Страница:
Я вернулась в комнату и набрала номер деда. Конечно, звонить ему в такую рань было большим свинством с моей стороны, но я ничего не могла с собой поделать.Одна надежда была на то, что дед вставал с рассветом, так что в это время он вполне уже мог сидеть за столом и писать мемуары.
Телефон прозвонил несчетное количество раз, но трубку так никто и не взял. Я осторожно, словно она была стеклянной, положила ее на аппарат и замерла рядом, не имея сил отойти. Я не могла понять, что происходит и в моем встревоженном мозгу возникали самые разные предположения, одно страшней другого.
Я подождала немного, снова набрала знакомый номер и принялась считать монотонные гудки. Не слышать звонков деде не мог, спал он очень чутко, а телефон стоял рядом с диваном. Если же он уже проснулся и пошел пить чай, за то время, что я названиваю, все равно уже успел бы вернуться в кабинет и взять трубку. Подержав еще немного трубку около уха и послушав длинные гудки, я окончательно испугалась. Должна быть очень серьезная причина, что бы дед не подошел к телефону после устроенного мной трезвона. Услужливое сознание стало рисовать мне страшные картины: деду плохо, он лежит на диване, не может дотянуться до лекарства на столе; дед оступился, упал, лежит беспомощный на полу, не может дотянуться до телефона; и еще сотню не менее достоверных и оттого очень страшных картин. Швырнув трубку на рычаг, я бегом кинулась в спальню одеваться. Не знаю почему, но уже на выходе из квартиры, я вдруг поддалась внезапному порыву и набрала номер Антона. Трубку подняли после третьего гудка и хриплый от сна голосом пробурчал:
-Алло, говорите.
Я не разобрала, кому принадлежал голос, потому спросила:
-Антон, это ты?
-Антона, нет, позвоните завтра.-ответил голос и сладко зевнул.
Я испугалась, что сейчас он положит трубку и заторопилась:
-Димка, это Наташа. Извини, что разбудила тебя, но у меня тут проблемы...
Путаясь в словах и бесконечно извиняясь, я поделилась с ним своими страхами и в ответ услышала то, что хотела:
-Сейчас буду! Дай мне пять минут на сборы.
Действително, через пять минут в дверь позвонили и на пороге возник заспанный Димка.
Я неслась на максимальной скорости, выжимая из моей старой машины все, на что она была способна. Солнце хоть и взошло, но его лучи еще не успели прогреть воздух и от мокрой травы и листьев тянуло сыростью и прохладой. Тротуары были безлюдны, только дворники в оранжевых форменных куртках неторопливо орудовали метлами, готовя город к следующему трудовому дню. Машин на улицах практически не было и я позволила себе забыть о правилах уличного движения и не обращать внимания на светофоры. Расстояние до дедовского дома я преодолела за рекордно короткий срок, бросила машину у подъезда, взлетела на второй этаж и нерешительно замерла перед дверью. Всю дорогу меня гнала тревога за деда и желание увидеть его, а теперь, когда я уже стояла на площадке перед квартирой, вдруг стало страшно войти туда и столкнуться с чем-то непоправимым. Наконец, я взяла себя в руки и надавила кнопку звонка. С замиранием сердца ждала, что за дверью раздадутся знакомые шаркающие шаги, но ответом на дребезжащую трель была тишина.
-У тебя есть ключи?-услышала я голос Димки над ухом.
Я полезла в карман куртки и вытащила связку ключей. Хотя дед практически не выходил на улицу, я на всякий случай всегда таскала с собой ключи от его квартиры и вот теперь такой случай представился. Трясущимися руками я начала совать ключ в замочную скважину, но все время промахивалась и от того еще больше нервничала. Димка осторожно отстранил меня в сторону, взял из рук ключ и через мгновение раздался мягкий щелчок, оповещающий, что путь свободен. Я толкнула дверь, она медленно, с противным скрипом отворилась и нашим глазам предстала картина жуткого разгрома.
Стеллажи вдоль стен зияли пустыми полками, а их содержимое беспорядочно громоздилось на полу коридора. Дверь в кабинет была отворена и там горел свет.
Не решаясь войти в квартиру, я громко позвала:
-Деда, дедушка!
Мне никто не ответил, тогда я робко шагнула через порог и, стараясь не наступать на книги, стала пробираться к кабинету.
Я добралась до двери и замерла на пороге, сдерживая рвущийся из груди крик. Здесь был тот же разгром, что и в коридоре, а посреди комнаты на истертом ковре лежал дед. С высоты моего роста его тело выглядело неестественно длинным и худым. Шторы на окнах были задернуты, горела только лампа на столе и в ее приглушенном свете лицо казалось безжизненным, а закрытые глаза выглядели темными провалами. Я сделала несколько шагов вперед и упала на колени рядом с дедом. Рот его был слегка приоткрыт, из груди вырывалось слабое затрудненное дыхание. Я осторожно взяла деда за руку и тихонько позвала:
-Дедуля!
И тут вдруг заметила темное пятно на ковре у него под головой, которое раньше в полумраке не бросилось мне в глаза. Я осторожно дотронулась до него пальцем и с ужасом поняла, что это кровь, в панике повернулась к Димке и увидела его с телефонной трубкой в руках. Сурово нахмурив брови и решительно выдвинув челюсть вперед, он ожесточенно крутил диск телефона. Перехватив мой взгляд, пояснил:
-Нужно срочно вызывать "Скорую" и милицию.
Я машинально кивнула и снова повернулась к деду.
Я плохо помню как долго мы ждали, пока приехали вызванные Димкой "Скорая" и милиция. Он потом сказал, что приехали они довольно быстро. Все это время я провела на коленях рядом с дедом, не выпуская его руки из своих ладоней. Мне казалось, что пока я держусь за него, он не умрет и не покинет меня одну. Я очнулась, только когда в комнате вдруг началась суета. Первой приехала "Скорая" и двое врачей в белых халатах тут же оттеснили меня в сторону. Затем кабинет наполнился незнакомыми людьми, которые деловито сновали, что-то говорили друг другу, пытались задавать мне вопросы. Я не понимала, чего они хотят и не могла отвести взгляда от деда, около которого хлопотали врачи. Димка осторожно взял меня под руку и вывел из комнаты. Я попыталась сопротивляться, мне не хотелось оставлять деда с чужими людьми, но он нежно сжал мою руку и сказал:
-Не волнуйся, все будет нормально. Сейчас ты ничем не можешь ему помочь, а они знают свое дело.
Я позволила ему отвести себя в кухню, где нас уже поджидал человек с блокнотом. Пользы от этого разговора (а может допроса) было не много, потому, что мыслями я была в другой комнате, рядом с дедом. Я напряженно прислушивалась к голосам в коридоре, пытаясь понять, что же там происходит, упускала нить разговора и отвечала невпопад. Потеряв всякую надежду добиться вразумительных ответов, следователь оставил меня в покое и переключился на Димку.
Представитель власти расценивал происшедшее, как банальное ограбление. С его точки зрения картина преступления была такова: поздно вечером или даже ночью в дверь кто-то позвонил. Пришедшие (или пришедший, тут пока ясности не было) были хорошо знакомы деду, потому, что он сам открыл им дверь. Милицейский чин особо упирал на то, что замки на двери не были ни взломаны, ни открыты отмычкой, они остались неповрежденными. В пользу этой версии говорило и то, что в квартире не было следов борьбы. Видимо, дед пригласил посетителей войти, спокойно повернулся к ним спиной и пошел в кабинет. Они вошли следом и здесь, посреди комнаты, кто-то из них неожиданно нанес ему удар по затылку тяжелым, тупым предметом. Он упал и потерял сознание, они же, посчитали его мертвым и перестали обращать на него внимание. К счастью, удар пришелся по касательной. Милиционер объяснил, что это могло произойти по разным причинам: из-за неопытности грабителя, из-за того, что он сильно нервничал, или из-за недостаточной физической силы, если , например, била женщина. В общем, удар оказался недостаточно сильным и , в результате, дед остался жив.
Вся эта картина была изложена деловитым тоном человека, повидавшего на своем веку много преступлений и давно уже переставшего ими ужасаться. В тот момент его больше интересовали наши предположения по поводу возможных посетителей, а также наше столь своевременное появление в дедовской квартире в такой ранний час. На этот вопрос Димка спокойно ответил, что накануне дед чувствовал себя неважно и я, беспокоясь, периодически ему звонила. Зная, что он страдает бессонницей и спит крайне мало, я позвонила ему в семь утра, но к телефону никто не подошел. Так как аппарат находится рядом с постелью в кабинете и не слышать звонка он не мог, мы решили, что ему стало плохо и приехали проведать, благо живем почти рядом.
Милиционер задал несколько уточняющих вопросов, сказал. что наше объяснение его удовлетворяет и перешел к следующей проблеме. Его интересовало, что, на мой взгляд, пропало из квартиры. Я не успела ничего ответить, дверь приоткрылась и на пороге появился один из врачей. Он только посмотрел в мою сторону, собираясь что-то сказать, как я сорвалась с места и кинулась к нему. В тот момент мне показалось, что он пришел сообщить о кончине деда. Увидев ужас на моем лице, врач поторопился успокоить:
-Не волнуйтесь! С ним более или менее все в порядке. Сейчас мы сделали все, что было в наших силах, но его нужно срочно госпитализировать.
Я бессильно кивнула, соглашаясь.
Глава 9
В больнице деда сразу поместили в реанимацию. Я попыталась проскользнуть следом, но дежурный врач решительно выставил меня из отделения:
-Вам здесь делать нечего.-твердо сказал он.-Ваш родственник сейчас без сознания и Вы ничем ему помочь не можете.
-Доктор...-попыталась слабо возразить я, но он решительно положил конец разговору, закрыв дверь перед моим носом.
Хотя к деду меня и не пустили, уходить домой я не собиралась. Примостившись в углу на банкетке под пыльной пальмой, я вознамерилась провести на ней весь день, но тут рядом возник Димка и насильно вывел меня наружу.
На улице беззаботно светило солнце, теплый ветерок ласково теребил листья деревьев, буйно полыхали цветы на клумбах и трудно было поверить, что там, за серыми стенами страдают, мучаются и умирают люди.
-Наташа, оттого, что ты здесь сидишь никакой пользы нет. Он без сознания и ничем помочь ему ты не можешь..-донесся до меня голос Димки.
Я согласно кивала, а сама думала, что это нужно мне, а не деду, пока нахожусь поблизости, чувствую себя спокойнее.
-Я отвезу тебя домой, тебе нужно отдохнуть. Когда он очнется, понадобятся силы, что бы ухаживать за ним.
Я снова согласно кивнула, говорить не хотелось. Он расценил мой кивок как согласие и радостно заторопился:
-Постой здесь, я машину найду.
Такси ловить не пришлось: напротив нас как раз остановилась желтая машина с шашечками, из нее тяжело выбралась полная женщина с нагруженными сумками и заспешила к главному входу.
Димка усадил меня в машину и назвал водителю адрес, но я представила себе, как буду неприкаянно слоняться по пустой квартире и мучаться неизвестностью, ужаснулась и попросила отвезти меня на Машкова. Там я, по крайней мере, смогу заняться наведением порядка, это позволит убить время и немного отвлечет от печальных мыслей.
При отдернутых шторах и ярком свете разгром выглядел еще более впечатляющее, чем утром. Я прошлась по всей квартире, заглянула в каждую комнату и ужаснулась.
В столовой дверцы шкафа распахнуты, дедовские костюмы, бабушкины платья, старые шляпки и сумочки, беспорядочно свалены на пол. Ящики комода выдвинуты, а их содержимое, весь этот десятилетиями копившийся хлам, разбросан по комнате.
В спальне Олега кровать разворошена, подушка вспорота и все вокруг покрыто пухом, который белыми хлопьями взмывал вверх при малейшем неосторожном движении.
В кабинете книги были безжалостно сброшены с полок, а документы, многие годы старательно собираемые дедом, выброшены из папок.
Нетронутой осталась только кухня, здесь все было на своих местах, за исключением ручной кофемолки. Она была давно сломана Олегом, но выглядела очень мило и, наверное, поэтому приглянулась ворам.
Осторожно лавируя между горами скарба я обошла квартиру и пришла к выводу, что все ценные вещи, как ни мало их было, исчезли. В кабинете грабители прихватили с собой дедовские ордена, которые он хранил в ящике стола и письменный прибор, подаренный сослуживцами, когда он выходил в отставку. В столовой они взяли бронзовые каминные часы, которые, за неимением камина, стояли на комоде, из самого комода пропало столовое серебро, а со стены, что меня крайне изумило, исчезла картина Антона. Он подарил мне ее десять лет назад, в самом начале нашего знакомства. В тот период он взахлеб читал все сенсационные публикации, ежедневно появляющиеся в печати, был увлечен идеей национального возрождения России и картина отражала его тогдашние мечтания. На темно-синем фоне, в перемешку с золотыми церковными куполами, были изображены седовласые старцы с посохами, воины в шлемах, монахини в черных одеждах. Картина мне не нравилась, вешать ее в собственной квартире не хотелось и я спровадила полотно деду, поместив в самом темном углу. Единственная ценность данного шедевра заключалась в массивной позолоченой раме, чем, скорее всего и прельстились грабители. Другой причины для его похищения я придумать не могла, вряд ли они были поклонниками идеи национального возрождения. Но, в любом случае, исчезновению я была рада: выбросить рука не поднималась, а так сам исчез и больше не мозолил глаза.
Пройдясь по комнатам и обозрев весь этот кавардак, я тяжело вздохнула и принялась наводить порядок. Я мыла, расставляла, раскладывала, а ничем не занятая голова пухла от размышлений. Руки машинально делали привычную работу, а в мыслях был сумбур. Из головы не шло давишнее утверждение милиционера о том, что ворами был кто-то из близких нам людей. Верить в это не хотелось, но то, что дед собственноручно открыл дверь, ставило в тупик. Я стала перебирать в памяти всех знакомых, которые бывали в этом доме в последние годы и их оказалось крайне мало. Друзья и сослуживцы деда или уже умерли или не выходили из дома по причине старости, общались они между собой исключительно по телефону, да и представить их в роли грабителей я не могла. Знакомые Олега у нас не бывали, будучи закоренелым эгоистом, он все же понимал, что своих сомнительных друзей к деду приводить не следует, поэтому встречался с ними исключительно на квартире у Галины. Короче, при полном беспорядке в собственной жизни у него все же хватало ума не создавать беспорядка в жизни деда. Что касается меня, то я с двадцати лет жила отдельно и все мои друзья и знакомые приходили ко мне туда, на улицу Забелина. Перебрав всех, я пришла к выводу, что в квартире на Машкова бывал Антон и моя школьная подружка Машка. Никого из них в образе грабителя, позарившегося на пару истертых от времени серебрянных ложек и старые часы, я себе представить не могла. И дело здесь было не только в том, что я не подвергала сомнению их честность. Главное, я была в корне не согласна с давишним милиционером, что это обычное бытовое ограбление.
Если бы этому нападению не предшествовал ряд других печальных событий, я может и приняла бы это за простой разбой, но в свете происшествий последних дней все выглядело иначе. Эта версия подкреплялась еще и тем, что особое внимание бандиты уделили книгам и папкам с бумагами. Они не поленились снять их с полок и просмотреть, а если учесть, что хранящейся у нас литературы хватило бы на создание небольшой районной библиотеки, то в связи с этим на ум приходила мысль, что бандитов интересовали какие-то записи. А если вспомнить о существовании злосчастного дневника, то о причинах вторжения гадать особо не приходилось. В общем, я пришла к выводу, что в квартиру вломился тот, кто знал о дневнике и хотел его заполучить.
Если быть честной до конца, то эта мысль вертелась у меня в голове с того самого момента, как мы открыли дверь и увидели разгромленную квартиру. Я не стала делиться ею с милицией, так как в этом случае пришлось бы рассказывать и о гибели Людмилы, об исчезновении Галины, о долге Олега и о дневнике. Представителям власти могло не понравиться мое активное участие в некоторых из этих событий и тогда из категории свидетеля я легко могла перейти в категорию подозреваемой. В общем, я решила держать свои мысли при себе, ненужных предположений не высказывать и предоставить милиции возможность разбираться во всем самой.
Однако, это не означало, что я отбросила прочь все подозрения и больше о них не думала. Я перебирала в голове всех, кому было известно о дневнике и пыталась оценить их с точки зрения охотников за сокровищами.
Во-первых, я сама, но про себя я точно знала, что сокровища меня не волновали, в родную квартиру я не врывалась и собственного деда по голове не била.
Во-вторых, Олег. Против него говорило то, что он не был отягощен особыми моральными принципами и очень нуждался в деньгах. К тому же, он исчез и с того последнего звонка от него не было никаких известий. Но, допустить, что Олег, который, не смотря ни на что, все же любил деда, решил ограбить его, я не могла. И дело здесь было не в его моральных принципах, а в практической нецелесообразности подобного поступка. Ему не было необходимости приходить ночью к деду, бить его по затылку и тайком выносить вещи. Он мог просто явиться днем, взять все, что хотел, как это и было всегда, и спокойно уйти. Если же он приходил за дневником, то все происшедшее вообще лишалось смысла. Олег обнаружил дневник несколько лет назад, прекрасно знал, где он хранится и много раз имел возможность перечитывать злополучные записи. Он не стал бы перерывать весь дом, как это сделали грабители, в поисках дневника. Кстати, они его не нашли, я сразу по приходе в квартиру проверила потайной ящик -дневник был на месте.
В-третьих, Антон. За то время, что мы с ним знакомы, он несколько раз бывал в квартире на Машкова и дед его знал. Если бы Антон ночью под благовидным предлогом пришел к деду, тот без колебаний открыл бы ему дверь. Кстати, той трагической ночью Антон дома не ночевал. Димка упомянул, что он звонил, говорил, что засиделся у приятеля и останется у него до утра. Конечно, Антон вполне мог солгать и поздно вечером явиться сюда. Дневника он так и не нашел, а вещи взял для отвода глаз, отвез куда-нибудь и выбросил. Но это все было из области фантастики, в действительности у Антона не было необходимости рисковать и идти на ограбление, ему достаточно было расспросить меня. Я считала его восторженным почитателем старины и неисправимым романтиком, поэтому его интерес к старинному кладу меня бы не удивил, я бы ему все рассказала и даже дала бы прочитать дневник. Но главное заключалось в том, что Антон не был алчным и корыстным человеком. Да, он был талантливым и модным художником, зарабатывал своими картинами большие деньги, но они не были для него смыслом жизни. Смысл жизни он видел в живописи, а к деньгам относился легко, быстро расставался с ними, охотно давал в долг и никогда не требовал возвращения. В общем, по моему мнению, Антон никак не подходил на роль алчного охотника за сокровищами и я охотно вычеркнула его из списка подозреваемых.
Следующей шла Галка. Она не была знакома с дедом, никогда не бывала в его квартире, но за год жизни с Олегом, успела многое узнать о нашей семье. Ей ничего не стоило придумать убедительную причину и легко проникнуть в квартиру. Тут на ум услужливо приходило замечание милиционера о том, что, возможно, преступник был слаб и неопытен. Но вот причины для подобного поступка я не находила. Она не знала о дневнике и не подозревала о существовании клада. Я ей ничего об этом не говорила, просто предупредила об опасности и попросила быть осторожнее. Олег, я думаю, тоже ничего не сказал, если даже он ей и звонил, то вряд ли упоминал о дневнике. Поразмышляв таким образом, я с облегчением пришла к выводу, что Галку из подозреваемых тоже можно вычеркнуть, чему очень обрадовалась - Галка мне нравилась.
Последним в моем списке шел Димка. Все во мне протестовало, когда я думала, что грабителем мог быть он. Однако, здравый смысл не позволял отбросить прочь его кандидатуру. Если Димка замыслил получить сокровища, то у него было вполне достаточно времени навестить деда после того, как я блаженно заснула на его плече. А если уж заглядывать дальше, хотя мне этого очень и не хотелось, то и его приход в тот день выглядел очень подозрительно. У меня запылали щеки от стыда, как только я подумала, что он лег со мной в постель только для того, чтобы отвести от себя подозрения. Он мог уйти от меня сразу, как только я заснула, поехать к деду, обшарить квартиру и к тому времени, когда я ему позвонила, быть дома. Антона не было и Димкина отлучка вполне могла пройти незамеченной. Конечно, он не был знаком с дедом и ему было бы сложно уговорить того открыть дверь незнакомому человеку, но при желании и определенной хитрости он вполне мог выпытать у Антона необходимые сведения, а потом использовать их в разговоре. В результате всех этих размышлений Димкин образ постепенно приобрел черты коварного преступника и подлого соблазнителя. Все во мне сопротивлялось такому течению мыслей и я начала с жаром убеждать себя, что Димка этого сделать никак не мог. Правда, я мало что знала о нем, а если быть честной, то почти ничего не знала, и даже эта малость мне была известна только с его слов. Так что, особых причин верить ему не было, но мне очень хотелось и я искала оправдания. Если даже его и соблазнил блеск зарытого клада и он решил начать за ним охоту, убеждала я себя, ему не было нужды рисковать и лезть в чужую квартиру. Лаской он мог получить от меня все необходимые ему сведения и не подвергать себя ненужной опасности.. Придя к этому выводу, я приободрилась и стала веселее смотреть на жизнь. Все таки он мне здорово нравился, этот Димка!
Значит, в качестве подозреваемых у меня оставались только подельники Калины. И, говоря по совести, их кандидатуры устраивали меня со всех точек зрения. Они не входили в число близких мне людей, я не питала к ним нежных чувств и они были крайне несимпатичными личностями. Правда, мои логические построения портил один нюанс: я не понимала, как им удалось войти в квартиру. Но я утешила себя тем, что, когда дед придет в сознание, все прояснится.
Покончив с поисками виновных, я огляделась вокруг и обнаружила, что на дворе глубокая ночь, а квартира полностью приведена в порядок и сияет чистотой. Довольная, я еще раз прошлась по комнатам, что бы насладится плодами своей деятельности, а потом отправилась спать на диван.
Глава 10
Утром перед работой я заехала в больницу и, выстояв длинную очередь к окошку, справилась о здоровье Новосельцева Владимира Максимилиановича. Ответ был самый неутешительный:
-Состояние критическое, в сознание не приходил.
Не удивительно, что на работу я приехала нервная и расстроенная. Попробовала заняться технической документацией на строящийся в Центральном округе офисный центр и не смогла, все валилось из рук, мысли крутились вокруг деда, долга, исчезновения Галины. Промучившись полдня и поняв, что работник из меня в этот день никакой, я бодро сообщила секретарю, что еду на объект, села в машину и поехала в мастерскую к Калине.
Дело в том, что в результате мучительных размышлений о событиях последних дней я пришла к выводу, что во избежание новых жертв, нужно во-первых ликвидировать долг, а во-вторых расстаться с тайной клада. Второй пункт плана выполнить было легко, мифическими сокровищами я не дорожила и была готова была не только подробно рассказать кредиторам Олега все, что знаю, но и предоставить в качестве доказательства сам дневник. Значительно труднее было воплотить в жизнь первый пункт. Десять тысяч долларов по-прежнему были для меня неподъемной суммой, но тут я расчитывала на Калину. Я надеялась уговорить его заплатить половину долга, тогда оставшиеся пять тысяч можно было бы занять у Антона и таким образом с долговыми претензиями было бы покончено.
Довольная собственной изобретательностью и воодушевленная радужными перспективами, я бойко подкатила к мастерской.. Обе створки железных ворот были широко распахнуты, открывая взору внутренность обширного помещения, которое при свете дня смотрелось совершенно иначе, чем в мой прошлый визит. Теперь, когда все его углы были освещены, и само помещение, и массивные приспособления непонятного назначения, и груды ржавого металлолома выглядели вполне мирно, в них уже не чудилось ничего страшного или угрожающего. Прямо около входа стояла светлая "Волга" с поднятым капотом, во внутренностях которой копался грузный мужчина в темном комбинезоне. Заслышав шум подъезжаюшей машины, он поднял голову и вопрошающе посмотрел в мою сторону. Я выскочила из салона и заспешила к нему, на ходу придумывая, с чего бы половчее начать разговор. Ничего толкового не придумала и потому решила идти на пролом.
-Добрый день!- прощебетала я и заискивающе улыбнулась, стараясь расположить его к себе.
-Добрый!-откликнулся мастер, с интересом ожидая продолжения.
Я тоже посмотрела на него и он мне понравился. Мужчина производил впечатление добродушного, умудренного жизнью человека, который спокойно делает свое дело и не вредничает по пустякам.
-Вы не могли бы мне помочь?
-А что у Вас стряслось?-приветливо поинтересовался он и перевел взгляд на мою машину, которая стояла прямо перед воротами. Тут я сообразила, что меня приняли за клиентку и торопливо сказала:
Телефон прозвонил несчетное количество раз, но трубку так никто и не взял. Я осторожно, словно она была стеклянной, положила ее на аппарат и замерла рядом, не имея сил отойти. Я не могла понять, что происходит и в моем встревоженном мозгу возникали самые разные предположения, одно страшней другого.
Я подождала немного, снова набрала знакомый номер и принялась считать монотонные гудки. Не слышать звонков деде не мог, спал он очень чутко, а телефон стоял рядом с диваном. Если же он уже проснулся и пошел пить чай, за то время, что я названиваю, все равно уже успел бы вернуться в кабинет и взять трубку. Подержав еще немного трубку около уха и послушав длинные гудки, я окончательно испугалась. Должна быть очень серьезная причина, что бы дед не подошел к телефону после устроенного мной трезвона. Услужливое сознание стало рисовать мне страшные картины: деду плохо, он лежит на диване, не может дотянуться до лекарства на столе; дед оступился, упал, лежит беспомощный на полу, не может дотянуться до телефона; и еще сотню не менее достоверных и оттого очень страшных картин. Швырнув трубку на рычаг, я бегом кинулась в спальню одеваться. Не знаю почему, но уже на выходе из квартиры, я вдруг поддалась внезапному порыву и набрала номер Антона. Трубку подняли после третьего гудка и хриплый от сна голосом пробурчал:
-Алло, говорите.
Я не разобрала, кому принадлежал голос, потому спросила:
-Антон, это ты?
-Антона, нет, позвоните завтра.-ответил голос и сладко зевнул.
Я испугалась, что сейчас он положит трубку и заторопилась:
-Димка, это Наташа. Извини, что разбудила тебя, но у меня тут проблемы...
Путаясь в словах и бесконечно извиняясь, я поделилась с ним своими страхами и в ответ услышала то, что хотела:
-Сейчас буду! Дай мне пять минут на сборы.
Действително, через пять минут в дверь позвонили и на пороге возник заспанный Димка.
Я неслась на максимальной скорости, выжимая из моей старой машины все, на что она была способна. Солнце хоть и взошло, но его лучи еще не успели прогреть воздух и от мокрой травы и листьев тянуло сыростью и прохладой. Тротуары были безлюдны, только дворники в оранжевых форменных куртках неторопливо орудовали метлами, готовя город к следующему трудовому дню. Машин на улицах практически не было и я позволила себе забыть о правилах уличного движения и не обращать внимания на светофоры. Расстояние до дедовского дома я преодолела за рекордно короткий срок, бросила машину у подъезда, взлетела на второй этаж и нерешительно замерла перед дверью. Всю дорогу меня гнала тревога за деда и желание увидеть его, а теперь, когда я уже стояла на площадке перед квартирой, вдруг стало страшно войти туда и столкнуться с чем-то непоправимым. Наконец, я взяла себя в руки и надавила кнопку звонка. С замиранием сердца ждала, что за дверью раздадутся знакомые шаркающие шаги, но ответом на дребезжащую трель была тишина.
-У тебя есть ключи?-услышала я голос Димки над ухом.
Я полезла в карман куртки и вытащила связку ключей. Хотя дед практически не выходил на улицу, я на всякий случай всегда таскала с собой ключи от его квартиры и вот теперь такой случай представился. Трясущимися руками я начала совать ключ в замочную скважину, но все время промахивалась и от того еще больше нервничала. Димка осторожно отстранил меня в сторону, взял из рук ключ и через мгновение раздался мягкий щелчок, оповещающий, что путь свободен. Я толкнула дверь, она медленно, с противным скрипом отворилась и нашим глазам предстала картина жуткого разгрома.
Стеллажи вдоль стен зияли пустыми полками, а их содержимое беспорядочно громоздилось на полу коридора. Дверь в кабинет была отворена и там горел свет.
Не решаясь войти в квартиру, я громко позвала:
-Деда, дедушка!
Мне никто не ответил, тогда я робко шагнула через порог и, стараясь не наступать на книги, стала пробираться к кабинету.
Я добралась до двери и замерла на пороге, сдерживая рвущийся из груди крик. Здесь был тот же разгром, что и в коридоре, а посреди комнаты на истертом ковре лежал дед. С высоты моего роста его тело выглядело неестественно длинным и худым. Шторы на окнах были задернуты, горела только лампа на столе и в ее приглушенном свете лицо казалось безжизненным, а закрытые глаза выглядели темными провалами. Я сделала несколько шагов вперед и упала на колени рядом с дедом. Рот его был слегка приоткрыт, из груди вырывалось слабое затрудненное дыхание. Я осторожно взяла деда за руку и тихонько позвала:
-Дедуля!
И тут вдруг заметила темное пятно на ковре у него под головой, которое раньше в полумраке не бросилось мне в глаза. Я осторожно дотронулась до него пальцем и с ужасом поняла, что это кровь, в панике повернулась к Димке и увидела его с телефонной трубкой в руках. Сурово нахмурив брови и решительно выдвинув челюсть вперед, он ожесточенно крутил диск телефона. Перехватив мой взгляд, пояснил:
-Нужно срочно вызывать "Скорую" и милицию.
Я машинально кивнула и снова повернулась к деду.
Я плохо помню как долго мы ждали, пока приехали вызванные Димкой "Скорая" и милиция. Он потом сказал, что приехали они довольно быстро. Все это время я провела на коленях рядом с дедом, не выпуская его руки из своих ладоней. Мне казалось, что пока я держусь за него, он не умрет и не покинет меня одну. Я очнулась, только когда в комнате вдруг началась суета. Первой приехала "Скорая" и двое врачей в белых халатах тут же оттеснили меня в сторону. Затем кабинет наполнился незнакомыми людьми, которые деловито сновали, что-то говорили друг другу, пытались задавать мне вопросы. Я не понимала, чего они хотят и не могла отвести взгляда от деда, около которого хлопотали врачи. Димка осторожно взял меня под руку и вывел из комнаты. Я попыталась сопротивляться, мне не хотелось оставлять деда с чужими людьми, но он нежно сжал мою руку и сказал:
-Не волнуйся, все будет нормально. Сейчас ты ничем не можешь ему помочь, а они знают свое дело.
Я позволила ему отвести себя в кухню, где нас уже поджидал человек с блокнотом. Пользы от этого разговора (а может допроса) было не много, потому, что мыслями я была в другой комнате, рядом с дедом. Я напряженно прислушивалась к голосам в коридоре, пытаясь понять, что же там происходит, упускала нить разговора и отвечала невпопад. Потеряв всякую надежду добиться вразумительных ответов, следователь оставил меня в покое и переключился на Димку.
Представитель власти расценивал происшедшее, как банальное ограбление. С его точки зрения картина преступления была такова: поздно вечером или даже ночью в дверь кто-то позвонил. Пришедшие (или пришедший, тут пока ясности не было) были хорошо знакомы деду, потому, что он сам открыл им дверь. Милицейский чин особо упирал на то, что замки на двери не были ни взломаны, ни открыты отмычкой, они остались неповрежденными. В пользу этой версии говорило и то, что в квартире не было следов борьбы. Видимо, дед пригласил посетителей войти, спокойно повернулся к ним спиной и пошел в кабинет. Они вошли следом и здесь, посреди комнаты, кто-то из них неожиданно нанес ему удар по затылку тяжелым, тупым предметом. Он упал и потерял сознание, они же, посчитали его мертвым и перестали обращать на него внимание. К счастью, удар пришелся по касательной. Милиционер объяснил, что это могло произойти по разным причинам: из-за неопытности грабителя, из-за того, что он сильно нервничал, или из-за недостаточной физической силы, если , например, била женщина. В общем, удар оказался недостаточно сильным и , в результате, дед остался жив.
Вся эта картина была изложена деловитым тоном человека, повидавшего на своем веку много преступлений и давно уже переставшего ими ужасаться. В тот момент его больше интересовали наши предположения по поводу возможных посетителей, а также наше столь своевременное появление в дедовской квартире в такой ранний час. На этот вопрос Димка спокойно ответил, что накануне дед чувствовал себя неважно и я, беспокоясь, периодически ему звонила. Зная, что он страдает бессонницей и спит крайне мало, я позвонила ему в семь утра, но к телефону никто не подошел. Так как аппарат находится рядом с постелью в кабинете и не слышать звонка он не мог, мы решили, что ему стало плохо и приехали проведать, благо живем почти рядом.
Милиционер задал несколько уточняющих вопросов, сказал. что наше объяснение его удовлетворяет и перешел к следующей проблеме. Его интересовало, что, на мой взгляд, пропало из квартиры. Я не успела ничего ответить, дверь приоткрылась и на пороге появился один из врачей. Он только посмотрел в мою сторону, собираясь что-то сказать, как я сорвалась с места и кинулась к нему. В тот момент мне показалось, что он пришел сообщить о кончине деда. Увидев ужас на моем лице, врач поторопился успокоить:
-Не волнуйтесь! С ним более или менее все в порядке. Сейчас мы сделали все, что было в наших силах, но его нужно срочно госпитализировать.
Я бессильно кивнула, соглашаясь.
Глава 9
В больнице деда сразу поместили в реанимацию. Я попыталась проскользнуть следом, но дежурный врач решительно выставил меня из отделения:
-Вам здесь делать нечего.-твердо сказал он.-Ваш родственник сейчас без сознания и Вы ничем ему помочь не можете.
-Доктор...-попыталась слабо возразить я, но он решительно положил конец разговору, закрыв дверь перед моим носом.
Хотя к деду меня и не пустили, уходить домой я не собиралась. Примостившись в углу на банкетке под пыльной пальмой, я вознамерилась провести на ней весь день, но тут рядом возник Димка и насильно вывел меня наружу.
На улице беззаботно светило солнце, теплый ветерок ласково теребил листья деревьев, буйно полыхали цветы на клумбах и трудно было поверить, что там, за серыми стенами страдают, мучаются и умирают люди.
-Наташа, оттого, что ты здесь сидишь никакой пользы нет. Он без сознания и ничем помочь ему ты не можешь..-донесся до меня голос Димки.
Я согласно кивала, а сама думала, что это нужно мне, а не деду, пока нахожусь поблизости, чувствую себя спокойнее.
-Я отвезу тебя домой, тебе нужно отдохнуть. Когда он очнется, понадобятся силы, что бы ухаживать за ним.
Я снова согласно кивнула, говорить не хотелось. Он расценил мой кивок как согласие и радостно заторопился:
-Постой здесь, я машину найду.
Такси ловить не пришлось: напротив нас как раз остановилась желтая машина с шашечками, из нее тяжело выбралась полная женщина с нагруженными сумками и заспешила к главному входу.
Димка усадил меня в машину и назвал водителю адрес, но я представила себе, как буду неприкаянно слоняться по пустой квартире и мучаться неизвестностью, ужаснулась и попросила отвезти меня на Машкова. Там я, по крайней мере, смогу заняться наведением порядка, это позволит убить время и немного отвлечет от печальных мыслей.
При отдернутых шторах и ярком свете разгром выглядел еще более впечатляющее, чем утром. Я прошлась по всей квартире, заглянула в каждую комнату и ужаснулась.
В столовой дверцы шкафа распахнуты, дедовские костюмы, бабушкины платья, старые шляпки и сумочки, беспорядочно свалены на пол. Ящики комода выдвинуты, а их содержимое, весь этот десятилетиями копившийся хлам, разбросан по комнате.
В спальне Олега кровать разворошена, подушка вспорота и все вокруг покрыто пухом, который белыми хлопьями взмывал вверх при малейшем неосторожном движении.
В кабинете книги были безжалостно сброшены с полок, а документы, многие годы старательно собираемые дедом, выброшены из папок.
Нетронутой осталась только кухня, здесь все было на своих местах, за исключением ручной кофемолки. Она была давно сломана Олегом, но выглядела очень мило и, наверное, поэтому приглянулась ворам.
Осторожно лавируя между горами скарба я обошла квартиру и пришла к выводу, что все ценные вещи, как ни мало их было, исчезли. В кабинете грабители прихватили с собой дедовские ордена, которые он хранил в ящике стола и письменный прибор, подаренный сослуживцами, когда он выходил в отставку. В столовой они взяли бронзовые каминные часы, которые, за неимением камина, стояли на комоде, из самого комода пропало столовое серебро, а со стены, что меня крайне изумило, исчезла картина Антона. Он подарил мне ее десять лет назад, в самом начале нашего знакомства. В тот период он взахлеб читал все сенсационные публикации, ежедневно появляющиеся в печати, был увлечен идеей национального возрождения России и картина отражала его тогдашние мечтания. На темно-синем фоне, в перемешку с золотыми церковными куполами, были изображены седовласые старцы с посохами, воины в шлемах, монахини в черных одеждах. Картина мне не нравилась, вешать ее в собственной квартире не хотелось и я спровадила полотно деду, поместив в самом темном углу. Единственная ценность данного шедевра заключалась в массивной позолоченой раме, чем, скорее всего и прельстились грабители. Другой причины для его похищения я придумать не могла, вряд ли они были поклонниками идеи национального возрождения. Но, в любом случае, исчезновению я была рада: выбросить рука не поднималась, а так сам исчез и больше не мозолил глаза.
Пройдясь по комнатам и обозрев весь этот кавардак, я тяжело вздохнула и принялась наводить порядок. Я мыла, расставляла, раскладывала, а ничем не занятая голова пухла от размышлений. Руки машинально делали привычную работу, а в мыслях был сумбур. Из головы не шло давишнее утверждение милиционера о том, что ворами был кто-то из близких нам людей. Верить в это не хотелось, но то, что дед собственноручно открыл дверь, ставило в тупик. Я стала перебирать в памяти всех знакомых, которые бывали в этом доме в последние годы и их оказалось крайне мало. Друзья и сослуживцы деда или уже умерли или не выходили из дома по причине старости, общались они между собой исключительно по телефону, да и представить их в роли грабителей я не могла. Знакомые Олега у нас не бывали, будучи закоренелым эгоистом, он все же понимал, что своих сомнительных друзей к деду приводить не следует, поэтому встречался с ними исключительно на квартире у Галины. Короче, при полном беспорядке в собственной жизни у него все же хватало ума не создавать беспорядка в жизни деда. Что касается меня, то я с двадцати лет жила отдельно и все мои друзья и знакомые приходили ко мне туда, на улицу Забелина. Перебрав всех, я пришла к выводу, что в квартире на Машкова бывал Антон и моя школьная подружка Машка. Никого из них в образе грабителя, позарившегося на пару истертых от времени серебрянных ложек и старые часы, я себе представить не могла. И дело здесь было не только в том, что я не подвергала сомнению их честность. Главное, я была в корне не согласна с давишним милиционером, что это обычное бытовое ограбление.
Если бы этому нападению не предшествовал ряд других печальных событий, я может и приняла бы это за простой разбой, но в свете происшествий последних дней все выглядело иначе. Эта версия подкреплялась еще и тем, что особое внимание бандиты уделили книгам и папкам с бумагами. Они не поленились снять их с полок и просмотреть, а если учесть, что хранящейся у нас литературы хватило бы на создание небольшой районной библиотеки, то в связи с этим на ум приходила мысль, что бандитов интересовали какие-то записи. А если вспомнить о существовании злосчастного дневника, то о причинах вторжения гадать особо не приходилось. В общем, я пришла к выводу, что в квартиру вломился тот, кто знал о дневнике и хотел его заполучить.
Если быть честной до конца, то эта мысль вертелась у меня в голове с того самого момента, как мы открыли дверь и увидели разгромленную квартиру. Я не стала делиться ею с милицией, так как в этом случае пришлось бы рассказывать и о гибели Людмилы, об исчезновении Галины, о долге Олега и о дневнике. Представителям власти могло не понравиться мое активное участие в некоторых из этих событий и тогда из категории свидетеля я легко могла перейти в категорию подозреваемой. В общем, я решила держать свои мысли при себе, ненужных предположений не высказывать и предоставить милиции возможность разбираться во всем самой.
Однако, это не означало, что я отбросила прочь все подозрения и больше о них не думала. Я перебирала в голове всех, кому было известно о дневнике и пыталась оценить их с точки зрения охотников за сокровищами.
Во-первых, я сама, но про себя я точно знала, что сокровища меня не волновали, в родную квартиру я не врывалась и собственного деда по голове не била.
Во-вторых, Олег. Против него говорило то, что он не был отягощен особыми моральными принципами и очень нуждался в деньгах. К тому же, он исчез и с того последнего звонка от него не было никаких известий. Но, допустить, что Олег, который, не смотря ни на что, все же любил деда, решил ограбить его, я не могла. И дело здесь было не в его моральных принципах, а в практической нецелесообразности подобного поступка. Ему не было необходимости приходить ночью к деду, бить его по затылку и тайком выносить вещи. Он мог просто явиться днем, взять все, что хотел, как это и было всегда, и спокойно уйти. Если же он приходил за дневником, то все происшедшее вообще лишалось смысла. Олег обнаружил дневник несколько лет назад, прекрасно знал, где он хранится и много раз имел возможность перечитывать злополучные записи. Он не стал бы перерывать весь дом, как это сделали грабители, в поисках дневника. Кстати, они его не нашли, я сразу по приходе в квартиру проверила потайной ящик -дневник был на месте.
В-третьих, Антон. За то время, что мы с ним знакомы, он несколько раз бывал в квартире на Машкова и дед его знал. Если бы Антон ночью под благовидным предлогом пришел к деду, тот без колебаний открыл бы ему дверь. Кстати, той трагической ночью Антон дома не ночевал. Димка упомянул, что он звонил, говорил, что засиделся у приятеля и останется у него до утра. Конечно, Антон вполне мог солгать и поздно вечером явиться сюда. Дневника он так и не нашел, а вещи взял для отвода глаз, отвез куда-нибудь и выбросил. Но это все было из области фантастики, в действительности у Антона не было необходимости рисковать и идти на ограбление, ему достаточно было расспросить меня. Я считала его восторженным почитателем старины и неисправимым романтиком, поэтому его интерес к старинному кладу меня бы не удивил, я бы ему все рассказала и даже дала бы прочитать дневник. Но главное заключалось в том, что Антон не был алчным и корыстным человеком. Да, он был талантливым и модным художником, зарабатывал своими картинами большие деньги, но они не были для него смыслом жизни. Смысл жизни он видел в живописи, а к деньгам относился легко, быстро расставался с ними, охотно давал в долг и никогда не требовал возвращения. В общем, по моему мнению, Антон никак не подходил на роль алчного охотника за сокровищами и я охотно вычеркнула его из списка подозреваемых.
Следующей шла Галка. Она не была знакома с дедом, никогда не бывала в его квартире, но за год жизни с Олегом, успела многое узнать о нашей семье. Ей ничего не стоило придумать убедительную причину и легко проникнуть в квартиру. Тут на ум услужливо приходило замечание милиционера о том, что, возможно, преступник был слаб и неопытен. Но вот причины для подобного поступка я не находила. Она не знала о дневнике и не подозревала о существовании клада. Я ей ничего об этом не говорила, просто предупредила об опасности и попросила быть осторожнее. Олег, я думаю, тоже ничего не сказал, если даже он ей и звонил, то вряд ли упоминал о дневнике. Поразмышляв таким образом, я с облегчением пришла к выводу, что Галку из подозреваемых тоже можно вычеркнуть, чему очень обрадовалась - Галка мне нравилась.
Последним в моем списке шел Димка. Все во мне протестовало, когда я думала, что грабителем мог быть он. Однако, здравый смысл не позволял отбросить прочь его кандидатуру. Если Димка замыслил получить сокровища, то у него было вполне достаточно времени навестить деда после того, как я блаженно заснула на его плече. А если уж заглядывать дальше, хотя мне этого очень и не хотелось, то и его приход в тот день выглядел очень подозрительно. У меня запылали щеки от стыда, как только я подумала, что он лег со мной в постель только для того, чтобы отвести от себя подозрения. Он мог уйти от меня сразу, как только я заснула, поехать к деду, обшарить квартиру и к тому времени, когда я ему позвонила, быть дома. Антона не было и Димкина отлучка вполне могла пройти незамеченной. Конечно, он не был знаком с дедом и ему было бы сложно уговорить того открыть дверь незнакомому человеку, но при желании и определенной хитрости он вполне мог выпытать у Антона необходимые сведения, а потом использовать их в разговоре. В результате всех этих размышлений Димкин образ постепенно приобрел черты коварного преступника и подлого соблазнителя. Все во мне сопротивлялось такому течению мыслей и я начала с жаром убеждать себя, что Димка этого сделать никак не мог. Правда, я мало что знала о нем, а если быть честной, то почти ничего не знала, и даже эта малость мне была известна только с его слов. Так что, особых причин верить ему не было, но мне очень хотелось и я искала оправдания. Если даже его и соблазнил блеск зарытого клада и он решил начать за ним охоту, убеждала я себя, ему не было нужды рисковать и лезть в чужую квартиру. Лаской он мог получить от меня все необходимые ему сведения и не подвергать себя ненужной опасности.. Придя к этому выводу, я приободрилась и стала веселее смотреть на жизнь. Все таки он мне здорово нравился, этот Димка!
Значит, в качестве подозреваемых у меня оставались только подельники Калины. И, говоря по совести, их кандидатуры устраивали меня со всех точек зрения. Они не входили в число близких мне людей, я не питала к ним нежных чувств и они были крайне несимпатичными личностями. Правда, мои логические построения портил один нюанс: я не понимала, как им удалось войти в квартиру. Но я утешила себя тем, что, когда дед придет в сознание, все прояснится.
Покончив с поисками виновных, я огляделась вокруг и обнаружила, что на дворе глубокая ночь, а квартира полностью приведена в порядок и сияет чистотой. Довольная, я еще раз прошлась по комнатам, что бы насладится плодами своей деятельности, а потом отправилась спать на диван.
Глава 10
Утром перед работой я заехала в больницу и, выстояв длинную очередь к окошку, справилась о здоровье Новосельцева Владимира Максимилиановича. Ответ был самый неутешительный:
-Состояние критическое, в сознание не приходил.
Не удивительно, что на работу я приехала нервная и расстроенная. Попробовала заняться технической документацией на строящийся в Центральном округе офисный центр и не смогла, все валилось из рук, мысли крутились вокруг деда, долга, исчезновения Галины. Промучившись полдня и поняв, что работник из меня в этот день никакой, я бодро сообщила секретарю, что еду на объект, села в машину и поехала в мастерскую к Калине.
Дело в том, что в результате мучительных размышлений о событиях последних дней я пришла к выводу, что во избежание новых жертв, нужно во-первых ликвидировать долг, а во-вторых расстаться с тайной клада. Второй пункт плана выполнить было легко, мифическими сокровищами я не дорожила и была готова была не только подробно рассказать кредиторам Олега все, что знаю, но и предоставить в качестве доказательства сам дневник. Значительно труднее было воплотить в жизнь первый пункт. Десять тысяч долларов по-прежнему были для меня неподъемной суммой, но тут я расчитывала на Калину. Я надеялась уговорить его заплатить половину долга, тогда оставшиеся пять тысяч можно было бы занять у Антона и таким образом с долговыми претензиями было бы покончено.
Довольная собственной изобретательностью и воодушевленная радужными перспективами, я бойко подкатила к мастерской.. Обе створки железных ворот были широко распахнуты, открывая взору внутренность обширного помещения, которое при свете дня смотрелось совершенно иначе, чем в мой прошлый визит. Теперь, когда все его углы были освещены, и само помещение, и массивные приспособления непонятного назначения, и груды ржавого металлолома выглядели вполне мирно, в них уже не чудилось ничего страшного или угрожающего. Прямо около входа стояла светлая "Волга" с поднятым капотом, во внутренностях которой копался грузный мужчина в темном комбинезоне. Заслышав шум подъезжаюшей машины, он поднял голову и вопрошающе посмотрел в мою сторону. Я выскочила из салона и заспешила к нему, на ходу придумывая, с чего бы половчее начать разговор. Ничего толкового не придумала и потому решила идти на пролом.
-Добрый день!- прощебетала я и заискивающе улыбнулась, стараясь расположить его к себе.
-Добрый!-откликнулся мастер, с интересом ожидая продолжения.
Я тоже посмотрела на него и он мне понравился. Мужчина производил впечатление добродушного, умудренного жизнью человека, который спокойно делает свое дело и не вредничает по пустякам.
-Вы не могли бы мне помочь?
-А что у Вас стряслось?-приветливо поинтересовался он и перевел взгляд на мою машину, которая стояла прямо перед воротами. Тут я сообразила, что меня приняли за клиентку и торопливо сказала: