Денисов Валерий. В час по Гринвичу

   Лавки пестрели плакатами "Долой иностранные товары!", "Долой иностранную валюту!". На одной из площадей собралось особенно много людей. Пробиться сквозь их плотные ряды москвичам не удалось, и они, возбужденные, остановились на тротуаре.
   * * *
   Яремко был готов растерзать этого тщедушного человека в аккуратном костюме. Вот так просто взять руками и разорвать. Нет, лучше шашкой, от плеча до бедра, с маху. Тягучий, нудный, на одной ноте голос говорящего сверлил ротмистру мозги, но он лишь сжимал под столом до боли кулаки, и с трудом изображал на своем узком лице покорность и виноватость. Так надо, если хочешь избежать беды. А то не миновать расплаты.
   - Все шло преотлично. Мы стягивали на их шеях петлю голода. Делали все, чтобы они не получили из Москвы ни гроша. Оставалось последнее усилие, чтобы заставить этих красных велосипедистов приползти к нам на коленях за куском хлеба. И вот этот подонок сунулся со своими кровавыми лапами! Операция практически сорвана.
   "Тщедушный" нервно вскинул руки и обвел присутствующих невидящим взглядом. Кто-то в углу стола приглушенно кашлянул и произнес робко:
   - Может быть, не все потеряно?
   - Господа! Я удивлен: вы не понимаете элементарных вещей. Удар Яремко был нанесен не в сердце этого, как его, Плюща, а в наши надежды. Согласитесь, трудно решиться остаться в стране, где тебя подстерегает бандитская рука. Лесть, подкуп, уговоры, шантаж, бойкот - все нам годилось, но не нож... Я думаю, ротмистр Яремко, как нарушивший инструкцию центра, заслуживает самого сурового наказания.
   В этот момент дверь комнаты распахнулась и в ней показался запыхавшийся Селезнев.
   - Господа! - крикнул он. - В городе иностранные войска!
   - Славу богу! - пронеслось над столом.
   "Тщедушный" засуетился:
   - Окончательное решение по делу Яремко примем позже. А сейчас по своим местам, господа. Кажется, настал и наш час.
   Белогвардейцы кинулись к выходу. Но их остановил голос "тщедушного":
   - Еще раз напоминаю, нет, приказываю: в велосипедистов не стрелять...
   * * *
   Через несколько дней над Шанхаем прогремели выстрелы: огромная демонстрация рабочих и студентов была встречена на Нанкин-Род ружейным огнем. Друзья видели этот расстрел. Потрясенные случившимся, подавленные, они возвращались домой. У дверей они заметили Никитина. Его элегантность на этот раз выглядела вызывающей.
   Спокойным тоном, как будто бы ничего не произошло, Никитин сообщил, что консул желает срочно видеть ребят, причем с велосипедами.
   - Значит, сейчас же нужно в консульство? - уточнил Королев.
   - Да, Иван Степанович просил немедленно.
   - Что ж, мы готовы! Вы с нами?
   - Нет, там какая-то провокация затевается со стороны белоэмигрантов. А я стараюсь быть в стороне от политики. Моя профессия - торговля... Каждый человек должен заниматься своими делами, не правда ли?
   Королев буркнул в ответ что-то неопределенное и вместе с Ильей поспешил в комнату за машинами. Вскоре друзья уже мчались по улицам города.
   Консул дожидался их.
   - Наконец-то я нашел для вас подходящую работу, - проговорил он.
   Друзья удивленно переглянулись: шутит, что ли, дипломат?
   Но Иван Степанович говорил серьезно:
   - Нам стало известно, что белогвардейцы готовят погром консульства. И самое неприятное, что власти помогают погромщикам, больше того подталкивают их. - Консул подвел москвичей к окну. - Посмотрите. Помните, в подъезде дома, что напротив, всегда толкались шпики? Исчез ли, голубчики. И полицейский у нашего входа исчез. Умыли руки господа. Ну что ж, нам не привыкать защищаться самим. Только сил в консульстве маловато. Вот мы и решили... - Иван Степанович испытывающе посмотрел на друзей. Те уже догадались, о чем пойдет речь дальше. И не обманулись. - Мы решили, заключил, наконец, фразу дипломат, - официально пригласить вас в охрану.
   Велосипедисты одним духом выпалили:
   - Согласны!
   - Иного ответа я и не ждал. Заодно и заработаете немного.
   Заметив протестующие жесты ребят, консул произнес решительно;
   - И не возражайте. У консульства есть средства на охрану. Так пусть они послужат вашему пробегу.
   * * *
   Письмо третье.
   г. Барнаул, Бромберг С. И.
   Мамочка! Я вижу, ты уже сердишься. Вот и Саша меня днем и ночью пилит: "Почему не пишешь домой? Разве так можно?" Как это ни печально, но, оказывается, можно. Я всегда ленился брать в руки перо. Но люди говорят: раз человек молчит, значит, у него все хорошо. Случится беда - сразу закричит. Не волнуйся, не берись за сердце: у меня все в порядке. Просто много занят на разных работах. А взялся за бумагу, потому что стою в карауле. Папа, когда рассказывал об империалистической, всегда вспоминал, что солдаты охотнее всего пишут на посту. И твой Илюша сейчас на посту, охраняет Советское консульство от белобандитов. Ты можешь себе представить, мне даже револьвер выдали и семь патронов. Правда, здешний секретарь сказал: "Как можно Бромбергу давать оружие? Он же не партиец!". Но консул, такой симпатичный человек, поставил его на место. "Бромберг - советский человек, ему можно доверять". И Саша поручился. Ты помнишь Сашку, такой веселый парень? Так теперь его не узнать: серьезный ходит, как наш секретарь. И сейчас он очень серьезно трясет за рукав. Зачем я ему понадобился? А?
   Целую тебя, моя дорогая мамуля.
   Илья.
   Королев строго посмотрел на Илью и сказал командирским голосом:
   - Боец охраны Бромберг, вас срочно вызывает консул. Есть ответственное поручение.
   - Какое?
   - Э! - Напускную строгость Королева как рукой сняло, в голосе зазвучали нотки обиды. - Повезло тебе, Илюшка. Может, в герои выйдешь. Блокировали нас беляки, телефонный кабель перерезали. Связи с Москвой нет. А в гавани стоит наш пароход с рацией. Нужно срочно связаться с капитаном. Я вызвался прорваться на велосипеде. А Иван Степанович говорит: "Лучше Бромберг: он увертливый. Тебе же, Королев, с твоей силищей нужно на посту оставаться".
   Илья даже подскочил с табурета:
   - Где получить задание? - почти крикнул он от возбуждения.
   - Понятно где - у консула. Да постой, не мельтеши! Прочти лучше, что в газетенке сегодняшней прописано.
   Илья мигом отыскал заметку и прыснул от смеха. Да и как не засмеяться, когда черному по белому напечатано:
   "В Советском консульстве появились красногвардейцы, специально приехавшие на велосипедах из Москвы..."
   - Да ты не смейся, - одернул Бромберга Саша, - а подумай, как задание потолковей выполнить, "красногвардеец".
   Поскольку окна первого этажа на всякий случай были забаррикадированы мешками с песком, Илью с велосипедом спускали на веревках со второго. Приземлился в глухой, поросший колючим кустарником тупичок, упиравшийся в тыловую стену здания. Шипы иглами вонзились в тело, но Бромберг лишь прикусил язык: закричать - значит провалить дело. Илья осторожно сел в седло, поерзал чуть-чуть и оттолкнулся обеими ногами. Покрышки мягко зашуршали по гравию. Согнувшись в три погибели, велосипедист осторожно проехал вдоль невысокого забора и остановился у соседнего дома. Слез с машины, заглянул за угол: на маленькой площади - ни души. Значит, можно, в путь. Такого старта Илье принимать еще не приходилось - с места на полную скорость. Площадь будто перелетел, лишь желтое облачко за собой оставил.
   - Братцы, пропылил кто-то! - услышал Бромберг за спиной.
   - Никак из консульства выехали?
   И крик вдогонку:
   - Держи стерву!
   Оглянулся Илья: двое выкатили из кустов велосипеды и за ним. Теперь ниже к рулю, слиться с машиной и крутить педали что есть мочи. Эх, недаром Сибирь за плечами! Жмет Илья что надо! Только бы не упасть, только бы не потерять равновесия на поворотах... А улицы подбрасывают их один за другим. Раз пронесло, другой, и вдруг со всего маха об стену. Боком по камням, как по терке, прошелся. Свалился. Но тут же снова в седло. Секунды какие-то потерял. И то много. Те двое уже в поле зрения.
   На широкую улицу выскочил резко, неожиданно. И чуть на колонну грузовиков с интервентами не напоролся. Успел все же в последний момент свернуть в сторону, но тут же дерзкая идейка родилась: "А что, если..." Спорить с самим собой некогда было. Не если, а надо. Надо рискнуть.
   Под самые колеса мощной тупорылой машины бросился велосипедист. Шофер вцепился руками в ручку тормоза. Вдавился носом в ветровое стекло: был бы китаец, черт с ним, а то ведь белый!.. Завизжали колодки. Пахнуло паленой резиной. Сидящие в кузове солдаты, словно косточки домино, повалились друг на друга. И каски зазвенели пустыми котелками.
   А Илья уже юркнул в улочку на противоположной стороне. Преследователи за ним. Но спешившиеся солдаты штыками преградили им путь: довольно одного сумасшедшего. Пока выясняли, что к чему, Бромберга и след простыл. Он уже подъезжал к знакомому пролому в портовой ограде. Доволен был собой Илюшка страшно! Так с улыбкой и осадил железного коня на причале у борта советского парохода.
   * * *
   Через месяц кончилась боевая служба москвичей. В результате энергичных протестов Советского правительства местные власти вынуждены были призвать к порядку белогвардейских провокаторов. У консульства вновь появился полицейский. Иван Степанович от души поблагодарил ребят и деньги честно заработанные выдал, да с хитрой улыбкой намекнул, что не мешает сходить на почту за переводом. Знал консул: пришла наконец долгожданная валюта.
   Радоваться бы Только путешественникам, а на сердце - камни пудовые: с Жоркой расставаться приходится...
   * * *
   Плющ лежал на спине, заботливо укутанный шерстяным одеялом. Из бинтов, как из белых бойниц, выглядывали чуть потускневшие глаза. "Значит, едете?" читалось в них. "Едем", - еле заметным кивком головы отвечал Илья. "Меня-то не забудете?"
   - Вот что, Жора, - Саша мягко улыбнулся. - Мы тут с Ильей решили отмечать на контрольных пунктах и тебя. Объясним людям, в чем дело. Надо думать, поймут...
   Колыхнулись белые бинты. Колоссальным усилием воли хотел приподнять с подушки голову Плющ, да не смог. И все же нашел Жора в себе силы, чтобы тихо-тихо проговорить, вернее, прошептать:
   - Спасибо, други...
   - Да ты лежи спокойно, чудак! И знай: не один здесь будешь. Завтра к тебе Иван Степанович собирается. Моряки придут. Старик Залесский. Плющик наш хороший, лежи только спокойно, поправляйся быстрее...
   Плющ закрыл глаза. На кончике его заострившегося носа показались крупные капли пота.
   ВЕЖЛИВОСТЬ ПО-ЯПОНСКИ
   Так уж издавна повелось: все японские суда - "Мару", "Акаси Мару", "Фудзи Мару", "Коофуку Мару" ...Вот и наши путешественники сидят за низеньким плетеным столиком на палубе парохода "Шанхай Мару" и терпеливо ждут завтрака. Впрочем, солнце к зениту подходит - не завтракать, а обедать пора. "Опять сэкономим на еде", - прикинул про себя Илья и едва не рассмеялся, заметив, как вытянулось при виде подходившего официанта лицо Королева. Японец, легко балансируя, нес на подносе две мисочки с рисом и тщательно отструганные деревянные палочки.
   - Третий день - один рис, - заворчал Саша. - Ноги протянешь с такой диеты. Да еще ковыряйся этими спицами. Ложки порядочной не найти на пароходе. Тоже мне цивилизация...
   Японец, естественно, ни слова не понял из гневной королевской тирады и, вежливо откланявшись, удалился. Да, легче живую рыбу руками в бассейне изловить, чем без привычки подцепить рис палочками... Возле самых губ срываются проклятые зерна и падают, дразня, обратно, в посудину. Саша огляделся: нет ли кого поблизости? Кругом пустые столики, значит, можно запустить в миску пятерню. Только собрался это проделать, как Илья дернул за рукав.
   - Тьфу, ты, - сплюнул с досады командор, но тут же заметил приближавшегося к ним человека.
   Вот некстати, будто других мест нет! Но незнакомец шел с явными намерениями сесть именно за их стол.
   - Сразу видно - компанейский, - с издевкой произнес Илья...
   Японец быстро-быстро закивал головой - видимо, в знак приветствия - и протянул ребятам маленький бумажный квадратик.
   "Разрешите сесть вместе с вами", - прочел Королев английский текст.
   "Черт с тобой, садись", - подумал Саша, но вслух ответил:
   - Пожалуйста!
   Однако незнакомец ухватился пальцами за свои уши.
   - Не слышит он, - догадался Илья. - Ты ему черкни на бумажке.
   Королев черкнул. Японец признательно заулыбался. Подскочил официант. Новый посетитель что-то долго объяснял ему жестами.
   - И немой к тому же, - почему-то на ухо прошептал Бромберг Саше.
   - Веселый получается собутыльник, - не в пример другу громко произнес командор и с досадой отодвинул от себя миску с рисом: при постороннем с палочками совсем ничего не получается. Японец тем временем подсунул новую записку. "Вы кто такие?" - любопытствовал он. "Русские", - ответили путешественники.
   "О, интересно! Эмигранты?"
   "Нет, советские граждане".
   "Не откажите ответить, что интересует вас в Японии".
   "Мы путешествуем".
   "В такое тревожное время?"...
   Поглощенный перепиской, глухонемой не обратил внимания на принесенную официантом пищу. Видимо, она его в данный момент мало интересовала. А заказ сделан так, для проформы. Японец строчил одну записку за другой; проявлял совсем нескромное, как показалось ребятам, любопытство. Его вопросы все более носили политический характер:
   "Все ли довольны Советской властью в России?", "Как вы относитесь к восстанию в Шанхае?"
   - Слушай, Саша, - Бромберг многозначительно посмотрел на Королева, - не пора ли унять этого беднягу-инвалида?
   Командор отложил карандаш в сторону!
   - А как это сделать?
   - Надо подумать.
   - Может быть, писать какие-нибудь глупости? Пусть тешится на здоровье! Ведя разговор, Александр мельком взглянул на японца и, к удивлению своему, заметил, что тот явно прислушивается. Да, да, ошибки тут не было!
   "Эге, да ты прикидываешься..." - подумал Королев и вспомнил вдруг прощальные слова Ивана Степановича: "Будьте осторожны, и в Шанхае вас не обижал вниманием кое-кто. В Японии встретитесь с тем же. Только на более подготовленной основе. Японская охранка - организация с большим опытом. Знайте, рядом с вами всегда будет недремлющее око представителя власти. Рядиться он может в кого угодно. К опекунам привыкайте, не нервничайте. Ведите себя достойно, на провокации не поддавайтесь".
   "Вот и вырядился глухонемым, шпик проклятый!" - Саша помрачнел, настроение у него совсем испортилось. Написал что-то быстро на бумажке, но сунул ее не японцу, а Бромбергу.
   "Шпик!!!" - прочел тот и понимающе подморгнул.
   Ребята встали и ушли с палубы. Больше до самого Кобе "глухонемого" они не видели, словно сгинул "шпик" в пучине морской или затаился где до поры до времени.
   Старина "Шанхай Мару" притерся шелудивым боком к причалу. Ржаво запела якорная цепь, крякнул на прощание, многопудовый якорь нырнул к ракушкам. Спустили трап.
   В гавани царствовала тишина. Пустынно. Лишь похожие на паучков корявые японские сосенки сбежали с зеленых холмов, чтобы встретить мореплавателей. Ни криков, ни любопытства. Все чинно, спокойно. Даже грустно как-то стало велосипедистам. Еще слишком свежи в памяти воспоминания о шумном, разноликом Шанхае.
   Но ведь так им и говорили: японцы - народ степенный, выдержанный, чувства прятать глубоко умеют. Кремень - не люди. Чтобы искорку живую выбить, мастерство нужно, слово доброе и подход особый. Зато вежливы островитяне необычайно. Убаюкают вежливостью, спеленают. Вот чиновник перед ними портовый, властью облеченный. В другой стране гаркнул бы посильней, сунул бумагу и скомандовал: "Заполнить побыстрей!" Здесь другое: каждый вопрос в сладкую облатку запрятан:
   - Я должен задать вам несколько вопросов, на которые вы будьте добры ответить...
   И все это на чистейшем русском языке.
   Уселись ребята на услужливо подставленные стулья и уши от соловьиного обхождения развесили. Чиновник же воркует.
   - Скажите, пожалуйста, кто вы такие и надолго ли приехали в Японию?
   Были бы наши велосипедисты поискушеннее, они обязательно заметили бы, что задан этот вопрос формально, что человек в форме все о них уже прекрасно знает, но интересно ему, как поведут себя эти странные русские, решившие зачем-то проехать по Японии на велосипедах.
   Но тон чиновника настолько, благожелателен, что хочется раскрыть душу перед этим приятным собеседником, поделиться своими планами, попросить совета - ведь такой не откажет в помощи...
   - Вот думаем полтыщи верст прокатиться по вашим дорогам, - улыбаясь, начал Саша. - Пароход "Ракуйо Мару" отходит в Мексику через десять дней, как нам сказали, так что время у нас для пробега достаточно. Если вас что беспокоит, то у нас документы в порядке.
   Королев полез в карман, но чиновник молниеносным жестом показал, что не надо, что формальности его не интересуют и руководит им в данный момент не долг, а личный интерес. Лучше ответьте на такой вопрос:
   - А кто ваши папа и мама?
   На "личный интерес" ушло добрых два часа. Пришлось рассказать и где росли, и где учились, и как на хлеб зарабатывали, и с чем в пути встречались.
   После такого "душевного" разговора таможенные формальности показались сущим пустяком. Что за формальности? Просто потрясли их жалкое имущество и пометили мелом. Так, крест-накрест. Перечеркнули и выпустили на волю.
   ТЕНИ ЗА СПИНОЙ
   Они обгоняли идущие параллельным курсом поезда. И ничего удивительного. О таком шоссе велосипедисты не могли и мечтать. Гладкое, блестящее, как размотанный рулон кинопленки, оно дразнило, подбадривало: а ну еще прибавим скорость, а ну еще поднажмем! Прибавляли без особых усилий, нажимали от души, так, что ветер колотил в грудь, а в глазах рябило от мелькания придорожных деревьев. Гонку вели по самым что ни на есть велосипедным законам: шли колесо в колесо, поочередно выходя вперед на место лидера, принять на себя воздушный поток. Высокому темпу, безусловно, способствовала и радостная, солнечная обстановка. Кругом как на картинке: бледно-зеленые квадратики рисовых полей, красно-желтые домики, холмы, напоминающие рельефные топографические макеты из папье-маше, яркие щиты рекламы табачных, кондитерских, нефтяных и прочих фирм. Ухоженная, прилизанная, приглаженная земля. И ни дождя тебе, как в центральной России, ни морозов, как в Сибири, ни жары, как в Китае. Сплошная умеренность. Ну как тут не поспорить в скорости с поездами! Километры до Осаки проскочили на едином дыхании. Остановились лишь однажды, на контрольном пункте, указанном велоклубом Кобе. Человек, которому надлежало сделать отметку, нисколько не удивился появлению на шоссе путешественников, как будто они приехали не из Москвы, а из соседней деревни. Во всяком случае, на его пергаментном лице удивления не заметил даже такой признанный физиономист, как Илья. Хоть бы спросил: "А где третий, что указан в документах?" Нет, не спрашивает. Считает излишним или обо всем прекрасно осведомлен? Кто знает! В конце концов, пришли к выводу ребята, во всем виновата традиционная японская сдержанность. И, успокоенные этим, они вновь выкатили машины на шоссе.
   А как же объяснялись москвичи, на контрольном пункте? Китайский опыт выручил. В кармане Королева теперь постоянно находился богатый набор маленьких открыток с японским текстом. Фразы заготовлены на выбор: "Где дорога туда-то?", "Мы русские велосипедисты, следуем в Токио", "Где можно закусить?", "Сделайте отметку"... Саша страшно дорожил этими лингвистическими сокровищами - подарком шанхайского консула - и возлагал на них большие надежды. Но странное дело, после того единственного случая на контроле командору почти не приходилось запускать руку в свой карман.
   Решили остановиться на ночлег в Киото. Тут как тут японец, говорящий по-русски. Показывает: вот ваш отель, располагайтесь, отдыхайте и платите по счету. Это в первый день. Путешественники проезжали затем город за городом, селение за селением, но ни разу не сбились с пути: всегда на трудном перекрестке как бы случайно маячил кто-либо, кто точно показывал направление.
   Это был или мотоциклист, не спеша едущий впереди, или велосипедист, пристроившийся сзади, или, наконец, автомобилист, лежавший под машиной где-нибудь на обочине.
   Удивительно ли, что москвичам пришла в голову мысль о руке, опытной руке, ведущей их незримо по японскому лабиринту!
   Вечерело. Малиновый закат гасил краски уходящего дня. В быстро сгущающихся сумерках под велосипед Бромберга чуть было не угодил вдруг выбежавший на шоссе крохотный мальчуган. Илья, как лихой джигит, на полном ходу соскочил с седла и плюхнулся на шершавые булыжники. Малолетний проказник, сообразив, в чем дело, стремглав юркнул в щель забора.
   Инцидент пустяковый. Обычный дорожный случай, но отнял он несколько минут. К перекрестку подъехали почти в темноте.
   Казалось бы, вот и пришло время поблуждать. Так нет, на развилке двое. Один в штатском, другой - полицейский. Беседуют о чем-то своем. Вроде бы не замечают спортсменов. Саша, сойдя с машины, полез за карточкой, но штатский опередил его. Прервав разговор, он любезно вытянул руку направо. Так прямо и вытянул, не дав нашему герою, что называется, рта раскрыть, не узнав, что, собственно, тот хочет.
   И поняли ребята; нечего этим живым указателям узнавать - все наперед знают. Грустно стало приятелям.
   Но, к счастью, вскоре они убедились, что не одни шпики да полицейские живут в Японии.
   Как-то, подъезжая к небольшой деревушке, путешественники заспорили, стоит ли делать привал. А на полях в тот час трудилось много крестьян. И ничего удивительного не было в том, что один из них обратил внимание на горячо спорящих велосипедистов. Удивило ребят другое: японец окликнул их:
   - Русские?
   "Вот это номер, - подумал Королев, - Неужели опять шпик переодетый?" Но перед ним стоял человек в широкополой крестьянской шляпе, с огрубевшим лицом и руками, не оставлявшими ни малейшего сомнения относительно его профессии. И Саша после некоторого замешательства ответил:
   - Да, русские.
   Японец подошел вплотную, по-доброму улыбнулся:
   - Меня зовут Такаси. Я долго жил в России. Только еще при царе. А вы давно оттуда?
   Москвичи присели у дороги. Пригласили сделать то же самое и неожиданного собеседника. Тот с готовностью согласился и снова повторил вопрос:
   - Вы давно из России?
   - Почти год, как выехали...
   - Значит, вы - из Советов? Интересно бы посмотреть на вашу жизнь теперь!
   Илья быстро подхватил тему разговора:
   - Да, у нас есть, на что посмотреть! - В его словах звучала нескрываемая гордость...
   К беседующим подходили крестьяне. Такаси взял на себя роль переводчика - пояснял землякам, о чем идет речь.
   Разговор затянулся до позднего вечера. Лишь когда первые звезды блеснули в теплой южной темноте, Такаси поднялся и предложил путешественникам отвести их в гостиницу на ночлег.
   Не успели путешественники стукнуть в дверь, как она широко распахнулась, и перед взором москвичей предстала чудесная фея в ярком праздничном кимоно, с копной иссиня-черных волос, уложенных в причудливую прическу. Взяла велосипеды, поставила в угол прихожей, жестами показала надо снять обувь.
   - Вот еще, - прошептал Илья Королеву на ухо, - у меня носки с дыркой.
   - С дыркой, с дыркой, - передразнил Саша. - Надо снять, раз просят. Ведь для гигиены это, чтобы в помещениях чистота была. Понял?
   Стянули латаные башмаки, да и носки тоже, и, словно слепые за поводырем, пошли за феей. Служанка остановилась, как ни странно, у деревянной ванны. Пригласила: мойтесь
   - Вот те на! - На этот раз пришла очередь удивляться Королеву. - Это что же, при ней купаться?
   Илья неопределенно повел плечами. Однако опасения Королева оказались напрасными: японка удалилась за ширму.
   Ванна после пыльной дороги оказалась кстати. Мылись долго, с наслаждением, а едва вышли из воды, снова, как в сказке, появилась фея и набросила на вконец смутившихся путешественников кимоно.
   Комната, пожалуй, их разочаровала. Пустота. Лишь крохотный столик посреди да соломенная циновка - татами на полу.
   -- Вот ведь влипли... - будто про себя пробормотал Саша. Но Илья услышал:
   -- Есть предложение уйти на волю, командор, пока не поздно.
   Но было уже поздно. Явились одна за другой две японки. Той феи вроде бы среди них не было. А впрочем, они казались на одно лицо. Девушки удобно уселись на татами. Пригласили гостей сделать то же самое. Когда убедились, что их поняли, поставили перед москвичами три маленьких подноса и деревянную кадушечку с рисом.
   Началось все, как когда-то на корабле. Сначала чай зеленый и невкусный, без сахара. Затем рис с осьминогом. И наконец суп из крови быка... Едва гости отодвинули миски, служанки тут же стали проворно собирать посуду. Илья внимательно наблюдал за плавными движениями японок. Наконец он не выдержал и как-то нараспев, сочно произнес:
   - А... ни... чего... себе! Александр строго глянул на друга:
   - Это у тебя от сытости.
   - Да, да, - встрепенулся Бромберг. - Ты, как всегда, прав, Саша. Именно от сытости. Завтра же срежем с нашего ежедневного бюджета по пять иен.
   Девушки ушли. Воспользовавшись этим, путешественники блаженно вытянули затекшие ноги.
   Письмо четвертое.
   Тому из "старичков", кто еще остался в комнате No 5.
   Обратив внимание на почтовый штемпель, вы, без сомнения, догадаетесь, что наша экспедиция наконец-то благополучно прибыла в Токио. Позади 563-километровый пробег по острову. В местном велоклубе приняли нас радушно. Угостили чаем с печеньем и час расспрашивали о пройденных дорогах, о машинах. Кстати, передайте рабочим завода Авиахима, что их велосипеды удивили местных специалистов своей прочностью.