Гюле начала что-то бормотать по-курдски – наверное, слова любви. В такие минуты она становилась похожей на невинную девочку. Впрочем, в определенном смысле это было так: ведь ей были чужды женские хитрости и уловки. Если мужчина не желал ее такой, какая она есть, – Гюле начинала презирать его.
– Я люблю тебя, – прошептала она на ухо Малко. Затем неожиданно встала, натянула форму, пригладила волосы руками и весело объявила: – Пойдем, я покажу тебе на чем мы поедем на север.
Они спрыгнули с повозки, и Гюле открыла какую-то дверь. Сарай сообщался с большим ангаром, в котором стоял старый обшарпанный грузовик «МАК», зарегистрированный, судя по номеру, в Сулеймание.
– Смотри! – сказала Гюле, взобравшись по лесенке.
Малко заглянул под тент и едва сдержал изумленное восклицание: кузов был почти до краев наполнен темной водой. Он сунул туда руку: вода была ледяная.
– Что это за бассейн на колесах? – удивленно спросил Малко.
Партизанка рассмеялась и опустила тент.
– Вот на чем мы поедем. Хозяин грузовика – надежный парень. Два раза в неделю он возит на нем свежую рыбу в офицерскую столовую Багдада. Ведь рыба, которую едят в столице, не из Тигра, а из северных рек. Только в Курдистане нет грузовиков с цистернами. Поэтому перевозчики рыбы придумали покрывать кузов обычного грузовика слоем смолы. После этого туда можно наливать воду и возить живую рыбу. Вот этим мы и воспользуемся.
– Но мы ведь не рыбы! – резонно возразил Малко.
– Специально для нас здесь предусмотрено кое-что еще, – ответила Гюле.
Над самой водой, вдоль бортов и в передней части кузова были сделаны длинные полки, на которых могли лежать люди.
– Мы расположимся здесь, – пояснила Гюле. – А в воду будем погружаться только на время проверки.
Малко с сомнением наклонился над поверхностью. Жидкость издавала тошнотворный рыбный запах.
– Как мы будем дышать?
Партизанка указала на прикрытую тряпками толстую трубу, уходившую под воду. Затей пошарила рукой и извлекла на свет нечто, напоминавшее осьминога. Труба разделялась на десяток более тонких трубок, каждая из которых расширялась на конце. Благодаря этому приспособлению несколько человек могли находиться на дне бассейна в одно и то же время.
– Надеюсь, проверки будут не слишком долгими, – вздохнул Малко.
Но идея была действительно неплохая. Пожалуй, только так можно было передвигаться по тщательно охраняемым дорогам.
– Выезжаем на рассвете, – сказала Гюле. – Ночью по шоссе Багдад – Киркук ездить запрещено.
Малко невольно глотал солоноватую воду, и ему казалось, что легкие вот-вот разорвутся на куски. Сжав зубами трубку, он пытался внушить себе, что эта проверка продлится не дольше предыдущих..
Он лежал под черной ледяной водой, используя в качестве груза большой камень. Рядом затаились остальные курды, Рубин и Гюле. «Осьминог» действовал довольно исправно, но чтобы не захлебнуться, следовало обладать железной выдержкой. Первая же проверка чуть не окончилась катастрофой. Измученный тюрьмой Рубин не смог дышать под водой, поперхнулся и вынырнул на поверхность. К счастью, в этот момент никому из солдат не пришло в голову приподнять полог тента. Случись такое, курды даже не смогли бы оказать сопротивление: все оружие, завернутое в целлофан, лежало на дне «бассейна».
Вскоре после этого они остановились в безлюдном месте, и Гюле терпеливо продемонстрировала Виктору Рубину, как пользоваться этим современным кальяном. Дальше дело пошло лучше. Сейчас они уже были на седьмом контрольном пункте. Правда, американец по-прежнему плохо понимал, что с ним происходит.
В их водяную могилу не проникало ни звука, и секунды казались бесконечными. Малко боялся пошевелить даже мизинцем, чтобы не взволновать поверхность воды. Сейчас охранников могла всполошить любая мелочь. Водитель говорил, что ни разу еще не видел таких интенсивных проверок. На каждой остановке солдаты заглядывали под грузовик, приподнимали сиденья кабины, придирчиво изучали документы шофера. К счастью, документы были в полном порядке.
Только вода не интересовала проверяющих. Лишь однажды кто-то из них вознамерился осмотреть кузов, да и то с единственной тайной мыслью – найти забытую рыбину и оставить ее себе. Водитель отделался от него с помощью бумажки в 250 филсов.
... Грузовик поехал дальше, оставив позади контрольный пункт. Для ныряльщиков это был самый трудный момент: от тряски и толчков трубка норовила выскочить изо рта, а за скользкие стенки «бассейна» уцепиться не удавалось.
Малко досчитал до ста и развязал веревку, соединявшую его с камнем. Его подняло на поверхность, и он встал на дно кузова. Вода доходила ему до плеч. Малко осторожно приподнял край тента: дорога была безлюдна.
Один за другим вынырнули остальные. Виктор Рубин закашлялся, и его вырвало мутной водой. Похудевший за время заключения на семнадцать килограммов, он терял последние остатки сил. Каждый раз, когда он говорил о своей жене, погибшей в застенках, его душили рыдания. «Скорее бы иранская граница, – думал Малко. – Он совсем сдал».
Тем временем началась вторая пытка – холодом и сыростью. Малко трясло, как в лихорадке. Пытаться сушить одежду было бесполезно – водитель приказывал погружаться едва ли не каждые пять минут.
Курды сидели на корточках, не говоря ни слова. Мокрая форма липла к телу, а встречный ветер, проникавший сквозь отверстия в тенте, пронизывал до костей.
Мерзнуть в мокрой одежде и не иметь никакой надежды обсушиться до наступления ночи – это было невыносимо! Малко хотелось кричать – до того ему было холодно. Чтобы хоть как-то согреться, он решил закурить, но посиневшие губы даже не почувствовали тепла сигареты. Ему казалось, что он уже мертв.
Гюле тоже молчала. Мокрая форма плотно облегала ее бедра и гордо поднятую грудь. Малко перехватил плотоядный взгляд одного из курдов и подумал, что поистине нужно принадлежать к особенной расе, чтобы в подобный момент испытывать вожделение.
Он стиснул челюсти, чтобы не стучать зубами. Ему дико хотелось сорвать с себя мокрую липкую ткань.
– Далеко еще? – спросил он Гюле.
Партизанка пожала плечами.
– Это зависит от проверок. До Сулеймание еще около ста километров. Потом пойдем в горы пешком или поедем на мулах.
Малко был согласен на любое средство передвижения – только бы не в воде! Но ответить он не успел: водитель дважды стукнул в металлическую перегородку. Это был сигнал опасности. «Пеш-мерга» нырнули первыми, Малко – последним, после того, как убедился, что Виктор Рубин погрузился без проблем.
Опустившись на дно бассейна, все стали ждать.
Грузовик замедлил ход и остановился. Прежде чем он поехал дальше, Малко успел досчитать до трехсот. Одной рукой он зажимал себе нос. Вот уже машина стала медленно набирать скорость. Малко, приготовившись к подъему, уперся локтем в дно кузова, как вдруг услышал три удара в перегородку. Это означало, что опасность еще не миновала.
Малко поспешно повернулся в сторону Виктора Рубина. Тот уже отвязывал груз. Малко вцепился в него, давая понять, чтобы он не двигался. Американец начал отбиваться: ему не терпелось подняться на поверхность. Вода была такой грязной, что Малко мог видеть его лишь с расстояния в несколько сантиметров. В конце концов он прижал правую руку Рубина ко дну и стал удерживать трубку у него во рту своей рукой, одновременно мучительно думая, что бы такое могло произойти на шоссе.
На этот раз пытка длилась около десяти минут. У Малко создалось впечатление, что этот участок грузовик преодолел с наибольшей скоростью. Их швыряло от одного борта к другому; один раз трубка почти выскочила у него изо рта.
Вдруг машина затормозила и остановилась. Все замерли, за исключением Виктора Рубина, который по-прежнему силился вырваться из рук Малко. Грузовик снова тронулся с места. Спустя несколько секунд водитель с силой стукнул в перегородку один раз: опасность позади. Все вынырнули одновременно. Виктор Рубин в очередной раз был на грани обморока. Он с большим трудом взобрался на полку и лег на спину.
– Бросьте меня, – пробормотал Рубин, потянув Малко за рукав. – Я больше не могу. У меня уже нет никаких сил, а в следующий раз я наверняка утону. Пожалуйста, высадите меня, не то поймают вас всех...
Никто по-прежнему не понимал, что же произошло. Гюле поползла вперед и постучала водителю; через минуту она вернулась, вся бледная, и объяснила Малко:
– Трое солдат вышли в увольнение и попросили их подвезти. В кабине было только одно свободное место, и двое из них сели на полки, прямо над нами. Поэтому он и ехал так быстро.
Она засмеялась. Малко поежился: человеческая жизнь не представляла для курдов ровно никакой ценности. Состязание в храбрости отодвигало ее на второй план.
Желая взбодрить Виктора Рубина, Малко плеснул ему в стаканчик «арака». Одну часть этого ливанского напитка обычно разбавляют шестью ли семью частями воды, а в чистом виде он способен воскресить мертвого... И действительно, американец сразу распрямился, щеки порозовели, но вскоре его снова вырвало.
– Ехать осталось недолго, – сказала Гюле. – Не больше часа. Думаю, проверки уже позади. Теперь мы почти дома.
Действительно, сейчас грузовик катил по совершенно безлюдной местности. Один раз с юга на север пролетели два «МИГа»: в окрестностях Равандуза шли бои. В другой раз им повстречались две сожженные деревни, там уже успели побывать иракские войска.
Малко трясся всем телом и лязгал зубами. Становилось темно; дорога пошла в гору. Ему казалось, что он уже завернут в погребальный саван. Курды, напротив, оживленно тараторили и смеялись.
Внезапно на изгибе дороги появилось несколько человеческих фигур. Водитель резко затормозил. Малко уже собрался было нырять в ледяную воду, когда Гюле жестом остановила его. На ее лице заиграла широкая улыбка. Вскоре полог тента приподнялся, и на борт взобрался человек в защитной форме и красно-розовом тюрбане – отличительном знаке воинов Моллы Барзани. На его лице было бесстрастное и слегка высокомерное выражение. На груди крест-накрест висели пулеметные ленты, в руке был длинноствольный маузер. Но самое незабываемое впечатление производил его пояс, за которым торчали длинный кинжал, деревянный мундштук, пистолет люгер, полдюжины магазинов и две гранаты.....
– Это мой брат! – воскликнула Гюле. – Мы спасены!
Как только все покинули грузовик и забрали из кузова оружие, водитель отправился в обратный путь. Разан, брат Гюле, заключил ее в крепкие объятия. Группу обступили остальные курды.
У дерева стояло на привязи несколько осликов; на них навьючили оружие.
Спустившись с грузовика, Виктор Рубин тут же упал на землю. По приказу Гюле два курда раздели его, растерли и натянули на него сухую одежду. Малко проделал то же самое.
... Они сидели в небольшой хижине, расположенной в сотне метров от дороги и скрытой холмом от посторонних глаз.
Перед ними возвышались заснеженные вершины гор, отделяющих Ирак от Ирана.
– Будем идти всю ночь, – предупредила Гюле. – Твой друг поедет на муле: это сбережет его силы. Здесь еще возможны иракские рейды, но если мы будем предельно осторожны, то через два дня доберемся до иранской границы.
Малко захотелось ее расцеловать. Полученное им безумное задание было выполнено благодаря ей и ее людям, которые способны без колебаний пожертвовать жизнью.
Через час, поужинав лепешками и мясом, они отправились в дорогу. Под ногами у них была невероятно узкая тропинка, проходившая по крутому склону горы. Гюле посоветовала Малко держаться за мула, чтобы не сорваться в пропасть.
Виктор Рубин спал, сидя на спине животного и уронив голову на грудь.
Гюле шла позади Малко. Вокруг не было ни огонька, однако повсюду чувствовалось незримое присутствие горцев.
Утомительный и опасный переход совершался в полной тишине. Лишь изредка раздавался шорох падающих с горы камней.
Падающая звезда прочертила в небе светлую полосу. За спиной Малко послышался негромкий голос Гюле:
– Чья-то душа расстается с телом...
Курды верят, что каждый человек имеет свою звезду, освещающую его жизненный путь и падающую в минуты смерти человека.
Наконец, когда небо начало розоветь, они добрались до поселка, состоящего из нескольких домиков с плоскими крышами. Из темноты мгновенно появился человек в форме, направивший на них чешский автомат. Через пять минут они сидели в палатке, куда им принесли поднос с вареным рисом, зеленым луком, яйцами и сыром.
Малко заставил Виктора Рубина немного поесть, и тот снова заснул. Чтобы согреться, Малко выпил огромное количество горячего чая.
– Мы недалеко от Галаля – нашей основной базы, – сказала Гюле. – Из-за бомбардировок здесь ведут только ночную жизнь. Ложись спать. – И она отвела его в другую палатку, поменьше, где они оба, не раздеваясь, через минуту заснули.
В Галале Малко оказали восторженный прием – частично из-за оружия, полученного в результате его стараний, частично из-за тюремной эпопеи. Его познакомили с отцом Джемаля, и старик крепко обнял его, словно Малко был совершенно непричастен к смерти его сына...
Гюле, казалось, совсем перестала обращать внимание на Малко. Виктор Рубин, похоже, вновь обрел радость жизни. Он говорил не умолкая, шутил с курдами, позировал фотографу, стоя среди вооруженных до зубов партизан... Гюле и Малко спали в эту ночь в одной палатке, но Гюле демонстративно повернулась к нему спиной, не выпуская из рук приклад «армалита».
«Лендровер» доехал до перевала. Гюле притормозила и свернула на обочину. Старая дорога называлась Гамильтон-роуд – в честь проложившего ее английского инженера – и соединяла Ирак с Ираном.
– Нам придется подождать здесь около часа, – объявила она. – Иранцев еще нет.
Она вышла из джипа. Малко пошел за ней вслед. Виктор Рубин спал, положив голову на плечо курда.
Малко поежился от холодного ветра. Они находились на высоте двух тысяч метров над уровнем моря. Перед ними лежал Иран.
Гюле села на большой камень. Малко приблизился к ней.
– Как мне отблагодарить вас, курдов? – с чувством произнес он.
Она подняла глаза:
– Останься.
– Но...
Гюле схватила его за полы куртки и притянула к себе. От ее равнодушия не осталось и следа.
– Останься, – горячо повторила она. – Здесь ты будешь настоящим принцем. Мой народ изберет тебя вождем. Ты смелый и ловкий, а это им и нужно. Мы будем любить друг друга и сражаться с арабами, пока не упадут наши звезды...
Малко молчал. У него сжалось сердце. Гюле, дрожа, ждала его ответа.
– Я не могу остаться, – медленно произнес он. – Мне суждено жить не здесь. Но я всегда буду вспоминать Курдистан и тебя, Гюле. Ты спасла мою жизнь!
Она в бешенстве оттолкнула его и порывисто встала.
– Да, спасла, – проворчала она. – И теперь твоя жизнь принадлежит мне. Если ты не останешься, я тебя убью.
Малко показалось, что она решила немедленно привести свою угрозу в исполнение: ствол «армалита» смотрел прямо на него. Гюле держала палец на спусковом крючке. Он замер. Партизанка медленно опустила винтовку и мрачно промолвила:
– Ты пока еще в Курдистане. Я отдам тебя на суд Аллаха: когда будешь пересекать границу, ты умрешь, если с неба упадет звезда.
Она молча удалилась. Малко посмотрел на восток, где уже занималась заря. Он чувствовал, что ввязался в нелепую жестокую игру. Гюле уже ничто не могло разубедить. Он всецело находился в ее власти. Малко пожалел о том, что не держал ее в объятиях прошлой ночью. Цельная, здоровая женщина, она оставила в нем более яркие воспоминания, чем женщины, которых он знал прежде.
Гюле села за руль и завела мотор. Малко устроился рядом с ней, и они двинулись дальше. Машина медленно взбиралась на перевал Шинук. На самом верху стояла будка давно заброшенного иракского контрольного пункта. До иранской границы оставался какой-нибудь километр. Услыхав шум мотора, несколько курдов вышли из домика и приветственно подняли ружья.
– Здесь кончается Курдистан, – сказала Гюле.
Это прозвучало как скрытая угроза. Здесь и могла закончиться жизнь Малко.
«Лендровер» стал спускаться вниз. Вскоре фары осветили шлагбаум. Вот она, граница... Гюле остановила машину в десятке метров от нее. По другую сторону стоял джип с зажженными габаритными огнями. ЦРУ уже предупредило иранскую службу безопасности о прибытии долгожданных гостей.
Разбудив Рубина, Малко вышел первым. «Пеш-мерга» сидел неподвижно. Его ничто не интересовало. Гюле тоже вышла, прихватив с собой винтовку. Виктор Рубин протянул ей руку, и она пожала ее с застывшей улыбкой, словно не слышала благодарных слов американца.
Она смотрела в небо.
Малко подошел к ней:
– До свиданья, Гюле.
Он не знал, что еще добавить. Секунду глаза женщины смотрели на него. В них была затаенная грусть.
– До свиданья, – ответила она.
Наступило тягостное молчание. Малко повернулся и направился к границе. Он шел медленно, стараясь не находиться на одной линии с Виктором Рубиным. У шлагбаума их ожидали два офицера иранской госбезопасности.
Малко невольно поглядывал на небо, начинающее светлеть. Звезды были еще отчетливо видны. Каждый шаг был на счету. Он не оборачивался и поэтому не знал, стоит ли сзади Гюле. Мотор «лендровера» молчал.
Малко был уже в метре от шлагбаума, когда над горами появился яркий огненный след. Он стоял перед глазами Малко еще секунду после того, как звезда погасла.
Мышцы его спины судорожно напряглись, и Малко остановился. Конечно, он мог бы броситься на землю, но на таком расстоянии от выстрела все равно было не уйти.
Виктор Рубин уже пересек заветную черту. Обернувшись, он воскликнул:
– Ну что же вы? Идемте!
Малко ждал. И вдруг он вспомнил слова, однажды сказанные ему Джемалем: «Курд никогда не выстрелит в спину».
Он на мгновение увидел себя стоящим у эшафота... И медленно обернулся. Гюле не двигалась. Держа винтовку у бедра, она застыла, похожая на скульптурное изображение прославленного воина-героя. Малко был слишком далеко, чтобы видеть выражение ее лица. Он поднял руку и помахал ей в знак прощания.
– Чего вы ждете? – нетерпеливо спросил за спиной Виктор Рубин.
– Иду, – ответил Малко и, нагнувшись, миновал шлагбаум.
Гюле не двинулась с места до тех пор, пока иранский джип не скрылся из виду, а затем медленно побрела к своей машине. Ее спутник не осмелился спросить, отчего женщина плачет.
– Я люблю тебя, – прошептала она на ухо Малко. Затем неожиданно встала, натянула форму, пригладила волосы руками и весело объявила: – Пойдем, я покажу тебе на чем мы поедем на север.
Они спрыгнули с повозки, и Гюле открыла какую-то дверь. Сарай сообщался с большим ангаром, в котором стоял старый обшарпанный грузовик «МАК», зарегистрированный, судя по номеру, в Сулеймание.
– Смотри! – сказала Гюле, взобравшись по лесенке.
Малко заглянул под тент и едва сдержал изумленное восклицание: кузов был почти до краев наполнен темной водой. Он сунул туда руку: вода была ледяная.
– Что это за бассейн на колесах? – удивленно спросил Малко.
Партизанка рассмеялась и опустила тент.
– Вот на чем мы поедем. Хозяин грузовика – надежный парень. Два раза в неделю он возит на нем свежую рыбу в офицерскую столовую Багдада. Ведь рыба, которую едят в столице, не из Тигра, а из северных рек. Только в Курдистане нет грузовиков с цистернами. Поэтому перевозчики рыбы придумали покрывать кузов обычного грузовика слоем смолы. После этого туда можно наливать воду и возить живую рыбу. Вот этим мы и воспользуемся.
– Но мы ведь не рыбы! – резонно возразил Малко.
– Специально для нас здесь предусмотрено кое-что еще, – ответила Гюле.
Над самой водой, вдоль бортов и в передней части кузова были сделаны длинные полки, на которых могли лежать люди.
– Мы расположимся здесь, – пояснила Гюле. – А в воду будем погружаться только на время проверки.
Малко с сомнением наклонился над поверхностью. Жидкость издавала тошнотворный рыбный запах.
– Как мы будем дышать?
Партизанка указала на прикрытую тряпками толстую трубу, уходившую под воду. Затей пошарила рукой и извлекла на свет нечто, напоминавшее осьминога. Труба разделялась на десяток более тонких трубок, каждая из которых расширялась на конце. Благодаря этому приспособлению несколько человек могли находиться на дне бассейна в одно и то же время.
– Надеюсь, проверки будут не слишком долгими, – вздохнул Малко.
Но идея была действительно неплохая. Пожалуй, только так можно было передвигаться по тщательно охраняемым дорогам.
– Выезжаем на рассвете, – сказала Гюле. – Ночью по шоссе Багдад – Киркук ездить запрещено.
Малко невольно глотал солоноватую воду, и ему казалось, что легкие вот-вот разорвутся на куски. Сжав зубами трубку, он пытался внушить себе, что эта проверка продлится не дольше предыдущих..
Он лежал под черной ледяной водой, используя в качестве груза большой камень. Рядом затаились остальные курды, Рубин и Гюле. «Осьминог» действовал довольно исправно, но чтобы не захлебнуться, следовало обладать железной выдержкой. Первая же проверка чуть не окончилась катастрофой. Измученный тюрьмой Рубин не смог дышать под водой, поперхнулся и вынырнул на поверхность. К счастью, в этот момент никому из солдат не пришло в голову приподнять полог тента. Случись такое, курды даже не смогли бы оказать сопротивление: все оружие, завернутое в целлофан, лежало на дне «бассейна».
Вскоре после этого они остановились в безлюдном месте, и Гюле терпеливо продемонстрировала Виктору Рубину, как пользоваться этим современным кальяном. Дальше дело пошло лучше. Сейчас они уже были на седьмом контрольном пункте. Правда, американец по-прежнему плохо понимал, что с ним происходит.
В их водяную могилу не проникало ни звука, и секунды казались бесконечными. Малко боялся пошевелить даже мизинцем, чтобы не взволновать поверхность воды. Сейчас охранников могла всполошить любая мелочь. Водитель говорил, что ни разу еще не видел таких интенсивных проверок. На каждой остановке солдаты заглядывали под грузовик, приподнимали сиденья кабины, придирчиво изучали документы шофера. К счастью, документы были в полном порядке.
Только вода не интересовала проверяющих. Лишь однажды кто-то из них вознамерился осмотреть кузов, да и то с единственной тайной мыслью – найти забытую рыбину и оставить ее себе. Водитель отделался от него с помощью бумажки в 250 филсов.
... Грузовик поехал дальше, оставив позади контрольный пункт. Для ныряльщиков это был самый трудный момент: от тряски и толчков трубка норовила выскочить изо рта, а за скользкие стенки «бассейна» уцепиться не удавалось.
Малко досчитал до ста и развязал веревку, соединявшую его с камнем. Его подняло на поверхность, и он встал на дно кузова. Вода доходила ему до плеч. Малко осторожно приподнял край тента: дорога была безлюдна.
Один за другим вынырнули остальные. Виктор Рубин закашлялся, и его вырвало мутной водой. Похудевший за время заключения на семнадцать килограммов, он терял последние остатки сил. Каждый раз, когда он говорил о своей жене, погибшей в застенках, его душили рыдания. «Скорее бы иранская граница, – думал Малко. – Он совсем сдал».
Тем временем началась вторая пытка – холодом и сыростью. Малко трясло, как в лихорадке. Пытаться сушить одежду было бесполезно – водитель приказывал погружаться едва ли не каждые пять минут.
Курды сидели на корточках, не говоря ни слова. Мокрая форма липла к телу, а встречный ветер, проникавший сквозь отверстия в тенте, пронизывал до костей.
Мерзнуть в мокрой одежде и не иметь никакой надежды обсушиться до наступления ночи – это было невыносимо! Малко хотелось кричать – до того ему было холодно. Чтобы хоть как-то согреться, он решил закурить, но посиневшие губы даже не почувствовали тепла сигареты. Ему казалось, что он уже мертв.
Гюле тоже молчала. Мокрая форма плотно облегала ее бедра и гордо поднятую грудь. Малко перехватил плотоядный взгляд одного из курдов и подумал, что поистине нужно принадлежать к особенной расе, чтобы в подобный момент испытывать вожделение.
Он стиснул челюсти, чтобы не стучать зубами. Ему дико хотелось сорвать с себя мокрую липкую ткань.
– Далеко еще? – спросил он Гюле.
Партизанка пожала плечами.
– Это зависит от проверок. До Сулеймание еще около ста километров. Потом пойдем в горы пешком или поедем на мулах.
Малко был согласен на любое средство передвижения – только бы не в воде! Но ответить он не успел: водитель дважды стукнул в металлическую перегородку. Это был сигнал опасности. «Пеш-мерга» нырнули первыми, Малко – последним, после того, как убедился, что Виктор Рубин погрузился без проблем.
Опустившись на дно бассейна, все стали ждать.
Грузовик замедлил ход и остановился. Прежде чем он поехал дальше, Малко успел досчитать до трехсот. Одной рукой он зажимал себе нос. Вот уже машина стала медленно набирать скорость. Малко, приготовившись к подъему, уперся локтем в дно кузова, как вдруг услышал три удара в перегородку. Это означало, что опасность еще не миновала.
Малко поспешно повернулся в сторону Виктора Рубина. Тот уже отвязывал груз. Малко вцепился в него, давая понять, чтобы он не двигался. Американец начал отбиваться: ему не терпелось подняться на поверхность. Вода была такой грязной, что Малко мог видеть его лишь с расстояния в несколько сантиметров. В конце концов он прижал правую руку Рубина ко дну и стал удерживать трубку у него во рту своей рукой, одновременно мучительно думая, что бы такое могло произойти на шоссе.
На этот раз пытка длилась около десяти минут. У Малко создалось впечатление, что этот участок грузовик преодолел с наибольшей скоростью. Их швыряло от одного борта к другому; один раз трубка почти выскочила у него изо рта.
Вдруг машина затормозила и остановилась. Все замерли, за исключением Виктора Рубина, который по-прежнему силился вырваться из рук Малко. Грузовик снова тронулся с места. Спустя несколько секунд водитель с силой стукнул в перегородку один раз: опасность позади. Все вынырнули одновременно. Виктор Рубин в очередной раз был на грани обморока. Он с большим трудом взобрался на полку и лег на спину.
– Бросьте меня, – пробормотал Рубин, потянув Малко за рукав. – Я больше не могу. У меня уже нет никаких сил, а в следующий раз я наверняка утону. Пожалуйста, высадите меня, не то поймают вас всех...
Никто по-прежнему не понимал, что же произошло. Гюле поползла вперед и постучала водителю; через минуту она вернулась, вся бледная, и объяснила Малко:
– Трое солдат вышли в увольнение и попросили их подвезти. В кабине было только одно свободное место, и двое из них сели на полки, прямо над нами. Поэтому он и ехал так быстро.
Она засмеялась. Малко поежился: человеческая жизнь не представляла для курдов ровно никакой ценности. Состязание в храбрости отодвигало ее на второй план.
Желая взбодрить Виктора Рубина, Малко плеснул ему в стаканчик «арака». Одну часть этого ливанского напитка обычно разбавляют шестью ли семью частями воды, а в чистом виде он способен воскресить мертвого... И действительно, американец сразу распрямился, щеки порозовели, но вскоре его снова вырвало.
– Ехать осталось недолго, – сказала Гюле. – Не больше часа. Думаю, проверки уже позади. Теперь мы почти дома.
Действительно, сейчас грузовик катил по совершенно безлюдной местности. Один раз с юга на север пролетели два «МИГа»: в окрестностях Равандуза шли бои. В другой раз им повстречались две сожженные деревни, там уже успели побывать иракские войска.
Малко трясся всем телом и лязгал зубами. Становилось темно; дорога пошла в гору. Ему казалось, что он уже завернут в погребальный саван. Курды, напротив, оживленно тараторили и смеялись.
Внезапно на изгибе дороги появилось несколько человеческих фигур. Водитель резко затормозил. Малко уже собрался было нырять в ледяную воду, когда Гюле жестом остановила его. На ее лице заиграла широкая улыбка. Вскоре полог тента приподнялся, и на борт взобрался человек в защитной форме и красно-розовом тюрбане – отличительном знаке воинов Моллы Барзани. На его лице было бесстрастное и слегка высокомерное выражение. На груди крест-накрест висели пулеметные ленты, в руке был длинноствольный маузер. Но самое незабываемое впечатление производил его пояс, за которым торчали длинный кинжал, деревянный мундштук, пистолет люгер, полдюжины магазинов и две гранаты.....
– Это мой брат! – воскликнула Гюле. – Мы спасены!
Как только все покинули грузовик и забрали из кузова оружие, водитель отправился в обратный путь. Разан, брат Гюле, заключил ее в крепкие объятия. Группу обступили остальные курды.
У дерева стояло на привязи несколько осликов; на них навьючили оружие.
Спустившись с грузовика, Виктор Рубин тут же упал на землю. По приказу Гюле два курда раздели его, растерли и натянули на него сухую одежду. Малко проделал то же самое.
... Они сидели в небольшой хижине, расположенной в сотне метров от дороги и скрытой холмом от посторонних глаз.
Перед ними возвышались заснеженные вершины гор, отделяющих Ирак от Ирана.
– Будем идти всю ночь, – предупредила Гюле. – Твой друг поедет на муле: это сбережет его силы. Здесь еще возможны иракские рейды, но если мы будем предельно осторожны, то через два дня доберемся до иранской границы.
Малко захотелось ее расцеловать. Полученное им безумное задание было выполнено благодаря ей и ее людям, которые способны без колебаний пожертвовать жизнью.
Через час, поужинав лепешками и мясом, они отправились в дорогу. Под ногами у них была невероятно узкая тропинка, проходившая по крутому склону горы. Гюле посоветовала Малко держаться за мула, чтобы не сорваться в пропасть.
Виктор Рубин спал, сидя на спине животного и уронив голову на грудь.
Гюле шла позади Малко. Вокруг не было ни огонька, однако повсюду чувствовалось незримое присутствие горцев.
Утомительный и опасный переход совершался в полной тишине. Лишь изредка раздавался шорох падающих с горы камней.
Падающая звезда прочертила в небе светлую полосу. За спиной Малко послышался негромкий голос Гюле:
– Чья-то душа расстается с телом...
Курды верят, что каждый человек имеет свою звезду, освещающую его жизненный путь и падающую в минуты смерти человека.
Наконец, когда небо начало розоветь, они добрались до поселка, состоящего из нескольких домиков с плоскими крышами. Из темноты мгновенно появился человек в форме, направивший на них чешский автомат. Через пять минут они сидели в палатке, куда им принесли поднос с вареным рисом, зеленым луком, яйцами и сыром.
Малко заставил Виктора Рубина немного поесть, и тот снова заснул. Чтобы согреться, Малко выпил огромное количество горячего чая.
– Мы недалеко от Галаля – нашей основной базы, – сказала Гюле. – Из-за бомбардировок здесь ведут только ночную жизнь. Ложись спать. – И она отвела его в другую палатку, поменьше, где они оба, не раздеваясь, через минуту заснули.
* * *
Отбитый у иракцев «лендровер» катил по пустынной дороге с включенными фарами. Так далеко самолеты уже не заходили. Это был последний этап их путешествия. Еще час – и Малко с Рубиным окажутся в Иране. Гюле сидела за рулем. На задней скамье расположился один из курдов, зажав между коленями карабин «маузер» и равнодушно глядя перед собой.В Галале Малко оказали восторженный прием – частично из-за оружия, полученного в результате его стараний, частично из-за тюремной эпопеи. Его познакомили с отцом Джемаля, и старик крепко обнял его, словно Малко был совершенно непричастен к смерти его сына...
Гюле, казалось, совсем перестала обращать внимание на Малко. Виктор Рубин, похоже, вновь обрел радость жизни. Он говорил не умолкая, шутил с курдами, позировал фотографу, стоя среди вооруженных до зубов партизан... Гюле и Малко спали в эту ночь в одной палатке, но Гюле демонстративно повернулась к нему спиной, не выпуская из рук приклад «армалита».
«Лендровер» доехал до перевала. Гюле притормозила и свернула на обочину. Старая дорога называлась Гамильтон-роуд – в честь проложившего ее английского инженера – и соединяла Ирак с Ираном.
– Нам придется подождать здесь около часа, – объявила она. – Иранцев еще нет.
Она вышла из джипа. Малко пошел за ней вслед. Виктор Рубин спал, положив голову на плечо курда.
Малко поежился от холодного ветра. Они находились на высоте двух тысяч метров над уровнем моря. Перед ними лежал Иран.
Гюле села на большой камень. Малко приблизился к ней.
– Как мне отблагодарить вас, курдов? – с чувством произнес он.
Она подняла глаза:
– Останься.
– Но...
Гюле схватила его за полы куртки и притянула к себе. От ее равнодушия не осталось и следа.
– Останься, – горячо повторила она. – Здесь ты будешь настоящим принцем. Мой народ изберет тебя вождем. Ты смелый и ловкий, а это им и нужно. Мы будем любить друг друга и сражаться с арабами, пока не упадут наши звезды...
Малко молчал. У него сжалось сердце. Гюле, дрожа, ждала его ответа.
– Я не могу остаться, – медленно произнес он. – Мне суждено жить не здесь. Но я всегда буду вспоминать Курдистан и тебя, Гюле. Ты спасла мою жизнь!
Она в бешенстве оттолкнула его и порывисто встала.
– Да, спасла, – проворчала она. – И теперь твоя жизнь принадлежит мне. Если ты не останешься, я тебя убью.
Малко показалось, что она решила немедленно привести свою угрозу в исполнение: ствол «армалита» смотрел прямо на него. Гюле держала палец на спусковом крючке. Он замер. Партизанка медленно опустила винтовку и мрачно промолвила:
– Ты пока еще в Курдистане. Я отдам тебя на суд Аллаха: когда будешь пересекать границу, ты умрешь, если с неба упадет звезда.
Она молча удалилась. Малко посмотрел на восток, где уже занималась заря. Он чувствовал, что ввязался в нелепую жестокую игру. Гюле уже ничто не могло разубедить. Он всецело находился в ее власти. Малко пожалел о том, что не держал ее в объятиях прошлой ночью. Цельная, здоровая женщина, она оставила в нем более яркие воспоминания, чем женщины, которых он знал прежде.
Гюле села за руль и завела мотор. Малко устроился рядом с ней, и они двинулись дальше. Машина медленно взбиралась на перевал Шинук. На самом верху стояла будка давно заброшенного иракского контрольного пункта. До иранской границы оставался какой-нибудь километр. Услыхав шум мотора, несколько курдов вышли из домика и приветственно подняли ружья.
– Здесь кончается Курдистан, – сказала Гюле.
Это прозвучало как скрытая угроза. Здесь и могла закончиться жизнь Малко.
«Лендровер» стал спускаться вниз. Вскоре фары осветили шлагбаум. Вот она, граница... Гюле остановила машину в десятке метров от нее. По другую сторону стоял джип с зажженными габаритными огнями. ЦРУ уже предупредило иранскую службу безопасности о прибытии долгожданных гостей.
Разбудив Рубина, Малко вышел первым. «Пеш-мерга» сидел неподвижно. Его ничто не интересовало. Гюле тоже вышла, прихватив с собой винтовку. Виктор Рубин протянул ей руку, и она пожала ее с застывшей улыбкой, словно не слышала благодарных слов американца.
Она смотрела в небо.
Малко подошел к ней:
– До свиданья, Гюле.
Он не знал, что еще добавить. Секунду глаза женщины смотрели на него. В них была затаенная грусть.
– До свиданья, – ответила она.
Наступило тягостное молчание. Малко повернулся и направился к границе. Он шел медленно, стараясь не находиться на одной линии с Виктором Рубиным. У шлагбаума их ожидали два офицера иранской госбезопасности.
Малко невольно поглядывал на небо, начинающее светлеть. Звезды были еще отчетливо видны. Каждый шаг был на счету. Он не оборачивался и поэтому не знал, стоит ли сзади Гюле. Мотор «лендровера» молчал.
Малко был уже в метре от шлагбаума, когда над горами появился яркий огненный след. Он стоял перед глазами Малко еще секунду после того, как звезда погасла.
Мышцы его спины судорожно напряглись, и Малко остановился. Конечно, он мог бы броситься на землю, но на таком расстоянии от выстрела все равно было не уйти.
Виктор Рубин уже пересек заветную черту. Обернувшись, он воскликнул:
– Ну что же вы? Идемте!
Малко ждал. И вдруг он вспомнил слова, однажды сказанные ему Джемалем: «Курд никогда не выстрелит в спину».
Он на мгновение увидел себя стоящим у эшафота... И медленно обернулся. Гюле не двигалась. Держа винтовку у бедра, она застыла, похожая на скульптурное изображение прославленного воина-героя. Малко был слишком далеко, чтобы видеть выражение ее лица. Он поднял руку и помахал ей в знак прощания.
– Чего вы ждете? – нетерпеливо спросил за спиной Виктор Рубин.
– Иду, – ответил Малко и, нагнувшись, миновал шлагбаум.
Гюле не двинулась с места до тех пор, пока иранский джип не скрылся из виду, а затем медленно побрела к своей машине. Ее спутник не осмелился спросить, отчего женщина плачет.