Страница:
Позднее я понял, что Бхагаван тренировал меня, чтобы я усвоил его собственный метод руководства. Хотя иногда он давал мне детальные инструкции, в большинстве случаев, которые он мне поручал, он лишь самыми краткими намеками давал понять, что требуется сделать. И тогда мне нужно было решить, каковы истинные намерения Бхагавана, и соответственно этому выполнить работу.
Это самое первое задание заняло совсем короткое время. Когда оно было завершено, Бхагаван велел мне следить за строительством большой стены в северной части ашрама.
В течение первых нескольких лет существования Шри Раманашрамама река, которая теперь течет за стеной, протекала через центр ашрама. Бхагаван попросил меня возвести стену, чтобы перекрыть потоку путь через ашрам и таким образом защитить нас от разлива воды, которая стекала с холма во время сезона дождей. К тому моменту уже была возведена небольшая земляная плотина, защищавшая северную часть ашрама, но Бхагаван, видимо, считал, что этого недостаточно, чтобы сдержать крупное наводнение. Делая общий набросок работ, Бхагаван поведал мне об одной из проблем, с которыми ашрам сталкивался в прошлом.
«В наш первый год здесь, – сказал Бхагаван, – всякий раз после сильного дождя возникал стремительный поток воды до пять-шесть футов глубиной и протекал по каналу, который пересекает ашрам по центру».
Мне сказали, что правильный термин, обозначающий подобное строение, – «берегоукрепление». Сам Бхагаван употреблял слово ракшанай, что означает «защита». Он повторил мне несколько раз, что это берегоукрепление будет защищать ашрам от всех будущих наводнений.
Указания, данные мне самим Бхагаваном, заключались в том, что из камня нужно было построить две параллельные стены, слегка наклоненные друг к другу.
Стены должны были достигать шести футов в высоту, расстояние между их верхними частями – восьми футов.
«Когда будешь строить стены, – посоветовал Бхагаван, – заполни пространство между ними грязью. Если смешать землю с водой и спресовать ее, она будет очень прочной». Пока я выполнял данные указания, несколько групп последователей пришли посмотреть на это. Из-за размера и толщины стены некоторые из них начали шутить, что я строю железнодорожную насыпь. Другие шутливо интересовались, стену я строю или дамбу. Все они считали, что я понапрасну трачу деньги (в те дни у ашрама их было совсем мало), возводя такую мощную стену. Я оставался невозмутим, слыша их комментарии, критику и шутки, поскольку знал, что просто следую указаниям Бхагавана.
Однажды, когда я работал над этой стеной, мунсиф (сборщик налогов) Тируваннамалая пришел посмотреть на меня. Через несколько минут он заметил: «Почему ты строишь такую большую стену? Какой дурак дал тебе этот план?» Мне было неприятно слышать, что Бхагавана оскорбляют таким образом, поэтому я ответил ему очень сердито: «Ступай в офис Чиннасвами и выпей кофе. Не приходи сюда и не вмешивайся в мою работу. Если ты снова придешь и заявишь что-то подобное, я побью тебя сандалями».
Так я говорил, потому что прочитал где-то утверждение Рамакришны Парамахамсы: «Если кто-то оскорбляет твоего Гуру, тебе следует ударить его».
Мунсиф отправился к Чиннасвами и пожаловался, что я угрожаю ему. Чиннасвами привел ко мне мунсифа и потребовал объяснить, почему я говорил с ним таким образом. Я сказал: «Этот человек пришел ко мне и спросил: „Какой дурак дал тебе этот план?" Я следую плану Бхагавана. Кто он такой, чтобы оскорблять моего Гуру?»
Похоже, Чиннасвами удовлетворило мое объяснение, потому что он увел мунсифа и больше не вспоминал об этом. Я могу объяснить свое странное поведение тем, что в те дни был весьма вспыльчив и жаждал защитить честь Бхагавана и его доброе имя.
Когда работа была почти закончена, я добавил два ряда каменных ступеней, один с западного конца, а другой – посередине, так что Бхагаван и его последователи могли легко преодолеть стену на пути к Аруначале.
Решение Бхагавана и его предусмотрительность в конце концов оправдали себя. Во время сезона дождей, пришедшего после окончания строительства стены, река за ашрамом вышла из берегов. Образовавшийся поток воды поднялся и достиг трех четвертей стены. К счастью, стена была достаточно прочной, чтобы выдержать напор и отвести всю воду от ашрама.
После того как стена была закончена, Рамасвами Пиллай засыпал старое речное русло. В те дни он проводил много работ, выравнивая землю ашрама и строя террасы. Когда Бхагаван только переехал в Раманашрамам в 1922 году, в земле было полно рытвин, в основном потому, что местные жители брали оттуда землю и, превращая ее в грязь, использовали для своих домов. В течение нескольких лет Рамасвами Пиллай засыпал все те рытвины и выровнял землю. Он был полон такого энтузиазма, что работал даже по ночам.
Высота стены давно уже не шесть футов. Вскоре после того как она была закончена, земля с обеих ее сторон была поднята и выровнена. В наши дни лишь около пяти футов первоначальной стены высятся над землей. В качестве завершающего штриха к этой истории следует упомянуть, что некоторые из последователей планировали построить дополнительную стену поверх берегоукрепления. От этой идеи пришлось отказаться, потому как денег у нас на это не было
После того как работы по стене были завершены, Бхагаван попросил меня присмотреть за строительством склада, который теперь находится напротив кухонной двери. Прежде чем я расскажу как возникло это и многие другие строения в ашраме, будет полезно объяснить, как выглядел ашрам в те дни.
Когда я только приехал в 1928 году, Бхагаван жил в старом холле. Его строительство было едва завершено. До того Бхагаван в течение пяти или шести лет обитал в маленькой комнате, являвшейся частью здания, где находилась самадхи Матери.
Есть еще одна история, не слишком известная, о здании, построенном вокруг самадхи Матери. Изначально лингам был закрыт небольшим шалашом, сделанным из листьев кокоса.
Между этим строением и старым холлом, в котором теперь находится холл с самадхи Бхагавана, находилось длинное кирпичное сооружение, вмещавшее первоначальную столовую и кухню. Бхагаван любил принимать утреннюю ванну в углу этого здания до тех пор, пока для него не была построена отдельная ванная комната.
Эти три строения – самадхи Матери, старая столовая и старый холл – были единственными значительными сооружениями, возведенными до 1928 года – года моего прибытия сюда. Кроме них стояло несколько хижин из листьев кокосовой пальмы, использовавшихся в качестве жилья для последователей, постоянно проживающих в ашраме, и несколько бамбуковых сараев.
Таково было состояние ашрама на тот момент, когда Бхагаван попросил меня провести строительство склада. Рангасвами Гоундер – человек, подаривший софу, – внес пожертвования для ашрама и попросил использовать их для постройки коровника. Он также пообещал пожертвовать несколько коров, когда коровник будет готов. Чиннасвами решил, что склад ашраму нужнее. Не откладывая, он принялся сооружать здание в виде коровника, чтобы только угодить Рангасвами Гоундеру, но как только оно было закончено, он превратил его в склад. Превращение было лишь частичным. Даже сегодня на внутренних стенах висят металлические кольца, к которым должны были привязываться коровы. По понятным причинам Рангасвами Гоундер был раздражен из-за изменения плана. Он пришел и принялся оскорблять Чиннасвами в недвусмысленных выражениях, обвиняя его в растрате денег, но Чиннасвами спокойно выслушал все это, не говоря ни слова.
Склад стал моей первой крупной строительной работой. Я взялся за нее с некоторой опаской, поскольку до того у меня не было опыта строительства зданий. Мой отец был выдающимся строителем, но он так и не передал мне ни одного из своих умений. Бхагаван, зная, что я нервничаю из-за отсутствия опыта, помог мне справиться с работой. Рабочие подозревали, что я не имею никакого базового представления о строительных делах, но были достаточно дипломатичны, чтобы не говорить об этом. Тем не менее, как только я усвоил некоторые азы от Бхагавана, то набрался достаточной смелости, чтобы начертить для рабочих несколько простых планов. Должно быть, они не были лишены некоторого достоинства, поскольку, когда я принялся объяснять их рабочим, они стали относиться ко мне более благосклонно.
Пока шли работы, каменщики и помогавшие строительству женщины сплетничали о мирских делах. Старший каменщик явно поощрял их поведение, перекидываясь с ними довольно грубыми шутками. До сих пор я жил весьма защищенной жизнью, и потому их поведение меня изрядно поразило.
В конце концов я пошел к Бхагавану и сказал: «Я вынужден находиться рядом с каменщиками и работницами для того, чтобы контролировать их, но они постоянно говорят о мирских делах самым вульгарным образом. Их разговоры несколько смущают мой ум».
Бхагаван кивнул, но ничего не ответил. Немного позднее я с радостью обнаружил, что главный каменщик был заменен человеком по имени Куппусвами, который был несравненно лучше своего предшественника. Он прочитал и изучил «Кайвалья Наванитам» и «Рибху Гиту»[24], кроме того, он посещал занятия ведантой в Исанья Матхе. Мы легко нашли общий язык.
Бхагаван, казалось, обладал природной склонностью к строительным работам, что более чем компенсировало у него недостаток опыта. Он всегда знал, как принять нужное решение в нужное время. Так, например, внутри склада находилось три очень больших арочных свода. Каменщик, первоначально строивший их, проделал плохую работу, и на стенах в верхней части каждого свода появились трещины. Бхагаван дал мне детальные инструкции относительно того, как зацементировать эти трещины и как вставить «замковые» камни в верхнюю часть каждого свода, чтобы укрепить их. Понятия не имею, откуда он знал о таких вещах. Я уверен, что ему никогда до этого не приходилось строить каменный арочный свод. Те «замковые» камни до сих пор видны, поскольку выступают на полтора дюйма с каждой стороны стены.
Именно во время строительства склада у меня произошел первый конфликт с Чиннасвами. У него были собственные представления о строительстве, и он упорно настаивал на том, чтобы я следовал им. Я вынужден был отказаться, поскольку уже получил противоположные указания Бхагавана. Я так и не сумел заставить его понять, что указаниям Бхагавана всегда должно отдаваться предпочтение. Из-за этого у нас происходило множество ссор, потому как я ни разу не согласился выполнить его инструкции. Моя непреклонность приводила Чиннасвами в страшный гнев, ибо он полагал, что я намеренно попираю его авторитет. Мне было безразлично его неблагоприятное мнение обо мне. Я оставался верным себе, поскольку знал, что идти против воли Бхагавана было бы ошибкой. Тогда я еще не знал, что нам предстояло ссориться подобным образом практически из-за каждого сооружения, которое я строил.
Порой, пока я только делал первые шаги на этом поприще, я впадал в отчаяние. Приходилось преодолевать множество непростых проблем. Кроме того, стоял разгар лета, тени не было, и жара часто бывала нестерпимой. Несколько раз меня посещала мысль: «Почему Бхагаван создает для меня все эти неприятности, заставляя работать вот так, под прямыми лучами летнего солнца?»
Однажды, когда подобные мысли пробегали у меня в голове, Бхагаван подошел посмотреть, насколько я продвинулся в работе. Заметив мое настроение, он сказал: «Я подумал, что если поручу тебе эту работу, ты будешь готов выполнить ее с охотой. Я решил, что ты способен справиться с ней. Но если ты с ней не справляешься или считаешь ее слишком сложной, то просто оставь ее». Бхагаван дал мне возможность признать поражение, но я отказался его принять. За несколько минут до появления Бхагавана мои мысли были мятежны. Теперь же, услышав слова Бхагавана, я был полон желания продолжать.
Когда склад был закончен, Бхагаван попросил меня сделать над входом барельеф с изображением Аруначалы. Он хотел, чтобы для этого использовалась известковая штукатурка. Он уже научил меня, как правильно готовить известковый раствор, но я понятия не имел, каким образом лепить из него трехмерное изображение.
«Я не знаю, с чего начать создание подобной фигуры, – сказал я Бхагавану. – Что мне нужно делать?» Бхагаван взял лист бумаги и нарисовал на нем Аруначалу. Помимо главной вершины на фоне неба были изображены контуры трех более низких пиков. Закончив рисунок, он сказал мне, что основной пик олицетворяет Шиву, в то время как три дополнительных представляют собой Амбалу, Винаяку и Субраманью. Бхагаван дал мне этот рисунок и сказал сделать соответствующее изображение из известняка.
«Это Аннамалай[25], – сказал он. – Ты тоже Аннамалай. Ты должен знать, как это делается, без моей помощи».
Я смирился с поручением и просидел немало времени, пытаясь выполнить его. У меня были серьзные сомнения насчет моей способности справиться с ним надлежащим образом, но поскольку Бхагаван поручил мне сделать это, я не мог отказаться от работы. Я соорудил несколько строительных лесов так, чтобы иметь возможность сидеть напротив стены. Я просидел там три дня, возясь с известняком в потугах изобразить что-то, напоминающее Аруначалу. Все мои попытки оказались неудачными.
К сожалению, моей решимости добиться успеха не хватало, чтобы компенсировать отсутствие навыка и опыта. В середине третьего дня Бхагаван, видя отсутствие какого-либо прогресса, вскарабкался по лестнице и сел рядом со мной. Он объяснил, как следует выполнять работу, демонстрируя правильную технику на нескольких кусках известняка. Послушав Бхагавана и понаблюдав за его работой несколько минут, я вдруг понял, как правильно выполнить всю работу. Когда Бхагаван убедился, что я овладел техникой, он предоставил мне самому закончить начатое. Я завершил все работы до окончания того же третьего дня. На следующий день, следуя указаниям Бхагавана, я выполнил другой, идентичный барельеф над внутренней частью входной двери. Обе эти фигуры все еще там. Мне сказали, что на сегодняшний день они окрашены в синий цвет, что выделяет их на фоне соседних беленых стен.
Я был удивлен тому, насколько легко овладел всеми навыками, необходимыми для ведения строительных работ. Многие из живших в ашраме последователей также были удивлены, что мне удалось так скоро научиться этому. Тенамма Патти, одна из кухарок ашрама, как-то спросила об этом Бхагавана.
«Аннамалай Свами питает огромную преданность к Бхагавану, – сказала она. – Это легко понять. Но он также сделался экспертом в строительных делах, вероятнее всего, безо всякого обучения и тренировки. Как такое возможно?» Ответ Бхагавана удивил ее: «В прошлой жизни он был инженером».
Судя по различным намекам и завуалированным комментариям Бхагавана, было ясно, что он знал о прошлых жизнях по меньшей мере некоторых из своих последователей. Как правило, он держал свое знание при себе. Столь открытое утверждение с его стороны было весьма необычным – утверждение, четко указывающее на то, чем его последователь занимался в предыдущей жизни.
Моим следующим большим заданием было наблюдение за сооружением коровника. Чиннасвами договорился с местным каменщиком о строительстве маленького коровника, который бы стоил не более пятисот рупий. Чиннасвами полагал, что маленького коровника будет достаточно, поскольку на тот момент Лакшми была в ашраме единственной коровой. Бхагаван хотел, чтобы коровник был большего размера, но по каким-то причинам решил не сообщать об этом Чиннасвами.
Однажды, около десяти утра, прежде чем начать строительные работы, Чиннасвами организовал небольшую мухуртам (церемонию открытия) рядом с местом своего маленького коровника. После того как все ушли, Бхагаван отвел меня в сторону и велел изменить план.
«Через несколько лет здесь будет много коров, – сказал он. – Даже если мы построим большой коровник, здесь будет так много коров, что некоторых из них придется держать снаружи. Мы должны построить более просторный коровник, и ты, а не этот каменщик, должен вести наблюдение за строительством».
Он отвел меня на угол ашрама, туда, где теперь стоит коровник, и показал, где его строить, начертив на земле несколько линий. Мы не измеряли длину линий, но Бхагаван сказал мне, что хочет, чтобы все четыре стены были длиной сорок восемь футов.
Когда он убедился, что я понял, что надо делать, он сделал странную оговорку: «Если Чиннасвами придет и будет спорить с тобой по поводу этого плана, не говори ему, что это я попросил тебя сделать так. Притворись, что ты делаешь это по собственному почину».
Я никогда не спрашивал Бхагавана, почему он хотел, чтобы его роль в этом предприятии оставалась секретом. До сих пор это остается для меня полной тайной.
Я немедленно поручил нескольким рабочим копать рвы для фундамента. Чиннасвами вернулся в офис, так что мы могли начать работу по новому плану без его ведома. Где-то в час дня, когда работа была в самом разгаре, он решил прийти и посмотреть, каких успехов мы достигли.
Его первой реакцией был немой шок, но когда до него дошел смысл того, что я делаю, он повернулся ко мне и спросил довольно саркастичным тоном: «О, ты изменил план. Теперь это очень большой план. И кто же дал тебе полномочия творить все это?»
Я ответил, что делаю это по собственному усмотрению. Чиннасвами приказал мне вернуться к изначальному плану, но я отказался. Я сказал ему, что нам нужен более вместительный коровник и что я намерен продолжить следовать собственному плану. Чиннасвами по понятным причинам страшно рассердился, когда я отказался подчиняться ему. «Почему ты изменил план, не посоветовавшись со мной? – спросил он. – Я сарвадхикари (главный управляющий) этого ашрама».
Видя мое нежелание отступать, он начал кричать на меня и оскорблять, но ни одно из его слов или угроз не могли убедить меня последовать его указаниям. В заключение он пробормотал несколько слов скорее от разочарования, нежели в гневе: «Я стремлюсь совершенствовать ашрам. Как мне заниматься этим, если ты не подчиняешься моим указаниям? Становись тогда сарвадхикари. А я пойду в другое место».
Когда Чиннасвами в конце концов понял, что я не изменю своего решения, он пошел и сел на камень за воротами ашрама. Он был совершенно озадачен этой ситуацией. Раньше в его практике не случалось такого, чтобы кто-то из рабочих не повиновался ему столь вопиющим образом. Некоторые последователи рассказали мне, что он провел у ворот длительное время, поглощенный гневом. Я продолжил вести наблюдение за работами, поэтому мой рассказ о том, что случилось дальше, основан на свидетельстве других последователей, ставших очевидцами этого.
Чиннасвами просидел около ворот несколько часов, говоря обо мне нелестно каждому, кто был готов слушать. «Я уйду из ашрама, – то и дело жаловался он, – потому что этот человек идет против всех моих начинаний. Пусть в таком случае он заботится об ашраме. А я пойду и буду жить в Ченгаме[26] или в какое-нибудь другое место».
Три последователя – Т.К. Сундареша Айер, Рамакришна Свами и Мунагала Венкатарамиах – подошли к Чиннасвами узнать, что же разозлило его так сильно. Чиннасвами сказал им: «Я покидаю ашрам, потому что Аннамалай Свами идет против всех моих планов. Дайте мне уйти в другое место. Я вернусь, только если Аннамалай Свами будет выставлен из ашрама».
Эти трое последователей пошли к Бхагавану и сказали ему: «Чиннасвами очень зол. Он хочет уйти из ашрама. Он говорит, что вернется, только если Аннамалай Свами будет выставлен из ашрама».
Обычно Бхагаван никогда не вмешивался, если Чиннасвами увольнял рабочих или просил последователей покинуть ашрам, но на этот раз он вступился за меня, сказав: «Если Аннамалай Свами уйдет, я тоже уйду».
Чиннасвами взял назад свою угрозу покинуть ашрам и смирился с тем фактом, что я останусь в нем, но он продолжал выступать против «моего» плана по строительству коровника. В тот же вечер Чиннасвами собрал в холле всех живших в ашраме последователей и развернул дискуссию о сравнительных достоинствах его плана и моего. Бхагаван не принял участия в дискуссии. Он просто сидел и слушал. Все выступавшие последователи отдавали предпочтение маленькому коровнику. Я был единственным человеком, ратовавшим за большой, но я хранил молчание на протяжении всего обсуждения. Когда все высказались, Чиннасвами завершил дискуссию. «Теперь давайте проголосуем, – сказал он. – Что лучше: следовать моему плану или плану Аннамалая Свами?» Все отдали голоса за план Чиннасвами, думаю, прежде всего потому, что боялись его. Я вообще не голосовал.
Бхагаван заметил мое неучастие в голосовании и поинтересовался: «А каково твое мнение?» Я ответил ему: «Я думаю, что нам следует построить очень большой коровник на том фундаменте, который я начал строить сегодня утром».
Бхагаван не сделал ни одного намека, чтобы дать понять, на чьей он стороне. Когда один из последователей во время дебатов предположил, что я, возможно, выполняю план по секретному указанию Бхагавана, Бхагаван ни подтвердил, ни опровергнул эту идею. Он оставался беспристрастным до самого конца.
После того как я высказал свое мнение по поводу данного вопроса, Бхагаван заметил: «Похоже, что теперь присутствующие здесь разделились на две группы. Посмотрим, какой из двух планов будет в итоге воплощен в жизнь». Это были его заключительные слова на сей счет. Сказав их, он встал и вышел из холла.
Хотя исход дебатов остался неопределен, Бхагаван дал мне немного пространства для маневрирования. Не позволив Чиннасвами выгнать меня и отказавшись одобрить его план, мне кажется, он молча дал добро на строительство большого коровника. Исходя из этого предположения, я продолжил рыть рвы для фундамента. Чиннасвами не пытался остановить меня, но посылал в мой адрес поток недовольства, в основном касающегося стоимости проекта.
Это самое первое задание заняло совсем короткое время. Когда оно было завершено, Бхагаван велел мне следить за строительством большой стены в северной части ашрама.
В течение первых нескольких лет существования Шри Раманашрамама река, которая теперь течет за стеной, протекала через центр ашрама. Бхагаван попросил меня возвести стену, чтобы перекрыть потоку путь через ашрам и таким образом защитить нас от разлива воды, которая стекала с холма во время сезона дождей. К тому моменту уже была возведена небольшая земляная плотина, защищавшая северную часть ашрама, но Бхагаван, видимо, считал, что этого недостаточно, чтобы сдержать крупное наводнение. Делая общий набросок работ, Бхагаван поведал мне об одной из проблем, с которыми ашрам сталкивался в прошлом.
«В наш первый год здесь, – сказал Бхагаван, – всякий раз после сильного дождя возникал стремительный поток воды до пять-шесть футов глубиной и протекал по каналу, который пересекает ашрам по центру».
Если описывать местонахождение этого канала относительно строений, которые теперь существуют на территории ашрама, то можно сказать, что, пройдя мимо западной части столовой, он поворачивал на восток и шел по задней стороне того, что теперь является холлом самадхи Бхагавана. Он покидал ашрам недалеко от моста, находящегося рядом со святилищем Дакшинамурти.Бхагаван сказал мне, что хочет построить огромную стену из земли и камней длиной около 100 ярдов, которая будет постоянно отклонять поток и заставлять его стекать в Агни Тиртхам – большой искусственный резервуар в трехстах ярдах к востоку от ашрама.
Мне сказали, что правильный термин, обозначающий подобное строение, – «берегоукрепление». Сам Бхагаван употреблял слово ракшанай, что означает «защита». Он повторил мне несколько раз, что это берегоукрепление будет защищать ашрам от всех будущих наводнений.
Указания, данные мне самим Бхагаваном, заключались в том, что из камня нужно было построить две параллельные стены, слегка наклоненные друг к другу.
Стены должны были достигать шести футов в высоту, расстояние между их верхними частями – восьми футов.
«Когда будешь строить стены, – посоветовал Бхагаван, – заполни пространство между ними грязью. Если смешать землю с водой и спресовать ее, она будет очень прочной». Пока я выполнял данные указания, несколько групп последователей пришли посмотреть на это. Из-за размера и толщины стены некоторые из них начали шутить, что я строю железнодорожную насыпь. Другие шутливо интересовались, стену я строю или дамбу. Все они считали, что я понапрасну трачу деньги (в те дни у ашрама их было совсем мало), возводя такую мощную стену. Я оставался невозмутим, слыша их комментарии, критику и шутки, поскольку знал, что просто следую указаниям Бхагавана.
Однажды, когда я работал над этой стеной, мунсиф (сборщик налогов) Тируваннамалая пришел посмотреть на меня. Через несколько минут он заметил: «Почему ты строишь такую большую стену? Какой дурак дал тебе этот план?» Мне было неприятно слышать, что Бхагавана оскорбляют таким образом, поэтому я ответил ему очень сердито: «Ступай в офис Чиннасвами и выпей кофе. Не приходи сюда и не вмешивайся в мою работу. Если ты снова придешь и заявишь что-то подобное, я побью тебя сандалями».
Так я говорил, потому что прочитал где-то утверждение Рамакришны Парамахамсы: «Если кто-то оскорбляет твоего Гуру, тебе следует ударить его».
Мунсиф отправился к Чиннасвами и пожаловался, что я угрожаю ему. Чиннасвами привел ко мне мунсифа и потребовал объяснить, почему я говорил с ним таким образом. Я сказал: «Этот человек пришел ко мне и спросил: „Какой дурак дал тебе этот план?" Я следую плану Бхагавана. Кто он такой, чтобы оскорблять моего Гуру?»
Похоже, Чиннасвами удовлетворило мое объяснение, потому что он увел мунсифа и больше не вспоминал об этом. Я могу объяснить свое странное поведение тем, что в те дни был весьма вспыльчив и жаждал защитить честь Бхагавана и его доброе имя.
Когда работа была почти закончена, я добавил два ряда каменных ступеней, один с западного конца, а другой – посередине, так что Бхагаван и его последователи могли легко преодолеть стену на пути к Аруначале.
Решение Бхагавана и его предусмотрительность в конце концов оправдали себя. Во время сезона дождей, пришедшего после окончания строительства стены, река за ашрамом вышла из берегов. Образовавшийся поток воды поднялся и достиг трех четвертей стены. К счастью, стена была достаточно прочной, чтобы выдержать напор и отвести всю воду от ашрама.
После того как стена была закончена, Рамасвами Пиллай засыпал старое речное русло. В те дни он проводил много работ, выравнивая землю ашрама и строя террасы. Когда Бхагаван только переехал в Раманашрамам в 1922 году, в земле было полно рытвин, в основном потому, что местные жители брали оттуда землю и, превращая ее в грязь, использовали для своих домов. В течение нескольких лет Рамасвами Пиллай засыпал все те рытвины и выровнял землю. Он был полон такого энтузиазма, что работал даже по ночам.
Высота стены давно уже не шесть футов. Вскоре после того как она была закончена, земля с обеих ее сторон была поднята и выровнена. В наши дни лишь около пяти футов первоначальной стены высятся над землей. В качестве завершающего штриха к этой истории следует упомянуть, что некоторые из последователей планировали построить дополнительную стену поверх берегоукрепления. От этой идеи пришлось отказаться, потому как денег у нас на это не было
После того как работы по стене были завершены, Бхагаван попросил меня присмотреть за строительством склада, который теперь находится напротив кухонной двери. Прежде чем я расскажу как возникло это и многие другие строения в ашраме, будет полезно объяснить, как выглядел ашрам в те дни.
Когда я только приехал в 1928 году, Бхагаван жил в старом холле. Его строительство было едва завершено. До того Бхагаван в течение пяти или шести лет обитал в маленькой комнате, являвшейся частью здания, где находилась самадхи Матери.
Шри Раманашрамам возник вокруг самадхи матери Раманы Махарши. После того как она достигла реализации Я в момент своей смерти в 1922 году, ее тело было похоронено у подножия южной части Аруначалы. Из Скандашрама Бхагаван переехал к самадхи, возведенному над могилой несколькими месяцами спустя.Есть еще одна интересная история, связанная с ранними днями старого холла. Поначалу там не было софы. Бхагаван просто сидел на деревянной скамье в углу комнаты. Позднее человек по имени Рангасвами Гоундер принес софу и попросил Бхагавана сидеть на ней. Когда Бхагаван отказался, Рангасвами Гоундер расплакался. Три дня подряд он плакал в холле, моля Бхагавана принять его подарок. В конце концов ночью третьего дня Бхагаван встал со своей скамьи и отправился спать на софу. С того самого дня он проводил большую часть времени, сидя или спя на этой софе.
Чиннасвами взял на себя управление ашрамом где-то в конце 1928 года. Впервые он приехал жить с Бхагаваном в тот период, когда Бхагаван находился в Скандашраме. Там он стал санньясином и принял имя Ниранджанананда Свами. Поскольку он был младшим братом Бхагавана, большинство людей называли его Чиннасвами, что означает «маленький свами» или «более молодой свами».
Есть еще одна история, не слишком известная, о здании, построенном вокруг самадхи Матери. Изначально лингам был закрыт небольшим шалашом, сделанным из листьев кокоса.
Лингам – вертикальный цилиндрический камень со скругленным верхним концом. Это символ непроявленного Шивы, и ему поклоняются во всех шиваистских храмах. Лингамы часто устанавливают в самадхи шиваитов-святых.Где-то в середине 1920-х годов группа изготовителей кирпичей попыталась испечь некоторое количество кирпичей рядом с ашрамом. Не сумев пропечь кирпичи должным образом, они бросили их. Бхагаван, не желая расточать что-либо, хоть отдаленно полезное, решил, что кирпичи могут пригодиться для возведения стены вокруг самадхи Матери. Через несколько дней, посреди ночи, Бхагаван и все остальные последователи, обитавшие в ашраме, выстроились в цепь между печью для обжига кирпичей и самадхи. Передавая друг другу кирпичи по цепочке, они смогли за ночь переправить их все в ашрам. На следующий день вокруг самадхи была построена стена. Бхагаван сам выполнил всю работу по строительству внутренней части стены, в то время как профессиональный каменщик строил внешнюю часть. Новое строение было закончено, когда поверх стен была установлена тростниковая крыша.
Между этим строением и старым холлом, в котором теперь находится холл с самадхи Бхагавана, находилось длинное кирпичное сооружение, вмещавшее первоначальную столовую и кухню. Бхагаван любил принимать утреннюю ванну в углу этого здания до тех пор, пока для него не была построена отдельная ванная комната.
Эти три строения – самадхи Матери, старая столовая и старый холл – были единственными значительными сооружениями, возведенными до 1928 года – года моего прибытия сюда. Кроме них стояло несколько хижин из листьев кокосовой пальмы, использовавшихся в качестве жилья для последователей, постоянно проживающих в ашраме, и несколько бамбуковых сараев.
Таково было состояние ашрама на тот момент, когда Бхагаван попросил меня провести строительство склада. Рангасвами Гоундер – человек, подаривший софу, – внес пожертвования для ашрама и попросил использовать их для постройки коровника. Он также пообещал пожертвовать несколько коров, когда коровник будет готов. Чиннасвами решил, что склад ашраму нужнее. Не откладывая, он принялся сооружать здание в виде коровника, чтобы только угодить Рангасвами Гоундеру, но как только оно было закончено, он превратил его в склад. Превращение было лишь частичным. Даже сегодня на внутренних стенах висят металлические кольца, к которым должны были привязываться коровы. По понятным причинам Рангасвами Гоундер был раздражен из-за изменения плана. Он пришел и принялся оскорблять Чиннасвами в недвусмысленных выражениях, обвиняя его в растрате денег, но Чиннасвами спокойно выслушал все это, не говоря ни слова.
Склад стал моей первой крупной строительной работой. Я взялся за нее с некоторой опаской, поскольку до того у меня не было опыта строительства зданий. Мой отец был выдающимся строителем, но он так и не передал мне ни одного из своих умений. Бхагаван, зная, что я нервничаю из-за отсутствия опыта, помог мне справиться с работой. Рабочие подозревали, что я не имею никакого базового представления о строительных делах, но были достаточно дипломатичны, чтобы не говорить об этом. Тем не менее, как только я усвоил некоторые азы от Бхагавана, то набрался достаточной смелости, чтобы начертить для рабочих несколько простых планов. Должно быть, они не были лишены некоторого достоинства, поскольку, когда я принялся объяснять их рабочим, они стали относиться ко мне более благосклонно.
Пока шли работы, каменщики и помогавшие строительству женщины сплетничали о мирских делах. Старший каменщик явно поощрял их поведение, перекидываясь с ними довольно грубыми шутками. До сих пор я жил весьма защищенной жизнью, и потому их поведение меня изрядно поразило.
В конце концов я пошел к Бхагавану и сказал: «Я вынужден находиться рядом с каменщиками и работницами для того, чтобы контролировать их, но они постоянно говорят о мирских делах самым вульгарным образом. Их разговоры несколько смущают мой ум».
Бхагаван кивнул, но ничего не ответил. Немного позднее я с радостью обнаружил, что главный каменщик был заменен человеком по имени Куппусвами, который был несравненно лучше своего предшественника. Он прочитал и изучил «Кайвалья Наванитам» и «Рибху Гиту»[24], кроме того, он посещал занятия ведантой в Исанья Матхе. Мы легко нашли общий язык.
Бхагаван, казалось, обладал природной склонностью к строительным работам, что более чем компенсировало у него недостаток опыта. Он всегда знал, как принять нужное решение в нужное время. Так, например, внутри склада находилось три очень больших арочных свода. Каменщик, первоначально строивший их, проделал плохую работу, и на стенах в верхней части каждого свода появились трещины. Бхагаван дал мне детальные инструкции относительно того, как зацементировать эти трещины и как вставить «замковые» камни в верхнюю часть каждого свода, чтобы укрепить их. Понятия не имею, откуда он знал о таких вещах. Я уверен, что ему никогда до этого не приходилось строить каменный арочный свод. Те «замковые» камни до сих пор видны, поскольку выступают на полтора дюйма с каждой стороны стены.
Именно во время строительства склада у меня произошел первый конфликт с Чиннасвами. У него были собственные представления о строительстве, и он упорно настаивал на том, чтобы я следовал им. Я вынужден был отказаться, поскольку уже получил противоположные указания Бхагавана. Я так и не сумел заставить его понять, что указаниям Бхагавана всегда должно отдаваться предпочтение. Из-за этого у нас происходило множество ссор, потому как я ни разу не согласился выполнить его инструкции. Моя непреклонность приводила Чиннасвами в страшный гнев, ибо он полагал, что я намеренно попираю его авторитет. Мне было безразлично его неблагоприятное мнение обо мне. Я оставался верным себе, поскольку знал, что идти против воли Бхагавана было бы ошибкой. Тогда я еще не знал, что нам предстояло ссориться подобным образом практически из-за каждого сооружения, которое я строил.
Порой, пока я только делал первые шаги на этом поприще, я впадал в отчаяние. Приходилось преодолевать множество непростых проблем. Кроме того, стоял разгар лета, тени не было, и жара часто бывала нестерпимой. Несколько раз меня посещала мысль: «Почему Бхагаван создает для меня все эти неприятности, заставляя работать вот так, под прямыми лучами летнего солнца?»
Однажды, когда подобные мысли пробегали у меня в голове, Бхагаван подошел посмотреть, насколько я продвинулся в работе. Заметив мое настроение, он сказал: «Я подумал, что если поручу тебе эту работу, ты будешь готов выполнить ее с охотой. Я решил, что ты способен справиться с ней. Но если ты с ней не справляешься или считаешь ее слишком сложной, то просто оставь ее». Бхагаван дал мне возможность признать поражение, но я отказался его принять. За несколько минут до появления Бхагавана мои мысли были мятежны. Теперь же, услышав слова Бхагавана, я был полон желания продолжать.
Когда склад был закончен, Бхагаван попросил меня сделать над входом барельеф с изображением Аруначалы. Он хотел, чтобы для этого использовалась известковая штукатурка. Он уже научил меня, как правильно готовить известковый раствор, но я понятия не имел, каким образом лепить из него трехмерное изображение.
«Я не знаю, с чего начать создание подобной фигуры, – сказал я Бхагавану. – Что мне нужно делать?» Бхагаван взял лист бумаги и нарисовал на нем Аруначалу. Помимо главной вершины на фоне неба были изображены контуры трех более низких пиков. Закончив рисунок, он сказал мне, что основной пик олицетворяет Шиву, в то время как три дополнительных представляют собой Амбалу, Винаяку и Субраманью. Бхагаван дал мне этот рисунок и сказал сделать соответствующее изображение из известняка.
Амбала – другое имя Парвати, супруги Шивы; Винаяка (также известный как Ганапати) и Субраманья – сыновья Шивы. Гора Аруначала традиционно считается проявлением Шивы.«Но, Бхагаван, – сказал я, – я понятия не имею, как лепить из известняка подобные формы. Как мне это сделать?» На этот раз Бхагаван отказался давать подсказки.
«Это Аннамалай[25], – сказал он. – Ты тоже Аннамалай. Ты должен знать, как это делается, без моей помощи».
Я смирился с поручением и просидел немало времени, пытаясь выполнить его. У меня были серьзные сомнения насчет моей способности справиться с ним надлежащим образом, но поскольку Бхагаван поручил мне сделать это, я не мог отказаться от работы. Я соорудил несколько строительных лесов так, чтобы иметь возможность сидеть напротив стены. Я просидел там три дня, возясь с известняком в потугах изобразить что-то, напоминающее Аруначалу. Все мои попытки оказались неудачными.
К сожалению, моей решимости добиться успеха не хватало, чтобы компенсировать отсутствие навыка и опыта. В середине третьего дня Бхагаван, видя отсутствие какого-либо прогресса, вскарабкался по лестнице и сел рядом со мной. Он объяснил, как следует выполнять работу, демонстрируя правильную технику на нескольких кусках известняка. Послушав Бхагавана и понаблюдав за его работой несколько минут, я вдруг понял, как правильно выполнить всю работу. Когда Бхагаван убедился, что я овладел техникой, он предоставил мне самому закончить начатое. Я завершил все работы до окончания того же третьего дня. На следующий день, следуя указаниям Бхагавана, я выполнил другой, идентичный барельеф над внутренней частью входной двери. Обе эти фигуры все еще там. Мне сказали, что на сегодняшний день они окрашены в синий цвет, что выделяет их на фоне соседних беленых стен.
Я был удивлен тому, насколько легко овладел всеми навыками, необходимыми для ведения строительных работ. Многие из живших в ашраме последователей также были удивлены, что мне удалось так скоро научиться этому. Тенамма Патти, одна из кухарок ашрама, как-то спросила об этом Бхагавана.
«Аннамалай Свами питает огромную преданность к Бхагавану, – сказала она. – Это легко понять. Но он также сделался экспертом в строительных делах, вероятнее всего, безо всякого обучения и тренировки. Как такое возможно?» Ответ Бхагавана удивил ее: «В прошлой жизни он был инженером».
Судя по различным намекам и завуалированным комментариям Бхагавана, было ясно, что он знал о прошлых жизнях по меньшей мере некоторых из своих последователей. Как правило, он держал свое знание при себе. Столь открытое утверждение с его стороны было весьма необычным – утверждение, четко указывающее на то, чем его последователь занимался в предыдущей жизни.
Моим следующим большим заданием было наблюдение за сооружением коровника. Чиннасвами договорился с местным каменщиком о строительстве маленького коровника, который бы стоил не более пятисот рупий. Чиннасвами полагал, что маленького коровника будет достаточно, поскольку на тот момент Лакшми была в ашраме единственной коровой. Бхагаван хотел, чтобы коровник был большего размера, но по каким-то причинам решил не сообщать об этом Чиннасвами.
Однажды, около десяти утра, прежде чем начать строительные работы, Чиннасвами организовал небольшую мухуртам (церемонию открытия) рядом с местом своего маленького коровника. После того как все ушли, Бхагаван отвел меня в сторону и велел изменить план.
«Через несколько лет здесь будет много коров, – сказал он. – Даже если мы построим большой коровник, здесь будет так много коров, что некоторых из них придется держать снаружи. Мы должны построить более просторный коровник, и ты, а не этот каменщик, должен вести наблюдение за строительством».
Он отвел меня на угол ашрама, туда, где теперь стоит коровник, и показал, где его строить, начертив на земле несколько линий. Мы не измеряли длину линий, но Бхагаван сказал мне, что хочет, чтобы все четыре стены были длиной сорок восемь футов.
Когда он убедился, что я понял, что надо делать, он сделал странную оговорку: «Если Чиннасвами придет и будет спорить с тобой по поводу этого плана, не говори ему, что это я попросил тебя сделать так. Притворись, что ты делаешь это по собственному почину».
Я никогда не спрашивал Бхагавана, почему он хотел, чтобы его роль в этом предприятии оставалась секретом. До сих пор это остается для меня полной тайной.
Я немедленно поручил нескольким рабочим копать рвы для фундамента. Чиннасвами вернулся в офис, так что мы могли начать работу по новому плану без его ведома. Где-то в час дня, когда работа была в самом разгаре, он решил прийти и посмотреть, каких успехов мы достигли.
Его первой реакцией был немой шок, но когда до него дошел смысл того, что я делаю, он повернулся ко мне и спросил довольно саркастичным тоном: «О, ты изменил план. Теперь это очень большой план. И кто же дал тебе полномочия творить все это?»
Я ответил, что делаю это по собственному усмотрению. Чиннасвами приказал мне вернуться к изначальному плану, но я отказался. Я сказал ему, что нам нужен более вместительный коровник и что я намерен продолжить следовать собственному плану. Чиннасвами по понятным причинам страшно рассердился, когда я отказался подчиняться ему. «Почему ты изменил план, не посоветовавшись со мной? – спросил он. – Я сарвадхикари (главный управляющий) этого ашрама».
Видя мое нежелание отступать, он начал кричать на меня и оскорблять, но ни одно из его слов или угроз не могли убедить меня последовать его указаниям. В заключение он пробормотал несколько слов скорее от разочарования, нежели в гневе: «Я стремлюсь совершенствовать ашрам. Как мне заниматься этим, если ты не подчиняешься моим указаниям? Становись тогда сарвадхикари. А я пойду в другое место».
Когда Чиннасвами в конце концов понял, что я не изменю своего решения, он пошел и сел на камень за воротами ашрама. Он был совершенно озадачен этой ситуацией. Раньше в его практике не случалось такого, чтобы кто-то из рабочих не повиновался ему столь вопиющим образом. Некоторые последователи рассказали мне, что он провел у ворот длительное время, поглощенный гневом. Я продолжил вести наблюдение за работами, поэтому мой рассказ о том, что случилось дальше, основан на свидетельстве других последователей, ставших очевидцами этого.
Чиннасвами просидел около ворот несколько часов, говоря обо мне нелестно каждому, кто был готов слушать. «Я уйду из ашрама, – то и дело жаловался он, – потому что этот человек идет против всех моих начинаний. Пусть в таком случае он заботится об ашраме. А я пойду и буду жить в Ченгаме[26] или в какое-нибудь другое место».
Три последователя – Т.К. Сундареша Айер, Рамакришна Свами и Мунагала Венкатарамиах – подошли к Чиннасвами узнать, что же разозлило его так сильно. Чиннасвами сказал им: «Я покидаю ашрам, потому что Аннамалай Свами идет против всех моих планов. Дайте мне уйти в другое место. Я вернусь, только если Аннамалай Свами будет выставлен из ашрама».
Эти трое последователей пошли к Бхагавану и сказали ему: «Чиннасвами очень зол. Он хочет уйти из ашрама. Он говорит, что вернется, только если Аннамалай Свами будет выставлен из ашрама».
Обычно Бхагаван никогда не вмешивался, если Чиннасвами увольнял рабочих или просил последователей покинуть ашрам, но на этот раз он вступился за меня, сказав: «Если Аннамалай Свами уйдет, я тоже уйду».
Чиннасвами взял назад свою угрозу покинуть ашрам и смирился с тем фактом, что я останусь в нем, но он продолжал выступать против «моего» плана по строительству коровника. В тот же вечер Чиннасвами собрал в холле всех живших в ашраме последователей и развернул дискуссию о сравнительных достоинствах его плана и моего. Бхагаван не принял участия в дискуссии. Он просто сидел и слушал. Все выступавшие последователи отдавали предпочтение маленькому коровнику. Я был единственным человеком, ратовавшим за большой, но я хранил молчание на протяжении всего обсуждения. Когда все высказались, Чиннасвами завершил дискуссию. «Теперь давайте проголосуем, – сказал он. – Что лучше: следовать моему плану или плану Аннамалая Свами?» Все отдали голоса за план Чиннасвами, думаю, прежде всего потому, что боялись его. Я вообще не голосовал.
Бхагаван заметил мое неучастие в голосовании и поинтересовался: «А каково твое мнение?» Я ответил ему: «Я думаю, что нам следует построить очень большой коровник на том фундаменте, который я начал строить сегодня утром».
Бхагаван не сделал ни одного намека, чтобы дать понять, на чьей он стороне. Когда один из последователей во время дебатов предположил, что я, возможно, выполняю план по секретному указанию Бхагавана, Бхагаван ни подтвердил, ни опровергнул эту идею. Он оставался беспристрастным до самого конца.
После того как я высказал свое мнение по поводу данного вопроса, Бхагаван заметил: «Похоже, что теперь присутствующие здесь разделились на две группы. Посмотрим, какой из двух планов будет в итоге воплощен в жизнь». Это были его заключительные слова на сей счет. Сказав их, он встал и вышел из холла.
Хотя исход дебатов остался неопределен, Бхагаван дал мне немного пространства для маневрирования. Не позволив Чиннасвами выгнать меня и отказавшись одобрить его план, мне кажется, он молча дал добро на строительство большого коровника. Исходя из этого предположения, я продолжил рыть рвы для фундамента. Чиннасвами не пытался остановить меня, но посылал в мой адрес поток недовольства, в основном касающегося стоимости проекта.