Страница:
Хотела поймать Рыжую на вранье, но та только пожала плечами:
– Имя человека – не самое главное. Хотя, конечно, оно тоже важно, особенно если его правильно подобрать. Я не фокусник и не медиум, читающий мысли на расстоянии, поэтому можешь быть уверена, что не только имени, но и твоих анкетных данных, и номера машины, и адреса не знаю.
– Ну-у… Что же тогда вы знаете-то?.. – протянула она разочарованно. Колдовской ореол, который она чуть было не возвела вокруг рыжей головы, начал слегка блекнуть.
Насупившись, Вероника пару раз ковырнула ложечкой наполеон и глянула на Аду с немым упреком ребенка, которого обманули.
Усмехнувшись, Ада выпустила колечко дыма, прищурила на Веронику глаза и вдруг заговорила, приглушенно цедя слова:
– Родилась ты зимой… Здоровье – крепкое, хотя подвержена простудам… Застенчива, многие считают тебя хрупкой, нежной и неспособной к самозащите. Но это не так, потому что запас жизненной энергии в тебе неистощим. Характер: характер неплохой, доброжелательный, часто пытаешься примирить непримиримое и, если случается гасить чужие конфликты, можешь добровольно вызвать на себя гнев и раздражение. В людях – часто ошибаешься. Это приводит к разочарованию, и нередко. Но быстро утешаешься, потому что быстро находишь новую компанию, а еще потому, что ты не завистлива, обладаешь хорошим и легким нравом.
Часто-часто захлопав глазами, Вероника отодвинула от себя блюдечко с тортом.
– Что еще… Недавно вышла замуж. Муж – приятный молодой человек «из благородных», не бедный, ответственный, чувствуешь ты себя за ним как за каменной стеной, вот только ревнив очень, и из-за этого часто ссоритесь… Но и миритесь потом очень быстро, нежно и романтично, часто – в постели…
Вероника покраснела, разом отхлебнула от бокала с коньяком и закашлялась, прижимая к губам салфетку. Ада продолжала, будто не заметила:
– Брак у вас удачный, не в последнюю очередь потому, что оба вы генерируете совместные оригинальные идеи. Вы с мужем любите путешествовать, обожаете веселые компании, друзей…
Все это настолько соответствовало действительности, что Веронике опять становилось не по себе. Ну и встреча!
– Скоро, а точнее, завтра, у твоего мужа день рождения. Канделябр, который ты только что выбрала, – это подарок ему. Праздновать будете вечером, вдвоем, и на это время тобой заготовлено для него немало сюрпризов… Ну, как? – вдруг спросила она. – Сойду я за твою старую знакомую?
– Да… – прошептала Вероника. И тут же выдавила из себя, как в кинофильме про доктора Ватсона: – Но – как?
Ада смотрела на нее все с той же, уже знакомой, насмешинкой в кошачьих глазах. Что, впрочем, не мешало ей курить и выпускать изо рта колечки дыма: словно выписанная завитушками арабской вязи туманная фраза плыла над их столиком, вращаясь, извиваясь и постепенно растворяясь в прозрачном воздухе.
– Все просто, девочка. Нет ничего невозможного для человека с интеллектом. И особенно – если дать себе труд проанализировать то, что видишь перед собой. А я вижу милую девочку, одетую так, как это свойственно Водолеям. Синее платье, белые туфли, сережки с аметистом – все из холодной палитры зимнего пейзажа. Выглядишь ты ослепительно и дорого, хотя ткань на платье у тебя самая простая, а драгоценностей никаких нет – это тоже свойство женщин-Водолеев. Наконец, коньяк заказала сразу две порции и по «сто пятьдесят» – явно для того, чтобы меня «уесть», а это тоже указывает на Водолея – ведь его так легко взять на «слабо»! Ну и соответственно, как и любому Водолею, тебе присущи определенные черты характера. Некоторые из них я перечислила.
– А то, что я недавно замужем? И что у Павки завтра день рождения? Этого не узнаешь ни в каких гороскопах! – снова обиженно, как ребенок, разоблачивший обман, воскликнула Вероника.
– Во-первых, до сих пор я говорила не о гороскопах, а о зодиакальной характеристике личности. Это вещи принципиально разные. Во-вторых, о том, что ты почти что новобрачная, может сказать любой внимательный человек: у тебя на пальце новенькое обручальное кольцо, которое ты то поглаживаешь, то покручиваешь – словом, еще не привыкла его носить. В-третьих, канделябр, который ты выбрала в лавке у Натана, трудно представить стоящим на твоем туалетном столике, такая вещь подходит скорее мужчине – значит, выбирала подарок. Просто другу-товарищу сделать такой подарок было бы тебе не по средствам – ведь я видела, что ты выложила почти все, что у тебя было. В-четвертых, ты выглядишь счастливой в браке и выбирала подарок с видимым удовольствием, а это значит, что канделябр скорее всего предназначается именно мужу, причем мужу любимому. Ведь Водолей всегда предпочитает делать оригинальные и неожиданные подарки. В-пятых, ты попросила Натана доставить канделябр завтра и до шести вечера – значит, празднование ожидается завтра после шести, и, зная склонность Водолеев к сюрпризам и мистификациям, можно ожидать, что простым вручением канделябра ты не ограничишься.
– А то, что он… Павка… что он ревнивый, как я не знаю кто, и еще вот, про каменную стену – это вы откуда узнали? Из логики или из Зодиаков?
– И то и другое, – пожала усыпанными веснушками плечами рыжая Ада. – Если день рождения у него завтра, значит, он – Лев. Ну а уж какой характер у Львов, я знаю, может быть, получше тебя.
– Почему это?
– Потому что я сама – Львица. И кстати сказать, тоже на днях праздную свой день рождения.
Она улыбнулась, отбросив за спину сноп непокорных волос – действительно очень похожих на львиную гриву! – и протянула через стол руку с огромным старинным – теперь уже было хорошо видно, что он старинный, – перстнем. Пронизанный солнечными лучами, камень переливался теперь всеми оттенками багрового цвета. «Как будто кровью наливается», – мелькнуло в голове у Вероники.
– Волшебно, правда? – спросила Ада, любуясь кольцом. Слегка потерла камень о скатерть, снова вытянула руку, перекатывая на поверхности камня пойманный в него солнечный луч. – Это гранат. Очень старинный, ему триста лет. Говорят, этот камень порождает в человеке неуемную страсть и желание – кто знает, не навредит ли он когда-нибудь мне самой? В древности существовало поверье, что, если гранат начинает ярко блестеть, будто наливаясь кровью, то скоро грянут страшные и серьезные события.
– Вы не потому ли его приобрели, чтобы в них поучаствовать?
– Я просто сделала себе подарок. Гранат – талисман Львов, а я питаю маленькую, хотя и простительную для женщины слабость к талисманам. К тому же такой гранат, как этот, является источником огромной энергии и вполне может напитать своего владельца силой и внутренним огнем.
– А не страшно? Носить на себе такую штуку? – спросила Вероника. Теперь она не захотела бы прикоснуться к этому перстню ни за какие блага мира.
– Ну что ты, девочка. Это же легенда. Где в ней правда, где ложь, где намек – кто их теперь разберет. А я предпочитаю оставаться реалисткой.
– Несмотря на то что верите в силу Зодиаков?
– Ты все-таки глупая девочка. Не «несмотря на это», а именно потому.
Да полно, а была ли она, эта встреча? Когда они вышли из кафе и простились, Ада исчезла так неожиданно и быстро (то ли смешавшись с толпой, то ли растворившись в воздухе), что Вероника пару минут стояла в растерянности, хлопая глазами и озираясь по сторонам.
Ее толкали в спину, обходили, кто-то особенно нетерпеливый ругнулся и предложил пойти «в зоопарк и там глазеть, скок хочешь». А Вероника продолжала стоять, не оставляя надежды разглядеть, как там, в толпе, хотя бы на секунду вынырнет и покажется поверх других голов огненная шевелюра, так напоминающая шикарную львиную гриву.
Не дождалась.
Потом, пока она шла к метро и спускалась по медленно тянущейся чешуе эскалатора, образ рыжей Ады еще стоял у нее перед глазами.
Но через полчаса, когда Вероника вышла у «Речного вокзала» и глубоко, полной грудью вздохнула очистившийся после дождя звонкий московский воздух, никакие мысли ее уже не тревожили. Словно какой-то добрый старик с бородой гнома подошел да и вынул из ее головы все раздумья о женщине, произносящей такие странные слова и такой не похожей на нее саму.
Тем более что и думать-то особенно было некогда: время близилось к шести часам, и у Вероники оставалось буквально несколько минут для того, чтобы рысью пробежаться по окрестным магазинам и купить чего-нибудь на ужин. Павка придет с работы часа через два, а за полгода их брака она еще ни разу не допускала того, чтобы любимый мужчина, вымыв руки и переодевшись, щелкал на кухне зубами!
Тележка в ближайшем супермаркете была быстро нагружена пакетиками, баночками, овощами, бутылками с минеральной водой и хлебом. Радуясь, что ей повезло и почти не пришлось томиться в очереди у кассы, Вероника, улыбаясь, протянула кассирше свою последнюю тысячную купюру.
– Лотерейку возьмете? – спросила та равнодушно.
– Нет, спасибо.
– Да возьмите! У меня все равно сдачи нет. В пользу амурских тигров лотерея.
Вероника всегда терялась, когда ей «всучивали», как говорил Павка, заранее ненужную вещь. В таких случаях именно муж всегда приходил ей на помощь: он делал большие глаза и спрашивал у того, кто навязывал им очередную бесполезную лотерею:
– А это точно, что я, как вы говорите, могу выиграть сто тысяч рублей?
– Разумеется! – оживлялся продавец, и в плутоватых глазах мелькала надежда.
– А когда состоится тираж? – задумчиво тянул Павка.
– В следующую среду.
– Нет! – муж извиняющеся разводил руками, всем своим видом показывая, как он огорчен и даже лишен душевного равновесия от такой неудачи. – Никак не подходит! Я не могу ждать до следующей среды: деньги мне нужны к этой субботе!
И отходил от прилавка, сокрушенно покачивая головой.
Уходить от навязчивого сервиса с таким же артистизмом Веронике мешала нерешительность – это качество вообще нередко портило ей существование. Вот и сейчас, видя, что она колеблется, кассирша подмигнула Веронике и доверительно сказала ей, наклонившись поближе настолько, насколько это позволяла стоящая перед ними корзина с продуктами:
– Берите билетик, девушка, не сомневайтесь! Я здесь всего четвертый месяц работаю, а уже шесть человек облагодетельствовала! Два человека – по миллиону рублей выиграли, остальным больше повезло: квартиры, машины – ну как с неба им упали! Вот буквально перед вами приходила одна бабушка, тоже авто выиграла, получила деньги – и на сберкнижку их, а сама…
Тут фантазия кассирши дала осечку. Она пожевала губами, пристально глянула Веронике в глаза, соображая, что бы еще такое соврать поубедительнее, и ляпнула, наверное, первое, что пришло ей в голову:
– …а сама теперь собирает пустые бутылки и уже на эти деньги покупает новые лотерейные билеты!
Человек, стоящий сзади Вероники и дожидающийся своей очереди платить, откровенно фыркнул. Покраснев так, как будто ирония покупателя относилась лично к ней, девушка поспешным, суетливым жестом приняла из руки кассирши желто-синий картонный прямоугольник и, ни на кого не глядя, покатила свою тележку к выходу.
«Ну и пусть! – подумала она, уговаривая себя не расстраиваться из-за такой пустячной траты. – Амурские тигры – премилые существа, почему бы и не поддержать их раз в жизни!»
У стеклянных дверей Вероника подхватила груженные продуктами пакеты.
– Вам помочь? – высунулся какой-то лысый франт.
– Помогите лучше амурским тиграм, – буркнула она, не глядя.
– Ну Павка! – традиционно воскликнула она, традиционно отстраняясь и выставив перед собой обе ладони. – Ну совсем, совсем взлохматил!
– Прическа на женщине – это только вершина айсберга, – традиционно ответил он, изловчившись небольно щелкнуть Веронику по носу. – А я хочу добраться до самой твоей сердцевины!
– Да ну тебя! Я столько времени у зеркала простояла!
– А у плиты у тебя нашлось время постоять? – крикнул он ей уже из ванной.
– Представь себе – да! У тебя идеальная жена! Ты просто меня не ценишь! – весело пропела она, колдуя над конфорками.
– Один мой знакомый говорит, что идеальная жена – это красивая глухонемая блондинка-нимфоманка, у которой из родителей остался только отец-банкир, – отозвался он и вышел в кухню, вытирая руки о полотенце. – Вот уж упаси бог, чтобы ты однажды превратилась в такую!
– Да? А я думала, все мужчины считают, что идеальная жена – это та, кто ежедневно стоит у плиты в нижнем белье, босая и беременная, с тазиком для стирки на шее, с веником в одной руке и шваброй в другой, а в зубах держит утюг, извиваясь при этом в эротическом танце! – парировала она.
Он захохотал, и Вероника тоже отвернулась к плите, пряча улыбку. Оба они любили вот эти минуты, такие вот шутливые стычки двух проголодавшихся людей, что происходили на их кухне после того, как Павка возвращался с работы.
Запахи, которые сочились при этом из сковородок и кастрюль, придавали пикировке особенную остроту. Вероника никогда не ужинала, не дождавшись Павкиного прихода.
А ведь до того, как стать замужней женщиной, она не особенно любила готовить. Если и случалось когда постоять у плиты, то лишь «по вдохновению», которое возникало так же спонтанно, как и иссякало. К тому же, задумывая приготовить то или иное блюдо, Вероника и сама не знала, что из этого может получиться в итоге – в процессе приготовления все часто непредсказуемо менялось в силу непредсказуемости самой Вероники.
К примеру, решив испечь блинчики, «на выходе» она нередко получала пирожки с какой-нибудь совсем несочетаемой начинкой. Но что особенно странно – блюда, выходившие из ее рук, чаще всего получали превосходную оценку!
– Ты родилась под счастливой звездой, дочка, – с удивлением говорила мама, опробовав какую-нибудь изобретенную Вероникой «кулебяку на пиве со взбитыми сливками и помидорной начинкой».
При этом воспоминании в мыслях возникло что-то еще – какая-то смутная тень женщины с рыжими волосами, – но эти минуты принадлежали только им двоим, ей и Павке, и поэтому Вероника сердитым движением подбородка отогнала от себя все, что мешало ей заниматься любимым делом – кормить оголодавшего, уставшего мужа.
– Помыл руки? Садись. И не хватайся сразу за хлеб, – шлепнула она по руке, потянувшейся к горбушке. – Семейные ужины должны быть уютны и размеренны. Видишь, я тебе уже наливаю.
Поварешка зачерпнула со дна кастрюли огненную гущу борща с затейливо нарезанной морковкой и золотистыми кружочками жира. Наполнив тарелку, Вероника шлепнула следом добрый кусок развалистого, пахучего мяса и щедро усыпала все это мелко рубленной зеленью. Получилось так красиво и вкусно, что она сама залюбовалась. Права, ах, права была мама, когда говорила, что супы – это чисто семейное блюдо. Одинокая женщина никогда не будет варить для себя борщ.
И сейчас, глядя, как ноздри Павки трепещут, вдыхая поднимающийся от тарелки парок, она чувствовала, что день прожит не зря. Есть в этом какое-то особое, ни с чем не сравнимое удовольствие: видеть сидящего напротив и с аппетитом жующего мужчину. Ложка его погрузилась в свекольные глубины борща, желваки на скулах заходили, и она вдруг с трудом подавила в себе острое желание подойти и погладить мужа по голове, как малого ребенка.
– Вкусно?
– Сногсшибательно! Если бы я знал, что меня ждет такой борщ, то вернулся бы сегодня пораньше. – Тарелка опустела всего за какую-то минуту, и он протянул ее за добавкой.
– И ты знаешь, я понял! Идеальная жена – эта женщина, способная вызывать… сердцебиение… желудка! – заметил он.
И Вероника окончательно растаяла в его синих-синих, как море, и таких же глубоких глазах.
Вечер прошел как обычно – в полумраке мерцающего телевизора. Они сидели в обнимку на купленном специально для таких вечеров круглом пушистом ковре с разбросанными поверх турецкими подушечками и смотрели какой-то не слишком умный фильм.
Им было так хорошо, что оба почти не разговаривали. Вероника только спросила:
– Завтра – ты постараешься прийти с работы пораньше?
– Буду очень стараться, – пообещал он. – Но ребятам все равно надо будет проставиться. Да и девчонки из соседнего кредитного отдела заскочить грозились, даже с подарками. Наверное, опять натащат мне всяких кошечек да вазочек! Ты знаешь, – заметил он, зарываясь лицом в ее волосы, – я заметил: только в свой день рождения узнаешь, как много на свете глупых и бесполезных вещей!
– М-ммм, – неопределенно промурлыкала Вероника, щурясь на телевизор.
Уж ее-то подарок Павка не назовет ни глупым, ни бесполезным. Настоящий, древний канделябр в виде головы дракона! Даже трех голов! Подарок с историей! Завтра же он будет стоять вот здесь, на журнальном столике, и тени от язычков зажженных свечей будут плясать на их лицах.
Чуть-чуть романтики – вот чего не хватало в их доме.
– Ника, Ника, ну ты что? Что ты? – испуганно спрашивал Павка и гладил ее по встрепанным на этот раз безо всякого его участия волосам. – Что ты? Обидели, да? Я тебя обидел? Ну скажи, что я сделал? Поздно пришел? Да? Ты ждала меня раньше? Но я же звонил… Я предупредил…
Ах, да разве в этом было дело! На минуту подняв голову от ладоней, она увидела его расстроенное лицо со спутанной, упавшей на лоб челкой, разбросанные по полу открытки, цветы, сувениры – они выпали из его рук, как только Павка вошел в комнату и увидел плачущую жену, – и заскулила, словно брошенный щенок, и отвернулась к спинке дивана, и зашлась в новой волне плача.
– Да что с тобой, наконец?! – Он с силой развернул Веронику к себе. – Хватит, Ника, все! Немедленно рассказывай мне, что тут произошло! Слышишь?
– Его нету-у… Его не доставили-и… Я не могу тебя поздра-ви-ить… – запинаясь, выдавила она из себя в конце концов. И новый фонтан слез заглушил эти отчаянные слова.
– Кого?
– Дракона…
– Какого еще дракона?
– Бронзово-ого… К-который канделябр… Я купила… В под… в пода-а-арок… А его не доста-аавили-ии…
Было так обидно, что внутри все сжималось, будто кто-то взял ее за горло холодной, костлявой рукой. Вздрагивая от плача, она снова подняла на мужа глаза с треугольничками слипшихся ресничек. Даже сейчас, с распухшим от слез носом и плаксиво растянутым ртом, Вероника оставалась удивительно хорошенькой. Но в глазах мужа, который подумал как раз об этом, она почему-то разглядела не тайное любование, а сухой упрек.
– Па-авка… Прости-и… я… я… я…
– «Я… я… я…» – слегка передразнил он, силой удерживая Веронику от новой попытки спрятать лицо в ладонях. Свободной рукой полез в боковой карман, вынул носовой платок – даже сложенный вчетверо он был довольно внушительных размеров. – Давай сюда свое «Я». Ну? А теперь сморкайся! Во-от. И глазки вытрем. И щечки оботрем. И на ножки встанем – опа! – и пойдем-ка умываться холодной водой, чтобы не портить мужу настроение: в такой день.
– Павка, я… Честное слово…
– Рева ты корова, а не «честное слово»! Я ж чуть не чокнулся – думал, случилось что. А ты из-за какой-то ерунды… Кто же так встречает любимого мужа, да еще в день рождения, вот скажи, а?
– Да я как раз… я…
– Что ты? Пирог пекла?
– Пекла.
– С яблоками?
– Да. И с курагой.
– Ну вот! Это ж самое главное!
Он щелкнул Веронику по красному носу, засмеялся и погнал умываться, небольно хлопнув пониже спины.
Десять минут спустя они сидели за празднично накрытым столом и улыбались, глядя друг другу в глаза. Хорошее настроение возвращалось.
Хотя Вероника, изредка бросая взгляд на свечи, которые Павка закрепил на простых блюдцах, предварительно капнув на них воском, чувствовала такую боль, будто ее ранили в самое сердце.
«Дура! Дура! Надо было хотя бы взять его телефон!» – думала она, в десятый, если не в сотый раз выглядывая в выходившее во двор кухонное окно. Там сновали голодные кошки, летал футбольный мяч, у подъезда дежурил «придворный суд» из разомлевших на августовском солнце сплетниц – но Блюхера не было.
И в дверь никто не звонил.
Прождав до обеда, она стала торопливо одеваться.
«Сейчас приеду к нему и стукну кулаком по столу! – строила проекты Вероника, не очень, впрочем, представляя себе, как именно она на это решится. – Это просто наглость – деньги взять, а вещь не принести! Так все испортить!»
Она вспомнила, как вчера снова чуть не разревелась, рассказывая Павке о том, как потратила почти все отложенные на хозяйство деньги на покупку дорогого подарка – а этого подарка ему так и не доставили! А какой роскошный канделябр – они же могли ужинать при его свете, это было бы так романтично, так необычно, так ново! И у них в доме появилась бы настоящая антикварная вещь! Она уже даже придумала, где его поставить, и, отодвинув свою тарелку, нарисовала Павке на салфетке: вот тут, в спальне, между комодом и ее туалетным столиком, где сейчас стоит дурацкая, подаренная тетушкой на свадьбу хрустальная ваза!
«Вот гадство!»
К счастью, муж вчера, кажется, не сильно расстроился. Сказал, что скорее всего произошла какая-то ошибка («Обещал доставить «Экспресс-почтой»? Милая моя, но ведь это же экспресс-почта РОССИИ!»), оставил на комоде деньги и утром ушел на работу как ни в чем не бывало. Но сейчас Вероника считала просто делом чести пойти к этому обманщику Блюхеру и высказать все, что она думает о хозяевах антикварных салонов, которые дают честное слово привезти заказ по указанному адресу, а потом не считают нужным даже позвонить! Ведь она-то оставляла свой телефон на бланке!
«Старый дурак!»
К метро она не шла – бежала, словно опаздывала на важное свидание. И, стоя в вагоне грохотавшей электрички, в нетерпении пристукивала каблучками. И из «Арбатской» выбежала, едва не сшибив кого-то на ходу, и по самому Арбату неслась со скоростью, вовсе не подходящей для этой улицы, больше похожей на музей под открытым небом.
И только на подходе к скрытой между двумя старинными особнячками антикварной лавке Натаниэля Блюхера стала притормаживать.
Бог знает, что ее удивило.
Но что-то не так.
Хотя особенных причин для тревоги не было: все то же маленькое, приземистое крылечко с крепкой, кованой, отделанной под старину дверью и низенькие окошечки-витрины с выставленными в них не самыми ценными, но наиболее живописно потертыми вещами.
Вот медный чайник с диковинно изогнутым, больше похожим на индюшачий клюв, носом; вот старинный чугунный утюг, распахнувший зубчатый рот, в который когда-то засыпали уголь. И якорь на цепи, и чернильный прибор в виде собора Василия Блаженного, и россыпь старинных русских монет на шелковом платке с кистями – все было на месте.
Но вот… Ах да! Понятно! Вот такого мельтешения людей и даже – о боже! – собак, по крайней мере одной собаки, настоящей кавказской овчарки, остроухая голова которой нечетким контуром прорисовалась в оконном стекле, – вот этого всего раньше здесь не было! Позавчера, когда Вероника вошла сюда и стала разглядывать витрины, в лавке вообще не было ни одного человека – если не считать охранника, который скорее был похож на сонную муху! Более того, лавочка Блюхера выглядела настолько одинокой и забытой, что именно это и заставило ее потянуть на себя кованую дверь – «как в сказке», подумалось тогда невольно!
А сейчас?
Даже не заходя внутрь, она наблюдала сквозь те самые окна какое-то странное, суетливое движение. Сразу несколько человек ходили там, но не просто ходили, а – такое было впечатление – занимались каким-то общим и не слишком веселым делом.
Странно!
Тряхнув головой, Вероника решительно направилась к крылечку. Да пусть там к этому проклятому Блюхеру на этот раз хоть с самого Голливуда делегация понаехала – ей-то какое дело! Пусть отдает ее канделябр и катится к чертовой матери!
Как и в прошлый раз, колокольчик тренькнул, пропустив ее в полумрак подвала. Но, в отличие от прошлого раза, когда на нее никто не обратил особого внимания, сейчас к ней кинулись сразу двое.
– Стоп! Вы кто? Откуда? Вам что нужно?
– А вы откуда? – резко, сама того не ожидая, ответила Вероника.
Но еще прежде чем один из них, среднего роста седой мужчина того неопределенного возраста, который принято называть «средним», вынул из внутреннего кармана служебное удостоверение, ей стало понятно: они – оттуда.
– Имя человека – не самое главное. Хотя, конечно, оно тоже важно, особенно если его правильно подобрать. Я не фокусник и не медиум, читающий мысли на расстоянии, поэтому можешь быть уверена, что не только имени, но и твоих анкетных данных, и номера машины, и адреса не знаю.
– Ну-у… Что же тогда вы знаете-то?.. – протянула она разочарованно. Колдовской ореол, который она чуть было не возвела вокруг рыжей головы, начал слегка блекнуть.
Насупившись, Вероника пару раз ковырнула ложечкой наполеон и глянула на Аду с немым упреком ребенка, которого обманули.
Усмехнувшись, Ада выпустила колечко дыма, прищурила на Веронику глаза и вдруг заговорила, приглушенно цедя слова:
– Родилась ты зимой… Здоровье – крепкое, хотя подвержена простудам… Застенчива, многие считают тебя хрупкой, нежной и неспособной к самозащите. Но это не так, потому что запас жизненной энергии в тебе неистощим. Характер: характер неплохой, доброжелательный, часто пытаешься примирить непримиримое и, если случается гасить чужие конфликты, можешь добровольно вызвать на себя гнев и раздражение. В людях – часто ошибаешься. Это приводит к разочарованию, и нередко. Но быстро утешаешься, потому что быстро находишь новую компанию, а еще потому, что ты не завистлива, обладаешь хорошим и легким нравом.
Часто-часто захлопав глазами, Вероника отодвинула от себя блюдечко с тортом.
– Что еще… Недавно вышла замуж. Муж – приятный молодой человек «из благородных», не бедный, ответственный, чувствуешь ты себя за ним как за каменной стеной, вот только ревнив очень, и из-за этого часто ссоритесь… Но и миритесь потом очень быстро, нежно и романтично, часто – в постели…
Вероника покраснела, разом отхлебнула от бокала с коньяком и закашлялась, прижимая к губам салфетку. Ада продолжала, будто не заметила:
– Брак у вас удачный, не в последнюю очередь потому, что оба вы генерируете совместные оригинальные идеи. Вы с мужем любите путешествовать, обожаете веселые компании, друзей…
Все это настолько соответствовало действительности, что Веронике опять становилось не по себе. Ну и встреча!
– Скоро, а точнее, завтра, у твоего мужа день рождения. Канделябр, который ты только что выбрала, – это подарок ему. Праздновать будете вечером, вдвоем, и на это время тобой заготовлено для него немало сюрпризов… Ну, как? – вдруг спросила она. – Сойду я за твою старую знакомую?
– Да… – прошептала Вероника. И тут же выдавила из себя, как в кинофильме про доктора Ватсона: – Но – как?
Ада смотрела на нее все с той же, уже знакомой, насмешинкой в кошачьих глазах. Что, впрочем, не мешало ей курить и выпускать изо рта колечки дыма: словно выписанная завитушками арабской вязи туманная фраза плыла над их столиком, вращаясь, извиваясь и постепенно растворяясь в прозрачном воздухе.
– Все просто, девочка. Нет ничего невозможного для человека с интеллектом. И особенно – если дать себе труд проанализировать то, что видишь перед собой. А я вижу милую девочку, одетую так, как это свойственно Водолеям. Синее платье, белые туфли, сережки с аметистом – все из холодной палитры зимнего пейзажа. Выглядишь ты ослепительно и дорого, хотя ткань на платье у тебя самая простая, а драгоценностей никаких нет – это тоже свойство женщин-Водолеев. Наконец, коньяк заказала сразу две порции и по «сто пятьдесят» – явно для того, чтобы меня «уесть», а это тоже указывает на Водолея – ведь его так легко взять на «слабо»! Ну и соответственно, как и любому Водолею, тебе присущи определенные черты характера. Некоторые из них я перечислила.
– А то, что я недавно замужем? И что у Павки завтра день рождения? Этого не узнаешь ни в каких гороскопах! – снова обиженно, как ребенок, разоблачивший обман, воскликнула Вероника.
– Во-первых, до сих пор я говорила не о гороскопах, а о зодиакальной характеристике личности. Это вещи принципиально разные. Во-вторых, о том, что ты почти что новобрачная, может сказать любой внимательный человек: у тебя на пальце новенькое обручальное кольцо, которое ты то поглаживаешь, то покручиваешь – словом, еще не привыкла его носить. В-третьих, канделябр, который ты выбрала в лавке у Натана, трудно представить стоящим на твоем туалетном столике, такая вещь подходит скорее мужчине – значит, выбирала подарок. Просто другу-товарищу сделать такой подарок было бы тебе не по средствам – ведь я видела, что ты выложила почти все, что у тебя было. В-четвертых, ты выглядишь счастливой в браке и выбирала подарок с видимым удовольствием, а это значит, что канделябр скорее всего предназначается именно мужу, причем мужу любимому. Ведь Водолей всегда предпочитает делать оригинальные и неожиданные подарки. В-пятых, ты попросила Натана доставить канделябр завтра и до шести вечера – значит, празднование ожидается завтра после шести, и, зная склонность Водолеев к сюрпризам и мистификациям, можно ожидать, что простым вручением канделябра ты не ограничишься.
– А то, что он… Павка… что он ревнивый, как я не знаю кто, и еще вот, про каменную стену – это вы откуда узнали? Из логики или из Зодиаков?
– И то и другое, – пожала усыпанными веснушками плечами рыжая Ада. – Если день рождения у него завтра, значит, он – Лев. Ну а уж какой характер у Львов, я знаю, может быть, получше тебя.
– Почему это?
– Потому что я сама – Львица. И кстати сказать, тоже на днях праздную свой день рождения.
Она улыбнулась, отбросив за спину сноп непокорных волос – действительно очень похожих на львиную гриву! – и протянула через стол руку с огромным старинным – теперь уже было хорошо видно, что он старинный, – перстнем. Пронизанный солнечными лучами, камень переливался теперь всеми оттенками багрового цвета. «Как будто кровью наливается», – мелькнуло в голове у Вероники.
– Волшебно, правда? – спросила Ада, любуясь кольцом. Слегка потерла камень о скатерть, снова вытянула руку, перекатывая на поверхности камня пойманный в него солнечный луч. – Это гранат. Очень старинный, ему триста лет. Говорят, этот камень порождает в человеке неуемную страсть и желание – кто знает, не навредит ли он когда-нибудь мне самой? В древности существовало поверье, что, если гранат начинает ярко блестеть, будто наливаясь кровью, то скоро грянут страшные и серьезные события.
– Вы не потому ли его приобрели, чтобы в них поучаствовать?
– Я просто сделала себе подарок. Гранат – талисман Львов, а я питаю маленькую, хотя и простительную для женщины слабость к талисманам. К тому же такой гранат, как этот, является источником огромной энергии и вполне может напитать своего владельца силой и внутренним огнем.
– А не страшно? Носить на себе такую штуку? – спросила Вероника. Теперь она не захотела бы прикоснуться к этому перстню ни за какие блага мира.
– Ну что ты, девочка. Это же легенда. Где в ней правда, где ложь, где намек – кто их теперь разберет. А я предпочитаю оставаться реалисткой.
– Несмотря на то что верите в силу Зодиаков?
– Ты все-таки глупая девочка. Не «несмотря на это», а именно потому.
* * *
Это странно, но к тому времени, когда Вероника пришла домой, впечатление от встречи с леди Зодиак (так, неизвестно почему, она окрестила про себя прекрасную… хотя, пожалуй, правильнее было бы сказать – загадочную незнакомку) уже почти совсем выветрилось из ее головы.Да полно, а была ли она, эта встреча? Когда они вышли из кафе и простились, Ада исчезла так неожиданно и быстро (то ли смешавшись с толпой, то ли растворившись в воздухе), что Вероника пару минут стояла в растерянности, хлопая глазами и озираясь по сторонам.
Ее толкали в спину, обходили, кто-то особенно нетерпеливый ругнулся и предложил пойти «в зоопарк и там глазеть, скок хочешь». А Вероника продолжала стоять, не оставляя надежды разглядеть, как там, в толпе, хотя бы на секунду вынырнет и покажется поверх других голов огненная шевелюра, так напоминающая шикарную львиную гриву.
Не дождалась.
Потом, пока она шла к метро и спускалась по медленно тянущейся чешуе эскалатора, образ рыжей Ады еще стоял у нее перед глазами.
Но через полчаса, когда Вероника вышла у «Речного вокзала» и глубоко, полной грудью вздохнула очистившийся после дождя звонкий московский воздух, никакие мысли ее уже не тревожили. Словно какой-то добрый старик с бородой гнома подошел да и вынул из ее головы все раздумья о женщине, произносящей такие странные слова и такой не похожей на нее саму.
Тем более что и думать-то особенно было некогда: время близилось к шести часам, и у Вероники оставалось буквально несколько минут для того, чтобы рысью пробежаться по окрестным магазинам и купить чего-нибудь на ужин. Павка придет с работы часа через два, а за полгода их брака она еще ни разу не допускала того, чтобы любимый мужчина, вымыв руки и переодевшись, щелкал на кухне зубами!
Тележка в ближайшем супермаркете была быстро нагружена пакетиками, баночками, овощами, бутылками с минеральной водой и хлебом. Радуясь, что ей повезло и почти не пришлось томиться в очереди у кассы, Вероника, улыбаясь, протянула кассирше свою последнюю тысячную купюру.
– Лотерейку возьмете? – спросила та равнодушно.
– Нет, спасибо.
– Да возьмите! У меня все равно сдачи нет. В пользу амурских тигров лотерея.
Вероника всегда терялась, когда ей «всучивали», как говорил Павка, заранее ненужную вещь. В таких случаях именно муж всегда приходил ей на помощь: он делал большие глаза и спрашивал у того, кто навязывал им очередную бесполезную лотерею:
– А это точно, что я, как вы говорите, могу выиграть сто тысяч рублей?
– Разумеется! – оживлялся продавец, и в плутоватых глазах мелькала надежда.
– А когда состоится тираж? – задумчиво тянул Павка.
– В следующую среду.
– Нет! – муж извиняющеся разводил руками, всем своим видом показывая, как он огорчен и даже лишен душевного равновесия от такой неудачи. – Никак не подходит! Я не могу ждать до следующей среды: деньги мне нужны к этой субботе!
И отходил от прилавка, сокрушенно покачивая головой.
Уходить от навязчивого сервиса с таким же артистизмом Веронике мешала нерешительность – это качество вообще нередко портило ей существование. Вот и сейчас, видя, что она колеблется, кассирша подмигнула Веронике и доверительно сказала ей, наклонившись поближе настолько, насколько это позволяла стоящая перед ними корзина с продуктами:
– Берите билетик, девушка, не сомневайтесь! Я здесь всего четвертый месяц работаю, а уже шесть человек облагодетельствовала! Два человека – по миллиону рублей выиграли, остальным больше повезло: квартиры, машины – ну как с неба им упали! Вот буквально перед вами приходила одна бабушка, тоже авто выиграла, получила деньги – и на сберкнижку их, а сама…
Тут фантазия кассирши дала осечку. Она пожевала губами, пристально глянула Веронике в глаза, соображая, что бы еще такое соврать поубедительнее, и ляпнула, наверное, первое, что пришло ей в голову:
– …а сама теперь собирает пустые бутылки и уже на эти деньги покупает новые лотерейные билеты!
Человек, стоящий сзади Вероники и дожидающийся своей очереди платить, откровенно фыркнул. Покраснев так, как будто ирония покупателя относилась лично к ней, девушка поспешным, суетливым жестом приняла из руки кассирши желто-синий картонный прямоугольник и, ни на кого не глядя, покатила свою тележку к выходу.
«Ну и пусть! – подумала она, уговаривая себя не расстраиваться из-за такой пустячной траты. – Амурские тигры – премилые существа, почему бы и не поддержать их раз в жизни!»
У стеклянных дверей Вероника подхватила груженные продуктами пакеты.
– Вам помочь? – высунулся какой-то лысый франт.
– Помогите лучше амурским тиграм, – буркнула она, не глядя.
* * *
И был вечер. И Павка, вернувшись с работы (он возглавлял службу безопасности известного в Москве банка, и Вероника всегда немного терялась, когда, открывая мужу дверь, видела на пороге не смешливого, ловкого, всегда чуть ироничного молодого человека с пышной челкой, падающей ему на глаза, а серьезного мужчину в строгом костюме, пиджак которого чуть топорщился под мышкой из-за надетой под ним кобуры), привычно склонился над Вероникой и, как всегда, поцеловав ее, сразу взъерошил ей волосы, с шутливой тщательностью растрепав всю прическу.– Ну Павка! – традиционно воскликнула она, традиционно отстраняясь и выставив перед собой обе ладони. – Ну совсем, совсем взлохматил!
– Прическа на женщине – это только вершина айсберга, – традиционно ответил он, изловчившись небольно щелкнуть Веронику по носу. – А я хочу добраться до самой твоей сердцевины!
– Да ну тебя! Я столько времени у зеркала простояла!
– А у плиты у тебя нашлось время постоять? – крикнул он ей уже из ванной.
– Представь себе – да! У тебя идеальная жена! Ты просто меня не ценишь! – весело пропела она, колдуя над конфорками.
– Один мой знакомый говорит, что идеальная жена – это красивая глухонемая блондинка-нимфоманка, у которой из родителей остался только отец-банкир, – отозвался он и вышел в кухню, вытирая руки о полотенце. – Вот уж упаси бог, чтобы ты однажды превратилась в такую!
– Да? А я думала, все мужчины считают, что идеальная жена – это та, кто ежедневно стоит у плиты в нижнем белье, босая и беременная, с тазиком для стирки на шее, с веником в одной руке и шваброй в другой, а в зубах держит утюг, извиваясь при этом в эротическом танце! – парировала она.
Он захохотал, и Вероника тоже отвернулась к плите, пряча улыбку. Оба они любили вот эти минуты, такие вот шутливые стычки двух проголодавшихся людей, что происходили на их кухне после того, как Павка возвращался с работы.
Запахи, которые сочились при этом из сковородок и кастрюль, придавали пикировке особенную остроту. Вероника никогда не ужинала, не дождавшись Павкиного прихода.
А ведь до того, как стать замужней женщиной, она не особенно любила готовить. Если и случалось когда постоять у плиты, то лишь «по вдохновению», которое возникало так же спонтанно, как и иссякало. К тому же, задумывая приготовить то или иное блюдо, Вероника и сама не знала, что из этого может получиться в итоге – в процессе приготовления все часто непредсказуемо менялось в силу непредсказуемости самой Вероники.
К примеру, решив испечь блинчики, «на выходе» она нередко получала пирожки с какой-нибудь совсем несочетаемой начинкой. Но что особенно странно – блюда, выходившие из ее рук, чаще всего получали превосходную оценку!
– Ты родилась под счастливой звездой, дочка, – с удивлением говорила мама, опробовав какую-нибудь изобретенную Вероникой «кулебяку на пиве со взбитыми сливками и помидорной начинкой».
При этом воспоминании в мыслях возникло что-то еще – какая-то смутная тень женщины с рыжими волосами, – но эти минуты принадлежали только им двоим, ей и Павке, и поэтому Вероника сердитым движением подбородка отогнала от себя все, что мешало ей заниматься любимым делом – кормить оголодавшего, уставшего мужа.
– Помыл руки? Садись. И не хватайся сразу за хлеб, – шлепнула она по руке, потянувшейся к горбушке. – Семейные ужины должны быть уютны и размеренны. Видишь, я тебе уже наливаю.
Поварешка зачерпнула со дна кастрюли огненную гущу борща с затейливо нарезанной морковкой и золотистыми кружочками жира. Наполнив тарелку, Вероника шлепнула следом добрый кусок развалистого, пахучего мяса и щедро усыпала все это мелко рубленной зеленью. Получилось так красиво и вкусно, что она сама залюбовалась. Права, ах, права была мама, когда говорила, что супы – это чисто семейное блюдо. Одинокая женщина никогда не будет варить для себя борщ.
И сейчас, глядя, как ноздри Павки трепещут, вдыхая поднимающийся от тарелки парок, она чувствовала, что день прожит не зря. Есть в этом какое-то особое, ни с чем не сравнимое удовольствие: видеть сидящего напротив и с аппетитом жующего мужчину. Ложка его погрузилась в свекольные глубины борща, желваки на скулах заходили, и она вдруг с трудом подавила в себе острое желание подойти и погладить мужа по голове, как малого ребенка.
– Вкусно?
– Сногсшибательно! Если бы я знал, что меня ждет такой борщ, то вернулся бы сегодня пораньше. – Тарелка опустела всего за какую-то минуту, и он протянул ее за добавкой.
– И ты знаешь, я понял! Идеальная жена – эта женщина, способная вызывать… сердцебиение… желудка! – заметил он.
И Вероника окончательно растаяла в его синих-синих, как море, и таких же глубоких глазах.
Вечер прошел как обычно – в полумраке мерцающего телевизора. Они сидели в обнимку на купленном специально для таких вечеров круглом пушистом ковре с разбросанными поверх турецкими подушечками и смотрели какой-то не слишком умный фильм.
Им было так хорошо, что оба почти не разговаривали. Вероника только спросила:
– Завтра – ты постараешься прийти с работы пораньше?
– Буду очень стараться, – пообещал он. – Но ребятам все равно надо будет проставиться. Да и девчонки из соседнего кредитного отдела заскочить грозились, даже с подарками. Наверное, опять натащат мне всяких кошечек да вазочек! Ты знаешь, – заметил он, зарываясь лицом в ее волосы, – я заметил: только в свой день рождения узнаешь, как много на свете глупых и бесполезных вещей!
– М-ммм, – неопределенно промурлыкала Вероника, щурясь на телевизор.
Уж ее-то подарок Павка не назовет ни глупым, ни бесполезным. Настоящий, древний канделябр в виде головы дракона! Даже трех голов! Подарок с историей! Завтра же он будет стоять вот здесь, на журнальном столике, и тени от язычков зажженных свечей будут плясать на их лицах.
Чуть-чуть романтики – вот чего не хватало в их доме.
* * *
А на следующий день она рыдала, забившись в угол дивана, захлебываясь слезами и пряча в ладонях мокрое лицо. Ручейки соленой влаги просачивались меж пальцев, стекали по рукам, падали на безнадежно испорченное, смятое платье.– Ника, Ника, ну ты что? Что ты? – испуганно спрашивал Павка и гладил ее по встрепанным на этот раз безо всякого его участия волосам. – Что ты? Обидели, да? Я тебя обидел? Ну скажи, что я сделал? Поздно пришел? Да? Ты ждала меня раньше? Но я же звонил… Я предупредил…
Ах, да разве в этом было дело! На минуту подняв голову от ладоней, она увидела его расстроенное лицо со спутанной, упавшей на лоб челкой, разбросанные по полу открытки, цветы, сувениры – они выпали из его рук, как только Павка вошел в комнату и увидел плачущую жену, – и заскулила, словно брошенный щенок, и отвернулась к спинке дивана, и зашлась в новой волне плача.
– Да что с тобой, наконец?! – Он с силой развернул Веронику к себе. – Хватит, Ника, все! Немедленно рассказывай мне, что тут произошло! Слышишь?
– Его нету-у… Его не доставили-и… Я не могу тебя поздра-ви-ить… – запинаясь, выдавила она из себя в конце концов. И новый фонтан слез заглушил эти отчаянные слова.
– Кого?
– Дракона…
– Какого еще дракона?
– Бронзово-ого… К-который канделябр… Я купила… В под… в пода-а-арок… А его не доста-аавили-ии…
Было так обидно, что внутри все сжималось, будто кто-то взял ее за горло холодной, костлявой рукой. Вздрагивая от плача, она снова подняла на мужа глаза с треугольничками слипшихся ресничек. Даже сейчас, с распухшим от слез носом и плаксиво растянутым ртом, Вероника оставалась удивительно хорошенькой. Но в глазах мужа, который подумал как раз об этом, она почему-то разглядела не тайное любование, а сухой упрек.
– Па-авка… Прости-и… я… я… я…
– «Я… я… я…» – слегка передразнил он, силой удерживая Веронику от новой попытки спрятать лицо в ладонях. Свободной рукой полез в боковой карман, вынул носовой платок – даже сложенный вчетверо он был довольно внушительных размеров. – Давай сюда свое «Я». Ну? А теперь сморкайся! Во-от. И глазки вытрем. И щечки оботрем. И на ножки встанем – опа! – и пойдем-ка умываться холодной водой, чтобы не портить мужу настроение: в такой день.
– Павка, я… Честное слово…
– Рева ты корова, а не «честное слово»! Я ж чуть не чокнулся – думал, случилось что. А ты из-за какой-то ерунды… Кто же так встречает любимого мужа, да еще в день рождения, вот скажи, а?
– Да я как раз… я…
– Что ты? Пирог пекла?
– Пекла.
– С яблоками?
– Да. И с курагой.
– Ну вот! Это ж самое главное!
Он щелкнул Веронику по красному носу, засмеялся и погнал умываться, небольно хлопнув пониже спины.
Десять минут спустя они сидели за празднично накрытым столом и улыбались, глядя друг другу в глаза. Хорошее настроение возвращалось.
Хотя Вероника, изредка бросая взгляд на свечи, которые Павка закрепил на простых блюдцах, предварительно капнув на них воском, чувствовала такую боль, будто ее ранили в самое сердце.
* * *
Никто не доставил ей канделябр и на следующий день.«Дура! Дура! Надо было хотя бы взять его телефон!» – думала она, в десятый, если не в сотый раз выглядывая в выходившее во двор кухонное окно. Там сновали голодные кошки, летал футбольный мяч, у подъезда дежурил «придворный суд» из разомлевших на августовском солнце сплетниц – но Блюхера не было.
И в дверь никто не звонил.
Прождав до обеда, она стала торопливо одеваться.
«Сейчас приеду к нему и стукну кулаком по столу! – строила проекты Вероника, не очень, впрочем, представляя себе, как именно она на это решится. – Это просто наглость – деньги взять, а вещь не принести! Так все испортить!»
Она вспомнила, как вчера снова чуть не разревелась, рассказывая Павке о том, как потратила почти все отложенные на хозяйство деньги на покупку дорогого подарка – а этого подарка ему так и не доставили! А какой роскошный канделябр – они же могли ужинать при его свете, это было бы так романтично, так необычно, так ново! И у них в доме появилась бы настоящая антикварная вещь! Она уже даже придумала, где его поставить, и, отодвинув свою тарелку, нарисовала Павке на салфетке: вот тут, в спальне, между комодом и ее туалетным столиком, где сейчас стоит дурацкая, подаренная тетушкой на свадьбу хрустальная ваза!
«Вот гадство!»
К счастью, муж вчера, кажется, не сильно расстроился. Сказал, что скорее всего произошла какая-то ошибка («Обещал доставить «Экспресс-почтой»? Милая моя, но ведь это же экспресс-почта РОССИИ!»), оставил на комоде деньги и утром ушел на работу как ни в чем не бывало. Но сейчас Вероника считала просто делом чести пойти к этому обманщику Блюхеру и высказать все, что она думает о хозяевах антикварных салонов, которые дают честное слово привезти заказ по указанному адресу, а потом не считают нужным даже позвонить! Ведь она-то оставляла свой телефон на бланке!
«Старый дурак!»
К метро она не шла – бежала, словно опаздывала на важное свидание. И, стоя в вагоне грохотавшей электрички, в нетерпении пристукивала каблучками. И из «Арбатской» выбежала, едва не сшибив кого-то на ходу, и по самому Арбату неслась со скоростью, вовсе не подходящей для этой улицы, больше похожей на музей под открытым небом.
И только на подходе к скрытой между двумя старинными особнячками антикварной лавке Натаниэля Блюхера стала притормаживать.
Бог знает, что ее удивило.
Но что-то не так.
Хотя особенных причин для тревоги не было: все то же маленькое, приземистое крылечко с крепкой, кованой, отделанной под старину дверью и низенькие окошечки-витрины с выставленными в них не самыми ценными, но наиболее живописно потертыми вещами.
Вот медный чайник с диковинно изогнутым, больше похожим на индюшачий клюв, носом; вот старинный чугунный утюг, распахнувший зубчатый рот, в который когда-то засыпали уголь. И якорь на цепи, и чернильный прибор в виде собора Василия Блаженного, и россыпь старинных русских монет на шелковом платке с кистями – все было на месте.
Но вот… Ах да! Понятно! Вот такого мельтешения людей и даже – о боже! – собак, по крайней мере одной собаки, настоящей кавказской овчарки, остроухая голова которой нечетким контуром прорисовалась в оконном стекле, – вот этого всего раньше здесь не было! Позавчера, когда Вероника вошла сюда и стала разглядывать витрины, в лавке вообще не было ни одного человека – если не считать охранника, который скорее был похож на сонную муху! Более того, лавочка Блюхера выглядела настолько одинокой и забытой, что именно это и заставило ее потянуть на себя кованую дверь – «как в сказке», подумалось тогда невольно!
А сейчас?
Даже не заходя внутрь, она наблюдала сквозь те самые окна какое-то странное, суетливое движение. Сразу несколько человек ходили там, но не просто ходили, а – такое было впечатление – занимались каким-то общим и не слишком веселым делом.
Странно!
Тряхнув головой, Вероника решительно направилась к крылечку. Да пусть там к этому проклятому Блюхеру на этот раз хоть с самого Голливуда делегация понаехала – ей-то какое дело! Пусть отдает ее канделябр и катится к чертовой матери!
Как и в прошлый раз, колокольчик тренькнул, пропустив ее в полумрак подвала. Но, в отличие от прошлого раза, когда на нее никто не обратил особого внимания, сейчас к ней кинулись сразу двое.
– Стоп! Вы кто? Откуда? Вам что нужно?
– А вы откуда? – резко, сама того не ожидая, ответила Вероника.
Но еще прежде чем один из них, среднего роста седой мужчина того неопределенного возраста, который принято называть «средним», вынул из внутреннего кармана служебное удостоверение, ей стало понятно: они – оттуда.