Страница:
– Ну твари, я вам устрою небо в алмазах! – прорычал Щукин, оставил дочь под присмотром жены и не мешкая отправился прямиком к полковнику Бахусову...
– Здравствуйте, Андрей Иванович! – натужно улыбнулся он. – Рад вас видеть! Присаживайтесь, пожалуйста!
Щукин молча опустился на стул, буравя Бахусова тяжелым взглядом.
Лев Петрович почувствовал себя крайне неуютно.
Андрей Иванович также хорошо запомнил Бахусова, проявившего тогда в 1987 году патологическую трусливость и закладывавшего всех подряд, лишь бы спасти собственную шкуру. Поэтому адвокат не сомневался – небольшой психологический прессинг, и полковник сломается, расколется до самой задницы.
– Слыхал новость?! – выдержав угрожающую паузу, спросил Щукин. – На сучьих зонах[12] мест не хватает. Ментов нынче сажают пачками, и волей-неволей приходится отправлять их в обычные лагеря. В «теплые» объятия урок. Те если сразу не убьют, то «приголубят», как шлюху. Имя новое дадут – Нюрка, например, или Ленка...
– К-к чему в-вы это?! – заикаясь, спросил Бахусов, безуспешно пытаясь сохранить невозмутимое выражение лица.
– Перестань валять дурака! – процедил Андрей Иванович. – В 1987 году тебе удалось отделаться легким испугом, зато теперь загремишь по этапу как миленький! За пособничество в сокрытии преступления. Соучастником пойдешь!..
– Андрей Иванович! Я вас не понимаю! – пробормотал полковник. – Будьте любезны объясниться!
– Понимаешь! – зловеще усмехнулся Щукин. – Думаешь, я не знаю, кто убил Косарева-младшего?! Но это далеко не все. Тот же подонок Кожинов сегодня пытался сбить машиной мою дочь. Очевидно, решил устранить опасную свидетельницу. Она его харю хорошо запомнила! Сам разберешься или мне связаться со старыми друзьями из Генпрокуратуры?!
– Сам! – Начальник отделения вспотел от страха. – Незачем зря солидных, занятых людей тревожить!.. А подлеца Кожинова я раскручу! – заговорщицким тоном добавил Бахусов. – Он сразу вызвал у меня подозрения! Он...
– Вот заявление! – прервал излияния полковника Андрей Иванович. – Сроку тебе даю три дня, иначе пожалеешь, что на свет родился! Да, и не вздумай хитрить! Ты меня знаешь! Глотку перегрызу!
Бывший следователь по особо важным делам покинул кабинет, громко хлопнув дверью. Лев Петрович остервенело выматерился. У Щукина наверняка сохранились в Генеральной прокуратуре прочные связи. За свою дочь он действительно глотку перегрызет. Щукин слов на ветер не бросает! Теперь уже не до спасения чести мундира, не до страха перед газетными писаками! Главное – уцелеть! Своя рубашка ближе к телу! А Кожинов... да черт с ним! Пусть расхлебывает заваренную кашу!.. Нужно продемонстрировать разоблачительное рвение, начать служебное расследование, доложить по инстанции... но сперва допросить Кожинова! Записать на магнитофон. Запись потом пригодится, докажет его, Бахусова, принципиальность!.. Допросить немедленно!..
Красный как рак полковник потянулся к телефону.
– Садись! – рявкнул он, ткнув толстым пальцем в сторону близкопоставленного стула, одновременно нажав клавишу магнитофона, спрятанного в ящике письменного стола. Манипуляции начальника отделения не укрылись от майора. Он похолодел, затрясся поджилками. Очень захотелось в туалет «по-большому». – Я навел справки! – громогласно (чтобы лучше записалось) заявил Бахусов. – Ты, друг ситный, по уши в дерьме! Мы в нашем коллективе не потерпим!.. – Дальнейшую обвинительную речь полковник еще не успел как следует продумать и замолчал, собираясь с мыслями.
– Извините, Лев Петрович! – почтительно встрял Кожинов. – Я вас не понимаю! В чем я провинился?!
– А то не знаешь?!
– Конечно, нет. Тут, вероятно, какое-то недоразумение!
– Молчать! – гавкнул полковник. – Ты позоришь мундир, а у милиционера должны быть чистые руки и горячее сердце! – Бахусов настолько вжился в роль рьяного поборника справедливости, что уже и сам себе почти поверил. – Я больше чем уверен, – с пафосом вещал он, – смерть бедного юноши, кстати сына уважаемого в районе человека, твоих рук дело! Ты же норовишь увильнуть от ответственности! Свалить вину на ни в чем не повинных людей! Мне больно! Мне стыдно за тебя! – Тут полковник утер крокодилову слезу. – Из-за таких оборотней, как ты, о милиции говорят и пишут разные гадости! – В голосе начальника отделения появились надрывные интонации. – Позор! – с лицемерным негодованием выкрикнул он.
– Я н-не в-виноват... – прошепелявил майор. С каждой секундой язык повиновался ему все хуже. – М-меня ок-клевет-тали!
– Оклеветали?! – ощерился Бахусов. – Как бы не так! Имеются факты, а факты – упрямая вещь! Вчера вечером ты забрал с дискотеки Олега Косарева, собирался инкриминировать ему торговлю наркотиками. Надеялся выслужиться, подлец! Между прочим, я проверил – никакого отношения к наркотикам парнишка не имел! – По поводу проверки полковник беззастенчиво врал, однако он ничуть не сомневался – к наркоте Косарев действительно не причастен. – Во время допроса несчастный мальчик умирает от побоев, а ты с подручными выносишь тело на улицу. Думаешь, я поверю басням, будто бы его убила какая-то мифическая пьянь?! Не-е-ет, милый мой! Я в органах двадцать лет проработал! Меня на мякине не проведешь! Будешь отвечать по всей строгости закона! Но и это не все! Сегодня днем ты пытался сбить машиной его подружку, с которой несчастный мальчик вместе находился на дискотеке! Единственную дочь глубоко мною уважаемого Андрея Ивановича Щукина! Девочка, по счастью, осталась жива и хорошо запомнила твою физиономию! Завтра же, когда она немного оправится от пережитого потрясения, устроим очную ставку! Задерживать тебя пока не стану: деваться тебе некуда, но ты лучше заранее подготовь сухарики, сменное бельишко... Если девочка тебя опознает – арестую! Убирайся! – громыхнул полковник, указав растопыренной пятерней на входную дверь...
Оставшись в одиночестве, он выключил магнитофон и удовлетворенно потер ладони. Как бы то ни было, отмазка ему обеспечена. Своевременно обнаружил паршивую овцу в стаде, принял решительные меры... С должности не попрут, ну, на худой конец, влепят выговор за недостаток бдительности при подборе кадров. Не беда. Пусть хоть в рожу плюют! Утремся! Зато шкура цела останется!.. Восхищенный собственной ловкостью, Бахусов достал из-под стола «дежурную» бутылку водки, наполнил до краев стакан, залпом выпил, крякнул и занюхал рукавом. Жизнь прекрасна, ежели уметь изворачиваться!..
– Избавься от оперов-свидетелей! – прозвучал в ушах голос «отца».
– Папа?! Наконец-то! А как лучше?! Подскажи! – засуетился майор, однако дух продолжать контакт не пожелал. Впрочем, Евгений Дмитриевич не обижался. Избавиться от свидетелей – мудрое решение! Они чрезвычайно опасны! Попытаются, сволочи, спихнуть всю вину на начальника. «Он и только он лупцевал мальчика, а мы пытались помешать! Отговаривали! Оттаскивали! Но не получилось! Здоров как бык! Вот видите синяки? (Гады, смекнув, откуда ветер дует, их друг дружке быстренько наставят. Лучше походить недельку с разбитыми мордами, чем на нарах загорать.) Кожинов избил! Когда мы старались воспрепятствовать преступлению!» Двое свидетелей против одного. Им скорее поверят, да и Бахусову такой расклад на руку!
«Единственный подлец в наше образцовое отделение затесался! Что ж! В семье не без урода! Зато остальные сотрудники – кристально чисты. Просто ангелы во плоти!» Гни-и-ида! Замочить козлов нужно без лишнего шума, трупы надежно спрятать. А всю ответственность переложить на бесследно исчезнувших оперов. Чувакин с Ершовым затоптали парня до смерти. Он, Кожинов, зашел в кабинет, когда было уже слишком поздно. Теперь же, злодеи, опасаясь справедливого возмездия, подались в бега. Явное свидетельство вины! Что же касается девки... Гм! Мало ли чего малолетней дуре померещится! Похожих людей, тем паче белых «девяток», пруд пруди! Пусть попробует доказать! А надежное алиби он себе обеспечит! Умиротворенный подобными умозаключениями, майор воспрянул духом и принялся за активные розыски подельников...
ГЛАВА 8
Оперуполномоченные Василий Чувакин и Николай Ершов официально числились «проводящими оперативно-розыскные мероприятия», а на самом деле пьянствовали в кафе «Снежинка», хозяин которого, личность кавказской национальности с тамбовской пропиской, никогда не решался требовать плату с местных стражей порядка. Себе дороже выйдет! Менты найдут массу поводов прицепиться к нахальному кабатчику. «То не так, это не этак... Ба! Да прописка не московская! А ты, часом, не террорист?! Вчера в машине участкового ветровое стекло разбили. Твоя небось работа. Ну-ка пройдем для выяснения, а заведение опечатаем...» Так что лучше не связываться. Пусть подавятся!.. Между прочим, оба лейтенанта действительно «давились». Пойло в «Снежинке» подавали «левое», типичный денатурат осетинского разлива, но, как говорится, «на халяву и уксус сладкий»!
– Как считаешь, вчерашний пацан впрямь торговал дурью[14] или майор подсунул? – спросил приятеля Ершов, с грехом пополам протолкнув в желудок очередную порцию сивухи.
– Без понятия, – равнодушно пожал плечами Чувакин. – Да какая разница?! Наша задача – добиться признания. Жаль, подох сопляк. Перестарались чуток. Вдруг неприятности возникнут?!
– Брось! Какие к черту неприятности! – отмахнулся Ершов. – Кожинов спрячет концы в воду. Чай, не впервой!
– Действительно, – согласился Чувакин. – Ты прав! Наливай, Коля, по новой!
Надо сказать, у блюстителей закона имелись веские основания для подобной безмятежности. Год назад бравые оперативники уже свели в могилу человека, упорно не желавшего сознаваться в краже у соседки по лестничной площадке ряда ювелирных изделий. Между тем преступление требовалось раскрыть во что бы то ни стало. Потерпевшая являлась дальней родственницей самого Бахусова! Оперативники рьяно взялись за дело. Отбили подозреваемому все внутренности. Через полчаса после «спецобработки» он скончался в камере. Судмедэксперт констатировал смерть от сердечной недостаточности, осложненной хроническим алкоголизмом (усопший и впрямь частенько «закладывал за воротник»). Похищенных вещей новоявленные Пинкертоны так и не разыскали, но это их не шибко расстроило. Нашли «козла отпущения», и ладно!.. Итак, лейтенанты активно расслаблялись на дармовщинку. Закончилась одна бутыль самопальной водки, стремительно пустела другая.
– Надо бы для порядка на работе отметиться. Вдруг Кожинов придерется? – спустя некоторое время сказал Ершов.
– Не придерется, – харкнув на пол, уверенно возразил Чувакин. – Майор теперича с нами крепко повязан! Жмурик-то общий! Кожинов постарается всячески нас умаслить, дабы держали язык за зубами! Бля буду!..
– Вот он собственной персоной! – растерянно пробормотал Ершов. – Правильно в народе говорят: не поминай лишний раз черта, иначе в гости припрется!
Толкнув пузом дверь, в кафе ввалился начальник следственной части, пристально оглядел подчиненных, нехорошо прищурился и поманил Чувакина пальцем: «Поди-ка сюда!»
Обреченно вздохнув, оперативник приблизился к шефу:
– Что случилось, Евгений Дмитриевич?!
– Важный разговор, – заговорщицки шепнул Кожинов. – Давай выйдем на минутку...
План устранения нежелательных свидетелей майор продумал досконально. Сперва вместе с Чувакиным прикончить Ершова, затем «пустить в расход» самого Чувакина. Так проще! «Разделяй и властвуй!» В том, что лейтенант согласится принять участие в убийстве приятеля, Кожинов ни капельки не сомневался. Чувакин самозабвенно любит себя, и только себя. Если потребуется, он не задумываясь мать родную продаст, а уж какого-то там коллегу и подавно! Нужно лишь навешать ему лапшу на уши. Остальное довершит ссыкливая чувакинская сущность.
– У нас, Василий, возникли серьезные проблемы, – озираясь по сторонам, сообщил оперативнику начальник следственной части. – Бахусов знает, кто убил мальчишку!
– Быть того не может! – Перепуганный Чувакин сделался удивительно похожим на барана, завидевшего нож забойщика скота. – Как?! Откуда?!
– Ершов заложил! К счастью, пока не под протокол, но завтра состоится очная ставка с подружкой Косарева, и тогда...
– При чем здесь подружка?! – изумился лейтенант. – Ведь девка ни фига не видела!
– Болван! – Евгений Дмитриевич с жалостью, как на умственно отсталого, посмотрел на подчиненного. – Дубина стоеросовая! Думаешь, малявка не заподозрила, где собака зарыта? А тут еще пидор Колька со своими откровениями. Он-то отмажется, а мы с тобой «на конвейер»!
– Е-мое! – схватился за голову синюшно-бледный, мигом протрезвевший Чувакин. – Чего делать-то будем?
– Чего, чего! – скривился майор. – Завалим предателя и пи...у! Пусть потом доказывают! Без стукача Кольки у них ни хрена не получится! Меня им не расколоть, да и ты мужик надежный! Кремень! Не подкачаешь!
– Когда? Где? – деловито осведомился польщенный лейтенант.
– Сейчас же! Мешкать нельзя, а где... Гм, есть у меня на примете укромное местечко. Кольке же скажем – нужно срочно выезжать на операцию. Мозгов у него нет. Поверит! Ну как, согласен?
Чувакин кивнул...
Применение руинам все же нашлось. Время от времени здесь ширялись[15] дурью наркоманы, пьянствовало, развратничало и выясняло отношения (вплоть до смертельного исхода) подрастающее поколение. Окрестные маньяки затаскивали сюда своих жертв. Но жить постоянно на территории завода никто не осмеливался, даже неприхотливые бомжи. Место издавна пользовалось дурной репутацией. Поговаривали, будто тут водится нечисть, бродят ночами призраки, слышатся леденящие душу вопли и т. п. Правда это или досужие вымыслы, люди толком не знали, однако один неоспоримый факт имелся. Некоего беглого урку, решившегося заночевать в развалинах, утром обнаружили мертвого. Без следов насилия на теле, но с искаженным гримасой ужаса лицом...
«Девятка» начальника следственной части въехала в распахнутые покосившиеся ворота в половине девятого вечера. Моросил мелкий дождь. В воздухе висел сырой туман. Колеса увязали в грязи. Кожинов подрулил к первому попавшемуся строению, зияющему черными провалами выбитых окон, отдуваясь выбрался из машины и, подмигнув Чувакину, сказал:
– Пошли, ребята! Накроем с поличным стайку наркоманов. За потребление нынче не сажают, но мы им распространение пришьем!
Не подозревающий об уготованной ему участи, Ершов угодливо хихикнул. Все трое гуськом вошли в здание. Внутри царил затхлый полумрак. На полу валялся дурно пахнущий мусор. На стенах (очевидно, стараниями наркоманов или иных отмороженных юнцов) были намалеваны масляной краской названия популярных импортных рок-групп, сатанинские пентаграммы[16], грубо выполненные рисунки непристойного содержания и прочая гадость. Довершал сию «очаровательную» картину исполненный метровыми буквами лозунг: «Е...л я всех друзей-подруг. Я сам себе пиз...тый друг!»
– Все! – громко сказал Кожинов. – Приступаем к операции.
Чувакин, подкравшись сзади, наотмашь рубанул недавнего приятеля ребром ладони по шее. Однако удар оказался недостаточно профессиональным. Ершов упал ничком на землю, угодив лицом в кучку засохшего человеческого кала, но сознания не потерял.
– За-за что-о-о?! – простонал он. – За-за что, Вася?
Не удостоив сослуживца объяснением, Чувакин с размаху саданул ему ботинком под ребра. Ершов, скорчившись, захрипел.
– Заканчивай быстрее! – рыкнул майор. – Нечего канителиться!
Лейтенант послушно подобрал с пола ржавую арматуру и обрушил на голову подельника.
Тот оказался исключительно живучим, как бы оправдывая известную поговорку: «Говно не тонет». Даже с разбитой головой Николай Ершов сумел подняться и, затравленно подвывая, вытащил пистолет. Чувакин испуганно попятился, лепеча нечто несуразное. Со страху он начисто забыл, что тоже вооружен. Тут в дело вмешался начальник следственной части. Рыча, как взбесившийся пес, он набросил на горло жертве обрывок заранее припасенной веревки. Набросил абсолютно неграмотно. Курсов подготовки диверсантов майор, естественно, не заканчивал. Поэтому лейтенант Ершов умирал долго, мучительно: хрипел, исходил пеной, описался и обкакался. Прошло не менее пяти минут, прежде чем он наконец отдал дьяволу душу. Пока торжествующий бес волок в преисподнюю свою законную добычу, майор Кожинов утирал взопревший лоб и клял напропалую раззяву Чувакина:
– Бездарь! Ничтожество! Даже башку нормально раскроить не способен. Дегенерат!
Проштрафившийся оперативник сконфуженно помалкивал. В конце концов Евгений Дмитриевич выдохся.
– Ладно. Черт с тобой, – утомленно сказал он. – Нужно избавиться от трупа. Хватай его за ноги да тащи во двор. Бросим в канализационный люк. Там Кольку вовек не сыщут! Шевелись, мать-перемать! – Тут майор незаметно подобрал оружие убитого.
Чувакин принялся добросовестно исполнять приказ. Голова мертвеца гулко стукалась о неровный, изборожденный глубокими трещинами бетонный пол. Облюбованный Кожиновым люк находился неподалеку от входа. Евгений Дмитриевич, поднатужившись, снял тяжелую крышку.
– Бросай! – скомандовал он. Тело удавленного опера рухнуло в зловонные недра канализации. Послышался отдаленный всплеск.
– Готово! – самодовольно доложил шефу бравый лейтенант. – Похоронили Иуду, хе-хе... – И внезапно осекся. Прямо в грудь ему уставилось дуло табельного ершовского «макарова».
– Да вы-ы ч-что?! – забормотал пораженный Чувакин. – З-за-за-ч-чем?! Ведь я...
– Ты тоже свидетель! – кровожадно осклабился Кожинов. – Я играю наверняка! Прощай, недоумок!
Грохнул выстрел. Тупорылая девятимиллиметровая пуля «макарова» отшвырнула оперативника на метр назад.
– Мертвые не стучат! – сострил начальник следственной части, отправляя последнего свидетеля вслед за его предшественником. Затем он забросал грязью следы крови, накрыл люк чугунной крышкой, облегченно вздохнул, хотел улыбнуться, но вместо этого содрогнулся всем телом. Непонятно откуда донеслись раскаты злорадного, дьявольского хохота. «Галлюцинация! Последствия нервного перенапряжения», – успокоил себя майор, усаживаясь в машину... До дому он добрался без приключений. Мечтая об отдыхе, горячем душе и бутылке водки, отпер ключом дверь. В прихожей стояла Ирина. Глаза женщины горели адским огнем.
– Как прошел день? – безучастно осведомился Евгений Дмитриевич.
В ответ жена выплеснула ему в лицо стакан кипятка...
ГЛАВА 9
После поспешного ухода мужа на службу мадам Кожинова начала рьяно претворять в жизнь указания Эльвиры: иголки воткнула по углам комнаты, булавки в кровать сына, рассыпала по квартире заговоренную соль.
«Кажется, все! – закончив работу, подумала Ирина. – Теперь Роберт поправится!» Внезапно она потеряла равновесие, пошатнулась и свалилась на пол. Тело перестало повиноваться, а внутрь его грубо вломился кто-то грязный, злой, отвратительный и, легко преодолев жалкие попытки сопротивления, полностью овладел речевыми и двигательными функциями организма. Загнанная куда-то в дальний угол подсознания душа Ирины в бессильном отчаянии наблюдала за действиями нового хозяина ее земной оболочки[17].
– Я здесь, Бегемот, – поднявшись с пола, почтительно обратился он к «Роберту», неторопливо выходящему из детской и стряхивающему с рук обрывки ремней, которыми привязывали к кровати одержимого.
– Явился-таки, – брюзгливо проворчал тот. – Нерадив ты, Изакарон, ох нерадив! Заслуживаешь сурового наказания[18].
– Извини, раньше никак не получалось, – поспешил оправдаться заметно напуганный Изакарон. – Ангел-хранитель препятствовал, но когда глупая баба досконально выполнила указания ведьмы – Он от нее отошел, и вот я здесь.
Несколько мгновений Бегемот колебался – то ли немедленно устроить нахлобучку нерасторопному демону, то ли отложить это приятное занятие напоследок. В конечном счете он остановился на втором варианте. В первую очередь нужно выполнить задание сатаны. Как говорится, делу – время, потехе – час!
– Экзекуция пока отменяется, – с явной неохотой сказал Бегемот. – Приступим к нашим прямым обязанностям. Кстати, как там баба?!
– Мучается. Скулит, как побитая собачонка, – злорадно сообщил Изакарон. – Все понимает, однако сделать ничего не может. Тело целиком в моей власти. Порезвимся пару лет!
– Нет, – отрезал Бегемот. – Мы тут задержимся ненадолго. У нас есть другие, более важные дела. А со шлюхой, ее муженьком и пиз...шем разберемся по-быстрому. Действовать будем так...
– И-и-и-и! – по-свинячьи заверещал обезумевший от боли майор. – Сдурела, стерва?! Щас я тебя!
Он размахнулся, намереваясь засветить «благоверной» кулаком в челюсть, однако «Ирина» ловко увернулась и мощным ударом в грудь сшибла майора с ног[19].
* * *
Визит разгневанного адвоката застал начальника Н-ского отделения врасплох и перепугал до желудочных колик. Полковник отлично помнил Щукина. В 1987 году Бахусов (в то время еще капитан) проходил по делу об убийстве подозреваемого. Правда, в качестве свидетеля.– Здравствуйте, Андрей Иванович! – натужно улыбнулся он. – Рад вас видеть! Присаживайтесь, пожалуйста!
Щукин молча опустился на стул, буравя Бахусова тяжелым взглядом.
Лев Петрович почувствовал себя крайне неуютно.
Андрей Иванович также хорошо запомнил Бахусова, проявившего тогда в 1987 году патологическую трусливость и закладывавшего всех подряд, лишь бы спасти собственную шкуру. Поэтому адвокат не сомневался – небольшой психологический прессинг, и полковник сломается, расколется до самой задницы.
– Слыхал новость?! – выдержав угрожающую паузу, спросил Щукин. – На сучьих зонах[12] мест не хватает. Ментов нынче сажают пачками, и волей-неволей приходится отправлять их в обычные лагеря. В «теплые» объятия урок. Те если сразу не убьют, то «приголубят», как шлюху. Имя новое дадут – Нюрка, например, или Ленка...
– К-к чему в-вы это?! – заикаясь, спросил Бахусов, безуспешно пытаясь сохранить невозмутимое выражение лица.
– Перестань валять дурака! – процедил Андрей Иванович. – В 1987 году тебе удалось отделаться легким испугом, зато теперь загремишь по этапу как миленький! За пособничество в сокрытии преступления. Соучастником пойдешь!..
– Андрей Иванович! Я вас не понимаю! – пробормотал полковник. – Будьте любезны объясниться!
– Понимаешь! – зловеще усмехнулся Щукин. – Думаешь, я не знаю, кто убил Косарева-младшего?! Но это далеко не все. Тот же подонок Кожинов сегодня пытался сбить машиной мою дочь. Очевидно, решил устранить опасную свидетельницу. Она его харю хорошо запомнила! Сам разберешься или мне связаться со старыми друзьями из Генпрокуратуры?!
– Сам! – Начальник отделения вспотел от страха. – Незачем зря солидных, занятых людей тревожить!.. А подлеца Кожинова я раскручу! – заговорщицким тоном добавил Бахусов. – Он сразу вызвал у меня подозрения! Он...
– Вот заявление! – прервал излияния полковника Андрей Иванович. – Сроку тебе даю три дня, иначе пожалеешь, что на свет родился! Да, и не вздумай хитрить! Ты меня знаешь! Глотку перегрызу!
Бывший следователь по особо важным делам покинул кабинет, громко хлопнув дверью. Лев Петрович остервенело выматерился. У Щукина наверняка сохранились в Генеральной прокуратуре прочные связи. За свою дочь он действительно глотку перегрызет. Щукин слов на ветер не бросает! Теперь уже не до спасения чести мундира, не до страха перед газетными писаками! Главное – уцелеть! Своя рубашка ближе к телу! А Кожинов... да черт с ним! Пусть расхлебывает заваренную кашу!.. Нужно продемонстрировать разоблачительное рвение, начать служебное расследование, доложить по инстанции... но сперва допросить Кожинова! Записать на магнитофон. Запись потом пригодится, докажет его, Бахусова, принципиальность!.. Допросить немедленно!..
Красный как рак полковник потянулся к телефону.
* * *
Отправляясь на встречу с шефом, Евгений Дмитриевич предчувствовал неприятности, однако все оказалось намного хуже. Полковник встретил подчиненного суровым, преисполненным «благородного» негодования взором.– Садись! – рявкнул он, ткнув толстым пальцем в сторону близкопоставленного стула, одновременно нажав клавишу магнитофона, спрятанного в ящике письменного стола. Манипуляции начальника отделения не укрылись от майора. Он похолодел, затрясся поджилками. Очень захотелось в туалет «по-большому». – Я навел справки! – громогласно (чтобы лучше записалось) заявил Бахусов. – Ты, друг ситный, по уши в дерьме! Мы в нашем коллективе не потерпим!.. – Дальнейшую обвинительную речь полковник еще не успел как следует продумать и замолчал, собираясь с мыслями.
– Извините, Лев Петрович! – почтительно встрял Кожинов. – Я вас не понимаю! В чем я провинился?!
– А то не знаешь?!
– Конечно, нет. Тут, вероятно, какое-то недоразумение!
– Молчать! – гавкнул полковник. – Ты позоришь мундир, а у милиционера должны быть чистые руки и горячее сердце! – Бахусов настолько вжился в роль рьяного поборника справедливости, что уже и сам себе почти поверил. – Я больше чем уверен, – с пафосом вещал он, – смерть бедного юноши, кстати сына уважаемого в районе человека, твоих рук дело! Ты же норовишь увильнуть от ответственности! Свалить вину на ни в чем не повинных людей! Мне больно! Мне стыдно за тебя! – Тут полковник утер крокодилову слезу. – Из-за таких оборотней, как ты, о милиции говорят и пишут разные гадости! – В голосе начальника отделения появились надрывные интонации. – Позор! – с лицемерным негодованием выкрикнул он.
– Я н-не в-виноват... – прошепелявил майор. С каждой секундой язык повиновался ему все хуже. – М-меня ок-клевет-тали!
– Оклеветали?! – ощерился Бахусов. – Как бы не так! Имеются факты, а факты – упрямая вещь! Вчера вечером ты забрал с дискотеки Олега Косарева, собирался инкриминировать ему торговлю наркотиками. Надеялся выслужиться, подлец! Между прочим, я проверил – никакого отношения к наркотикам парнишка не имел! – По поводу проверки полковник беззастенчиво врал, однако он ничуть не сомневался – к наркоте Косарев действительно не причастен. – Во время допроса несчастный мальчик умирает от побоев, а ты с подручными выносишь тело на улицу. Думаешь, я поверю басням, будто бы его убила какая-то мифическая пьянь?! Не-е-ет, милый мой! Я в органах двадцать лет проработал! Меня на мякине не проведешь! Будешь отвечать по всей строгости закона! Но и это не все! Сегодня днем ты пытался сбить машиной его подружку, с которой несчастный мальчик вместе находился на дискотеке! Единственную дочь глубоко мною уважаемого Андрея Ивановича Щукина! Девочка, по счастью, осталась жива и хорошо запомнила твою физиономию! Завтра же, когда она немного оправится от пережитого потрясения, устроим очную ставку! Задерживать тебя пока не стану: деваться тебе некуда, но ты лучше заранее подготовь сухарики, сменное бельишко... Если девочка тебя опознает – арестую! Убирайся! – громыхнул полковник, указав растопыренной пятерней на входную дверь...
Оставшись в одиночестве, он выключил магнитофон и удовлетворенно потер ладони. Как бы то ни было, отмазка ему обеспечена. Своевременно обнаружил паршивую овцу в стаде, принял решительные меры... С должности не попрут, ну, на худой конец, влепят выговор за недостаток бдительности при подборе кадров. Не беда. Пусть хоть в рожу плюют! Утремся! Зато шкура цела останется!.. Восхищенный собственной ловкостью, Бахусов достал из-под стола «дежурную» бутылку водки, наполнил до краев стакан, залпом выпил, крякнул и занюхал рукавом. Жизнь прекрасна, ежели уметь изворачиваться!..
* * *
Спотыкаясь на каждом шагу, Кожинов брел по улице не разбирая дороги. Его окутывал черный туман отчаяния. «Проклятая стерва! – мысленно хныкал майор. – Выжила, мокрощелка, и в придачу мое лицо запомнила! Нет, не зря отец ругался, обзывая нехорошими словами! Но что же делать?! Как выпутываться? Обстоятельства сложились хуже некуда! Полнейшая безысходность!»– Избавься от оперов-свидетелей! – прозвучал в ушах голос «отца».
– Папа?! Наконец-то! А как лучше?! Подскажи! – засуетился майор, однако дух продолжать контакт не пожелал. Впрочем, Евгений Дмитриевич не обижался. Избавиться от свидетелей – мудрое решение! Они чрезвычайно опасны! Попытаются, сволочи, спихнуть всю вину на начальника. «Он и только он лупцевал мальчика, а мы пытались помешать! Отговаривали! Оттаскивали! Но не получилось! Здоров как бык! Вот видите синяки? (Гады, смекнув, откуда ветер дует, их друг дружке быстренько наставят. Лучше походить недельку с разбитыми мордами, чем на нарах загорать.) Кожинов избил! Когда мы старались воспрепятствовать преступлению!» Двое свидетелей против одного. Им скорее поверят, да и Бахусову такой расклад на руку!
«Единственный подлец в наше образцовое отделение затесался! Что ж! В семье не без урода! Зато остальные сотрудники – кристально чисты. Просто ангелы во плоти!» Гни-и-ида! Замочить козлов нужно без лишнего шума, трупы надежно спрятать. А всю ответственность переложить на бесследно исчезнувших оперов. Чувакин с Ершовым затоптали парня до смерти. Он, Кожинов, зашел в кабинет, когда было уже слишком поздно. Теперь же, злодеи, опасаясь справедливого возмездия, подались в бега. Явное свидетельство вины! Что же касается девки... Гм! Мало ли чего малолетней дуре померещится! Похожих людей, тем паче белых «девяток», пруд пруди! Пусть попробует доказать! А надежное алиби он себе обеспечит! Умиротворенный подобными умозаключениями, майор воспрянул духом и принялся за активные розыски подельников...
ГЛАВА 8
Надо исхитриться и провернуть оперативную комбинацию. Оно легко сказать... Вот и начинаешь ты жалеть, что не беременна Верка Колумбина от Гири (прозвище подозреваемого). Было бы идеально, чтобы на девятом месяце. Посадил бы ее напротив Гири и начал бы тихонько так по ее пузу дубинкой тыкать. Тут уж Гиря задергался бы непременно. А ты бы еще расписывал в подробностях, как сейчас их первенцу хреново: родиться еще не успел, а уже в милиции отметелили.«Оперативная комбинация» . Газета «Криминальная хроника»
Оперуполномоченные Василий Чувакин и Николай Ершов официально числились «проводящими оперативно-розыскные мероприятия», а на самом деле пьянствовали в кафе «Снежинка», хозяин которого, личность кавказской национальности с тамбовской пропиской, никогда не решался требовать плату с местных стражей порядка. Себе дороже выйдет! Менты найдут массу поводов прицепиться к нахальному кабатчику. «То не так, это не этак... Ба! Да прописка не московская! А ты, часом, не террорист?! Вчера в машине участкового ветровое стекло разбили. Твоя небось работа. Ну-ка пройдем для выяснения, а заведение опечатаем...» Так что лучше не связываться. Пусть подавятся!.. Между прочим, оба лейтенанта действительно «давились». Пойло в «Снежинке» подавали «левое», типичный денатурат осетинского разлива, но, как говорится, «на халяву и уксус сладкий»!
– Как считаешь, вчерашний пацан впрямь торговал дурью[14] или майор подсунул? – спросил приятеля Ершов, с грехом пополам протолкнув в желудок очередную порцию сивухи.
– Без понятия, – равнодушно пожал плечами Чувакин. – Да какая разница?! Наша задача – добиться признания. Жаль, подох сопляк. Перестарались чуток. Вдруг неприятности возникнут?!
– Брось! Какие к черту неприятности! – отмахнулся Ершов. – Кожинов спрячет концы в воду. Чай, не впервой!
– Действительно, – согласился Чувакин. – Ты прав! Наливай, Коля, по новой!
Надо сказать, у блюстителей закона имелись веские основания для подобной безмятежности. Год назад бравые оперативники уже свели в могилу человека, упорно не желавшего сознаваться в краже у соседки по лестничной площадке ряда ювелирных изделий. Между тем преступление требовалось раскрыть во что бы то ни стало. Потерпевшая являлась дальней родственницей самого Бахусова! Оперативники рьяно взялись за дело. Отбили подозреваемому все внутренности. Через полчаса после «спецобработки» он скончался в камере. Судмедэксперт констатировал смерть от сердечной недостаточности, осложненной хроническим алкоголизмом (усопший и впрямь частенько «закладывал за воротник»). Похищенных вещей новоявленные Пинкертоны так и не разыскали, но это их не шибко расстроило. Нашли «козла отпущения», и ладно!.. Итак, лейтенанты активно расслаблялись на дармовщинку. Закончилась одна бутыль самопальной водки, стремительно пустела другая.
– Надо бы для порядка на работе отметиться. Вдруг Кожинов придерется? – спустя некоторое время сказал Ершов.
– Не придерется, – харкнув на пол, уверенно возразил Чувакин. – Майор теперича с нами крепко повязан! Жмурик-то общий! Кожинов постарается всячески нас умаслить, дабы держали язык за зубами! Бля буду!..
– Вот он собственной персоной! – растерянно пробормотал Ершов. – Правильно в народе говорят: не поминай лишний раз черта, иначе в гости припрется!
Толкнув пузом дверь, в кафе ввалился начальник следственной части, пристально оглядел подчиненных, нехорошо прищурился и поманил Чувакина пальцем: «Поди-ка сюда!»
Обреченно вздохнув, оперативник приблизился к шефу:
– Что случилось, Евгений Дмитриевич?!
– Важный разговор, – заговорщицки шепнул Кожинов. – Давай выйдем на минутку...
План устранения нежелательных свидетелей майор продумал досконально. Сперва вместе с Чувакиным прикончить Ершова, затем «пустить в расход» самого Чувакина. Так проще! «Разделяй и властвуй!» В том, что лейтенант согласится принять участие в убийстве приятеля, Кожинов ни капельки не сомневался. Чувакин самозабвенно любит себя, и только себя. Если потребуется, он не задумываясь мать родную продаст, а уж какого-то там коллегу и подавно! Нужно лишь навешать ему лапшу на уши. Остальное довершит ссыкливая чувакинская сущность.
– У нас, Василий, возникли серьезные проблемы, – озираясь по сторонам, сообщил оперативнику начальник следственной части. – Бахусов знает, кто убил мальчишку!
– Быть того не может! – Перепуганный Чувакин сделался удивительно похожим на барана, завидевшего нож забойщика скота. – Как?! Откуда?!
– Ершов заложил! К счастью, пока не под протокол, но завтра состоится очная ставка с подружкой Косарева, и тогда...
– При чем здесь подружка?! – изумился лейтенант. – Ведь девка ни фига не видела!
– Болван! – Евгений Дмитриевич с жалостью, как на умственно отсталого, посмотрел на подчиненного. – Дубина стоеросовая! Думаешь, малявка не заподозрила, где собака зарыта? А тут еще пидор Колька со своими откровениями. Он-то отмажется, а мы с тобой «на конвейер»!
– Е-мое! – схватился за голову синюшно-бледный, мигом протрезвевший Чувакин. – Чего делать-то будем?
– Чего, чего! – скривился майор. – Завалим предателя и пи...у! Пусть потом доказывают! Без стукача Кольки у них ни хрена не получится! Меня им не расколоть, да и ты мужик надежный! Кремень! Не подкачаешь!
– Когда? Где? – деловито осведомился польщенный лейтенант.
– Сейчас же! Мешкать нельзя, а где... Гм, есть у меня на примете укромное местечко. Кольке же скажем – нужно срочно выезжать на операцию. Мозгов у него нет. Поверит! Ну как, согласен?
Чувакин кивнул...
* * *
Облюбованное Кожиновым «укромное местечко» представляло собой заброшенный, полуразвалившийся заводик на окраине города. Его временно закрыли еще при Советской власти, намереваясь полностью реконструировать, заново отстроить обветшалые корпуса, но затем восторжествовала демократия, страна, завороженная обещаниями «капиталистического рая», увязла в реформах, и о заводике благополучно забыли. Куда там восстанавливать допотопную рухлядь, когда под звуки перестроечных фанфар рушатся на глазах промышленные гиганты, а те, что умудрились уцелеть, задыхаются под бременем непосильных налогов, месяцами не могут выплатить рабочим грошовую зарплату.Применение руинам все же нашлось. Время от времени здесь ширялись[15] дурью наркоманы, пьянствовало, развратничало и выясняло отношения (вплоть до смертельного исхода) подрастающее поколение. Окрестные маньяки затаскивали сюда своих жертв. Но жить постоянно на территории завода никто не осмеливался, даже неприхотливые бомжи. Место издавна пользовалось дурной репутацией. Поговаривали, будто тут водится нечисть, бродят ночами призраки, слышатся леденящие душу вопли и т. п. Правда это или досужие вымыслы, люди толком не знали, однако один неоспоримый факт имелся. Некоего беглого урку, решившегося заночевать в развалинах, утром обнаружили мертвого. Без следов насилия на теле, но с искаженным гримасой ужаса лицом...
«Девятка» начальника следственной части въехала в распахнутые покосившиеся ворота в половине девятого вечера. Моросил мелкий дождь. В воздухе висел сырой туман. Колеса увязали в грязи. Кожинов подрулил к первому попавшемуся строению, зияющему черными провалами выбитых окон, отдуваясь выбрался из машины и, подмигнув Чувакину, сказал:
– Пошли, ребята! Накроем с поличным стайку наркоманов. За потребление нынче не сажают, но мы им распространение пришьем!
Не подозревающий об уготованной ему участи, Ершов угодливо хихикнул. Все трое гуськом вошли в здание. Внутри царил затхлый полумрак. На полу валялся дурно пахнущий мусор. На стенах (очевидно, стараниями наркоманов или иных отмороженных юнцов) были намалеваны масляной краской названия популярных импортных рок-групп, сатанинские пентаграммы[16], грубо выполненные рисунки непристойного содержания и прочая гадость. Довершал сию «очаровательную» картину исполненный метровыми буквами лозунг: «Е...л я всех друзей-подруг. Я сам себе пиз...тый друг!»
– Все! – громко сказал Кожинов. – Приступаем к операции.
Чувакин, подкравшись сзади, наотмашь рубанул недавнего приятеля ребром ладони по шее. Однако удар оказался недостаточно профессиональным. Ершов упал ничком на землю, угодив лицом в кучку засохшего человеческого кала, но сознания не потерял.
– За-за что-о-о?! – простонал он. – За-за что, Вася?
Не удостоив сослуживца объяснением, Чувакин с размаху саданул ему ботинком под ребра. Ершов, скорчившись, захрипел.
– Заканчивай быстрее! – рыкнул майор. – Нечего канителиться!
Лейтенант послушно подобрал с пола ржавую арматуру и обрушил на голову подельника.
Тот оказался исключительно живучим, как бы оправдывая известную поговорку: «Говно не тонет». Даже с разбитой головой Николай Ершов сумел подняться и, затравленно подвывая, вытащил пистолет. Чувакин испуганно попятился, лепеча нечто несуразное. Со страху он начисто забыл, что тоже вооружен. Тут в дело вмешался начальник следственной части. Рыча, как взбесившийся пес, он набросил на горло жертве обрывок заранее припасенной веревки. Набросил абсолютно неграмотно. Курсов подготовки диверсантов майор, естественно, не заканчивал. Поэтому лейтенант Ершов умирал долго, мучительно: хрипел, исходил пеной, описался и обкакался. Прошло не менее пяти минут, прежде чем он наконец отдал дьяволу душу. Пока торжествующий бес волок в преисподнюю свою законную добычу, майор Кожинов утирал взопревший лоб и клял напропалую раззяву Чувакина:
– Бездарь! Ничтожество! Даже башку нормально раскроить не способен. Дегенерат!
Проштрафившийся оперативник сконфуженно помалкивал. В конце концов Евгений Дмитриевич выдохся.
– Ладно. Черт с тобой, – утомленно сказал он. – Нужно избавиться от трупа. Хватай его за ноги да тащи во двор. Бросим в канализационный люк. Там Кольку вовек не сыщут! Шевелись, мать-перемать! – Тут майор незаметно подобрал оружие убитого.
Чувакин принялся добросовестно исполнять приказ. Голова мертвеца гулко стукалась о неровный, изборожденный глубокими трещинами бетонный пол. Облюбованный Кожиновым люк находился неподалеку от входа. Евгений Дмитриевич, поднатужившись, снял тяжелую крышку.
– Бросай! – скомандовал он. Тело удавленного опера рухнуло в зловонные недра канализации. Послышался отдаленный всплеск.
– Готово! – самодовольно доложил шефу бравый лейтенант. – Похоронили Иуду, хе-хе... – И внезапно осекся. Прямо в грудь ему уставилось дуло табельного ершовского «макарова».
– Да вы-ы ч-что?! – забормотал пораженный Чувакин. – З-за-за-ч-чем?! Ведь я...
– Ты тоже свидетель! – кровожадно осклабился Кожинов. – Я играю наверняка! Прощай, недоумок!
Грохнул выстрел. Тупорылая девятимиллиметровая пуля «макарова» отшвырнула оперативника на метр назад.
– Мертвые не стучат! – сострил начальник следственной части, отправляя последнего свидетеля вслед за его предшественником. Затем он забросал грязью следы крови, накрыл люк чугунной крышкой, облегченно вздохнул, хотел улыбнуться, но вместо этого содрогнулся всем телом. Непонятно откуда донеслись раскаты злорадного, дьявольского хохота. «Галлюцинация! Последствия нервного перенапряжения», – успокоил себя майор, усаживаясь в машину... До дому он добрался без приключений. Мечтая об отдыхе, горячем душе и бутылке водки, отпер ключом дверь. В прихожей стояла Ирина. Глаза женщины горели адским огнем.
– Как прошел день? – безучастно осведомился Евгений Дмитриевич.
В ответ жена выплеснула ему в лицо стакан кипятка...
ГЛАВА 9
Грешит человек, пока не переполнится чаша долготерпения Господня. Тогда отступает Господь, охранявший его, и набрасывается на него нечистая сила и приносит ему всякое зло... Как страшно зло, так и страшен бес – этот носитель и средоточие зла...
...Невероятный ужас, когда человек уже полностью не владеет телом и разделяет его с кем-то гнусным...Священник Владимир Емеличев. Одержимые. Изгнание злых духов
После поспешного ухода мужа на службу мадам Кожинова начала рьяно претворять в жизнь указания Эльвиры: иголки воткнула по углам комнаты, булавки в кровать сына, рассыпала по квартире заговоренную соль.
«Кажется, все! – закончив работу, подумала Ирина. – Теперь Роберт поправится!» Внезапно она потеряла равновесие, пошатнулась и свалилась на пол. Тело перестало повиноваться, а внутрь его грубо вломился кто-то грязный, злой, отвратительный и, легко преодолев жалкие попытки сопротивления, полностью овладел речевыми и двигательными функциями организма. Загнанная куда-то в дальний угол подсознания душа Ирины в бессильном отчаянии наблюдала за действиями нового хозяина ее земной оболочки[17].
– Я здесь, Бегемот, – поднявшись с пола, почтительно обратился он к «Роберту», неторопливо выходящему из детской и стряхивающему с рук обрывки ремней, которыми привязывали к кровати одержимого.
– Явился-таки, – брюзгливо проворчал тот. – Нерадив ты, Изакарон, ох нерадив! Заслуживаешь сурового наказания[18].
– Извини, раньше никак не получалось, – поспешил оправдаться заметно напуганный Изакарон. – Ангел-хранитель препятствовал, но когда глупая баба досконально выполнила указания ведьмы – Он от нее отошел, и вот я здесь.
Несколько мгновений Бегемот колебался – то ли немедленно устроить нахлобучку нерасторопному демону, то ли отложить это приятное занятие напоследок. В конечном счете он остановился на втором варианте. В первую очередь нужно выполнить задание сатаны. Как говорится, делу – время, потехе – час!
– Экзекуция пока отменяется, – с явной неохотой сказал Бегемот. – Приступим к нашим прямым обязанностям. Кстати, как там баба?!
– Мучается. Скулит, как побитая собачонка, – злорадно сообщил Изакарон. – Все понимает, однако сделать ничего не может. Тело целиком в моей власти. Порезвимся пару лет!
– Нет, – отрезал Бегемот. – Мы тут задержимся ненадолго. У нас есть другие, более важные дела. А со шлюхой, ее муженьком и пиз...шем разберемся по-быстрому. Действовать будем так...
* * *
Кипяток опалил лицо. По счастливой случайности Евгений Дмитриевич успел зажмуриться, иначе бы непременно ослеп.– И-и-и-и! – по-свинячьи заверещал обезумевший от боли майор. – Сдурела, стерва?! Щас я тебя!
Он размахнулся, намереваясь засветить «благоверной» кулаком в челюсть, однако «Ирина» ловко увернулась и мощным ударом в грудь сшибла майора с ног[19].