Страница:
— Ты все понял? — спросил Анхель Илью. — Ты принял решение?
— Понял?.. — задумался Илья. — Нет, не понял. Но, кажется, у меня нет выбора?
— Нет. За то у тебя есть шанс, — ответил Данила.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
— Понял?.. — задумался Илья. — Нет, не понял. Но, кажется, у меня нет выбора?
— Нет. За то у тебя есть шанс, — ответил Данила.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Илья подскочил на своем матрасе. Встревоженный, напряженный, он не сразу понял, где находится.
Потом сообразил, что это камера, и оптимизма у него не прибавилось.
Какой странный и страшный ему приснился сегодня сон!
Он шел по столбовой дороге к своей смерти.
От этого воспоминания Илью бросило в пот, руки задрожали, а душа похолодела.
Черт возьми, ему же сегодня тридцать лет!
Что ж, тогда все понятно — страх перед этой датой и стал причиной его ночного кошмара. Все понятно.
Игры спящего разума…
Но что это были за люди, эти двое?
Кажется, они назвались Анхелем и Данилой…
Нужно исправить ошибку, нужно найти какую-то Скрижаль…
«Сегодня ты умрешь!» — прозвучало в его голове.
*******
Илья начал неистово колотить в железную дверь. Через пару минут окошко в ней распахнулось, и понурый охранник уставился на Илью своими пустыми глазами:
— Что случилось? Горим?
— Нет, не горим. Позови кого-нибудь, а? — просил Илья.
— Кого? — удивился охранник.
— Ну я не знаю, следователя какого-нибудь, или кто там у вас… Мне обещали адвоката…
— Следователя? — переспросил охранник. — Сегодня же суббота!
— И что, что суббота?! — Илья опешил.
— Суббота — это выходной.
— Выходной?! — Илья вдруг понял, что одним днем дело не кончится, и запаниковал.
— Конечно, — охранник никак не мог взять в толк, чего от него хочет этот «гражданин». — Дежурному могу сказать…
— Скажи дежурному, — попросил Илья.
Окошко захлопнулось, звук шагов удаляющегося охранника гулким эхом отразился от стен тюремного коридора. Илья заходил по камере. Что он сейчас скажет этому дежурному? Что он ему предложит? О чем попросит? В сущности, ему нужно сделать только один звонок, а там уж им займутся…
Только один звонок. Сколько это может стоить? Пять тысяч, десять, двадцать, сто? Какая, в сущности, этому несчастному дежурному разница? Ну позвонит Илья. Об этом даже никто не узнает. А ему — этому милому дежурному — зарплата на всю оставшуюся жизнь, причем сразу.
Илья фантазировал о возможных вариантах своего освобождения. Но его голова словно отекла, мысли путались. Время тянулось и тянулось. Успели уже принести завтрак — овсяную кашу с куском хлеба и чай. Он взял миску и кружку, но есть не стал. Спустя какое-то время он снова стал барабанить в дверь, но на сей раз ему никто не ответил.
— А может быть, это розыгрыш? — шальная мысль озадачила Илью. — За десяточку такое легко можно было устроить… Кому это пришло в голову? Кириллу…
Воспоминания о Кирилле снова заставили Илью содрогнуться. Зачем Кирилл объявился в его жизни, и надолго ли? Нет, в этот раз Илья будет стоек. Он не позволит Кириллу играть на своих чувствах. Все, нет больше никаких чувств. Да и не было никогда.
Зря Илья вообще тогда с ним связался. «Возьми с собой плеть… Возьми с собой плеть…» Что за глупость! Бред! Ведь все не так, все это бравада, маскарад, бутафория. И с женщинами, и с людьми, и с жизнью. Чушь!
Сегодняшний сон, конечно, был не из приятных. Но Илья правильно установил в нем эту закономерность, эту связь своего страха перед искренностью с состраданием, а сострадания — с ненавистью. Все так и есть! И страх смерти, о котором он вычитал в этой книге…
А в целом неплохая была книга. Страх смерти действительно серьезная шутка. Забавно, что она попалась ему накануне тридцатилетия. Он ведь боится смерти — это правда. Но и не верит ей — это тоже так. Иначе, почему бы он думал во сне о том множестве жизней, которые ему довелось пережить?..
Несмотря на свою сложно организованную религиозность, Илья был материалистом до мозга костей. Он не верил ни в пророческие сны, ни в сны-откровения. Во сне человек видит пережитые им события жизни, но в неожиданной комбинации. А все, что он думает в своих снах, это его собственные мысли.
Как в мозгу вообще может быть какая-то мистика?..
*******
За дверью камеры раздалось долгожданное бряканье ключей. Илья вскочил с матраса и сделал шаг вперед. Дверь распахнулась, и Илья не поверил своим глазам. Перед ним стояла Катя — та самая, та, что когда-то признавалась ему в своих чувствах, та, которой он не ответил взаимностью, та, которую добивался и так и не добился Кирилл.
— Ты?! — Илья опешил.
— А что вы, собственно, фамильярничаете?! — спросил начальник отделения, выступивший из-за Кати. — То, что я приехал в нерабочий день организовывать вам адвоката, еще не значит, что мы перешли с вами на «ты»!
Он, видимо, решил, что удивленное обращение Ильи было адресовано ему. И вообще сегодня этот субъект держался достаточно странно — значительно увереннее, чем вчера, и даже с наглостью.
— Адвоката? — Илья не понял, что именно начальник отделения имеет в виду.
— Да, мы предоставляем вам государственного адвоката. Впрочем, я думаю, что теперь он вам не поможет. Так что можете прямо сейчас дать ему отвод…
— Кому?
Вот! — начальник отделения показал на Катю.
Катя будет его государственным адвокатом? Господи, она же училась на юридическом… Точно! Вот это совпадение! Как же хорошо она выглядит — совсем взрослая стала! Сколько ей сейчас? Двадцать… Двадцать четыре, наверное?..
— Ну что? Даете отвод? — нетерпеливо спросил начальник отделения.
— От чего же? Пусть будет этот. «Официальное лицо» скривило физиономию:
— Нет? Ну тогда пожалуйста… Занимайтесь, — начальник отделения удалился, дверь захлопнулась.
Илья с Катей остались вдвоем.
*******
— Катя, как я рад тебя видеть!
Илья действительно был рад, если не сказать — счастлив.
Конечно, а как иначе?! Вдруг во всем этом безумии, в бесконечности этого безумия увидеть замечательного человека, которому ты небезразличен. По крайней мере, был небезразличен… Илья попытался обнять Катю, но та остановила его. Он растерялся и не знал, как реагировать.
— Илья, пожалуйста, не надо, — тихо, но четко сказала Катя. — Я здесь выступаю как адвокат. И ты должен дать мне отвод.
— Но почему?! — Илья никак не мог поверить, понять, что все это происходит с ним на самом деле.
— Во-первых, я буду рассматриваться как заинтересованное лицо. А во-вторых, у меня мало опыта для такого дела.
— Катюша, какое «лицо»?! Какое «дело»?! Ты что, с ума сошла? Надо просто сопоставить анализы крови — той, что на мне нашли, мальчика того, которого сбила моя машина, и этой девушки… Делов-то!
— А ты что, еще не знаешь? — Катя посмотрела на Илью с недоверием.
— Не знаю чего? — не понял Илья.
— Кирилл дал против тебя показания…
— Какие показания? — Илья окончательно запутался.
— Кирилл дал против тебя показания. Рассказал, что он был свидетелем того, как ты убил эту девушку… — Катя выдержала паузу, переборола внутреннее смятение и добавила:
— Изнасиловал и убил…
— Я?! Кирилл дал такие показания?.. — Илья был настолько шокирован, что, казалось, потерял дар речи.
«Мы создаем обстоятельства, заложниками которых оказываемся», — пронеслось в его голове.
— Да, Илья. Да! — Катя напряженно вглядывалась в глаза Ильи, словно бы спрашивала его о чем-то.
Нет, Катя, нет! Не смотри на меня так! Я ничего этого не делал! Я и Кирилла-то первый раз за четыре года увидел перед самым арестом! Я вообще ничего не понимаю… — Илья пошатнулся, буквально осел на пол, обхватил голову руками и забормотал. — Бред какой-то… Нет, этого не может быть. Ах, вот почему этот мент так стал со мной разговаривать. У него теперь показания на меня есть. Ерунда какая-то… Этого просто не может быть…
Катя опустилась перед Ильей на корточки и внимательно посмотрела ему в глаза.
— Ты ни разу не виделся с ним за эти четыре года? — ее голос дрогнул.
— Да, четыре. Как все узнал, так и не виделся…
— Что, «всё»? — Катя, кажется, все понимала, но хотела, чтобы Илья сам ей это сказал.
— Ну про то, что у вас произошло, — пояснил Илья.
— А что у нас произошло? — Катя настаивала, она ждала услышать от Ильи что-то очень важное для себя.
— Ну… Он же хотел тебя добиться… Или мне больно сделать. Не знаю. Наплел тебе всякое…
— Наплел… — Катя, не отрываясь, смотрела на Илью.
Глаза ее становились влажными от слез, голос дрожал.
— Пустое все. Глупо как вышло. Как глупо все вышло… — тут Илья опомнился и посмотрел на Катю. — Ты меня прости, что я тебя тогда не искал. Замотался, дела… Впрочем нет, не так. Неловко было сначала, а потом, действительно, замотался.
— Илья, скажи честно, ты какое имеешь отношение к этому делу? — Катя перевела разговор на другую тему.
— К какому? — не понял Илья.
— К убийству? — сухо сказала Катя.
— Да я же тебе говорю — никакого! — Илья взбесился: «Неужели же это не очевидно?!» — звучало в его голове.
И тут только он понял, что Катя, как бы она к нему ни относилась прежде, не верит в его невиновность.
— Ты что, мне не веришь! ты что, думаешь, я мог такое сделать?! Как ты вообще можешь обо мне такое думать?!! — Илья орал на нее во всю мощь своего голоса.
Катя заплакала, тихо, еле слышно. Полное отчаяние и абсолютная растерянность читались на ее лице.
— Катя, что ты? Не реви. Прости меня, я не хотел… — Илья взял ее за плечи, попытался успокоить. — Сорвался. Такая глупость, право. Я не понимаю, что происходит.
— Илья, ты меня спрашиваешь? Спрашиваешь, что я могла о тебе думать?.. — ее голос пропадал в беззвучных всхлипываниях. — А что я могла о тебе думать, Илья? Что мне думать? Что? Ты скажи мне… Мне только что показывали фотографии этой девочки… Страшные, страшные… Что мне думать?.. «Возьми с собой плеть»… Твоя ориентация, Кирилл…
— Да блин! Какая ориентация?! Это же он тебе специально сказал! Наплел! Слышишь меня — специально! Чтобы тебя… чтобы меня… — Илья вдруг запутался. — Господи, так ведь он на меня теперь и показания дал!
И только сейчас Илья осознал это. Его затрясло. Лютая злоба, испепеляющая ненависть к Кириллу и боль — надсадная, сжимающая сердце боль — рвали душу Ильи на мелкие части. Он заметался по камере, словно раненый зверь, издавая истовый, отчаянный крик.
Яркая вспышка света, острая боль в затылке… И пустота.
*******
Путь до Башни по черной, вымощенной камнем дороге значительно сократился. Уже можно было разглядеть отдельные ее детали — вздымающиеся вверх готические шпили, множество заостренных куполов. Эти игольчатые конструкции образовывали жерло, из которого исходило дыхание темного, багрового пламени.
Илья залюбовался пугающей величественностью этого сооружения. Что это за странные, мерцающие холодным светом огни у основания?
— Илья, не смотри туда! — прозвучал сзади голос Анхеля.
— Почему? — не понял Илья, зачарованный открывшимся ему зрелищем.
— Илья, обернись! — Анхель настаивал.
— Ну чего еще? — Илья стал поворачиваться, недовольный и даже раздосадованный этой утомительной для него настойчивостью своего непрошенного попутчика.
— Ты так ничего и не понял, Илья, — сказал Анхель, встретившись с остекленевшим взглядом Ильи. — Очнись! Это не шутки. И это не просто сон! Ты умираешь, Илья! Слышишь меня!
Илья озадачился:
— Умираю?.. Почему?
— Смерти не нужны причины, ей достаточно просто повода, — ответил Анхель. — Смерть — это пустота. Разве может быть причина у пустоты?
— Причина у пустоты? — Илья задумался. — Нет, не может. Постой, но ведь это ты говорил мне, что душа проживает многие жизни?
— Да, — ответил ему Анхель.
— Так что же тогда смерть?
— Пустота.
— Получается, что мы приходим из пустоты и уходим в пустоту? А что тогда там? — Илья напрягал свое воображение, не в силах найти разгадку этого парадокса. — Пустота? Какой-то замкнутый круг… Бессмыслица.
— В этом-то все и дело, Илья, — протянул Анхель. — В этом-то все и дело.
— Так что же, нет, значит, смысла? Никакого?! — этот вывод испугал Илью.
— Смысл есть, Илья, — ответил Анхель. — Трудом своей души человек преображает мир. И каждый такой шаг человека служит Источнику Света. Мы обязаны служить ему и выполнять свое предназначение.
— Источнику Света? Что это? — Илья стал понемногу приходить в себя.
— Это то, частицами чего мы являемся, — объяснил Анхель. — Это, если тебе так будет понятнее, Бог.
— Бог? — Илья посмотрел на Анхеля с недоверием. — Но я не верю… Что мы можем знать о Боге? Что о Нем знают люди? Они просто верят… Боятся и верят. А так, Он лишь иллюзия, придумка, успокоительное средство.
— А разве твоя жизнь вымысел?
— А разве не ты сказал, что смерть вымысел? Коли так, то и жизнь —, блеф, — Илья вдруг задумался. — Вот, например, моя жизнь — это блеф. В ней ничего не было по-настоящему. Нечего вспомнить, не за что ухватиться… Уже и умирать зовут, а откуда зовут — непонятно. Из ничего…
— Илья, ты всю свою жизнь боялся смерти, — прошептал Анхель. — А того, что твоя жизнь пуста, и не заметил.
И только прозвучали эти слова, Илью, словно молнией, пронзил ужас. Но он испугался не из-за предстоящей смерти. А из-за того, что он ведь и не жил толком, только имитировал жизнь.
В этот миг зачарованность башней, оцепенение, сковавшее душу, исчезли. Он почувствовал ни с чем не сравнимое облегчение, словно кто-то провел рукой перед его глазами и снял застлавшую их пелену.
— Анхель, я, что, действительно умираю? — спросил Илья.
И Анхель заметил, как в одно мгновение изменился, пробудился голос его собеседника. Как вдруг, словно бы по какому-то указанию свыше, снова засветились его глаза.
— Да, Илья, да!
*******
Катя сидела на холодном полу камеры и раскачивалась из стороны в сторону. Слезы двумя ручейками сбегали по ее щекам и падали Илье на лицо. Прижимая к своей груди его голову, прикрыв рукой его распластавшееся на полу тело, она, как заговоренная, повторяла и повторяла странную, непонятную ей самой фразу:
— Смерти нет… Смерти нет… Смерти нет…
Откуда взялась эта фраза? Что она для нее значила? Зачем она ее повторяла? Этого Катя не знала. Но она знала только одно — это правда. Правда, в которую она верит, даже если все вокруг нее будет свидетельствовать об обратном.
— Что… Что ты говоришь? — прошептал Илья, медленно приходя в сознание.
— Я тебя не могу потерять, — ответила Катя, глядя на Илью. — Ты моя кровь, Илья. Моя кровь. Не люби меня, не надо. Ты только живи, ладно? Мне бы знать только, что ты живешь…
Мне такой странный сон снится, Катя. Второй раз уже… Такой странный… — шептал Илья. — Будто бы я стою на дороге к своей смерти. И она зовет меня, манит, а кто-то держит меня, не пускает. Я бы уже и хотел умереть, а держит что-то.
— Ты, Илюшенька, прими жизнь, как я это делаю. Просто решила для себя — приму ее такой, какая есть. И стало мне легко на сердце, Илюшенька. Ты тоже прими…
— Катя, выручи меня. Страшно мне… Позвони в офис, скажи им, где я. Пусть разберутся. Что-то нехорошо мне… Совсем нехорошо…
— А ты не обманываешь меня, Илья? Ты прости, что я так говорю. Сердцем знаю, что не обманываешь, но ты-то и отучил меня сердцем жить…
— Катя, иди. Слышишь? Иди, позвони. Скажи, что я здесь.
Катя встала, помогла Илье лечь на матрас и позвала охранника.
Дверь открылась, Катя направилась к выходу. На пороге камеры она вдруг остановилась и повернулась к Илье. Тот смотрел на нее уставшими, больными глазами.
— Не я это, Катя. Не я, — прошептал он.
— Я о другом.
— Что?
Катя попросила, чтобы охранник подождал минуту за дверью.
— Там к тебе человек один просится… Чудной.
— Какой человек? — Илья не понял, о чем она говорит.
— Я его не знаю, — ответила Катя. — Просил, чтобы я тебе сказала. Говорит важно. Данилой его зовут. Откуда он? Может, журналист какой? Я сказала, что ничего не знаю и что говорить ничего не буду.
— Данилой?! — Илья напряженно пытался вспомнить, где он слышал это имя совсем недавно.
— Да, вроде бы Данилой. Просил, чтобы я имя его тебе назвала. Сказал, ты все поймешь.
— Нет, не может быть, — Илья покачал головой.
— Чего не может быть?
— Да ерунда. Не может быть. Во сне это… Привиделось. Будто бы Данила какой-то держит меня на той дороге…
В глазах Кати словно бы промелькнуло что-то.
— Хочешь, я договорюсь, чтобы пустили его?
— А сможешь? — усомнился Илья.
— Придумаю что-нибудь.
Ну давай, иди. Главное в офис позвонить, — поторопил ее Илья.
*******
Катя застала Данилу в застекленной комнатке дежурного. Вместе с хозяином помещения они оживленно обсуждали какой-то футбольный матч.
— Нет, ну с этим тренером совсем другое дело! Давно уже нужно было нанять кого-нибудь из… — взбудораженно тараторил дежурный.
— Спасибо, я закончила, — сказала Катя, прервав эту красноречивую дискуссию.
Данила повернулся вполоборота к своему собеседнику, и подмигнул Кате так, чтобы тот не видел.
— Екатерина Сергеевна, ну что? Нужен я? — спросил ее Данила.
— Да, пожалуй… — Катя слегка растерялась.
— Тогда, что ли, к нему идти? — Данила выглядел измученным подчиненным дотошной начальницы. — Когда вам материалы предоставить? Часам к трем?
— Да, если к трем, то хорошо… — сказала озадаченная Катя.
— Тогда, что ли, пусть меня проводят? — продолжал Данила, как ни в чем не бывало.
— Да, пусть… Проводите его, пожалуйста…
— Провожу, провожу! — ответил дежурный. — Пойдем, дружище!
*******
— Илья, здравствуй, сказал Данила, когда дверь камеры за ним закрылась.
— Мы знакомы? — Илья изумленно уставился на своего посетителя.
— Что-то вроде того. Я из твоего сна, — ответил Данила.
— Из моего сна?! Это как?
— Знаю, я бы тоже удивился… месяца три тому назад. Но у тебя нет этого времени, Илья. Помнишь, я тебе про «немую гематому» говорил? Ты сейчас жив только потому, что там тебя Анхель держит.
— Там — это где? — Илья посмотрел на Данилу, как на умалишенного.
— Это что-то наподобие границы миров, — «объяснил» Данила. — Но это правда, Илья. Совсем нет времени.
— А что ты от меня хочешь? — Илья напрягся. — Мне что-то сделать надо?
— Да, надо, — ответил Данила. — Но что — неизвестно.
— А кому известно? — Илья совершенно перестал понимать, что происходит.
— Никому.
— Я все понял, ты моя галлюцинация, — Илья ни то шутил, ни то отшучивался.
— Илья, черт! Я тебе говорю — ты умираешь. Сегодня же умрешь. Ты понимаешь, нет?!
— И что? Спасаться? Как?! — Илья разозлился.
— Две вещи, Илья. Две вещи! Во-первых, ты должен понять, что ты сегодня умрешь. Во-вторых, надо вызвать врача.
У Ильи начался истерический смех. Он не смеялся, он кричал, дышал урывками. Держался за живот и катался на своем матрасе с одного бока на другой. Две вещи, о которых его просил Данила, показались ему взаимоисключающими. Если он понимает, что он сегодня в любом случае умрет, то врача ему вызывать, мягко говоря, бессмысленно. А если вызывать врача, то, видимо, шанс у него есть.
— Мне тогда… Ха-ха-ха!., представителя службы… Ха-ха-ха!, ритуальных услуг… Ха-ха-ха!., вызывать надо! Ха-ха-ха!
Тебе надо отсюда выбраться до того, как ты умрешь, — Данила стал спокойно и внятно объяснять Илье свою мысль. — Анхель считает, что тебя здесь специально заперли. Что тебя здесь Тьма держит, чтобы забрать твою жизнь вместе со Скрижалью. Впрочем, я так не думаю. Мне кажется, что все произошедшее — это лишь стечение обстоятельств, созданных твоей ошибкой…
Человек, допустив ошибку, как бы сбивается с пути. Все обстоятельства оказываются против него. Это — как, когда игрока удаляют с поля за нарушение правил. Если мы сможем выудить тебя отсюда под предлогом лечения, не факт, что врачи тебя спасут. Анхель уверен, что не спасут. Но у тебя будет шанс оказаться там, где, по идее, ты не должен быть. И все может повернуться по-другому. В этом я и вижу шанс.
— Слушай, ты все это серьезно говоришь? — Илья совсем успокоился после своей истерики и внимательно смотрел на Данилу.
— А к тебе часто являлись люди, которые только что беседовали с тобой в твоем сне? — Данила ответил Илье таким же внимательным и сосредоточенным взглядом.
— Так ты говоришь, что я умру. Сегодня? — щемящий холодок пробежал у Ильи по спине. — Что мне сказать врачу?
— Скажи, что у тебя головная боль, что вчера ты сильно ударился головой, что тебя тошнит…
— Скажу, — согласился Илья.
— А я пока попытаюсь что-нибудь по части официального освобождения предпринять, — сказал Данила.
— Катя сейчас позвонит. Моя служба безопасности займется.
— Илья, ты главное про смерть пойми. Анхель считает, что тебе не надо об этом знать. Что если ты это поймешь, то всё — сломаешься. Но я по своему опыту сужу. Я в свое время, когда понял, что вот оно — здесь: получите, распишитесь, то и жизнь как-то по-другому увидел. Каждый, наверное, по-своему это переживает, но… Короче, я сказал, что думал. Надо идти. А ты жди врача, я предупрежу там, что ты в медицинской помощи нуждаешься.
Илья снова остался в камере один.
Вчера он так хотел этого — побыть одному.
А сегодня ему мучительно тяжело от воплощения своей мечты.
Все, прямо как по Оскару Уайльду:
«Если боги хотят наказать человека, они исполняют его желания», — подумал Илья.
Тут он вспомнил перепуганные глаза Кати, ее смятение, ее боль.
Ему так захотелось защитить ее, быть с ней. Он подумал о двух странных людях из сна, которые говорили с ним, как с ребенком. И ему захотелось, чтобы с ним так говорили.
*******
Всю жизнь ИЛЬЯ тащил на себе непомерный груз своей деятельности. Да, его работа была не просто работой, она была именно деятельностью. Всю свою жизнь он что-то кому-то доказывал. Не жил и не чувствовал себя, а только изображал согласие с самим собой. На самом деле, ведь не было этого согласия. Близко не было! Он не знал-то себя толком. А теперь, верно, уже и не узнает никогда. Где уж тут…
Слово «никогда» заставило Илью содрогнуться. Неужели правда, неужели он умрет сегодня. Нет, это как-то странно. Так не бывает. Сейчас жив, а через пару часов — что? Все? И тут он вспомнил мальчика, сбитого его машиной. Его оторопевшие от ужаса глаза, его растерянный взгляд. И голос, тихий, слабый голос: «Как это не вовремя…» Что же он ему ответил тогда? Что?.. Илья силился вспомнить, но не мог.
А мальчик все спрашивал и спрашивал его: «Ты меня убил? Ты?» Илью этот вопрос вывел из себя, он стал раздражаться: «Да какая тебе разница?!» А тот ответил: «Лучше, чтоб ты…» Это показалось тогда Илье глупым, нелепым, легкомысленным. Но сейчас, примеряя эту ситуацию на себя, он вдруг отчетливо понял… Смерть — это кульминация жизни. Важно, каким ты придешь к ней. И то, как умрешь, — это символ.
Кто же это сказал, что счастье человека в том, как умереть? Нет, не так, а: «Счастье пахаря умереть в поле»… Кто же это сказал? Может быть, Сартр? Да, может быть. Или нет, он сам умер за письменным столом, работая над своей книгой, а сказал так кто-то другой. Умереть, занимаясь своим делом. А где было бы хорошо умереть Илье? На бирже? В банке? На производственном совещании на глазах у Ивана Рубинштейна? Нет, все как-то совсем не так. Да и о чем он думает?
Илье вдруг надрывно, до боли захотелось с кем-нибудь поговорить, просто обмолвиться парой слов. Пусть эта беседа не будет долгой, пусть у нее не будет ни цели, ни смысла. Просто пусть она будет. Разговор ни о чем, просто. Просто глаза в глаза, и ничего больше. Ведь важно же в конце концов не то, о чем ты говоришь или что тебе говорят. Важно то, что тебя слушают и ты слушаешь…
Просто две души, разговаривающие ни о чем. О чем они разговаривают? Не зная того сами, они говорят о вечности.
Слезы застилали Илье глаза. Ему вспомнилось одиночество булгаковского Пилата. Нет, ему не нужна была вера. Просто человек, с которым можно было бы перекинуться парой слов. Слово — как молитва, как связующая нить, идущая, подобно Христу по воде, из вечности одного одиночества в вечность другого. Господи, зачем он жил все эти свои тридцать лет?! Как их потратил?!
Он забыл, с кем он последний раз разговаривал. Когда это было? Он ведь не разговаривал уже столько лет! Он думал. Думал — крутил в голове шарабан своих мыслей, и лишь имитировал общение. Деньги, связи, отношения, интересы и снова деньги. Все это было в нем, но не было его самого — Ильи, и не было того, с кем он разговаривал. Да, Илья все это время вел нескончаемую беседу с пустотой, внутри себя самого.
Бесконечный, изматывающий бег мысли по кругу, одиночество и ненависть. Три слагаемых его жизни. Так прошла жизнь…
Ненависть рождалась в нем от боли, от невозможности быть тем, кем он являлся на самом деле. Страх перед смертью каждый день усиливал эту боль и заострял лезвие его ненависти. Илья выбрасывал эту злобу из себя вовне от бессилия, от невозможности вырваться за грань своего одиночества. Только Кирилл когда-то дал ему ощущение, что одиночество преодолимо… Обман восприятия, иллюзия, неправда.
Илью привязало к Кириллу это ощущение, эта мечта. И надо было пережить то, что Илья пережил сейчас, чтобы эта связь, наконец, разорвалась. Страх смерти, ужас одиночества и боль от своей ненависти, от своей неспособности быть искренним, сделали Илью рабом этих отношений. А Кирилл пользовался, питался этой зависимостью и шаг за шагом скармливал душу Ильи все тем же голодным псам — смерти, одиночеству, ненависти.
Потом сообразил, что это камера, и оптимизма у него не прибавилось.
Какой странный и страшный ему приснился сегодня сон!
Он шел по столбовой дороге к своей смерти.
От этого воспоминания Илью бросило в пот, руки задрожали, а душа похолодела.
Черт возьми, ему же сегодня тридцать лет!
Что ж, тогда все понятно — страх перед этой датой и стал причиной его ночного кошмара. Все понятно.
Игры спящего разума…
Но что это были за люди, эти двое?
Кажется, они назвались Анхелем и Данилой…
Нужно исправить ошибку, нужно найти какую-то Скрижаль…
«Сегодня ты умрешь!» — прозвучало в его голове.
*******
Илья начал неистово колотить в железную дверь. Через пару минут окошко в ней распахнулось, и понурый охранник уставился на Илью своими пустыми глазами:
— Что случилось? Горим?
— Нет, не горим. Позови кого-нибудь, а? — просил Илья.
— Кого? — удивился охранник.
— Ну я не знаю, следователя какого-нибудь, или кто там у вас… Мне обещали адвоката…
— Следователя? — переспросил охранник. — Сегодня же суббота!
— И что, что суббота?! — Илья опешил.
— Суббота — это выходной.
— Выходной?! — Илья вдруг понял, что одним днем дело не кончится, и запаниковал.
— Конечно, — охранник никак не мог взять в толк, чего от него хочет этот «гражданин». — Дежурному могу сказать…
— Скажи дежурному, — попросил Илья.
Окошко захлопнулось, звук шагов удаляющегося охранника гулким эхом отразился от стен тюремного коридора. Илья заходил по камере. Что он сейчас скажет этому дежурному? Что он ему предложит? О чем попросит? В сущности, ему нужно сделать только один звонок, а там уж им займутся…
Только один звонок. Сколько это может стоить? Пять тысяч, десять, двадцать, сто? Какая, в сущности, этому несчастному дежурному разница? Ну позвонит Илья. Об этом даже никто не узнает. А ему — этому милому дежурному — зарплата на всю оставшуюся жизнь, причем сразу.
Илья фантазировал о возможных вариантах своего освобождения. Но его голова словно отекла, мысли путались. Время тянулось и тянулось. Успели уже принести завтрак — овсяную кашу с куском хлеба и чай. Он взял миску и кружку, но есть не стал. Спустя какое-то время он снова стал барабанить в дверь, но на сей раз ему никто не ответил.
— А может быть, это розыгрыш? — шальная мысль озадачила Илью. — За десяточку такое легко можно было устроить… Кому это пришло в голову? Кириллу…
Воспоминания о Кирилле снова заставили Илью содрогнуться. Зачем Кирилл объявился в его жизни, и надолго ли? Нет, в этот раз Илья будет стоек. Он не позволит Кириллу играть на своих чувствах. Все, нет больше никаких чувств. Да и не было никогда.
Зря Илья вообще тогда с ним связался. «Возьми с собой плеть… Возьми с собой плеть…» Что за глупость! Бред! Ведь все не так, все это бравада, маскарад, бутафория. И с женщинами, и с людьми, и с жизнью. Чушь!
Сегодняшний сон, конечно, был не из приятных. Но Илья правильно установил в нем эту закономерность, эту связь своего страха перед искренностью с состраданием, а сострадания — с ненавистью. Все так и есть! И страх смерти, о котором он вычитал в этой книге…
А в целом неплохая была книга. Страх смерти действительно серьезная шутка. Забавно, что она попалась ему накануне тридцатилетия. Он ведь боится смерти — это правда. Но и не верит ей — это тоже так. Иначе, почему бы он думал во сне о том множестве жизней, которые ему довелось пережить?..
Несмотря на свою сложно организованную религиозность, Илья был материалистом до мозга костей. Он не верил ни в пророческие сны, ни в сны-откровения. Во сне человек видит пережитые им события жизни, но в неожиданной комбинации. А все, что он думает в своих снах, это его собственные мысли.
Как в мозгу вообще может быть какая-то мистика?..
*******
За дверью камеры раздалось долгожданное бряканье ключей. Илья вскочил с матраса и сделал шаг вперед. Дверь распахнулась, и Илья не поверил своим глазам. Перед ним стояла Катя — та самая, та, что когда-то признавалась ему в своих чувствах, та, которой он не ответил взаимностью, та, которую добивался и так и не добился Кирилл.
— Ты?! — Илья опешил.
— А что вы, собственно, фамильярничаете?! — спросил начальник отделения, выступивший из-за Кати. — То, что я приехал в нерабочий день организовывать вам адвоката, еще не значит, что мы перешли с вами на «ты»!
Он, видимо, решил, что удивленное обращение Ильи было адресовано ему. И вообще сегодня этот субъект держался достаточно странно — значительно увереннее, чем вчера, и даже с наглостью.
— Адвоката? — Илья не понял, что именно начальник отделения имеет в виду.
— Да, мы предоставляем вам государственного адвоката. Впрочем, я думаю, что теперь он вам не поможет. Так что можете прямо сейчас дать ему отвод…
— Кому?
Вот! — начальник отделения показал на Катю.
Катя будет его государственным адвокатом? Господи, она же училась на юридическом… Точно! Вот это совпадение! Как же хорошо она выглядит — совсем взрослая стала! Сколько ей сейчас? Двадцать… Двадцать четыре, наверное?..
— Ну что? Даете отвод? — нетерпеливо спросил начальник отделения.
— От чего же? Пусть будет этот. «Официальное лицо» скривило физиономию:
— Нет? Ну тогда пожалуйста… Занимайтесь, — начальник отделения удалился, дверь захлопнулась.
Илья с Катей остались вдвоем.
*******
— Катя, как я рад тебя видеть!
Илья действительно был рад, если не сказать — счастлив.
Конечно, а как иначе?! Вдруг во всем этом безумии, в бесконечности этого безумия увидеть замечательного человека, которому ты небезразличен. По крайней мере, был небезразличен… Илья попытался обнять Катю, но та остановила его. Он растерялся и не знал, как реагировать.
— Илья, пожалуйста, не надо, — тихо, но четко сказала Катя. — Я здесь выступаю как адвокат. И ты должен дать мне отвод.
— Но почему?! — Илья никак не мог поверить, понять, что все это происходит с ним на самом деле.
— Во-первых, я буду рассматриваться как заинтересованное лицо. А во-вторых, у меня мало опыта для такого дела.
— Катюша, какое «лицо»?! Какое «дело»?! Ты что, с ума сошла? Надо просто сопоставить анализы крови — той, что на мне нашли, мальчика того, которого сбила моя машина, и этой девушки… Делов-то!
— А ты что, еще не знаешь? — Катя посмотрела на Илью с недоверием.
— Не знаю чего? — не понял Илья.
— Кирилл дал против тебя показания…
— Какие показания? — Илья окончательно запутался.
— Кирилл дал против тебя показания. Рассказал, что он был свидетелем того, как ты убил эту девушку… — Катя выдержала паузу, переборола внутреннее смятение и добавила:
— Изнасиловал и убил…
— Я?! Кирилл дал такие показания?.. — Илья был настолько шокирован, что, казалось, потерял дар речи.
«Мы создаем обстоятельства, заложниками которых оказываемся», — пронеслось в его голове.
— Да, Илья. Да! — Катя напряженно вглядывалась в глаза Ильи, словно бы спрашивала его о чем-то.
Нет, Катя, нет! Не смотри на меня так! Я ничего этого не делал! Я и Кирилла-то первый раз за четыре года увидел перед самым арестом! Я вообще ничего не понимаю… — Илья пошатнулся, буквально осел на пол, обхватил голову руками и забормотал. — Бред какой-то… Нет, этого не может быть. Ах, вот почему этот мент так стал со мной разговаривать. У него теперь показания на меня есть. Ерунда какая-то… Этого просто не может быть…
Катя опустилась перед Ильей на корточки и внимательно посмотрела ему в глаза.
— Ты ни разу не виделся с ним за эти четыре года? — ее голос дрогнул.
— Да, четыре. Как все узнал, так и не виделся…
— Что, «всё»? — Катя, кажется, все понимала, но хотела, чтобы Илья сам ей это сказал.
— Ну про то, что у вас произошло, — пояснил Илья.
— А что у нас произошло? — Катя настаивала, она ждала услышать от Ильи что-то очень важное для себя.
— Ну… Он же хотел тебя добиться… Или мне больно сделать. Не знаю. Наплел тебе всякое…
— Наплел… — Катя, не отрываясь, смотрела на Илью.
Глаза ее становились влажными от слез, голос дрожал.
— Пустое все. Глупо как вышло. Как глупо все вышло… — тут Илья опомнился и посмотрел на Катю. — Ты меня прости, что я тебя тогда не искал. Замотался, дела… Впрочем нет, не так. Неловко было сначала, а потом, действительно, замотался.
— Илья, скажи честно, ты какое имеешь отношение к этому делу? — Катя перевела разговор на другую тему.
— К какому? — не понял Илья.
— К убийству? — сухо сказала Катя.
— Да я же тебе говорю — никакого! — Илья взбесился: «Неужели же это не очевидно?!» — звучало в его голове.
И тут только он понял, что Катя, как бы она к нему ни относилась прежде, не верит в его невиновность.
— Ты что, мне не веришь! ты что, думаешь, я мог такое сделать?! Как ты вообще можешь обо мне такое думать?!! — Илья орал на нее во всю мощь своего голоса.
Катя заплакала, тихо, еле слышно. Полное отчаяние и абсолютная растерянность читались на ее лице.
— Катя, что ты? Не реви. Прости меня, я не хотел… — Илья взял ее за плечи, попытался успокоить. — Сорвался. Такая глупость, право. Я не понимаю, что происходит.
— Илья, ты меня спрашиваешь? Спрашиваешь, что я могла о тебе думать?.. — ее голос пропадал в беззвучных всхлипываниях. — А что я могла о тебе думать, Илья? Что мне думать? Что? Ты скажи мне… Мне только что показывали фотографии этой девочки… Страшные, страшные… Что мне думать?.. «Возьми с собой плеть»… Твоя ориентация, Кирилл…
— Да блин! Какая ориентация?! Это же он тебе специально сказал! Наплел! Слышишь меня — специально! Чтобы тебя… чтобы меня… — Илья вдруг запутался. — Господи, так ведь он на меня теперь и показания дал!
И только сейчас Илья осознал это. Его затрясло. Лютая злоба, испепеляющая ненависть к Кириллу и боль — надсадная, сжимающая сердце боль — рвали душу Ильи на мелкие части. Он заметался по камере, словно раненый зверь, издавая истовый, отчаянный крик.
Яркая вспышка света, острая боль в затылке… И пустота.
*******
Путь до Башни по черной, вымощенной камнем дороге значительно сократился. Уже можно было разглядеть отдельные ее детали — вздымающиеся вверх готические шпили, множество заостренных куполов. Эти игольчатые конструкции образовывали жерло, из которого исходило дыхание темного, багрового пламени.
Илья залюбовался пугающей величественностью этого сооружения. Что это за странные, мерцающие холодным светом огни у основания?
— Илья, не смотри туда! — прозвучал сзади голос Анхеля.
— Почему? — не понял Илья, зачарованный открывшимся ему зрелищем.
— Илья, обернись! — Анхель настаивал.
— Ну чего еще? — Илья стал поворачиваться, недовольный и даже раздосадованный этой утомительной для него настойчивостью своего непрошенного попутчика.
— Ты так ничего и не понял, Илья, — сказал Анхель, встретившись с остекленевшим взглядом Ильи. — Очнись! Это не шутки. И это не просто сон! Ты умираешь, Илья! Слышишь меня!
Илья озадачился:
— Умираю?.. Почему?
— Смерти не нужны причины, ей достаточно просто повода, — ответил Анхель. — Смерть — это пустота. Разве может быть причина у пустоты?
— Причина у пустоты? — Илья задумался. — Нет, не может. Постой, но ведь это ты говорил мне, что душа проживает многие жизни?
— Да, — ответил ему Анхель.
— Так что же тогда смерть?
— Пустота.
— Получается, что мы приходим из пустоты и уходим в пустоту? А что тогда там? — Илья напрягал свое воображение, не в силах найти разгадку этого парадокса. — Пустота? Какой-то замкнутый круг… Бессмыслица.
— В этом-то все и дело, Илья, — протянул Анхель. — В этом-то все и дело.
— Так что же, нет, значит, смысла? Никакого?! — этот вывод испугал Илью.
— Смысл есть, Илья, — ответил Анхель. — Трудом своей души человек преображает мир. И каждый такой шаг человека служит Источнику Света. Мы обязаны служить ему и выполнять свое предназначение.
— Источнику Света? Что это? — Илья стал понемногу приходить в себя.
— Это то, частицами чего мы являемся, — объяснил Анхель. — Это, если тебе так будет понятнее, Бог.
— Бог? — Илья посмотрел на Анхеля с недоверием. — Но я не верю… Что мы можем знать о Боге? Что о Нем знают люди? Они просто верят… Боятся и верят. А так, Он лишь иллюзия, придумка, успокоительное средство.
— А разве твоя жизнь вымысел?
— А разве не ты сказал, что смерть вымысел? Коли так, то и жизнь —, блеф, — Илья вдруг задумался. — Вот, например, моя жизнь — это блеф. В ней ничего не было по-настоящему. Нечего вспомнить, не за что ухватиться… Уже и умирать зовут, а откуда зовут — непонятно. Из ничего…
— Илья, ты всю свою жизнь боялся смерти, — прошептал Анхель. — А того, что твоя жизнь пуста, и не заметил.
И только прозвучали эти слова, Илью, словно молнией, пронзил ужас. Но он испугался не из-за предстоящей смерти. А из-за того, что он ведь и не жил толком, только имитировал жизнь.
В этот миг зачарованность башней, оцепенение, сковавшее душу, исчезли. Он почувствовал ни с чем не сравнимое облегчение, словно кто-то провел рукой перед его глазами и снял застлавшую их пелену.
— Анхель, я, что, действительно умираю? — спросил Илья.
И Анхель заметил, как в одно мгновение изменился, пробудился голос его собеседника. Как вдруг, словно бы по какому-то указанию свыше, снова засветились его глаза.
— Да, Илья, да!
*******
Катя сидела на холодном полу камеры и раскачивалась из стороны в сторону. Слезы двумя ручейками сбегали по ее щекам и падали Илье на лицо. Прижимая к своей груди его голову, прикрыв рукой его распластавшееся на полу тело, она, как заговоренная, повторяла и повторяла странную, непонятную ей самой фразу:
— Смерти нет… Смерти нет… Смерти нет…
Откуда взялась эта фраза? Что она для нее значила? Зачем она ее повторяла? Этого Катя не знала. Но она знала только одно — это правда. Правда, в которую она верит, даже если все вокруг нее будет свидетельствовать об обратном.
— Что… Что ты говоришь? — прошептал Илья, медленно приходя в сознание.
— Я тебя не могу потерять, — ответила Катя, глядя на Илью. — Ты моя кровь, Илья. Моя кровь. Не люби меня, не надо. Ты только живи, ладно? Мне бы знать только, что ты живешь…
Мне такой странный сон снится, Катя. Второй раз уже… Такой странный… — шептал Илья. — Будто бы я стою на дороге к своей смерти. И она зовет меня, манит, а кто-то держит меня, не пускает. Я бы уже и хотел умереть, а держит что-то.
— Ты, Илюшенька, прими жизнь, как я это делаю. Просто решила для себя — приму ее такой, какая есть. И стало мне легко на сердце, Илюшенька. Ты тоже прими…
— Катя, выручи меня. Страшно мне… Позвони в офис, скажи им, где я. Пусть разберутся. Что-то нехорошо мне… Совсем нехорошо…
— А ты не обманываешь меня, Илья? Ты прости, что я так говорю. Сердцем знаю, что не обманываешь, но ты-то и отучил меня сердцем жить…
— Катя, иди. Слышишь? Иди, позвони. Скажи, что я здесь.
Катя встала, помогла Илье лечь на матрас и позвала охранника.
Дверь открылась, Катя направилась к выходу. На пороге камеры она вдруг остановилась и повернулась к Илье. Тот смотрел на нее уставшими, больными глазами.
— Не я это, Катя. Не я, — прошептал он.
— Я о другом.
— Что?
Катя попросила, чтобы охранник подождал минуту за дверью.
— Там к тебе человек один просится… Чудной.
— Какой человек? — Илья не понял, о чем она говорит.
— Я его не знаю, — ответила Катя. — Просил, чтобы я тебе сказала. Говорит важно. Данилой его зовут. Откуда он? Может, журналист какой? Я сказала, что ничего не знаю и что говорить ничего не буду.
— Данилой?! — Илья напряженно пытался вспомнить, где он слышал это имя совсем недавно.
— Да, вроде бы Данилой. Просил, чтобы я имя его тебе назвала. Сказал, ты все поймешь.
— Нет, не может быть, — Илья покачал головой.
— Чего не может быть?
— Да ерунда. Не может быть. Во сне это… Привиделось. Будто бы Данила какой-то держит меня на той дороге…
В глазах Кати словно бы промелькнуло что-то.
— Хочешь, я договорюсь, чтобы пустили его?
— А сможешь? — усомнился Илья.
— Придумаю что-нибудь.
Ну давай, иди. Главное в офис позвонить, — поторопил ее Илья.
*******
Катя застала Данилу в застекленной комнатке дежурного. Вместе с хозяином помещения они оживленно обсуждали какой-то футбольный матч.
— Нет, ну с этим тренером совсем другое дело! Давно уже нужно было нанять кого-нибудь из… — взбудораженно тараторил дежурный.
— Спасибо, я закончила, — сказала Катя, прервав эту красноречивую дискуссию.
Данила повернулся вполоборота к своему собеседнику, и подмигнул Кате так, чтобы тот не видел.
— Екатерина Сергеевна, ну что? Нужен я? — спросил ее Данила.
— Да, пожалуй… — Катя слегка растерялась.
— Тогда, что ли, к нему идти? — Данила выглядел измученным подчиненным дотошной начальницы. — Когда вам материалы предоставить? Часам к трем?
— Да, если к трем, то хорошо… — сказала озадаченная Катя.
— Тогда, что ли, пусть меня проводят? — продолжал Данила, как ни в чем не бывало.
— Да, пусть… Проводите его, пожалуйста…
— Провожу, провожу! — ответил дежурный. — Пойдем, дружище!
*******
— Илья, здравствуй, сказал Данила, когда дверь камеры за ним закрылась.
— Мы знакомы? — Илья изумленно уставился на своего посетителя.
— Что-то вроде того. Я из твоего сна, — ответил Данила.
— Из моего сна?! Это как?
— Знаю, я бы тоже удивился… месяца три тому назад. Но у тебя нет этого времени, Илья. Помнишь, я тебе про «немую гематому» говорил? Ты сейчас жив только потому, что там тебя Анхель держит.
— Там — это где? — Илья посмотрел на Данилу, как на умалишенного.
— Это что-то наподобие границы миров, — «объяснил» Данила. — Но это правда, Илья. Совсем нет времени.
— А что ты от меня хочешь? — Илья напрягся. — Мне что-то сделать надо?
— Да, надо, — ответил Данила. — Но что — неизвестно.
— А кому известно? — Илья совершенно перестал понимать, что происходит.
— Никому.
— Я все понял, ты моя галлюцинация, — Илья ни то шутил, ни то отшучивался.
— Илья, черт! Я тебе говорю — ты умираешь. Сегодня же умрешь. Ты понимаешь, нет?!
— И что? Спасаться? Как?! — Илья разозлился.
— Две вещи, Илья. Две вещи! Во-первых, ты должен понять, что ты сегодня умрешь. Во-вторых, надо вызвать врача.
У Ильи начался истерический смех. Он не смеялся, он кричал, дышал урывками. Держался за живот и катался на своем матрасе с одного бока на другой. Две вещи, о которых его просил Данила, показались ему взаимоисключающими. Если он понимает, что он сегодня в любом случае умрет, то врача ему вызывать, мягко говоря, бессмысленно. А если вызывать врача, то, видимо, шанс у него есть.
— Мне тогда… Ха-ха-ха!., представителя службы… Ха-ха-ха!, ритуальных услуг… Ха-ха-ха!., вызывать надо! Ха-ха-ха!
Тебе надо отсюда выбраться до того, как ты умрешь, — Данила стал спокойно и внятно объяснять Илье свою мысль. — Анхель считает, что тебя здесь специально заперли. Что тебя здесь Тьма держит, чтобы забрать твою жизнь вместе со Скрижалью. Впрочем, я так не думаю. Мне кажется, что все произошедшее — это лишь стечение обстоятельств, созданных твоей ошибкой…
Человек, допустив ошибку, как бы сбивается с пути. Все обстоятельства оказываются против него. Это — как, когда игрока удаляют с поля за нарушение правил. Если мы сможем выудить тебя отсюда под предлогом лечения, не факт, что врачи тебя спасут. Анхель уверен, что не спасут. Но у тебя будет шанс оказаться там, где, по идее, ты не должен быть. И все может повернуться по-другому. В этом я и вижу шанс.
— Слушай, ты все это серьезно говоришь? — Илья совсем успокоился после своей истерики и внимательно смотрел на Данилу.
— А к тебе часто являлись люди, которые только что беседовали с тобой в твоем сне? — Данила ответил Илье таким же внимательным и сосредоточенным взглядом.
— Так ты говоришь, что я умру. Сегодня? — щемящий холодок пробежал у Ильи по спине. — Что мне сказать врачу?
— Скажи, что у тебя головная боль, что вчера ты сильно ударился головой, что тебя тошнит…
— Скажу, — согласился Илья.
— А я пока попытаюсь что-нибудь по части официального освобождения предпринять, — сказал Данила.
— Катя сейчас позвонит. Моя служба безопасности займется.
— Илья, ты главное про смерть пойми. Анхель считает, что тебе не надо об этом знать. Что если ты это поймешь, то всё — сломаешься. Но я по своему опыту сужу. Я в свое время, когда понял, что вот оно — здесь: получите, распишитесь, то и жизнь как-то по-другому увидел. Каждый, наверное, по-своему это переживает, но… Короче, я сказал, что думал. Надо идти. А ты жди врача, я предупрежу там, что ты в медицинской помощи нуждаешься.
Илья снова остался в камере один.
Вчера он так хотел этого — побыть одному.
А сегодня ему мучительно тяжело от воплощения своей мечты.
Все, прямо как по Оскару Уайльду:
«Если боги хотят наказать человека, они исполняют его желания», — подумал Илья.
Тут он вспомнил перепуганные глаза Кати, ее смятение, ее боль.
Ему так захотелось защитить ее, быть с ней. Он подумал о двух странных людях из сна, которые говорили с ним, как с ребенком. И ему захотелось, чтобы с ним так говорили.
*******
Всю жизнь ИЛЬЯ тащил на себе непомерный груз своей деятельности. Да, его работа была не просто работой, она была именно деятельностью. Всю свою жизнь он что-то кому-то доказывал. Не жил и не чувствовал себя, а только изображал согласие с самим собой. На самом деле, ведь не было этого согласия. Близко не было! Он не знал-то себя толком. А теперь, верно, уже и не узнает никогда. Где уж тут…
Слово «никогда» заставило Илью содрогнуться. Неужели правда, неужели он умрет сегодня. Нет, это как-то странно. Так не бывает. Сейчас жив, а через пару часов — что? Все? И тут он вспомнил мальчика, сбитого его машиной. Его оторопевшие от ужаса глаза, его растерянный взгляд. И голос, тихий, слабый голос: «Как это не вовремя…» Что же он ему ответил тогда? Что?.. Илья силился вспомнить, но не мог.
А мальчик все спрашивал и спрашивал его: «Ты меня убил? Ты?» Илью этот вопрос вывел из себя, он стал раздражаться: «Да какая тебе разница?!» А тот ответил: «Лучше, чтоб ты…» Это показалось тогда Илье глупым, нелепым, легкомысленным. Но сейчас, примеряя эту ситуацию на себя, он вдруг отчетливо понял… Смерть — это кульминация жизни. Важно, каким ты придешь к ней. И то, как умрешь, — это символ.
Кто же это сказал, что счастье человека в том, как умереть? Нет, не так, а: «Счастье пахаря умереть в поле»… Кто же это сказал? Может быть, Сартр? Да, может быть. Или нет, он сам умер за письменным столом, работая над своей книгой, а сказал так кто-то другой. Умереть, занимаясь своим делом. А где было бы хорошо умереть Илье? На бирже? В банке? На производственном совещании на глазах у Ивана Рубинштейна? Нет, все как-то совсем не так. Да и о чем он думает?
Илье вдруг надрывно, до боли захотелось с кем-нибудь поговорить, просто обмолвиться парой слов. Пусть эта беседа не будет долгой, пусть у нее не будет ни цели, ни смысла. Просто пусть она будет. Разговор ни о чем, просто. Просто глаза в глаза, и ничего больше. Ведь важно же в конце концов не то, о чем ты говоришь или что тебе говорят. Важно то, что тебя слушают и ты слушаешь…
Просто две души, разговаривающие ни о чем. О чем они разговаривают? Не зная того сами, они говорят о вечности.
Слезы застилали Илье глаза. Ему вспомнилось одиночество булгаковского Пилата. Нет, ему не нужна была вера. Просто человек, с которым можно было бы перекинуться парой слов. Слово — как молитва, как связующая нить, идущая, подобно Христу по воде, из вечности одного одиночества в вечность другого. Господи, зачем он жил все эти свои тридцать лет?! Как их потратил?!
Он забыл, с кем он последний раз разговаривал. Когда это было? Он ведь не разговаривал уже столько лет! Он думал. Думал — крутил в голове шарабан своих мыслей, и лишь имитировал общение. Деньги, связи, отношения, интересы и снова деньги. Все это было в нем, но не было его самого — Ильи, и не было того, с кем он разговаривал. Да, Илья все это время вел нескончаемую беседу с пустотой, внутри себя самого.
Бесконечный, изматывающий бег мысли по кругу, одиночество и ненависть. Три слагаемых его жизни. Так прошла жизнь…
Ненависть рождалась в нем от боли, от невозможности быть тем, кем он являлся на самом деле. Страх перед смертью каждый день усиливал эту боль и заострял лезвие его ненависти. Илья выбрасывал эту злобу из себя вовне от бессилия, от невозможности вырваться за грань своего одиночества. Только Кирилл когда-то дал ему ощущение, что одиночество преодолимо… Обман восприятия, иллюзия, неправда.
Илью привязало к Кириллу это ощущение, эта мечта. И надо было пережить то, что Илья пережил сейчас, чтобы эта связь, наконец, разорвалась. Страх смерти, ужас одиночества и боль от своей ненависти, от своей неспособности быть искренним, сделали Илью рабом этих отношений. А Кирилл пользовался, питался этой зависимостью и шаг за шагом скармливал душу Ильи все тем же голодным псам — смерти, одиночеству, ненависти.