Они подъехали к спуску, ведущему к воротам. Дорога заканчивалась тупиком у отвесной скалы. По этой дороге ехали только те, кто направлялся к Кариму Лабаки. Малко заметил зеленые стены, окружавшие усадьбу. Характерный шум вертолета заставил его поднять голову. Ничего не было видно. «Мерседес» подъехал к высокой решетке резиденции Карима Лабаки.
По другую сторону, прямо напротив дома, Малко увидел зеленый польский вертолет с уже вращающимися роторами, окруженный вооруженными людьми.
Шофер остановился перед решеткой и громко просигналил, перекрывая гул вертолета. Палестинские часовые посмотрели на машину, потом в нерешительности стали совещаться. Проходили кажущиеся бесконечными секунды. Шум роторов оглушал их... Если палестинцы зададут хоть какой-нибудь вопрос, они пропали... Билл Ходжес незаметно положил заряженную винтовку на пол машины...
Шофер просигналил вторично. Требовательно. Малко увидел, что один из палестинцев жестом указал на своих товарищей. Малко внимательно осмотрел их: ни один не был похож на Набиля Муссауи.
Двое из них, с автоматами Калашникова на плече, подбежали к решетке и стали открывать ее под разгневанным взглядом шофера, всерьез относившегося к своей роли. Официальная табличка успокаивала их. Однако один из них подошел ближе, чтобы поговорить с шофером. Но он не успел этого сделать... Шофер уже нажал на акселератор и помчался к навесу, защищавшему вход в резиденцию.
Палестинец, не задавая вопросов, снова закрыл решетку. Гранатовая машина время от времени приезжала сюда, а затемненные стекла помешали ему рассмотреть тех, кто в ней сидел...
— Порядок, шеф? — весело спросил шофер, оборачиваясь назад.
— Отлично! — сказал Малко.
Спустившись немного ниже, они уже были вне поля зрения палестинцев. С громким завыванием вертолет начал набирать высоту, поднимая облако красноватой пыли. Палестинцы отвернулись, чтобы не задохнуться.
Малко, Билл Ходжес и Бамбе вышли из машины. Шофер сразу тронулся с места, развернувшись перед гаражом, чтобы выехать. Во дворе стояли в ряд дюжина «мерседесов» и большой грузовик. Малко подергал дверь. Заперта. Взломать ее невозможно, потому что она бронированная. Для этого потребовалась бы базука...
Он нажал кнопку звонка. Если они не войдут, придут палестинцы, начнутся вопросы, и тогда им несдобровать... Он ждал с бьющимся сердцем. Гудение вертолета затихало над морем. Шофер просигналил, чтобы ему открыли решетку. Один из палестинцев не торопясь приблизился, знаком показав ему опустить стекло, и наклонился, чтобы поговорить с ним. Малко находился слишком далеко, чтобы услышать, о чем они говорили, но момент был критический...
Дверь неслышно отворилась. В сумерках он заметил два черных глаза, плохо выбритое лицо, и чей-то голос спросил по-английски:
— Кто вы?
Элегантный ливанец с недоверчивым видом, в мексиканской рубашке, с завитыми волосами. Позади него Малко заметил роскошный холл из каррарского мрамора. Два больших стола с выгнутыми ножками из дорогого дерева в стиле Людовика XIV стояли перед двумя диванами, обитыми голубым шелком. Все это было явно творением того, кто обставлял всю резиденцию: Клода Даля.
— У меня встреча с Каримом Лабаки, — сказал Малко.
Ливанец смерил его взглядом.
— Странно! Я его личный секретарь и сегодня утром я никого не записывал на прием. Впрочем, господина Лабаки сейчас нет... Кто вас впустил?
Он сделал шаг вперед, пройдя мимо Малко, чтобы вызвать стражу.
И наткнулся прямо на ствол винтовки Билла Ходжеса, который уперся ему в ухо. Это вынудило его отступить в глубь дома. Он побледнел и внезапно онемел. Малко вошел, увлекая за собой Бамбе, и закрыл за собой дверь на огромный засов.
— Кто... что вы хоти...
Ливанец явно не ожидал такого грубого нападения.
— Повидать господина Лабаки. И поскорее.
Малко, в свою очередь, тоже вынул из сумки «кольт-45», не зная, сколько человек находится в доме. Ливанец посмотрел на их оружие, покачал головой и глухо сказал:
— Но вы с ума сошли! Что вам нужно? Здесь нечего красть...
Билл Ходжес ударил его наотмашь прикладом винтовки. Отлетев к позолоченному столику, ливанец с разбитой щекой сполз вдоль стены; по его подбородку стекала кровь. Билл поднял его и прислонил к стене, приставив дуло винтовки к горлу.
— Где он?
— В... в ванной комнате...
— Проводи нас.
— Сколько охранников в доме? — спросил Малко.
Ливанец, зажимая рану на щеке, сплюнул кровь и пробормотал:
— Ни одного, они все на улице. В доме только я и массажистка. И еще африканский персонал...
— Нам надо торопиться, — сказал Малко.
Секретарь, как автомат, провел их в коридор, стены которого были увешаны картинами. После третьего поворота они остановились перед закрытой белой дверью.
— Это здесь.
Малко повернул ручку, дверь открылась, и они увидели совершенно роскошную ванную комнату из голубого мрамора, всю в зеркалах. Одно из них отразило мужчину, сидевшего в позолоченной ванне в мыльной пене. Из ванны виднелись только его голова и левая рука. Сидевшая на табуретке молодая негритянка делала ему маникюр. Она была в прозрачной блузке, под которой угадывалось дивное тело...
Карим Лабаки замер. Малко увидел, что он перевел взгляд с винтовки на его лицо, глаза его почти совсем закрылись, лицо приняло жесткое выражение. Затем он выдвинул вперед челюсть и пролаял:
— Что вы, черт побери, здесь делаете?
Ничего не скажешь, он был хладнокровен... Билл Ходжес спокойно подошел к ванне и погрузил дуло своей винтовки в пену, примерно в том месте, где находился живот ливанца.
— Повежливей, или я оторву тебе яйца...
Африканка, вскрикнув, встала, и Малко осторожно оттеснил ее в угол комнаты, после чего подошел к Кариму Лабаки.
— Господин Лабаки, — сказал он, — я пришел по конкретному делу. Мне нужны два террориста, которых вы приютили.
— Убирайтесь вон! — взорвался ливанец. — Я не знаю, как вы сюда вошли, но если вы не уйдете, я знаю, как вы покинете этот дом. Мертвыми.
Лицо его было искажено яростью. Он наполовину вылез из ванны, демонстрируя мускулистое раскормленное тело с повисшей на пучках черной шерсти пеной. Его маленькие черные глазки перебегали с Малко на Билла Ходжеса с невыразимой ненавистью. По крайней мере, равной той, какую испытывал к нему ирландец. Тот наклонился вперед.
— Засранец, — сказал он, — затраханный араб. Это я тебя сейчас прикончу. Ты помнишь Ясиру? Теперь ее трахаю я. А Сэти? Малышку, которую ты приказал убить? Я сверну тебе голову.
Он брызгал слюной. Малко понял, что он уже себя не контролирует. И что может убить ливанца. Тот тоже осознал это и повернул голову к Малко:
— Ваш приятель спятил. Успокойте его. Я не понимаю, о чем он говорит.
Голос его стал похож на карканье. Он испугался. По-настоящему. Часто сталкиваясь с насилием, он умел распознавать его... Малко схватил ствол оружия и отвел его в сторону.
— Нам надо поговорить, господин Лабаки. Пойдемте в ваш кабинет.
Под ненавидящим взглядом Билла ливанец вылез из ванны и завернулся в белый купальный халат с вышитой золотыми нитками монограммой. Вторая дверь вела в его комнату, неслыханно роскошную. Белоснежное ворсистое покрытие создавало отличный фон для великолепной широченной кровати с пологом, обтянутой сиреневым шелком. На всем стояло клеймо: Клод Даль. В углу друг на друге стояли телевизоры «Акай» и видеомагнитофоны. Плюс еще радиопередатчик. Толстое покрытие, на котором были разбросаны коврики, заглушало звук шагов... Малко закрыл дверь на ключ. Все двери были из железного дерева, взломать их было невозможно.
Они прошли в великолепный кабинет. Повсюду деревянные панели и большое, от пола до потолка, окно с видом на холмы и бухту Фритауна. Медные лампы напоминали о Ливане, везде висели фотографии, на которых был снят Лабаки со всеми важными персонами Сьерра-Леоне. Еще одна фотография с Набилем Берри, шиитским лидером «Амаль».
— Смотрите! — закричал ирландец.
Он потрясал фотографией Хомейни, пожимавшего руку Кариму Лабаки, казавшемуся маленьким рядом с ним.
— Дрянь!
Он бросил фотографию на пол и стал топтать ее под звон разбитого стекла. Карим Лабаки не пошевелился. Зазвонил телефон, он снял трубку, послушал несколько секунд и снова положил ее. После чего он повернулся к Малко.
— Это мои охранники. Они слишком поздно пришли в себя, и я их накажу. Теперь мне известно, как вы сюда попали. Но вот выйти вам будет не так-то просто. Для вас было бы лучше сложить оружие и сдаться... Мы сможем договориться...
Прежде чем Малко ответил, Билл Ходжес с безумными глазами шагнул к Лабаки...
— Для тебя, дрянь, выхода нет...
Карим Лабаки повернулся к Малко.
— Я бы хотел вам кое-что показать.
— Давайте, — сказал Малко, продолжая держать его на прицеле.
Ливанец взял с бюро ключ и направился к одной из деревянных панелей. Он отодвинул ее, и за ней обнаружился огромный сейф. Он легко открыл его, не давая заглянуть внутрь. Затем очень спокойно сообщил:
— У меня здесь больше двух миллионов долларов. И бриллианты, которые стоят в три раза дороже. Берите это и уходите.
В этот момент раздались сильные удары в дверь и чей-то голос крикнул:
— Господин Лабаки, отдел уголовного розыска предупрежден! Они сейчас приедут.
В глазах ливанца мелькнула радость, но это было его единственной реакцией. Билл Ходжес, в нерешительности, больше не двигался. Малко почувствовал, что ситуация меняется не в его пользу. Он пришел не для того, чтобы совершить ограбление, а чтобы захватить террористов. Он чувствовал, что ливанец воспрял духом и старается выиграть время. Самое большее через полчаса резиденция будет окружена, и Малко окажется в безвыходном положении.
Карим Лабаки настаивал нарочито тихим голосом:
— Берите эти доллары и убирайтесь. Я вас провожу к выходу. Это досадное недоразумение... Я не знаю никаких террористов.
Малко шагнул к сейфу и положил руку на тяжелую дверцу. Черты лица Карима Лабаки незаметно разгладились.
— Вы умный человек, — сказал он.
В Ливане с помощью денег можно было урегулировать любой конфликт... Умирают только дураки. Малко пристально посмотрел на него своими золотистыми глазами, холодными, как смерть, и изо всех сил захлопнул дверцу.
Прищемив ливанцу руку.
Глава 17
По другую сторону, прямо напротив дома, Малко увидел зеленый польский вертолет с уже вращающимися роторами, окруженный вооруженными людьми.
Шофер остановился перед решеткой и громко просигналил, перекрывая гул вертолета. Палестинские часовые посмотрели на машину, потом в нерешительности стали совещаться. Проходили кажущиеся бесконечными секунды. Шум роторов оглушал их... Если палестинцы зададут хоть какой-нибудь вопрос, они пропали... Билл Ходжес незаметно положил заряженную винтовку на пол машины...
Шофер просигналил вторично. Требовательно. Малко увидел, что один из палестинцев жестом указал на своих товарищей. Малко внимательно осмотрел их: ни один не был похож на Набиля Муссауи.
Двое из них, с автоматами Калашникова на плече, подбежали к решетке и стали открывать ее под разгневанным взглядом шофера, всерьез относившегося к своей роли. Официальная табличка успокаивала их. Однако один из них подошел ближе, чтобы поговорить с шофером. Но он не успел этого сделать... Шофер уже нажал на акселератор и помчался к навесу, защищавшему вход в резиденцию.
Палестинец, не задавая вопросов, снова закрыл решетку. Гранатовая машина время от времени приезжала сюда, а затемненные стекла помешали ему рассмотреть тех, кто в ней сидел...
— Порядок, шеф? — весело спросил шофер, оборачиваясь назад.
— Отлично! — сказал Малко.
Спустившись немного ниже, они уже были вне поля зрения палестинцев. С громким завыванием вертолет начал набирать высоту, поднимая облако красноватой пыли. Палестинцы отвернулись, чтобы не задохнуться.
Малко, Билл Ходжес и Бамбе вышли из машины. Шофер сразу тронулся с места, развернувшись перед гаражом, чтобы выехать. Во дворе стояли в ряд дюжина «мерседесов» и большой грузовик. Малко подергал дверь. Заперта. Взломать ее невозможно, потому что она бронированная. Для этого потребовалась бы базука...
Он нажал кнопку звонка. Если они не войдут, придут палестинцы, начнутся вопросы, и тогда им несдобровать... Он ждал с бьющимся сердцем. Гудение вертолета затихало над морем. Шофер просигналил, чтобы ему открыли решетку. Один из палестинцев не торопясь приблизился, знаком показав ему опустить стекло, и наклонился, чтобы поговорить с ним. Малко находился слишком далеко, чтобы услышать, о чем они говорили, но момент был критический...
Дверь неслышно отворилась. В сумерках он заметил два черных глаза, плохо выбритое лицо, и чей-то голос спросил по-английски:
— Кто вы?
Элегантный ливанец с недоверчивым видом, в мексиканской рубашке, с завитыми волосами. Позади него Малко заметил роскошный холл из каррарского мрамора. Два больших стола с выгнутыми ножками из дорогого дерева в стиле Людовика XIV стояли перед двумя диванами, обитыми голубым шелком. Все это было явно творением того, кто обставлял всю резиденцию: Клода Даля.
— У меня встреча с Каримом Лабаки, — сказал Малко.
Ливанец смерил его взглядом.
— Странно! Я его личный секретарь и сегодня утром я никого не записывал на прием. Впрочем, господина Лабаки сейчас нет... Кто вас впустил?
Он сделал шаг вперед, пройдя мимо Малко, чтобы вызвать стражу.
И наткнулся прямо на ствол винтовки Билла Ходжеса, который уперся ему в ухо. Это вынудило его отступить в глубь дома. Он побледнел и внезапно онемел. Малко вошел, увлекая за собой Бамбе, и закрыл за собой дверь на огромный засов.
— Кто... что вы хоти...
Ливанец явно не ожидал такого грубого нападения.
— Повидать господина Лабаки. И поскорее.
Малко, в свою очередь, тоже вынул из сумки «кольт-45», не зная, сколько человек находится в доме. Ливанец посмотрел на их оружие, покачал головой и глухо сказал:
— Но вы с ума сошли! Что вам нужно? Здесь нечего красть...
Билл Ходжес ударил его наотмашь прикладом винтовки. Отлетев к позолоченному столику, ливанец с разбитой щекой сполз вдоль стены; по его подбородку стекала кровь. Билл поднял его и прислонил к стене, приставив дуло винтовки к горлу.
— Где он?
— В... в ванной комнате...
— Проводи нас.
— Сколько охранников в доме? — спросил Малко.
Ливанец, зажимая рану на щеке, сплюнул кровь и пробормотал:
— Ни одного, они все на улице. В доме только я и массажистка. И еще африканский персонал...
— Нам надо торопиться, — сказал Малко.
Секретарь, как автомат, провел их в коридор, стены которого были увешаны картинами. После третьего поворота они остановились перед закрытой белой дверью.
— Это здесь.
Малко повернул ручку, дверь открылась, и они увидели совершенно роскошную ванную комнату из голубого мрамора, всю в зеркалах. Одно из них отразило мужчину, сидевшего в позолоченной ванне в мыльной пене. Из ванны виднелись только его голова и левая рука. Сидевшая на табуретке молодая негритянка делала ему маникюр. Она была в прозрачной блузке, под которой угадывалось дивное тело...
Карим Лабаки замер. Малко увидел, что он перевел взгляд с винтовки на его лицо, глаза его почти совсем закрылись, лицо приняло жесткое выражение. Затем он выдвинул вперед челюсть и пролаял:
— Что вы, черт побери, здесь делаете?
Ничего не скажешь, он был хладнокровен... Билл Ходжес спокойно подошел к ванне и погрузил дуло своей винтовки в пену, примерно в том месте, где находился живот ливанца.
— Повежливей, или я оторву тебе яйца...
Африканка, вскрикнув, встала, и Малко осторожно оттеснил ее в угол комнаты, после чего подошел к Кариму Лабаки.
— Господин Лабаки, — сказал он, — я пришел по конкретному делу. Мне нужны два террориста, которых вы приютили.
— Убирайтесь вон! — взорвался ливанец. — Я не знаю, как вы сюда вошли, но если вы не уйдете, я знаю, как вы покинете этот дом. Мертвыми.
Лицо его было искажено яростью. Он наполовину вылез из ванны, демонстрируя мускулистое раскормленное тело с повисшей на пучках черной шерсти пеной. Его маленькие черные глазки перебегали с Малко на Билла Ходжеса с невыразимой ненавистью. По крайней мере, равной той, какую испытывал к нему ирландец. Тот наклонился вперед.
— Засранец, — сказал он, — затраханный араб. Это я тебя сейчас прикончу. Ты помнишь Ясиру? Теперь ее трахаю я. А Сэти? Малышку, которую ты приказал убить? Я сверну тебе голову.
Он брызгал слюной. Малко понял, что он уже себя не контролирует. И что может убить ливанца. Тот тоже осознал это и повернул голову к Малко:
— Ваш приятель спятил. Успокойте его. Я не понимаю, о чем он говорит.
Голос его стал похож на карканье. Он испугался. По-настоящему. Часто сталкиваясь с насилием, он умел распознавать его... Малко схватил ствол оружия и отвел его в сторону.
— Нам надо поговорить, господин Лабаки. Пойдемте в ваш кабинет.
Под ненавидящим взглядом Билла ливанец вылез из ванны и завернулся в белый купальный халат с вышитой золотыми нитками монограммой. Вторая дверь вела в его комнату, неслыханно роскошную. Белоснежное ворсистое покрытие создавало отличный фон для великолепной широченной кровати с пологом, обтянутой сиреневым шелком. На всем стояло клеймо: Клод Даль. В углу друг на друге стояли телевизоры «Акай» и видеомагнитофоны. Плюс еще радиопередатчик. Толстое покрытие, на котором были разбросаны коврики, заглушало звук шагов... Малко закрыл дверь на ключ. Все двери были из железного дерева, взломать их было невозможно.
Они прошли в великолепный кабинет. Повсюду деревянные панели и большое, от пола до потолка, окно с видом на холмы и бухту Фритауна. Медные лампы напоминали о Ливане, везде висели фотографии, на которых был снят Лабаки со всеми важными персонами Сьерра-Леоне. Еще одна фотография с Набилем Берри, шиитским лидером «Амаль».
— Смотрите! — закричал ирландец.
Он потрясал фотографией Хомейни, пожимавшего руку Кариму Лабаки, казавшемуся маленьким рядом с ним.
— Дрянь!
Он бросил фотографию на пол и стал топтать ее под звон разбитого стекла. Карим Лабаки не пошевелился. Зазвонил телефон, он снял трубку, послушал несколько секунд и снова положил ее. После чего он повернулся к Малко.
— Это мои охранники. Они слишком поздно пришли в себя, и я их накажу. Теперь мне известно, как вы сюда попали. Но вот выйти вам будет не так-то просто. Для вас было бы лучше сложить оружие и сдаться... Мы сможем договориться...
Прежде чем Малко ответил, Билл Ходжес с безумными глазами шагнул к Лабаки...
— Для тебя, дрянь, выхода нет...
Карим Лабаки повернулся к Малко.
— Я бы хотел вам кое-что показать.
— Давайте, — сказал Малко, продолжая держать его на прицеле.
Ливанец взял с бюро ключ и направился к одной из деревянных панелей. Он отодвинул ее, и за ней обнаружился огромный сейф. Он легко открыл его, не давая заглянуть внутрь. Затем очень спокойно сообщил:
— У меня здесь больше двух миллионов долларов. И бриллианты, которые стоят в три раза дороже. Берите это и уходите.
В этот момент раздались сильные удары в дверь и чей-то голос крикнул:
— Господин Лабаки, отдел уголовного розыска предупрежден! Они сейчас приедут.
В глазах ливанца мелькнула радость, но это было его единственной реакцией. Билл Ходжес, в нерешительности, больше не двигался. Малко почувствовал, что ситуация меняется не в его пользу. Он пришел не для того, чтобы совершить ограбление, а чтобы захватить террористов. Он чувствовал, что ливанец воспрял духом и старается выиграть время. Самое большее через полчаса резиденция будет окружена, и Малко окажется в безвыходном положении.
Карим Лабаки настаивал нарочито тихим голосом:
— Берите эти доллары и убирайтесь. Я вас провожу к выходу. Это досадное недоразумение... Я не знаю никаких террористов.
Малко шагнул к сейфу и положил руку на тяжелую дверцу. Черты лица Карима Лабаки незаметно разгладились.
— Вы умный человек, — сказал он.
В Ливане с помощью денег можно было урегулировать любой конфликт... Умирают только дураки. Малко пристально посмотрел на него своими золотистыми глазами, холодными, как смерть, и изо всех сил захлопнул дверцу.
Прищемив ливанцу руку.
Глава 17
От вопля ливанца задрожали стекла. Дверца сейфа весила, должно быть, килограммов двести. Правая рука была зажата между стальными створками; задыхаясь от боли, он осторожно потянул дверцу левой рукой и высвободил другую руку. Его взгляд упал на раздавленные пальцы, уже начавшие распухать.
Карим Лабаки, пошатываясь, дошел до кресла и рухнул в него. Белый как мел, он посмотрел на свою руку, дернулся как от икоты, глаза его закатились, и он обмяк на сиденье, опустив голову на грудь.
Он потерял сознание.
Бамбе смотрела на него, охваченная ужасом. Удары в дверь возобновились с удвоенной силой. Секретарь крикнул через створку:
— Мерзавцы! Что вы с ним делаете?
Карим Лабаки застонал, слегка выпрямился, закричал от боли, повернулся, и его вырвало на лежавший у него под ногами голубой персидский ковер стоимостью в десять миллионов франков. Зубы у него стучали. Он не мог выговорить ни слова, в его глазах стояли слезы. Ирландец наблюдал за ним с недоброй улыбкой. Малко подошел к Лабаки, и тот завопил:
— Не трогайте меня!
Его раздавленная рука становилась фиолетовой, все лопнувшие сосуды превратились в огромную гематому.
Его красивый белый купальный халат был испачкан рвотой, и от него дурно пахло.
— Господин Лабаки, — уточнил Малко, — я сюда пришел не за деньгами. Мне нужны два человека, которых вы укрываете: Набиль Муссауи и Мансур Кадар. Немедленно.
Кариму Лабаки удалось левой рукой вытереть выступившие от боли слезы, и он посмотрел на Малко. Он снова обрел твердость.
— Я не знаю, о ком вы говорите, — сказал он.
Их взгляды скрестились. Малко увидел, как напряглись мышцы челюсти ливанца от усилий, прилагаемых им, чтобы сдерживаться.
Удары в дверь, охраняемую Биллом Ходжесом, не прекращались. Это не могло продолжаться вечно. Возможно, уже было слишком поздно пытаться захватить террористов. Поскольку ливанец хранил молчание, Малко схватил его левой рукой за кисть раненой руки и прижал ее к бюро. Карим Лабаки завизжал, как резаный.
Правой рукой Малко взял тяжелое пресс-папье в виде лягушки ил малахита и потряс им над почерневшими пальцами с перебитыми суставами.
— Я буду дробить вам кости до тех пор, пока вы не заговорите, — сказал он ледяным тоном.
Этого, конечно, не было в кодексе самураев. Но о двух-трех сотнях людей, подрывающих себя вместе с самолетом, там тоже ничего не говорилось.
Ливанец вцепился в Малко здоровой рукой, пытаясь оттолкнуть его.
— Остановитесь! Их уже нет здесь.
— Где они?
— Уехали.
— Куда? Когда?
Ливанец снова замолчал. Малко слегка надавил малахитовой лягушкой на уже страшно вздувшиеся пальцы. Карим Лабаки испустил душераздирающий крик.
— На вертоле... Только что...
Только этого не хватало! Если бы он об этом знал, одной очереди из винтовки по вертолету было бы достаточно, чтобы разрешить эту проблему.
— Куда они направились? — спросил он.
— Туда, где их ждут пода-пода, близ Лунги.
— А потом? Они тайно покинут страну?
— Не знаю... Не думаю.
Карим Лабаки не знал о признаниях Форуджи, касающихся намерений обоих шиитских террористов. Тридцати шести часов, даже по грунтовым дорогам, им бы вполне хватило, чтобы добраться до Абиджана. Перейти границу Берега Слоновой Кости было проще в пода-пода, чем самолетом. Но если бы они смогли побольше узнать об этом...
Малахитовая лягушка нажала на раздробленные пальцы, вызвав новые вопли ливанца, на которые из-за двери откликнулись проклятиями на арабском языке. Чей-то голос истерически завизжал:
— Отпустите господина Лабаки! Негодяи!
Тот, побледнев, смотрел на свою руку, придавленную малахитовым пресс-папье. Пот струился по его мертвенно-бледному лицу. Малко решил, что он уже был не в состоянии лгать. Он снова спросил ливанца, куда они направлялись, и тот прошептал:
— Не знаю, клянусь вам, они мне не говорили... Я их только приютил у себя.
У Малко не было времени проверять. Обнаружить двух террористов в центре Африки было не просто, даже если было известно, куда они направляются, как в данном случае. Нужно было знать кое-что еще.
— У них есть сьерра-леонские паспорта?
— Да, — на одном дыхании подтвердил ливанец.
— На какие имена?
Мышцы нижней челюсти Лабаки напряглись так, что под кожей выступили желваки, как будто он сам себя удерживал от ответа. Не колеблясь, Малко надавил на малахитовую лягушку. Эта информация была жизненно важной. Эдди Коннолли погиб из-за того, что пытался раздобыть ее.
Внезапно изо рта ливанца вырвался душераздирающий крик, слившийся с грохотом сильного взрыва снаружи. Дверь разлетелась в щепки от небольшого заряда, подложенного под створки с другой стороны. Малко разглядел в дыму людей в форме и палестинцев. Билл Ходжес обернулся со стремительностью кобры... С необыкновенной скоростью он сделал из своей винтовки восемь выстрелов. Послышались крики, началась суматоха, и сквозь развороченную дверь Малко заметил лежавшее поперек мраморного холла окровавленное тело.
Остальные попрятались.
Но ситуация становилась невыносимой. Чей-то голос с сильным арабским акцентом крикнул:
— Бросьте оружие! Сдавайтесь!
Дикий Билл лихорадочно перезаряжал винтовку. С озабоченным лицом он подошел к Малко.
— Надо удирать. Я знаю этих тупоголовых негров, они будут бить всех без разбора...
Малко посмотрел на мертвенно-бледное лицо ливанца. Несмотря на боль в руке, он немного пришел в себя. Из него уже ничего не вытянешь. Теперь надо было спасать свою шкуру.
— Мы уходим, — сообщил он Лабаки. — Не пытайтесь удрать, иначе я убью вас. Билл, дайте мне винтовку и займитесь им.
Они обменялись оружием. Билл Ходжес с недоброй улыбкой приставил дуло «кольта-45» к шее ливанца, заломив ему здоровую руку за спину. Малко подошел к двери. Прислонившись к стене, он крикнул:
— Сейчас мы выйдем вместе с мистером Лабаки. Освободите холл. При первом же выстреле он получит пулю в голову.
Никакого ответа. Он обернулся к ливанцу.
— Подтвердите им. По-английски и по-арабски...
Ливанец прочистил горло и выполнил требование Малко, добавив в заключение еще и фразу по-креольски. Ему хотелось спасти свою шкуру... В холле возникла суматоха. Малко подождал несколько мгновений и первым проскользнул туда, держа ружье в руках. Никого, кроме одного убитого палестинца и следов крови повсюду.
Он бегом пересек холл и подошел к двери, ведущей во двор. Спрятавшись, он увидел видневшиеся из-за всех углов головы. Решетка была закрыта, и стоявший перед ней «рейнджровер» загораживал ее... Малко прикинул свои возможности. Скала была неприступна. Если они пешком доберутся до леса в Стейшн Хилл, с ними будет легко справиться. Он посмотрел на гараж и заметил стоявший перед «мерседесами» совершенно новый девятитонный грузовик «лейланд».
Снова обратив взгляд в холл, он увидел секретаря ливанца, стоявшего в дверном проеме и с ужасом смотревшего на своего патрона, поддерживаемого для острастки Биллом Ходжесом. Лицо секретаря было в крови от удара прикладом, который нанес ему ирландец.
— Я вас умоляю, — пробормотал он, — не причиняйте вреда господину Лабаки. Это такой добрый человек.
Это зависит от вас, — воспользовавшись случаем, сказал Малко. — Я хочу, чтобы все солдаты освободили помещение. Если случится какое-нибудь недоразумение, он умрет первым.
— Но куда вы направляетесь? Вы никогда не сможете уехать...
— Это мои трудности, — прервал его Малко, — делайте, что вам говорят.
Секретарь пересек холл, подошел к офицеру ССД[42] и приступил к переговорам... Вся армия Сьерра-Леоне была здесь...
Малко перехватил взгляд Бамбе. Восхищенный. Слегка обеспокоенный. Не осознавая опасности, молодая негритянка спокойно следила за происходящим. Он проклинал себя за то, что втянул ее в это дело...
Вновь появился запыхавшийся секретарь.
— Все в порядке. Можете выходить. Стрелять никто не будет.
Карим Лабаки грубо вмешался в разговор по-арабски. Секретарь на все его вопросы отвечал «aiwa»[43]. Очевидно, ливанец не слишком доверял неграм. Снова началось хождение туда и обратно. На сей раз все уладилось. В напряженной тишине Малко вышел во двор и направился к грузовику.
Билл прошел через холл и был готов выйти вслед за ним.
Малко открыл дверцу грузовика и сел за руль. Ключ зажигания был на месте. Он завел двигатель, дал задний ход и остановился под навесом. Из кабины ему были видны попрятавшиеся всюду солдаты. Они были даже в бассейне, откуда торчали лишь их головы. Только бы одному из них не захотелось проявить усердие! Тогда начнется бойня, из которой им не вырваться... Он наклонился и, увидев в глубине холла Билла и его пленника, открыл дверцу грузовика.
— Билл! Идите. Не торопитесь.
Ирландец медленно вышел, вцепившись в Карима Лабаки; впереди них шла Бамбе. Прошли секунды, показавшиеся бесконечными, прежде чем они добрались до грузовика, в который он заставил влезть ливанца. Тот, нетвердо держась на ногах, ушиб свою раненую руку и взвыл. Сердце Малко готово было выпрыгнуть из груди.
Все замерли. Затем напряжение спало. Карим Лабаки с трудом забрался в кабину. От него плохо пахло. Билл тоже влез и сел на корточки, чтобы его не было видно снаружи. Торчала только его левая рука с вытатуированным распятием, державшая тяжелый пистолет, ствол которого упирался в шею ливанца. Бамбе, сидя между Малко и Лабаки, старалась казаться незаметной.
— Держитесь! — крикнул Малко.
Включив первую скорость, он нажал на акселератор. Тяжелая машина рванулась вперед. Своим бампером она сначала врезалась в зад «рейнджровера». Спустя долю секунды она в щепки разнесла ворота. Малко ехал так быстро, что чуть не опрокинулся в находившийся напротив ворот овраг. Он затормозил и подал немного назад. Через открытое окошко он услышал, как надрывался секретарь:
— Don't shoot! Don't shoot![44]
Солдаты не сдвинулись с места.
Малко помчался по узкой дороге, ведущей к Стейшн Хилл-роуд. Проездом он заметил военные машины, солдат, двух палестинцев с РПГ-7. Они приложили гранатомет к плечу, но, увидев голову своего патрона, не стали стрелять... Выехав на основную дорогу, Малко заколебался. Налево? Направо? Вмешался Билл:
— Езжайте направо, к поселку.
— А потом?
— Надо отъехать от Фритауна. Дорога на Лакку — тупиковая. Мы должны попытаться проехать вдоль Сьерра-Леоне до моста Фородугу на южном берегу, а затем направиться на север, в Гвинею.
— Это далеко?
— Семь-восемь часов.
— А в Либерию?
— Туда нам не добраться. Из-за сезона дождей дороги стали непроезжими...
Бамбе внезапно вскрикнула:
— Солдаты!
Кордон. Малко сбавил скорость. Около дюжины военных. К счастью, у них не было ни заграждений, ни машины. По-видимому, грузовик их не интересовал, потому что при приближении машины они опустили оружие...
Ливанец прошептал:
— Не делайте глупостей.
Малко увидел черное лицо, прижавшееся к стеклу, и нажал на акселератор. Солдаты исчезли. Он толкнул какой-то джип, услышал треск выстрелов. Они отстреляли все свои обоймы. Только бы не попали в бензобак... И в шины. Сжав зубы, он старался, чтобы тяжелая машина двигалась прямо. Еще несколько выстрелов. Приближался поворот. Потом они будут в безопасности. Они уже поворачивали, когда послышался крик Лабаки.
Малко подумал, что толкнул его, и повернул к ливанцу голову. Он был потрясен. Изо рта ливанца текла густая струйка крови. Голова его медленно опустилась на плечо закричавшей от ужаса Бамбе. Билл обхватил его руками, заставив наклониться вперед. Тогда Малко заметил в его спине отверстие, вокруг которого расплывалось пятно крови. Заднее стекло грузовика было разбито. Возможно, стрелок прятался за деревом. Ливанец уже не дышал... Пуля попала ему прямо в аорту, и он умер мгновенно. Билл с нескрываемым отвращением посмотрел на него.
— Какая жалость! — сказал он. — Мне так хотелось перерезать ему глотку. Остановитесь, не возить же с собой эту падаль.
Малко остановился у обочины. Ирландец вытащил труп Лабаки из кабины и бросил в канаву, потом весело влез обратно.
— По крайней мере, стало свободнее, — жизнерадостно сказал он.
Дорога сузилась, извиваясь по холмам, возвышающимся над Кисси, кварталом на востоке Фритауна. Вдали виднелись река и пролив. Так далеко кордонов уже не должны были устанавливать. У армии не хватало транспорта и средств связи. Им, разыскиваемым властями, надо было проехать еще сотни километров. Чудом было уже то, что в кабину попала только одна пуля.
— По какой дороге мы поедем? — спросил Малко.
— Примерно через двадцать километров мы выедем на дорогу, которая огибает Сьерра-Леоне в направлении Оккра Хиллс. Там только один мост, ведущий в Фородугу. Затем прямо, все время на север, по направлению к Гвинее. Пересечем границу у Камбии... Потом наступит прекрасная жизнь.
Грузовик начало ужасно трясти. Билл продолжил:
— Останемся на холмах. Кордоны могут быть установлены на выезде из города, до Ватерлоо...
— Но этот мост, — сказал Малко, — наверняка охраняется.
— А вдруг повезет. На пути в аэропорт Лунги его не миновать.
— Другого пути нет?
— Нет. Можно было бы найти какого-нибудь рыбака, но потом придется идти пешком...
— А если поехать на восток?
— Тогда мы попадем туда только через три месяца. Дороги развезло.
Толчки вынудили прекратить беседу. Малко предавался мрачным мыслям. Их смелое предприятие могло завершиться на мосту Фородугу... Через полчаса они выехали на асфальтированную дорогу всего лишь с несколькими ямами. Настоящее чудо... Они поехали направо. Через сорок километров — мост... Ирландец внезапно спросил:
— Вы не чувствуете ничего странного?
Запах горелой резины.
— Черт, шина лопнула...
Малко постепенно остановился. Они вылезли из машины. Переднее левое колесо спустило. Пуля или камешек. В Африке это обычное дело... В поисках запасного колеса Билл обошел вокруг грузовика. Не видно. Он начал ругаться на чем свет стоит... По обеим сторонам дороги росла высокая слоновая трава, скрывавшая ровную местность. Их обогнала пода-пода, со всех сторон облепленная телами пассажиров.
Затем какой-то велосипедист очень вежливо спросил их, не нужна ли им помощь. Они ответили отказом.
Билл Ходжес замер позади грузовика. Запасное колесо было снизу. Совершенно новое. Но нужно было открыть задний борт, чтобы вынуть перекладину, мешающую ему упасть на землю. Однако дверцы были закрыты на огромный висячий замок. Малко снова влез в кабину. Бамбе, блестя глазами, тотчас же показала ему полотняный мешок.
— Посмотри, что я стащила.
В мешке были маленькие фигурки животных из слоновой кости, совершенно безобразная пепельница из медной чеканки и курительница для благовоний из ажурного серебра, которой не заинтересовался бы ни один покупатель... Но негритянка была в восторге от украденных ею вещиц. Ей даже в голову не пришло обчистить сейф. Со дна мешка она извлекла большой флакон духов, украденный из ванной комнаты, и с любовью понюхала его.
Карим Лабаки, пошатываясь, дошел до кресла и рухнул в него. Белый как мел, он посмотрел на свою руку, дернулся как от икоты, глаза его закатились, и он обмяк на сиденье, опустив голову на грудь.
Он потерял сознание.
Бамбе смотрела на него, охваченная ужасом. Удары в дверь возобновились с удвоенной силой. Секретарь крикнул через створку:
— Мерзавцы! Что вы с ним делаете?
Карим Лабаки застонал, слегка выпрямился, закричал от боли, повернулся, и его вырвало на лежавший у него под ногами голубой персидский ковер стоимостью в десять миллионов франков. Зубы у него стучали. Он не мог выговорить ни слова, в его глазах стояли слезы. Ирландец наблюдал за ним с недоброй улыбкой. Малко подошел к Лабаки, и тот завопил:
— Не трогайте меня!
Его раздавленная рука становилась фиолетовой, все лопнувшие сосуды превратились в огромную гематому.
Его красивый белый купальный халат был испачкан рвотой, и от него дурно пахло.
— Господин Лабаки, — уточнил Малко, — я сюда пришел не за деньгами. Мне нужны два человека, которых вы укрываете: Набиль Муссауи и Мансур Кадар. Немедленно.
Кариму Лабаки удалось левой рукой вытереть выступившие от боли слезы, и он посмотрел на Малко. Он снова обрел твердость.
— Я не знаю, о ком вы говорите, — сказал он.
Их взгляды скрестились. Малко увидел, как напряглись мышцы челюсти ливанца от усилий, прилагаемых им, чтобы сдерживаться.
Удары в дверь, охраняемую Биллом Ходжесом, не прекращались. Это не могло продолжаться вечно. Возможно, уже было слишком поздно пытаться захватить террористов. Поскольку ливанец хранил молчание, Малко схватил его левой рукой за кисть раненой руки и прижал ее к бюро. Карим Лабаки завизжал, как резаный.
Правой рукой Малко взял тяжелое пресс-папье в виде лягушки ил малахита и потряс им над почерневшими пальцами с перебитыми суставами.
— Я буду дробить вам кости до тех пор, пока вы не заговорите, — сказал он ледяным тоном.
Этого, конечно, не было в кодексе самураев. Но о двух-трех сотнях людей, подрывающих себя вместе с самолетом, там тоже ничего не говорилось.
Ливанец вцепился в Малко здоровой рукой, пытаясь оттолкнуть его.
— Остановитесь! Их уже нет здесь.
— Где они?
— Уехали.
— Куда? Когда?
Ливанец снова замолчал. Малко слегка надавил малахитовой лягушкой на уже страшно вздувшиеся пальцы. Карим Лабаки испустил душераздирающий крик.
— На вертоле... Только что...
Только этого не хватало! Если бы он об этом знал, одной очереди из винтовки по вертолету было бы достаточно, чтобы разрешить эту проблему.
— Куда они направились? — спросил он.
— Туда, где их ждут пода-пода, близ Лунги.
— А потом? Они тайно покинут страну?
— Не знаю... Не думаю.
Карим Лабаки не знал о признаниях Форуджи, касающихся намерений обоих шиитских террористов. Тридцати шести часов, даже по грунтовым дорогам, им бы вполне хватило, чтобы добраться до Абиджана. Перейти границу Берега Слоновой Кости было проще в пода-пода, чем самолетом. Но если бы они смогли побольше узнать об этом...
Малахитовая лягушка нажала на раздробленные пальцы, вызвав новые вопли ливанца, на которые из-за двери откликнулись проклятиями на арабском языке. Чей-то голос истерически завизжал:
— Отпустите господина Лабаки! Негодяи!
Тот, побледнев, смотрел на свою руку, придавленную малахитовым пресс-папье. Пот струился по его мертвенно-бледному лицу. Малко решил, что он уже был не в состоянии лгать. Он снова спросил ливанца, куда они направлялись, и тот прошептал:
— Не знаю, клянусь вам, они мне не говорили... Я их только приютил у себя.
У Малко не было времени проверять. Обнаружить двух террористов в центре Африки было не просто, даже если было известно, куда они направляются, как в данном случае. Нужно было знать кое-что еще.
— У них есть сьерра-леонские паспорта?
— Да, — на одном дыхании подтвердил ливанец.
— На какие имена?
Мышцы нижней челюсти Лабаки напряглись так, что под кожей выступили желваки, как будто он сам себя удерживал от ответа. Не колеблясь, Малко надавил на малахитовую лягушку. Эта информация была жизненно важной. Эдди Коннолли погиб из-за того, что пытался раздобыть ее.
Внезапно изо рта ливанца вырвался душераздирающий крик, слившийся с грохотом сильного взрыва снаружи. Дверь разлетелась в щепки от небольшого заряда, подложенного под створки с другой стороны. Малко разглядел в дыму людей в форме и палестинцев. Билл Ходжес обернулся со стремительностью кобры... С необыкновенной скоростью он сделал из своей винтовки восемь выстрелов. Послышались крики, началась суматоха, и сквозь развороченную дверь Малко заметил лежавшее поперек мраморного холла окровавленное тело.
Остальные попрятались.
Но ситуация становилась невыносимой. Чей-то голос с сильным арабским акцентом крикнул:
— Бросьте оружие! Сдавайтесь!
Дикий Билл лихорадочно перезаряжал винтовку. С озабоченным лицом он подошел к Малко.
— Надо удирать. Я знаю этих тупоголовых негров, они будут бить всех без разбора...
Малко посмотрел на мертвенно-бледное лицо ливанца. Несмотря на боль в руке, он немного пришел в себя. Из него уже ничего не вытянешь. Теперь надо было спасать свою шкуру.
— Мы уходим, — сообщил он Лабаки. — Не пытайтесь удрать, иначе я убью вас. Билл, дайте мне винтовку и займитесь им.
Они обменялись оружием. Билл Ходжес с недоброй улыбкой приставил дуло «кольта-45» к шее ливанца, заломив ему здоровую руку за спину. Малко подошел к двери. Прислонившись к стене, он крикнул:
— Сейчас мы выйдем вместе с мистером Лабаки. Освободите холл. При первом же выстреле он получит пулю в голову.
Никакого ответа. Он обернулся к ливанцу.
— Подтвердите им. По-английски и по-арабски...
Ливанец прочистил горло и выполнил требование Малко, добавив в заключение еще и фразу по-креольски. Ему хотелось спасти свою шкуру... В холле возникла суматоха. Малко подождал несколько мгновений и первым проскользнул туда, держа ружье в руках. Никого, кроме одного убитого палестинца и следов крови повсюду.
Он бегом пересек холл и подошел к двери, ведущей во двор. Спрятавшись, он увидел видневшиеся из-за всех углов головы. Решетка была закрыта, и стоявший перед ней «рейнджровер» загораживал ее... Малко прикинул свои возможности. Скала была неприступна. Если они пешком доберутся до леса в Стейшн Хилл, с ними будет легко справиться. Он посмотрел на гараж и заметил стоявший перед «мерседесами» совершенно новый девятитонный грузовик «лейланд».
Снова обратив взгляд в холл, он увидел секретаря ливанца, стоявшего в дверном проеме и с ужасом смотревшего на своего патрона, поддерживаемого для острастки Биллом Ходжесом. Лицо секретаря было в крови от удара прикладом, который нанес ему ирландец.
— Я вас умоляю, — пробормотал он, — не причиняйте вреда господину Лабаки. Это такой добрый человек.
Это зависит от вас, — воспользовавшись случаем, сказал Малко. — Я хочу, чтобы все солдаты освободили помещение. Если случится какое-нибудь недоразумение, он умрет первым.
— Но куда вы направляетесь? Вы никогда не сможете уехать...
— Это мои трудности, — прервал его Малко, — делайте, что вам говорят.
Секретарь пересек холл, подошел к офицеру ССД[42] и приступил к переговорам... Вся армия Сьерра-Леоне была здесь...
Малко перехватил взгляд Бамбе. Восхищенный. Слегка обеспокоенный. Не осознавая опасности, молодая негритянка спокойно следила за происходящим. Он проклинал себя за то, что втянул ее в это дело...
Вновь появился запыхавшийся секретарь.
— Все в порядке. Можете выходить. Стрелять никто не будет.
Карим Лабаки грубо вмешался в разговор по-арабски. Секретарь на все его вопросы отвечал «aiwa»[43]. Очевидно, ливанец не слишком доверял неграм. Снова началось хождение туда и обратно. На сей раз все уладилось. В напряженной тишине Малко вышел во двор и направился к грузовику.
Билл прошел через холл и был готов выйти вслед за ним.
Малко открыл дверцу грузовика и сел за руль. Ключ зажигания был на месте. Он завел двигатель, дал задний ход и остановился под навесом. Из кабины ему были видны попрятавшиеся всюду солдаты. Они были даже в бассейне, откуда торчали лишь их головы. Только бы одному из них не захотелось проявить усердие! Тогда начнется бойня, из которой им не вырваться... Он наклонился и, увидев в глубине холла Билла и его пленника, открыл дверцу грузовика.
— Билл! Идите. Не торопитесь.
Ирландец медленно вышел, вцепившись в Карима Лабаки; впереди них шла Бамбе. Прошли секунды, показавшиеся бесконечными, прежде чем они добрались до грузовика, в который он заставил влезть ливанца. Тот, нетвердо держась на ногах, ушиб свою раненую руку и взвыл. Сердце Малко готово было выпрыгнуть из груди.
Все замерли. Затем напряжение спало. Карим Лабаки с трудом забрался в кабину. От него плохо пахло. Билл тоже влез и сел на корточки, чтобы его не было видно снаружи. Торчала только его левая рука с вытатуированным распятием, державшая тяжелый пистолет, ствол которого упирался в шею ливанца. Бамбе, сидя между Малко и Лабаки, старалась казаться незаметной.
— Держитесь! — крикнул Малко.
Включив первую скорость, он нажал на акселератор. Тяжелая машина рванулась вперед. Своим бампером она сначала врезалась в зад «рейнджровера». Спустя долю секунды она в щепки разнесла ворота. Малко ехал так быстро, что чуть не опрокинулся в находившийся напротив ворот овраг. Он затормозил и подал немного назад. Через открытое окошко он услышал, как надрывался секретарь:
— Don't shoot! Don't shoot![44]
Солдаты не сдвинулись с места.
Малко помчался по узкой дороге, ведущей к Стейшн Хилл-роуд. Проездом он заметил военные машины, солдат, двух палестинцев с РПГ-7. Они приложили гранатомет к плечу, но, увидев голову своего патрона, не стали стрелять... Выехав на основную дорогу, Малко заколебался. Налево? Направо? Вмешался Билл:
— Езжайте направо, к поселку.
— А потом?
— Надо отъехать от Фритауна. Дорога на Лакку — тупиковая. Мы должны попытаться проехать вдоль Сьерра-Леоне до моста Фородугу на южном берегу, а затем направиться на север, в Гвинею.
— Это далеко?
— Семь-восемь часов.
— А в Либерию?
— Туда нам не добраться. Из-за сезона дождей дороги стали непроезжими...
Бамбе внезапно вскрикнула:
— Солдаты!
Кордон. Малко сбавил скорость. Около дюжины военных. К счастью, у них не было ни заграждений, ни машины. По-видимому, грузовик их не интересовал, потому что при приближении машины они опустили оружие...
Ливанец прошептал:
— Не делайте глупостей.
Малко увидел черное лицо, прижавшееся к стеклу, и нажал на акселератор. Солдаты исчезли. Он толкнул какой-то джип, услышал треск выстрелов. Они отстреляли все свои обоймы. Только бы не попали в бензобак... И в шины. Сжав зубы, он старался, чтобы тяжелая машина двигалась прямо. Еще несколько выстрелов. Приближался поворот. Потом они будут в безопасности. Они уже поворачивали, когда послышался крик Лабаки.
Малко подумал, что толкнул его, и повернул к ливанцу голову. Он был потрясен. Изо рта ливанца текла густая струйка крови. Голова его медленно опустилась на плечо закричавшей от ужаса Бамбе. Билл обхватил его руками, заставив наклониться вперед. Тогда Малко заметил в его спине отверстие, вокруг которого расплывалось пятно крови. Заднее стекло грузовика было разбито. Возможно, стрелок прятался за деревом. Ливанец уже не дышал... Пуля попала ему прямо в аорту, и он умер мгновенно. Билл с нескрываемым отвращением посмотрел на него.
— Какая жалость! — сказал он. — Мне так хотелось перерезать ему глотку. Остановитесь, не возить же с собой эту падаль.
Малко остановился у обочины. Ирландец вытащил труп Лабаки из кабины и бросил в канаву, потом весело влез обратно.
— По крайней мере, стало свободнее, — жизнерадостно сказал он.
Дорога сузилась, извиваясь по холмам, возвышающимся над Кисси, кварталом на востоке Фритауна. Вдали виднелись река и пролив. Так далеко кордонов уже не должны были устанавливать. У армии не хватало транспорта и средств связи. Им, разыскиваемым властями, надо было проехать еще сотни километров. Чудом было уже то, что в кабину попала только одна пуля.
— По какой дороге мы поедем? — спросил Малко.
— Примерно через двадцать километров мы выедем на дорогу, которая огибает Сьерра-Леоне в направлении Оккра Хиллс. Там только один мост, ведущий в Фородугу. Затем прямо, все время на север, по направлению к Гвинее. Пересечем границу у Камбии... Потом наступит прекрасная жизнь.
Грузовик начало ужасно трясти. Билл продолжил:
— Останемся на холмах. Кордоны могут быть установлены на выезде из города, до Ватерлоо...
— Но этот мост, — сказал Малко, — наверняка охраняется.
— А вдруг повезет. На пути в аэропорт Лунги его не миновать.
— Другого пути нет?
— Нет. Можно было бы найти какого-нибудь рыбака, но потом придется идти пешком...
— А если поехать на восток?
— Тогда мы попадем туда только через три месяца. Дороги развезло.
Толчки вынудили прекратить беседу. Малко предавался мрачным мыслям. Их смелое предприятие могло завершиться на мосту Фородугу... Через полчаса они выехали на асфальтированную дорогу всего лишь с несколькими ямами. Настоящее чудо... Они поехали направо. Через сорок километров — мост... Ирландец внезапно спросил:
— Вы не чувствуете ничего странного?
Запах горелой резины.
— Черт, шина лопнула...
Малко постепенно остановился. Они вылезли из машины. Переднее левое колесо спустило. Пуля или камешек. В Африке это обычное дело... В поисках запасного колеса Билл обошел вокруг грузовика. Не видно. Он начал ругаться на чем свет стоит... По обеим сторонам дороги росла высокая слоновая трава, скрывавшая ровную местность. Их обогнала пода-пода, со всех сторон облепленная телами пассажиров.
Затем какой-то велосипедист очень вежливо спросил их, не нужна ли им помощь. Они ответили отказом.
Билл Ходжес замер позади грузовика. Запасное колесо было снизу. Совершенно новое. Но нужно было открыть задний борт, чтобы вынуть перекладину, мешающую ему упасть на землю. Однако дверцы были закрыты на огромный висячий замок. Малко снова влез в кабину. Бамбе, блестя глазами, тотчас же показала ему полотняный мешок.
— Посмотри, что я стащила.
В мешке были маленькие фигурки животных из слоновой кости, совершенно безобразная пепельница из медной чеканки и курительница для благовоний из ажурного серебра, которой не заинтересовался бы ни один покупатель... Но негритянка была в восторге от украденных ею вещиц. Ей даже в голову не пришло обчистить сейф. Со дна мешка она извлекла большой флакон духов, украденный из ванной комнаты, и с любовью понюхала его.