Де Лайон. Башня Гоблинов

   — Ежели я буду в пути пить вонючую воду, то слягу с какой-нибудь кошмарной дизентерией или лихорадкой, и толку от меня будет, как от безголового.
   — Ну, хотя бы не напивайся; твои главные слабости — выпивка и болтливость, А теперь давай склоним головы и вознесем молитву истинным богам — богам Мальваны.
   Колдун пробубнил молитву Варну-Создателю, Крадхе-Хранителю и Ашаке-Разрушителю. Затем Джориан коротко помолился Тио, новарскому лесному богу. Они с Карадуром пожали друг другу руки. Карадур произнес напутственную речь:
   — Будь осторожен и благоразумен; подавляй желания плоти; алкай нравственного совершенства и духовного просветления. Истинные боги тебя не оставят, сын мой.
   — Спасибо, отец, — отвечал Джориан. — Я буду благоразумен, как мидия, и чист, как первый снег.
   Он развернулся и зашагал в мрачную глубь леса. Карадур, глядя ему вслед, принялся обматывать талию волшебной веревкой. В сгущающихся сумерках звенела ночная мошкара.

Глава 2
Меч Его Незаконнорожденного Высочества

   Шел уже месяц Медведя, когда Джориан добрался до жилища Ритоса-кузнеца. Листва деревьев у подножия Козьей Кручи окрасилась в багрянец и золото, и только более высокие склоны, поросшие хвойными лесами, по-прежнему сохраняли сумрачную темно-зеленую окраску. Над этими зелеными вершинами, казавшимися черными при пасмурной погоде, белели полускрытые облаками снежные пики центральной гряды. Множество красных и желтых листьев, которые под хмурым осенним небом облетали с деревьев, кружась и раскачиваясь, как утлые лодки в штормовую погоду, устилали поляну перед домом Ритоса.
   Жилище кузнеца-отшельника оказалось на удивление ухоженным и вместительным. Над первым этажом, сложенным из известняка, располагалась бревенчатая надстройка; высокая остроконечная крыша венчала сооружение. К правой стене дома было пристроено что-то вроде сарая — в нем помещалась кузница. Оттуда доносились удары молота по наковальне.
   У противоположной стены стояла большая деревянная клетка. В ней, свернувшись калачиком, лежал обезьянец из далекого, расположенного на юго-востоке Комилакха. На краю поляны был возведен каменный колодец; из него доставала воду молодая женщина. Когда появился Джориан с луком через плечо, она как раз вытянула воротом бадью, поставила ее на край колодца и собиралась перелить воду в кувшин. На другом конце поляны стреноженный ослик жевал сено.
   Джориан шагнул на поляну; девушка вздрогнула, и вода выплеснулась из бадьи.
   — Черт побери! — воскликнул Джориан. — Дай помогу, красотка!
   — Ты кто? — все еще настороженно спросила она.
   — Джориан, сын Эвора. Это дом Ритоса-кузнеца?
   — Ага. Нас предупреждали о твоем приходе, но уже столько дней прошло.
   — Заплутал в проклятом лесу, — сказал Джориан. — В таком тумане сам себя потеряешь. Держи кувшин, я опрокину бадью!
   Переливая воду, Джориан разглядывал девушку. Она была высокой — почти с него ростом — с копной черных волос. Лицо с грубоватыми и неправильными чертами нельзя было назвать красивым, но она производила впечатление яркой, сильной женщины. Особенно украшали ее прекрасные серые глаза.
   — Неудивительно, что ты заплутал! — произнесла девушка низким хрипловатым голосом. — Ритос напускает морок на всю округу, чтобы охотники и дровосеки носа сюда не казали.
   — Зачем это ему?
   — Для леших. Они нас за это кормят.
   — То-то мне попался малый с длинными волосатыми ушами, — сказал Джориан и, подхватив кувшин, вслед за девушкой поспешил к дому.
   Обезьянец вскочил и зарычал на Джориана, но окрик хозяйки заставил его замолчать.
   — Вообще-то туман должен был рассеяться и пропустить тебя, — продолжала девушка, — но убрать туман дело непростое, это тебе не свечку задуть. А ты неплохо воспитан, мастер Джориан.
   — Ну, еще бы; нам, бывшим королям, приходится держать марку, — и Джориан перешел на кортольский диалект. — Хучь я таперича и не король, а живот, значица, бурчит, ужина просит.
   Девушка распахнула дверь в просторную комнату. Столы, стулья, лавки — все было завалено ретортами, свитками пергамента и колдовскими принадлежностями. Мебель стояла основательная, простая и по-крестьянски удобная, и Джориану вспомнился охотничий домик, доставшийся ему, королю Ксилара, от предшественников. По стенам висело оружие, дощатый пол устилали шкуры медведей и других лесных хищников, по лавкам были разбросаны расшитые подушки.
   Девушка проследовала на кухню. Занося кувшин на приступку возле раковины, Джориан вдруг пошатнулся.
   — Какая муха тебя укусила? — вскинулась Ванора. — Только не говори, что такому здоровяку не под силу поднять кувшин!
   — Что ты, милая дамочка. Просто я не ел три дня.
   — Великий Зеватас! Сейчас мы все поправим, — с этими словами она принялась рыться в хлебнице, яблочной корзине и где только можно.
   — Как тебя величать? — спросил Джориан, освобождаясь от лука и ранца. — Что-то не приходилось слышать, чтобы того, кто спас тебе жизнь, звали «Эй, ты!»
   — Я не спасала тебе жизнь.
   — Спасешь, коли накормишь. Ну, так как?
   — Меня зовут Ванора, — и, поймав вопросительный взгляд Джориана, добавила:
   — Ванора из Гованнии, если хочешь.
   — Я и смотрю, выговор знакомый. Ритос тебе кто, отец или дядя?
   — Он-то родня? — у девушки вырвался короткий иронический смешок. — Он мне хозяин. Чтоб ты знал, он меня купил в Гованнии как рабыню для любых работ.
   — Как это?
   — Любовника приколола, бродягу никчемного. Уж не знаю почему, но я вечно влюбляюсь в пьяных мужиков, которые меня же и лупят почем зря. Короче, этот придурок помер, и мне собирались отрубить голову, чтобы больше так не делала. Но в Гованнии чужестранец может купить приговоренного раба, если обещает увезти его из страны. Стоит мне туда вернуться, и прощай голова.
   — Как Ритос тебя уламывает?
   Ванора поставила на приступку тарелку с краюшкой хлеба, кусочком вяленого мяса, ломтиком сыра и яблоком.
   — Он вовсе не «уламывает», — подойдя вплотную, сказала она. — Во всяком случае, не то, что ты думаешь. Пока я слушаюсь, он обо мне и не вспоминает, даже по ночам; занятия магией, говорит, требуют целомудрия. Он сейчас в кузне, возится с новым мечом Даунаса. Носа из сарая не высунет, пока ужинать не позову.
   Приоткрыв рот, она в упор взглянула на Джориана и, подавшись вперед, легонько коснулась его руки своей большой грудью. Джориан слышал ее прерывистое, свистящее дыхание. Затем безотчетно покосился на полную тарелку.
   — Не обижайся, хозяйка Ванора, — чуть отодвинувшись, сказал он. — Мне перво-наперво надо поесть, а то помру с голодухи. Где тут можно сесть?
   — Поесть! — фыркнула Ванора. — Садись за этот стол. Вот сидр. Не увлекайся, он только с виду слабый.
   — Спасибо, хозяйка, — Джориан с ходу набил рот едой и, с усилием глотнув, спросил:
   — Если я верно понял, Ритос кует волшебный меч для Его Незаконнорожденного Высочества? — Нету у меня времени, мастер Джориан, лясы точить. Работы невпроворот.
   Громко стуча каблуками, Ванора вышла из кухня. Джориан ухмыльнулся ей вслед; молодая бородка встопорщилась. Непонятно, чего она разозлилась? Может, он попал в точку? Джориан с аппетитом поел, от души выпил и вернулся в захламленную комнату. Когда Ритос-кузнец заглянул туда спустя несколько часов, бывший король лежал прямо на полу, завернувшись в медвежью шкуру, и громко храпел.

* * *

   Джориана разбудил тихий скрип открываемой двери. Увидев входящего кузнеца, он вскочил на ноги и поклонился.
   — Привет, тебе, мастер Ритос! — воскликнул он. — Твой покорный слуга нижайше благодарит за гостеприимство.
   Кузнец был гораздо ниже стоявшей за ним Ваноры, но таких широченных плеч Джориану еще видеть не приходилось. Пожатие огромной руки заставило крепкого Джориана скривиться от боли. Продубленное лицо под седыми космами было сплошь покрыто складками и морщинами; на нем резко выделялись полуприкрытые тяжелыми веками холодные оловянные глаза.
   — Добро пожаловать в мой дом, — пророкотал Ритос. — Сожалею, что из-за досадной ошибки в одном из моих защитных заклинаний тебе пришлось плутать по лесу. Ванора говорит, ты пришел полумертвый от голода.
   — Ага. Я прикончил провизию и хотел подстрелить какую-нибудь дичь. Я-то думал, что умею обращаться с луком, но первый же попавшийся заяц меня разубедил.
   — Наверное, лешие увели зверей с твоего пути. Охраняют их от охотников не из любви к живой природе — для себя берегут. Садись, мастер Джориан. Сегодня вечером можешь отдыхать, а завтра я подумаю, как ты отработаешь пропитание, пока будешь жить здесь. Ну, рассказывай, как ты попал в эту передрягу, — продолжал Ритос, пока Ванора разливала вино.
   — Началось все пять лет назад, — с готовностью заговорил Джориан, который был рад поболтать после вынужденного молчания, — но лучше вернуться к истоку. Отец мой, Эвор-часовщик, доживал свой век в Ардамэ.
   — Где это?
   — Городок в Кортолии, недалеко от столицы. Он хотел научить меня делать клепсидры — водяные часы. Да только руки у меня оказались слишком большие и неуклюжие для тонкой работы, даром что с уздой, мечом, плугом и посевами управлялись исправно. Я всю премудрость выучил, но как до дела дойдет — стоп. Ну, в конце концов он махнул на меня рукой, только напоследок потащил с собой в Двенадцать Городов, где у него были заказы на установку клепсидр.
   И вот он отдал меня подмастерьем к Фимбри-плотнику из Ардамэ. Только Фимбри через месяц отослал меня обратно, да еще счет приложил за сломанные инструменты — силушку свою я сдерживать тогда не умел.
   Пришлось отцу определить меня к Рубио, кортольскому торговцу. Там я прослужил год, но в один прекрасный день просчитался в выручке. Этот Рубио был малый злющий и вспыльчивый, а дела у него в то время шли неважно. Ну, он на меня и набросился, да не учел, что я за год его перерос. Огрел меня тяжелой тростью, а я палку-то вырвал и переломил об его голову. Он упал и лежит. Ну, думаю, убил; я и сбежал домой в Ардамэ.
   Отец меня прятал, пока не дошел слух, что Рубио оклемался. Потом пристроил в дом бездетного крестьянина, некоего Оннуса. Все толковал мне, что, ежели поведу игру с умом, ферма мне достанется — Оннус вдовец и родни у него нет. Но Оннус оказался скрягой, из тех, что, закалывая свинью, ищут, кому бы и свинячий визг продать, чтобы не пропадал. Заставлял меня работать по шестнадцать часов в день и чуть совсем не уморил. В конце концов он меня застукал, когда я вместо работы приударял за соседской дочкой, и отходил хлыстом. Я, конечное дело, хлыст вырвал...
   — И всыпал хозяину по первое число? — догадливо спросил Ритос.
   — Нет, мой господин, как можно. Я всего лишь засунул хозяина башкой в кучу его собственного дерьма, да так, что он насквозь проскочил, — и пошел себе спокойненько домой.
   От вина Джориан заметно повеселел и заговорил сбивчиво, оживленно размахивая руками.
   — Отец, бедолага, просто с ног сбился, чтобы найти мне работенку по силам. Старшие братья стали умелыми, уважаемыми часовщиками, сестры повыходили замуж — я один болтался без дела. «Родись ты с двумя головами, — говаривал отец, — мы б тебя за деньги показывали, но ты просто молодой, здоровый, неотесанный болван, только баклуши бить и умеешь». Так вот, решили мы пойти к Зимбалле, ардамайской колдунье.
   Подбросила ведьма трав в котелок, насыпала в огонь каких-то порошков — повалил дым, а по стенам заплясали тени, хотя кто их отбрасывал, ума не приложу. Впала она в транс, шамкает что-то, бормочет.
   И говорит это она под конец: «Джориан, сынок, по всему выходит — быть тебе королем или бродягой».
   «Как это? — говорю. — Сам-то я хочу стать уважаемым ремесленником, как папаша, и жить припеваючи».
   «Твоя беда, — продолжает ведьма, — что ты слишком хорош, чтобы ходить за плугом или мести улицы города Кортолии. Уж коли ни одно дело не дается, значит, боги тебе другое назначили. Такому, ежели он не рожден в богатстве и роскоши, одна дорога: по земле топать и людьми править. Рано или поздно одно приводит к другому.»
   «А вот, к примеру, солдатская служба?» — спрашиваю.
   «Солдат всегда бродяга».
   «В солдаты и подамся», — говорю.
   Отец пытался мне отсоветовать, мол, с твоим ли умом лямку тянуть, да что, мол, в этой работенке девять десятых скуки смертной и одна леденящего ужаса. Но я ответил, что мне пока от этого ума ни жарко, ни холодно, и пошел-таки в солдаты. В Кортолии мне дали от ворот поворот, видно, Рубио нашептал кому надо.
   Отправился я в Оттомань и поступил алебардщиком к Его Незаконнорожденному Высочеству. Год маршировал взад-вперед по плацу под гавканье офицеров: «Копья наперевес! Вперед, арш!» Дрался в сражении, когда Вольная Рота хотела разграбить Оттомань. Но Его Незаконнорожденное Высочество бросил на них свою новомодную кавалерию — закованных в панцири рыцарей на огромных битюгах — и разбил наголову. Они врага и на выстрел к нашей пехоте не подпустили. Под конец срока я согласился с папашей: жизнь наемника не по мне.
   Ушел я со службы и отправился в Ксилар. Явился аккурат в тот день, когда они казнили старого короля и выбирали нового. Мне наставник в детстве, помню, рассказывал про этот забавный обычай, но я впервые попал в Ксилар и совсем забыл о нем. Словом, когда мне прямо в лицо полетело что-то круглое, черное, как футбольный мяч, я его поймал. И вдруг, ужас, вижу, это только-только отрубленная человеческая голова, и кровь по рукам течет. Брр! Тут мне сказали, что я и есть новый король Ксилара.
   Сперва я балдел; они меня всего разодели, пичкали вкусной жратвой и выпивкой, красивых жен мне нашли. Но быстро скумекал: сегодня я поймал голову, а через пять лет сам лишусь головы.
   Здесь, конечное дело, всего вдоволь — одежды, еды, выпивки, женщин для забав, но ежели тебе отрубят голову, другая не вырастет. Процарствовал я так с годик под наставления старого Граллона и Таронуса и решил: пора из этой западни выбираться любым способом.
   Начал с самого простого — выскользнул из дворца и дал деру. Но ксиларцы к этому привычные и тут же меня сцапали. Там у них целая рота — Королевская Гвардия называется — неплохо владеет сетями и арканом; они к королю специально приставлены, чтобы часом не удрал. Пробовал вербовать соучастников — они предали меня. Пробовал подкупить стражников — они прикарманили денежки и предали меня.
   На третий год я постарался стать таким королем, чтоб ксиларцы смилостивились и отменили свой обычай. Стал реформатором. Изучил право и боролся за исполнение законов. Изучил экономику и придумал, как без вреда для королевства снизить налоги. Изучил воинское искусство и очистил Дол от разбойников, а побережье от пиратов. Сказать правду, одна мысль о сражении вгоняет меня в дрожь...

 
Кто счастлив скакать на коне боевом?
Не я!
Кто любит размахивать острым копьем?
Не я!
Кто рад, когда панцирь железный на нем?
Кто шлем не снимает ни ночью, ни днем?
Мечтает о стычках кровавых с врагом?
Не я!
Кто жаждет мечом супостата проткнуть?
Не я!
Иль дротик метнуть неприятелю в грудь?
Не я!
При лязге оружья кого берет жуть?
Кто очень хотел бы с войны улизнуть?
Чтоб пиво из кружки в таверне тянуть?
Я! Я!
 

   Однако топор был еще страшнее, и в конце концов злодеи стали меня бояться больше, чем я их.
   — Кто сочинил эти стихи? — спросил Ритос.
   — Некий безвестный рифмоплет, по прозвищу Джориан из Ардамэ. Но к делу. Через год все были уверены: король Джориан, даром что молодой, лучший правитель с начала времен.
   Думаешь, ксиларцы отменили свой дурацкий закон? Ничуть не бывало. Наоборот, приставили дополнительную охрану, чтоб я уж точно не убежал. Я отправлялся на верховую прогулку, охоту, ловить разбойников и даже к бабе не иначе, как в окружении целого отряда арканщиков из швенских степей, следивших, чтобы я не дал деру.
   Я тогда совсем раскис. Ударился в загул — жратва, выпивка, бабы, ночные кутежи. Так что к концу четвертого года превратился в жирную слюнявую развалину.
   В ту зиму я подхватил простуду, простуда перешла в лихорадку — в общем, чуть не помер. Вот, метался я в бреду, и привиделся мне какой-то человек. Иногда он казался похожим на отца, который аккурат в тот год преставился. Я посылал родителям вдоволь денег, но в Ксилар позвать не смел: стоило мне при случае удрать, они бы оказались заложниками.
   Иногда тот странный человек представал в обличье одного из великих богов: то он был Герикс, то Псаан, а то и сам старина Зеватас. Короче, с лица был разный, а говорил одно: «Джориан, сынок, мне стыдно за тебя; с твоим ли умом и силой сдаваться перед таким пустяком, как угроза потерять голову? Покажи им всем, малыш! Попытаешься удрать, может, что и выйдет, а уж не попытаешься — пеняй на себя. Чем ты, собственно, рискуешь?»
   Я поправился, но слова запали в душу. Я услал всех женщин, оставил только четырех законных жен да пятую, какую сам выбрал. Упражнялся в оружейной и гимнастическом зале, пока не стал здоровее прежнего. А еще перечитал в королевской библиотеке все, что могло сгодиться для побега. Год убил на гимнастику и книжки. Ох и трудное это дело — одновременно упражнять тело и голову, легче рыбу научить на волынке играть. После гимнастики так устаешь, что премудрость не лезет в голову, а когда читаешь книжки, не остается времени на гимнастику. Я старался, как мог.
   Я так рассудил: коли боги меня предназначили для бродячей жизни, нелишне к ней подготовиться, поэтому изучал все, что мало-мальски могло сгодиться. Выучился говорить по-мальвански, по-феридийски и по-швенски. Сумел овладеть не только обычным оружием, но и орудиями преступников: мешочком с песком, кастетом, удавкой, отравленным перстнем... Нанял Мерлуа-актера, и он научил меня гримироваться, перевоплощаться и копировать чужой говор.
   В последний год своего царствования я также сколотил отряд из самого мерзкого отребья, какое удалось найти в Двенадцати Городах: карманник, мошенник, фальшивомонетчик, разбойник, основатель культов и секретных обществ, контрабандист, шантажист и два грабителя. Содержал их в довольстве, а они меня обучали своему ремеслу. Теперь мне ничего не стоит взобраться по отвесной скале, взломать ставни, сорвать замок, вскрыть сундук и — коли застукают — убедить домовладельца, что я добрый дух, посланный богами для проверки его поведения.
   Пройдя обучение, я стал, можно сказать, неплохим подмастерьем широкого профиля. То есть я не сумею нанести такой же страшный удар, как Тартоньо, мой бывший тренер по фехтованию; так же ловко держаться в седле, как Корквин, мой тренер по верховой езде; так же освоить грабеж, как предводитель воров Инэс; так же изучить право, как Верховный судья Граллон; стать таким же искушенным царедворцем, как канцлер Таронус; так же владеть языками, как мой библиотекарь Штимбер. Зато я, вооружившись щитом и мечом, поборю их всех — кроме Тартоньо, обскачу всех — кроме Корквина, переговорю всех — кроме Штимбера...
   Читая одну книжку, я узнал о Силах Прогресса. Какой-то из моих предшественников закрыл Школу Магических Искусств и изгнал из Ксилара всех колдунов. Этот запрет так и не был снят...
   — Знаю! — взревел Ритос. — Зачем я, по-твоему, забрался в эту глушь? Чтобы не попасть в сеть законов и указов, которой Города ловят жаждущих высшей мудрости. Правда, ни в одном из Двенадцати Городов нет столь сурового закона, как в Ксиларе, но в каждом из них его успешно заменяют инструкции, лицензии и контролеры. Провались они в сорок девять Мальванских преисподних! Рассказывай дальше.
   Джориан:
   — Поэтому в Ксиларе остались только ведьмы и колдуны-недоучки — пугливые нарушители закона, которые сводят концы с концами, торгуя из-под полы амулетами, зельями и гороскопами: добрая половина из них просто подделки. Я испробовал в деле несколько местных колдунов и колдуний, но толку не добился. Тут мне подвернулся доктор Карадур; он приехал в Ксилар под видом святого и как таковой не подпадал под действие нашего закона. Мой побег с помоста — его заслуга.
   — Карадур не лишен достоинств, — заметил Ритос, — чего не скажешь о его дурацких идеях и недостижимых идеалах...

* * *

   Непонятные звуки прервали излияния кузнеца. В дверь явно скреблись. Ванора открыла, и в комнату одним прыжком влетело какое-то животное. Джориан вздрогнул от неожиданности — перед ним сидела белка величиной с собаку, весом в добрых двадцать фунтов. Зверь был покрыт длинной черной блестящей шерстью. Белка что-то процокала Ритосу, потерлась головой об его колено, позволила почесать себя за ухом и ускакала на кухню.
   — Это Иксус, мой демон-подручный, — пояснил Ритос. — У него тело гигантской белки с Елизовы и душа низшего демона из Четвертой Реальности.
   — Что это за Елизова такая? — поинтересовался Джориан.
   — Земля на крайнем юге, по ту сторону экваториальных джунглей, что лежат к югу от Мальваны. Отважные мореходы с Цолона открыли ее всего год-два назад. От них-то мы и узнали о Елизове. Смею тебя уверить, Иксус обошелся мне в кругленькую сумму. Некоторые из моих собратьев предпочитают обезьяноподобных демонов — они, дескать, исключительно ловки. Я, однако, с ними не соглашусь. Во-первых, обезьяны — существа нежные и плохо переносят холод, а во-вторых, как родственная человеку ветвь обладают собственным высокоразвитым мозгом, который трудно подчинить влиянию извне, — безучастно отозвался кузнец. Голос у него был холодный, ровный и безжизненный. Казалось, он обращается к собственной тарелке.
   — Ты начал говорить о Карадуре, — напомнил Джориан.
   — Я просто хотел сказать, что все его идеалы по-человечески понятны, но неприменимы в реальной жизни. То же относится и к его ложе.
   — Здесь, как я слышал, мнения расходятся. Ты можешь изложить свою точку зрения?
   — Ложа Карадура, так называемые Альтруисты...
   — Или Белая Ложа, да?
   — Они действительно делят нас на Белую и Черную Ложи, но мы этих различий не признаем. Они их специально придумали, чтобы склонить мнение в свою пользу. Короче: самозваные Альтруисты готовы разболтать тайны оккультизма непосвященным, всем кому не лень. Тогда, мол, все человечество сможет вкусить этих знаний. Люди будут сыты и одеты; у них будет пылкая юность, многочисленная любящая родня и безбедная старость.
   Так вот, будь все люди столь же прилежны, как мы, посвященные Сил Прогресса, которым приходится учиться многие годы и отвергать ради самосовершенствования житейские удовольствия; которых, прежде чем причислить к нашему братству, старшие собратья подвергают суровым испытаниям и которых страшная клятва обязывает применять свое знание на благо человечества — будь все остальные люди столь же хорошо обучены и пройди они перед посвящением столь же строгий отбор, тогда, возможно, идеи Альтруистов имели бы смысл.
   Но ты и сам понимаешь, мастер Джориан, не все люди достойны тайных знаний. Одни глупы, другие ленивы или безнадежно испорчены. Большинство ставит личную выгоду выше интересов общества; большинство ради минутного удовольствия не задумываясь откажутся от того, что может составить счастье всей дальнейшей жизни. Вручить страшное знание беспомощной толпе недоумков, жуликов и неумех? Уж лучше вложить бритву в пухлые пальчики грудного младенца! Да попадись им в руки наши страшные заклинания, такие люди без зазрения совести сровняют с землей целый город, лишь бы это помогло им избавиться от одного-единственного личного недруга. Вот поэтому мы — Благодетели — категорически против предложения Альтруистов.
   Несмотря на важность того, что говорилось, Ритос все так же безучастно ронял слова и ни разу не повысил голоса. В нем угадывался какой-то автоматизм; Джориан вспомнил легенду о заводном прислужнике, которого бог-кузнец Вэзус выковал в помощь остальным богам, и о последовавшей за этим череде бедствий, когда механический человек тоже захотел стать богом.
   — Чем ты занят сейчас? — спросил Джориан, покончив с едой.
   — Почему бы и не сказать, максимум через три дня я закончу работу. Это меч Рандир, который я кую для Его Незаконнорожденного Высочества. Когда произнесу последнее заклинание, меч будет разрубать доспехи, как масло.
   Главная тонкость, скажу тебе, заключается в том, чтобы произносить заклинания во время закалки металла. Некоторые произносят их раньше, при первом нагреве или во время ковки. Однако большинство подобных заклинаний не выдерживают перегрева и ударов.
   Но вернемся к твоему побегу. Какую плату запросил Карадур? Я знаю, что, несмотря на притворное благочестие, старый мошенник не станет давать даром такое трудоемкое и опасное магическое представление.
   — Ох, он сказал, дескать, ваши Силы Прогресса хотят, чтобы я отправился в столицу Мальваны и выкрал какой-то древний ящик под названием Ларец Авлена, который, мол, набит до отказа потрясающими старинными заклинаниями. Еще Карадур хочет, чтоб я отволок этот ящик в Башню Гоблинов в Метуро. Там, как я понял, вы устраиваете большой Конклав.
   — Ага! Теперь ясно! Карадур тебе сказал, что мы все хотим завладеть сундуком? Он соврал, потому что я впервые об этом слышу. Это они, так называемые Альтруисты, и никто другой, мечтают заполучить сундук, чтобы заставить нас, Благодетелей, принять их безумные предложения. Как они собираются держать тебя в повиновении?