Страница:
Глава 4
Они преследовали меня во снах, но не с пистолетами, ножами или когтями, а с листами бумаги, тонкими и неосязаемыми, которые, словно вирус, переходили от одного человека к другому. Началось все с агента Формана, который размахивал перед моим лицом бумажкой, и по железной логике сна я понимал, что это ордер на мой арест, признание меня виновным и смертный приговор в одном флаконе. Я бросался бежать, но на моем пути вставал шериф Мейер, потрясая перед носом той же бумажкой, и вместе с ним Роб Андерс и Брук – каждый со своим листком. Я кидался наутек и видел перед собой Макса, сестру, тетку и даже маму – а за ними весь городок, – и все они надвигались на меня со своими непостижимыми, всепобеждающими бумажками. Они не сердились, не огорчались, они, вероятно, были… разочарованы. Чувствовали себя преданными.
Я сделал это ради них, а теперь они собирались меня убить.
Я всегда мало спал, но после разговора с Форманом стал спать еще меньше. Мы с мамой смотрели новости, выслушивали аргументы и домыслы, но никакой фактической информации о новом трупе не поступало. Потом мама уходила спать, а я оставался смотреть ток-шоу или ночное кино. Когда передачи становились совершенно невыносимыми, я закрывался в своей комнате и принимался читать: книги, журналы – что угодно, лишь бы занять ум, потому что стоило мне задремать, как я терял контроль над собой и мной начинало управлять то, что обитало внутри. Что-то глубинное и темное.
Потому что если я не пользовался своими мозгами, это делал мистер Монстр.
Мысли мистера Монстра напоминали резкие помехи на заднем плане моих собственных. Когда их удавалось заглушить, от них оставался лишь едва слышимый треск, но, как только я отвлекался от дел, фоновый звук становился все громче и хаотичнее. Беспорядочный белый шум обретал кошмарные формы, появлялись звуки, телá, конечности и крики, которые не давали мне покоя. В три, иногда в четыре часа ночи я сдавался, надеясь, что удастся хоть немного поспать, пусть урывками, прежде чем в шесть тридцать меня разбудит мама и начнется новый день. В течение этих нескольких часов бал правил мистер Монстр, а я становился заложником его безумных ужасов.
Полиция помалкивала о расследовании и практически ничего не сообщала о результатах вскрытия, а потому я не знал, отсутствуют ли у жертвы какие-либо органы, что указывало бы еще на одного демона. Мне отчаянно требовались факты, но у меня не было ни одного.
Передо мной маячила перспектива вскоре вернуться на склад. Я просто нуждался в том, чтобы что-нибудь спалить.
– Успокойся, – сказала Маргарет, нарезая на кухне салат.
Она была сестрой-близняшкой моей матери и ее помощницей в морге.
– Ты ведешь себя так, словно сто лет ее не видела.
– А я и не видела, – ответила мама, поправляя вилку на столе. – Ну, я имею в виду так, чтобы пообщаться, – встречи в морге не в счет, мы там почти не говорим.
Сегодня, в День матери, мы ждали мою сестру. Событие было важное, потому что просто так она не приходила. Я даже кекс по такому случаю испек.
Я нашел себе хобби – кулинарию, чтобы занять мысли и утихомирить мистера Монстра. Мама была большой любительницей кулинарного канала, и вот как-то днем, когда я грезил наяву о трупах и пытался прогнать ненужные мысли, шел сюжет о том, как готовить овсяное печенье с шоколадной стружкой, и я решил попробовать. На этом я не остановился и скоро научился делать самые разные блюда. Мама не особо разбиралась в готовке, а потому не возражала.
Кекс уже испекся и теперь остывал на столе, а я просматривал газету. С удовольствием я отметил про себя, что Карлу Содер поместили в больницу на интенсивную терапию. Карла была одной из старейших жительниц Клейтона, и я уже некоторое время ждал, когда она умрет. Мы целый месяц сидели без работы.
– Лорен заходила на Рождество, – сказала Маргарет, выставляя столовые приборы. – И на наш день рождения.
– На день рождения она опоздала на полчаса и ушла рано, – возразила мама. – Ты-то, конечно, не переживаешь – тебя она любит. Ты хоть представляешь, каково это оказаться чужой для собственной дочери?
– Давай-ка не преувеличивать, – попросила Маргарет, раскладывая салат по тарелкам. – Не пытайся быть ей матерью. Стань другом. И с этой ступеньки поднимайся все выше и выше.
– А может, ей необходима мать, – ответила мама, украшая каждую горку салата долькой помидора. – Я даже не знаю, чем она занимается, когда не на работе.
В дверь постучали, и обе женщины замерли. Я повернулся на диване, чтобы видеть дверь.
– Входи, – сказала мама, – не заперто.
Дверь открылась, и вошла Лорен, улыбаясь чуть ли не до ушей, – я у нее такой улыбки давно не видел. Мама улыбнулась в ответ, глядя на нее широко раскрытыми глазами. Она явно не понимала, что такого прекрасного произошло, но на всякий случай не желала, чтобы пропал хороший повод для праздника.
– Догадайтесь, – выпалила Лорен, чуть ли не пританцовывая.
Мама недоуменно покачала головой, и Лорен сделала жест в сторону открытой двери. Я услышал, что кто-то ждет снаружи.
– Я привела одного человека познакомиться с вами. Поздоровайтесь с моим другом Куртом.
В дверь протиснулся огромный парень и сгреб Лорен в объятия. Он поднял ее в воздух, под ее визг сделал оборот, потом поставил на пол и по-волчьи осклабился маме и Маргарет. Он был высокий и широкоплечий, как футболист, с короткострижеными песочными волосами и рыжеватой дневной щетиной.
Я возненавидел его с первого взгляда.
– Лорен хотела сделать вам сюрприз, – сказал он, – вот я и решил добавить огоньку. Ну и дела, вы в самом деле близняшки. – Он переводил оценивающий взгляд с Маргарет на маму и обратно, потом громко рассмеялся. – Сдаюсь. Кто из вас мама?
Мама сделала шаг в его сторону, стараясь сохранить равновесие, и протянула руку:
– Это я. Рада познакомиться с вами…
Голос ее замер – имя выскочило из головы.
– Курт, начинается с «К», как Кертис, но я закопаю любого, кто меня так назовет, – сказал он и снова рассмеялся, уверенный в себе и фамильярный до неприличия.
Этот тип привык быть в центре внимания.
Лицо мамы превратилось в улыбающуюся маску, а это означало, что она огорчена, но пытается скрыть. Я посмотрел на Лорен – заметила ли она, но та была слишком занята, любуясь Куртом. Я снова перевел взгляд на маму – на негнущихся ногах она вернулась к столу.
– Это так неожиданно, – призналась она. – Нам придется… достать еще один прибор. Маргарет, принеси-ка тарелку.
Пока они передвигали приборы на столе, пытаясь освободить лучшее место для пятой персоны, Лорен наконец-то обратила внимание на меня.
– Джон! – позвала она, приобнимая Курта за плечо и поворачивая в мою сторону.
Он для вида сопротивлялся, чтобы показать, будто оборачивается по собственному желанию.
– Курт, это мой братишка Джон. Я тебе о нем говорила.
– Ничего хорошего, – уточнил Курт, подмигивая.
Я смотрел на него, не зная, что ответить.
– Опаньки, да он у нас скромник, – рассмеялся Курт. – Не волнуйся, чувак, я не кусаюсь… больно.
Смеясь, он ткнул Лорен локтем чуть сильнее, чем требовалось. Тут включились мои рефлексы, и я стал подыскивать для него какие-нибудь добрые слова.
– Какая милая рубашка, – сказала мама, и я ошеломленно посмотрел на нее.
Она встретила мой взгляд, пожала плечами и вернулась к своим делам.
– Джон, зайчик, принеси складной стул от моего компьютера.
Я отправился за стулом в ее спальню, а Курт тем временем принялся громко нахваливать достоинства своей рубашки.
Я притащил складной стул и поставил рядом с местом Лорен так, чтобы с двумя стульями здесь стало тесновато. Курт, даже не взглянув на меня, устроился во главе стола напротив сестры. Я смерил его уничижительным взглядом и сам сел на складной стул, который был на пару дюймов ниже кухонных, и потому я представлялся себе маленьким и неловким.
Все мои правила, казалось, взывали ко мне, требовали что-нибудь сделать: сказать ему пару приятных слов, пожать руку, продемонстрировать, какой я нормальный, но я не мог себя заставить. Что-то в нем бесило меня, и я совершенно не понимал что. Да, конечно, он грубый, шумный, неотесанный, но я знал много таких людей и без особых проблем общался с ними. Чем Курт от них отличался? Его замечание в мой адрес: мол, я слишком скромен, а потому помалкиваю – звенело у меня ушах, но я не стал его поправлять. Если он считает меня скромником, то, надеюсь, не будет обращать на меня внимания, а я сумею его игнорировать.
Но игнорировать его оказалось еще труднее, чем говорить с ним, потому что он не закрывал рта.
– Не могу поверить, что все еще езжу на этом ведре, – болтал он, показывая большим пальцем куда-то в сторону улицы и качая головой. – Когда я его покупал, это был приличный пикапчик, а теперь – седая древность, просто стыд.
– Твоей машине всего четыре года, – сказала Лорен, – и она замечательная.
– Для тебя, может, она и хороша, но ты не видела новых. Я знаю, она японская, но рядом с той, что у них в салоне, эта просто кусок дерьма. Та машина, она роскошная. С памятью, которая автоматически выставляет под водителя кресло, баранку и зеркала, так что не нужно будет каждый раз подгонять их после того, как за рулем посидит Коротышка.
Он, улыбаясь, повел рукой в сторону Лорен. Она рассмеялась. Маргарет, казалось, внимательно слушала, но мама за кухонным столом все еще аккуратно перераспределяла салат по пяти тарелкам. Я смотрел, как она медленно перекладывает каждый листик, не тянет время, а искренне пытается сделать содержимое каждой тарелки как можно лучше. На ее лице застыла вымученная улыбка; мама была полна решимости провести обед на высшем уровне.
– Сиденья кожаные, с подогревом, – продолжал Курт. – А в стереосистеме есть блютус, и это в стандартной комплектации…
– У тебя и тут кожаные сиденья, – сказала Лорен.
– Но они не подогреваются, – настаивал Курт и вдруг посмотрел на меня. – Скажи, чувак, если ее собьет хорошая машина, она этого даже не поймет?
Мама вернула на стол тарелки с салатом, расставила их и села рядом со мной так, чтобы оказаться как можно дальше от Курта. Конечно, других стульев и не было, но по тому, как она села – чуть бочком, глядя на Лорен, а не на него, – я видел: она рада, что между ними порядочное расстояние.
– Ешьте, – сказала мама. – Курица будет, как только мы покончим с салатом.
– Ее не Лорен, надеюсь, готовила? – спросил Курт, по-кошачьи ухмыляясь.
Лорен улыбнулась и покачала головой.
– Она красотка, – продолжил он, – но готовить не умеет, хоть убей.
Мама резко положила вилку и уставилась на Курта:
– Так не говорят о своих подружках.
– Я говорю как есть, – отмахнулся Курт, подбирая вилкой салат и пренебрежительно качая головой.
Он уже перешел черту, и если заметил, как расстроена мама, то не подал виду.
Мама заговорила, воспользовавшись тем, что Курт ест, но Маргарет перехватила ее взгляд и едва заметно покачала головой. Мама и Маргарет могли иногда общаться без слов – так давно они знали друг друга. Мама замолчала, только крылья носа у нее затрепетали, и я почувствовал, что она вне себя. Я покосился на Лорен – она смотрела на Курта, не обращая внимания на мать и тетку.
– Не, она, конечно, классно может приготовить пакетик попкорна, – с улыбкой разглагольствовал Курт. – Трудности у нее возникают, только когда нужно включить духовку.
– Ты же знаешь, какой ужас получается, если я берусь за выпечку, – сказала Лорен. – Помнишь, как-то раз в школе я пыталась приготовить шоколадное печенье, а кончилось тем, что печенье подгорело по краям, а внутри недопеклось?
– Да, с тех пор явно ничего не изменилось, – заметил Курт.
Он взял стакан с водой и надолго присосался к нему. Меня поразило, как он все время говорил о Лорен в третьем лице. Он вроде бы реагировал на ее замечания, но к ней не обращался и на нее не смотрел. Впрочем, он ни на кого не смотрел. Он не общался с нами, ни со всеми вместе, ни с кем-то по отдельности, просто вещал, а мы были его аудиторией. Мистер Монстр навострил уши и беспокойно зашевелился у меня в голове. Ему хотелось сорвать маску самоуверенности с лица этого трепла, чтобы тот закричал от страха. Мистер Монстр мечтал, чтобы этот тип взмолился о пощаде.
Я ушел еще глубже в себя, стараясь не замечать ни Курта, ни обеда. Вместо этого я принялся размышлять об агенте Формане, пытался представить план его действий: был ли я основным подозреваемым, или у него имелись другие? И вообще, подозревал ли он меня или просто пытался припугнуть, чтобы я выдал больше информации? Не скомпрометировав себя, а просто позволив ему нащупать недостающую улику. Масса вопросов оставалась без ответов, и я знал, что со временем они донимают его все больше и больше. Как долго миссис Кроули находилась связанной? Мог ли один и тот же человек связать ее и убить доктора Неблина? Почему мистера Кроули так и не обнаружили, хотя во всех остальных случаях появлялись выпотрошенные тела? Даже если Форман и не подозревал меня, он, видимо, догадывался, что я знаю больше, чем говорю.
– Вообще-то, кекс сегодня приготовил Джон, – сказала мама.
Я поднял глаза и увидел, что все четверо смотрят на меня. О чем они тут беседовали?
– Джим? – переспросил Курт.
– Джон, – хором произнесли мама, Маргарет и Лорен.
Я кивнул.
– Черт подери. Это что, домашнее задание?
– Он часто делает дома всякую выпечку, – объяснила мама. – Он у нас очень хороший, и ему это нравится.
– Да здравствует выпечка! – провозгласил Курт, поднимая кулак в знак издевательской солидарности. – Истинно мужское занятие.
– А почему бы и нет, – заметила Лорен.
Она впервые за все время возразила Курту.
– Мне бы хотелось, чтобы и ты мне что-нибудь испек.
– Это потому, что в нашем жалком городке и ресторана-то приличного нет.
– А еще потому, – гнула свое Лорен, – что женщинам нравится, когда мужчины их балуют.
– Я тебе купил пару туфелек.
– Такие классные туфельки! – воскликнула Лорен, восторженно запрокинув голову.
– Еще бы, – хохотнул Курт. – Они дорого стоят.
– Как только девчонки узна́ют, какой Джон у нас кулинар, от них отбою не будет, – сказала мама, вставая, чтобы сполоснуть тарелки.
– Ну, давайте, что там у вас. – Курт потер руки. – Правда ведь, мужики, как ни крути, готовят лучше? Никакого нытья о калориях, ожирении и прочей фигне – только горы разной вкуснятины.
Он посмотрел на кухонный стол и потянул носом воздух:
– Курицу тоже он готовил?
Мы с мамой переглянулись, внезапно поняв, что отвечать правду не стоит. Я прекратил готовить мясо шесть недель назад, потому что это рушило всю идею. Вместо того чтобы отвлекать меня от мыслей о трупах, оно, напротив, только и наводило меня на эти мысли, стоило мне начать отбивать мягкое красное мясо или погрузить пальцы в массу говяжьего фарша. Я вообще перестал есть мясное.
– Джон вегетарианец, – сказала мама.
Сам я о себе так никогда не думал. «Вегетарианец» представлялось мне куда более четкой жизненной позицией, чем «не ест мяса». Я же никак не связывал мясо с убийством. Я просто… нет, вообще-то, связывал. Применительно к самому себе. Но сколько вегетарианцев лелеет мысли об убийстве себе подобных?
– Вегетарианец! – воскликнул Курт. – Да что может здравомыслящего человека подвигнуть на такую глупость?
«Желание не прикончить идиота вроде тебя», – подумал я.
– Он готовит сладкое, а мясом занимаюсь я, – отозвалась мама от кухонного стола, выкладывая на тарелки куриные грудки одну за другой. – Я теперь тоже почти не ем мяса, чтобы не готовить два блюда, но в особых случаях не отказываюсь.
Она положила в каждую тарелку по горке риса и поставила их попарно на стол. Последняя тарелка предназначалась мне: вместо курицы – чечевичный суп, который нравился мне все больше.
– Парень, – сказал Курт, с серьезным видом наклоняясь ко мне над столом и пронзая взглядом, – это ведь даже не еда. Это то, что еда ест.
Он разразился смехом в восторге от собственной шутки, и Лорен рассмеялась вслед за ним. Маргарет вежливо улыбнулась, и по тому, как она это сделала – чуть приподняла уголки губ, тогда как ни одна мышца у глаз не шевельнулась, – я понял, что ее внимание напускное и ни одно слово, произнесенное Куртом, ее не волнует. Я улыбнулся и отправил в рот кусочек брокколи.
– Нет, серьезно, – продолжал Курт, покосившись на Лорен. – Может, тебе есть то же, что и он? А то, если будешь лопать, как сейчас, никогда не влезешь в обтягивающие джинсы.
– Нет, в самом деле! – возмутилась мама, ударяя вилкой по столу. – Ну кто же говорит такие вещи?
– Но ведь так оно и есть! – вступилась Лорен. – Я уже давно не могу натянуть те джинсы.
– И все равно это не повод говорить о тебе подобным образом.
– Мне не нужен повод, если это правда, – сказал Курт.
По его ухмылке я понимал: ему кажется, будто он пошутил, чтобы разрядить атмосферу. Поразительно, даже я знал, что он ляпнул глупость.
– Но она же сидит рядом с вами. – Мама указала на Лорен. – Да проявите немного вежливости. Это же уму непостижимо!
– Я так и знала, – произнесла Лорен, закрывая глаза. – Черт возьми, ма, ну почему ты хотя бы на один обед, на пол-обеда не можешь сдержаться и вести себя прилично? Мы только двадцать минут как пришли.
– Это я веду себя неприлично? Как вы появились, он только и сыплет оскорблениями в твой адрес.
– Да прекрати же! – воскликнула Лорен, бросая салфетку и вставая. – Он пытается хоть немного оживить атмосферу. А вы здесь все – покойники. Джон вообще ни слова не вымолвил!
«Это потому, что я умный, а не потому, что я мертвый».
– Она меня предупреждала, что у вас не складываются отношения, – проговорил Курт, вперившись взглядом в маму, – но я и представить не мог, до какой степени.
– Поразительно, – сказала мама, складывая руки на груди и устремляя взгляд на Лорен. – Он самый чуткий человек в мире. И где ты только нашла такое счастье?
– И ты мне будешь рассказывать, как выбирать мужчин! – вспыхнула Лорен, тыкая пальцем в маму. – Тоже мне эксперт! Уж ты-то выбрала прекрасно – ничего глупее за всю жизнь не сделала!
– Все, мне это не нужно, – сказал Курт, вставая. – И тебе тоже.
Он взял Лорен под локоть и повел к двери.
– Не уходи! – крикнула мама.
– А на кой черт мне оставаться?
Лорен вырвалась из хватки Курта и, чеканя шаг, вернулась к столу:
– Ты всю жизнь вставляешь мне палки в колеса, словно я… Что ты вообще обо мне думаешь? Что я не могу принять ни одного хорошего решения? Я что, неудачница, которая с утра до ночи творит одни глупости?
Мама сложила руки на груди:
– Как я должна отвечать при таком отношении?
– Да мне твои ответы меньше всего нужны.
Курт снова взял Лорен под локоть и сопроводил к двери – теперь, когда две женщины схватились между собой, он молчал, и его молчание не предвещало ничего хорошего. На этот раз Лорен не вырвалась, он вывел ее за порог и закрыл дверь.
– Вернись сейчас же! – велела мама, потом развернулась и изо всех сил ударила ладонью по дверце шкафа. – Опять! – прорыдала она. – Я опять ее потеряла.
Она закрыла лицо руками, уперлась головой в шкаф и заплакала.
Я сделал это ради них, а теперь они собирались меня убить.
Я всегда мало спал, но после разговора с Форманом стал спать еще меньше. Мы с мамой смотрели новости, выслушивали аргументы и домыслы, но никакой фактической информации о новом трупе не поступало. Потом мама уходила спать, а я оставался смотреть ток-шоу или ночное кино. Когда передачи становились совершенно невыносимыми, я закрывался в своей комнате и принимался читать: книги, журналы – что угодно, лишь бы занять ум, потому что стоило мне задремать, как я терял контроль над собой и мной начинало управлять то, что обитало внутри. Что-то глубинное и темное.
Потому что если я не пользовался своими мозгами, это делал мистер Монстр.
Мысли мистера Монстра напоминали резкие помехи на заднем плане моих собственных. Когда их удавалось заглушить, от них оставался лишь едва слышимый треск, но, как только я отвлекался от дел, фоновый звук становился все громче и хаотичнее. Беспорядочный белый шум обретал кошмарные формы, появлялись звуки, телá, конечности и крики, которые не давали мне покоя. В три, иногда в четыре часа ночи я сдавался, надеясь, что удастся хоть немного поспать, пусть урывками, прежде чем в шесть тридцать меня разбудит мама и начнется новый день. В течение этих нескольких часов бал правил мистер Монстр, а я становился заложником его безумных ужасов.
Полиция помалкивала о расследовании и практически ничего не сообщала о результатах вскрытия, а потому я не знал, отсутствуют ли у жертвы какие-либо органы, что указывало бы еще на одного демона. Мне отчаянно требовались факты, но у меня не было ни одного.
Передо мной маячила перспектива вскоре вернуться на склад. Я просто нуждался в том, чтобы что-нибудь спалить.
– Успокойся, – сказала Маргарет, нарезая на кухне салат.
Она была сестрой-близняшкой моей матери и ее помощницей в морге.
– Ты ведешь себя так, словно сто лет ее не видела.
– А я и не видела, – ответила мама, поправляя вилку на столе. – Ну, я имею в виду так, чтобы пообщаться, – встречи в морге не в счет, мы там почти не говорим.
Сегодня, в День матери, мы ждали мою сестру. Событие было важное, потому что просто так она не приходила. Я даже кекс по такому случаю испек.
Я нашел себе хобби – кулинарию, чтобы занять мысли и утихомирить мистера Монстра. Мама была большой любительницей кулинарного канала, и вот как-то днем, когда я грезил наяву о трупах и пытался прогнать ненужные мысли, шел сюжет о том, как готовить овсяное печенье с шоколадной стружкой, и я решил попробовать. На этом я не остановился и скоро научился делать самые разные блюда. Мама не особо разбиралась в готовке, а потому не возражала.
Кекс уже испекся и теперь остывал на столе, а я просматривал газету. С удовольствием я отметил про себя, что Карлу Содер поместили в больницу на интенсивную терапию. Карла была одной из старейших жительниц Клейтона, и я уже некоторое время ждал, когда она умрет. Мы целый месяц сидели без работы.
– Лорен заходила на Рождество, – сказала Маргарет, выставляя столовые приборы. – И на наш день рождения.
– На день рождения она опоздала на полчаса и ушла рано, – возразила мама. – Ты-то, конечно, не переживаешь – тебя она любит. Ты хоть представляешь, каково это оказаться чужой для собственной дочери?
– Давай-ка не преувеличивать, – попросила Маргарет, раскладывая салат по тарелкам. – Не пытайся быть ей матерью. Стань другом. И с этой ступеньки поднимайся все выше и выше.
– А может, ей необходима мать, – ответила мама, украшая каждую горку салата долькой помидора. – Я даже не знаю, чем она занимается, когда не на работе.
В дверь постучали, и обе женщины замерли. Я повернулся на диване, чтобы видеть дверь.
– Входи, – сказала мама, – не заперто.
Дверь открылась, и вошла Лорен, улыбаясь чуть ли не до ушей, – я у нее такой улыбки давно не видел. Мама улыбнулась в ответ, глядя на нее широко раскрытыми глазами. Она явно не понимала, что такого прекрасного произошло, но на всякий случай не желала, чтобы пропал хороший повод для праздника.
– Догадайтесь, – выпалила Лорен, чуть ли не пританцовывая.
Мама недоуменно покачала головой, и Лорен сделала жест в сторону открытой двери. Я услышал, что кто-то ждет снаружи.
– Я привела одного человека познакомиться с вами. Поздоровайтесь с моим другом Куртом.
В дверь протиснулся огромный парень и сгреб Лорен в объятия. Он поднял ее в воздух, под ее визг сделал оборот, потом поставил на пол и по-волчьи осклабился маме и Маргарет. Он был высокий и широкоплечий, как футболист, с короткострижеными песочными волосами и рыжеватой дневной щетиной.
Я возненавидел его с первого взгляда.
– Лорен хотела сделать вам сюрприз, – сказал он, – вот я и решил добавить огоньку. Ну и дела, вы в самом деле близняшки. – Он переводил оценивающий взгляд с Маргарет на маму и обратно, потом громко рассмеялся. – Сдаюсь. Кто из вас мама?
Мама сделала шаг в его сторону, стараясь сохранить равновесие, и протянула руку:
– Это я. Рада познакомиться с вами…
Голос ее замер – имя выскочило из головы.
– Курт, начинается с «К», как Кертис, но я закопаю любого, кто меня так назовет, – сказал он и снова рассмеялся, уверенный в себе и фамильярный до неприличия.
Этот тип привык быть в центре внимания.
Лицо мамы превратилось в улыбающуюся маску, а это означало, что она огорчена, но пытается скрыть. Я посмотрел на Лорен – заметила ли она, но та была слишком занята, любуясь Куртом. Я снова перевел взгляд на маму – на негнущихся ногах она вернулась к столу.
– Это так неожиданно, – призналась она. – Нам придется… достать еще один прибор. Маргарет, принеси-ка тарелку.
Пока они передвигали приборы на столе, пытаясь освободить лучшее место для пятой персоны, Лорен наконец-то обратила внимание на меня.
– Джон! – позвала она, приобнимая Курта за плечо и поворачивая в мою сторону.
Он для вида сопротивлялся, чтобы показать, будто оборачивается по собственному желанию.
– Курт, это мой братишка Джон. Я тебе о нем говорила.
– Ничего хорошего, – уточнил Курт, подмигивая.
Я смотрел на него, не зная, что ответить.
– Опаньки, да он у нас скромник, – рассмеялся Курт. – Не волнуйся, чувак, я не кусаюсь… больно.
Смеясь, он ткнул Лорен локтем чуть сильнее, чем требовалось. Тут включились мои рефлексы, и я стал подыскивать для него какие-нибудь добрые слова.
– Какая милая рубашка, – сказала мама, и я ошеломленно посмотрел на нее.
Она встретила мой взгляд, пожала плечами и вернулась к своим делам.
– Джон, зайчик, принеси складной стул от моего компьютера.
Я отправился за стулом в ее спальню, а Курт тем временем принялся громко нахваливать достоинства своей рубашки.
Я притащил складной стул и поставил рядом с местом Лорен так, чтобы с двумя стульями здесь стало тесновато. Курт, даже не взглянув на меня, устроился во главе стола напротив сестры. Я смерил его уничижительным взглядом и сам сел на складной стул, который был на пару дюймов ниже кухонных, и потому я представлялся себе маленьким и неловким.
Все мои правила, казалось, взывали ко мне, требовали что-нибудь сделать: сказать ему пару приятных слов, пожать руку, продемонстрировать, какой я нормальный, но я не мог себя заставить. Что-то в нем бесило меня, и я совершенно не понимал что. Да, конечно, он грубый, шумный, неотесанный, но я знал много таких людей и без особых проблем общался с ними. Чем Курт от них отличался? Его замечание в мой адрес: мол, я слишком скромен, а потому помалкиваю – звенело у меня ушах, но я не стал его поправлять. Если он считает меня скромником, то, надеюсь, не будет обращать на меня внимания, а я сумею его игнорировать.
Но игнорировать его оказалось еще труднее, чем говорить с ним, потому что он не закрывал рта.
– Не могу поверить, что все еще езжу на этом ведре, – болтал он, показывая большим пальцем куда-то в сторону улицы и качая головой. – Когда я его покупал, это был приличный пикапчик, а теперь – седая древность, просто стыд.
– Твоей машине всего четыре года, – сказала Лорен, – и она замечательная.
– Для тебя, может, она и хороша, но ты не видела новых. Я знаю, она японская, но рядом с той, что у них в салоне, эта просто кусок дерьма. Та машина, она роскошная. С памятью, которая автоматически выставляет под водителя кресло, баранку и зеркала, так что не нужно будет каждый раз подгонять их после того, как за рулем посидит Коротышка.
Он, улыбаясь, повел рукой в сторону Лорен. Она рассмеялась. Маргарет, казалось, внимательно слушала, но мама за кухонным столом все еще аккуратно перераспределяла салат по пяти тарелкам. Я смотрел, как она медленно перекладывает каждый листик, не тянет время, а искренне пытается сделать содержимое каждой тарелки как можно лучше. На ее лице застыла вымученная улыбка; мама была полна решимости провести обед на высшем уровне.
– Сиденья кожаные, с подогревом, – продолжал Курт. – А в стереосистеме есть блютус, и это в стандартной комплектации…
– У тебя и тут кожаные сиденья, – сказала Лорен.
– Но они не подогреваются, – настаивал Курт и вдруг посмотрел на меня. – Скажи, чувак, если ее собьет хорошая машина, она этого даже не поймет?
Мама вернула на стол тарелки с салатом, расставила их и села рядом со мной так, чтобы оказаться как можно дальше от Курта. Конечно, других стульев и не было, но по тому, как она села – чуть бочком, глядя на Лорен, а не на него, – я видел: она рада, что между ними порядочное расстояние.
– Ешьте, – сказала мама. – Курица будет, как только мы покончим с салатом.
– Ее не Лорен, надеюсь, готовила? – спросил Курт, по-кошачьи ухмыляясь.
Лорен улыбнулась и покачала головой.
– Она красотка, – продолжил он, – но готовить не умеет, хоть убей.
Мама резко положила вилку и уставилась на Курта:
– Так не говорят о своих подружках.
– Я говорю как есть, – отмахнулся Курт, подбирая вилкой салат и пренебрежительно качая головой.
Он уже перешел черту, и если заметил, как расстроена мама, то не подал виду.
Мама заговорила, воспользовавшись тем, что Курт ест, но Маргарет перехватила ее взгляд и едва заметно покачала головой. Мама и Маргарет могли иногда общаться без слов – так давно они знали друг друга. Мама замолчала, только крылья носа у нее затрепетали, и я почувствовал, что она вне себя. Я покосился на Лорен – она смотрела на Курта, не обращая внимания на мать и тетку.
– Не, она, конечно, классно может приготовить пакетик попкорна, – с улыбкой разглагольствовал Курт. – Трудности у нее возникают, только когда нужно включить духовку.
– Ты же знаешь, какой ужас получается, если я берусь за выпечку, – сказала Лорен. – Помнишь, как-то раз в школе я пыталась приготовить шоколадное печенье, а кончилось тем, что печенье подгорело по краям, а внутри недопеклось?
– Да, с тех пор явно ничего не изменилось, – заметил Курт.
Он взял стакан с водой и надолго присосался к нему. Меня поразило, как он все время говорил о Лорен в третьем лице. Он вроде бы реагировал на ее замечания, но к ней не обращался и на нее не смотрел. Впрочем, он ни на кого не смотрел. Он не общался с нами, ни со всеми вместе, ни с кем-то по отдельности, просто вещал, а мы были его аудиторией. Мистер Монстр навострил уши и беспокойно зашевелился у меня в голове. Ему хотелось сорвать маску самоуверенности с лица этого трепла, чтобы тот закричал от страха. Мистер Монстр мечтал, чтобы этот тип взмолился о пощаде.
Я ушел еще глубже в себя, стараясь не замечать ни Курта, ни обеда. Вместо этого я принялся размышлять об агенте Формане, пытался представить план его действий: был ли я основным подозреваемым, или у него имелись другие? И вообще, подозревал ли он меня или просто пытался припугнуть, чтобы я выдал больше информации? Не скомпрометировав себя, а просто позволив ему нащупать недостающую улику. Масса вопросов оставалась без ответов, и я знал, что со временем они донимают его все больше и больше. Как долго миссис Кроули находилась связанной? Мог ли один и тот же человек связать ее и убить доктора Неблина? Почему мистера Кроули так и не обнаружили, хотя во всех остальных случаях появлялись выпотрошенные тела? Даже если Форман и не подозревал меня, он, видимо, догадывался, что я знаю больше, чем говорю.
– Вообще-то, кекс сегодня приготовил Джон, – сказала мама.
Я поднял глаза и увидел, что все четверо смотрят на меня. О чем они тут беседовали?
– Джим? – переспросил Курт.
– Джон, – хором произнесли мама, Маргарет и Лорен.
Я кивнул.
– Черт подери. Это что, домашнее задание?
– Он часто делает дома всякую выпечку, – объяснила мама. – Он у нас очень хороший, и ему это нравится.
– Да здравствует выпечка! – провозгласил Курт, поднимая кулак в знак издевательской солидарности. – Истинно мужское занятие.
– А почему бы и нет, – заметила Лорен.
Она впервые за все время возразила Курту.
– Мне бы хотелось, чтобы и ты мне что-нибудь испек.
– Это потому, что в нашем жалком городке и ресторана-то приличного нет.
– А еще потому, – гнула свое Лорен, – что женщинам нравится, когда мужчины их балуют.
– Я тебе купил пару туфелек.
– Такие классные туфельки! – воскликнула Лорен, восторженно запрокинув голову.
– Еще бы, – хохотнул Курт. – Они дорого стоят.
– Как только девчонки узна́ют, какой Джон у нас кулинар, от них отбою не будет, – сказала мама, вставая, чтобы сполоснуть тарелки.
– Ну, давайте, что там у вас. – Курт потер руки. – Правда ведь, мужики, как ни крути, готовят лучше? Никакого нытья о калориях, ожирении и прочей фигне – только горы разной вкуснятины.
Он посмотрел на кухонный стол и потянул носом воздух:
– Курицу тоже он готовил?
Мы с мамой переглянулись, внезапно поняв, что отвечать правду не стоит. Я прекратил готовить мясо шесть недель назад, потому что это рушило всю идею. Вместо того чтобы отвлекать меня от мыслей о трупах, оно, напротив, только и наводило меня на эти мысли, стоило мне начать отбивать мягкое красное мясо или погрузить пальцы в массу говяжьего фарша. Я вообще перестал есть мясное.
– Джон вегетарианец, – сказала мама.
Сам я о себе так никогда не думал. «Вегетарианец» представлялось мне куда более четкой жизненной позицией, чем «не ест мяса». Я же никак не связывал мясо с убийством. Я просто… нет, вообще-то, связывал. Применительно к самому себе. Но сколько вегетарианцев лелеет мысли об убийстве себе подобных?
– Вегетарианец! – воскликнул Курт. – Да что может здравомыслящего человека подвигнуть на такую глупость?
«Желание не прикончить идиота вроде тебя», – подумал я.
– Он готовит сладкое, а мясом занимаюсь я, – отозвалась мама от кухонного стола, выкладывая на тарелки куриные грудки одну за другой. – Я теперь тоже почти не ем мяса, чтобы не готовить два блюда, но в особых случаях не отказываюсь.
Она положила в каждую тарелку по горке риса и поставила их попарно на стол. Последняя тарелка предназначалась мне: вместо курицы – чечевичный суп, который нравился мне все больше.
– Парень, – сказал Курт, с серьезным видом наклоняясь ко мне над столом и пронзая взглядом, – это ведь даже не еда. Это то, что еда ест.
Он разразился смехом в восторге от собственной шутки, и Лорен рассмеялась вслед за ним. Маргарет вежливо улыбнулась, и по тому, как она это сделала – чуть приподняла уголки губ, тогда как ни одна мышца у глаз не шевельнулась, – я понял, что ее внимание напускное и ни одно слово, произнесенное Куртом, ее не волнует. Я улыбнулся и отправил в рот кусочек брокколи.
– Нет, серьезно, – продолжал Курт, покосившись на Лорен. – Может, тебе есть то же, что и он? А то, если будешь лопать, как сейчас, никогда не влезешь в обтягивающие джинсы.
– Нет, в самом деле! – возмутилась мама, ударяя вилкой по столу. – Ну кто же говорит такие вещи?
– Но ведь так оно и есть! – вступилась Лорен. – Я уже давно не могу натянуть те джинсы.
– И все равно это не повод говорить о тебе подобным образом.
– Мне не нужен повод, если это правда, – сказал Курт.
По его ухмылке я понимал: ему кажется, будто он пошутил, чтобы разрядить атмосферу. Поразительно, даже я знал, что он ляпнул глупость.
– Но она же сидит рядом с вами. – Мама указала на Лорен. – Да проявите немного вежливости. Это же уму непостижимо!
– Я так и знала, – произнесла Лорен, закрывая глаза. – Черт возьми, ма, ну почему ты хотя бы на один обед, на пол-обеда не можешь сдержаться и вести себя прилично? Мы только двадцать минут как пришли.
– Это я веду себя неприлично? Как вы появились, он только и сыплет оскорблениями в твой адрес.
– Да прекрати же! – воскликнула Лорен, бросая салфетку и вставая. – Он пытается хоть немного оживить атмосферу. А вы здесь все – покойники. Джон вообще ни слова не вымолвил!
«Это потому, что я умный, а не потому, что я мертвый».
– Она меня предупреждала, что у вас не складываются отношения, – проговорил Курт, вперившись взглядом в маму, – но я и представить не мог, до какой степени.
– Поразительно, – сказала мама, складывая руки на груди и устремляя взгляд на Лорен. – Он самый чуткий человек в мире. И где ты только нашла такое счастье?
– И ты мне будешь рассказывать, как выбирать мужчин! – вспыхнула Лорен, тыкая пальцем в маму. – Тоже мне эксперт! Уж ты-то выбрала прекрасно – ничего глупее за всю жизнь не сделала!
– Все, мне это не нужно, – сказал Курт, вставая. – И тебе тоже.
Он взял Лорен под локоть и повел к двери.
– Не уходи! – крикнула мама.
– А на кой черт мне оставаться?
Лорен вырвалась из хватки Курта и, чеканя шаг, вернулась к столу:
– Ты всю жизнь вставляешь мне палки в колеса, словно я… Что ты вообще обо мне думаешь? Что я не могу принять ни одного хорошего решения? Я что, неудачница, которая с утра до ночи творит одни глупости?
Мама сложила руки на груди:
– Как я должна отвечать при таком отношении?
– Да мне твои ответы меньше всего нужны.
Курт снова взял Лорен под локоть и сопроводил к двери – теперь, когда две женщины схватились между собой, он молчал, и его молчание не предвещало ничего хорошего. На этот раз Лорен не вырвалась, он вывел ее за порог и закрыл дверь.
– Вернись сейчас же! – велела мама, потом развернулась и изо всех сил ударила ладонью по дверце шкафа. – Опять! – прорыдала она. – Я опять ее потеряла.
Она закрыла лицо руками, уперлась головой в шкаф и заплакала.
Глава 5
Шесть часов спустя мама наконец улеглась, а я выскользнул из дому, взял велосипед и кратчайшим путем покатил к старому складу. Она весь день рыдала, разговаривала с Маргарет, в тысячный раз обсуждая случившееся: Лорен была права, Лорен была не права, Лорен совершила громадную ошибку, мама совершила громадную ошибку – и так без конца. Я спрятался у себя в комнате и натянул лыжную маску, чтобы приглушить голоса.
Все было как прежде, когда все ссорились, плакали и, хлопнув дверью, уходили из наших жизней. Как прежде, только хуже, потому что теперь Форман пытался проникнуть в мою голову, а мистер Монстр – выцарапаться оттуда. Я не знал, сколько еще может растягиваться эта пружина, прежде чем лопнуть. В голове у меня рождались планы: как выяснить, где живет Курт, как его обездвижить, как резать, медленно и вдумчиво, чтобы сделать как можно больнее. Я начал ходить по комнате, напевая приходившие в голову мелодии: старые песни, которые слушал отец, новые, которые слушала по утрам Брук, – что угодно, лишь бы занять мысли и увести их как можно дальше от смерти. Не помогало.
Серийного убийцу на преступление толкает потребность – насущная необходимость. Что это такое? – Откуда оно берется? Прежде я всегда был в состоянии контролировать мою темную сторону, держал ее взаперти долгие годы, но сейчас она набирала силу. Я убил демона, мистер Монстр впервые почувствовал вкус смерти и требовал еще. Мог ли я по-прежнему контролировать его? Насколько влиятельным он станет? В какой момент эта потребность выплеснется через край и я убью кого-нибудь: маму, Маргарет или Брук?
Я выхаживал туда-сюда по спальне, чувствуя себя зверем в клетке. Пластинки жалюзи напоминали решетку, а за окном я видел большой и темный дом мистера Кроули. Сколько ночей я провел, крадучись пробираясь к этим стенам, заглядывая в окна, изучая жертву? Я тосковал по тем временам – мне их физически не хватало; это как непреходящий зуд в ампутированной ноге. Сумею ли я повторить это? Но ведь Кроули был демоном, а не человеком, и шпионил я за ним ради всеобщего блага. Тогда я тщательно взвесил вероятные последствия и принял решение, а теперь не мог оправдать подобное поведение, если ставил перед собой менее благородную цель.
Но если в городе на самом деле объявился новый демон?
Глупо было предполагать, что Кроули – единственный, не менее глупо – что все ему подобные действуют одинаково. У новой жертвы не пропали органы, но остались десятки мелких ранок на теле и одна серьезная на ноге. Неужели существовала какая-то сверхъестественная злобная сила, которой требовалось бить людей током, чтобы не умереть? А может, тот факт, что жертвой стала женщина, говорит, что и демон тоже женщина?
Нет-нет, я заблуждался, предполагая, что у всех демонов и методы, и мотивы одинаковы. Мистер Кроули убивал людей, похожих на него внешне, чтобы заменять изношенные части собственного тела. Речь шла о выживании. Новый демон, возможно, убивает ради еды, развлечения, самовыражения – сколько угодно причин. Как и у меня, у демона имелись свои внутренние потребности – этакая эмоциональная дыра, которую требовалось заткнуть.
Как я могу выяснить потребности демона, если в своих-то не уверен?
Я снова подумал о Курте – вот было бы здорово пытать его током, как ту девушку, и наблюдать за корчами, пока разряд не прожжет дыру в его плоти. Я тряхнул головой, прогоняя мысль. Нет, так дальше продолжаться не может – нужно что-нибудь сжечь.
Пришло время снова съездить на склад.
Выходя из дому, я прихватил кусок курицы – ведь никто так и не пообедал, – положил его в пакет и сунул в карман куртки. На сей раз кот меня не остановит.
Шел первый час ночи, и стояла такая темнота, что езда на велосипеде казалась не самой удачной идеей, но велосипед, в отличие от машины, бесшумен, а мне не хотелось разбудить маму. К тому же, воспользуйся я машиной, меня будет легче найти, если кто-то начнет расследовать пожар. Почти милю я ехал по темным улицам, потом слез и повел велосипед по петляющей среди деревьев тропинке, придерживаясь не освещенных луной участков. В руке я сжимал канистру с бензином.
Огонь звал меня.
Шлакобетонные стены склада отражали ярко-серый лунный свет, едва заметно мерцая на поляне. Я улыбался. В такие моменты границы внутри меня стирались и мистер Монстр делался просто Джоном Кливером: не убийцей, а подростком, не чудовищем, а человеческим существом. Если огонь служил мне великим очищением, то во время подготовки меня охватывало чувство абсолютной свободы – в эти краткие секунды отдыха не нужно было беспокоиться о желаниях мистера Монстра, потому что наши желания совпадали. Приняв решение развести огонь, я мирился с собственным «я», становился собой, и все вокруг обретало смысл.
Кот приветствовал меня безмолвным взглядом с подоконника разбитого окна, откуда открывался великолепный вид на его владения, как внутренние, так и внешние. Я положил велосипед у деревьев и тихо пошел вперед, вытащил курицу и оторвал от нее кусочек. Волокна разделялись без труда, пласты прожаренных мышц легко отслаивались друг от друга. Я встал у окна и помахал перед носом у кота – насколько мог дотянуться – куском курицы, чтобы он почувствовал запах мяса, потом уронил оторванный кусочек на землю, а остальное отбросил на несколько футов. Кошачьи глаза проследили за полетом куриного мяса и впились в него взглядом, словно лазерным прицелом. Я проскользнул внутрь склада сквозь пустой дверной проем.
Я снова посмотрел на окно: кот оставался там и даже обернулся в мою сторону, услышав, что я вхожу. Несколько мгновений он наблюдал за мной, потом снова отвернулся туда, где лежало мясо.
«Все правильно, – подумал я, – иди и возьми его».
Я вытащил старый матрас из-за штабеля с поддонами. Он был плотный и плесневелый, покрытый грязью и следами животных, а снизу еще и влажный. Когда я встряхнул его, по складу поползло облако тягучего кисловатого запаха. Я бросил его сухой стороной вверх, потом решил, что лучше будет перевернуть. Еще я мог воспользоваться деревянными поддонами: положить матрас на них, чтобы внизу устроить топку. Сухая нижняя сторона схватится быстро и поможет высушить верхнюю, а дым от влажных пятен будет подниматься вверх, не гася пламя.
Все было как прежде, когда все ссорились, плакали и, хлопнув дверью, уходили из наших жизней. Как прежде, только хуже, потому что теперь Форман пытался проникнуть в мою голову, а мистер Монстр – выцарапаться оттуда. Я не знал, сколько еще может растягиваться эта пружина, прежде чем лопнуть. В голове у меня рождались планы: как выяснить, где живет Курт, как его обездвижить, как резать, медленно и вдумчиво, чтобы сделать как можно больнее. Я начал ходить по комнате, напевая приходившие в голову мелодии: старые песни, которые слушал отец, новые, которые слушала по утрам Брук, – что угодно, лишь бы занять мысли и увести их как можно дальше от смерти. Не помогало.
Серийного убийцу на преступление толкает потребность – насущная необходимость. Что это такое? – Откуда оно берется? Прежде я всегда был в состоянии контролировать мою темную сторону, держал ее взаперти долгие годы, но сейчас она набирала силу. Я убил демона, мистер Монстр впервые почувствовал вкус смерти и требовал еще. Мог ли я по-прежнему контролировать его? Насколько влиятельным он станет? В какой момент эта потребность выплеснется через край и я убью кого-нибудь: маму, Маргарет или Брук?
Я выхаживал туда-сюда по спальне, чувствуя себя зверем в клетке. Пластинки жалюзи напоминали решетку, а за окном я видел большой и темный дом мистера Кроули. Сколько ночей я провел, крадучись пробираясь к этим стенам, заглядывая в окна, изучая жертву? Я тосковал по тем временам – мне их физически не хватало; это как непреходящий зуд в ампутированной ноге. Сумею ли я повторить это? Но ведь Кроули был демоном, а не человеком, и шпионил я за ним ради всеобщего блага. Тогда я тщательно взвесил вероятные последствия и принял решение, а теперь не мог оправдать подобное поведение, если ставил перед собой менее благородную цель.
Но если в городе на самом деле объявился новый демон?
Глупо было предполагать, что Кроули – единственный, не менее глупо – что все ему подобные действуют одинаково. У новой жертвы не пропали органы, но остались десятки мелких ранок на теле и одна серьезная на ноге. Неужели существовала какая-то сверхъестественная злобная сила, которой требовалось бить людей током, чтобы не умереть? А может, тот факт, что жертвой стала женщина, говорит, что и демон тоже женщина?
Нет-нет, я заблуждался, предполагая, что у всех демонов и методы, и мотивы одинаковы. Мистер Кроули убивал людей, похожих на него внешне, чтобы заменять изношенные части собственного тела. Речь шла о выживании. Новый демон, возможно, убивает ради еды, развлечения, самовыражения – сколько угодно причин. Как и у меня, у демона имелись свои внутренние потребности – этакая эмоциональная дыра, которую требовалось заткнуть.
Как я могу выяснить потребности демона, если в своих-то не уверен?
Я снова подумал о Курте – вот было бы здорово пытать его током, как ту девушку, и наблюдать за корчами, пока разряд не прожжет дыру в его плоти. Я тряхнул головой, прогоняя мысль. Нет, так дальше продолжаться не может – нужно что-нибудь сжечь.
Пришло время снова съездить на склад.
Выходя из дому, я прихватил кусок курицы – ведь никто так и не пообедал, – положил его в пакет и сунул в карман куртки. На сей раз кот меня не остановит.
Шел первый час ночи, и стояла такая темнота, что езда на велосипеде казалась не самой удачной идеей, но велосипед, в отличие от машины, бесшумен, а мне не хотелось разбудить маму. К тому же, воспользуйся я машиной, меня будет легче найти, если кто-то начнет расследовать пожар. Почти милю я ехал по темным улицам, потом слез и повел велосипед по петляющей среди деревьев тропинке, придерживаясь не освещенных луной участков. В руке я сжимал канистру с бензином.
Огонь звал меня.
Шлакобетонные стены склада отражали ярко-серый лунный свет, едва заметно мерцая на поляне. Я улыбался. В такие моменты границы внутри меня стирались и мистер Монстр делался просто Джоном Кливером: не убийцей, а подростком, не чудовищем, а человеческим существом. Если огонь служил мне великим очищением, то во время подготовки меня охватывало чувство абсолютной свободы – в эти краткие секунды отдыха не нужно было беспокоиться о желаниях мистера Монстра, потому что наши желания совпадали. Приняв решение развести огонь, я мирился с собственным «я», становился собой, и все вокруг обретало смысл.
Кот приветствовал меня безмолвным взглядом с подоконника разбитого окна, откуда открывался великолепный вид на его владения, как внутренние, так и внешние. Я положил велосипед у деревьев и тихо пошел вперед, вытащил курицу и оторвал от нее кусочек. Волокна разделялись без труда, пласты прожаренных мышц легко отслаивались друг от друга. Я встал у окна и помахал перед носом у кота – насколько мог дотянуться – куском курицы, чтобы он почувствовал запах мяса, потом уронил оторванный кусочек на землю, а остальное отбросил на несколько футов. Кошачьи глаза проследили за полетом куриного мяса и впились в него взглядом, словно лазерным прицелом. Я проскользнул внутрь склада сквозь пустой дверной проем.
Я снова посмотрел на окно: кот оставался там и даже обернулся в мою сторону, услышав, что я вхожу. Несколько мгновений он наблюдал за мной, потом снова отвернулся туда, где лежало мясо.
«Все правильно, – подумал я, – иди и возьми его».
Я вытащил старый матрас из-за штабеля с поддонами. Он был плотный и плесневелый, покрытый грязью и следами животных, а снизу еще и влажный. Когда я встряхнул его, по складу поползло облако тягучего кисловатого запаха. Я бросил его сухой стороной вверх, потом решил, что лучше будет перевернуть. Еще я мог воспользоваться деревянными поддонами: положить матрас на них, чтобы внизу устроить топку. Сухая нижняя сторона схватится быстро и поможет высушить верхнюю, а дым от влажных пятен будет подниматься вверх, не гася пламя.