"Ты знаешь, что он сильно пил?", спросила она.
   "Он всегда сильно пил, даже когда занимался в спортклубе. И не надо мне говорить, что он просто сошел с катушек. Он всегда был несколько маниакально-депрессивным." К моему ужасу, она откинула голову назад и залилась смехом. На удивление гнусным смехом. Я примерно в равной пропорции был удивлен и раздражен. "Рад, что ты находишь это таким забавным."
   "Маниакально?", смеялась она. "Твой друг не был маниакально-депрессивным. Он просто настоящий маньяк."
   Я смотрел на нее, пока она не перестала смеяться. Когда чайник закипел, я выдернул его из розетки.
   "Ты действительно не имеешь понятия, что случилось с Хеем после того, как ты видел его в последний раз, Мартышка?"
   "Я пытаюсь вдолбить в тебя это целыми неделями."
   "Ты знаешь, что такое био-ROM?"
   Я закрыл глаза: "Ах, ублюдки."
   "Аналог программируемой памяти на РНК в соединении с прямым нейральным входом", без всякой необходимости пояснила она. "За вечер можно выучить новый язык. Хей пользовался био-ROM с ужасной силой, изучая целые разделы техники. Врачи в Грантбридже предупреждали его, но он не желал останавливаться, заказывая их один за другим и по восемь часов кряду подключаясь к обучающей панели."
   "И вы ему позволяли." Ах, стерва, ты позволяла ему доводить себя до сумасшествия...
   "Он говорил, что это в интересах его работы", сказала она с невинным удивлением в голосе, что я вообще могу думать иначе.
   На меня навалилась громадная усталость. Я бросил в пару кружек пакетики с чаем. В кружку Бенедикты я бросил также с полдюжины снотворных таблеток, которые держал в кармане именно для такого случая. Они упали на чайный пакетик без всякого шума. Теоретически с этими таблетками невозможна передозировка, однако прямо сейчас мне было все равно, умрет она или нет. Я налил кипяток в кружки и таблетки растворились почти сразу. Без цвета, без запаха и без вкуса. Ловкость рук. Я подумал, знает ли Бенедикта, как сильно я интересовался любительской магией, когда был мальчишкой.
   "Никто не понимал и половины того, что он говорил или делал", сказала она, мягко сетуя. "Как-то раз он заказал пятьсот каучуковых деревьев. Заражал их сверхпроводящей бактерией. Большинство, конечно, засохли."
   "Такова технология, Бенедикта", сказал я, пытаясь побороть свой гнев и думать ясно. Я долил молока в чай. "Хей просто млел от техники." И здесь я застыл в остолбенении, потому что растворенные таблетки свернули молоко в кружке Бенедикты.
   "Во всем этом, однако, нет никакой логики", сказала она.
   "Что ты имеешь в виду?" Помешивание не помогло, молоко просто разбилось на маленькие белые комочки. Великий боже, я даже отравить никого не могу должным образом...
   "Материалы, что он изучал. Некоторые даже не были техническими. Сказки. Мабиньон. Ты, вообще, эту знаешь?"
   "Нет", ответил я, отчаянно и безнадежно помешивая.
   "Кельтская поэзия. Поэзия Уэльса. Это после уколов с кельтским и уэльским языками." Она покачала головой.
   А, чтоб оно все провалилось. Я выудил чайные пакетики, выбросил их в корзинку, взял кружки и понес их к постели. "Что-то случилось с молоком."
   "Удивил. Придурочная страна, где даже молока-то настоящего нет." Она взяла свою кружку, мельком взглянула на чай, потом отпила. "Нет, порядок. Ладно, забудь. Люблю жевать свой чай." Она подняла бровь, просто на случай если до меня не дошел сарказм.
   Я оставался на ногах, чтобы ей не было видно, что мое молоко не свернулось. "Хей всегда интересовался кельтскими легендами."
   "Интересоваться, Мартышка, это одно." Она сделала большой глоток чая. "А вот зациклиться на этом дерьме - это совсем другое."
   Я вернулся к окну, следя как сумерки собираются на поверхности озера и начинают наползать на склоны гор. В стекле начало формироваться мое отражение, пухлый, низкорослый, лысеющий мужчина позднего среднего возраста, со слабым ртом и совершенно безобидный. И так поздно в своей жизни я с удивлением осознал, насколько сильно я похожу на своего отца. "Он не мог знать, что я стану помогать вам", сказал я своему отражению.
   Я услышал, как она делает очередной большой глоток чая. "У тебя есть цена, как и у всего остального."
   "Да", согласился я. "Да, ты, вероятно, права." И я замахал руками, и все птицы на телефонных проводах, испуганные моим внезапным движением, взлетели в темнеющее небо.
   x x x
   Несколькими часами спустя я расстегнул свой спальный мешок и подполз к постели. Бенедикта свернулась под одеялом покойно дышащим вопросительным знаком. Я легонько потряс ее, потом сильнее, но ее дыхание не изменилось. Прекрасно.
   Внизу за маленькой стойкой, за которой миссис Ламонт принимала своих постояльцев, есть выкрашенный белой краской ящик с большим набором побитых, изношенных и грязных слесарных инструментов. При свете своего фонарика я нашел большой фонарь в резиновом чехле и раздвижной гаечный ключ. Потом я нашел панель управления сигнализацией отеля. Ни один из выключателей не имел для меня никакого смысла, поэтому я выключил их все и вышел наружу.
   Спотыкаясь на дорожке, я обошел здание, следуя прыгающему овалу света фонаря, прокручивая в голове разные смешные случаи. Когда я добрался до смотрового люка емкости с антисептиком, то встал рядом на колени и осветил фонарем свежие, почти не ржавые шрамы на болтах, которыми удерживалась заслонка.
   Это заняло долгое время. Гаечный ключ соскальзывал, оставляя на металле новые шрамы. Мне снова и снова приходилось останавливаться, чтобы затянуть на болтах челюсти ключа, и все-таки они отворачивались, медленно-медленно, один за другим. В конце концов я их все открутил и снял с емкости тяжелый железный диск. Страшная горячая вонь гниющего дерьма хлынула в ночной воздух, выворачивая мне желудок.
   В траве неподалеку валялась палка длиной в ручку от метлы. Я подобрал ее и, сдерживая дыхание, попробовал потыкать ею в емкость. С первой же попытки я наткнулся на что-то большое.
   "Мартышка."
   На сей раз я не подпрыгнул, я наполовину ожидал этого. Вы сами слышали такие истории, да и Хей как-то рассказал мне, что химия крови его телохранителя была изменена, чтобы на него не действовали наркотики. Не удивительно, что она даже не поперхнулась, попивая свой чай.
   "Оно здесь", сказал я.
   x x x
   Я шпион, только законсервированный. Крот на одной их немногих оставшихся лужаек Глобальной Деревни, выжидающий своего времени, ждущий сигнала. Крот Хея.
   Он никогда ничего не говорил вслух, но это же был Хей. Половина его общения проходила в форме аллюзий, двусмысленностей, суггестии, и делом всех остальных было расшифровать. Мне не надо было тревожиться: он таки написал величайший в мире интерактив, нагрузил его реальными людьми, и ждал, пока настанет в нем необходимость. Все было выстроено, чтобы дать ему наилучший шанс сделать то, что он хотел сделать, а все, что оставалось сделать мне, так сыграть свою роль, когда настанет мое время.
   Мне даже не приходилось заботиться о том, чтобы вести свою роль правильно: Хей знал, как именно я отреагирую в определенных ситуациях. Он определил мою роль тем моросящим утром в Линкольн-Инне, когда он побежал одним путем, а я другим, и все стали преследовать меня. Он внес меня в свой список для будущего использования. Мартышка - приманка.
   Кроме того, я, как кажется, мало что мог сделать, если не считать путешествия по Британии с Бенедиктой. Я не слишком сильно мог ее замедлить, но, наверное, этого было достаточно.
   Бенедикта, похоже, определенно думала, что этого достаточно. В ответ на ее вызов пятнадцать минут спустя на вертолете на лужайку прибыла команда из трех ревностных, почти идентичных молодых людей и выудила из емкости с антисептиком машинку Хея. Она была больше той, что показывала мне Бенедикта, и, похоже, она имела подключенные к ней модулярные дополнения, это, наверное, и была та самая панель для взлома, что забрал с собою Хей из Грантбриджа.
   Несколько часов спустя, когда молодые энтузиасты улетели на своем геликоптере назад, в отель начали приходить местные жители, чтобы рассказать миссис Ламонт массу странного о двух молчаливых американцах, которые взяли под контроль все местную телефонную связь и подключили к сети какое-то странное оборудование, и о целой прорве чужаков, названивающих на изолированные фермы, якобы проверяя и тестируя телефоны и наземные линии.
   Бенедикта расхаживала по отелю в приступе гнева замечательного своим абсолютным молчанием, все претензии на туризм ныне исчезли. Она абсолютно прелестна. Она ярится на меня, Но не за попытку ее усыпить - мы оба понимаем, что были бы разочарованы, если б я по крайней мере раз не попробовал. Я сидел в гостиной, прислушиваясь к рассказам местных и читая журнал двухнедельной давности.
   В какой-то момент Бенедикта пришла в гостиную и сказала: "Ты знал, что штука с банковским счетом была сигналом." Она уселась на кофейный столик и уставилась на меня своими великолепными глазами. "Ты все знал."
   "Как и ты", рассудительно ответил я.
   "Ты увидел эти следы на болтах в первый же день, как мы явились сюда. Ты понял, что в емкость что-то положили."
   "Я понял, что кто-то снимал заслонку в последние пару месяцев. Это могла быть и обычная проверка, но я догадывался, что Хей должен оставить панель для взлома там, где я обращу внимание."
   "Ты знал о панели для взлома?"
   "Нет", ответил я с преувеличенным терпением, разочарованный, что ей нужно чтобы ей все вот так вот объяснили. "Я подумал, что в емкость что-то было положено. Когда ты рассказала мне о панели для взлома, я догадался, что это, наверное, именно она."
   "Почему ты ничего сразу не сказал?"
   Она, конечно, обязана была спросить. "Мне не нравятся твои друзья, мне не нравится то, за что они стоят, и мне не нравишься ты, Бенедикта. Какие иные причины мне нужны?"
   Она нетерпеливо посмотрела на меня. "Ты действительно поганая мразь, Мартышка", сказала она, вставая и удаляясь.
   "Но по крайней мере я все еще поганое человеческое существо!", завопил я вослед, но она не остановилась.
   x x x
   После завтрака я решился на эксперимент: надел свои ботинки и отправился вверх по ручью. На самом-то деле я сделал это, чтобы досадить Бенедикте, но она не показала виду, что вообще заметила мой уход. Я на мгновение задумался, что бы она сделала, если б я действительно ушел, но потом сообразил, что у нее, наверное, вся долина окружена.
   Добравшись до начала долины, я остановился и долго стоял с руками в карманах, глядя на Раковое дерево. Потом я уселся на камень и попытался подумать.
   Сейчас у меня сложилось неопределенное ощущение, что игра закончена. Хей ускользнул от нас, уйдя туда, куда мы не сможем за ним последовать. Все дополнительные игроки, вброшенные, чтобы навести порядок, резвые ребята из геликоптера, молчаливые люди на телефонке, все находятся здесь, чтобы подобрать висячие концы.
   Из того, чем занимаются наводнившие это место технические специалисты, я могу догадаться, что же произошло. Люди Бенедикты собрали каждую частичку данных касающихся Хея, которыми они владели, и соорудили некую конструкцию, синтез того, что здесь произошло. Они верят, что их синтез позволит им перехитрить Хея. Очевидно, этого не произошло.
   Я потер лицо и попытался сосредоточиться. Ему был необходим сообщник, финальный крот, кто управлял бы панелью для взлома, а потом, когда все закончится, избавился бы от тела и оборудования. Может, это был кто-то из местных, а может и нет. Возможно, мы никогда не узнаем, кто это был. В синтезе Бенедикты сообщник каким-то образом передал ROM со структурой личности Хея в телефонную сеть. Технари ищут следы этой передачи, ключи к тому, куда делась личность Хея. Все они люди технические, поэтому они и синтезировали техническое решение.
   Я сидел там долгое-долгое время, размышляя о программируемых полисахаридах, бактериальных сверхпроводниках, молекулярных компьютерах, о растениях с рудиментарной нервной системой. Он однажды заразил пять сотен каучуковых деревьев сверхпроводниковой бактерией и большинство гевей погибли. Однако, не все. Я улыбнулся Раковому дереву. Они считают, что знают, но это совсем не так.
   x x x
   Бенедикта сидела на галечном пляже, прижав к груди колени и глядя на воду. Вероятно, она услышала мое приближение минут за пятнадцать, но это не имело значения. Не сейчас. Я спустился на берег и сел рядом, вместе мы следили, как маленькие волны с плеском набегают на берег.
   "Знаешь", сказал я наконец, "кельты верили, что горы, реки, деревья все содержат в себе божества."
   Она посмотрела на меня так, словно подумала, что я обезумел. И кто бы засомневался, что она не права?
   "Что ты планируешь делать утром?", спросила она.
   "Не знаю", правдиво ответил я. "Думаю, он хотел, чтобы я забрал машинку и убежал с нею, как только буду уверен, что он мертв. Думаю, предполагалось, что я заставлю вас побегать несколько дольше."
   "И ты уверился, что он мертв, когда я сказала тебе о банковском счете."
   "Он как-то говорил, что отдаст свои деньги на благотворительность."
   Она вздохнула. "Ты догадался о том, что мы думаем, что он сделал?"
   "Что он позволил себя взломать и передать в телефонную сеть. Да, я догадался."
   "И ты не имеешь понятия, кто ему в этом помог?"
   "Даже если б и имел, то не сказал бы тебе."
   "Я могу тебя заставить."
   Я не сомневался в том, что она может, и даже в том, что она будет безмерно наслаждаться, когда станет это делать. Но я просто сидел и улыбался ей. Она не причинит мне никакого вреда ни в каком существенном смысле. Хей умер, а без него игра теряет всякий смысл.
   "Боже", сказала она, качая головой над планом, который Хей, должно быть, приготовил сразу, как только впервые услышал о возможности взлома. И так же она, по-видимому впервые, приняла во внимание возможность, что я могу оказаться заметно умнее, чем тот, за кого она меня принимала. От такого больно. Уж я-то могу судить.
   "Может быть, ему не повезло", сказал я, помолчав. "Возможно, это тщательно спланированное самоубийство."
   "Мы не можем позволить себе в это поверить", сказала она почти неслышно, словно дневная ярость наконец истощила ее. "Даже если чипы в машинке стерты, мы еще можем вытащить из них часть личности. Нам надо найти его. И как-то с ним поговорить."
   Поговорить. Я улыбнулся озеру, холмам, деревьям. "Мы теперь может отправляться домой?"
   "Я забронировала билеты на полночный рейс до Глазго. Думаю, ты можешь катиться на все четыре стороны."
   "Твои люди разозлятся на тебя?"
   Она пожала плечами: "Наверное. Они даже могут захотеть послать меня вослед." И она позволила себе слабо улыбнуться.
   Я отстегнул со своей куртки CD-ROM, взял ее руку и положил маленький диск на ладонь. Впервые я оказался достаточно близко, чтобы ощутить запах ее духов, слабый, хрупкий и бумажный. "Это история Кухулина", сказал я. "Около сотни килобайт текста." Она взглянула на меня, потом на диск, потом снова на меня. "Он прислал его мне почтой", сказал я ей. "Диск появился в моей ячейке в институте на следующий день после того, как я подписал ваш контракт." Бенедикта и ее хозяева столь привержены электронным технологиям, что забывают, что в этой стране все еще существует почтовый сервис. "Понимаешь, я все время знал, что он запланировал убить себя. Кухулин умер и ушел в Тир-на-нОгг. Это розыгрыш. Сигнал, если тебе так нравится. Он, вероятно, был уже мертв, когда я это получил."
   Она снова посмотрела на ROM. "Ты, наверное, был всего лишь подставой."
   "Не я. Слишком прозаичен."
   Быть перехитренной двумя старыми бриттами по плану, разработанному еще до ее рождения. Бедная Бенедикта.
   "Он никогда бы не выбрался отсюда живым", сказала она.
   "Знаю. Именно потому ты захватила с собой панель для взлома. Ты хотела взломать его сама, убедиться, что он от тебя больше никогда не уйдет."
   Она спокойно смотрела на меня. "Ты не понимаешь. Человек, которого он убил, был моим мужем."
   Как раз тогда, когда думаешь, что что-то знаешь... Я поднялся на ноги. "Не думаю, что и ты из породы убийц, Бенедикта."
   Она смотрела через озеро на горы. "Почему он это сделал, Мартышка?"
   "Я не знаю. Извини, Бенедикта, мне кажется, что твой муж просто встал у него на пути."
   Она покачала головой. "У нас он имел все. Деньги, власть, престиж, все эти био-ROMы, что он накачивал в свою глупую башку. Почему он это сделал?"
   "Он хотел стать старым и умереть", ответил я.
   Она секунду помолчала. Потом пробормотала: "Черт."
   "Для таких вещей всегда есть простые объяснения", сказал я. Склонился и поцеловал корону ее головы. Потом я ушел прочь.
   x x x
   В мое последнее утро в отеле у озера, уже после отъезда Бенедикты, я предпринял последнюю прогулку вверх по ручью и постоял, улыбаясь, у Ракового дерева. Сверху долины доносился гул вертолетов, снующих туда-сюда, подвозя команды водолазов, прочесывающих озеро в поисках тела Хея, и доставляя разнообразное другое оборудование.
   Повинуясь импульсу, я пересек ручей, балансируя на скользких камнях, и все равно одной ногой с плеском наступил в ледяную воду. На другом берегу я поднял руку и дотронулся до язв на стволе. Казалось, дерево умирает от какого-то ведьмовского варева диковинных технологий, которые он впрыснул, но, может быть, оно продержится достаточно долго для него, чтобы сделать следующий шаг - от плоти к разросшемуся дополненному дереву, а от него к чистой силе Природы, в существование которой он всегда верил.
   Может быть, в один прекрасный день, люди Бенедикты подберут ключи к правильному пути и сделают верные предположения о том, что именно предпринял здесь Хей. Может быть, тогда они снова явятся за мной, однако для Хея - если он добился успеха, если я правильно догадался - все уже позади.
   С другой стороны, это могло быть самоубийством, типично Хеевым типом самоубийства, предназначенным для причинения максимального количества беспокойства максимальному количеству людей. Он вполне был способен на такой жест.
   Но мне так не кажется. Я выбрал - так не думать. Он ушел, куда хотел уйти, и он знал, что если оставит достаточное количество ключей, то я смогу в конце концов догадаться.
   Всегда должно найтись время для последнего прощания. Я обнял Раковое дерево. Если я приложу ухо к стволу, то, возможно, даже смогу услышать пение Хея, когда он делает свой последний шаг, ликуя и перепрыгивая от дерева к дереву, от куста к кусту, программа-вирус, все копирующая и копирующая себя на сцене Природы: Небеса, Валгалла, Тир-на-нОгг...
   Конец