Страница:
— У тебя голова болит? — неуверенно спросила Лора, продолжая машинально тянуть на себя одеяло.
— Да, — ответил Брэд. — То есть нет. Ударился.
Брэд сел на край кровати, закрыл лицо руками и замолчал.
— Брэд, ложись спать, — попросила Лора. — Поздно уже.
Но Брэд ничего не ответил, даже не шелохнулся. Прошло еще несколько минут. Лора продолжала сидеть в изголовье кровати, закутавшись в одеяло. Она следила за мужем и вдруг поймала себя, на чувстве, что видит перед собой совершенно чужого человека. Да, он был как будто из фильма. Как если засмотришься на какого-нибудь человека в городе — в кафе или в автобусе — и понимаешь: у него своя жизнь, свои проблемы, свои интересы. Вроде как и живой, а не твой человек, не ненастоящий. Чужой.
Так и сейчас с Брэдом. Они прожили вместе пять лет, а знакомы и вовсе с самого детства. И ведь всегда были просто знакомыми, даже не друзьями. Знакомыми . Жили рядом — через две улицы. Родителей связывали какие-то общие дела. Ну и все. Как в какой-то глупой сказке. В розовом доме — девочка, в синем — мальчик. А потом они вырастают, и мальчик говорит девочке: «Зачем тебе дергаться? Давай поженимся? Что ты одна?» Именно так Брэд в свое время и сделал Лоре предложение.
Он никогда не говорил ей — «любимая». Он говорит — «я же тебя люблю» или «я, как любящий муж». Из прилагательных в свой адрес Лора слышала только официальное — «дорогая», и еще несколько неприятных эпитетов. Но Лора не обижалась. Старалась не обижаться. Ведь всегда же можно найти оправдание для человека, войти в его положение, понять. Всегда же есть тысяча причин… А если ты любишь человека, то должен все ему прощать. Лора любила мужа. Заставляла себя его любить.
Это ведь просто. Нужно постоянно говорить себе, что ты любишь его, что он тебе дорог, что он хороший. Повторять это, и все. И появляется нужное отношение. В конце концов, можно что-то додумать, допридумать. А замечать только плохое — это неправильно. Если ты стала женой человека, нужно думать о нем хорошо. Это твой долг. Твоя обязанность. Лора превратилась в тень Брэда и смирилась с этим. Может быть, другие женщины живут по-другому. Но кто даст гарантию, что они счастливы?..
Брэд шелохнулся, Лора испугалась. По-настоящему, на самом деле. И снова это чувство — чужой человек. Совершенно чужой. Чего от него ждать?! У Лоры началась паника. Она вцепилась в одеяло с такой силой, что чуть не проткнула его ногтями.
— Зря ты меня не слушала Лора, — холодно сказал Брэд. — Зря. Ты никогда меня не слушала. Только вид делала, что слушаешь, а не слушала. Ты меня не любишь, Лора. Но это ладно. Но ты меня и не уважаешь, а это плохо, Что это за семья, если жена мужа не уважает? Врешь мне постоянно. Что-то скрываешь. Зря, Лора. Зря.
Брэд словно специально себя накручивал. Зачем?.. Лора задрожала.
— Кто это был? — спросила она. — С кем я разговаривала?
— С отцом Готлимом, — сухо ответил Брэд.
— Но ты сказал, что приедет врач, — тихо возразила Лора. — Я думала, что он врач. Так нехорошо. И это не исповедь, если нет тайны исповеди…
— Он врач, — отрубил Брэд. — Просто еще и священник.
— А в какой церкви он служит? — словно невзначай спросила Лора и поперхнулась от обуявшего ее страха.
Брэд поднял голову и тяжелым, испытующим взором посмотрел на жену. Два острых стержня пригвоздили Лору к стене.
— Почему ты спрашиваешь? — в голосе Брэда прозвучала угроза.
— Просто спросила…
— Все время врешь мне, — процедил сквозь зубы Брэд.
Он встал, подошел к платяному шкафу и достал оттуда два галстука и два ремня.
— Брэд, что ты собираешься делать?..
— Пожалуйста, Брэд, не надо… — Лора прижалась щекой к руке Брэда и попыталась заглянуть ему в глаза.
Брэд уже затянул на запястье жены петлю и завязывал концы галстука на металлической перекладине их супружеской постели.
— Брэд, милый, ну что ты делаешь? — Лора пыталась улыбнуться, слезы бессильно катились у нее из глаз. — Брэд, любимый, зачем?
Брэд одернул Лорину руку, проверил узел. Крепко. Никуда не денется. Взял другую руку и второй галстук и с силой притянул ее к перекладине.
— Ну что же ты делаешь, Брэд!
Лору охватило отчаяние. Она попыталась вырваться, но Брэд держал ее руку, вцепившись, как клешнями. Лора инстинктивно, защищаясь, толкнула его ногой. Брэд навалился на Лору всем своим телом и затянул второй узел. Все. Дальнейшее сопротивление бессмысленно. Брэд поднялся, чтобы зафиксировать ноги жены ремнями.
Лора вывернулась и, привязанная руками к кровати, встала на колени. Сознание ее помутилось. Она услышала в коридоре детские голоса.
— Брэд, слышишь меня? Перестань. Слышишь?! Дети увидят. Что они подумают, Брэд?! Что они подумают?!
— Лора, у тебя нет детей, — проскрежетал Брэд. — Выбрось эту дурь из головы! Хватит издеваться надо мной! Хватит валять дурака! Я все знаю! Я все знаю!!!
— Что?! Что ты знаешь, Брэд?!
— Я знаю, что ты связалась с этим маори. Ты отдала ему душу. Ты продала душу Дьяволу! Ненавижу тебя! Ненавижу!
— Мама, мама! Что у вас там происходит?! У вас все в порядке?! — Лора услышала, как дети кричат в коридоре и стучатся в спальную.
— Брэд, нет!
Брэд схватил Лору за ноги и рванул с силой, чтобы повалить ее на постель. Лора больно ударилась головой о стену и на какое-то время потеряла сознание. Когда она очнулась, Брэд уже почти закончил привязывать вторую ногу. Ремни больно сдавили щиколотки. Лора дернулась. Все бесполезно.
— Я всегда обращался с тобой, как с человеком, — тихо сказал Брэд. — Но ты, видимо, не понимаешь человеческого отношения. Ты заставила меня краснеть перед людьми. Ты меня опозорила, Лора. Тебе нет прощения. Ты будешь лежать здесь, привязанная, пока все не кончится…
— Брэд, что «не кончится»? Что ты задумал?.. — прошептала Лора.
— Тебе не нужно этого знать.
— Брэд, зачем ты кого-то слушаешь? Брэд… — взмолилась Лора, пытаясь достучаться до него, в последний раз. Она подняла голову и силилась поймать его взгляд. — Никто не крал мою душу, Брэд. Никто. Просто я больна. Просто мне плохо, Брэд. Пожалуйста! Ты не понимаешь… Мне действительно очень плохо. Мне нужна помощь, Брэд. Я устала. Я очень устала. Брэд…
— Не хочу ничего знать… — сказал он и направился к двери.
— Брэд, пожалуйста… Брэд, отпусти меня. Я уеду. Ты больше никогда меня не увидишь. Брэд, давай закончим с этим. Давай закончим с этим раз и навсегда. Брэд…
Брэд остановился в дверях и внимательно посмотрел на Лору. Он посмотрел на нее, как на предмет, как на какую-то дрянную мелочь, на досадное неудобство. Как на колючку репейника, приставшую к его штанам. Он так смотрел на нее — на Лору, на свою жену. Он смотрел на нее, как на мертвую.
— Да. Мы закончим с этим, Лора. Раз и навсегда, — сказал Брэд, выключил в спальне свет и закрыл за собой дверь.
— Брэд! — Лора задохнулась в рыданиях.
Лора лежала в постели, как на косом распятье. Не имея возможности ни приподняться, ни даже просто повернуться. Она превратилась в закоченевший, полуживой манекен. Все тело — от кончиков пальцев до макушки — затекло и надсадно ныло от боли.
Прошло уже несколько часов. Скоро рассвет. Но чем поможет ей поднимающееся над Потуа солнце? Ничем. Лора совсем одна. Совсем. Слезы лились по ее щекам все это время. И казалось, что скоро они закончатся, а с ними закончится и сама Лора.
В ней ничего не осталась. Ничего. Только пустота.
За что Брэд так обошелся с нею? Что она ему сделала? Лора попыталась найти оправдание мужу, но не смогла. Стала молиться, но слова молитвы умирали у нее на устах. Бог никогда ее не слышал. Никогда. Не услышит Он и теперь,
— Ты продала душу Дьяволу! — прозвучало у Лоры в голове.
— Я бы продала, будь моя воля… — прошептала Лора. — Только кому она нужна…
И в эту же секунду жуткая судорога сковала ее тело. Дикие спазмы сотрясали, скручивали, выгибали Лору, словно она и не человек вовсе, а кусок глины, попавший в гигантский штамповочный аппарат.
— Господи! Господи милосердный! — кричала Лора, чувствуя, как неведомая сила сминает ее тело и тянет железной рукой в преисподнюю. — Господи, помоги же мне! Помоги!..
— Лора, открой глаза! — раздалось где-то рядом.
— Кто здесь?! — судорога чуть отпустила Лору и она заметалась на своей привязи, как зверек перед закланием. — Кто?!
— Лора, ты просишь о помощи, но в целом свете есть только один человек, который способен тебе помочь, — ответил голос.
— Кто же это? — закричала Лора. — Кто может мне помочь?!
— Ты сама, Лора, — ответил голос. — Ты просишь помощи у Бога, но Бог в тебе. Бог в каждом. Ты просишь помощи у себя, Лора. И если не получаешь ответа и не находишь поддержки — значит, ты просто не слышишь себя.
Услышав этот ответ, Лора поначалу испытала отчаяние. Ей показалось, что голос говорил ей: «Ты одинока!» Но, дослушав до конца, Лора поняла, что голос говорил совсем о другом. Он говорил ей: «Ты одинока, Лора. Но только потому, что сама выбрала свое одиночество. Ты можешь все переиграть. Главное — это услышать себя».
— Я не слышу себя? — переспросила Лора, словно желая удостовериться в том, что все поняла правильно.
— Да, не слышишь, — подтвердил другой голос. — Лора, ты живешь с чувством, что ты несчастна. Ты постоянно борешься с обреченностью. Ты уверена, что тебе всегда не везет. Ты живешь без всякой надежды на счастье. Ты уговариваешь себя смириться. Но кому ты говоришь это, Лора?
— Кому я это говорю? — не поняла Лора.
— Да. Кому ты говоришь это?
— Ну, наверное, себе, — Лора очень удивилась. — Да, наверное, себе.
— А что говорит та Лора, которую ты постоянно уговариваешь? Что говорит та Лора, от которой ты требуешь смирения? — спросил первый голос.
— Что говорит та Лора?.. — повисла пауза, слезы стали снова душить Лору, но другие, совсем другие слезы. — Она говорит… — прошептала Лора. — Она говорит, что хочет быть счастливой. Она говорит, что хочет любить мужа и чувствовать себя любимой. Она говорит, что хочет жить в счастливом доме, полном счастливых детей…
— И зачем ты отговариваешь ее? Зачем ты отговариваешь ту Лору? Почему ты слушаешь «эту», а не «ту» Лору? Лора, ответь…
Но Лора не могла ответить. Она плакала. Она плакала от зависти. От огромной, от огромной-огромной зависти к той Лоре, которая хотела, могла и была бы счастливой, если бы только ей дали шанс. Хотя бы один…
— Что ты сейчас чувствуешь? — спросил первый голос.
— Зависть… — сквозь слезы прошептала Лора.
— Зависть? — удивился второй голос.
— Да, — прошептала Лора. — Я чувствую зависть…
Она облизала пересохшие губы и почувствовала на языке характерную солоноватую горечь слез.
— Кому ты завидуешь, Лора? — спросил первый голос.
— Я завидую себе. Я завидую той, которая не побоялась бы жить своей жизнью…
— И что же ты теперь будешь делать, Лора?
— Я… Я… — Лора задыхалась от рыданий, ей хотелось кричать. — Я всю жизнь ждала чуда. Всю жизнь… Я пыталась жить правильно. Чтобы никто не мог меня упрекнуть, чтобы никто не мог попенять мне за предосудительные поступки… Я хотела быть хорошей — хорошей дочерью, хорошей женой, хорошей матерью… Я хотела быть хорошей…
— А как бы жила та Лора? — спросил первый голос.
— Та Лора?.. — Лора задохнулась новым приступом рыданий. — Она не хочет быть хорошей. Она хочет быть счастливой…
— Лора, ты видишь теперь, что та Лора — это ты настоящая ? — второй голос дрогнул от переполнявших его чувств.
— В тебе столько нерастраченной любви! — подхватил его слова другой голос. — От кого же ты прячешь эту любовь?
— Мне стыдно… — прошептала Лора. — Мне стыдно быть открытой, открыть любовь, душу… Кому она нужна? Куда мне с ней?
— Ты стыдишься прекрасного… — нежно улыбнулся обладатель первого голоса. — Но разве можно стыдиться красоты?.. А пока ты не откроешь свою душу, не выпустишь свою любовь из заточения, ты не узнаешь ответа на свой вопрос. Но только приоткрой, и ты увидишь…
— Увижу… — повторила Лора, чувствуя, как вдруг внутри нее шелохнулось крохотное, слабое, но такое великое счастье. И с каждой секундой, с каждым мигом оно становилось все больше, все сильнее. Настоящее.
— И что же ты теперь будешь делать, Лора? — снова спросил один из голосов.
— Лора, что ты будешь делать теперь? — повторил за ним другой.
— Я… Я… Я больше не буду ждать. Я больше не буду терпеть. Пусть я не буду хорошей . Пусть меня ругают, пусть злословят, пусть осуждают. Я хочу быть счастливой! Я хочу жить …
— Лора, ты будешь счастлива, — прошептал первый голос. — Подумай о тех, кому завидуют. Завидуют сильным, завидуют свободным, завидуют счастливым. Никто не будет завидовать слабым, забитым и несчастным. А сильный, свободный и счастливый человек не знает зависти. У него есть главное — у него есть он сам, настоящий.
— Лора, ты будешь счастлива, — прошептал второй голос. — Только не бойся осуждений, не бойся косых взглядов, не бойся пересудов. Не бойся своих желаний, ведь ты не хочешь ничего плохого — ты не хочешь зла, не хочешь насилия, несправедливости, боли. Хорошему человеку нет нужды пытаться быть «хорошим», он — хороший.
Лора улыбалась. Распятая на своей кровати, измученная болью, измученная слезами и всей своей жизнью, Лора, наконец, улыбалась. И не так, как прежде, как всегда — искусственной, натянутой улыбкой, а всей душой, всем своим огромным, полным любви сердцем.
Еще десять минут назад Лоре казалось, что жизнь ее кончилась. Она плакала и с этими слезами уходили ее последние силы. Она стала полным ничтожеством — ничем, пустотой. И вот, дойдя, казалось, до крайней, до последней точки, она ожила.
— Кто вы? С кем я разговариваю? — спросила Лора и огляделась по сторонам.
Но вокруг никого не было. Лишь очертания ее спальни в свете брезжащего утра.
— Ты нас не знаешь, Лора. А наши имена тебе ничего не скажут, — ответил первый голос, и Лора почувствовала, что он улыбается — по-доброму, с искренней, сердечной заботой. — Но мы думаем о тебе и очень беспокоимся за тебя.
— Но все же, как вас зовут? Скажите мне, пожалуйста. Я хочу знать ваши имена, — попросила Лора с чувством глубокой благодарности, объявшей ее.
— Меня зовут Данила, — сказал первый голос. — А моего друга — Анхель.
— Тебе только кажется, что ты одинока, — подтвердил второй голос. — На самом деле это не так. Мы всегда рядом. И кроме нас, еще многие люди думают о тебе и волнуются за тебя. Помни об этом…
— Мы всегда рядом…
— Спасибо! — прошептала Лора.
Но голоса растаяли в пространстве, и больше их уже не было слышно.
Лора так и лежала на кровати, привязанная к металлическим перекладинам. Но ее тело вдруг словно оттаяло. Еще никогда Лора не чувствовала себя такой расслабленной, такой свободной… Всю свою жизнь, е самого детства, Лора была зажатой, скованной внутренним напряжением. А сейчас это ушло — само собой, без малейших усилий и стараний. Лора освободилась.
И она почему-то стала вспоминать свое детство, как была маленькой девочкой — худенькой, голубоглазой, с длинными, золотистыми волосами. Как однажды мама задержалась и не успела вовремя забрать ее с занятий. Лора сидела на широком школьном крыльце и смотрела на людей, на собак, играющих во дворе, на высокое небо.
Вдруг невдалеке показался старый маори с красивым мальчиком. Мальчик был ненамного старше Лоры, но во всем его облике, поведении читалась какая-то загадочная сила — размеренность, благородство. Лора залюбовалась мальчиком маори. Старик заметил это, остановился и тоже сел на крыльцо.
Старый маори был совсем седым. Все его широкое морщинистое лицо покрывала татуировка. Загадочный орнамент напоминал огромную птицу. На щеках лежали ее распахнутые крылья. Лоб украшал чудесный хвост. А голова и диковинный хохолок птицы уместились на губах и подбородке индейца. Длинные волосы старика были убраны на затылок, и из копны седых прядей выглядывали два красочных пера.
Лоре было очень интересно наблюдать за этой парой — стариком и мальчиком. Но она боялась.
— Я напугал тебя, девочка? — спросил старик, не глядя на Лору.
Он достал из заплечной сумки курительную трубку, набил ее табаком и поджег. Клубы пряно-сладкого дыма поднялись в воздух.
— Мама запрещает мне разговаривать с маори, — тихо ответила Лора. — Она говорит, что маори — людоеды. И если я заговорю с кем-то из них, то он меня съест.
— Белые люди умеют говорить о том, в чем ничего не смыслят, — ответил старый маори, не глядя на Лору, и затянулся сладким табачным дымом.
— Это почему же? — Лора даже оскорбилась.
— Потому что, когда ты вырастешь, — тут старик посмотрел в небо и через секунду продолжил, — ты полюбишь моего сына и выйдешь за него замуж. Вы будете счастливы и проживете вместе долгие годы. У вас родятся дети, много детей. Они будут наполовину маори, а наполовину, как ты, — белые.
Лора тогда прыснула со смеху. На самом деле, она ужасно смутилась и не знала, как себя вести. Во-первых, как это возможно, что она влюбится в маори? А во-вторых, она никогда не видела, чтобы дети были наполовину смуглые, как индейцы, а наполовину — белые. И где будет эта граница? На животе или вдоль всего тела? Потому что если на животе — то это будет относительно легко спрятать. А если вдоль тела — тогда ведь и на лице! Как тут спрячешь?!
Сейчас Лора смущенно улыбалась, вспоминая те свои детские рассуждения. Очень странным был этот разговор. О чем же они говорили дальше?..
— Откуда же вы это знаете? — спросила Лора. — Мама говорит, что пути Господни неисповедимы.
— Белые люди умеют говорить о том, в чем ничего не смыслят, — повторил старик. — А узнал я про твое будущее просто — заглянул тебе в сердце, в нем все и написано.
От страха Лора потеряла дар речи. Она закрыла грудь своими маленькими ручками и задрожала. Ей как-то очень живо представилось, что маори заглянул ей в сердце. А поскольку Лора была уверена, что он людоед, фантазия получилась ужасающей.
— Всегда тебя будут подводить твои страхи, — грустно сказал маори. — Белый человек всего боится. Боится жить, боится умирать, даже себя самого — и то боится. Надо бы избавиться от страха, но белый человек и этого боится. Он выдумывает мир, в котором ему будет не так страшно. Но страх рождает чудовищ, и рано или поздно в придуманном мире белого человека все равно появляются чудовища. От чего ты бежишь, к тому и вернешься. А хочешь идти — так иди вперед, а не назад.
Лора не поняла тогда ни единого слова, но ей стало вдруг интересно — о чем это говорит индеец? Но спросить у старика, что именно он имеет в виду, Лора не решилась. Поэтому пошла на «бесстрашную» провокацию:
— Белый человек не придумывает никаких ненастоящих миров! Неправда!
Маори за все время разговора впервые посмотрел на Лору. Лора замерла от ужаса. Индеец показался ей очень страшным — таким он был грозным, важным и внушительным. Но вместо пугающего рыка, который она уже ожидала услышать, из его уст раздался добродушный смех.
Маори улыбался:
— Мир устроен просто — вот небо, а вот земля, а там вдали — океан. Все просто. И мы приходим из этого неба, из этой земли, из этого океана. Мы обретаем форму и живем. А потом настанет время, и мы вернемся в это небо, в эту землю, в этот океан. Поэтому маори всегда живут просто и весело. Разве могут похвастаться этим белые? Нет, они способны только завидовать нам. Все люди, в глубине души, хотят жить просто и весело. Но белые никогда не признаются себе в своей зависти к нам. Вот видишь это?
Маори показал Лоре рисунок на своем лице.
— Нравится? — спросил он.
— Да, красиво, — кивнула Лора.
— Это Птица-Моа, — с гордостью сказал маори. — Она жила на этой земле многие тысячи лет. Прекрасная, сильная птица. Если бы ты с ней подружилась, то могла бы сесть ей на спину, и она бы отнесла тебя в самые чудесные уголки мира. Она показала бы тебе, как величественна и красива земля и сколько мудрости в ее простоте.
— А где же сейчас эта птица? — рассмеялась Лора, которой никак не верилось, что бывают такие большие птицы. — Спряталась у вас на лице?
Но старик даже не улыбнулся, а ответил Лоре совершенно серьезно:
— Птица-Моа — воплощение простоты и веселья. И когда ей стало нечего воплощать здесь — на земле, она улетела на небо. И теперь она живет там. Она ждет, когда люди проснутся от своего долгого сна и вернутся к самим себе.
Лора задумалась. Она представила себе прекрасную сильную птицу, которая улетела от людей, потому что они… Заснули?! Ушли от самих себя?!
— Нет, — рассмеялась Лора. Тогда она еще умела смеяться своим веселым, заливистым детским смехом. — Люди никуда не уходили! Они все здесь. И они не спят. Только ночью!
— Это лишь так кажется, — печально сказал старик, отвернулся от Лоры и стал смотреть в небо.
Он замолчал. Просто сидел и молчал. Большие сиреневые клубы табачного дыма то и дело вырывались у него изо рта.
— Раньше мой народ тоже был другим, — грустно сказал маори, и так тихо, что Лора его едва расслышала, он словно говорил сам с собой, а не с ней. — Мой народ умел радоваться жизни. Потому что, если ты живешь просто, ты видишь радость во всем. Мы смотрели на этот мир и были счастливы. И ничто не могло омрачить нашего счастья, потому что мы ни от чего не зависели и ничего не боялись. Когда кто-то из наших родственников умирал, мы делали его фигурку, чтобы его дух мог входить в нее, если пожелает. А когда мы садились за стол — мы всегда накладывали три порции обеда для духов, если вдруг они захотят присоединиться к нашей трапезе. А если нам было что-то нужно, мы могли попросить это у наших духов. А если они нам отказывали, мы могли их отчитать — ив следующий раз не накладывали им еды. Простой мир, где все понятно. И веселый. Когда белые пришли к нам с войной, мы думали, что это они так играют. Нам даже нравилось играть в эту игру. Сначала. Но потом они выиграли, и все изменилось…
Лора слушала старика и незаметно для самой себя начала плакать. Ей стало жалко этого странного человека с птицей на лице. Она даже не понимала почему, но ей стало его жаль. А может быть, себя…
— А почему люди не могут быть счастливы? — прошептала Лора.
— Вместо того чтобы быть, они пытаются казаться. В этом все дело, — ответил маори. — Но если ты захочешь, ты сможешь изменить это.
— А что я должна для этого сделать? — спросила Лора.
— Ты должна научиться заглядывать в свое сердце так же, как я заглянул в него, — улыбнулся индеец и нежно потрепал Лору за ее длинные, золотистые волосы. — Тогда ты увидишь, как все просто. И ничего не бойся — иди и смотри.
Старик убрал трубку в свою котомку и встал с крыльца:
— Пойдем, — сказал он мальчику, который все это время сидел рядом и внимательно наблюдал за Лорой. — Нам пора, Анитаху…
Анитаху!!! Это был он!
Если бы Лора не была сейчас связана по рукам и ногам, она бы вскочила на кровати. Она бы подпрыгнула, взлетела от переполнившего ее душу восторга. Но она смогла только дернуться всем телом, словно подбитая в воздухе птица. Анитаху!
И Лоре тут же вспомнился вчерашний вечер и тот странный разговор у костра.
«Ты пришла», — сказал Анитаху, глядя на Лору через стену нежного золотого пламени.
«Да», — одними губами ответила Лора.
«Я ждал тебя».
«Откуда же ты знал, что я приду?»
«А ты разве не знала, что встретишь меня?»
«Знала…»
И Лора снова закраснелась, как тогда, — смущенная и счастливая.
«Нам предназначена эта встреча».
Теплые руки сильного человека с нежностью и заботой коснулись ее пальцев. И в ту же секунду страшная тень скользнула за окном ее спальни.
— А-a-a! — закричала Лора.
Оконная рама с грохотом распахнулась, и в спальню к Лоре ввалился человек.
— Тихо, Лора! Тихо! — прошептал он. — Не кричи! Это я — Дейвид!
— Дейвид?.. — не поверила Лора и испугалась еще больше. — Что ты здесь делаешь? Зачем?! Уходи немедленно!
— Лора, ты в своем уме?.. — Дейвид включил свет и увидел Лору, распятую на собственной кровати. — Куда уходить? Ты что, действительно с ума сошла?
— Я… Я… — Лора бессильно задергалась на кровати и запричитала: — Тебе нельзя быть здесь. Брэд может вернуться. Что он подумает?!
Но Дейвид, кажется, решил не обращать на ее слабые протесты никакого внимания.
— Нет, это уже за гранью добра и зла, — раздраженно шептал он, развязывая Лору. — Господи, как ты могла позволить так с собой обращаться?! Я не понимаю. Это уму не постижимо! Бред какой-то! Кто он, чтобы тебя привязывать?! Это вообще…
Лора смотрела на суетившегося возле нее Дейвида, на свои освобожденные ноги, руки, и не знала, что с ней. В Лоре боролись ужас и счастье. Ужас прошлой жизни, ставшей вдруг дурным сном, наваждением, тенью ложащийся на ее существо. И счастье — дикое, безумное и безрассудное счастье, — светом врывающееся в ее душу от жизни будущей, открывающейся только сейчас. Побег!
— Господи-боже! — закричал вдруг Дейвид. — Ты что, не можешь двигаться?!
— Могу, — недоуменно возразила Лора и попыталась подняться.
Ничего не получилось. Руки и ноги — как чужие. Тяжелые, бессмысленные, белые мясные рулеты. Лора попыталась хотя бы повернуться на бок. Но и для этого, как оказалось, человеку нужны его конечности, а Лору они ее не слушались.
— Что это?.. — у Лоры началась паника, ужас застлал ей глаза.
— Да, — ответил Брэд. — То есть нет. Ударился.
Брэд сел на край кровати, закрыл лицо руками и замолчал.
— Брэд, ложись спать, — попросила Лора. — Поздно уже.
Но Брэд ничего не ответил, даже не шелохнулся. Прошло еще несколько минут. Лора продолжала сидеть в изголовье кровати, закутавшись в одеяло. Она следила за мужем и вдруг поймала себя, на чувстве, что видит перед собой совершенно чужого человека. Да, он был как будто из фильма. Как если засмотришься на какого-нибудь человека в городе — в кафе или в автобусе — и понимаешь: у него своя жизнь, свои проблемы, свои интересы. Вроде как и живой, а не твой человек, не ненастоящий. Чужой.
Так и сейчас с Брэдом. Они прожили вместе пять лет, а знакомы и вовсе с самого детства. И ведь всегда были просто знакомыми, даже не друзьями. Знакомыми . Жили рядом — через две улицы. Родителей связывали какие-то общие дела. Ну и все. Как в какой-то глупой сказке. В розовом доме — девочка, в синем — мальчик. А потом они вырастают, и мальчик говорит девочке: «Зачем тебе дергаться? Давай поженимся? Что ты одна?» Именно так Брэд в свое время и сделал Лоре предложение.
Он никогда не говорил ей — «любимая». Он говорит — «я же тебя люблю» или «я, как любящий муж». Из прилагательных в свой адрес Лора слышала только официальное — «дорогая», и еще несколько неприятных эпитетов. Но Лора не обижалась. Старалась не обижаться. Ведь всегда же можно найти оправдание для человека, войти в его положение, понять. Всегда же есть тысяча причин… А если ты любишь человека, то должен все ему прощать. Лора любила мужа. Заставляла себя его любить.
Это ведь просто. Нужно постоянно говорить себе, что ты любишь его, что он тебе дорог, что он хороший. Повторять это, и все. И появляется нужное отношение. В конце концов, можно что-то додумать, допридумать. А замечать только плохое — это неправильно. Если ты стала женой человека, нужно думать о нем хорошо. Это твой долг. Твоя обязанность. Лора превратилась в тень Брэда и смирилась с этим. Может быть, другие женщины живут по-другому. Но кто даст гарантию, что они счастливы?..
Брэд шелохнулся, Лора испугалась. По-настоящему, на самом деле. И снова это чувство — чужой человек. Совершенно чужой. Чего от него ждать?! У Лоры началась паника. Она вцепилась в одеяло с такой силой, что чуть не проткнула его ногтями.
— Зря ты меня не слушала Лора, — холодно сказал Брэд. — Зря. Ты никогда меня не слушала. Только вид делала, что слушаешь, а не слушала. Ты меня не любишь, Лора. Но это ладно. Но ты меня и не уважаешь, а это плохо, Что это за семья, если жена мужа не уважает? Врешь мне постоянно. Что-то скрываешь. Зря, Лора. Зря.
Брэд словно специально себя накручивал. Зачем?.. Лора задрожала.
— Кто это был? — спросила она. — С кем я разговаривала?
— С отцом Готлимом, — сухо ответил Брэд.
— Но ты сказал, что приедет врач, — тихо возразила Лора. — Я думала, что он врач. Так нехорошо. И это не исповедь, если нет тайны исповеди…
— Он врач, — отрубил Брэд. — Просто еще и священник.
— А в какой церкви он служит? — словно невзначай спросила Лора и поперхнулась от обуявшего ее страха.
Брэд поднял голову и тяжелым, испытующим взором посмотрел на жену. Два острых стержня пригвоздили Лору к стене.
— Почему ты спрашиваешь? — в голосе Брэда прозвучала угроза.
— Просто спросила…
— Все время врешь мне, — процедил сквозь зубы Брэд.
Он встал, подошел к платяному шкафу и достал оттуда два галстука и два ремня.
— Брэд, что ты собираешься делать?..
— Пожалуйста, Брэд, не надо… — Лора прижалась щекой к руке Брэда и попыталась заглянуть ему в глаза.
Брэд уже затянул на запястье жены петлю и завязывал концы галстука на металлической перекладине их супружеской постели.
— Брэд, милый, ну что ты делаешь? — Лора пыталась улыбнуться, слезы бессильно катились у нее из глаз. — Брэд, любимый, зачем?
Брэд одернул Лорину руку, проверил узел. Крепко. Никуда не денется. Взял другую руку и второй галстук и с силой притянул ее к перекладине.
— Ну что же ты делаешь, Брэд!
Лору охватило отчаяние. Она попыталась вырваться, но Брэд держал ее руку, вцепившись, как клешнями. Лора инстинктивно, защищаясь, толкнула его ногой. Брэд навалился на Лору всем своим телом и затянул второй узел. Все. Дальнейшее сопротивление бессмысленно. Брэд поднялся, чтобы зафиксировать ноги жены ремнями.
Лора вывернулась и, привязанная руками к кровати, встала на колени. Сознание ее помутилось. Она услышала в коридоре детские голоса.
— Брэд, слышишь меня? Перестань. Слышишь?! Дети увидят. Что они подумают, Брэд?! Что они подумают?!
— Лора, у тебя нет детей, — проскрежетал Брэд. — Выбрось эту дурь из головы! Хватит издеваться надо мной! Хватит валять дурака! Я все знаю! Я все знаю!!!
— Что?! Что ты знаешь, Брэд?!
— Я знаю, что ты связалась с этим маори. Ты отдала ему душу. Ты продала душу Дьяволу! Ненавижу тебя! Ненавижу!
— Мама, мама! Что у вас там происходит?! У вас все в порядке?! — Лора услышала, как дети кричат в коридоре и стучатся в спальную.
— Брэд, нет!
Брэд схватил Лору за ноги и рванул с силой, чтобы повалить ее на постель. Лора больно ударилась головой о стену и на какое-то время потеряла сознание. Когда она очнулась, Брэд уже почти закончил привязывать вторую ногу. Ремни больно сдавили щиколотки. Лора дернулась. Все бесполезно.
— Я всегда обращался с тобой, как с человеком, — тихо сказал Брэд. — Но ты, видимо, не понимаешь человеческого отношения. Ты заставила меня краснеть перед людьми. Ты меня опозорила, Лора. Тебе нет прощения. Ты будешь лежать здесь, привязанная, пока все не кончится…
— Брэд, что «не кончится»? Что ты задумал?.. — прошептала Лора.
— Тебе не нужно этого знать.
— Брэд, зачем ты кого-то слушаешь? Брэд… — взмолилась Лора, пытаясь достучаться до него, в последний раз. Она подняла голову и силилась поймать его взгляд. — Никто не крал мою душу, Брэд. Никто. Просто я больна. Просто мне плохо, Брэд. Пожалуйста! Ты не понимаешь… Мне действительно очень плохо. Мне нужна помощь, Брэд. Я устала. Я очень устала. Брэд…
— Не хочу ничего знать… — сказал он и направился к двери.
— Брэд, пожалуйста… Брэд, отпусти меня. Я уеду. Ты больше никогда меня не увидишь. Брэд, давай закончим с этим. Давай закончим с этим раз и навсегда. Брэд…
Брэд остановился в дверях и внимательно посмотрел на Лору. Он посмотрел на нее, как на предмет, как на какую-то дрянную мелочь, на досадное неудобство. Как на колючку репейника, приставшую к его штанам. Он так смотрел на нее — на Лору, на свою жену. Он смотрел на нее, как на мертвую.
— Да. Мы закончим с этим, Лора. Раз и навсегда, — сказал Брэд, выключил в спальне свет и закрыл за собой дверь.
— Брэд! — Лора задохнулась в рыданиях.
Лора лежала в постели, как на косом распятье. Не имея возможности ни приподняться, ни даже просто повернуться. Она превратилась в закоченевший, полуживой манекен. Все тело — от кончиков пальцев до макушки — затекло и надсадно ныло от боли.
Прошло уже несколько часов. Скоро рассвет. Но чем поможет ей поднимающееся над Потуа солнце? Ничем. Лора совсем одна. Совсем. Слезы лились по ее щекам все это время. И казалось, что скоро они закончатся, а с ними закончится и сама Лора.
В ней ничего не осталась. Ничего. Только пустота.
За что Брэд так обошелся с нею? Что она ему сделала? Лора попыталась найти оправдание мужу, но не смогла. Стала молиться, но слова молитвы умирали у нее на устах. Бог никогда ее не слышал. Никогда. Не услышит Он и теперь,
— Ты продала душу Дьяволу! — прозвучало у Лоры в голове.
— Я бы продала, будь моя воля… — прошептала Лора. — Только кому она нужна…
И в эту же секунду жуткая судорога сковала ее тело. Дикие спазмы сотрясали, скручивали, выгибали Лору, словно она и не человек вовсе, а кусок глины, попавший в гигантский штамповочный аппарат.
— Господи! Господи милосердный! — кричала Лора, чувствуя, как неведомая сила сминает ее тело и тянет железной рукой в преисподнюю. — Господи, помоги же мне! Помоги!..
— Лора, открой глаза! — раздалось где-то рядом.
— Кто здесь?! — судорога чуть отпустила Лору и она заметалась на своей привязи, как зверек перед закланием. — Кто?!
— Лора, ты просишь о помощи, но в целом свете есть только один человек, который способен тебе помочь, — ответил голос.
— Кто же это? — закричала Лора. — Кто может мне помочь?!
— Ты сама, Лора, — ответил голос. — Ты просишь помощи у Бога, но Бог в тебе. Бог в каждом. Ты просишь помощи у себя, Лора. И если не получаешь ответа и не находишь поддержки — значит, ты просто не слышишь себя.
Услышав этот ответ, Лора поначалу испытала отчаяние. Ей показалось, что голос говорил ей: «Ты одинока!» Но, дослушав до конца, Лора поняла, что голос говорил совсем о другом. Он говорил ей: «Ты одинока, Лора. Но только потому, что сама выбрала свое одиночество. Ты можешь все переиграть. Главное — это услышать себя».
— Я не слышу себя? — переспросила Лора, словно желая удостовериться в том, что все поняла правильно.
— Да, не слышишь, — подтвердил другой голос. — Лора, ты живешь с чувством, что ты несчастна. Ты постоянно борешься с обреченностью. Ты уверена, что тебе всегда не везет. Ты живешь без всякой надежды на счастье. Ты уговариваешь себя смириться. Но кому ты говоришь это, Лора?
— Кому я это говорю? — не поняла Лора.
— Да. Кому ты говоришь это?
— Ну, наверное, себе, — Лора очень удивилась. — Да, наверное, себе.
— А что говорит та Лора, которую ты постоянно уговариваешь? Что говорит та Лора, от которой ты требуешь смирения? — спросил первый голос.
— Что говорит та Лора?.. — повисла пауза, слезы стали снова душить Лору, но другие, совсем другие слезы. — Она говорит… — прошептала Лора. — Она говорит, что хочет быть счастливой. Она говорит, что хочет любить мужа и чувствовать себя любимой. Она говорит, что хочет жить в счастливом доме, полном счастливых детей…
— И зачем ты отговариваешь ее? Зачем ты отговариваешь ту Лору? Почему ты слушаешь «эту», а не «ту» Лору? Лора, ответь…
Но Лора не могла ответить. Она плакала. Она плакала от зависти. От огромной, от огромной-огромной зависти к той Лоре, которая хотела, могла и была бы счастливой, если бы только ей дали шанс. Хотя бы один…
— Что ты сейчас чувствуешь? — спросил первый голос.
— Зависть… — сквозь слезы прошептала Лора.
— Зависть? — удивился второй голос.
— Да, — прошептала Лора. — Я чувствую зависть…
Она облизала пересохшие губы и почувствовала на языке характерную солоноватую горечь слез.
— Кому ты завидуешь, Лора? — спросил первый голос.
— Я завидую себе. Я завидую той, которая не побоялась бы жить своей жизнью…
— И что же ты теперь будешь делать, Лора?
— Я… Я… — Лора задыхалась от рыданий, ей хотелось кричать. — Я всю жизнь ждала чуда. Всю жизнь… Я пыталась жить правильно. Чтобы никто не мог меня упрекнуть, чтобы никто не мог попенять мне за предосудительные поступки… Я хотела быть хорошей — хорошей дочерью, хорошей женой, хорошей матерью… Я хотела быть хорошей…
— А как бы жила та Лора? — спросил первый голос.
— Та Лора?.. — Лора задохнулась новым приступом рыданий. — Она не хочет быть хорошей. Она хочет быть счастливой…
— Лора, ты видишь теперь, что та Лора — это ты настоящая ? — второй голос дрогнул от переполнявших его чувств.
— В тебе столько нерастраченной любви! — подхватил его слова другой голос. — От кого же ты прячешь эту любовь?
— Мне стыдно… — прошептала Лора. — Мне стыдно быть открытой, открыть любовь, душу… Кому она нужна? Куда мне с ней?
— Ты стыдишься прекрасного… — нежно улыбнулся обладатель первого голоса. — Но разве можно стыдиться красоты?.. А пока ты не откроешь свою душу, не выпустишь свою любовь из заточения, ты не узнаешь ответа на свой вопрос. Но только приоткрой, и ты увидишь…
— Увижу… — повторила Лора, чувствуя, как вдруг внутри нее шелохнулось крохотное, слабое, но такое великое счастье. И с каждой секундой, с каждым мигом оно становилось все больше, все сильнее. Настоящее.
— И что же ты теперь будешь делать, Лора? — снова спросил один из голосов.
— Лора, что ты будешь делать теперь? — повторил за ним другой.
— Я… Я… Я больше не буду ждать. Я больше не буду терпеть. Пусть я не буду хорошей . Пусть меня ругают, пусть злословят, пусть осуждают. Я хочу быть счастливой! Я хочу жить …
— Лора, ты будешь счастлива, — прошептал первый голос. — Подумай о тех, кому завидуют. Завидуют сильным, завидуют свободным, завидуют счастливым. Никто не будет завидовать слабым, забитым и несчастным. А сильный, свободный и счастливый человек не знает зависти. У него есть главное — у него есть он сам, настоящий.
— Лора, ты будешь счастлива, — прошептал второй голос. — Только не бойся осуждений, не бойся косых взглядов, не бойся пересудов. Не бойся своих желаний, ведь ты не хочешь ничего плохого — ты не хочешь зла, не хочешь насилия, несправедливости, боли. Хорошему человеку нет нужды пытаться быть «хорошим», он — хороший.
Лора улыбалась. Распятая на своей кровати, измученная болью, измученная слезами и всей своей жизнью, Лора, наконец, улыбалась. И не так, как прежде, как всегда — искусственной, натянутой улыбкой, а всей душой, всем своим огромным, полным любви сердцем.
Еще десять минут назад Лоре казалось, что жизнь ее кончилась. Она плакала и с этими слезами уходили ее последние силы. Она стала полным ничтожеством — ничем, пустотой. И вот, дойдя, казалось, до крайней, до последней точки, она ожила.
— Кто вы? С кем я разговариваю? — спросила Лора и огляделась по сторонам.
Но вокруг никого не было. Лишь очертания ее спальни в свете брезжащего утра.
— Ты нас не знаешь, Лора. А наши имена тебе ничего не скажут, — ответил первый голос, и Лора почувствовала, что он улыбается — по-доброму, с искренней, сердечной заботой. — Но мы думаем о тебе и очень беспокоимся за тебя.
— Но все же, как вас зовут? Скажите мне, пожалуйста. Я хочу знать ваши имена, — попросила Лора с чувством глубокой благодарности, объявшей ее.
— Меня зовут Данила, — сказал первый голос. — А моего друга — Анхель.
— Тебе только кажется, что ты одинока, — подтвердил второй голос. — На самом деле это не так. Мы всегда рядом. И кроме нас, еще многие люди думают о тебе и волнуются за тебя. Помни об этом…
— Мы всегда рядом…
— Спасибо! — прошептала Лора.
Но голоса растаяли в пространстве, и больше их уже не было слышно.
Лора так и лежала на кровати, привязанная к металлическим перекладинам. Но ее тело вдруг словно оттаяло. Еще никогда Лора не чувствовала себя такой расслабленной, такой свободной… Всю свою жизнь, е самого детства, Лора была зажатой, скованной внутренним напряжением. А сейчас это ушло — само собой, без малейших усилий и стараний. Лора освободилась.
И она почему-то стала вспоминать свое детство, как была маленькой девочкой — худенькой, голубоглазой, с длинными, золотистыми волосами. Как однажды мама задержалась и не успела вовремя забрать ее с занятий. Лора сидела на широком школьном крыльце и смотрела на людей, на собак, играющих во дворе, на высокое небо.
Вдруг невдалеке показался старый маори с красивым мальчиком. Мальчик был ненамного старше Лоры, но во всем его облике, поведении читалась какая-то загадочная сила — размеренность, благородство. Лора залюбовалась мальчиком маори. Старик заметил это, остановился и тоже сел на крыльцо.
Старый маори был совсем седым. Все его широкое морщинистое лицо покрывала татуировка. Загадочный орнамент напоминал огромную птицу. На щеках лежали ее распахнутые крылья. Лоб украшал чудесный хвост. А голова и диковинный хохолок птицы уместились на губах и подбородке индейца. Длинные волосы старика были убраны на затылок, и из копны седых прядей выглядывали два красочных пера.
Лоре было очень интересно наблюдать за этой парой — стариком и мальчиком. Но она боялась.
— Я напугал тебя, девочка? — спросил старик, не глядя на Лору.
Он достал из заплечной сумки курительную трубку, набил ее табаком и поджег. Клубы пряно-сладкого дыма поднялись в воздух.
— Мама запрещает мне разговаривать с маори, — тихо ответила Лора. — Она говорит, что маори — людоеды. И если я заговорю с кем-то из них, то он меня съест.
— Белые люди умеют говорить о том, в чем ничего не смыслят, — ответил старый маори, не глядя на Лору, и затянулся сладким табачным дымом.
— Это почему же? — Лора даже оскорбилась.
— Потому что, когда ты вырастешь, — тут старик посмотрел в небо и через секунду продолжил, — ты полюбишь моего сына и выйдешь за него замуж. Вы будете счастливы и проживете вместе долгие годы. У вас родятся дети, много детей. Они будут наполовину маори, а наполовину, как ты, — белые.
Лора тогда прыснула со смеху. На самом деле, она ужасно смутилась и не знала, как себя вести. Во-первых, как это возможно, что она влюбится в маори? А во-вторых, она никогда не видела, чтобы дети были наполовину смуглые, как индейцы, а наполовину — белые. И где будет эта граница? На животе или вдоль всего тела? Потому что если на животе — то это будет относительно легко спрятать. А если вдоль тела — тогда ведь и на лице! Как тут спрячешь?!
Сейчас Лора смущенно улыбалась, вспоминая те свои детские рассуждения. Очень странным был этот разговор. О чем же они говорили дальше?..
— Откуда же вы это знаете? — спросила Лора. — Мама говорит, что пути Господни неисповедимы.
— Белые люди умеют говорить о том, в чем ничего не смыслят, — повторил старик. — А узнал я про твое будущее просто — заглянул тебе в сердце, в нем все и написано.
От страха Лора потеряла дар речи. Она закрыла грудь своими маленькими ручками и задрожала. Ей как-то очень живо представилось, что маори заглянул ей в сердце. А поскольку Лора была уверена, что он людоед, фантазия получилась ужасающей.
— Всегда тебя будут подводить твои страхи, — грустно сказал маори. — Белый человек всего боится. Боится жить, боится умирать, даже себя самого — и то боится. Надо бы избавиться от страха, но белый человек и этого боится. Он выдумывает мир, в котором ему будет не так страшно. Но страх рождает чудовищ, и рано или поздно в придуманном мире белого человека все равно появляются чудовища. От чего ты бежишь, к тому и вернешься. А хочешь идти — так иди вперед, а не назад.
Лора не поняла тогда ни единого слова, но ей стало вдруг интересно — о чем это говорит индеец? Но спросить у старика, что именно он имеет в виду, Лора не решилась. Поэтому пошла на «бесстрашную» провокацию:
— Белый человек не придумывает никаких ненастоящих миров! Неправда!
Маори за все время разговора впервые посмотрел на Лору. Лора замерла от ужаса. Индеец показался ей очень страшным — таким он был грозным, важным и внушительным. Но вместо пугающего рыка, который она уже ожидала услышать, из его уст раздался добродушный смех.
Маори улыбался:
— Мир устроен просто — вот небо, а вот земля, а там вдали — океан. Все просто. И мы приходим из этого неба, из этой земли, из этого океана. Мы обретаем форму и живем. А потом настанет время, и мы вернемся в это небо, в эту землю, в этот океан. Поэтому маори всегда живут просто и весело. Разве могут похвастаться этим белые? Нет, они способны только завидовать нам. Все люди, в глубине души, хотят жить просто и весело. Но белые никогда не признаются себе в своей зависти к нам. Вот видишь это?
Маори показал Лоре рисунок на своем лице.
— Нравится? — спросил он.
— Да, красиво, — кивнула Лора.
— Это Птица-Моа, — с гордостью сказал маори. — Она жила на этой земле многие тысячи лет. Прекрасная, сильная птица. Если бы ты с ней подружилась, то могла бы сесть ей на спину, и она бы отнесла тебя в самые чудесные уголки мира. Она показала бы тебе, как величественна и красива земля и сколько мудрости в ее простоте.
— А где же сейчас эта птица? — рассмеялась Лора, которой никак не верилось, что бывают такие большие птицы. — Спряталась у вас на лице?
Но старик даже не улыбнулся, а ответил Лоре совершенно серьезно:
— Птица-Моа — воплощение простоты и веселья. И когда ей стало нечего воплощать здесь — на земле, она улетела на небо. И теперь она живет там. Она ждет, когда люди проснутся от своего долгого сна и вернутся к самим себе.
Лора задумалась. Она представила себе прекрасную сильную птицу, которая улетела от людей, потому что они… Заснули?! Ушли от самих себя?!
— Нет, — рассмеялась Лора. Тогда она еще умела смеяться своим веселым, заливистым детским смехом. — Люди никуда не уходили! Они все здесь. И они не спят. Только ночью!
— Это лишь так кажется, — печально сказал старик, отвернулся от Лоры и стал смотреть в небо.
Он замолчал. Просто сидел и молчал. Большие сиреневые клубы табачного дыма то и дело вырывались у него изо рта.
— Раньше мой народ тоже был другим, — грустно сказал маори, и так тихо, что Лора его едва расслышала, он словно говорил сам с собой, а не с ней. — Мой народ умел радоваться жизни. Потому что, если ты живешь просто, ты видишь радость во всем. Мы смотрели на этот мир и были счастливы. И ничто не могло омрачить нашего счастья, потому что мы ни от чего не зависели и ничего не боялись. Когда кто-то из наших родственников умирал, мы делали его фигурку, чтобы его дух мог входить в нее, если пожелает. А когда мы садились за стол — мы всегда накладывали три порции обеда для духов, если вдруг они захотят присоединиться к нашей трапезе. А если нам было что-то нужно, мы могли попросить это у наших духов. А если они нам отказывали, мы могли их отчитать — ив следующий раз не накладывали им еды. Простой мир, где все понятно. И веселый. Когда белые пришли к нам с войной, мы думали, что это они так играют. Нам даже нравилось играть в эту игру. Сначала. Но потом они выиграли, и все изменилось…
Лора слушала старика и незаметно для самой себя начала плакать. Ей стало жалко этого странного человека с птицей на лице. Она даже не понимала почему, но ей стало его жаль. А может быть, себя…
— А почему люди не могут быть счастливы? — прошептала Лора.
— Вместо того чтобы быть, они пытаются казаться. В этом все дело, — ответил маори. — Но если ты захочешь, ты сможешь изменить это.
— А что я должна для этого сделать? — спросила Лора.
— Ты должна научиться заглядывать в свое сердце так же, как я заглянул в него, — улыбнулся индеец и нежно потрепал Лору за ее длинные, золотистые волосы. — Тогда ты увидишь, как все просто. И ничего не бойся — иди и смотри.
Старик убрал трубку в свою котомку и встал с крыльца:
— Пойдем, — сказал он мальчику, который все это время сидел рядом и внимательно наблюдал за Лорой. — Нам пора, Анитаху…
Анитаху!!! Это был он!
Если бы Лора не была сейчас связана по рукам и ногам, она бы вскочила на кровати. Она бы подпрыгнула, взлетела от переполнившего ее душу восторга. Но она смогла только дернуться всем телом, словно подбитая в воздухе птица. Анитаху!
И Лоре тут же вспомнился вчерашний вечер и тот странный разговор у костра.
«Ты пришла», — сказал Анитаху, глядя на Лору через стену нежного золотого пламени.
«Да», — одними губами ответила Лора.
«Я ждал тебя».
«Откуда же ты знал, что я приду?»
«А ты разве не знала, что встретишь меня?»
«Знала…»
И Лора снова закраснелась, как тогда, — смущенная и счастливая.
«Нам предназначена эта встреча».
Теплые руки сильного человека с нежностью и заботой коснулись ее пальцев. И в ту же секунду страшная тень скользнула за окном ее спальни.
— А-a-a! — закричала Лора.
Оконная рама с грохотом распахнулась, и в спальню к Лоре ввалился человек.
— Тихо, Лора! Тихо! — прошептал он. — Не кричи! Это я — Дейвид!
— Дейвид?.. — не поверила Лора и испугалась еще больше. — Что ты здесь делаешь? Зачем?! Уходи немедленно!
— Лора, ты в своем уме?.. — Дейвид включил свет и увидел Лору, распятую на собственной кровати. — Куда уходить? Ты что, действительно с ума сошла?
— Я… Я… — Лора бессильно задергалась на кровати и запричитала: — Тебе нельзя быть здесь. Брэд может вернуться. Что он подумает?!
Но Дейвид, кажется, решил не обращать на ее слабые протесты никакого внимания.
— Нет, это уже за гранью добра и зла, — раздраженно шептал он, развязывая Лору. — Господи, как ты могла позволить так с собой обращаться?! Я не понимаю. Это уму не постижимо! Бред какой-то! Кто он, чтобы тебя привязывать?! Это вообще…
Лора смотрела на суетившегося возле нее Дейвида, на свои освобожденные ноги, руки, и не знала, что с ней. В Лоре боролись ужас и счастье. Ужас прошлой жизни, ставшей вдруг дурным сном, наваждением, тенью ложащийся на ее существо. И счастье — дикое, безумное и безрассудное счастье, — светом врывающееся в ее душу от жизни будущей, открывающейся только сейчас. Побег!
— Господи-боже! — закричал вдруг Дейвид. — Ты что, не можешь двигаться?!
— Могу, — недоуменно возразила Лора и попыталась подняться.
Ничего не получилось. Руки и ноги — как чужие. Тяжелые, бессмысленные, белые мясные рулеты. Лора попыталась хотя бы повернуться на бок. Но и для этого, как оказалось, человеку нужны его конечности, а Лору они ее не слушались.
— Что это?.. — у Лоры началась паника, ужас застлал ей глаза.