* * *
   — Просто чудом уцелел, клянусь медной задницей Имбала, — сказал Джориан. — Хорошо хоть он умаялся от своей ворожбы, а то б ни в жисть с ним не справиться.
   — Ты не ранен? — спросила Ванора.
   — Не-а. Слышь, а кровь-то у него настоящая. С виду он такая ледышка бесчувственная; окажись у него внутри зубчики-колесики, как в папашиной клепсидре, я б не удивился.
   Джориан поднял с пола Рандир, оглядел клинок и рубанул по воздуху. У меча были благородные очертания, заточенное с одной стороны лезвие, защитная чашка; им было удобно рубить и колоть.
   — Видно, он уж не волшебный, раз мы прервали заклинание. Как думаешь, есть для него ножны?
   — Ритос ножны не делает, он их заказывает оружейнику из Оттомани. Может, какие и подойдут — надо в комнате поискать.
   — Попробую подобрать. Худо, если ножны не подходят: идет себе, скажем, герой, встречает дракона или людоеда; хвать, а меч ни туда, ни сюда — застрял. Как думаешь, ничего нам за кузнеца не будет?
   — Не-е, не будет; в эту глушь никто не заглянет. Ксилар и Оттомань эти горы никак не поделят — оба считают их своими, да не больно торопятся прислать чиновников, чтоб прибрать владение к рукам.
   Джориан поддел труп огромной белки носком башмака.
   — Жаль мне, что пришлось убить его питомца, Он-то, бедняга, хозяина защищал.
   — И правильно сделал, мастер Джориан. Иксус бы рассказал лешим, а уж те бы нас непременно прирезали в отместку за смерть дружка. Они и так вот-вот прознают, что Ритос окочурился.
   — Откуда?
   — Скоро морок рассеется, которым Ритос лесников отваживал. Как забредет в наши края охотник — сезон ведь теперь, — так они все к дому и сбегутся: поглядеть, что с ихним колдуном приключилось.
   — Чего ж мы мешкаем, пора отправляться в Оттомань, — заторопился Джориан.
   — Сперва надо собраться. Мне без накидки не обойтись, от моей-то после драки одни лохмотья остались. У кузнеца возьму.
   Они вернулись в дом, прихватив три горящие свечки.
   — Я думаю, негоже нам трогаться в путь на голодный желудок, — проговорил Джориан. — Сварганишь какой-нибудь еды, пока я соберу пожитки?
   — Все бы тебе есть! — рассвирепела Ванора. — Мне от этих передряг кусок в горло не лезет. Да получишь ты свою еду! Только не рассиживайся; мы должны как можно дальше уйти от дома, пока темно, — на рассвете лешие всполошатся.
   Она принялась разжигать печку и греметь посудой.
   — Тебе знакомы здешние тропы? — наблюдая за ее возней, спросил Джориан. — У меня есть карта, но в такую беззвездную ночь от нее мало толку.
   — Я знаю дорогу в Оттомань. Мы там каждый месяц бываем, продаем Ритосовы мечи и разную железную утварь, берем новые заказы, припасы покупаем.
   — Как вы все это доставляете?
   — На осле. Держи свой ужин, мастер Обжора.
   — Сама-то не поешь?
   — Нет, говорю тебе, кусок не лезет в горло. Но раз мы так удачно избавились от проклятого выжиги, нелишне хлопнуть по глотку.
   Ванора налила сидра себе и Джориану и залпом осушила свой кубок.
   — Раз ты так смертельно ненавидела Ритоса, — поинтересовался Джориан, — чего ж не пробовала удрать?
   — Говорю тебе, он умел возвращать беглецов ворожбой.
   — Но если б ты в один прекрасный вечер дала деру, когда старый оборотень завалится спать, то к рассвету он бы уже не мог тебя достать своими заклинаниями. Сама ведь говорила, что тропы знаешь.
   — Не могла я одна сунуться в эти дебри, да еще ночью.
   — Почему не могла? На того, кто держится молодцом, леопард не нападает.
   — А вдруг бы мне попался ядовитый гад?
   — Ой, не могу! Ядовитые гады водятся в долине, а гигантские гады попадаются только в Мальванских джунглях; здесь, в горах, таких нет, здешние гады мелкие и безвредные.
   — Ну и пусть; я все равно ужас как змей боюсь, — Ванора снова хлебнула вина. — Хватит о них; у меня при одной мысли об этих тварях кровь в жилах стынет.
   — Ладно, — сказал покладистый Джориан. — Кузнеца будем хоронить?
   — Обязательно, и могилу разровняем, а то лешие наткнутся на труп в кузне.
   — Надо заняться этим поскорее, хоть подлец и не заслуживает похорон.
   — Ритос не был законченным злодеем, по крайней мере, он никогда не делал поступков, которые считал дурными, — Ванора икнула. — Надо отдать должное, хоть я и ненавидела его всеми печенками.
   — Твой кузнец чуть меня не убил за то лишь, что я прознал, как он мечи кует. Ежели это не подлость, я вообще не понимаю, что ты считаешь преступлением.
   — О, люди для него были пустое место. Его интересовало только искусство ковки мечей. Ничего ему было не надо: ни богатства, ни власти, ни славы, ни женщин. Одно было заветное желание — сделаться величайшим оружейным мастером всех времен. Эта мечта его так захватила, что вытеснила все человеческие чувства; никого он не любил, разве что к бесенку Иксусу был немного привязан.
   Она снова жадно отхлебнула из кубка.
   — Хозяюшка! — не выдержал Джориан. — Ежели ты надерешься на голодный желудок, дорогу в лесу не найдешь.
   — Не твоя забота, пить мне или не пить! — взвизгнула Ванора. — Следи за своими делами, а в мои не суйся.
   Джориан пожал плечами и занялся едой. Он отдал должное разогретому жаркому, заел его краюхой хлеба, половиной капустного кочана, пучком лука и яблочным пирогом.
   — Зачем тебе понадобилось выпускать Зора? — спросил он Ванору.
   — Во-первых, это чудище меня любило, а любви мне здесь чертовски недоставало. Похотливые молодцы вроде тебя в счет не идут — лопочут о любви, сами же только и думают, как бы тебе свою штуковину засадить. Невмоготу мне было думать, что Ритос принесет его в жертву своей дурацкой страсти.
   Во-вторых, я... мне нравилось вредить Ритосу, ненависть свою тешить. Ну, и потом, я сбежать хотела. Не умри Ритос, мне б здесь до конца дней куковать. Вот уж был весельчак — что твой гранитный валун. Колдуны живут дольше нас, смертных; я бы поседела и скрючилась от старости, а он бы меня пережил. Я не смела на него напасть, даже на сонного, — бесенок все время был начеку. И бежать не смела, я уж говорила, почему. Ну, я и решила: стравлю-ка вас двоих, может, и удастся удрать в суматохе.
   — Тебе не пришло в голову, что я, ни в чем не повинный человек, могу погибнуть в этой потасовке?
   — Ах, я надеялась, ты победишь, ведь... ведь я на твоей смерти много не выгадаю. А ежели б и помер, — Ванора дернула плечиком, — что с того? Чего такого хорошего мне сделало твое человечество, чтоб я прям всех любила без разбора, как учат жрецы Астис?
   Она сделала длинный глоток.
   — Клянусь костяными сосцами Астис, в откровенности тебе не откажешь, — утирая губы, заметил Джориан. — Раз мы отсюда уходим, тарелки можно и не мыть. Скажи, где Ритос хранит лопату, я его закопаю, и питомца его тоже.
   — На крю... на крюке в кузне справа от двери, пам... прям как войдешь, — язык у Ваноры заплетался. — Он б-был так... такой аккуратист, каждой штучке — свой крючок, — и горе бедолаге, что перепутает крючки!
   — Отлично! Я этим займусь; а ты пока собери пожитки, — проговорил Джориан и вышел, прихватив свечку.
* * *
   Вернувшись через полчаса, Джориан обнаружил, что Ванора, некрасиво раскинувшись, лежит на полу, подол ее задрался, а в двух шагах валяется опорожненный кубок. Чего только он не делал: звал ее, толкал, тряс за плечо, бил по щекам и плескал в лицо холодной водой. Ответом было пьяное мычание и пронзительный храп.
   — Дура чертова, — проворчал Джориан. — У нас и так мало времени, чтоб опередить леших; надо же было тебе нахлестаться!
   Некоторое время он предавался невеселым размышлениям. Бросить ее нельзя, он не знает дороги. Тащить на себе нет смысла...
   Джориан махнул рукой, растянулся на лавке и укрылся медвежьей шкурой. Когда он очнулся, за окнами светало. Джориана разбудила Ванора: она жадно целовала его мокрыми слюнявыми губами, бурно дышала и теребила одежду.
* * *
   С восходом солнца, заперев дом Ритоса и кузницу, они тронулись в путь. У Джориана на поясе висел меч Рандир, вложенный в ножны, которые он отыскал в комнате кузнеца. Еще он прихватил кинжал работы Ритоса: смертоносное оружие с широким коротким лезвием и специальной защелкой — чтобы вынуть кинжал из ножен, надо было сперва нажать на кнопку. Рукояткой служил незатейливый, без всяких украшений, свинцовый набалдашник. Если бы потребовалось оглушить врага, такой кинжал можно было запросто превратить в удобную дубинку, используя нерасчехленное лезвие как рукоятку.
   На плече у Джориана болтался верный лук-самострел, а под рубахой была надета прочная кольчуга, также «позаимствованная» в доме Ритоса. Чувствуя себя силачом, которому ничего не стоит уложить слона ударом кулака, Джориан выпятил могучую грудь и проговорил:
   — Придется потягаться с лешими. Может, они не скоро спохватятся, что кузнец запропастился. А пусть бы и так, мне без разницы.
   Нагружая пожитками Ритосова ослика, Джориан во все горло распевал по-кортольски бравурную песню.
   — Чего распелся? — взъелась Ванора. — Ты своим ревом всех леших в округе всполошишь.
   — Я просто счастлив, и все дела. Счастлив, потому как встретил свою единственную любовь.
   — Любовь! — презрительно фыркнула Ванора.
   — Ты меня что, ни капельки не полюбила? Я вот, красотка, по уши в тебя втрескался. Да и ты, как говорится, отдалась мне безраздельно.
   — Чушь собачья! Да мне просто приспичило от долгого воздержания, и вся любовь.
   — Но, милка моя...
   — Ты меня милкой не милуй! Я не про твою честь. Я всего лишь пьянчужка с ненасытной дыркой — заруби себе на носу.
   — Ох, — только и сказал Джориан; приподнятого настроения как не бывало.
   — Отвези меня в город да купи приличную одежку, а уж потом, коли охота, говори о любви — останавливать не буду.
   Джориан вздохнул, его широкие плечи поникли.
   — Ты не ведаешь, что творишь; ты сладкая булочка с медом, ты ничья, я должен тебя заслужить. Какой я дурак, что влюбился, хуже доктора Карадура, который доверился Ритосу. Да ничего не попишешь, провалиться мне на этом месте! Что ж, вознесем молитву Тио — и в путь.

Глава 3
«Серебряный Дракон»

   Трактир Рюйса «Серебряный Дракон» притулился на задах Ратуши, в двух шагах от центральной площади города Оттомани. В главной распивочной стояли шесть столов и восемь лавок — по две к столу; сбоку находились две занавешенные ниши, которые служили кабинетами для приема знатных клиентов. Напротив входа располагалась Рюйсова стойка: мраморный прилавок с четырьмя большими отверстиями; каждое было плотно прикрыто круглой деревянной крышкой с ручкой. Изнутри к стойке крепились четыре бочки с дешевым пойлом: пивом, элем, белым и красным вином. Каждой бочке полагался свой черпак. Выпивка сортом повыше, разлитая по бутылкам, выстроилась на полке за спиной трактирщика.
   Дверь слева от стойки, если смотреть от входа, вела на кухню; при случае, когда клиент заранее заказывал обед, там стряпала Рюйсова жена. Справа от стойки находилась лестница; по ней можно было подняться в одну общую и три отдельные спальни, которые трактирщик сдавал внаем. Сам Рюйс занимал четвертую. Масляные светильники заливали распивочную мягким желтоватым светом.
   Трактирщик был тезкой одного из ксиларских королей — Рюйса Безобразного, однако сам был отнюдь не безобразен: просто малорослый, жилистый, болезненный на вид человечек с редеющей седоватой шевелюрой и мешками под глазами. Облокотясь на стойку, он наблюдал за немногочисленными завсегдатаями. Их было всего пятеро: мало кто из оттоманцев позволял себе засиживаться допоздна перед рабочим днем. Шестой — огромный, толстый, похожий на борова детина, развалясь, сидел в углу.
   Дверь распахнулась, и в трактир вошли Джориан с Ванорой. У Джориана, который пять ночей провел в дороге, вид был измученный.
   — Вечер добрый, — сказал он, подойдя к стойке. — Я Никко из Кортолии. Доктор Ма... Мабахандула не оставлял для меня весточки?
   — Как же, оставлял, конечно, оставлял, — с готовностью отозвался Рюйс. — В аккурат сегодня заходил; зайду, говорит, снова после ужина, да вот не пришел.
   — Тогда подождем. Твой мальчишка на заднем дворе обещал присмотреть за нашим ослом.
   — Что будете пить?
   — Мне эля, — сказал Джориан и вопросительно посмотрел на Ванору.
   — Мне красного вина, — проронила та.
   — Перекусить не найдется? — спросил Джориан. — Мы идем издалека.
   — Есть хлеб, сыр и яблоки. Печь уже прогорела, так что горячего ужина предложить не можем.
   — Прекрасно, пусть будут хлеб, сыр и яблоки, — и Джориан повернулся, собираясь усадить Ванору за один из столов.
   — Мастер Никко! — сказал Рюйс ему вдогонку. — У тебя есть разрешение на эту висюльку?
   И он указал на меч Джориана, который был теперь прикручен к ножнам проволокой. Концы проволоки скрепляла небольшая кожаная печать с двуглавым орлом — символом Оттомани.
   — Мне его дали при въезде в город, — демонстрируя лист тростниковой бумаги, ответил Джориан. — Я направляюсь в Виндию.
   Среди завсегдатаев выделялись двое мужчин; они выпивали и вполголоса бранились. Джориан с Ванорой ужинали, запивая еду вином, — спешить им было некуда. Другие посетители приходили и уходили, но парочка в углу продолжала спорить.
   Время шло, Джориан и Ванора давно уже покончили с едой, а те двое все еще препирались. Один из мужчин в раздражении повысил голос. Через некоторое время он вскочил, перегнулся через лавку и, потрясая кулаком, завопил:
   — Ах ты, евнухово отродье, хочешь прикарманить мои комиссионные, да? Ты еще об этом пожалеешь, я никому не позволю так со мной обращаться! В последний раз предупреждаю! Сей же час отдай мою долю, а не то...
   — Отгребись, — отозвался сидящий за столом.
   Дико взвизгнув, стоящий человек выплеснул в лицо обидчику содержимое своей кружки. Тот, брызжа слюной, попытался вскочить и выхватить нож, но плащ попал под лавку и не пускал. Пока сидящий боролся с плащом, стоящий осыпал его угрозами и оскорблениями. Видя, что назревает потасовка, развалившийся в углу здоровенный верзила бросил на Рюйса вопросительный взгляд. Рюйс кивнул. Верзила с пыхтением встал, сгреб стоящего за грудки, приподнял, прошествовал к выходу и вышвырнул спорщика на улицу. Затем отряхнул руки и, не проронив ни слова, вернулся на место.
   Ванора проводила верзилу долгим взглядом и, обращаясь к Джориану, сказала:
   — Ума не приложу, как они проморгали, что на твоем мече стоит имя Его Незаконнорож...
   — Тихо! Молчи об этом. Как выпадет случай, сразу соскоблю.
   Она дала Рюйсу знак принести еще вина и спросила:
   — Что за титул такой — Его Незаконнорожденное Высочество? Будто в насмешку. Мне рассказывали про Великого Герцога и Его Незаконнорожденное Высочество, но ни разу не объяснили, что это значит. Который из них правит Оттоманью?
   — Они соправители. Когда умирает Великий Герцог, его старший законный сын по оттоманьскому закону наследует титул и становится новым Великим Герцогом и правителем королевства по гражданским делам, а старший незаконный сын того же самого Великого Герцога становится Его Незаконнорожденным Высочеством и главнокомандующим армией. Заметь к тому же, незаконнорожденному нечего и пытаться захватить гражданскую власть — оттоманьцы так чтут закон, что никто просто не пойдет к нему на службу.
   — Вот уж потешный способ править страной!
   — Оттоманьцы ввели этот обычай давным-давно: боялись, что ежели правитель получит слишком большую власть, подданным житья не будет. Слушай, Ванора, может, не стоит опять напиваться?
   — Захочу, так напьюсь. Как ты собираешься спереть этот тримандиламский Ларец?
   — Доберемся туда с Карадуром, на месте и решим. План, грубо говоря, такой: я должен подбить клинья к царевне-змее.
   — Царевна-змея? Это еще что?
   — Бессмертное — а, может, и не бессмертное, но лет ей очень много — существо; днем она прекрасная царевна, ночью — огромная змея. Ежели верить Карадуру, царевна имеет дурную привычку неожиданно превращаться в гада и пожирать бедолаг, которые, ни о чем не подозревая, за ней увиваются, — чем, кстати, должен буду заняться и я.
   Ванора грохнула кружкой об стол.
   — Значит, ты мне всю дорогу от Ритосова дома про любовь нашептывал, а сам гадал, как бы окрутить эту... эту змеюку? Вот оно как!
   — Послушай! У меня же нет выбо...
   — Ты не лучше прочих, такой же лживый подонок! Дура я была, что тебя слушала. Прощай! — и Ванора привстала из-за стола.
   — Милочка моя, клянусь именем Зеватасовой клячи, я не понимаю, из-за чего сыр-бор! Ты ведь и сама не без греха...
   — Я б не шибко возражала, — яростно перебила его Ванора, — ежели б ты поимел настоящую бабу. Но змея! Тьфу! Счастливо оставаться! Вон где мужчина, он-то мне в самый раз!
   Она, пошатываясь, пересекла распивочную и уселась на лавку подле развалившегося в своем углу верзилы. Тот приоткрыл свинячьи глазки; толстые губы на обросшем щетиной лице сложились в улыбку. Джориан плелся следом, взывая:
   — Прошу тебя, Ванора, будь благоразумна!
   — Ой, да придержи язык! Надоел, — она повернулась к вышибале. — Как твое имя, великан?
   — М-м? Мое имя?
   — Ага, красавчик. Твое имя.
   — Босо, сын Трийса. Этот малый к тебе пристает?
   — Не хочет неприятностей — отстанет.
   — Ты кто будешь, малый? — прорычал Босо, обращаясь к Джориану.
   — Никко из Кортолии, ежели интересует. Эта дамочка пришла со мной, но она сама себе хозяйка. Ежели ты ей больше по нраву, я, может, и не одобрю ее вкуса, но выбору мешать не буду.
   — Угу, — хрюкнул Босо и снова развалился в углу.
   Но Ванору прорвало.
   — Никакой он не Никко из Кортолии! — выкрикнула она. — Он Джориан, сын Эвора...
   — Стоп! — снова раскрыв глаза и приосанившись, сказал Босо. — Я, кажется, догадываюсь. Ну-ка, ну-ка.» — и он с подозрением прищурился. — Случаем не Эвора-часовщика?
   — Ага, он много чего рассказывал про папашу своего...
   Взревев, Босо сорвался с места и принялся шарить под лавкой в поисках своей увесистой дубинки.
   — Ты, значит, сын того, кто пустил меня по миру!
   — Провалиться мне в сорок девять Мальванских преисподних! Что ты мелешь? — оторопело спросил Джориан, делая шаг назад и кладя руку на эфес. Он попытался выхватить меч, но тот намертво засел в ножнах. Только сейчас Джориан вспомнил о проволоке, продетой сквозь чашку эфеса.
   — Я был главным звонарем Оттомани — орал Босо, — и неплохим, черт побери! Мы с подручными отбивали часы на башне Ратуши: ни одного не пропустили. Двадцать лет назад... или десять? А, все равно... твой папаша-проходимец продал городскому совету водяные часы; их установили на башне, завертелись винтики-колесики и пошло: бом-бом, бом-бом. С этих пор я пробавляюсь поденной работой — жизнь мне загубили! Не удалось родителю твоему блудливому печенки отбить, хоть на тебе отыграюсь!
   — Босо! — строго вмешался Рюйс. — Веди себя прилично, коли не хочешь потерять работу, болван неотесанный!
   — Засунь ее себе в задницу, хозяин, — рявкнул Босо и, потрясая колотушкой, шагнул к Джориану.
   Джориан, который не мог вынуть Рандир из ножен, рывком стащил перевязь через голову и теперь обеими руками изо всех сил сжимал рукоятку зачехленного меча. Когда Босо, словно разъяренный гиппопотам с берегов Бхармы, шумно ринулся на врага, Джориан сделал ложный выпад, целясь ему в голову. Босо прикрылся дубинкой; Джориан тут же ткнул его в солнечное сплетение металлическим наконечником ножен.
   — У-у-й! — скрючившись и невольно отступая, взвыл Босо.
   Джориан и Босо были не в пример сильнее остальных посетителей, и те разбежались по углам, боясь попасть под горячую руку. Противники, бдительно следя друг за другом, нападали и отступали на пятачке между столами; проход был так узок, что не позволял кружить. Всякий раз, когда Босо пытался приблизиться и достать Джориана дубиной, наконечник ножен отбрасывал его назад.
   Босо сделал решающий выпад; Джориан со всего маху съездил его по уху. Удар отбросил Босо в сторону, но верзила удержался на ногах. Маленькие глазки налились яростью. Босо шагнул вперед и нацелился свалить врага сокрушительным ударом справа.
   Джориан отшатнулся, и дубинка просвистела мимо; ее увесистый набалдашник промелькнул на волосок от лица. От такого мощного промаха Босо немного занесло. Не давая ему опомниться, Джориан шагнул вперед и влево и наградил противника здоровенным пинком в спину повыше правой почки. Босо боднул головой воздух и схватился за край стола, чтобы не упасть; в этот момент Джориан, оказавшись у него за спиной, накинул на верзилу петлю из своей перевязи, Он мигом затянул ремень на вышибаловой шее, закрутив его во всю силу могучих рук.
   Босо раскрыл рот, но из него вырвался лишь слабый хрип. Вытаращив глаза, он топал ногами, брыкался и шарил вокруг себя, пытаясь схватить недосягаемого врага. Но руки были слишком толстые и короткие. Босо крутился на месте и кидался в узком проходе из стороны в сторону, таская Джориана за собой, но тот не ослабил хватки.
   Лицо Босо сделалось синюшным, и он мало-помалу перестал сопротивляться. Верзила уцепился за край стола и сполз на пол.
   Дверь распахнулась, и в трактир ввалилась целая компания. Одним из вошедших оказался Карадур с длинной белоснежной бородой и в тюрбане-луковице. За ним шла высокая седая женщина в поношенной черной мантии. Следом двигался отряд ночной стражи: офицер и четыре алебардщика.
   — Мастер Рюйс! — сказал офицер. — Нам донесли, что у тебя драка. Кто этот человек? Что случилось?
   — Это Босо, мой вышибала. — я хочу сказать, бывший вышибала. Он затеял драку с клиентом и получил по заслугам.
   — Виноват он один?
   — Да, насколько я понял.
   Офицер повернулся к Джориану.
   — Ты собираешься подавать жалобу на этого человека?
   Ванора приподняла голову Босо, уложила к себе на колени и тонкой струйкой вливала ему в глотку вино. Босо судорожными всхлипами втягивал в себя воздух; лицо его понемногу розовело. Джориан мешкал в нерешительности.
   — Не надо... м-м... отправлять юношу в тюрьму, — попросил Карадур. — Не надо, Джориан...
   — Никко.
   — Да-да, как я мог забыть! Не отправляй беднягу в тюрьму. Он уже и так наказан, ты его чуть до смерти не задушил.
   — Откуда мне знать, что он, отдышавшись, не кинется на меня опять со своей колотушкой?
   — Ты должен обезоружить его добротой. Помни, лучший способ избавиться от врага — это сделать его своим другом.
   — Расчудесно. Может, ты еще хочешь, чтоб я ему новую работенку подыскал?
   — Прекрасная мысль! — Карадур всплеснул сухонькими ручками; офицеру он сказал:
   — Думаю, сударь, мы можем оставить этот случай без последствий, — затем, обращаясь к Рюйсу:
   — Этот человек годен на что-нибудь, кроме как работать вышибалой?
   — Ни на что он не годен! Слишком туп, — отозвался трактирщик. — Он мог бы таскать корыто с раствором на какой-нибудь большой стройке, но таковой пока не предвидится.
   — Здоровенный тугодум мне как раз и нужен, — произнесла седая женщина. — Он сможет копаться в саду и работать по дому, и вдобавок будет служить охраной от невежественных дураков, что, едва завидя меня, начинают вопить: «Ведьма, ведьма!» А сами не могут отличить ведьмы от такой уважаемой волшебницы, как я.
   — Сударыня, я прежде не имел удовольствия встречаться с тобой, — галантно сказал Джориан. — Меня зовут Никко из Кортолии.
   — А меня Гоания, дочь Аристора, — она наклонилась и потрепала Босо по плечу. — Вставай, парень!
   Босо и Ванора, поддерживая друг дружку, не без труда поднялись на ноги.
   — Босо, ты меня хорошо понимаешь? — строго спросила Гоания. — Должность в трактире ты потерял.
   — А? — просипел Босо. — Хочешь сказать, я потерял работу?
   — Вот именно. Пойдешь работать ко мне? Условия те же, что у мастера Рюйса: шесть пенсов в день на всем готовом.
   — Мне пойти к тебе?
   — Да, ко мне. Может, надо повторить?
   Босо поскреб ногтем заросший щетиной подбородок.
   — Да нет, думаю, сговоримся. Вот только сперва отверну кочан этому сукиному сыну часовщика, а то ходят здесь всякие, лишают честных людей заработка.
   — Ничего ты никому не отвернешь. Сядь и успокойся.
   — Послушай-ка, дамочка! Женщины мне не указ...
   — Я не дамочка, я волшебница: будешь безобразничать, превращу тебя в жабу. Никаких больше ссор, говорю в последний раз. С этой минуты мы все добрые друзья.
   — Он-то? Добрый друг, да?
   — Он самый. Он мог отправить тебя в тюрьму, но не захотел; решил, что здесь от тебя больше пользы, чем там.
   Босо сердито зыркнул на Джориана, сплюнул на пол и что-то пробормотал себе под нос, однако покорно поплелся за Ванорой в дальний угол распивочной. Усевшись там, Босо мрачно цедил пиво и время от времени ощупывал саднящее горло, а девушка хлопотала вокруг и, как могла, утешала его.
   Джориан, Карадур и Гоания устроились в противоположном конце зала.
   — Куда ты запропастился, парень, сорок девять Мальванских преисподних на твою голову? — спросил Карадура Джориан. — Мы здесь целую вечность торчим.
   — Мне достали пропуск в библиотеку Великого Герцога, — отвечал Карадур, — и я так... ах... зачитался, что забыл о времени. Но у тебя, сынок, такой вид, будто тебе несладко пришлось. Ты похудел — хоть, может, это и к лучшему.
   — Да, мне пришлось несладко, мне пришлось убить Ритоса...
   Ахнув от неожиданности, собеседники Джориана придвинулись к нему вплотную.
   — Мастер Нико, говори потише, — сказала Гоания. — Я знаю твое настоящее имя, но думаю, здесь не место его произносить, если не хочешь, чтобы трактирщик навел ксиларцев на твой след. Рассказывай же, как стряслось несчастье.