де Вилье Жерар. Безумие на Бали

   – Скоро вы присоединитесь к своей подруге Винтии. Она там, – сказала Кали, указывая на стоявшую поодаль цистерну с водой. В глубине души Малко испытал невольное облегчение, узнав, что Винтия их не предала, хотя для них это уже ничего не меняло...
   Суд продлился не больше трех минут. Кали и два ее помощника негромко посовещались. На столе перед ними не было даже листа бумага. Впрочем, помощники почти наверняка не умели писать. Наконец Кали громко объявила:
   – Именем закона вы признаны виновными и понесете надлежащее наказание!
   Она не потрудилась уточнить, в чем заключалась их вина и какое именно наказание считалось “надлежащим”. Однако, судя по местным нравам, последнее не обещало быть особенно приятным...
   Саманта хладнокровно уселась на траву, словно ей только что объявили о том, что ее поезд отправляется с опозданием. В голове Малко кружился целый рой беспорядочных мыслей. Его приговаривали к смерти уже дважды: в Бурунди и в Багдаде. Но оба раза он знал, что его пытаются спасти. Теперь же он был в полной власти свирепой Кали.
   Охранники увели их в сторону. Малко решил, что казнь состоится прямо сейчас, и сказал Саманте:
   – Надеюсь, все закончится быстро.
   Немка безучастно пожала плечами:
   – Так или иначе – встречи с судьбой не избежишь.
   Однако вместо того чтобы толкнуть Малко и Саманту к каменной лестнице, охранники отвели их к краю поляны: видимо, самый лакомый кусок Кали решила оставить на закуску.
   Малко понемногу погрузился в какое-то безысходное оцепенение. Крики приговоренных и распоряжения судей доходили до него словно сквозь туман. Он почти не отдавал себе отчета в том, что рядом с ним умирают люди. А грузовики привозили все новых и новых пленных...

* * *

   Кали выпила уже с пол-литра арака. У нее изрядно кружилась голова, но ей казалось, что виной этому лишь радость победы. Еще несколько часов – и она станет полновластной хозяйкой острова Бали, получит право распоряжаться жизнью и смертью его жителей!
   Отчасти из-за этого она и отложила казнь Малко и Саманты на вечер. Рядом с ними теперь стоял офицер национальной гвардии, пойманный в джунглях, и торговец, у которого обнаружили в сарае припрятанные мешки риса. Обоих сильно избили; лицо офицера было залито кровью. Кали с досадой прищелкнула языком: у нее начал шелушиться лак на ногтях. Она тут же отправила одного из охранников к “мерседесу” за своей сумочкой, где лежал лак и растворитель, и начала наводить красоту, не обращая внимания на стоны умирающих.
   Главного палача звали Хасан. Это был гигант с резкими чертами лица и толстыми губами, первым из жителей Бангли вступивший в ИКП. Обычно он отрубал жертве голову одним ударом, но сейчас был уже изрядно утомлен, и лезвие иногда застревало в шейных позвонках. Двое таминов подвели к нему очередного приговоренного. Его поставили на колени на ступенях каменной лестницы, но в последний момент он воскликнул:
   – Да здравствует национальная партия!
   Взбешенный палач успел нанести второй удар парангом, прежде чем обезглавленное тело коснулось земли.
   Понемногу и палачей, и зрителей охватило нечто вроде массовой истерии. Деревенские женщины подходили все ближе и поощряли Хасана возбужденными криками. Одна из них, осмелев, вручила Кали бутылку арака.
   Несколько бойцов принесли откуда-то музыкальные инструменты. Усевшись на землю они стали хором читать молитвы. Казнь превратилась в ритуальное жертвоприношение.
   У Кали все сильнее кружилась голова. Она была так возбуждена, что ей казалось, будто ее тело пронзают миллионы иголок.
   Палач скрестил руки на груди: пока что ему некого было убивать. В живых остались только четыре “почетных” пленника.
   Партийный секретарь из Бангли уважительно спросил у Кали, можно ли приступать к казни.
   – Начинайте с офицера и торговца, – приказала Кали.
   Началась главная часть церемонии. Какая-то старуха на вытянутых руках принесла черного кота. В то время как ее односельчанки напевали примитивную ритмичную мелодию, старуха вынула из-под саронга нож и неожиданно кастрировала кота...
   Животное издало такой пронзительный вопль, что Малко и Саманте захотелось закричать самим, чтобы не слышать эти дикие вопли. Индонезийцами медленно, но верно овладевало безумие.
   Одна из женщин бросилась к искалеченному коту и одним ударом паранга разрубила его надвое. Тут же подбежали остальные, и через несколько секунд от кота осталась лишь окровавленная шкура. Женщины швыряли куски кошачьего мяса в четверых приговоренных. Один кусок попал в Саманту, и она в ужасе вскрикнула.
   Музыканты заиграли громче. Женщины, танцуя, образовали кольцо вокруг лежащих на земле пленников.
   По телу Кали распространялось приятное тепло. Арак и возбуждающее зрелище превратили ее в другого человека. Она испытывала непреодолимое желание присоединиться к женщинам, исполняющим дьявольский танец вокруг четырех связанных людей... Словно угадав ее мысли, главная танцовщица вышла из круга и взяла ее за руку.
   Хасан, сидевший на корточках рядом с музыкантами, пил прямо из бутылки. Его маленькие глаза непрерывно следили за движениями женщин. Когда и Кали начала извиваться на месте, ему стало не по себе, и он отвел глаза.
   Внезапно одна из женщин опустилась на колени перед мнимым спекулянтом. Из-под саронга появился небольшой, но отлично отточенный нож. С демоническим смехом индонезийка наклонилась над животом мужчины и разрезала ножом верх его брюк. Затем точным и сильным движением она оскопила его, как кота... Торговец, корчась на земле, испустил дикий крик. Его стоны то нарастали, то стихали... Женщина выпрямилась, торжествующе потрясая своим отвратительным окровавленным трофеем. Вопли подруг довели ее до полного исступления. Она разорвала на себе блузку и прижала трофей к обнаженной груди...
   Саманта подползла к Малко. От ужаса у нее стучали зубы. Она негромко застонала:
   – Боже мой! Боже мой!
   Стараясь не поддаваться панике, Малко крепко стиснул зубы.
   Женщины уже добили торговца, пустив в ход паранги, ножи и ногти. Они буквально разодрали его на куски. Крики несчастного стихли. Он превратился в холмик зловонного мяса.
   Адский хоровод снова начал кружение.
   Кали прошла мимо Малко и Саманты. Она неузнаваемо изменилась: глаза закатились, губы вздернулись в нервной гримасе, крепкая обнаженная грудь покачивалась в такт движениям. Ее безумные глаза не видели Малко, но он знал, чем это все закончится. Принц лишь надеялся, что сможет умереть достойно...
   Однако Малко получил отсрочку. Женщины принесли еще одного черного кота. На этот раз животное бросили прямо на офицера, и паранги, замелькав в воздухе, одновременно разрубили и животное, и человека.
   Танец постепенно превратился в настоящий средневековый шабаш. Женщины, раздевшись по пояс, до крови раздирали свое тело. Кали уже забыла о своем высоком положении. Волнующий жар охватил низ ее живота. Никогда прежде она не испытывала подобного ощущения. Чувствуя на себе жадные взгляды бойцов, Кали бросала им вызов, вращая бедрами, обтянутыми потным саронгом.
   Хасан, шатаясь, поднялся, оставив на земле пустую бутылку из-под арака. Охваченный животной страстью, он приблизился к Кали, схватил ее за запястье и молча потянул к хижине на краю поляны. Рядом с его огромной фигурой она выглядела совсем миниатюрной.
   Остальные женщины, пораженные смелостью Хасана, перестали танцевать. Они были не на столько пьяны, чтобы забыть о различиях между собой и Кали: она ведь богата и могущественна! Женщины были уверены, что Кали придет в бешенство от выходки Хасана и прикажет немедленно расправиться с наглецом. Кое-кто из музыкантов опустил инструмент.
   Но обезумевшая Кали отнюдь не возражала. Хасан схватил ее за талию и понес у бедра, словно мешок с рисом. Они исчезли в хижине...
   Среди женщин наступило минутное замешательство. Затем они стали медленно приближаться к хижине, забыв о двух последних пленниках. Все хотели увидеть то, чего никогда не могли себе вообразить – даже в самый разгар церемонии “амок”.
   Хасан, пошатываясь, стоял посреди хижины. Он уже сорвал с Кали саронг и отбросил его в угол. Своей огромной рукой он прижал обнаженную женщину к себе. Она так жаждала отдаться, что даже не чувствовала его резкого запаха. Оба не произнесли ни слова.
   Кали, ломая ногти, лихорадочно пыталась расстегнуть его одежду. Хасан грубо мял ее грудь. Она стонала от боли и одновременно от удовольствия.
   Внезапно Хасан отклонился назад, потерял равновесие и свалился на земляной пол, увлекая за собой Кали. Она сильно ударилась головой о землю, в глазах у нее вспыхнул ослепительный свет, и она осталась лежать без чувств поперек тела Хасана. Обезумев от страсти, подогретой алкоголем, тот лишь мычал и тискал ее тело обеими руками.
   Женщины теснились у приоткрытой двери, созерцая эту дикую сцену. Они были явно разочарованы. Внезапно одна из них, более пьяная, чем остальные, вошла в хижину и опустилась на корточки рядом с Хасаном. Она оттолкнула неподвижное тело Кали и начала раздевать палача. Словно по сигналу, остальные женщины толпой устремились вовнутрь, со смехом стащили с палача его лохмотья и через несколько мгновений раздели его догола.
   Восхищенные женщины завопили, увидев его мужскую силу. Та, что вошла первой, начала грубо, но умело ласкать его. Хасан открыл глаза, пытаясь подняться, но не смог: у него слишком кружилась голова. Однако его тело явно реагировало на ласки. Обезумевшие женщины завопили от восторга.
   Наиболее инициативная отдала отрывистый приказ остальным женщинам. Они бросились к Кали, приподняли ее за руки и за ноги, поддерживая ее бедра над телом Хасана. Кали застонала, пытаясь освободиться, но женщины с дьявольской точностью опустили ее на мужчину.
   Почувствовав жестокую боль, Кали открыла глаза. Она была так возбуждена, что удовольствие мгновенно охватило ее. Женщины уже отпустили Кали. Чтобы сохранить равновесие, она обеими руками вцепилась в Хасана, до крови раздирая его бока. Тот застонал от боли. Он был совершенно пьян и не отдавал себе отчета в том, что занимается любовью с женой президента.
   Кали широко открыла рот и исступленно закричала. У нее возникло такое ощущение, будто ее разрывают пополам, но одновременно ей хотелось, чтобы это состояние длилось вечно.
   В конце концов, задыхающаяся и обессиленная, она свалилась набок. Женщины попятились к двери, у которой уже столпились пьяные бойцы. Поляна опустела, музыканты давно перестали играть. Все взгляды были устремлены на хижину. Никто не обращал внимания на Малко и Саманту, лежащих рядом с двумя трупами.
   Молодой охранник, стоявший у порога хижины и пожиравший глазами обнаженное тело Кали, проскользнул вовнутрь. Хасан храпел. Охранник склонился над Кали и грубо овладел ею, совершая яростные, беспорядочные движения. Когда он поднялся, его место молча занял второй, второго сразу же сменил третий...
   Придя в сознание, Кали обнаружила, что хижина пуста, если не считать спящего рядом Хасана. У женщины еще кружилась голова. Она с трудом встала и завернулась в разорванный саронг. Кали очень смутно помнила то, что с ней произошло. Об этом напоминала только боль во всем теле. Но одновременно с болью Кали чувствовала неизъяснимое блаженство.
   Кое-как прикрыв грудь, она вышла из хижины. Снаружи ничего не изменилось. Пленники по-прежнему лежали на земле, музыканты снова играли, бойцы ждали дальнейших указаний...

Глава 16

   Малко почувствовал, как чьи-то руки хватают его за одежду и поднимают на ноги. Окончательно очнувшись, он подумал: “Теперь наверняка все”.
   Ноги у него не были связаны, и он попытался отбиваться, но четверо бойцов протащили его через всю поляну к “жертвенной” лестнице.
   Кали появилась вновь – с блестящими глазами и вдохновенным выражением лица. Она что-то крикнула охранникам, и они подтолкнули к лестнице и Саманту. Ей предстояло умереть первой.
   Саманту поставили на колени на серые каменные ступени. У Малко замерло сердце: через несколько минут она превратится в кусок мертвого мяса, который бросят в грязную воду пруда, к другим казненным.
   Малко мысленно проклял и ЦРУ, и индонезийцев, и Кади, и безумца-президента, задумавшего эту так называемую революцию. Однако было уже поздно: Кали выхватила тяжелый паранг из рук человека, который пришел на смену Хасану, схватила немку за волосы и отклонила ее голову назад. Серые глаза Саманты были устремлены вдаль, на огромное старое дерево, возвышавшееся за развалинами храма.
   Кали наклонилась к уху немки и объявила, что прежде чем обезглавить ее, она распорет ей живот и сунет туда живого кота, чтобы Саманта почувствовала, как кошачьи когти вырывают из нее жизнь.
   Малко отчаянно подыскивал способ спасти Саманту и самому избежать смерти. У него оставались считанные секунды. Его феноменальная память работала как электронная машина, воспроизводя одно за другим все события, которыми было отмечено его пребывание в Индонезии. Механизм этой машины был парализован страхом, и все же где-то в темных уголках подсознания скрывалась уверенность: спастись можно.
   Но как?
   Память Малко нашла нужное звено в тот момент, когда паранг был уже занесен над Самантой. Он вспомнил свой разговор со стюардессой индонезийской авиакомпании.
   – Кали! – крикнул он. – Вас обманули! Президенту вы больше не нужны, он уже нашел вам замену!
   Жена президента на мгновение замерла с поднятым парангом, затем медленно опустила руку и со свирепым видом приблизилась к Малко. Он испугался, как бы она не убила его прямо сейчас за то, что он выставил ее перед всеми в качестве обманутой жены. Однако другого выхода он не видел.
   – Что вы сказали? – ледяным голосом произнесла она. Малко пристально смотрел на нее, словно пытаясь загипнотизировать.
   – Я сказал, что у вас появилась соперница, что вы недолго останетесь первой дамой страны...
   Он слово в слово повторил ей то, что говорила стюардесса. На лицо Кали было страшно смотреть. Оно выражало дикую ненависть. Малко тотчас же понял, что попал в цель. Но к чему это приведет?
   Кали топнула ногой.
   – Это ложь! Я вас убью...
   Однако Кали не двинулась с места. Малко не мог знать, что ей действительно было известно о существовании соперницы – женщины по имени Дува. Несколько месяцев назад Кали устроила президенту отвратительную сцену, запрещая видеться с новой фавориткой. Он поклялся всем, что ему дорого, в верности Кали, но его клятва стоила немногого...
   Рассказ Малко мог означать, что президент не сдержал своего обещания. Дува была самоуверенна, тщеславна, не менее красива, чем Кали, и никогда не скрывала своего намерения занять ее место. Значит Малко сказал правду?
   Кали пронзило ужасное подозрение: она вспомнила, как президент торопился отправить ее на Бали. Между тем он был ревнив, как тигр, и при обычных обстоятельствах ни за что не отпустил бы ее от себя. Что если все это действительно правда?
   Ее собственное могущество зависело только от президента. Она знала, что в стране множество претенденток на ее место, питающих к ней неприкрытую злобу и зависть. В одиночку ей долго не протянуть: она никогда не жалела своих соперниц и совершила непростительную ошибку, не уничтожив их всех до единой.
   Кали будто случайно перевела взгляд на Малко, о котором почти забыла, и к ней снова вернулось прежнее хладнокровие. В ее мозгу с удивительной быстротой созрел новый план.
   Если дела и вправду обстоят так худо, то Малко может ей пригодиться. Если же он все это выдумал, она всегда успеет отомстить ему.
   Кали выкрикнула короткий приказ, и охранники увели Малко от развалин храма. Он крикнул:
   – Саманту тоже!
   Кали пожала плечами. В эту минуту ей не было никакого дела до немки.
   Саманту, дрожащую нервной дрожью, толкнули к австрийцу.
   – Что это значит? – спросила она. – Они собираются нас пытать?
   – Нет, – проговорил он. – Я кое-что вспомнил. Это по крайней мере поможет нам выиграть время. А может быть, и жизнь.
   Кали куда-то исчезла. Слегка разочарованные охранники стали расходиться. Праздник закончился. Хасан по-прежнему спал в хижине.

* * *

   Кали задыхалась от бешенства и ненависти. Она приказала принести себе чаю в деревянный дом, служивший штабом отрядов ИКП, но так и не притронулась к чашке. Ей пришлось объяснить партийным руководителям, что казнь европейцев – в назидание горожанам – состоится в Денпасаре.
   Кали напрасно старалась убедить себя в том, что рассказ Малко – это всего-навсего пустяковая сплетня. В ее душу закрадывался панический страх.
   Она всячески поощряла доносчиков, вертевшихся в окружении президента. Но за последнее время они не сообщили ей ничего подозрительного. Может быть, потому, что она стала для них пустым местом и они ее уже не боятся? Кали чувствовала, что сходит с ума. Ей нужно было узнать все наверняка, но она крепко застряла на Бали. Чем больше она размышляла, тем прочнее в ней укоренялась возникшая идея. Идея, которая представлялась ей заведомо неудачной, но единственной, способной вернуть ей спокойствие и авторитет. Ее замысел был небезопасен: президент ненавидел сцены ревности.
   Кали испытывала почти физическую боль. Подобное коварство было как раз в духе президента: отправить ее выполнять грязную работу и обзавестись за это время новой женщиной, еще не успевшей испачкать руки в крови.
   Единственным способом проверить это было позвонить президенту и объявить о своем возвращении. Главное – не упоминать о Дуве. С ней она разберется в Джакарте.
   Однако позвонить в столицу можно было только на следующий день – от губернатора.
   Секретарь партийной организации Бангли пригласил Кали пообедать традиционным нази-горенгом. Она попыталась успокоиться. Когда недоразумение уладится, она сама возьмет в руки паранг и разрубит Малко и Саманту на части, чтобы отомстить за пережитый страх. А пока что ей предстояла бессонная ночь...

* * *

   Малко и Саманта сидели в полной темноте. Кормить их, похоже, никто не собирался. Зачем тратить рис на живых мертвецов? На улице, перед дверью хижины, один охранник горько жаловался другому по поводу того, что он якобы, по мнению начальства, плохо справляется со своими обязанностями дорожного рабочего.
   – Это несправедливо, – горячился он. – Партия должна бы выдавать мне двойную норму риса за службу в отряде, а не упрекать...
   – Действительно, несправедливо, – поддакивал второй часовой.
   Время в хижине тянулось мучительно долго. Поселок Бангли постепенно засыпал, насытившись кровью врагов революции. В нем не осталось ни одного члена национальной партии и ни одного китайца. Палачи не пощадили ни женщин, ни детей. Сейчас трупы уже убрали, и развалины храма можно было смело показывать зарубежным туристам...
   Малко лежал рядом с Самантой. Ее переполнял страх, но серые глаза смотрели по-прежнему упрямо и твердо.
   Малко боялся вселять в нее надежду и не решался сказать, что у них появился шанс на спасение. Своим вмешательством он лишь выигрывал время, однако все могло обернуться еще более страшными мучениями.

* * *

   Сидя на мягком сиденье “мерседеса”, движущегося по изрытой ухабами дороге, Кали скрежетала зубами от бешенства. В ее сознании теснили друг друга ненависть и страх, но один из его уголков оставался ясным: она должна отомстить и снова выйти на первый план.
   В ее памяти отпечаталась каждая фраза телефонного разговора с мужем. А особенно – его паузы. Когда она сообщила, что возвращается в Джакарту, он долго молчал, затем сладким голоском выразил свою радость по поводу ее приезда и наконец с величайшей предосторожностью намекнул, что на Бали еще многое нужно завершить...
   Такие слова он обычно говорил, когда хотел усыпить бдительность какого-нибудь строптивого генерала. О, он вовсе не отговаривал ее приезжать! Напротив, он принялся расписывать пышный прием, который собирается ей устроить, упомянул, что уже выбрал ей подарок, достойный ее красоты: огромный изумруд, который займет почетное место в ее сейфе, в Богорском дворце.
   Все время, пока он говорил, перед глазами Кали стояло лицо Дувы... Внезапно Кали осенило: президент действительно намеревается сделать все это, но только для той, другой!
   Тогда она взорвалась. Телефонный аппарат раскалился от ее криков и ругательств. Она изрыгала в адрес мужа и своей соперницы самые непристойные проклятия. И чем больше она распалялась, тем упрямее он все отрицал и клялся в своей верности. Но теперь Кали уже не сомневалась в том, что он лжет: она успела хорошо изучить все оттенки его голоса. Ее бешенство усилилось в десятки раз. Выкрикнув последнее ругательство, она бросила трубку.
   Через несколько секунд Кали поняла, что подписала себе смертный приговор. Президент не простит ей нанесенных ему оскорблений и не оставит ее в живых. Тем более, что он влюблен в другую женщину. Кроме того, почти все деньги и украшения Кали, а также ее дипломатический паспорт остались в Богоре, во дворце.
   Она едва не разрыдалась от злости. Президент не замедлит перейти к решительным действиям. Между ними началось состязание в скорости. Что ж, она отплатит ему за предательство...

* * *

   Малко стоял перед Кали. С виду в поведении индонезийки не произошло никаких изменений. Она была все так же холодна и высокомерна. Однако сейчас Кали избегала смотреть в золотистые глаза Малко.
   Тем не менее она заговорила прежним резким тоном, чеканя каждое английское слово.
   – Я решила отложить казнь, – объявила она. – Вас перевезут в Денпасар для повторного слушания дела.
   Малко едва смог скрыть свою радость: повторное заседание было не более чем предлогом.
   – А как насчет Саманты?
   Кали приняла нарочито равнодушный вид.
   – Приговор, вынесенный госпоже Адлер, будет приведен в исполнение сегодня.
   – Тогда вместе с ней казните и меня.
   Если бы эти слова услышал Дэвид Уайз, то он, чего доброго, проглотил бы свою сигару. Агенты, находящиеся на задании, должны быть начисто лишены сентиментальности. Тем более по отношению к вероятному противнику... Это первый пункт шпионского кодекса. Однако в данном случае Малко следовал другому принципу, сформулированному задолго до появления ЦРУ: “Цель оправдывает средства”.
   – Ваше мнение меня не интересует, – отрезала Кали. – Я уже сделала все необходимые распоряжения относительно ее казни.
   Малко охватил внезапный страх. Кали была вполне способна замучить Саманту до смерти и показать ему еще не остывший труп.
   – Я знаю, что вы нуждаетесь во мне, – резко произнес он. – Иначе вы бы меня уже давно убили. Если вы казните эту женщину, я до конца своих дней буду вашим злейшим врагом.
   – Замолчите! – взвизгнула Кали. – Не то я прикажу немедленно вас расстрелять! Я ни в ком не нуждаюсь! Я жена президента!
   Однако Малко чувствовал, что она уже не так уверена в себе. Ее пальцы нервно барабанили по столу. После недолгой паузы Кали повернулась к одному из двух вооруженных автоматами таминов, которые ничего не поняли из их разговора, и что-то приказала ему. Охранник вышел. Кали нехотя произнесла:
   – Ее тоже перевезут в Денпасар.
   Пока что Саманта была спасена.
   – Чего вы хотите от меня? – спросил Малко.
   Кали помедлила с ответом – не из нерешительности, а из самолюбия. Ей предстояло признать свою слабость.
   – Вы действительно сотрудник ЦРУ, а не такой же авантюрист, как эта женщина?
   – Я действительно работаю на Центральное разведывательное управление, – подтвердил Малко.
   Помолчав, Кали продолжала:
   – Как бы отнеслось ваше начальство к возможности получить список всех офицеров индонезийской армии, состоящих в ИКП? Всех тех, кто немедленно примет участие в мятеже, когда президент даст зеленый свет?
   Малко подскочил от неожиданности. Это звучало так невероятно, что было похоже на ловушку. И все же он чувствовал, что Кали говорит правду.
   – Неужели вы решитесь на такое? Она пожала плечами.
   – Я спрашиваю, интересует это вас или нет?
   – Несомненно, – сказал Малко. – В той мере, в какой эти данные можно проверить. И что же вы хотите получить взамен?
   – Двести тысяч долларов, паспорт и возможность покинуть страну, – решительно произнесла Кали.
   Малко лихорадочно размышлял. Может быть, остановить заговор еще не поздно. ЦРУ поддерживало тесные связи с некоторыми индонезийскими офицерами – например, с генералом Унбунгом.
   – Думаю, эта сделка может состояться, – ответил он, – если вы, помимо всего прочего, гарантируете жизнь госпоже Адлер.
   – Когда я получу деньги? Малко позволил себе улыбнуться.
   – Даже если я найду эти двести тысяч, то не дам вам ни цента, пока мы не окажемся целыми и невредимыми за пределами страны...
   Кали побледнела от злости.
   – Вы мне все еще не доверяете?! “Мягко сказано”, – подумал Малко.
   – Извините, но у меня все еще сохранились кое-какие сомнения на ваш счет, – сказал он как можно вежливее.
   – Тогда умрите! – вскричала Кали. – Я обойдусь и без вас! Такую информацию с радостью купит кто-нибудь другой...
   Она выкрикнула новое распоряжение, и часовой ударами приклада выгнал Малко на улицу. Но австриец оставался спокойным. Кали не станет его расстреливать. Она нуждается в нем и уже вступила в игру, где на карту поставлена жизнь.