонки и дожидайтесь меня. Если кто-нибудь из тех, кому я написал, откликнется, назначьте ему встречу на послезавтра на любое удобное ему время. Да, и на обед не уходите: я распоряжусь, чтобы Луиза приготовила вам поесть.
— Скажите, мэтр, а если будет что-то срочное, где я смогу найти вас по телефону?
— Понятия не имею! Подождите, пока я вернусь… Ну, вот, письма подписаны. Теперь — на улицу Лувра, на почтамт!
— Мэтр, не будет нескромностью спросить, что это за люди, кому вы написали?
— Будет, будет нескромностью, внучка, но я все-таки скажу, раз уж вы стали помогать мне в этом деле: эти пятеро, как мне кажется, могут дать превосходные показания в пользу обвиняемого. Но это вовсе не значит, что все они изъявят желание предстать перед судом. Моя задача — найти аргументы, способные побудить их к этому…
Остаток ночи Виктор Дельо провел в размышлениях. Воздав должное сигарам старшины сословия, он пришел к выводу, что пора познакомиться со своим подзащитным…
Утром, оформив разрешение, он уже шел по коридору тюрьмы Санте. Надзиратель, сопровождавший его, сказал:
— Будет просто чудом, если вам удастся хоть что-нибудь выудить из этого типа! Он упрям как осел!
— Не слишком изысканно, друг мой.
— Я просто хотел предупредить вас, мэтр…
Зазвенели ключи, и тяжелая зарешеченная дверь отворилась. Виктор Дельо в сопровождении надзирателя, который тщательно, на два оборота, запер за ними дверь, вошел в камеру и поправил очки, чтобы хорошенько разглядеть своего нового клиента…
Тот сидел прямо на полу в самом темном углу тесной камеры. Но, даже сидя, он поражал своими гигантскими размерами… Квадратное лицо с огромной, выдающейся вперед челюстью, жесткие, как проволока, волосы — все это, казалось, не имело ничего общего с человеческим обликом. Адвокат инстинктивно попятился: ему вдруг почудилось, что перед ним — страшилище, вырвавшееся из чащоб девственного леса. На него нельзя было смотреть без содрогания… Грудную клетку словно распирало изнутри могучее сердце; длинные руки заканчивались волосатыми кулаками убийцы… руки, поджидающие жертву. Но самое большое впечатление производило лицо, лишенное всяких признаков жизни: остановившиеся незрячие глаза, обезьяньи губы, выступающие скулы, выпуклые надбровья, мертвенно-бледный цвет кожи. О том, что гигант жив, свидетельствовало лишь его мерное мощное дыхание. Никогда за свою жизнь Виктору Дельо не доводилось сталкиваться с подобным субъектом. Запинаясь, он спросил у надзирателя:
— И он всегда… э-э… в таком положении?
— Почти всегда.
— Как вы думаете, он знает, что мы здесь?
— Он? Да он узнаёт все! Даже не по себе становится: как ему удается все понимать, ничего не видя, не слыша и не умея говорить?…
— Этому я не удивляюсь, — возразил адвокат. — Ведь этот парень образован и весьма умен. Вы знаете, что это чудовище даже написало книжку?
— Как он сумел?
— Подменяя тремя чувствами, которыми он располагает, — осязанием, вкусом и обонянием, — все остальные, которых он лишен с рождения: зрение, слух и речь… Но объяснять это слишком долго.
— Что до обоняния, мы уже заметили: он распознает каждого из нас сразу, как войдешь в камеру.
— Аппетит у него хороший?
— Нет. Правда, и кормежка тут не ахти…
— А с ложкой и вилкой он умеет обращаться?
— Не хуже нас с вами! Только чаще всего он к миске и не притрагивается… Вот что я думаю: чего ему не хватает, так это посетителей… Здесь, в тюрьме, жизнь у него хуже, чем у животного в клетке. Ведь он ничем не может заняться! Ни читать, ни писать, ни даже поговорить с нами, когда мы к нему заходим…
— Возможно, вы и правы, но нужно еще, чтобы он захотел принимать гостей, и к тому же — чтобы они владели одним из доступных ему способов общения… Как вы считаете, психически он нормален?
— Все врачи, которые приходили его обследовать, — а их было Бог знает сколько! — в один голос заявляют, что да…
— Как же они, черт возьми, сумели в этом убедиться?
— Они приходили с переводчиками, которые пытались с ним общаться… Они касались его пальцев — вроде бы слова на них выписывали…
— И что же, удавалось?
— Все уверяют, что он нарочно не отвечает… Этот тип не желает, чтобы его защищали!
Внезапно клиент Виктора Дельо вскочил на ноги и, прислонившись спиной к стене, принял оборонительную стойку. Он был выше своих незваных гостей на целую голову.
— Вот это машина! — пробормотал адвокат. — Сложен как атлет… Теперь меня не удивляет, что он расправился с жертвой одним ударом…
— Осторожно, мэтр, — он нас засек! Смотрите: принюхивается! Не приближайтесь к нему! Никогда не угадаешь…
Адвокат, пренебрегая предупреждением, приблизился к подзащитному и положил свои ладони на его руки, но тот резко их отдернул, словно испытывая отвращение к этому контакту. Не признавая себя побежденным, Виктор Дельо дотронулся до его лица: несчастный съежился, испустив хриплый вопль, который с успехом мог бы принадлежать и зверю.
— Осторожней, мэтр! — повторил надзиратель.
Но было уже поздно: колосс схватил адвоката за плечи и встряхнул его, бормоча что-то нечленораздельное. Огромные ручищи почти сомкнулись на горле… Но тут надзиратель изловчился стукнуть гиганта дубинкой по голове: тот отпустил добычу и отступил к стене.
— Я предупреждал вас, мэтр! Это настоящее чудовище!
— Вы в этом уверены? — спросил Виктор Дельо, водружая на нос упавшие очки.
Справившись с этим, он вновь приблизился к своему клиенту и долгое время разглядывал его, после чего заявил:
— Похоже, коллеги говорили мне правду… Теперь я понимаю, почему они постарались поскорее сбыть дело с рук! Защищать этого парня небезопасно… Но отчего же он так набрасывается на тех, кто пытается его спасти? Я не успел сделать ему ничего плохого, а он уже ненавидит меня. Странно! Как объяснить, что я желаю ему только добра?…
— Те тоже пытались, мэтр. Он знать ничего не хочет.
— Ничего, я найду к нему, подход… А знаете, он совсем не так уж безобразен… Бывает такое уродство — возвышенное, что ли… Посмотрите: черты лица грубы, но энергичны, фигура хоть и громадна, зато пропорционально сложена… Думаю, он вполне мог бы понравиться женщине… Не всякой, конечно, а такой, которая любит грубую физическую силу… Я еще не видел его жену, но уже представляю ее себе: хрупкая, миниатюрная, этакое эфирное создание… Закон контрастов… Ну, а напоследок я еще раз подойду к нему, чтобы он запомнил мой запах. Тогда он узнает меня завтра. Вот бы он сам дотронулся до меня!
Лицо адвоката оказалось в нескольких сантиметрах от лица его странного подзащитного. Однако гигант не шелохнулся.
Дверь со скрипом затворилась. Виктор Дельо молча шагал рядом с надзирателем. Напоследок тот спросил:
— Ну что, будете его защищать?
— Думаю, да…
— Нелегко вам придется с этаким чудовищем…
— Я не уверен, что этот парень — такое уж чудовище. Не доверяйте внешности! Как мы можем по-настоящему его узнать, если он не видит, не слышит и не может нам ответить? Мне нужно во что бы то ни стало проникнуть в его мир. Тогда, быть может, я обнаружу перед собой несчастного человека, который страдает и которого никто не пытается понять. Дубинкой тут ничего не добьешься! Вам никогда не приходило в голову, что если он и убил, то имел очень веские основания?… Узнайте, может ли меня принять начальник тюрьмы?
Господин Менар, начальник тюрьмы, оказал адвокату самый радушный прием.
— Ну как, дорогой мэтр, познакомились со своим клиентом? И каково же, разрешите узнать, первое впечатление?
— Неплохое, — ответил Виктор Дельо к изумлению собеседника. — Не скажу, чтобы первая наша встреча была чересчур сердечной, однако питаю надежду, что со временем наши отношения улучшатся… Впрочем, я пришел к вам с нижайшей просьбой: нельзя ли изыскать возможность — разумеется, за определенную плату — несколько разнообразить стол моего подзащитного, давая ему с сегодняшнего вечера что-нибудь в дополнение к тюремной пище?