Однако во вторник 27 мая 2003 года Агафонову на собственном опыте пришлось убедиться в обратном. Незаметно покинув хирургическое отделение, они с Галей проехали на лифте до первого этажа, миновав пару служебных помещений, проникли в полуподвальную больничную кухню (в данный момент, по счастью, безлюдную) и зашли в душную, заброшенную подсобку. В дальнем углу виднелся проржавевший металлический люк с ручкой.
– Поднимите его, – попросила девушка и тут же спохватилась: – О Господи! Ну и дура я! У вас же рука повреждена!
– Не беда, зато вторая целехонька, – проворчал Петр и с силой потянул крышку вверх. От напряжения у него на лбу канатами вздулись вены, рана на плече приоткрылась, бинты стали набухать кровью. Галя жалостливо ойкнула. В следующий миг крышка со скрежетом поддалась. Под ней оказалась шаткая железная лестница, уходящая в непроглядную черноту. Из открывшейся ямы тянуло могильной сыростью.
– Ничего, у меня есть фонарик, – сказала девушка и начала первой спускаться вниз.
Агафонов не раздумывая последовал за ней и вскоре очутился в облицованной древним камнем галерее. Галя уже включила обещанный фонарик. Слабенький желтоватый луч с трудом пробивал окружающую темень.
– Куда теперь? – старательно скрывая дрожь в голосе, спросил Петр.
– Прямо!..
Шли долго. Галерея быстро закончилась, сменившись узким тоннелем, напоминающим тюремный коридор. Спустя секунды Агафонов понял, что когда-то он таковым и являлся в действительности. Все двери были либо выбиты, либо до отказа распахнуты вовнутрь. В некоторых камерах выглядывали из мрака полусгнившие человеческие скелеты.
– Кошмарное место! – поежившись, шепнула девушка. – Перед войной здесь пытали и расстреливали заключенных!
Наконец зловещий тоннель оборвался. Дальше простиралась обширная пещера с высокими сводами. Как ни странно, более-менее освещенная! Пробежав глазами по потолку, Агафонов обнаружил источник света – небольшую неровную дырку у противоположной от входа стены. На полу пещеры валялись в беспорядке крупные глыбы черного мрамора довольно причудливой формы: одни конические, другие звездообразные, третьи – похожие на головы с рогами и т.д. и т.п.
Все они носили следы ручной обработки.
«Наверное, стародавние хозяева извращались, – подумал Петр. – И впрямь чудаки на букву «М»!
– Вот тут, пожалуй, остановимся! – дойдя до середины, Галя присела на корточки у самого большого камня, внешне похожего на миниатюрную копию египетской пирамиды. Агафонов устало опустился рядом, прямо на сыроватый пол. Несколько минут прошло в полном молчании. Неожиданно луч света упал на миловидное лицо девушки, и Агафонов, раньше не особенно к ней приглядывавшийся, содрогнулся в ужасе.
За исключением цвета волос, медсестра как две капли воды была похожа на...
Перехватив взгляд Петра, девушка странно улыбнулась, вынула из кармана изящный вороненый «вальтер» и... протянула пистолет Агафонову. Рукояткой вперед!!!
– Возьмите, пожалуйста. В случае чего вы не сумеете отбиться одной рукой!
– Но ты, ты... – ошарашенно бормотал Агафонов.
– Но я здорово смахиваю на ту мегеру, которая с бандой подонков напала на вас минувшей ночью! – с печальной усмешкой продолжила за него Галя. – Ничего удивительного. Мы ведь двойняшки!
– Что-о-о-о?!! – задохнулся Петр.
– Ну да. Это моя сестра Анюта! Одержимая дьяволом стерва! – в серебристом голоске блондинки зазвучала неподдельная ненависть; хрупкие кулачки сжались, на глазах блеснули слезы.
Секунд сорок Агафонов просидел как громом пораженный, не в силах вымолвить ни слова. Потом, опомнившись, принялся подробно расспрашивать девушку и вот что выяснил. Сестры никогда особенно не ладили. Уж слишком разными отличались характерами! А окончательно рассорились после знакомства Анюты с «духом Хуан-Чин-Фу». Вступив в тесный контакт с инфернальной[17] сущностью, она мгновенно превратилась в подлинную ведьму: исключительно злобную, надменную, агрессивную, а также начала усердно заниматься половыми извращениями с некой Ларисой Гусаковой, студенткой медицинского института. (По совместительству – убежденной лесбиянкой, лидерствующей в одном из феминистских движений.) Когда Лариса внаглую переехала к ним на квартиру, Галя ушла из дома, сняла угол у какой-то сердобольной старушки и, дабы прокормиться, устроилась медсестрой в городскую клинику. (Благо успела, по окончании школы, отучиться на соответствующих курсах.)
Однако Анюта не пожелала оставить сестру в покое. Отлавливала на улицах, силком рассказывала о своих кровавых похождениях во славу Хуан-Чин-Фу и в придачу откровенно измывалась: «Слушай, слушай, чистюля долбаная! Запоминай детали! Можешь даже заяву накатать! Наши менты тебя живо в психушку упрячут! Они поголовно в кармане у Васьки Иудушкина, которым я управляю, как паяцем на ниточках!» И несчастная девушка понимала – это истинная правда! Именно так и получится! Дикий, животный ужас стал неизменным спутником Гали, натуры впечатлительной и пугливой. А две недели назад лесбиянка Гусакова объявилась в больнице в качестве практикантки на должности медсестры в реанимации. С тех пор жизнь девушки сделалась совершенно невыносимой!
Днем ее доставали то ведьма-сестра, то гнусная Лариска, а по ночам душили мучительные кошмары. Вероятно, она вскоре сошла бы с ума от безысходности (чего, похоже, и добивалась садистка-Анюта), если бы не воскресное происшествие!
Когда Игорь с Петром вырвали Галю из лап насильников, она вдруг осознала: есть на свете настоящие мужчины, способные противостоять злу. Особенно ей почему-то понравился Верстаков – «Такой благородный! Такой бесстрашный! Настоящий лев!» и т.д. и т.п.
– Чего же ты удрала со скоростью ветра? – вдоволь наслушавшись восторженных эпитетов в адрес Игоря, хмуро поинтересовался Агафонов. (По правде говоря, слегка задетый за мужское самолюбие.) – Могла бы познакомиться со своим кумиром!
– Перепугалась до безумия! – грустно усмехнулась девушка. – Я же, как вы знаете, отпетая трусиха!.. Между прочим, я узнала рожи тех, двоих. Приятели Анюты по секции ушу. Наверняка меня выбрали не случайно! Им же хорошо известны наши с сестрой взаимоотношения!!! – Галя громко всхлипнула.
– Ну ладно, с твоей сеструхой вроде ясно, – сказал Петр. – Фаворитка Иудушкина, особа неприкосновенная! Но поясни – с какой стати бояться двух пальцем деланных обормотов? Тем паче – конкретно вырубленных!!!
– Вы до сих пор ничегошеньки не поняли! – подняла заплаканные глаза Галя. – Они секта. И абсолютно безжалостны. Даже к своим. Один из насильников, по имени Томаз, до сегодняшнего дня лежал у нас в травматологии. Но в обеденный перерыв его забрали из больницы собственные дружки и увезли на машине в неизвестном направлении. Видимо, убивать за какую-то провинность! Я слышала, как Лариска (оставшаяся после ночной смены на дневную) звонила по мобильнику Анюте и сказала дословно следующее: «Баран к тебе отправлен... Да. Ни фига не подозревает! Лыбится, кретин. Воображает, будто за поощрением поехал!.. Ага, в ближайшее время займусь вчерашним недобитком. Только пришли ребят. Могу не справиться в одиночку».
Я догадалась, что речь идет о вас, улучив момент стащила у Гусаковой пистолет из сумочки и пулей понеслась в вашу палату. Остальное вы знаете!
– К сожалению, не все! – отрицательно покачал головой Агафонов. – Кто, интересно, умертвил в реанимации первого потерпевшего?!
– А я! Собственноручно! И с величайшим удовольствием! – прогремел под сводами пещеры зычный женский голос. Петр с Галей порывисто обернулись. У входа стояли пятеро: красивая шатенка не старше двадцати лет в коротком, облегающем фигуру халате и четверо парней с капюшонами на головах, вооруженные короткоствольными «калашниковыми». Девица сжимала в ладони новенький «макаров».
– Сперла, сучка, мой любимый «вальтер»! – обращаясь к Гале, сварливо прошипела она. – Зря старалась! Оружие не спасет твоего хахаля!
Изумрудно-зеленые, страшные глаза Гусаковой пристально уставились на Петра, видимо гипнотизируя. Дуло «макарова» нацелилось точно ему в грудь.
– Ты обычное жертвенное животное! – прошелестел завораживающий змеиный голос. – Ты должен умереть во славу Духа Хуан-Чин-Фу!
Агафонов оцепенел, не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой. Лицо покрыла смертельная бледность. Внизу живота появился противный, сосущий холодок. «Из-под земли достали!» – промелькнула в опустевшей голове одна-единственная мысль.
– Видишь, сопливка, никакой он не герой! – продолжая пристально глядеть в глаза Петра, издевательски ухмыльнулась Лариса. – Ты рисковала жизнью ради трусливого скота, даже неспособного брыкаться перед смертью!
Наманикюренный палец начал плавно давить спуск.
– Не-е-ет!!! – отчаянно вскрикнула Галя, бросаясь на грудь Агафонова.
Тупоносая девятимиллиметровая пуля, ударив девушке в спину, повалила обоих на пол.
Грязно выругавшись, лесбиянка снова прицелилась, но выстрелить повторно не успела. Жуткий стыд, огнем опаливший душу Петра, вернул ему волю к сопротивлению. Здоровая рука, нырнув в карман больничной пижамы, выхватила «вальтер».
– Хлоп! – во лбу Гусаковой образовалась аккуратная, круглая дырочка.
– Хлоп, хлоп! – двое из «капюшонов», выронив автоматы, рухнули как подрубленные деревья.
Оставшиеся на миг растерялись, чем предоставили Агафонову возможность надежно укрыться за камнем-«пирамидой». Опомнившиеся сектанты тоже залегли и принялись бесцельно поливать кусок мрамора длинными очередями.
Губы Петра растянулись в жестокой усмешке.
Выждав, когда рожки «калашей» опустеют, он стремительно выскочил из-за укрытия и, почти не целясь, расстрелял по «капюшонам» остаток патронов. Одному сектанту пули продырявили башку, но второй ухитрился отделаться легким ранением в мякоть правой руки и, утробно подвывая, юркнул в известный читателю тоннель-коридор. Его оружие осталось в пещере. Послышался быстро удаляющийся топот ног.
– Смылся, паскуда! – в сердцах сплюнул Агафонов, уронил ставший бесполезным «вальтер» и склонился над Галей, неподвижно лежавшей на прежнем месте. Хорошенькое личико медсестры покрывала восковая бледность. Носик заострился. Щеки запали. Грудь подергивалась в редком, неровном дыхании. Из пробитой пулей спины натекала лужа крови. Внезапно девушка открыла глаза, словно проснулась.
– Ваш... друг... женат? – прошептала она немеющими губами.
– Да-а-а! – сквозь слезы выдавил Петр.
– Передайте... ему... пусть... будет... счастлив!!! – Тут Галин голос прервался, глаза остановились, худенькое тельце сильно содрогнулось и застыло навеки. Агафонов механически проверил пульс на шее. Сердце не билось. Тогда он медленно поднялся, прошел несколько шагов, упал на колени и глухо, надрывно зарыдал...
Впоследствии Петр не помнил, сколько времени провел в таком состоянии. Может, минуту, может, час или два...
Когда слезы иссякли, к нему постепенно вернулась ясность рассудка.
Агафонов подобрал «вальтер», тщательно обтер полой пижамы, вложил рукоять пистолета в левую ладонь убитой лесбиянки и, заметив в дальнем конце пещеры еще один тоннель, устало побрел к нему. Этот ход оказался бетонированным и вел куда-то вбок, наискосок. «Авось выведет на поверхность», – вяло подумал Петр, тяжело шагая вперед. Подземное путешествие растянулось в сознании Агафонова на целую вечность. Идти с каждым шагом становилось все труднее. Измученное тело слабело, ноги подкашивались, голова кружилась... Иногда Петр обессилено падал на холодный бетон, но пробудившаяся сегодня жажда жизни неизменно заставляла подниматься и упорно гнала дальше.
В конце концов он уткнулся в покрытую зеленой краской железную дверь, присмотрелся и понял – перед ним запасный выход из бомбоубежища. Агафонов повернул нужный рычаг, минут десять пробродил по залитому сточными водами подвалу жилого дома, миновал вторую такую же дверь, потом третью, поднялся по грязноватым ступенькам и... очутился в небольшом, безлюдном дворике, густо заросшем старыми тополями. Неподалеку от парка Победы и того самого «круглосуточного» гастронома где прошлым вечером собирался приобрести выпивку.
На улице начинало темнеть.
В небе тускло поблескивала редкая россыпь звезд. Дул прохладный, освежающий ветерок. Сам не зная зачем, Агафонов вышел из дворика и, шатаясь, двинулся в сторону магазина. Пронзительно завизжали тормоза. Из окна резко остановившейся «восьмерки» выглянула жена Верстакова, Татьяна.
– Петя, ты?! – изумленно воскликнула она. – Боже Праведный! Ну и видок у тебя! Садись скорее в машину, а то менты загребут!
Агафонов послушно забрался на переднее сиденье.
– Куда тебя отвезти? – спросила Верстакова.
– Только не в больницу! – чуть слышно ответил Петр и потерял сознание...
* * *
Пятнадцатью минутами позже.
Подъезд дома Агафоновых.
– Давай, Валя, заноси в квартиру... Господи! Ну и тяжеленный!
– Где ты его нашла?
– Неподалеку от гастронома «Зарница». Дома хлеб закончился, поехала купить, а тут он навстречу. Едва живой!
– Я два раза приходила в больницу! – всхлипнула Валентина. – В обед Петя спал как убитый, а к ужину – бесследно исчез! Думала, с ума сойду от беспокойства!
– Осторожнее! Голову об косяк не задень! – перебила подругу Татьяна. – Ага, вот и диван... Укла-а-а-адываем! У-фф! Ну Слава Богу! Пуская отлеживается, бедолага. Видать, крепко ему досталось!
– Может, посидишь, кофейку попьешь? – предложила Агафонова.
– Ни-ни! Ни в коем случае! – замахала руками Верстакова. – Поеду лучше домой! Муж тоже с утра где-то пропадает. Звонила в спортзал – говорят «отправился по делам» По каким – неизвестно! Господи Иисусе! Хоть бы с Игорем было все в порядке!!!
Глава IX
ИГОРЬ ВЕРСТАКОВ
На мой вопрос о ключах Белогорцев пробормотал нечто маловразумительное. Видать, не совсем отошел от той гадости, которой его усыпляли. Тогда я решил поискать самостоятельно и перво-наперво привести завернутые за спину руки в более удобное положение: улегся на спину, согнулся пополам, приблизил к лицу сжатые колени, а затем осторожно пропихнул под «браслеты» сперва одну ногу, потом другую. В результате руки оказались спереди. Не откладывая дела в долгий ящик, я приступил к поискам. Ключи обнаружились за подкладкой майорского пиджака. И, по счастью, подошли к обоим парам наручников. Освободив себя и Белогорцева, я присел в угол, с наслаждением разминая затекшие кисти. К тому времени опер успел полностью прийти в чувство.
– Из нашего Отделения, – осмотрев снятые «браслеты», констатировал он. – Недавно целую партию таких получили. Наверное, подарок полковника Отстоева сердечному другу Иудушкину! – в голосе майора прозвенела холодная ненависть...
Потом мы с Дмитрием обменялись впечатлениями о произошедших с нами событиях и пришли к единодушному заключению: надо сваливать отсюда в темпе вальса, уничтожая по дороге всех, кто под руку подвернется, а дальше... видно будет! Предельно ясно лишь одно: в ближайшей перспективе господин Иудушкин, бесноватая Анюта и «всадники смерти» (а также их пособники) должны обязательно сдохнуть! Подобная нечисть не имеет права топтать землю! Как именногрохнуть мерзавцев – сообразим чуть позже, на свободе. В конце концов невелика проблема!..
– Выбраться... легко сказать! – вдруг впал в уныние Белогорцев. – Дверь заперта снаружи, дороги мы не знаем...
– По поводу дороги ты зря переживаешь! – усмехнулся я. – Ее-то я запомнил неплохо. Видишь ли, Дима, мне посчастливилось очнуться не в самой камере, а немного раньше – в подвальных коридорах «Содома». По прибытии в конечный пункт назначения меня, правда, опять шарахнули по кумполу, и я снова отключился. Очнулся – а тут ты рядышком; сопишь, бормочешь и вроде как собираешься «просыпаться». Н-да, долго мы оба «отдыхали»... Ладно, вернемся обратно к делу. Так или иначе, половину пути пройдем без проблем (не считая, конечно, «дружеских» встреч с Васькиными охранниками), ну, а потом... как-нибудь выберемся наружу. С Божьей помощью!
– Дверь!!! – не унимался оперативник. – Бронированная, зараза! Без взрывчатки не взломать!!!
– Взрывчатка не потребуется, – спокойно сказал я. – Дверь откроют они сами, – тут я покосился на чудом уцелевшие часы, показывающие двадцать три – двадцать пять. – Думаю, минут через несколько! Разве ты забыл – нас с тобой ровно в полночь хотят принести в жертву поганому Хуан-Чин-Фу!
– И то верно, – согласился майор. – Извини, после хлороформа голова плохо варит!
– Ничего, одной на двоих пока хватит! – утешил я товарища по несчастью, подобрал пару «браслетов», высоко подпрыгнул и разбил ими лампочку под потолком. В камере сделалось темно как в погребе.
– Разумно! – одобрил мои действия Белогорцев. – Дополнительный шанс в нашу пользу!
Спустя недолгий промежуток времени в коридоре послышался приближающийся топот ног. Лязгнул отодвигаемый засов.
Дверь со скрежетом отворилась, и на пороге возник Вадим Терехов, ближайший телохранитель Иудушкина, хорошо подготовленный, опытный рукопашник, примерно равных со мной возможностей. В спортивной среде Вадима не любили и года три назад запретили ему участвовать в каких-либо соревнованиях. Дело в том, что Терехов не брезговал на ринге самыми грязными приемами, постоянно нарушал правила и стремился обязательно покалечить противника! Вечерами же, на улицах, он частенько избивал до полусмерти пьяных прохожих. Просто так. Ради удовольствия. Одним словом – натуральный подонок! Впрочем, нормальные люди не станут служить Ваське-поганцу!..
Не обнаружив в камере света, Терехов изумленно заморгал. Не давая опомниться, я врезал ему ногой в пах, схватил за плечи, наподдал коленом снизу в подбородок и, шагнув в сторону, с силой впечатал лбом в противоположную от входа стену.
Странно всхрапнув, он отрубился.
Белогорцев между тем выскочил в коридор и вступил в ожесточенную схватку со вторым охранником: огромным, волосатым типом, похожим на гориллу из зоопарка. В прошлом, вероятно, борцом.
Когда я подоспел, они, намертво сцепившись, катались по полу и норовили свернуть друг другу шею. Диме приходилось явно не сладко. «Горилла» была значительно сильнее и, еще немного, стопроцентно прикончила бы майора. Пришлось вмешаться. Выбрав подходящий момент, я с размаху ударил охранника подушкой кулака в височную область. Он моментально обмяк, разжал захват, закатил глаза под лоб. Белогорцев с кряхтением поднялся, осторожно разминая пальцами помятую шею.
– Спасибо! – с трудом переведя дыхание, сипло выдавил опер.
– Т-с-с! – прижал я палец к губам и тщательно прислушался. Тишина! Похоже, звуки недавней драки никого не обеспокоили. Пустынный, ярко освещенный коридор тянулся стрелой метров на тридцать, а затем резко, под прямым углом сворачивал налево.
– Давай спрячем засранцев! – шепотом предложил я. Майор не возражал. На пару с ним мы затащили тело охранника в камеру, уложили лицом вниз рядом с бесчувственным Тереховым, заломили им руки за спину, затянули на кистях «браслеты», вышли обратно, захлопнули дверь и задвинули стальной засов.
– А теперь – в путь! – натянуто улыбнулся я и настороженно двинулся вперед по коридору. Сердце подсказывало мне – за поворотом нас ожидает неприятный «сюрприз». И я не ошибся! Как вскоре выяснилось, там затаился третий охранник, постоянно дежурящий на данном участке содомского подземелья. Об этом красноречиво свидетельствовали стул и переносная фанерная тумбочка с рацией. Правда, днем, когда меня волокли в камеру, ни того ни другого в помине не было! Очевидно, пост выставлялся при наличии в камере узников. Естественно, указанные подробности я разглядел и осознал уже после, а поначалу лишь рефлекторно отбил скользящим блоком обрушившуюся на темя дубинку, с подскоком ударил противника головой в лицо, вогнал ему колено в кишечник, борцовским «замком» обхватил согнутую шею и дважды рванул: вверх-вниз. Негромко хрустнули сломанные позвонки. Массивное тело безвольно обвисло... Аккуратно усадив мертвеца на стул (дабы сразу не бросался в глаза), мы пошли дальше.
Следующего стража, неторопливо выходящего из туалетной комнаты, обезвредил Белогорцев – страшным апперкотом в подбородок зашвырнул обратно в сортир и безжалостно добил – ступней сверху в горло.
– Жаль, ни у кого из них огнестрельного оружия нет, – посетовал майор, сноровисто обшаривая труп. – Одни дубинки. От которых толку... Хотя стоп! Взгляни-ка сюда! – он нажал неприметную кнопку у рукоятки. На металлическом конце дубинки, потрескивая, заиграли голубые искры. – Электрошокер, – заключил оперативник. – Наверное, и предыдущая палка такая же. Может, вернемся, заберем?
– Время поджимает, – возразил я. – Кроме того, полагаю, ты заблуждаешься! Если бы первый покойник имел при себе шокер, то нанес бы тычковый удар в незащищенную одеждой часть тела, а не лупил наотмашь по черепу!
Белогорцев хмыкнул в сомнении, но спорить не стал.
Коридор больше не поворачивал, плавно поднимаясь вверх. Вскоре мы увидели приоткрытую дверь и услышали приглушенный рык Анюты – «Хуан-Чин-Фу – говорит «семь»!!!
– Очередного несчастного мечом кромсает! – брезгливо пояснил Дмитрий. – Мне довелось наблюдать подобный процесс в доме Парафинова. Б-р-р, мерзость!!!
– Боже Милостивый! Наверное, Петьку из больницы похитили! – воскликнул я и, позабыв об осторожности, бросился вперед. Майор без колебаний последовал за мной.
Пинком ноги распахнув дверь, я ворвался в обширное помещение, напоминающее языческое капище. На стенах красовались изображения гнусных бесовских рож. Вдоль стен горели электрические светильники, выполненные в форме факелов. В левом от входа углу располагался гигантский пылающий камин. Около него торчало несколько заостренных, вделанных в пол металлических шестов. Широкие, дубовые скамьи для зрителей уходили амфитеатром почти к потолку, заканчиваясь у небольшого навесного балкончика. На один из шестов была надета черноволосая человеческая голова с искаженным страданием грузинским лицом. Остальные пустовали. Так же, как и большинство зрительских мест. На передних рядах сидело только пятеро: депутат Василий Иудушкин, двое охранников, давеча покалеченных Белогорцевым (один с лубком на челюсти, другой с загипсованной рукой) да парочка незнакомых мне кавказцев (возможно – деловых партнеров Иудушкина по наркобизнесу). А в центре зала возвышался, густо забрызганный кровью, дощатый помост. Посередине лежал чудовищно изуродованный человеческий обрубок: без рук, без ног, без ушей, со вспоротым животом...
Рядом стояла Анюта в высоких кожаных сапогах, с окровавленным мечом в руке. Присмотревшись, я с немалым облегчением понял – обрубок не имеет с Агафоновым ничего общего! Но кто он? На мой невысказанный вопрос тут же ответила сама Политиковская:
– Ты, Ленька Парфенов, предал наше братство и, бросив оружие, позорно бежал с поля боя! В итоге – опаснейший свидетель Агафонов до сих пор на свободе! Ты искал здесь, в «Содоме», убежища, однако нашел нечто другое! Из всадника Смерти превратился в дичь. Твоя башка будет водружена на шест рядом с мордой Томаза Давиташвили. Мясо с костями мы подарим Духу Огня!!!
– Не-е-ет! Не на-а-адо! Умо-ля-я-яю!!! – болезненно простонал сектант.
– Хуан-Чин-Фу – говорит «восемь»! – не слушая его, взревела одержимая. Меч стремительно взлетел и опустился. Голова Парфенова, отделившись от туловища, запрыгала по доскам. Пятеро зрителей весело захохотали, а Политиковская проворно обернулась в нашу с Белогорцевым сторону.
– Намеченные на полночь жертвы явились к алтарю самостоятельно! – чудовищно оскалившись, пробасила она. – Ну что ж, милости просим!
Ведьма с силой дернула длинный, свисающий с потолка шнур.
У нас за спинами с лязгом опустилась на пол металлическая решетка, наглухо перекрывшая вход и отрезавшая пути к отступлению.
– Теперь не удерете! Гы-гы-гы! – громогласно заржала Анюта. – Попались, пташки!
– А мы не собираемся спасаться бегством! Есть иная возможность! – дерзко ответил я, истово перекрестился, запрыгнул на помост, бросился к одержимой, поднырнул под дугообразный удар мечом по шее и каким-то чудом умудрился вцепиться пальцами в болевые точки на правой руке ведьмы. Злобно взвизгнув, Анюта выпустила рукоять. Меч со стуком упал на помост. «Боится демон крестного знамения! Бессильным становится!» – торжествующе подумал я, длинной подсечкой сбил Политиковскую с ног, ухватил руками за одежду, поднял над головой и с размаху швырнул к передним скамейкам. Сидящие там зрители дружно, испуганно охнули.
– Стреляйте, кретины! Огонь на поражение по обоим! – не поднимаясь с пола, властно зарычала Анюта.
Ее деморализованные почитатели вяло, неуклюже полезли за стволами, но достать их не сумели, а начали один за другим испускать дух. Первым скончался Иудушкин, свалившись со скамьи простреленным затылком вверх. Потом оба кавказца повалились горбатыми носами вперед. Последними погибли недобитые Димой охранники. Одному пуля продырявила шею. Второму – перебила хребет. Лишь тогда я заметил стрелявшего: на балкончике неприметно стоял среднего роста, худощавый мужчина в черной одежде и собровской маске, с увесистым рюкзаком за плечами. В правой руке незнакомец держал внушительного вида «стечкин» с глушителем.