От страшного крика девушки кровь застыла в жилах Жафара. Но времени на реакцию у него не оставалось: йеменцы пригвоздили палестинца к полу, потом принялись топтать ногами.
Девушка поднялась шатаясь. Из разрубленной щеки ручьями текла кровь. Словно безумная, она подхватила кусок отсеченного мяса и стала прикладывать к зияющей ране.
– Что будем делать?
Золотые зубы блеснули в полутьме.
– Заставим его говорить.
– Но как?..
Шейх не успел ответить. Один из йеменцев подбежал к автомобилю, наклонился к стеклу и, задыхаясь, начал что-то рассказывать хозяину. С окаменевшим внезапно лицом тот толкнул плечом дверцу.
– Пошли! Скорее!
– Грязная собака! – прорычал он. – Ты позоришь арабскую нацию.
Он только что разъяснил Малко, что собирался делать слуга принца Саида, когда был застигнут йеменцами.
Жафар попытался хорохориться:
– Кто вы такие и по какому праву вошли сюда?
Абу Чаржах презрительно сплюнул.
– Взять и вывести негодяя! – приказал он.
Йеменцы выволокли палестинца. Шейх приблизился к Мариетте, осторожно приподнял полотенце и внимательно обследовал рану.
– Немедленно отвезти в Амири-госпиталь и показать лучшим хирургам!
Он помог англичанке подняться. Малко пытался с ней говорить, но она не в силах была отвечать. Ночная свежесть заставила девушку вздрогнуть. Он кое-как закутал ее в одеяло. Они подошли в тот момент, когда негры запихивали Жафара в багажник «бьюика». Шейх усадил Мариетту в «шевроле», дал распоряжения шоферу. Йеменцы уселись на заднем сиденье «бьюика», и машины тронулись в путь.
«Бьюик» выехал на магистраль, ведущую на юг. Шейх больше не улыбался и молча слушал джаз. Фары освещали плоскую каменистую пустыню, напоминавшую американский Запад. Малко не спрашивал, куда они направляются, хотя видел, что Кувейт остался позади.
– Вылезай! – пролаяли негры Жафару.
Тот выбрался из багажника, посмотрел на сиявшие в отдалении огни города Ахмади и вопросительно посмотрел на Абу Чаржаха, который спокойно закуривал сигарету. Вслед за тем палестинец развязным и грубым тоном бросил шейху несколько фраз по-арабски и сплюнул себе под ноги. Выпученные глаза шейха, казалось, окаменели. Он что-то приказал йеменцам. Те тотчас набросились на Жафара и повалили его на землю. Один из них сел на слугу верхом, другой достал из багажника длинную веревку. Одним ее концом палестинцу скрутили запястья рук, другим привязали к буферу. Малко передернуло.
– Что вы собираетесь делать? – спросил он.
Шейх промолчал, словно не слышал вопроса. Привязанный спиной к машине палестинец продолжал кричать шейху что-то язвительное. Тот обнажил в зловещей улыбке массивную золотую челюсть.
– Он говорит, что я – предатель арабского дела. Ну, ладно. – И повернулся к черным стражам. – В машину!
Он сел за руль и включил зажигание. Малко тоже пришлось сесть, иначе бы его бросили в пустыне. Жафар взвыл. Выхлопные газы обжигали ему ноги. С непроницаемым лицом шейх включил четвертую скорость, и машину рвануло вперед. Слуге удалось сделать несколько шагов, потом он распластался на шоссе с вытянутыми вперед руками и вывернутыми плечами, задыхаясь от бьющих в лицо выхлопных газов. Шейх бесстрастно наблюдал за ним в зеркальце.
Палестинец кричал как резаный, он был в крови, с него сорвало башмаки, неровности шоссе в клочья изорвали его одежду. Абу Чаржах проехал метров сто и остановился. Малко потянуло на рвоту. Все четверо вышли из машины. Истязаемый лежал на спине недвижно, грязные обрывки одежды покрывали превращенное в сплошную кровавую рану тело. Левый глаз его затек и был закрыт. Шейх пнул палестинца ногой в бок. Тот посмотрел на него правым глазом и что-то пробормотал. Малко подумал, что выпученные глаза Абу Чаржаха вообще выскочат из орбит.
Шейх сказал несколько слов йеменцу, который сел за руль и дал машине слабый ход. Безжизненное тело вновь поволоклось по шоссе.
– Что он сказал? – спросил Линге, которого буквально выворачивало наизнанку.
– Я не могу вам этого повторить, – угрюмо пробурчал шейх.
Ни с того ни с сего Жафар вновь принялся пронзительно кричать. Оказывается, другой негр повернул его животом вниз, так что лицо уткнулось в мелкие камешки дороги. Минутой позже шейх приказал остановить машину. Лицо несчастного представляло собой сплошное кровавое месиво. Когда Абу Чаржах над ним наклонился, он коснеющим языком произнес какие-то слова. Шейх повернулся к Малко:
– Он сказал все, что я хотел знать.
Судя по всему, сказанное не доставило начальнику Махабета особого удовольствия. Малко спросил снова:
– Что он сказал?
– Он назвал имя того, кто приказал убить принца Саида аль-Фюжелаха.
– Так освободите же его!
Абу Чаржах не ответил. Он наклонился над палестинцем, и в ту же минуту послышался хрип, перешедший в странное бульканье. Шейх поднялся. В свете фар он казался дьяволом. Струя крови хлестала из перерезанного от уха до уха горла Жафара. Только тогда Малко заметил блеснувший в руке Абу Чаржаха короткий кривой кинжал. Слугу зарезали, как барана. Кровь стекала с шоссе и впитывалась в песок пустыни.
Князь не отрывал глаз от лица шейха. Тот выдержал этот тяжелый взгляд.
– Вы сами сказали «официально», – наконец произнес он.
Через некоторое время йеменцы запихнули еще теплый труп в багажник. Все сели в машину. Обивка на сиденье показалась Малко ледяной. На протяжении всей дороги он не обменялся со своим соседом ни единым словом. Потом кувейтец спросил:
– Что вы собираетесь делать?
Что говорить, чудесная новогодняя ночь!
– Спать, – ответил Малко.
Шейх обнажил золотые клыки:
– Вы обязаны меня сопровождать. Я должен закончить вечер в обществе одного очень богатого и очень могущественного человека, который недавно меня пригласил. Жафар мне об этом приглашении и напомнил, когда называл имя. Как раз имя того, кто дал приказ убить вашего друга принца Саида...
Глава 4
Глава 5
Девушка поднялась шатаясь. Из разрубленной щеки ручьями текла кровь. Словно безумная, она подхватила кусок отсеченного мяса и стала прикладывать к зияющей ране.
* * *
Рядом с «бьюиком» проревел огромный грузовик, который мчался в Саудовскую Аравию. Бутылка из-под виски почти опустела. Был почти час ночи. Шейх Абу Чаржах, казалось, спал, откинувшись на спинку сиденья. Вот уже двенадцать минут, как нет его верных стражей. Малко спросил:– Что будем делать?
Золотые зубы блеснули в полутьме.
– Заставим его говорить.
– Но как?..
Шейх не успел ответить. Один из йеменцев подбежал к автомобилю, наклонился к стеклу и, задыхаясь, начал что-то рассказывать хозяину. С окаменевшим внезапно лицом тот толкнул плечом дверцу.
– Пошли! Скорее!
* * *
Хмель с палестинца соскочил и, сотрясаемый нервной дрожью, он стоял, схваченный неграми с обеих сторон. Один из них вдруг ударил Жафара в живот, и тот испустил пронзительный крик. Мариетта рыдала в кресле, прижимая к щеке пропитанное кровью полотенце. Внезапно протрезвевший шейх смотрел на палестинца с видимым отвращением.– Грязная собака! – прорычал он. – Ты позоришь арабскую нацию.
Он только что разъяснил Малко, что собирался делать слуга принца Саида, когда был застигнут йеменцами.
Жафар попытался хорохориться:
– Кто вы такие и по какому праву вошли сюда?
Абу Чаржах презрительно сплюнул.
– Взять и вывести негодяя! – приказал он.
Йеменцы выволокли палестинца. Шейх приблизился к Мариетте, осторожно приподнял полотенце и внимательно обследовал рану.
– Немедленно отвезти в Амири-госпиталь и показать лучшим хирургам!
Он помог англичанке подняться. Малко пытался с ней говорить, но она не в силах была отвечать. Ночная свежесть заставила девушку вздрогнуть. Он кое-как закутал ее в одеяло. Они подошли в тот момент, когда негры запихивали Жафара в багажник «бьюика». Шейх усадил Мариетту в «шевроле», дал распоряжения шоферу. Йеменцы уселись на заднем сиденье «бьюика», и машины тронулись в путь.
«Бьюик» выехал на магистраль, ведущую на юг. Шейх больше не улыбался и молча слушал джаз. Фары освещали плоскую каменистую пустыню, напоминавшую американский Запад. Малко не спрашивал, куда они направляются, хотя видел, что Кувейт остался позади.
* * *
Жафар, скорчившись в багажнике, зажмурился. Столбы оранжевого пламени высотой метров в двадцать заливали пустыню ослепительным светом. Гигантские нефтевозы казались в этом свете черными извивающимися чудовищами. Красный «бьюик» минут десять стоял в хвосте машин, которые сворачивали к промыслам. В мертвой тишине слышалось только потрескивание факелов, в которых сгорали излишки газа.– Вылезай! – пролаяли негры Жафару.
Тот выбрался из багажника, посмотрел на сиявшие в отдалении огни города Ахмади и вопросительно посмотрел на Абу Чаржаха, который спокойно закуривал сигарету. Вслед за тем палестинец развязным и грубым тоном бросил шейху несколько фраз по-арабски и сплюнул себе под ноги. Выпученные глаза шейха, казалось, окаменели. Он что-то приказал йеменцам. Те тотчас набросились на Жафара и повалили его на землю. Один из них сел на слугу верхом, другой достал из багажника длинную веревку. Одним ее концом палестинцу скрутили запястья рук, другим привязали к буферу. Малко передернуло.
– Что вы собираетесь делать? – спросил он.
Шейх промолчал, словно не слышал вопроса. Привязанный спиной к машине палестинец продолжал кричать шейху что-то язвительное. Тот обнажил в зловещей улыбке массивную золотую челюсть.
– Он говорит, что я – предатель арабского дела. Ну, ладно. – И повернулся к черным стражам. – В машину!
Он сел за руль и включил зажигание. Малко тоже пришлось сесть, иначе бы его бросили в пустыне. Жафар взвыл. Выхлопные газы обжигали ему ноги. С непроницаемым лицом шейх включил четвертую скорость, и машину рвануло вперед. Слуге удалось сделать несколько шагов, потом он распластался на шоссе с вытянутыми вперед руками и вывернутыми плечами, задыхаясь от бьющих в лицо выхлопных газов. Шейх бесстрастно наблюдал за ним в зеркальце.
Палестинец кричал как резаный, он был в крови, с него сорвало башмаки, неровности шоссе в клочья изорвали его одежду. Абу Чаржах проехал метров сто и остановился. Малко потянуло на рвоту. Все четверо вышли из машины. Истязаемый лежал на спине недвижно, грязные обрывки одежды покрывали превращенное в сплошную кровавую рану тело. Левый глаз его затек и был закрыт. Шейх пнул палестинца ногой в бок. Тот посмотрел на него правым глазом и что-то пробормотал. Малко подумал, что выпученные глаза Абу Чаржаха вообще выскочат из орбит.
Шейх сказал несколько слов йеменцу, который сел за руль и дал машине слабый ход. Безжизненное тело вновь поволоклось по шоссе.
– Что он сказал? – спросил Линге, которого буквально выворачивало наизнанку.
– Я не могу вам этого повторить, – угрюмо пробурчал шейх.
Ни с того ни с сего Жафар вновь принялся пронзительно кричать. Оказывается, другой негр повернул его животом вниз, так что лицо уткнулось в мелкие камешки дороги. Минутой позже шейх приказал остановить машину. Лицо несчастного представляло собой сплошное кровавое месиво. Когда Абу Чаржах над ним наклонился, он коснеющим языком произнес какие-то слова. Шейх повернулся к Малко:
– Он сказал все, что я хотел знать.
Судя по всему, сказанное не доставило начальнику Махабета особого удовольствия. Малко спросил снова:
– Что он сказал?
– Он назвал имя того, кто приказал убить принца Саида аль-Фюжелаха.
– Так освободите же его!
Абу Чаржах не ответил. Он наклонился над палестинцем, и в ту же минуту послышался хрип, перешедший в странное бульканье. Шейх поднялся. В свете фар он казался дьяволом. Струя крови хлестала из перерезанного от уха до уха горла Жафара. Только тогда Малко заметил блеснувший в руке Абу Чаржаха короткий кривой кинжал. Слугу зарезали, как барана. Кровь стекала с шоссе и впитывалась в песок пустыни.
Князь не отрывал глаз от лица шейха. Тот выдержал этот тяжелый взгляд.
– Вы сами сказали «официально», – наконец произнес он.
Через некоторое время йеменцы запихнули еще теплый труп в багажник. Все сели в машину. Обивка на сиденье показалась Малко ледяной. На протяжении всей дороги он не обменялся со своим соседом ни единым словом. Потом кувейтец спросил:
– Что вы собираетесь делать?
Что говорить, чудесная новогодняя ночь!
– Спать, – ответил Малко.
Шейх обнажил золотые клыки:
– Вы обязаны меня сопровождать. Я должен закончить вечер в обществе одного очень богатого и очень могущественного человека, который недавно меня пригласил. Жафар мне об этом приглашении и напомнил, когда называл имя. Как раз имя того, кто дал приказ убить вашего друга принца Саида...
Глава 4
Абдул Заки с нежностью расстелил на столе свежий номер «Кувейт таймс» и указал Малко на передовицу. Сдерживая улыбку, тот бегло пробежал ее глазами. Она была точь-в-точь копией статьи «Фолькише беобахтер» от 1 сентября 1939 года, объяснявшей, что именно евреи развязали первую мировую войну и что это было их первым шагом в утверждении мирового господства. «Кувейт таймс» с полнейшей серьезностью изложила теорию «Сионских мудрецов» и указала, что евреи собираются всех арабов потопить в море с тем, чтобы укрепиться на их землях.
Абдул Заки поднялся, торжествующе глядя на Малко большими черными глазами:
– Только мы, арабы, не позволим им это сделать. Вы знаете, почему израильтяне были вынуждены убраться с Суэцкого канала?
Князь признал, что невежествен в этом вопросе. Пророческим жестом собеседник поднял указательный палец:
– Потому что египетские и алжирские коммандо пробрались на передовые линии израильтян и украли все их танки, перерезав ночью все экипажи. Евреи сами не отрицают этого.
Малко вежливо изложил свое мнение. По сравнению с подвигами египтян Аладдин со своей волшебной лампой ничего не стоит. Впрочем, хозяин вовсе не казался дураком. Он был даже красив, с энергичным лицом, умными глазами и пышными черными усами. Завернутый в дишдашу, кувейтец никогда не надевал европейское платье, по крайней мере, в Кувейте, чтобы сильнее отличаться от иностранцев.
Не успели шейх с Малко к нему приехать, как он сразу же стал занимать беседой князя, представленного ему бизнесменом. Шейх скромненько расположился неподалеку, посасывая виски из своей собственной фляжки. «Дворец» Заки представлял из себя чудовищный прямоугольник со средневековыми окнами, расположенный на углу третьего пояса и авеню Истикаль. Сияющий мрамором, позолотой и резным деревом драгоценных пород, весь нижний этаж был отдан под приемные залы. Видя, что внимание гостя слабеет, хозяин взял Малко за руку.
– Может, хотите перекусить? – и потащил его к гигантскому столу, на котором возлежал жареный верблюд, фаршированный жареным бараном, который, в свою очередь, содержал жареную курицу с жареным голубем внутри. В глубине глубин находилось крутое яйцо. Человек двенадцать приглашенных ели руками жареного верблюда. С самого начала Малко внимательно наблюдал за хозяином, который вслед за Жафаром был ответствен за убийство принца Саида, а по сути дела, замешан в возможном убийстве Генри Киссинджера. Этот человек, по крайней мере, не скрывал своих убеждений. Однако Малко пока не видел, что практически можно из этого извлечь. Он был здесь всего-навсего иностранцем, которого с трудом терпели в не очень гостеприимной стране.
– Вот моя жена, – внезапно произнес Абдул Заки. – Подойдите, она будет рада с вами познакомиться.
Малко повернулся, ожидая увидеть пышнотелую арабскую матрону, и ему показалось, что он грезит. Подошедшая к нему женщина была высока, выше мужа, с высокой, скрытой белым платьем грудью, лицом правильным и жестким, на котором выделялся чувственный рот.
– Моя жена Винни, – осклабился Абдул Заки. – Она родом из Дании.
Князь взял протянутую руку и поклонился. Должно быть, муж дьявольски ревнив... Женщина холодным изучающим взглядом смотрела на гостя. Малко улыбнулся.
– Много ли иностранок замужем за кувейтцами?
Винни Заки сухо, совсем не по-женски усмехнулась.
– Вас это удивило, не правда ли? Вы ожидали увидеть здесь гарем. Но нет. Таких, как я, несколько сотен. У нас свой клуб, и мы организуем вечера в пользу палестинцев. – Взяв мужа под руку, она неприязненно отвела от Малко взгляд, словно знала, кем он был на самом деле.
– А вы умеете изготовлять бутылки с горючей смесью? – спросил Малко.
Величественная Винни скорчила пренебрежительную гримасу.
– Вы верите сионистской пропаганде? Палестинцы – не убийцы. Они борцы за родину, которую у них отобрали.
Можно было подумать, что говорит полковник Каддафи... Малко не настаивал. Вызывающим тоном ничего не добьешься.
– Я уверен, что вы боретесь за правое дело, – дипломатично заметил он.
Последние гости начали расходиться. Музыканты в своем углу что-то тихонько наигрывали под аккомпанемент барабанов. Бесчисленные слуги босиком сновали среди приглашенных, предлагая дымящийся крепкий и ароматный кофе в крохотных чашечках. Светало. Малко подумал о молодой англичанке, которая начинала год в Амири-госпитале. Бороться с Абдулом Заки чрезвычайно трудно. Абу Чаржах ему объяснил, что Заки баснословно богатый торговец и фанатичный защитник палестинцев. Но никогда еще его имя не было связано с террористической деятельностью. Кувейтец уточнил:
– Будьте осторожны. Абдул Заки – человек очень могущественный. Я даже не осмеливаюсь говорить о признании Жафара моему дяде эмиру, ибо он не поверит мне.
Обнадеживающе, нечего сказать!
Малко допил свой лимонад. У Заки не водилось спиртных напитков.
«Сейчас пойду спать», – подумал князь.
Сопровождая удалявшуюся Винни, ее супруг по дороге прихватил Абу Чаржаха.
В саду Малко заметил золоченую клетку с большой птицей.
– Это мой сокол, – пояснил хозяин. – Я и теперь часто с ним охочусь.
Малко словно швырнуло на столетия назад... Напустят на него этого ястреба и перед тем, как прикончить, добьются, чтобы хищник выклевал ему глаза.
Абдул Заки долго жал руку Малко.
– Счастливого Нового года!
Машинально улыбаясь, тот подумал, что для палестинца Жафара этот год оказался слишком коротким и слишком печальным.
Расставаясь, Абу Чаржах шепнул князю на ухо:
– Говорят, что в гневе Заки натравливает сокола на слуг...
«Очаровательный персонаж», – подумал Малко. Ему надо было срочно встретиться с начальником отделения ЦРУ в Кувейте Ричардом Грином.
– Я не нахожу вас слишком полным, – задумчиво произнес Малко.
Со своей ровной бородкой, низким лбом, правильными чертами и ростом метр девяносто, Ричард выглядел весьма представительно. Он горько засмеялся:
– У меня просто хороший портной, вот и все. Но если бы вы видели меня раздетым!.. Впрочем, вернемся к нашим баранам. Итак, какие у вас намерения?
– Это именно тот самый вопрос, который я постоянно себе сейчас задаю, – вздохнул Малко. – Вы знаете об этом ровно столько, сколько я. К тому же я вынужден доверять шейху Абу Чаржаху. А за двадцать четыре часа я не смог этого человека изучить.
– Думается, это тип что надо. Он ненавидит палестинцев, и ему хочется, чтобы Кувейт сохранил добрую репутацию. Мечтает, к примеру, создать здесь оазис туризма. Однако не шевельнет пальцем, чтобы что-то сделать официально. Он не может. Как-никак, мы находимся в арабской стране.
– В деле с Жафаром ему пришлось пошевелить многими пальцами, между прочим, – заметил Малко.
Американец пожал плечами:
– Статист... Но если придется затронуть значительных, он превратится в ничто.
Ричард Грин от души посмеялся, когда узнал, к какому способу прибег Чаржах для знакомства с Малко. Он заверил князя, что тот не хотел ничего плохого, что он просто решил испытать его мужество и что они могут безусловно рассчитывать на помощь шейха. До известных пределов, конечно...
– Государственный секретарь прибывает через семнадцать дней, – вновь сделался серьезным Грин. – Если его даже не убьют, а просто встретят пулеметной очередью, я спокойно могу подавать в отставку.
Постучали, и в дверь вошла весьма подтянутая Элеонора Рикор. Она села на диванчик рядом с Малко:
– Что нового?
Малко рассказал, как прошел остаток вечера, включая прием у Абдула Заки.
– Вы знаете эту Винни? – спросил он. – Это настоящая Пассионария, но в этом, может, кроется единственная возможность узнать о планах ее супруга. Ко всему прочему, она все же не арабка.
Элеонора кивнула:
– Это истеричка, помешанная на палестинской проблеме. Меня она отшвыривает, потому что я – черная. Одно время ей хотелось заставить меня произносить антисионистские речи в ее клубе.
– Она охотно бы швырнула гранату в Киссинджера своими белыми ручками, – с горечью заметил Грин. – Бог с ней, с этой милой женщиной!..
Малко стало вдруг душно в этом крохотном бюро с низкими потолками. ЦРУ не очень-то балуют в Кувейте. Ричард Грин, к примеру, расположился в подвале маленького здания. В том же комплексе находился дом, занимаемый послом. Скудость информации о палестинцах, которой располагал Грин, явно огорошила князя.
– Вы действительно ничего не знаете о палестинцах?
– Знаю, конечно! Я стараюсь иметь с ними максимум контактов. Но это все «хорошие», «положительные» палестинцы. «Дурные» же считают меня истинным дьяволом и, увидев, перебегают на другую сторону тротуара. Они не поддаются никакому контролю, и они-то как раз являются самыми опасными. Их поддерживает полковник Каддафи.
Малко подумал о тридцати трех ни в чем не повинных, недавно убитых в Риме. Конечно, были все основания беспокоиться. Неожиданная мысль пришла ему в голову:
– Элеонора, можете ли вы повидаться с Винни Заки?
Негритянка удивленно на него посмотрела:
– Думаю, что да.
– Хорошо. Знает ли она, что вы работаете на контору?
– Вряд ли.
Он улыбнулся:
– Чудесно! Сделайте так, чтобы она об этом узнала. И попросите об одной услуге.
Винни Заки слушала внимательно и наконец спросила:
– Для чего вы все это мне рассказываете?
Элеонора сделала вид, что чрезвычайно смущена:
– Видите ли, вы всегда проявляли по отношению ко мне столько участия... У нас, естественно, различные политические взгляды, однако я думаю, что...
Винни положила руку на руку Элеоноры:
– Я буду счастлива вам помочь...
Элеонора подняла глаза и вдруг почувствовала себя не в своей тарелке. Винни смотрела на нее с выражением влюбленного мужчины.
– Видите ли, – продолжала вице-консул, – нам известно, что перед смертью принц Саид говорил о палестинцах с этой англичанкой, с Мариеттой. У нее могут быть для нас ценные сведения. Но сейчас она находится под надзором кувейтской полиции, которая запрещает нам с ней общаться. Говорят, что девушка будет в состоянии говорить дней через пятнадцать. Но это слишком поздно... Если бы вы могли с ней встретиться и передать ее рассказ мне, это было бы потрясающе...
Рикор замолчала, предпочитая не заглядывать в глаза собеседницы, которые вдруг превратились в две ледяшки. Молчание длилось минуты три, после чего Винни словно бы оттаяла и с ослепительной улыбкой проговорила:
– Я думаю, что смогла бы оказать вам подобную услугу. У Абдула огромные возможности, и мне не станут чинить препятствий. Я скажу, что хочу видеть англичанку, чтобы узнать о ее здоровье.
– Великолепно! – воскликнула Элеонора. – Вы окажете мне неоценимую услугу.
Винни продолжала ее рассматривать с каким-то странным выражением в глазах.
– Я очень рада. Надеюсь, что как-нибудь вы сможете провести у нас вечер. Мы будем втроем. Абдул не любит выходить, но дома мы частенько недурно проводим время.
Негритянка решила, что зря придает значение всяким пустякам, но неприятное ощущение не проходило.
– В каком она госпитале? – спросила Винни.
– В Амири-госпиталь, палата 321.
Винни быстренько записала адрес, допила «Виши» и встала. Они остановились перед доу, старинной лодкой для рыбной ловли, которая украшала холл «Хилтона». Остальные догнивали в старом порту. С тех пор как в Кувейте нашли нефть, население перестало заниматься рыболовством.
– Как только с ней увижусь, позвоню вам, – пообещала датчанка. – Можете на меня рассчитывать.
Обнимая Элеонору, Винни прижалась к ней так, как прижимаются мужчины.
Негритянке, чтобы дойти до посольства, достаточно было пересечь улицу. Она шла со сжавшимся сердцем. В охоте на тигра наибольшей опасности подвергается козочка, особенно в человечьем обличье.
Абдул Заки поднялся, торжествующе глядя на Малко большими черными глазами:
– Только мы, арабы, не позволим им это сделать. Вы знаете, почему израильтяне были вынуждены убраться с Суэцкого канала?
Князь признал, что невежествен в этом вопросе. Пророческим жестом собеседник поднял указательный палец:
– Потому что египетские и алжирские коммандо пробрались на передовые линии израильтян и украли все их танки, перерезав ночью все экипажи. Евреи сами не отрицают этого.
Малко вежливо изложил свое мнение. По сравнению с подвигами египтян Аладдин со своей волшебной лампой ничего не стоит. Впрочем, хозяин вовсе не казался дураком. Он был даже красив, с энергичным лицом, умными глазами и пышными черными усами. Завернутый в дишдашу, кувейтец никогда не надевал европейское платье, по крайней мере, в Кувейте, чтобы сильнее отличаться от иностранцев.
Не успели шейх с Малко к нему приехать, как он сразу же стал занимать беседой князя, представленного ему бизнесменом. Шейх скромненько расположился неподалеку, посасывая виски из своей собственной фляжки. «Дворец» Заки представлял из себя чудовищный прямоугольник со средневековыми окнами, расположенный на углу третьего пояса и авеню Истикаль. Сияющий мрамором, позолотой и резным деревом драгоценных пород, весь нижний этаж был отдан под приемные залы. Видя, что внимание гостя слабеет, хозяин взял Малко за руку.
– Может, хотите перекусить? – и потащил его к гигантскому столу, на котором возлежал жареный верблюд, фаршированный жареным бараном, который, в свою очередь, содержал жареную курицу с жареным голубем внутри. В глубине глубин находилось крутое яйцо. Человек двенадцать приглашенных ели руками жареного верблюда. С самого начала Малко внимательно наблюдал за хозяином, который вслед за Жафаром был ответствен за убийство принца Саида, а по сути дела, замешан в возможном убийстве Генри Киссинджера. Этот человек, по крайней мере, не скрывал своих убеждений. Однако Малко пока не видел, что практически можно из этого извлечь. Он был здесь всего-навсего иностранцем, которого с трудом терпели в не очень гостеприимной стране.
– Вот моя жена, – внезапно произнес Абдул Заки. – Подойдите, она будет рада с вами познакомиться.
Малко повернулся, ожидая увидеть пышнотелую арабскую матрону, и ему показалось, что он грезит. Подошедшая к нему женщина была высока, выше мужа, с высокой, скрытой белым платьем грудью, лицом правильным и жестким, на котором выделялся чувственный рот.
– Моя жена Винни, – осклабился Абдул Заки. – Она родом из Дании.
Князь взял протянутую руку и поклонился. Должно быть, муж дьявольски ревнив... Женщина холодным изучающим взглядом смотрела на гостя. Малко улыбнулся.
– Много ли иностранок замужем за кувейтцами?
Винни Заки сухо, совсем не по-женски усмехнулась.
– Вас это удивило, не правда ли? Вы ожидали увидеть здесь гарем. Но нет. Таких, как я, несколько сотен. У нас свой клуб, и мы организуем вечера в пользу палестинцев. – Взяв мужа под руку, она неприязненно отвела от Малко взгляд, словно знала, кем он был на самом деле.
– А вы умеете изготовлять бутылки с горючей смесью? – спросил Малко.
Величественная Винни скорчила пренебрежительную гримасу.
– Вы верите сионистской пропаганде? Палестинцы – не убийцы. Они борцы за родину, которую у них отобрали.
Можно было подумать, что говорит полковник Каддафи... Малко не настаивал. Вызывающим тоном ничего не добьешься.
– Я уверен, что вы боретесь за правое дело, – дипломатично заметил он.
Последние гости начали расходиться. Музыканты в своем углу что-то тихонько наигрывали под аккомпанемент барабанов. Бесчисленные слуги босиком сновали среди приглашенных, предлагая дымящийся крепкий и ароматный кофе в крохотных чашечках. Светало. Малко подумал о молодой англичанке, которая начинала год в Амири-госпитале. Бороться с Абдулом Заки чрезвычайно трудно. Абу Чаржах ему объяснил, что Заки баснословно богатый торговец и фанатичный защитник палестинцев. Но никогда еще его имя не было связано с террористической деятельностью. Кувейтец уточнил:
– Будьте осторожны. Абдул Заки – человек очень могущественный. Я даже не осмеливаюсь говорить о признании Жафара моему дяде эмиру, ибо он не поверит мне.
Обнадеживающе, нечего сказать!
Малко допил свой лимонад. У Заки не водилось спиртных напитков.
«Сейчас пойду спать», – подумал князь.
Сопровождая удалявшуюся Винни, ее супруг по дороге прихватил Абу Чаржаха.
В саду Малко заметил золоченую клетку с большой птицей.
– Это мой сокол, – пояснил хозяин. – Я и теперь часто с ним охочусь.
Малко словно швырнуло на столетия назад... Напустят на него этого ястреба и перед тем, как прикончить, добьются, чтобы хищник выклевал ему глаза.
Абдул Заки долго жал руку Малко.
– Счастливого Нового года!
Машинально улыбаясь, тот подумал, что для палестинца Жафара этот год оказался слишком коротким и слишком печальным.
Расставаясь, Абу Чаржах шепнул князю на ухо:
– Говорят, что в гневе Заки натравливает сокола на слуг...
«Очаровательный персонаж», – подумал Малко. Ему надо было срочно встретиться с начальником отделения ЦРУ в Кувейте Ричардом Грином.
* * *
Ричард Грин, обескураженный, оттолкнул ногой портативные весы, стоявшие под его столом: в Абу-Джаби он снова набрал два с половиной килограмма, так и не уговорив эмира не покупать французские «миражи». Теперь Грин весил сто двадцать килограммов.– Я не нахожу вас слишком полным, – задумчиво произнес Малко.
Со своей ровной бородкой, низким лбом, правильными чертами и ростом метр девяносто, Ричард выглядел весьма представительно. Он горько засмеялся:
– У меня просто хороший портной, вот и все. Но если бы вы видели меня раздетым!.. Впрочем, вернемся к нашим баранам. Итак, какие у вас намерения?
– Это именно тот самый вопрос, который я постоянно себе сейчас задаю, – вздохнул Малко. – Вы знаете об этом ровно столько, сколько я. К тому же я вынужден доверять шейху Абу Чаржаху. А за двадцать четыре часа я не смог этого человека изучить.
– Думается, это тип что надо. Он ненавидит палестинцев, и ему хочется, чтобы Кувейт сохранил добрую репутацию. Мечтает, к примеру, создать здесь оазис туризма. Однако не шевельнет пальцем, чтобы что-то сделать официально. Он не может. Как-никак, мы находимся в арабской стране.
– В деле с Жафаром ему пришлось пошевелить многими пальцами, между прочим, – заметил Малко.
Американец пожал плечами:
– Статист... Но если придется затронуть значительных, он превратится в ничто.
Ричард Грин от души посмеялся, когда узнал, к какому способу прибег Чаржах для знакомства с Малко. Он заверил князя, что тот не хотел ничего плохого, что он просто решил испытать его мужество и что они могут безусловно рассчитывать на помощь шейха. До известных пределов, конечно...
– Государственный секретарь прибывает через семнадцать дней, – вновь сделался серьезным Грин. – Если его даже не убьют, а просто встретят пулеметной очередью, я спокойно могу подавать в отставку.
Постучали, и в дверь вошла весьма подтянутая Элеонора Рикор. Она села на диванчик рядом с Малко:
– Что нового?
Малко рассказал, как прошел остаток вечера, включая прием у Абдула Заки.
– Вы знаете эту Винни? – спросил он. – Это настоящая Пассионария, но в этом, может, кроется единственная возможность узнать о планах ее супруга. Ко всему прочему, она все же не арабка.
Элеонора кивнула:
– Это истеричка, помешанная на палестинской проблеме. Меня она отшвыривает, потому что я – черная. Одно время ей хотелось заставить меня произносить антисионистские речи в ее клубе.
– Она охотно бы швырнула гранату в Киссинджера своими белыми ручками, – с горечью заметил Грин. – Бог с ней, с этой милой женщиной!..
Малко стало вдруг душно в этом крохотном бюро с низкими потолками. ЦРУ не очень-то балуют в Кувейте. Ричард Грин, к примеру, расположился в подвале маленького здания. В том же комплексе находился дом, занимаемый послом. Скудость информации о палестинцах, которой располагал Грин, явно огорошила князя.
– Вы действительно ничего не знаете о палестинцах?
– Знаю, конечно! Я стараюсь иметь с ними максимум контактов. Но это все «хорошие», «положительные» палестинцы. «Дурные» же считают меня истинным дьяволом и, увидев, перебегают на другую сторону тротуара. Они не поддаются никакому контролю, и они-то как раз являются самыми опасными. Их поддерживает полковник Каддафи.
Малко подумал о тридцати трех ни в чем не повинных, недавно убитых в Риме. Конечно, были все основания беспокоиться. Неожиданная мысль пришла ему в голову:
– Элеонора, можете ли вы повидаться с Винни Заки?
Негритянка удивленно на него посмотрела:
– Думаю, что да.
– Хорошо. Знает ли она, что вы работаете на контору?
– Вряд ли.
Он улыбнулся:
– Чудесно! Сделайте так, чтобы она об этом узнала. И попросите об одной услуге.
* * *
Две женщины были единственными посетительницами пиццерии «Хилтона». Винни немедленно откликнулась на просьбу вице-консула. Теперь она выслушивала объяснения негритянки, стараясь ничем не выдать своей заинтересованности. Элеонора рассказала ей все: и о том, что она работает на ЦРУ, и о том, что принц Саид продавал ей информацию, и о том, что он собирался назвать ей имена палестинцев, собирающихся убить Генри Киссинджера.Винни Заки слушала внимательно и наконец спросила:
– Для чего вы все это мне рассказываете?
Элеонора сделала вид, что чрезвычайно смущена:
– Видите ли, вы всегда проявляли по отношению ко мне столько участия... У нас, естественно, различные политические взгляды, однако я думаю, что...
Винни положила руку на руку Элеоноры:
– Я буду счастлива вам помочь...
Элеонора подняла глаза и вдруг почувствовала себя не в своей тарелке. Винни смотрела на нее с выражением влюбленного мужчины.
– Видите ли, – продолжала вице-консул, – нам известно, что перед смертью принц Саид говорил о палестинцах с этой англичанкой, с Мариеттой. У нее могут быть для нас ценные сведения. Но сейчас она находится под надзором кувейтской полиции, которая запрещает нам с ней общаться. Говорят, что девушка будет в состоянии говорить дней через пятнадцать. Но это слишком поздно... Если бы вы могли с ней встретиться и передать ее рассказ мне, это было бы потрясающе...
Рикор замолчала, предпочитая не заглядывать в глаза собеседницы, которые вдруг превратились в две ледяшки. Молчание длилось минуты три, после чего Винни словно бы оттаяла и с ослепительной улыбкой проговорила:
– Я думаю, что смогла бы оказать вам подобную услугу. У Абдула огромные возможности, и мне не станут чинить препятствий. Я скажу, что хочу видеть англичанку, чтобы узнать о ее здоровье.
– Великолепно! – воскликнула Элеонора. – Вы окажете мне неоценимую услугу.
Винни продолжала ее рассматривать с каким-то странным выражением в глазах.
– Я очень рада. Надеюсь, что как-нибудь вы сможете провести у нас вечер. Мы будем втроем. Абдул не любит выходить, но дома мы частенько недурно проводим время.
Негритянка решила, что зря придает значение всяким пустякам, но неприятное ощущение не проходило.
– В каком она госпитале? – спросила Винни.
– В Амири-госпиталь, палата 321.
Винни быстренько записала адрес, допила «Виши» и встала. Они остановились перед доу, старинной лодкой для рыбной ловли, которая украшала холл «Хилтона». Остальные догнивали в старом порту. С тех пор как в Кувейте нашли нефть, население перестало заниматься рыболовством.
– Как только с ней увижусь, позвоню вам, – пообещала датчанка. – Можете на меня рассчитывать.
Обнимая Элеонору, Винни прижалась к ней так, как прижимаются мужчины.
Негритянке, чтобы дойти до посольства, достаточно было пересечь улицу. Она шла со сжавшимся сердцем. В охоте на тигра наибольшей опасности подвергается козочка, особенно в человечьем обличье.
Глава 5
Непрерывный мелкий дождик, заливавший Кувейт, сделал его похожим на Цюрих. Из «шевроле», стоящего напротив главного входа в Амири-госпиталь, Малко мог видеть четырехметровые волны, бьющиеся о берег. Было так холодно, что захотелось включить отопление. Он подумал о несчастных бедуинах, сидящих в шатрах посреди пустыни. Очень тщательно князь проверил свой сверхплоский пистолет с разрывными пулями. Он рисковал наткнуться на врага, вооруженного автоматами, и должен был противопоставить нечто стоящее. Малко повернул голову к окнам хирургического отделения. Почти все – темные.
Кувейтский госпиталь на восемьдесят человек на три четверти пустовал, что, кстати, было неплохо, ибо знания врачей оставляли желать лучшего, а в медсестры шли индуски или палестинки, которых принимали на авось.
Взгляд остановился на одном из окон третьего этажа, за которым находилась Мариетта. А также Элеонора Рикор. Без помощи шейха Абу Чаржаха Малко ни за что бы не удалось осуществить свой план. Идея была несложной: если Винни передала мужу разговор с вице-консулом, палестинцы попытаются ликвидировать англичанку, чтобы не дать ей говорить. Просто-напросто зашлют в госпиталь убийц. Шейх согласился поменять палату Мариетты так, чтобы ее окна выходили на улицу, он устроил также, чтобы Элеонора смогла к ней пройти в неприемные часы. Не стоило производить вооруженной акции против госпиталя, что унизило бы кувейтцев, но скрытые действия вполне возможны.
Во всяком случае, Ричард Грин ждал в своей машине на Аль-Мубарак-стрит, по другую сторону здания. При нем находился карабин «марлин», с которым Ричард охотился на газелей в пустыне, однако карабин вполне годился и для палестинцев. Между двумя машинами осуществлялась телефонная связь. У Элеоноры также был передатчик и маленькая телекамера, так что оба агента могли начать действия еще до того, как убийцы распахнут дверь. Малко надеялся, что, может, будет один, который при виде Элеоноры ударится в бегство. Ну и негритянка! Сейчас она там одна... Поистине надо иметь железные нервы. К счастью, у здания лишь один вход, к тому же убийцы если и прибудут, то на машинах: в Кувейте, как и в Калифорнии, плохо относятся к пешеходам.
Элеонора подошла к окну и посмотрела вниз на машину Малко. Это немного ее успокоило. Передатчик покоился на груди – все же нет ощущения одиночества. Прошло уже несколько часов, молчание начинало давить. Девушка вздрогнула от тревоги и холода. Вечер казался нескончаемым. Вдруг она установила для себя одну странную вещь: на этаже не слышалось никакого шума. Словно госпиталь Амири ни с того ни с сего абсолютно опустел, превратился в корабль призраков... Она вновь подошла к двери и оглядела пустынный коридор. Двери соседних палат были раскрыты настежь, словно там никого не было.
Ступая неслышно, словно тигрица, она подобралась к комнате медсестер. Пусто. Чуланчик для нянечек. Пусто. Исключая двух или трех больных, она одна оставалась на всем этаже. Неожиданный шум пригвоздил негритянку к месту. Лифт. Окаменев, она слышала, как он остановился. Скрипя, отворилась дверца. С невероятной быстротой девушка достигла палаты и застыла за дверью с пистолетом в правой руке, держа левую на выключателе.
Дальнейшее произошло очень быстро. Незнакомец стремительно повернулся, какую-то долю секунды они оба оставались недвижны, затем он резким движением пустил в нее нож и, сделав несколько шагов назад, выскочил в коридор. Негритянка непроизвольно спустила курок в тот момент, когда нож пронзил ей запястье. Пуля попала в потолок, посыпалась штукатурка. Мариетта проснулась, вскочила и, не помня себя, завыла от ужаса. Здоровым глазом она глядела на Элеонору, пыталась говорить и не могла. Негритянка кинулась к ней:
Кувейтский госпиталь на восемьдесят человек на три четверти пустовал, что, кстати, было неплохо, ибо знания врачей оставляли желать лучшего, а в медсестры шли индуски или палестинки, которых принимали на авось.
Взгляд остановился на одном из окон третьего этажа, за которым находилась Мариетта. А также Элеонора Рикор. Без помощи шейха Абу Чаржаха Малко ни за что бы не удалось осуществить свой план. Идея была несложной: если Винни передала мужу разговор с вице-консулом, палестинцы попытаются ликвидировать англичанку, чтобы не дать ей говорить. Просто-напросто зашлют в госпиталь убийц. Шейх согласился поменять палату Мариетты так, чтобы ее окна выходили на улицу, он устроил также, чтобы Элеонора смогла к ней пройти в неприемные часы. Не стоило производить вооруженной акции против госпиталя, что унизило бы кувейтцев, но скрытые действия вполне возможны.
Во всяком случае, Ричард Грин ждал в своей машине на Аль-Мубарак-стрит, по другую сторону здания. При нем находился карабин «марлин», с которым Ричард охотился на газелей в пустыне, однако карабин вполне годился и для палестинцев. Между двумя машинами осуществлялась телефонная связь. У Элеоноры также был передатчик и маленькая телекамера, так что оба агента могли начать действия еще до того, как убийцы распахнут дверь. Малко надеялся, что, может, будет один, который при виде Элеоноры ударится в бегство. Ну и негритянка! Сейчас она там одна... Поистине надо иметь железные нервы. К счастью, у здания лишь один вход, к тому же убийцы если и прибудут, то на машинах: в Кувейте, как и в Калифорнии, плохо относятся к пешеходам.
* * *
Элеонора Рикор слышала лишь биение собственного сердца. Она попыталась взять себя в руки и вынула из сумочки маленький пистолет, способный на расстоянии в двадцать метров поразить человека. В который раз подходила она к двери и прислушивалась. Тишина. Мариетта спала под действием снотворных и успокаивающих средств. Лица не было видно под повязками, лишь белели тонкие руки поверх одеяла да пряди белокурых волос на подушке. Несмотря на все усилия египетских хирургов, на ее щеке так и остался чудовищный шрам. Но бедняжка была чересчур одурманена, чтобы отдать себе в этом отчет.Элеонора подошла к окну и посмотрела вниз на машину Малко. Это немного ее успокоило. Передатчик покоился на груди – все же нет ощущения одиночества. Прошло уже несколько часов, молчание начинало давить. Девушка вздрогнула от тревоги и холода. Вечер казался нескончаемым. Вдруг она установила для себя одну странную вещь: на этаже не слышалось никакого шума. Словно госпиталь Амири ни с того ни с сего абсолютно опустел, превратился в корабль призраков... Она вновь подошла к двери и оглядела пустынный коридор. Двери соседних палат были раскрыты настежь, словно там никого не было.
Ступая неслышно, словно тигрица, она подобралась к комнате медсестер. Пусто. Чуланчик для нянечек. Пусто. Исключая двух или трех больных, она одна оставалась на всем этаже. Неожиданный шум пригвоздил негритянку к месту. Лифт. Окаменев, она слышала, как он остановился. Скрипя, отворилась дверца. С невероятной быстротой девушка достигла палаты и застыла за дверью с пистолетом в правой руке, держа левую на выключателе.
* * *
Малко не спускал глаз с окон палаты, где лежала Мариетта. Тремя минутами раньше перед входом остановилось такси. Из него вышел человек средних лет, седоватый, одетый по-европейски. Такси он не отпустил, что означало, очевидно, что визит не продлится долго. Может, врач, может, запоздавший посетитель, а может, и убийца. Малко тронул машину с места и остановился за такси. На миг пришло отчетливое сознание, какую ответственность он на себя берет: а вдруг как раз в эти мгновения за теми окнами совершается убийство двух женщин? Впрочем, к чему загадывать... Он обязан провести операцию.* * *
С бешено колотящимся сердцем Элеонора нацелилась на дверь. В коридоре послышались легкие шаги. Кто-то остановился возле двери. Казалось, протекла вечность. Она едва сдержала рвущийся крик: створки легонько приотворились. Кто-то пытался их открыть, производя как можно меньше шума. На пол легла тусклая полоска света, она расширилась. Незнакомец изучал комнату. Девушка чувствовала, как напряженно бьется в висках кровь. Хотелось взвыть, закричать диким голосом. Дверь скрипнула снова, в полумраке стал угадываться чей-то силуэт. Постель находилась метрах в пяти. Совершенно инстинктивно Элеонора нажала на выключатель, и в мозгу ее отпечатался с фотографической точностью немолодой уже мужчина среднего роста, с лысеющим лбом и седыми усами. В правой руке он держал голубовато отсвечивающий хирургический нож.Дальнейшее произошло очень быстро. Незнакомец стремительно повернулся, какую-то долю секунды они оба оставались недвижны, затем он резким движением пустил в нее нож и, сделав несколько шагов назад, выскочил в коридор. Негритянка непроизвольно спустила курок в тот момент, когда нож пронзил ей запястье. Пуля попала в потолок, посыпалась штукатурка. Мариетта проснулась, вскочила и, не помня себя, завыла от ужаса. Здоровым глазом она глядела на Элеонору, пыталась говорить и не могла. Негритянка кинулась к ней: