де Куатьэ Анхель. Возьми с собой плеть (вторая скрижаль завета)

   И вот теперь все встало на свои места. Потому что конец — «финита ля комедия»! Но сколько же в нем нерастраченных чувств, сколько неиспользованных возможностей, сколько бездарно и бессмысленно потраченных лет! А теперь свобода, он ее вдруг почувствовал — в самом конце, в последний день, на краю пропасти… Как теперь исправишь эту ошибку? Нет, не исправить.
   *******
   Врач исследовал состояние Ильи подручными средствами — померил пульс, давление, постукал молоточком по коленкам, посветил фонариком в глаза.
   — Бросайте прикидываться, — сказал он по завершении своего обследования. — Ничего у вас нет. Может, и есть слабое сотрясение, но лечение тут одно — постельный режим. А с этим у вас здесь проблем не будет. Мне сказали, что лет двадцать… Так что — отоспитесь.
   — Послушайте, а есть такое заболевание или травма — «немая гематома»? — спросил его Илья.
   — Есть. Редкая штука, — ответил доктор.
   — Что значит — «немая»?
   — А значит это, дорогой товарищ, что «вскрытие покажет»…
   — Спасибо, — ответил Илья.
   — За что, спасибо-то? — не понял его доктор.
   — Спасибо за то, что поговорили со мной.
   Ну, вы прямо как смертник за общение благодарите… — доктор от недоумения даже поправил очки. — Но вы это… так… того… Может, еще оправдают.
   Не оправдают, — ответил Илья и улыбнулся.
   — Наймете адвокатов… — не закончив этой заученной фразы, доктор задумался. — Я бы перевел вас в больницу, да у меня оснований нет. Извините.
   — Да ладно, не важно, — ответил Илья. — Какая разница, где…
   — Ну, вы это… прямо… как-то совсем… — недовольно протянул доктор.
   Пока врач ждал, что ему откроют дверь и выпустят, Илья спросил у него:
   — Это правда, что все смертники за разговор благодарят?
   — Сейчас-то смертников нет, — начал объяснять доктор, — мораторий у нас на смертную казнь. А раньше, раньше — да. Часто благодарили. Не знаю, почему. С тоски, наверное.
   — А может быть, на пороге смерти человек что-то важное понимает для себя? Вы так не думаете?
   — Мокрушники эти? — ухмыльнулся доктор. — Да куда им!
   Тут доктор осекся. Его лицо исказила комичная гримаса — он словно бы извинялся перед Ильей. Мол, вас не имел в виду. Мало ли что бывает. Извиняюсь.
   — А я думаю, понимают, — тихо, но уверенно сказал Илья.
   *******
   За стенами камеры тем временем кипела работа. Катя передала информацию в службу безопасности Ильи. Те включили все возможные рычаги, но дело стопорилось. При наличии столь серьезных «доказательств», никто не мог отдать распоряжения об освобождении Ильи из-под стражи.
   Был организован дополнительный допрос всех свидетелей ДТП, случившегося на Садовом кольце. Лаборанты вышли в субботний день на работу. Кровь, найденная в машине Ильи, соответствовала группе крови погибшего молодого человека и не соответствовала группе крови погибшей девушки.
   Но оставались показания Кирилла, а сам Кирилл благополучно пропал. Его розыск не давал никаких результатов. К делу подключились заинтересованные высшие чины силовых ведомств. Адвокаты Ильи подготовили необходимые бумаги с требованием о его немедленном освобождении. Работа кипела, а результатов — ноль.
   Данила позвонил Кате на мобильный в начале седьмого:
   — Алло! Катя, это Данила.
   — Данила? — Катя пыталась припомнить, где она слышала этот голос.
   — Да, Данила. Сегодня утром, у Ильи. Помните?
   — Ах, да! — поняла Катя. — Конечно. Ну, как вы?
   — У меня к вам две просьбы, Катя. Отправьте машину «скорой помощи» с реанимационной бригадой к месту заключения Ильи, — попросил Данила.
   — А что… Что с ним?! — перепугалась Катя.
   — Долго объяснять. Сделаете, ладно? И второе. Сейчас я привезу девушку — свидетельницу. Она из тех, что были вчера в доме у Ильи. Ее уже допрашивали вместе со всеми, но она не рассказала, как дело было.
   — А как дело было?!
   — Это Кирилл ту девушку убил. Убитая тоже должна была к Илье ехать, но заартачилась. И Кирилл… Ну, в общем, у следствия теперь будет другой обвиняемый.
   — Кирилл?! — Катя не верила своим ушам.
   — Да. И кстати, у него «шенген», сегодня утром он улетел в Германию. Но показаний этой свидетельницы, я думаю, будет достаточно. Организуете врачей, ладно?
   — Да…
   В трубке раздались гудки. Катя, целый день державшая себя в руках, разрыдалась. И с этими слезами из нее выходила вся боль, вся мука и все отчаяние последних четырех лет. Она плакала и плакала, а ее губы шептали: «Возьми с собой плеть… Возьми с собой плеть… Возьми с собой плеть».
   Это ужасное, довлевшее над Катей проклятье, наконец, оставляло ее. Гнойный нарыв прорвался. До сих пор она покорно сносила его присутствие. Но вот долгожданное освобождение. Она ощущала его буквально на физическом уровне.
   Когда-то она хорошо знала Илью. Он был ее миром — загадочным и, одновременно с этим, абсолютно понятным. За каждым словом, жестом, поступком Ильи, она видела вовсе не то, что замечали другие люди.
   Она видела его человечность и его готовность прийти на помощь. Но он помогал только тем, кто в этом действительно нуждался. Она понимала, почему он так требователен к своим близким — он помогал им расти, он хотел, чтобы они верили в себя и в свои силы.
   Иногда Катя ловила себя на мысли, что если бы она была Ильей, то в аналогичных ситуациях вела бы себя точно так же. Она бы говорила те же самые слова и предпринимала те же самые шаги. Для нее никогда не было тайной в том, почему он поступает так, а не иначе. Она понимала, что он думал, когда говорил то, что он говорил.
   Больше того, она даже понимала его отношение к Кириллу! Поэтому, когда Кирилл сказал ей вдруг, что все дело в сексуальности Ильи, это повергло ее в ужас. Нет, ее шокировал не сам этот «факт». Она усомнилась в том, что она все это время действительно правильно его понимала! Кирилл предложил ей совсем другое объяснение…
   Следовательно, чувства и мысли, которые Катя приписывала Илье, не имеют к реальному, настоящему Илье никакого отношения! Вот, в чем смог убедить ее Кирилл своим «откровением». И вот только теперь, когда она узнает, что все, сказанное Кириллом, — неправда, прежнее чувство странного, поразительного единства с Ильей вернулось к ней.
   И она плакала… От счастья.
   *******
   У Ильи перехватило дыхание: столь величественной предстала ему Башня вблизи. Гигантское строение, словно бы сплетенное из сотен самостоятельных архитектурных конструкций, вздымалось вверх с невероятной, дикой, исполинской силой.
   Возвышаясь над необозримым пустынным пространством, Башня подавляла всякого, кто мог оказаться рядом. Впрочем, стоило Илье намеренно расфокусировать зрение, и эта же самая Башня казалась ему огнедышащим чудовищем, вставшим на дыбы, или увеличенной копией самого большого в мире вулкана.
   Голос, исходивший из жерла этого «вулкана», продолжал звать Илью, сотрясая землю вокруг. Дорога, вымощенная черным камнем, почти горела у Ильи под ногами, с такой скоростью он спешил к ее основанию, где мертвым, холодным светом мерцали манящие его огни.
   — Илья, послушай меня! — говорил Анхель, идущий за ним следом. — Ты должен сопротивляться.
   Зачем? — спросил Илья. — Все равно я умру. Жизнь — это движение к смерти.
   Мы начинаем умирать с момента своего рождения. Мы умираем, даже когда растем. Это неизбежность, с которой нужно примириться.
   — Смерть не уничтожает человека, Илья, она лишь делает его невидимым. Так было до сих пор, но сейчас ты идешь к своей последней смерти…
   — Почему? — Илья вдруг остановился и обернулся.
   — Тебе дорог кто-то? — спросил Анхель, глядя Илье прямо в глаза.
   Илья задумался. В его сознании всплыл образ Кати, его родителей, однокурсников и учителей, знакомых и приятелей, сотрудников… Он вспоминал и вспоминал, мириады лиц и судеб проходили перед его внутренним взором.
   — Да… — протянул Илья, смотря перед собой сквозь эти образы.
   — Если ты не найдешь в себе силы задержаться, для них эта жизнь тоже будет последней, — сказал Анхель. — Они умрут навсегда.
   Образы близких и знакомых в одно мгновение исчезли. Илья испугался по-настоящему:
   — Но почему?!
   Послушай меня. Я знаю, что дикая, непреодолимая сила тянет тебя к Башне, но это очень важно. Послушай меня, пожалуйста!
   — Я слушаю, слушаю, — торопил Илья.
   — Никто из нас в этом мире не принадлежит себе, Илья. Никто. Все мы трудимся на общее благо, — начал Анхель.
   — И что? — Илье не терпелось, он чувствовал зов Башни.
   — Это не то благо, о котором ты подумал. Мы живем ради победы Света над Тьмой. Каждый поступок человека — это поступок, который он совершает для вечности. Из бесконечного множества таких маленьких поступков соткано полотно этой великой битвы.
   — Ты хочешь сказать, что именно от моего поступка, от того, что я сделаю сейчас, зависит исход этой битвы? — Илья даже улыбнулся. — Но почему?!
   Он всегда верил в то, что он особенный, не такой, как все. Но о подобной исключительной роли для себя он, разумеется, никогда и не помышлял.
   — Помнишь Данилу? — спросил вдруг Анхель.
   — Это тот человек в белой одежде, который был с тобой? — припомнил Илья.
   Да. Он считает, что исход этой битвы зависит от каждого нашего поступка и от каждого из нас. Он встречался с Источником Света, и ему кажется, что для него нет малого и большого, нет первого и последнего, а поэтому каждый поступок важен. Еще он говорит, что битва эта идет не где-то в стороне от нас, а в каждом из нас. Поэтому каждый человек ответственен за исход этой битвы и каждый поступок имеет значение.
   — Да, он прав, этот твой друг. Я думаю так же, — сказал Илья.
   — Но ты особенный, Илья! — Анхель сказал эти слова с силой и болью.
   — Особенный?
   — Источник Света оставил нам Скрижали Завета. В роковой момент великой битвы мы должны были получить эти Скрижали. В них тайна победы над страхом смерти. Именно он лишает сил светлую сторону мира и отдает их темной.
   — ИДИ КО МНЕ! — дикий, безумный, усилившийся до предела голос из Башни снова воззвал к Илье.
   Но Илья не двинулся с места.
   — Говори дальше! Говори быстрее! — попросил он. — Я теряю силы, не могу сопротивляться…
   Настало время открыть Скрижали, но Тьма перехватила и рассеяла их. Семь избранных получили Скрижали, но они даже не догадываются об этом. Сейчас Тьма пытается лишить их жизни. Если Ей это удастся, Скрижали будут потеряны безвозвратно.
   Тогда великая битва будет проиграна. Тьма победит. Дальше останется только одно — ждать Конца Времен. Источник Света уйдет, и все души погибнут. Все кончится, понимаешь? Совсем!
   Мы с Данилой ищем эти Скрижали. Одна уже найдена, вторая — в тебе. Если ты умрешь прежде, чем мы узнаем о ней, мир погибнет. Ты понимаешь теперь цену своего поступка? Цену одного твоего шага на пути к своей смерти…
   Илья, еще чуть-чуть, и я больше не смогу следовать за тобой. Я не знаю, что это за холодно-синие огни в основании Башни. Но как только ты разглядишь их, я уже не смогу следовать за тобой, ты останешься один.
   Непреодолимая стена темных сил выдавливает меня из своих владений…
   И тут только Анхель заметил, что глаза Ильи полны слез. Не в силах смотреть на них, Анхель отвел взгляд.
   — Нет, Анхель, смотри мне в глаза, пожалуйста! — содрогаясь от спазмов и боли, попросил Илья. — Я буду держаться столько, сколько смогу. Но сегодня я умру, я уже знаю это. Знаю точно. Смотри мне в глаза, Анхель, это единственное, что меня держит. Анхель, помоги мне, я буду стараться…
   Невидимые силы тянули Илью к Башне. Невидимые силы пытались отбросить Анхеля назад — в мир живых. И оба они — эти два человека — стояли друг напротив друга на пороге вечности, глядя друг другу в глаза.
   Машину «скорой помощи» трясло так, будто бы она мчалась по пересеченной местности со скоростью сто километров в час.
   Катя держала Илью за руку. Он был без сознания. Последнее, что он успел ей сказать: «Пока ты жива, я не умру».
   Данила сидел на переднем сидении машины, повернувшись всем корпусом в сторону салона и наблюдая за происходящим через специальное окошко.
   Там, в салоне, полным ходом шли реанимационные мероприятия — врачи отчаянно боролись за жизнь Ильи. Данила слышал лишь обрывки фраз: «Пульс нитевидный! Давление падает! Он загружается Зрачковый рефлекс отсутствует! Адреналин! Дефибрилляция!»
   *******
   — Можем быстрее ехать? — спросил Данила у водителя, потом глянул на спидометр и добавил: — Видимо, не можем… Сколько еще?!
   — Да уже почти приехали! Не волнуйтесь вы так! Сейчас поворот, и все — мы на месте, — ответил ему водитель.
   Действительно, через пару минут машина повернула и начала маневрировать у больничного корпуса.
   Все, приехали! — отрапортовал водитель. Данила повернулся, кинул взгляд в лобовое
   стекло и не поверил своим глазам — в больничных дверях, прямо перед машиной, стоял Анхель. Несмотря на всю свою смуглость, он казался белым как полотно. Данила выскочил из машины:
   — Анхель, ты почему здесь?!
   Анхель молчал, не в силах вымолвить ни слова.
   — Что ты здесь делаешь?! — Данила тряс его за плечи.
   — Все кончено, — ответил Анхель и опустил глаза.
   — Как кончено?! — не понял Данила. — Он ведь…
   В этот момент из салона машины один за другим показались два врача. Они двигались медленно, не торопясь.
   — Эй, Коля! — окрикнул один из них водителя.
   — Чего еще? — отозвался тот.
   — Давай, езжай к моргу. Опоздали…
   — Всё, — переспросил тот, — ничего больше не будете делать?
   — Нет. Сказал же тебе! Всё!
   Данила все еще не мог поверить в случившееся. Илья умер. Конец.
   Весь мир показался им в этот момент искусственным, мертвым. Словно красочная декорация из папье-маше. Вокруг происходило движение: по улице шли люди, гудели машины, вечернее небо оставалось все таким же — глубоким и прозрачным. Все, как всегда, никаких формальных признаков Конца Времен. А вместе с тем, странный, слегка сладковатый привкус смерти уже проник в этот мир.
   Как человек может почувствовать, что он умирает? Если бы он на собственном опыте знал, как это должно быть, то, верно, ощутил бы приближение своей смерти. Но ведь нет, так не бывает. Это чувствуешь только однажды. И для каждого его уход из жизни — первый. Так и с Концом Времен. Кто заметит, что он настал, если никто не знает, как это должно быть?
   Нам кажется, что конец света будет похож на красочное светопреставление. Мы рисуем себе художественные картины — небо вдруг насупится и обрушится на землю потоками воды и грозовыми раскатами. Мы думаем, что огонь охватит собой все живущее, что сама почва придет в движение… Однако же все это — только фантазии. Как будет на самом деле? Так. Просто и незамысловато.
   *******
   — Анхель, почему я не могу поверить в то, что это случилось? — спросил Данила, облокотившись на перила больничной лестницы и глядя на отъезжающую в направлении морга машину «скорой помощи».
   — Может быть, потому что еще не все потеряно? — сказал Анхель. — Ты ведь говорил с Источником Света. И если тебе кажется, что…
   — Источник Света высказался на этот счет весьма определенно, — голос Данилы стал резким. — Когда я спросил Его, что будет в Конце Времен, Он сказал: «Я просто уйду». Понимаешь? «Просто уйду»! Вот так, просто. Надежда — искусительница, вера — искусительница… Все пустое. Самоутешение, самооправдание. Пустое…
   — Данила, знаешь, я никогда не присутствовал при умирании другого человека, — сказал Анхель через минуту.
   — А я присутствовал, и не раз… — прервал его Данила.
   — Нет, подожди. Может быть, так и должно быть, но мне кое-что показалось странным…
   — Что? — сухо и строго спросил Данила.
   — Как бы тебе это объяснить…
   — Только не надо меня утешать, — Данила посмотрел на Анхеля строгим, немигающим взглядом.
   — А если я действительно так думаю? — Анхель ответил ему таким же взглядом.
   — Ну, говори.
   — Я думаю, Данила, что он не умер. Мне кажется, он застрял на границе миров, — видя сопротивление Данилы, Анхель стал говорить быстрее и напористее. — Когда мы расстались, он не пошел дальше. Прошел чуть-чуть, куда я уже не мог последовать, и сел на склон перед Башней. Сел и все.
   — Анхель, ты с ума сошел?! — сорвался Данила. — Ну что значит — «не умер»?! На какой границе?! Все, Анхель, все! Миссия закончена, миссия не выполнима! И мы с тобой знали это с самого начала! Только мое упрямство — и все!
   — Данила, послушай меня. Не торопись. Помнишь, я рассказывал тебе о «точке сборки»?
   Анхель, прекрати это! Знаешь, если лучшие из людей так ненавидят людей… В начале я думал: беда в том, что мы не верим, не любим и боимся. А теперь… Вывод такой: мы ненавидим, потому что не верим, не любим и боимся! И это порочный круг, понимаешь?! Нам никогда из него не вырваться!
   Вот я — живой пример! Ты вспомни — со мной же все то же самое было! Я жизнь не принимал, ненавистью своей питался. И все потерял… Потерял то, что права терять не имел! Из-за трусости, из-за ненависти своей, из-за всего этого! Думал: «Господи, за что это мне!», — и вот мне за то, что я так думал!
   Тут Данила замолчал на мгновение, словно бы ища мысль, и через секунду продолжил:
   — Но я и другое понял, Анхель. Этим весь мир живет. И то, что Скрижали потеряны, даже не я виноват, а все мы — каждый! И поделом. Источнику Света хуже не будет, только мороки меньше. А нам — поделом!
   — Да что ты такое говоришь, Данила?!
   — Говорю, как есть. Что думаю, то и говорю, Анхель. Я ведь плоть от плоти этого мира. Во мне все это есть — и неверие, и нелюбовь, и страх. Ужас даже! И главное — ненависть во мне кипит, даже если я не признаю этого. Как не принимал я этот мир, так и не принимаю. А как в нем жить, если ты его не принимаешь?!
   Что ты так на меня смотришь? Да, во мне ненависть. И я скажу, откуда она — от сострадания она, от дурацкого сострадания самому себе! Я только тем, может быть, и лучше кого-то, что действую, если действую, до конца. И пока не уверюсь, что все — конец, нет шансов, не остановлюсь. Но теперь все — я стою. Потому что — кончено!
   — Данила, ну ты послушай меня, пожалуйста! — Анхель чуть не плакал. — Я один не могу без тебя это решить. Мне кажется, что я за ниточку какую-то цепляюсь, а дернуть за нее не получается. Вот объясни мне, от чего Илья сказал Кате: «Пока ты жива, я не умру»?
   — Да мало ли что умирающий человек скажет! Я бы то же самое сказал, если бы нужно было. Она ведь теперь покончить с собой может, — Данила задумался. — Правильно он это сказал, правильно. Хоть одно доброе дело напоследок. Ты бы не сказал разве?
   — Ну пожалуйста! — взмолился Анхель и машинально заходил из стороны в сторону. — Я пробовал сместить «точку сборки». Когда Илья перестал меня слушать и побежал по той дороге, я стал той дорогой. Это сложно объяснить… Я воспринимал все, как будто бы я та дорога… И знаешь, что?!
   — Что? — Данила посмотрел на Анхеля, как на умалишенного.
   Я чувствовал бег Ильи! — воскликнул Анхель.
   — И чего в этом странного, если ты был дорогой, по которой он бежал?! — Данила посмотрел на Анхеля с удивлением и отстраненностью.
   — Странно не то, что я чувствовал его бег, странно, что он бежал… — Анхель затруднился с поиском аналогии. — Как бы не весь бежал, словно бы одной ногой!
   — Ну что за ерунда, Анхель! Что значит «не весь»?! У него же две ноги! Да и как можно бежать на одной ноге?! Глупость какая-то…
   — Ты видишь только то, что ты видишь. Но почему ты думаешь, что дорога видит так же, как и ты? — спросил Анхель и уставился на Данилу.
   — Я так не думаю…
   — Тогда почему ты удивляешься?!
   — Но как такое вообще может быть? — Данила, внутренне испытывая сопротивление, продолжал упорствовать.
   — Ты не можешь себе этого представить? — уточнил Анхель.
   — Не могу. Ты прав — не могу, — твердо сказал Данила.
   — А почему ты думаешь, что этого не может быть в восприятии дороги?
   Согласен. Она может это так воспринимать. Но, может быть, она всех так воспринимает? Может, для нее все люди — одноногие?!
   — Нет, — Анхель мучительно думал. — Это как-то очень странно. Тут что-то есть. Я чувствовал, что чего-то не хватает.
   — Но ты же человек, у тебя восприятие человека!
   — Да, но ведь «точка сборки» сместилась! Я же был дорогой в тот момент! Если бы всего «хватало», я бы не чувствовал этой нехватки…
   — Ладно, Анхель, — Данила подошел к мечущемуся взад-вперед Анхелю и взял его двумя руками за плечи. — Мне кажется, мы с тобой просто потихоньку сходим с ума. Нам трудно согласиться со своим поражением, вот и все. Не вини себя, Анхель. Это я виноват. Знаю, что от этого тебе не легче. Но не вини и не мучь себя…
   И тут Анхель разрыдался. Разрыдался как ребенок, как уставший, издерганный, истощенный тщетностью своих усилий ребенок. Анхелю показалось, он бьется в заколоченную дверь. Знает, что должен туда попасть, и понимает, что не может этого сделать. Но, осознавая свое бессилие, продолжает чувствовать, что должен, просто обязан туда попасть!
   Внутреннее смятение разрывает его душу. Он мечется, бьется как рыба об лед. Как узнать — ошибаешься ты или нет? Как узнать — отказаться от своего решения, кажущегося безумным и неоправданным, или продолжать борьбу? Нет ответа! И вот в этот момент кто-то, как назло, говорит тебе: «Вранье, за этой дверью ничего нет!» И этот кто-то — Данила!
   — Что же ты делаешь?! Что ты делаешь?! — в отчаянии Анхель уткнулся Даниле в плечо. — Помоги мне. Помоги…
   — Хорошо, Анхель. Хорошо, — голос Данилы вдруг переменился. Он словно испугался за друга. Исчезло все его напускное раздражение, вся натуга. Он говорил искренне, с неподдельной заботой. — Давай найдем Катю.
   Как ты думаешь. — Анхель поднял на Данилу заплаканные глаза:
   — Может, это и глупость, и блажь, но давай попробуем что-нибудь сделать… Иначе я этого не выдержу, просто не выдержу. Столько загадок! Столько загадок! Это невыносимо, просто невыносимо…
   — Ну ладно, ладно. Тихо. Успокойся, — заботливый, проникновенный голос Данилы возвращал Анхеля к жизни. — Начнем как будто с самого начала, будто ничего еще не потеряно. Итак, мы знаем, что у Кати была какая-то странная внутренняя связь с Ильей. — Знаем?
   — Знаем…
   — Ну, вот. Пойдем в морг. Катя должна быть там.
   Пойдем, — Анхель наскоро утер глаза, и они быстрым шагом направились к моргу.
   *******
   Они прошли через больничный двор и вошли в морг со стороны помещений, в которых проводились гражданские панихиды. Слабый свет едва освещал внутреннее пространство комнаты. В самом ее центре находилась подставка под гроб, похожая на металлический остов кровати. В углу были свалены грубые пластиковые венки, приготовленные для завтрашних церемоний.
   — Куда теперь? — спросил Анхель.
   — Вот дверь, — указал Данила.
   В соседнем, вытянутом проходном помещении рядком стояли гробы — и закрытые, и открытые. Они, конечно, были абсолютно реальными, но производили вид какой-то странной, неестественной бутафории.
   — Что вы тут делаете? — раздалось сзади.
   Анхель и Данила резко обернулись. В просвете дверного проема, которым они сами только что воспользовались, стоял пожилой мужчина лет шестидесяти — шестидесяти пяти, в грязном синем фартуке.
   — Мы… — начал Данила. — Вы нам не подскажите… Сейчас привезли…
   — Ну, да, привезли покойничка, — подхватил тот. — А вы кто ему будете?
   — Мы — родственники, — ответил Анхель.
   — Там уже этих «родственников» понабежало столько! Девать некуда! — ворча, старик, прошел через всю комнату, мимо Анхеля и Данилы и досадливо покачал головой.
   Через мгновение он открыл дверь, ведущую в следующее помещение. Оттуда в сумрак покойницкой пролился искусственный свет гелиевых ламп. На миг Анхелю привиделось, что этот старик — архангел в дверях того мира. «Архангел» повернулся к посетителям и замер. Теперь его лица не было видно. На фоне льющегося в полумрак мертвого, белого света рисовался лишь его сгорбленный силуэт.
   — Говорите, чего надо?! — грубым, гортанным голосом прохрипел старик.
   — Там девушка должна быть, — окрикнул его Данила. — Катя…
   — Нету тут никаких девушек, все мужики какие-то в пиджаках. Как на параде. Катя, не Катя, не знаю. Ушла девушка ваша. Сама не своя — словно помирать собралась.
   — Куда?! Куда она пошла?! — взволнованным голосом пробормотал Анхель.
   А мне-то откуда знать? Не мое это дело. Куда мои «друзья» отправляются — это я знаю, а с живыми — сами разбирайтесь. И не стойте здесь, нельзя вам! — сказав это, старик закрыл дверь, и покойницкая снова погрузилась во мрак.
   — Побежали! — скомандовал Данила, и они вдвоем кинулись к выходу.
   *******
   Найти Катю не удалось. Промозглый ветер гнал людей по холодным московским улицам, расцвеченным огнями реклам и витрин. Машины еле двигались в длинных «пробках». Город жил, не понимая, что жизнь — это не просто жизнь. Жизнь — это много больше, чем просто жизнь.
   Оглядевшись, Данила принял решение:
   — Берем машину, едем к Илье.
   — К Илье? — удивился Анхель.
   — А что, есть другие предложения?
   — Нет.
   — Тогда не обсуждается, — отрубил Данила.
   Частник с крупными чертами лица и сильным среднеазиатским акцентом согласился доставить пассажиров на Рублевку:
   — Семьсот дашь? — спросил он.
   — За час довезешь — тысячу получишь! — пообещал Данила.
   — Вах! Хорошо живем! — обрадовался водитель.