Страница:
Алистер тотчас же сменил тему беседы.
– Не могу припомнить, в какое время года Тарли привез вас на «Калипсо», но сейчас там не слишком жарко. Погода вполне терпимая. Случается, бывают краткие периоды послеполуденных дождей, но вскоре за ними следует солнечная погода. Большинство находит ее восхитительной, и я надеюсь, что вы с этим согласитесь.
Губы Джессики изогнулись в улыбке, которую едва ли можно было счесть обольстительной, но для него она стала именно такой.
– Вы умеете лавировать в опасной беседе с необычайной уверенностью.
– Во многих случаях это необходимо для ведения дел. – Алистер посмотрел на нее. – Удивлены? Впечатлены?
– А вы бы хотели удивить и впечатлить меня?
– Очень хотел бы.
– Почему?
– Вы воплощение светскости. Получившие ваше одобрение имеют право на признание в обществе.
Лицо Джессики выразило сомнение.
– Вы слишком высокого мнения обо мне. Я этого не заслуживаю.
Он слегка повернулся и посмотрел на нее, непринужденно опираясь о поручни.
– В таком случае позвольте мне сказать вам, что я был бы весьма польщен, если бы заслужил ваше уважение.
Джессика наклонила зонтик так, что он заслонил от него ее лицо.
– Пока что вам это вполне удавалось.
– Благодарю вас. И все же не судите меня слишком строго, если я и впредь буду стараться изо всех сил.
– Но вы и так стараетесь достаточно.
Ее чопорный тон вызвал у него широкую улыбку. На этот раз тему разговора пришлось сменить ей.
– Вода вокруг острова такая же прозрачная, как мне припоминается?
– Прозрачная как стекло. С берега можно видеть плавающих рыб. И вдоль берега мелкие места тянутся довольно далеко, настолько, что можно вброд дойти до рифов.
– Придется мне найти такое место.
– Я покажу вам.
Джесс подняла зонтик.
– Конечно, ваши обязательства по отношению к Майклу не простираются так далеко.
– Ничего не доставило бы мне большего удовольствия.
Как только у него вырвались эти слова, он понял, что хриплый голос выдал слишком многое. Но сделать уже ничего было нельзя. Особенно учитывая то, что Алистер представил, как мокрая женщина резвится в воде, подняв юбку настолько высоко, что видны ее стройные лодыжки. А возможно, даже округлые икры…
– Думаю, сегодня я достаточно напиталась солнцем, – сказала Джессика, делая шаг назад. – Приятно было побеседовать с вами, мистер Колфилд.
Алистер выпрямился.
– Следующие несколько недель я буду здесь, – поддразнил он, – если вам снова захочется получить немного солнца.
Она скользнула прочь и бросила через плечо:
– Я не забуду этого.
Мягкая нота в ее тоне, намекающая на флирт, вызвала в нем прилив удовлетворения. Это была малая победа, но он давным-давно научился получать все, чего хотел.
Глава 4
Глава 5
– Не могу припомнить, в какое время года Тарли привез вас на «Калипсо», но сейчас там не слишком жарко. Погода вполне терпимая. Случается, бывают краткие периоды послеполуденных дождей, но вскоре за ними следует солнечная погода. Большинство находит ее восхитительной, и я надеюсь, что вы с этим согласитесь.
Губы Джессики изогнулись в улыбке, которую едва ли можно было счесть обольстительной, но для него она стала именно такой.
– Вы умеете лавировать в опасной беседе с необычайной уверенностью.
– Во многих случаях это необходимо для ведения дел. – Алистер посмотрел на нее. – Удивлены? Впечатлены?
– А вы бы хотели удивить и впечатлить меня?
– Очень хотел бы.
– Почему?
– Вы воплощение светскости. Получившие ваше одобрение имеют право на признание в обществе.
Лицо Джессики выразило сомнение.
– Вы слишком высокого мнения обо мне. Я этого не заслуживаю.
Он слегка повернулся и посмотрел на нее, непринужденно опираясь о поручни.
– В таком случае позвольте мне сказать вам, что я был бы весьма польщен, если бы заслужил ваше уважение.
Джессика наклонила зонтик так, что он заслонил от него ее лицо.
– Пока что вам это вполне удавалось.
– Благодарю вас. И все же не судите меня слишком строго, если я и впредь буду стараться изо всех сил.
– Но вы и так стараетесь достаточно.
Ее чопорный тон вызвал у него широкую улыбку. На этот раз тему разговора пришлось сменить ей.
– Вода вокруг острова такая же прозрачная, как мне припоминается?
– Прозрачная как стекло. С берега можно видеть плавающих рыб. И вдоль берега мелкие места тянутся довольно далеко, настолько, что можно вброд дойти до рифов.
– Придется мне найти такое место.
– Я покажу вам.
Джесс подняла зонтик.
– Конечно, ваши обязательства по отношению к Майклу не простираются так далеко.
– Ничего не доставило бы мне большего удовольствия.
Как только у него вырвались эти слова, он понял, что хриплый голос выдал слишком многое. Но сделать уже ничего было нельзя. Особенно учитывая то, что Алистер представил, как мокрая женщина резвится в воде, подняв юбку настолько высоко, что видны ее стройные лодыжки. А возможно, даже округлые икры…
– Думаю, сегодня я достаточно напиталась солнцем, – сказала Джессика, делая шаг назад. – Приятно было побеседовать с вами, мистер Колфилд.
Алистер выпрямился.
– Следующие несколько недель я буду здесь, – поддразнил он, – если вам снова захочется получить немного солнца.
Она скользнула прочь и бросила через плечо:
– Я не забуду этого.
Мягкая нота в ее тоне, намекающая на флирт, вызвала в нем прилив удовлетворения. Это была малая победа, но он давным-давно научился получать все, чего хотел.
Глава 4
Вечером, снова наслаждаясь на удивление изысканным обедом, Джессика несколько раз бросала через стол взгляд на Алистера Колфилда. Она не могла не восхищаться тем, как он изменился и каким мужчиной стал. Он легко выдерживал конкуренцию с внушительным капитаном, человеком много старше. А корабельный врач Морли проявлял к нему почтение вовсе не потому, что был его служащим. Это было очевидно. Оба они явно восхищались Алистером и прислушивались к его мнению. В ответ на это он обращался с ними как с равными, и это произвело на Джессику сильное впечатление.
Как и накануне вечером, она обращалась к темам, интересным для мужчин. Сейчас они обсуждали работорговлю – тему, насколько ей было известно, вызывавшую жаркие споры в определенных кругах. Сначала Колфилд неохотно высказывался о своих взглядах на этот вопрос и о том, каким образом поставляет рабочую силу на свою плантацию. Но когда Джесс проявила интерес, он пошел ей навстречу. Она вспомнила, как когда-то высмеивала легкость, с которой он попирал установленные нормы поведения, но сейчас она оценила эту его черту. Ни ее отец, ни Тарли никогда не обсуждали деловые проблемы или политическую жизнь в ее присутствии. Готовность же Колфилда к открытому разговору на подобные темы воодушевила ее и придала ей отваги затронуть сферы, в которые при других обстоятельствах она никогда бы не посмела вторгнуться.
– Неужели на большинстве плантаций и впрямь полагаются на труд рабов? – спросила она, прекрасно сознавая, что отмена рабства никоим образом не покончила с работорговлей.
Капитан подергал себя за бороду.
– Как и в случае с пиратами, закон страны не изменит образа мыслей торговцев. А превентивные силы слишком малы для этого.
– А для вас пираты представляют проблему, капитан?
– Они бич для всех кораблей, но я с гордостью могу сказать, что пока еще ни на один корабль под моим командованием пираты не нападали и не брали его на абордаж.
– Я в этом не сомневалась! – воскликнула она с жаром, и это вызвало ослепительную улыбку капитана Смита. Джесс переключила внимание на Алистера, намереваясь игнорировать его привлекательность, но тщетно. Это усилие пропало даром. Его красота обладала свойством безотказно действовать на чувства женщины, и ни время, ни привычка не умаляли его привлекательности.
– А «Калипсо» полагается на рабский труд?
Алистер кивнул:
– Большинство плантаций зависят от него.
– И ваша тоже не исключение?
Он откинулся на спинку скамьи. Сжал губы, прежде чем ответить, будто обдумывая ответ. Она оценила его осмотрительность, черту, которой прежде в нем не предполагала.
– С точки зрения бизнеса рабство эффективно, поскольку это дешевая рабочая сила. Что же касается моей личной точки зрения, то я предпочитаю, чтобы на меня работали люди, желающие это делать.
– Вы не ответили на мой вопрос.
– Я не использую рабский труд на «Sous la Lune», – ответил он, глядя на нее так, будто его интересовала ее реакция. – Я использую людей, с которыми заключаю договора. В основном китайцев или индийцев. У меня в услужении есть несколько негров, но они свободные люди.
– «Под Луной», – пробормотала она, переведя название плантации с французского. – Как красиво…
– Да, – ответил он, загадочно улыбаясь. – Можете называть меня сентиментальным.
Руки Джессики покрылись гусиной кожей. Ей показалось, он намекал на ту ночь в парке Пеннингтон. Но если так, то он говорил о ней совсем не в том ключе, как она ожидала. Его тон был теплым и вкрадчивым, а не глумливым, и она не почувствовала в нем намека на нескромное предложение. Но почему столь скабрезный инцидент будил в нем сентиментальность?
Колфилд поднес к губам стакан, глядя на нее поверх его края и не отпуская ее взгляда.
Его холодные синие глаза смотрели на нее оценивающе, и от этого ее кожу обдало жаром.
Мысленно Джессика вернулась к той ночи и попыталась пересмотреть свое отношение к ней и к нему. Акт, в котором он участвовал, был непристойным, и долгое время она рассматривала Колфилда только в этом аспекте. Но вот в момент, когда их взгляды встретились и замкнулись друг на друге, она почувствовала нечто другое, что-то еще. Она не могла понять, что это было, но ее это пугало. Если бы кто-нибудь описал ей подобный случай, она пришла бы в ужас и не нашла в нем ничего положительного. Но это произошло с ней, и последовавший за этим разговор с Тарли изменил ее жизнь безвозвратно. Для нее открылись новые, до сих пор неведомые потребности, и желание продиктовало ей необходимость сообщить о них мужчине, с которым она собиралась сочетаться браком. В результате этого шесть лет ее брака стали для нее счастливыми. Возможно, и Алистер что-то выиграл от этого? Джесс надеялась, что наступит день, когда она наберется храбрости и спросит его об этом напрямик.
– Почему же Тарли продолжал пользоваться рабским трудом? – спросила она, стараясь найти менее опасную и менее личную тему.
– Не думайте о нем плохо, – ответил Алистер. – Он не нес прямой ответственности за управление плантацией «Калипсо». Там есть десятник и управляющий, и именно они ведают такими нюансами ведения дел в интересах своего работодателя.
– Скорее ради прибыли.
– Но ведь это одно и то же. Разве нет? – Он подался вперед и посмотрел на нее сурово. – Умоляю вас принимать это во внимание. Идеалы хороши и благородны, но ими не прокормиться, не одеться и не согреться.
– Но вы-то используете другие средства, – возразила Джесс.
Ей было неприятно думать, что ее одежда, драгоценности, удобный двухколесный экипаж и другие предметы роскоши были приобретены на средства, полученные в результате подневольного труда рабов. Она хорошо знала, что это такое – оказаться бессильным и полагаться на милость и капризы другой личности.
– Мои другие деловые интересы дают мне большую свободу.
– Значит, мне следует признать, что идеалы оплачиваются звонкой монетой?
– Возможно, это и не звучит романтично, но факт остается фактом, – согласился он, и тон его не был извиняющимся.
Таким он и был. Молодой человек, готовый принять любое пари и оплату своих сексуальных услуг, услуг племенного жеребца. А она-то гадала, куда он девался, но оказалось, что остался здесь. Просто приобрел некоторый лоск, замаскировавший острые углы.
– Весьма поучительно, – пробормотала она, отхлебнув слишком большой глоток вина.
При первой же возможности Джесс попросила извинить ее и направилась в свою каюту. Она старалась как можно скорее пройти коридор.
– Джессика!
Звук ее имени в устах Алистера, произнесенного его низким глубоким голосом, подействовал на нее расслабляюще.
Она остановилась и обернулась, только достигнув двери своей каюты.
– Да, мистер Колфилд?
Как и накануне вечером, он быстро миновал узкий коридор.
– В мои намерения не входило расстраивать вас.
– Разумеется.
Хотя он выглядел спокойным, то, что он внезапно резко провел рукой по своим чернильно-черным волосам, говорило о другом.
– Я не хочу, чтобы вы дурно думали о Тарли из-за того, что он принимал некоторые решения, обеспечивавшие вам достойную жизнь. Он не был дураком. Если ему представлялась возможность, он не пренебрегал ею.
– Вы меня неправильно поняли, – сказала Джесс ровным голосом, в то же время испытывая необычный подъем. Как и в случае с Бенедиктом, она не опасалась говорить с Алистером откровенно. – Я не лишена здравого смысла, практичности и даже хорошо взвешенной расчетливости. Неверно было бы считать, что все это меня тяготит. Я достаточно разумна, чтобы принимать во внимание свои интересы даже в ущерб высоким идеалам. И все же я хотела бы пересмотреть условия контракта с вами по поводу «Калипсо», чтобы получить средства на оплату труда наемных рабочих. Или приобрету собственный корабль и наберу команду, если это принесет мне лучший доход. Я подумываю и об увеличении производства рома. Во всяком случае, я в состоянии найти средства сохранить свои идеалы, если пожелаю.
В слабом свете корабельных фонарей его глаза блеснули.
– Вы меня поставили на место, миледи. У меня создалось впечатление, что вы собираетесь продать «Калипсо», и в таком случае ваши вопросы скорее имеют отношение к прошлому, чем к будущему.
– Гм-м…
Похоже было, что она относится к его словам скептически.
– Когда-то однажды я недооценил вас, – признался Колфилд, держа и сжимая руки за спиной. – Но это было давным-давно.
Джесс, не сумев справиться с импульсом, спросила:
– И что же изменило ваше мнение?
– Вы изменили. – Колфилд блеснул своей дерзкой лукавой улыбкой. – Когда перед вами возникает выбор: бежать или остаться, вы остаетесь.
Острая боль в груди разом покончила с отвагой Джессики, и ей захотелось бежать. Она повернулась, чтобы открыть дверь в свою каюту, но приостановилась и бросила взгляд через плечо, прежде чем войти.
– Зато вас я всегда оценивала должным образом.
Алистер отвесил изящный поклон.
– Надеюсь, теперь вы не измените своей привычке судить обо мне. Доброй ночи, леди Тарли.
Оказавшись в своей каюте, Джессика прислонилась к закрытой двери и постаралась умерить бешеное сердцебиение.
Всегда готовая услужить, Бет уже держала влажную тряпку. Когда Джесс, прижав влажную ткань к щекам, мимоходом бросила взгляд на горничную, то заметила в ее глазах понимание. Она повернулась к ней спиной и предоставила Бет расстегивать пуговицы.
Вполне достаточно на этот вечер одного человека, способного видеть ее насквозь.
Со своими волосами цвета меда и синими глазами он был, безусловно, красив. Вместе они составляли ослепительную золотую пару – он со своим бьющим через край жизнелюбием и мягким обаянием и она, окутанная покрывалом сдержанности и умением безупречно держаться.
Регмонт сделал резкое движение головой, предназначенное для ее горничной Сары, оправлявшей платье своей госпожи и разглаживавшей крошечные морщинки на новом голубом туалете, который Эстер намеревалась надеть.
– Я надеялся увидеть тебя в розовом, отделанном кружевами. В нем ты сногсшибательна. Особенно когда надеваешь к нему жемчуга моей матери.
Она встретила в зеркале взгляд горничной и кивнула, покоряясь желанию мужа.
В противном случае ей грозил спор, а споров она старалась избегать всеми силами.
Горничная спокойно и быстро заменила платье. После того как розовое платье было разложено на кровати, Регмонт сделал горничной знак удалиться. Поспешно выходя из комнаты, Сара казалась бледной и несчастной, вне всякого сомнения, она опасалась худшего. Какой толк делать все, чтобы избежать взрыва дурного настроения Регмонта, если его склонность к таким взрывам проявлялась вопреки здравому смыслу и без причины.
Когда супруги остались одни, муж положил руки на плечи Эстер и уткнулся лицом в нежное местечко под ее ухом. Его пальцы принялись ласкать и поглаживать его, и она вздрогнула.
Он заметил это и, оцепенев, смотрел на синяк, до которого только что дотронулся.
Эстер наблюдала за ним в зеркале, ожидая увидеть признаки раскаяния в его выразительных чертах. В этом отношении он очень отличался от ее отца. Хэдли ни при каких обстоятельствах не признавал своей неправоты.
– Ты получила мой подарок? – спросил он шепотом, нежно прикасаясь губами к синяку, пятнавшему безупречную кожу у нее на лопатке.
– Да. – Она жестом указала на место на туалетном столике, куда положила брошь. – Благодарю тебя. Она очень красивая.
– Но меркнет по сравнению с тобой. – Его губы теперь щекотали мочку ее уха. – Я тебя не заслуживаю.
Ей часто приходило в голову, что они заслуживают друг друга. Эстер считала, что за все те случаи, когда Джесс заступалась за нее и принимала на себя всю тяжесть отцовского гнева, она теперь обязана принимать удары на себя, пока сестра, пусть хоть и временно, наслаждается миром в своем счастливом браке. Горчайшая ирония заключалась в том, что когда-то Эстер думала, будто между ней и Регмонтом существует родство душ, поскольку в детстве оба они подвергались отцовским нападкам и унижениям. Но как оказалось, яблоко от яблони недалеко падает.
– Как прошел твой день? – спросила она.
– Он был долгим. И я все время думал о тебе.
Он заставил ее повернуться лицом к себе, и когда она подчинилась, то оказалась сидящей спиной к зеркалу.
Регмонт опустился перед ней на колени, руки его сжали ее икры. Он положил голову ей на колени и сказал:
– Прости меня, моя дорогая.
– Эдвард, – выдохнула она.
– Ты для меня все. Никто не понимает меня так, как ты. Без тебя я бы пропал.
Она дотронулась до его влажных волос, провела по ним пальцами.
– Ты перестаешь быть собой, когда выпьешь.
– Верно, – согласился он и потерся щекой о ее бедро, покрытое синяками.
– Я не могу с собой совладать. Но ты знаешь, я ведь никогда не причиню тебе боли намеренно.
Ни в одном из своих домов они не держали спиртного, но он без труда находил его всюду. По словам приятелей, в подпитии Эдвард становился веселым и компанейским, забавным и приятным, и это продолжалось до тех пор, пока он не возвращался домой, к ней, и тогда его демоны вырывались на волю. Его слезы промочили ее сорочку и панталоны.
Он поднял голову и посмотрел на нее покрасневшими глазами.
– Ты сможешь меня простить?
Каждый раз, когда он задавал ей этот вопрос, ей становилось все труднее отвечать. Обычно он был прекрасным мужем. Нежным и внимательным. Он баловал ее подарками и знаками внимания и любви, писал ей нежные письма и знал все, что она любит. Он слушал ее, когда она говорила, и помнил все, чем она восхищалась.
Но очень быстро Эстер поняла, что при нем следует высказываться с большой осторожностью насчет своих предпочтений, поскольку он так или иначе сделает непредсказуемые выводы. А временами он становился монстром.
В душе Эстер еще оставался уголок, где таилась отчаянная нежность к сладостным воспоминаниям о счастливом начале их брака. Однако одновременно она и ненавидела мужа.
– Моя бесценная Эстер, – бормотал Эдвард, пока его руки поднимались вверх к ее талии. – Позволь мне заслужить твое прощение. Позволь поклоняться тебе и обожать тебя, как ты заслуживаешь.
– Пожалуйста, милорд. – Она сжала его запястья. – Нас ждут на балу у Грейсонов. И моя прическа уже готова.
– Я не испорчу ее, – пообещал он самым нежным и обольстительным тоном, некогда способным увлечь ее и ввергнуть в плотский грех в любом месте, где бы они ни оказались: в карете, в алькове и в любом уголке, где они могли бы обрести хоть немного уединения. – Позволь мне!
Регмонт смотрел на нее затуманенными глазами. Он был весь жаркая страсть. Когда дело доходило до его склонности к любовным утехам, слово «нет» он не принимал.
Несколько раз Эстер пыталась его урезонить, будучи не в силах выдержать мысль о том, что он дотронется до нее даже с нежностью, но Эдвард впадал в такую ярость и так упивался ею, что ей приходилось пожалеть о том, что она не согласилась. И в этих случаях он все равно добивался своего, считая, что все искупает ее ответная страсть, которую он умел в ней зажечь. В конце концов, считал он, раз она способна наслаждаться их близостью, это означает, что она ее хотела. Но Эстер, пожалуй, предпочитала боль от ударов его кулаков тому унижению, которое испытывала от предательства собственного тела.
Эдвард сорвал с нее панталоны, потом скатал и стянул чулки. Его большие ладони накрыли ее колени и раздвинули их. Его дыхание ласкало нежную кожу внутренней стороны ее бедер.
– Как ты прелестна, – восхищался он, раскрывая ее складки, исследуя ее пальцами. – Такая нежная, и сладостная, и розовая, как раковина.
Граф Регмонт был всем известным дамским угодником до того, как сделал предложение Эстер. Он приобрел свой эротический опыт, используя руки, рот и член в большей мере, чем кто-либо другой и чем считалось допустимым. И когда он пускал в ход опыт и таланты, тело Эстер всегда предавало ее. Как ни старалась она гневаться на него ради собственной безопасности и душевного спокойствия, его упорство оказывалось сильнее.
И тратил ли он на это минуты или часы, значения не имело.
Он снова и снова доказывал свою способность управлять ею, лаская языком ее сокровенную плоть. Эстер тщетно пыталась противиться наслаждению, закрывала глаза, стискивала зубы и вцеплялась руками в края мягкой табуретки. И когда ее тело сотрясалось в последней судороге наслаждения, на глазах у нее выступали слезы.
– Я люблю тебя, – шептал он яростно.
Регмонт возобновил свою чувственную атаку, побуждая Эстер откинуться назад и раскрыться еще полнее. Когда его язык вторгся в нее, ее сознание обратилось к темной вселенной, отделенной от тела. Это было хоть и слабым оправданием, но она ему обрадовалась.
Как и накануне вечером, она обращалась к темам, интересным для мужчин. Сейчас они обсуждали работорговлю – тему, насколько ей было известно, вызывавшую жаркие споры в определенных кругах. Сначала Колфилд неохотно высказывался о своих взглядах на этот вопрос и о том, каким образом поставляет рабочую силу на свою плантацию. Но когда Джесс проявила интерес, он пошел ей навстречу. Она вспомнила, как когда-то высмеивала легкость, с которой он попирал установленные нормы поведения, но сейчас она оценила эту его черту. Ни ее отец, ни Тарли никогда не обсуждали деловые проблемы или политическую жизнь в ее присутствии. Готовность же Колфилда к открытому разговору на подобные темы воодушевила ее и придала ей отваги затронуть сферы, в которые при других обстоятельствах она никогда бы не посмела вторгнуться.
– Неужели на большинстве плантаций и впрямь полагаются на труд рабов? – спросила она, прекрасно сознавая, что отмена рабства никоим образом не покончила с работорговлей.
Капитан подергал себя за бороду.
– Как и в случае с пиратами, закон страны не изменит образа мыслей торговцев. А превентивные силы слишком малы для этого.
– А для вас пираты представляют проблему, капитан?
– Они бич для всех кораблей, но я с гордостью могу сказать, что пока еще ни на один корабль под моим командованием пираты не нападали и не брали его на абордаж.
– Я в этом не сомневалась! – воскликнула она с жаром, и это вызвало ослепительную улыбку капитана Смита. Джесс переключила внимание на Алистера, намереваясь игнорировать его привлекательность, но тщетно. Это усилие пропало даром. Его красота обладала свойством безотказно действовать на чувства женщины, и ни время, ни привычка не умаляли его привлекательности.
– А «Калипсо» полагается на рабский труд?
Алистер кивнул:
– Большинство плантаций зависят от него.
– И ваша тоже не исключение?
Он откинулся на спинку скамьи. Сжал губы, прежде чем ответить, будто обдумывая ответ. Она оценила его осмотрительность, черту, которой прежде в нем не предполагала.
– С точки зрения бизнеса рабство эффективно, поскольку это дешевая рабочая сила. Что же касается моей личной точки зрения, то я предпочитаю, чтобы на меня работали люди, желающие это делать.
– Вы не ответили на мой вопрос.
– Я не использую рабский труд на «Sous la Lune», – ответил он, глядя на нее так, будто его интересовала ее реакция. – Я использую людей, с которыми заключаю договора. В основном китайцев или индийцев. У меня в услужении есть несколько негров, но они свободные люди.
– «Под Луной», – пробормотала она, переведя название плантации с французского. – Как красиво…
– Да, – ответил он, загадочно улыбаясь. – Можете называть меня сентиментальным.
Руки Джессики покрылись гусиной кожей. Ей показалось, он намекал на ту ночь в парке Пеннингтон. Но если так, то он говорил о ней совсем не в том ключе, как она ожидала. Его тон был теплым и вкрадчивым, а не глумливым, и она не почувствовала в нем намека на нескромное предложение. Но почему столь скабрезный инцидент будил в нем сентиментальность?
Колфилд поднес к губам стакан, глядя на нее поверх его края и не отпуская ее взгляда.
Его холодные синие глаза смотрели на нее оценивающе, и от этого ее кожу обдало жаром.
Мысленно Джессика вернулась к той ночи и попыталась пересмотреть свое отношение к ней и к нему. Акт, в котором он участвовал, был непристойным, и долгое время она рассматривала Колфилда только в этом аспекте. Но вот в момент, когда их взгляды встретились и замкнулись друг на друге, она почувствовала нечто другое, что-то еще. Она не могла понять, что это было, но ее это пугало. Если бы кто-нибудь описал ей подобный случай, она пришла бы в ужас и не нашла в нем ничего положительного. Но это произошло с ней, и последовавший за этим разговор с Тарли изменил ее жизнь безвозвратно. Для нее открылись новые, до сих пор неведомые потребности, и желание продиктовало ей необходимость сообщить о них мужчине, с которым она собиралась сочетаться браком. В результате этого шесть лет ее брака стали для нее счастливыми. Возможно, и Алистер что-то выиграл от этого? Джесс надеялась, что наступит день, когда она наберется храбрости и спросит его об этом напрямик.
– Почему же Тарли продолжал пользоваться рабским трудом? – спросила она, стараясь найти менее опасную и менее личную тему.
– Не думайте о нем плохо, – ответил Алистер. – Он не нес прямой ответственности за управление плантацией «Калипсо». Там есть десятник и управляющий, и именно они ведают такими нюансами ведения дел в интересах своего работодателя.
– Скорее ради прибыли.
– Но ведь это одно и то же. Разве нет? – Он подался вперед и посмотрел на нее сурово. – Умоляю вас принимать это во внимание. Идеалы хороши и благородны, но ими не прокормиться, не одеться и не согреться.
– Но вы-то используете другие средства, – возразила Джесс.
Ей было неприятно думать, что ее одежда, драгоценности, удобный двухколесный экипаж и другие предметы роскоши были приобретены на средства, полученные в результате подневольного труда рабов. Она хорошо знала, что это такое – оказаться бессильным и полагаться на милость и капризы другой личности.
– Мои другие деловые интересы дают мне большую свободу.
– Значит, мне следует признать, что идеалы оплачиваются звонкой монетой?
– Возможно, это и не звучит романтично, но факт остается фактом, – согласился он, и тон его не был извиняющимся.
Таким он и был. Молодой человек, готовый принять любое пари и оплату своих сексуальных услуг, услуг племенного жеребца. А она-то гадала, куда он девался, но оказалось, что остался здесь. Просто приобрел некоторый лоск, замаскировавший острые углы.
– Весьма поучительно, – пробормотала она, отхлебнув слишком большой глоток вина.
При первой же возможности Джесс попросила извинить ее и направилась в свою каюту. Она старалась как можно скорее пройти коридор.
– Джессика!
Звук ее имени в устах Алистера, произнесенного его низким глубоким голосом, подействовал на нее расслабляюще.
Она остановилась и обернулась, только достигнув двери своей каюты.
– Да, мистер Колфилд?
Как и накануне вечером, он быстро миновал узкий коридор.
– В мои намерения не входило расстраивать вас.
– Разумеется.
Хотя он выглядел спокойным, то, что он внезапно резко провел рукой по своим чернильно-черным волосам, говорило о другом.
– Я не хочу, чтобы вы дурно думали о Тарли из-за того, что он принимал некоторые решения, обеспечивавшие вам достойную жизнь. Он не был дураком. Если ему представлялась возможность, он не пренебрегал ею.
– Вы меня неправильно поняли, – сказала Джесс ровным голосом, в то же время испытывая необычный подъем. Как и в случае с Бенедиктом, она не опасалась говорить с Алистером откровенно. – Я не лишена здравого смысла, практичности и даже хорошо взвешенной расчетливости. Неверно было бы считать, что все это меня тяготит. Я достаточно разумна, чтобы принимать во внимание свои интересы даже в ущерб высоким идеалам. И все же я хотела бы пересмотреть условия контракта с вами по поводу «Калипсо», чтобы получить средства на оплату труда наемных рабочих. Или приобрету собственный корабль и наберу команду, если это принесет мне лучший доход. Я подумываю и об увеличении производства рома. Во всяком случае, я в состоянии найти средства сохранить свои идеалы, если пожелаю.
В слабом свете корабельных фонарей его глаза блеснули.
– Вы меня поставили на место, миледи. У меня создалось впечатление, что вы собираетесь продать «Калипсо», и в таком случае ваши вопросы скорее имеют отношение к прошлому, чем к будущему.
– Гм-м…
Похоже было, что она относится к его словам скептически.
– Когда-то однажды я недооценил вас, – признался Колфилд, держа и сжимая руки за спиной. – Но это было давным-давно.
Джесс, не сумев справиться с импульсом, спросила:
– И что же изменило ваше мнение?
– Вы изменили. – Колфилд блеснул своей дерзкой лукавой улыбкой. – Когда перед вами возникает выбор: бежать или остаться, вы остаетесь.
Острая боль в груди разом покончила с отвагой Джессики, и ей захотелось бежать. Она повернулась, чтобы открыть дверь в свою каюту, но приостановилась и бросила взгляд через плечо, прежде чем войти.
– Зато вас я всегда оценивала должным образом.
Алистер отвесил изящный поклон.
– Надеюсь, теперь вы не измените своей привычке судить обо мне. Доброй ночи, леди Тарли.
Оказавшись в своей каюте, Джессика прислонилась к закрытой двери и постаралась умерить бешеное сердцебиение.
Всегда готовая услужить, Бет уже держала влажную тряпку. Когда Джесс, прижав влажную ткань к щекам, мимоходом бросила взгляд на горничную, то заметила в ее глазах понимание. Она повернулась к ней спиной и предоставила Бет расстегивать пуговицы.
Вполне достаточно на этот вечер одного человека, способного видеть ее насквозь.
* * *
Эстер пристраивала последнее белое перо в зачесанные наверх волосы, когда полуодетый муж вошел в ее будуар. Галстук у него на шее висел незавязанный, а жилет расстегнут. Судя по тому, что волосы его были влажными, а на лице не было отросшей щетины, Регмонт только что принял ванну и побрился.Со своими волосами цвета меда и синими глазами он был, безусловно, красив. Вместе они составляли ослепительную золотую пару – он со своим бьющим через край жизнелюбием и мягким обаянием и она, окутанная покрывалом сдержанности и умением безупречно держаться.
Регмонт сделал резкое движение головой, предназначенное для ее горничной Сары, оправлявшей платье своей госпожи и разглаживавшей крошечные морщинки на новом голубом туалете, который Эстер намеревалась надеть.
– Я надеялся увидеть тебя в розовом, отделанном кружевами. В нем ты сногсшибательна. Особенно когда надеваешь к нему жемчуга моей матери.
Она встретила в зеркале взгляд горничной и кивнула, покоряясь желанию мужа.
В противном случае ей грозил спор, а споров она старалась избегать всеми силами.
Горничная спокойно и быстро заменила платье. После того как розовое платье было разложено на кровати, Регмонт сделал горничной знак удалиться. Поспешно выходя из комнаты, Сара казалась бледной и несчастной, вне всякого сомнения, она опасалась худшего. Какой толк делать все, чтобы избежать взрыва дурного настроения Регмонта, если его склонность к таким взрывам проявлялась вопреки здравому смыслу и без причины.
Когда супруги остались одни, муж положил руки на плечи Эстер и уткнулся лицом в нежное местечко под ее ухом. Его пальцы принялись ласкать и поглаживать его, и она вздрогнула.
Он заметил это и, оцепенев, смотрел на синяк, до которого только что дотронулся.
Эстер наблюдала за ним в зеркале, ожидая увидеть признаки раскаяния в его выразительных чертах. В этом отношении он очень отличался от ее отца. Хэдли ни при каких обстоятельствах не признавал своей неправоты.
– Ты получила мой подарок? – спросил он шепотом, нежно прикасаясь губами к синяку, пятнавшему безупречную кожу у нее на лопатке.
– Да. – Она жестом указала на место на туалетном столике, куда положила брошь. – Благодарю тебя. Она очень красивая.
– Но меркнет по сравнению с тобой. – Его губы теперь щекотали мочку ее уха. – Я тебя не заслуживаю.
Ей часто приходило в голову, что они заслуживают друг друга. Эстер считала, что за все те случаи, когда Джесс заступалась за нее и принимала на себя всю тяжесть отцовского гнева, она теперь обязана принимать удары на себя, пока сестра, пусть хоть и временно, наслаждается миром в своем счастливом браке. Горчайшая ирония заключалась в том, что когда-то Эстер думала, будто между ней и Регмонтом существует родство душ, поскольку в детстве оба они подвергались отцовским нападкам и унижениям. Но как оказалось, яблоко от яблони недалеко падает.
– Как прошел твой день? – спросила она.
– Он был долгим. И я все время думал о тебе.
Он заставил ее повернуться лицом к себе, и когда она подчинилась, то оказалась сидящей спиной к зеркалу.
Регмонт опустился перед ней на колени, руки его сжали ее икры. Он положил голову ей на колени и сказал:
– Прости меня, моя дорогая.
– Эдвард, – выдохнула она.
– Ты для меня все. Никто не понимает меня так, как ты. Без тебя я бы пропал.
Она дотронулась до его влажных волос, провела по ним пальцами.
– Ты перестаешь быть собой, когда выпьешь.
– Верно, – согласился он и потерся щекой о ее бедро, покрытое синяками.
– Я не могу с собой совладать. Но ты знаешь, я ведь никогда не причиню тебе боли намеренно.
Ни в одном из своих домов они не держали спиртного, но он без труда находил его всюду. По словам приятелей, в подпитии Эдвард становился веселым и компанейским, забавным и приятным, и это продолжалось до тех пор, пока он не возвращался домой, к ней, и тогда его демоны вырывались на волю. Его слезы промочили ее сорочку и панталоны.
Он поднял голову и посмотрел на нее покрасневшими глазами.
– Ты сможешь меня простить?
Каждый раз, когда он задавал ей этот вопрос, ей становилось все труднее отвечать. Обычно он был прекрасным мужем. Нежным и внимательным. Он баловал ее подарками и знаками внимания и любви, писал ей нежные письма и знал все, что она любит. Он слушал ее, когда она говорила, и помнил все, чем она восхищалась.
Но очень быстро Эстер поняла, что при нем следует высказываться с большой осторожностью насчет своих предпочтений, поскольку он так или иначе сделает непредсказуемые выводы. А временами он становился монстром.
В душе Эстер еще оставался уголок, где таилась отчаянная нежность к сладостным воспоминаниям о счастливом начале их брака. Однако одновременно она и ненавидела мужа.
– Моя бесценная Эстер, – бормотал Эдвард, пока его руки поднимались вверх к ее талии. – Позволь мне заслужить твое прощение. Позволь поклоняться тебе и обожать тебя, как ты заслуживаешь.
– Пожалуйста, милорд. – Она сжала его запястья. – Нас ждут на балу у Грейсонов. И моя прическа уже готова.
– Я не испорчу ее, – пообещал он самым нежным и обольстительным тоном, некогда способным увлечь ее и ввергнуть в плотский грех в любом месте, где бы они ни оказались: в карете, в алькове и в любом уголке, где они могли бы обрести хоть немного уединения. – Позволь мне!
Регмонт смотрел на нее затуманенными глазами. Он был весь жаркая страсть. Когда дело доходило до его склонности к любовным утехам, слово «нет» он не принимал.
Несколько раз Эстер пыталась его урезонить, будучи не в силах выдержать мысль о том, что он дотронется до нее даже с нежностью, но Эдвард впадал в такую ярость и так упивался ею, что ей приходилось пожалеть о том, что она не согласилась. И в этих случаях он все равно добивался своего, считая, что все искупает ее ответная страсть, которую он умел в ней зажечь. В конце концов, считал он, раз она способна наслаждаться их близостью, это означает, что она ее хотела. Но Эстер, пожалуй, предпочитала боль от ударов его кулаков тому унижению, которое испытывала от предательства собственного тела.
Эдвард сорвал с нее панталоны, потом скатал и стянул чулки. Его большие ладони накрыли ее колени и раздвинули их. Его дыхание ласкало нежную кожу внутренней стороны ее бедер.
– Как ты прелестна, – восхищался он, раскрывая ее складки, исследуя ее пальцами. – Такая нежная, и сладостная, и розовая, как раковина.
Граф Регмонт был всем известным дамским угодником до того, как сделал предложение Эстер. Он приобрел свой эротический опыт, используя руки, рот и член в большей мере, чем кто-либо другой и чем считалось допустимым. И когда он пускал в ход опыт и таланты, тело Эстер всегда предавало ее. Как ни старалась она гневаться на него ради собственной безопасности и душевного спокойствия, его упорство оказывалось сильнее.
И тратил ли он на это минуты или часы, значения не имело.
Он снова и снова доказывал свою способность управлять ею, лаская языком ее сокровенную плоть. Эстер тщетно пыталась противиться наслаждению, закрывала глаза, стискивала зубы и вцеплялась руками в края мягкой табуретки. И когда ее тело сотрясалось в последней судороге наслаждения, на глазах у нее выступали слезы.
– Я люблю тебя, – шептал он яростно.
Регмонт возобновил свою чувственную атаку, побуждая Эстер откинуться назад и раскрыться еще полнее. Когда его язык вторгся в нее, ее сознание обратилось к темной вселенной, отделенной от тела. Это было хоть и слабым оправданием, но она ему обрадовалась.
Глава 5
– Готовьсь!
Бет подняла глаза к палубе, будто могла видеть через дощатый настил внезапное оживление и суматоху команды.
– Господи, что все это значит?
Джессика нахмурилась и отложила книгу. Была середина дня, и она осталась в своей каюте, чтобы поразмыслить над своим все возрастающим влечением к Алистеру Колфилду.
Было нечто пугающее в этом медленном и осторожном изучении человека, к которому ее явно тянуло. Он был так далек от жизни, к которой она привыкла с детства, от обстановки, в которой ее воспитывали, что ей было трудно представить, насколько он подходит ей, если не считать кратковременного и преходящего наслаждения. Это очарование им могло оказаться опасным, принимая во внимание, сколь дорога была для нее ее репутация.
И дело было не в том, что она могла бы стать чьей-нибудь любовницей, если бы даже у нее хватило на это отваги и бесшабашности. У нее не было никакого опыта флирта и обольщения. Она обещала это Тарли до их брака и не представляла даже, как можно ухитриться иметь тайную любовную связь. А сколько таких связей случалось в укрытии беседки? И сколько тайных любовников проходило мимо друг друга на балах и вечерах, не подавая вида, не позволяя себе даже улыбнуться и никак не проявляя своих чувств? Как могли такие взаимоотношения быть чем-либо иным, кроме как дешевой интрижкой? Джесс считала, что такой опыт бездумных и беспечных отношений опошляет и обесценивает чувства.
Тем временем топот ног и команды, отдаваемые лающим тоном и доносившиеся из коридора, насторожили ее, и она решила, что там происходит нечто необычное и вызывающее тревогу. Послышался такой звук, будто по палубе катили нечто тяжелое, и это обеспокоило ее еще больше.
– Это пушки? – спросила Бет, и глаза ее округлились.
Джессика встала.
– Оставайся здесь.
Она открыла дверь каюты и заметила, что на корабле царит хаос. Все коридоры были заполнены моряками, толкавшими друг друга, потому что одни из них пытались подняться на палубу, а другие спуститься.
Она спросила, пытаясь перекричать шум:
– Что происходит?
И получила ответ:
– Пираты, миледи.
– Господи! – пробормотала Бет, пытавшаяся разглядеть что-то через плечо хозяйки.
– Капитан заверил меня, что никогда еще ни один корабль под его командованием не был атакован пиратами и взят на абордаж.
– Тогда почему поднялась такая паника?
– Готовность встретить опасность не признак поражения или страха, – заметила Джесс. – Разве тебе бы хотелось, чтобы пираты заметили нежелание сражаться и неспособность отразить нападение?
– Я бы предпочла, чтобы они вообще нас не заметили.
Джессика указала знаком на ящик с кларетом:
– Выпей-ка. Я скоро вернусь.
Протискиваясь через толпу моряков, скопившихся в проходе, Джесс двигалась вперед вместе с остальными, кто старался выбраться наверх, пока не оказалась на палубе. Она поворачивалась, пытаясь разглядеть другой корабль, но не увидела ничего, кроме моря.
Однако у руля «Ахерона» ей открылось зрелище, от которого у нее захватило дух, – корабль вел Алистер, сам похожий на пирата. Без сюртука и жилета, с саблей на боку, он стоял на шканцах, широко расставив ноги.
Она не могла отвести глаз от его стройной поджарой фигуры, от сильных бедер.
Ветер развевал его темные волосы и рябью пробегал по широким засученным рукавам рубашки. От его бесшабашного вида сердце у нее зачастило.
Маневрируя на вздымавшейся палубе, Джесс все-таки добралась до него, но к этому моменту почти задыхалась. Он увидел ее и схватил за запястье, когда она приблизилась, затем рванул к себе.
– Здесь слишком опасно.
Каким-то образом его голос перекрывал царящий здесь шум, хотя он не кричал.
– Ступайте вниз и оставайтесь там. Держитесь подальше от иллюминаторов.
Бросив снова взгляд на гладь океана, Джесс воскликнула:
– Я не вижу никаких пиратов. Где они?
Прежде чем она сообразила, что происходит, Алистер потянул ее и поставил впереди себя. Она оказалась между рулевым колесом и его телом.
– Что вы делаете?
Он говорил, почти прижавшись губами к ее левому уху:
– Раз вы выразили желание побеседовать со мной в столь рискованных обстоятельствах, я должен защитить вас.
– В этом нет необходимости. Я сейчас пойду…
Внезапный грохот застиг ее врасплох, и Джесс подпрыгнула от неожиданности. Мгновением позже пушечное ядро ударило в воду за их спинами, и фонтан воды взметнулся высоко в воздух.
– Слишком поздно.
Спиной она чувствовала его жесткое, как камень, но теплое тело.
– Не могу рисковать вами.
Она чувствовала ухом каждый его вдох, и от этого по спине ее побежали мурашки.
Казалось невероятным, что на виду у столь многочисленных чужих мужчин она могла испытывать возбуждение. Однако невозможно было отрицать то, что отвердели, а потом и заболели ее соски от, как ей показалось, неожиданно холодного ветра, развевавшего ее муслиновое платье.
Рука Алистера еще крепче прижала ее к себе. Ее груди оказались на его предплечье. Спиной она ощутила его физическую реакцию на нее.
Теперь от Алистера Колфилда, известного шалопая, беспечно отвергающего устои светского общества, ее отделяли всего несколько слоев ткани. А Джесс желала, чтобы их не разделяло ничто. Ей хотелось почувствовать рядом с собой крупное мощное тело, более того, ей хотелось, чтобы он оказался не только рядом, но и внутри ее…
Бет подняла глаза к палубе, будто могла видеть через дощатый настил внезапное оживление и суматоху команды.
– Господи, что все это значит?
Джессика нахмурилась и отложила книгу. Была середина дня, и она осталась в своей каюте, чтобы поразмыслить над своим все возрастающим влечением к Алистеру Колфилду.
Было нечто пугающее в этом медленном и осторожном изучении человека, к которому ее явно тянуло. Он был так далек от жизни, к которой она привыкла с детства, от обстановки, в которой ее воспитывали, что ей было трудно представить, насколько он подходит ей, если не считать кратковременного и преходящего наслаждения. Это очарование им могло оказаться опасным, принимая во внимание, сколь дорога была для нее ее репутация.
И дело было не в том, что она могла бы стать чьей-нибудь любовницей, если бы даже у нее хватило на это отваги и бесшабашности. У нее не было никакого опыта флирта и обольщения. Она обещала это Тарли до их брака и не представляла даже, как можно ухитриться иметь тайную любовную связь. А сколько таких связей случалось в укрытии беседки? И сколько тайных любовников проходило мимо друг друга на балах и вечерах, не подавая вида, не позволяя себе даже улыбнуться и никак не проявляя своих чувств? Как могли такие взаимоотношения быть чем-либо иным, кроме как дешевой интрижкой? Джесс считала, что такой опыт бездумных и беспечных отношений опошляет и обесценивает чувства.
Тем временем топот ног и команды, отдаваемые лающим тоном и доносившиеся из коридора, насторожили ее, и она решила, что там происходит нечто необычное и вызывающее тревогу. Послышался такой звук, будто по палубе катили нечто тяжелое, и это обеспокоило ее еще больше.
– Это пушки? – спросила Бет, и глаза ее округлились.
Джессика встала.
– Оставайся здесь.
Она открыла дверь каюты и заметила, что на корабле царит хаос. Все коридоры были заполнены моряками, толкавшими друг друга, потому что одни из них пытались подняться на палубу, а другие спуститься.
Она спросила, пытаясь перекричать шум:
– Что происходит?
И получила ответ:
– Пираты, миледи.
– Господи! – пробормотала Бет, пытавшаяся разглядеть что-то через плечо хозяйки.
– Капитан заверил меня, что никогда еще ни один корабль под его командованием не был атакован пиратами и взят на абордаж.
– Тогда почему поднялась такая паника?
– Готовность встретить опасность не признак поражения или страха, – заметила Джесс. – Разве тебе бы хотелось, чтобы пираты заметили нежелание сражаться и неспособность отразить нападение?
– Я бы предпочла, чтобы они вообще нас не заметили.
Джессика указала знаком на ящик с кларетом:
– Выпей-ка. Я скоро вернусь.
Протискиваясь через толпу моряков, скопившихся в проходе, Джесс двигалась вперед вместе с остальными, кто старался выбраться наверх, пока не оказалась на палубе. Она поворачивалась, пытаясь разглядеть другой корабль, но не увидела ничего, кроме моря.
Однако у руля «Ахерона» ей открылось зрелище, от которого у нее захватило дух, – корабль вел Алистер, сам похожий на пирата. Без сюртука и жилета, с саблей на боку, он стоял на шканцах, широко расставив ноги.
Она не могла отвести глаз от его стройной поджарой фигуры, от сильных бедер.
Ветер развевал его темные волосы и рябью пробегал по широким засученным рукавам рубашки. От его бесшабашного вида сердце у нее зачастило.
Маневрируя на вздымавшейся палубе, Джесс все-таки добралась до него, но к этому моменту почти задыхалась. Он увидел ее и схватил за запястье, когда она приблизилась, затем рванул к себе.
– Здесь слишком опасно.
Каким-то образом его голос перекрывал царящий здесь шум, хотя он не кричал.
– Ступайте вниз и оставайтесь там. Держитесь подальше от иллюминаторов.
Бросив снова взгляд на гладь океана, Джесс воскликнула:
– Я не вижу никаких пиратов. Где они?
Прежде чем она сообразила, что происходит, Алистер потянул ее и поставил впереди себя. Она оказалась между рулевым колесом и его телом.
– Что вы делаете?
Он говорил, почти прижавшись губами к ее левому уху:
– Раз вы выразили желание побеседовать со мной в столь рискованных обстоятельствах, я должен защитить вас.
– В этом нет необходимости. Я сейчас пойду…
Внезапный грохот застиг ее врасплох, и Джесс подпрыгнула от неожиданности. Мгновением позже пушечное ядро ударило в воду за их спинами, и фонтан воды взметнулся высоко в воздух.
– Слишком поздно.
Спиной она чувствовала его жесткое, как камень, но теплое тело.
– Не могу рисковать вами.
Она чувствовала ухом каждый его вдох, и от этого по спине ее побежали мурашки.
Казалось невероятным, что на виду у столь многочисленных чужих мужчин она могла испытывать возбуждение. Однако невозможно было отрицать то, что отвердели, а потом и заболели ее соски от, как ей показалось, неожиданно холодного ветра, развевавшего ее муслиновое платье.
Рука Алистера еще крепче прижала ее к себе. Ее груди оказались на его предплечье. Спиной она ощутила его физическую реакцию на нее.
Теперь от Алистера Колфилда, известного шалопая, беспечно отвергающего устои светского общества, ее отделяли всего несколько слоев ткани. А Джесс желала, чтобы их не разделяло ничто. Ей хотелось почувствовать рядом с собой крупное мощное тело, более того, ей хотелось, чтобы он оказался не только рядом, но и внутри ее…