Здоровый детина виновато опустил глаза.
   – Старшина, Лапин болен? – не поворачивая головы, обратился майор.
   – Никак нет! – Марат, стоящий во главе строя, рявкнул так, что, казалось, разбудил весь город.
   – А какого хрена он молчит? – Майор остановился перед старшиной, снизу вверх смотря на подчиненного. – И что вам за цена, если вас инсайдеры бьют? Молчать! Да, бьют. Бьют, – он презрительно оттопырил нижнюю губу. – И нечего мне свой оскал тут демонстрировать, я тебе не кость предлагаю. Вы что о себе возомнили? Вы думаете, что вы крутые? Ах, я и забыл, вы же «Псы», церберы Медузы, да? Бабам своим так наворачиваете на уши?
   Строй предусмотрительно молчал.
   Виктор наклонился к Бобру:
   – Что за цирк?
   – Метод воспитания, – пожал плечами Бобер. – И они сейчас со стыда сгорают, и нам эдакая демонстрация, кто в песочнице хозяин. Ницин на этот счет жук еще тот, старая псина. Его, хрен, на кривой объедешь. За своих душу продаст, но и своим спуску не дает. Так что смотри, такое нечасто увидишь.
   Майор тем временем продолжил свой путь перед строем.
   – Мы – единственные блюстители закона в Медузе. Мы – единственный закон Медузы. Кому это непонятно, я лично буду вбивать до кровавых мальчиков осознание правоты своих слов. И если вы, мать вашу через колено, позволяете себя лупцевать по подворотням, то какой закон вы можете защищать? Но я из всего делаю выводы, и выводы в правильную сторону. Поздравляю вас, я нашел еще одно слабое место в нашей безупречной подготовке. И я обещаю, я не слезу с ваших дохлых плеч до тех пор, пока не исправлю это.
   По строю прошелся ропот. Майор остановился, с деланым удивлением поднял бровь и спокойным голосом произнес:
   – Упор лежа принять.
   Спецназ покорно опустился животами в грязную лужу. Куликов покачал головой и пошел спать, поражаясь методам обучения местной воинской элиты.

Глава 10

   Погода погрузила мир в серые тона, набросив на город пелену межсезонья. Вроде еще и осень, но уже не золотая. Вроде и тепло, но дни стали заметно короче. Вот и сейчас, вроде и дождь не идет, но какая-то мелкая морось водяной пылью оседает на лицо, на одежду. Утро хмурое, приглушенное, блеклое.
   Вот и сигарета вымокла, плохо тянется, зараза.
   На место встречи Куликов пришел первым, раньше срока. Сел на скамейку под ржавым грибом автобусной остановки. Незаметно для себя задремал, но вскоре был разбужен гулкими шагами, шлепающими по лужам.
   К остановке подходили Торпеда и Борхес, переговариваясь о чем-то. С ними был не знакомый Виктору мужчина в джинсовой куртке и бейсболке.
   Куликов поднялся навстречу товарищам. Обменялись крепкими рукопожатиями.
   – Знакомьтесь, это Кот, – Торпеда представил Виктора. – Кот, это Эл, он из команды Скаута.
   – Очень приятно, – Виктор пожал узкую ладонь Эла. Мужчина растянул тонкие губы в улыбке, приветливо кивнул. Сказал хриплым и простуженным голосом:
   – Скаут говорил мне про тебя. Рад знакомству.
   – А вот и наш автобус, – Борхес указал на приближающийся старенький «Икарус», который, пыхтя, затормозил у остановки. – Успели.
   На конечной инсайдеры выходили в одиночестве, под рассеянным взглядом кондуктора. Пересекли грязный пятачок автобусного кольца, обогнули маленькую будку с надписью: «Диспетчерская». Эл махнул рукой, показывая дорогу, углубился в разросшуюся лесополосу.
   Виктор прикинул, что они сейчас почти на границе города, в пяти километрах от Периметра. Здесь редко попадались прохожие, совсем не было видно патрулей. Кажущиеся спящими пятиэтажки были попросту заброшенными, редко где горел свет в окнах.
   В конце рощицы обнаружился тарахтящий УАЗ-«буханка» с помятым бортом. Рядом с ним перешучивались, дымя сигаретами, Скаут, Стэп и Бухгалтер.
   – О, здорово, мужики! – Скаут шагнул вперед, приветствуя подошедших. Обменялись рукопожатиями, перекинулись приветствиями. Торпеда отвел Скаута в сторону, о чем-то с ним вполголоса переговорил. Остальные в это время закинули вещи Борхеса и Виктора в машину.
   Куликов присмотрелся к новым знакомым. Скаута он уже знал, тот был в хороших отношениях с Торпедой и Борхесом. Стэп, юркий, худой парень лет двадцати пяти, был себе на уме, но беспрекословно слушался своего командира группы, Скаута. С Элом познакомились поближе в автобусе, общительный и юморной мужик. А вот про Бухгалтера Виктор лишь слышал, он был четвертым в команде Скаута. Говорили, что этот невысокий мужичок в круглых очках и с мягкими чертами лица действительно был финансистом у серьезных людей, пока те не вздумали повесить на него некий долг. И тогда он, недолго думая, сорвался с места, бросив хороший дом, дорогую машину и работу, приехал в Город и подрядился таскать артефакты. Что ж, у каждого своя история попадания в Медузу.
   Загрузились. УАЗ дернулся, хрюкнул и поехал прочь от рощицы, объезжая Периметр по дуге, лесом. Сегодня предстояло заходить оттуда.
   Инсайдеры оживленно переговаривались, делились новостями и слухами. Виктор сначала поддерживал компанию, потом, убаюканный ходом машины, прислонился боком к прохладному борту и начал клевать носом.
   – Эй, ты чего? – хлопнул его по плечу Борхес. – Нормально все?
   – Да, нормально, – вяло кивнул Виктор. – Плохо спал, не выспался.
   – Снилось чего?
   – Да нет. Какая-то тревога была, неуютно себя чувствовал.
   – Ночью не просыпался? Не чудилось ничего?
   – Было несколько раз. Да ерунда, Борхес, бывает. Перенервничал, наверно.
   Торпеда, который внимательно слушал разговор, вдруг спросил:
   – Голова не болела сегодня утром?
   – Нет. А что?
   Торпеда пристально всмотрелся в лицо озадаченному Виктору, потом перевел взгляд на Борхеса.
   – Да нет, – отрицательно закрутил головой Борхес. – Не может быть. Не мог он на вокзале ничего подцепить, там все хожено-перехожено.
   Но в его голосе уверенности не чувствовалось.
   – Может, объясните, в чем дело? – не выдержал Куликов.
   За всех ответил Скаут, успокаивающе улыбаясь:
   – Не парься, Кот. Ты еще мало Медузу топчешь, чтобы приобрести набор профессиональных болезней инсайдера.
   – Что, и такие есть?
   – А то! – многозначительно поднял палец вверх Скаут. – Бессонница, геморрой и алкоголизм.
   Эл захохотал, но его жестом перебил Торпеда, который с серьезным видом принялся объяснять:
   – Мы называем ее каменным столбняком. Ученые – Atipico Tetanus. Неизученная болезнь, от которой нет лекарств и средств лечения. Поражает исключительно тех, кто так или иначе бывает внутри Медузы. Болезнь редкая, но от этого не менее страшная. Начинается все с прогрессирующей формы лунатизма. Человек ночами встает с кровати, ходит, делает какие-то простые вещи вроде открывания окон или переставления мелких предметов с места на место. Утром, естественно, ничего не помнит, лишь ужасно болит голова.
   – А потом? – упавшим голосом спросил Куликов.
   – А потом человек «залипает», – просто ответил Торпеда. – Он как бы впадает в кому, весь коченеет, на ощупь становится похожим на камень. Причем случиться это может когда и как угодно. На ходу, когда он спит, разговаривает, ест. Вот так, раз – и замер, застыл недвижимо. У нас был случай в «Земле», проходец один с газетой просидел весь день за столиком в углу. Все думали, что ждет кого-то, а он уже все, статуя.
   – Так он сам-то понимал, что с ним произошло? – спросил Куликов. История со странной заразой ему не понравилась.
   – Да нет, – Торпеда вздохнул. – Как человек «залипает», так все функции организма останавливаются. Даже мозг перестает работать. Разом.
   – Забавно, – протянул Куликов, хотя ровным счетом ничего забавного тут не видел. – И как можно этот столбняк подцепить?
   – Ну есть версия, что это действие какой-то ловушки, – ответил Борхес. – Но никто не знает какой. Также есть версия, что у некоторых людей под действием неизученного излучения Медузы изменяются свойства клеток. Но как бы там ни было, после начала симптомов дни бедолаги сочтены. Он может прожить день, неделю или год, но потом все равно «залипнет».
   – А методы защиты? Что, совсем никаких идей нет? – не сдавался Виктор. Он машинально пощупал лоб, потер виски. Нет, вроде ничего не болит.
   – А как ты убережешься от того, чего не видно? – Борхес развел руками. – Никак. Это судьба, как карта ляжет. В Медузе есть ловушки явные, которые видишь и чувствуешь за версту, есть те, которые заметить трудно, но можно. А есть такие, которые ни одним прибором не определишь. Конечно, кое-что проверено, так сказать, опытным путем. Не ходи под арками, под стоящими буквой «л» столбами и тому подобное. Некоторые ловушки любят замкнутый контур. Да только, понимаешь сам, иной раз приходится и под арками ходить, и, как ты, по трубопроводам ползать. Выбор-то невелик.
   – Зашибись, – Виктор почесал небритую щеку. – Не было печали, купила баба порося. И часто такие «залипы» случаются?
   – Слышь, мужики, – не выдержал Бухгалтер, – заканчивайте уже. И так дом нехороший, а вы тут еще атмосферу нагнетаете.
   Торпеда согласно кивнул, Борхес пожал плечами, откинулся на спинку сиденья. Куликов обреченно вздохнул, хмуро уставившись в окно.
   Остаток пути проделали в напряженном молчании.
 
   «Нехорошая» многоэтажка ничем не отличалась от стоящих по соседству двенадцатиэтажных домов-близнецов, одинаковых безликих коробок, которыми так любили когда-то застраивать спальные районы. Склепанные на скорую руку, с вечно грязными, воняющими мочой подъездами, подтеками между панелями и гуляющими сквозняками. Дома, построенные без души для непритязательных жильцов городских окраин.
   Фасад «нехорошего» дома покрыт керамической плиткой светло-синего цвета. Одну из боковых стен, глухую, без окон, украшал гигантский мозаичный рисунок строителя с красным знаменем. Рисунок местами осыпался, особенно не повезло лицу безымянного строителя. Торпеда молча ткнул в мозаику, мол, все верно, нашли нужное здание.
   Инсайдеры сгрудились перед подъездом, закурили. Эл завел шарманку про опасности, которые могут поджидать внутри, но его оборвали на полуслове. Скаут бросил взгляд на часы, кивнул Торпеде:
   – Пора.
   – Кот, пойдешь в центре, – деловито отдал приказ здоровяк, поворачиваясь к своей группе, – Борхес замыкающий. «Кирпич» захватил?
   – Угу, – Борхес вытащил из рюкзака уже знакомый Виктору брусок темно-зеленого металла, который вблизи больше походил на кусок замерзшего пластилина. Инсайдер деловито повертел его в руках, потряс, отдал Торпеде.
   – Что это за штуковина? – спросил Виктор, наблюдая за тем, как Торпеда, закатив рукав, при помощи кожаных ремешков крепит «кирпич» к запястью.
   – Индикатор ловушек. Стоит дорого, польза сомнительна, – Борхес затянул рюкзак, надел его, защелкнул на груди карабины. Попрыгал, проверяя, удобно ли.
   – И кто их изготовляет?
   – Медуза и изготовляет. Только найти их проблемно, а забрать без скафандра защиты просто нереально.
   – Потом поговорите, – прервал друга Торпеда, одергивая рукав и поворачиваясь к Скауту и его людям, которые внимательно осматривали пейзаж вокруг. – Ну что, как договаривались?
   – Да, по плану, – Скаут поправил на плече автомат, указал на соседний дом. – Мы займем позицию там. Эл останется на вашей стороне, если что, крикнет. Услышите выстрелы – действуйте по обстановке, на рожон не суйтесь.
   Торпеда хлопнул Скаута по плечу, кивнул другим инсайдерам. Развернулся к своим, скомандовал:
   – Пошли.
 
   В подъезде было намного холоднее, чем на улице. В остальном – вполне обычный подъезд, с облупившейся зеленой краской и пожелтевшей побелкой. Стены тут и там были расписаны маркерами разных цветов. Кривые послания, которые призывали любить некую Марину, слушать рок и тому подобное. Поверх них свежей черной краской были нанесены сквозь трафарет цифры. Насколько знал Куликов, это ученые присваивали номера объектам, которым следовало уделить особенное внимание. Что, в свою очередь, наводило на некоторые мысли относительно слухов про «нехороший» дом.
   Они не спеша поднимались по лестнице. Миновали пустой провал шахты лифта с болтающимся, словно чей-то длинный хобот, толстым проводом. Под ногами хрустели стреляные гильзы и куски штукатурки. Отчетливо пахло сырым мясом.
   Куликов обратил внимание, что почти все квартирные двери оказались выломанными или выбитыми, но сразу за порогом начиналась неестественно густая чернота, словно непрозрачной шторой завешивающая путь внутрь. Торпеда, оглянувшись через плечо, кинул: «Увидишь такое – не вздумай заходить».
   Шли с разрывом в два шага. Первым двигался Торпеда, периодически останавливаясь и прислушиваясь. За ним, напряженно осматриваясь, Виктор. Замыкал процессию Борхес, который аккуратно пятился, прикрывая спины.
   Этаж за этажом вышли на площадку третьего. И тут Виктору отчетливо стало понятно, что в подъезде они не одни. Он открыл было рот, чтобы сказать об этом, как Торпеда жестом остановил группу и указал стволом пистолета вверх. Остановился Борхес, ткнувшись спиной в бедро Куликова. Затаились.
   В наступившей тишине Виктор уловил еле слышное неровное дыхание. Странное дыхание, нечеловеческое. Быстрое, частое, с протяжным хлюпаньем, словно ладонью затыкали шланг пылесоса.
   Торпеда знаком показал, что продолжает движение. Виктор кивнул, два раза хлопнул по плечу Борхеса. Двинулись дальше, напряженно сжимая оружие.
   На лестничной площадке третьего этажа сидела обманка, вытянув, словно кукла, вперед ноги и привалившись спиной к стене. Обманка уже почти сформировалась, приняв вид одутловатого мужчины. Голое тело было в грязи, к бедру прилип окурок. Правая рука, которая была заметно толще левой и неестественно вывернута, покоилась на полу, чуть заметно подрагивая. Левой рукой обманка словно тряс кубики, как при игре в кости, зажав пальцы в кулак и быстро махая перед собой. Голова была откинута назад и в сторону, рот без губ открыт, нос без левой ноздри, вместо нее кусок обвисшей плоти, которая вибрировала при дыхании. И ярко-голубые глаза, которые, не отрываясь, смотрели на него, Виктора, часто моргая.
   – Твою мать, – тихо выругался Торпеда, опуская пистолет и облегченно выдыхая. – Вот чертяга, напугал.
   Он спокойно повернулся спиной к существу и зашагал по ступенькам вверх. Виктор перешагнул через вытянутую ногу обманки, не в силах оторваться от провожающего его пристального взгляда. Ему мнилось, что существо сейчас обязательно сделает что-то неожиданное, например вцепиться в ногу или заорет благим матом. Он крепче сжал автомат и отвернулся, буквально физически ощущая буравящие спину глаза. Честно говоря, ему было сильно не по себе. Сзади чертыхнулся споткнувшийся Борхес.
   Команда преодолела еще один пролет, двигаясь, словно черепаха, шаг за шагом, очень медленно и аккуратно.
   – Внимание, – предупредил Торпеда, останавливаясь. – По-моему, дошли.
   – Вроде да, – откликнулся Борхес. – Как «кирпич»?
   – Колется.
   – Значит, дошли.
   – Без команды не стрелять. Чтобы ни случилось – идите за мной. Сейчас будет немного хреново.
   И сделал шаг на лестничную площадку четвертого этажа. Заскрипел песок под ботинками, Виктор увидел, как Торпеда, скривившись от боли, схватился за руку с «кирпичом». А по ушам рубанул резкий, механический, пронзительный свист, словно рядом лопнула труба высокого давления. Куликов отшатнулся назад, зажимая уши руками. Автомат повис на ремне, цепляясь дулом за решетку перил. Сзади ткнулся Борхес, слепо налетев на Виктора. Торпеда наклонился вперед, словно шел против сильного ветра, и буквально ввалился на этаж. Виктор рванулся за ним, выставив вперед правое плечо, зажмурился. Вот продавил тугое сопротивление, вырвался, споткнулся обо что-то мягкое, не устоял, упал на пол. В ушах звонко лопнула струна, свист прекратился так же резко, как и начался, хотя гул в голове затихал неторопливо.
   – Чтоб тебя, – ругнулся рядом Борхес.
   Виктор открыл глаза. Взгляд уперся в чью-то голую ногу с прилипшим окурком.
   – Черт! – Он откатился в сторону и вскочил. На полу, спиной к стене, сидела обманка, брат-близнец той, что осталась этажом ниже. Или та же самая. С голубыми глазами, которые неотрывно смотрели на Виктора.
   – Ты ему понравился, – хмыкнул Борхес, проходя мимо, к Торпеде. Тот сидел на корточках и потирал руку, ругаясь сквозь зубы.
   – Как ты?
   Торпеда поднял на него глаза, тряхнул головой:
   – Терпимо. Какой-то чувствительный «кирпич» попался, еще пара таких ловушек – и нужно будет руку менять, а то нервные окончания сгорят.
   – Лучше чувствительный, чем заторможенный, – философски произнес Борхес.
   – Согласен. Так, что тут у нас? – Здоровяк поднялся, оглядываясь. Четвертый этаж был ярко освещен бьющими в узкое окно лучами солнца. В лучах кружились пылинки, поднятые в воздух людьми. Солнце буквально озаряло лестницу, ведущую на пятый этаж, преломляясь в грязных стеклах и отбрасывая на стены причудливые отражения.
   – Приплыли, – Торпеда достал блокнот и начал что-то искать в нем, перелистывая потертые страницы.
   – В чем дело? – спросил у него Виктор, стараясь не смотреть на обманку, которая натужно дышала у стены.
   – Думаю, как дальше идти. Лестница для нас закрыта.
   – Как закрыта? – Куликов подошел к лестнице и посмотрел вверх, по пролету. Все было чисто, ни баррикад, ни преград. – По мне так все нормально.
   Торпеда посмотрел на Куликова, словно учитель на нерадивого ученика:
   – Кот, запомни, невнимательный инсайдер долго не живет. Что на этой лестнице не так?
   Виктор еще раз, уже пристально, осмотрел ступени. Обычные ступени из серого камня, местами поколотые.
   – Не знаю. Вроде…
   – Яркий солнечный свет. Ты видел сегодня на улице такое яркое солнце?
   – Нет.
   – И я не видел. Даже если и предположить, что оно появилось из-за туч, то тогда почему его нет на этаже ниже?
   Куликов пристыженно насупился, перешагнул обманку и посмотрел на этаж ниже. Серо, уныло, пасмурно. Как и должно быть, все верно.
   – Это может быть опасно? – уточнил он у Торпеды.
   Торпеда поднял руку, постучал пальцем по «кирпичу»:
   – Он говорит, что опасно.
   – Но вы же тут уже проходили, верно?
   – Местность постоянно меняется, – подал голос Борхес. – Я уж и не уверен, что «глаз» все еще на месте. Но ты на всякий случай держись рядом, прикроем.
   Виктор кивнул, отошел к стенке, чтобы не мешать.
   Торпеда поводил «кирпичом» из стороны в сторону, сделал шаг к запертой деревянной двери. Прислушался. Сделал еще один шаг. К нему подошел Борхес, что-то сказал, указывая на обманку.
   – Пойдем здесь, – угрюмо сказал Торпеда, указывая на квартиру с деревянной дверью. Судя по недовольной роже здоровяка, было понятно, что выбор ему не нравится. Борхес лишь пожал плечами, выуживая из рюкзака фомку. И без лишних разговоров всадил ломик между косяком и дверью, надавил, налег всем телом.
   Дверь хрустнула, полетели щепки, посыпалась мелкими чешуйками краска. Торпеда, перехватив пистолет двумя руками, напряженно ждал. Взмахом руки подозвал Виктора.
   Какой-то нарастающий шорох тревожил слух Куликова. Какое-то шуршание, тихое-тихое.
   Борхес крякнул, толкнул, дернул. Хрустнул косяк, и дверь распахнулась, жалобно скрипнув на ржавых петлях. Инсайдер поспешно отступил за спины товарищей, убирая ломик.
   За дверью оказалась полутемная прихожая с прогнившим стеллажом для обуви и рваным половичком. Возле заросшего паутиной плинтуса одиноко валялся домашний тапок с заскорузлым помпоном.
   Торпеда сделал маленький шажок вперед, поводя стволом пистолета. Бряцнул автомат Борхеса.
   Куликов недоуменно посмотрел на них. Шуршание нарастало, оно стало довольно громким. Неужели не слышат? Звук, словно кто-то растирает в ладонях сухие листья.
   Торпеда первым шагнул в квартиру. Осторожно, готовый тут же кинуться назад, перенес через порог и вторую ногу. Борхес присел у косяка, держа на прицеле дальний угол прихожей.
   Шорох нарастал, Виктора это не на шутку тревожило. Он не хотел выглядеть глупо в глазах более опытных товарищей, которые, судя по всему, никак не реагировали на приближающийся звук, но отчего же так неспокойно?
   Обманка забулькала, задышала чаще, хлюпая носом. Куликов повернул к ней голову и встретился взглядом с выпученными синими глазами. И отшатнулся, внутренне холодея.
   В глазах обманки стоял неподдельный, звериный ужас.
   Виктор кинулся к лестнице, невзирая на предостерегающий окрик Борхеса, перегнулся через перила, посмотрел вниз.
   Нечто черное, похожее на оживший ковер, волнами перетекало со ступеньки на ступеньку, поднимаясь вверх, к ним. Не то ожившее пятно нефти, не то стая сбившихся в кучу черных жуков, выпирающих буграми спин. Нечто было длиной метра три, занимало собой весь лестничной пролет, свисая волнами сбоку. Субстанция издавала шелест, быстро преодолевая подъем.
   – В квартиру! – Куликов оттолкнулся от перил, буквально затащил внутрь опешившего Борхеса.
   – В чем дело? – тревожно спросил Торпеда, появляясь в коридоре.
   Виктор кивнул в сторону лестничной клетки. Над последней ступенью уже поднимались первые отростки-щупальца.
   Торпеда чертыхнулся, захлопнул входную дверь. Борхес опрокинул на нее стеллаж, рассыпая задеревеневшую обувь.
   – Что это за хрень? – Виктор указал пальцем на дверь, из-за которой доносился приглушенный хрип обманки.
   – Впервые вижу, – кинул Торпеда, проходя вглубь квартиры. – В любом случае, нужно искать обходной путь.
   Виктор прислушался. За дверью чуть слышно шелестело, легонечко скреблось. Но, судя по всему, ломиться в квартиру загадочная тварь не собиралась.
   – Пойдем, – хлопнул его по плечу Борхес. – Забаррикадировали нормально, не должна пройти.
   Квартира оказалась двухкомнатной, с длинным коридором. Пожухлые обои покрывали зеленые разводы плесени, линолеум вздулся пузырями, а в одном углу и вовсе отсутствовал, обнажая из-под резаного края серые плиты. Мебель отсутствовала, лишь шифоньер с выбитыми стеклянными дверцами сиротливо стоял у стены.
   Торпеда пересек комнату, стараясь не наступать на пузыри линолеума, подошел к большому окну без рамы. Прижался спиной к стене и чуть выглянул на улицу.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента