И основной, так сказать, пафос этих заметок в том, что среди истинных иерархов, наделённых реальной полнотой власти и пользующихся ею, ни в коем случае не может быть разумных нравственных людей. Помнится известный анекдот. Мол, в КПСС (в той, которая якобы была «умом и честью эпохи») нет ни одного одновременно и честного и умного человека. На поверю, это наблюдение справедливо вообще для хищной власти, как таковой. «В каждой шутке есть доля шутки». Анекдот, но смысл у него страшный. Власть — это исконная вотчина хищных. И там никогда не сможет оказаться честный и разумный человек. Таким там нет, и никогда им там не было места. Во всяком случае, долго они там не задерживаются.
Достаточно вспомнить, как быстро устраняют тех политиков, которые пытаются что-либо сделать для блага народа или произвести серьезные изменения в политическом курсе. Неважно, с какой целью они добиваются этого, пусть даже это всего лишь политический ход. Их убивают неотвратимо и неустанно. Во все времена и на всех континентах (опять же вычетом Антарктиды). Улугбек, Линкольн, Александр II, Столыпин, Махатма Ганди, Кеннеди, Патрис Лумумба, Сальвадор Альенде, Мартин Лютер Кинг…
Когда политики пытаются действовать (честно или нет — неважно) в интересах народа, то их убирают раньше, чем они успеют претворить в жизнь свои пронародные проекты. Попадающие во властные структуры люди с честными благородными намерениями за то короткое время, которое им обычно отведено, всё же успевают продемонстрировать чудеса свершений, в сравнении с крысиной возней изворотливой тамошней политической шушеры. Они входят в историю самыми лучшими ее страницами.
Плохо лишь то, что тем самым они создают «защитный фон» для всех прочих чудовищ от власти. Дескать, все мы — политики — такие же хорошие.
Стараемся всё сделать для блага народа, себя не щадя. Но вот только условия-де не позволяют. Мол, «все мы — хорошие ребята, немного убийцы, но внутри добрые». Единственная польза от этих «хороших ребят» это то, что они в своей деятельности на благо народа очень часто «мочат» и друг друга:
Троцкий, Бухарин, Садат, Робеспьер…
А ведь вся социологическая проблема власти (политики, государственности) предельно проста: надо сделать так, чтобы всем законопослушным, работящим гражданам в государстве было относительно хорошо, свободно. Пусть даже и нелегко подчас, но не унизительно, не бесчеловечно. И это вполне осуществимо в условиях честной и умной власти в обществе. Честные взаимоотношения между людьми всегда существовали и существуют — те же деревенские дома без замков. А вот честной власти нет, не было и, так и напрашивается, «не будет», но это не значит, что ее не может быть как таковой. Во всяком случае, хочется надеяться, что это не так.
Ведь теоретическая часть элементарна — это «прямая демократия», самоорганизация. Именно она, и только она должна сменить нынешние методы социального управления. От государства должны быть отделены (как и Церковь) буквально все властные и законодательные службы. Оно должно оставить себе лишь чисто техническую, координирующею бюрократическую функцию: правительство — это «союз цивилизованных столоначальников», что-то типа министерства связи или транспорта. Все же основные общественные вопросы должен решать сам народ через своих непосредственных представителей. «До тех пор, пока деятельность администрации осуществляется в интересах общества, администрация составляет часть общества. Она необходима. Если же государственный аппарат претендует на роль хозяина общества и требует для себя независимых полномочий, тогда он превращается в злейшего врага общества, и с ним следует обращаться соответствующим образом» [7]. Но «практическая сторона» такого естественного общественного порядка — вряд ли осуществима в обозримом будущем.
Психологическая же составляющая проблемы власти тоже представляется очевидной. Хищные «персоналии власти» являются самым, что ни на есть, неподходящим для этого дела человеческим (?) материалом. Необходимо создавать разумную самоорганизующуюся общественную систему, а ее нынешние потенциальные (у них есть такая возможность) «организаторы» — морально невменяемы. Они не обладают разумом, понимаемым как рассудок, сопряженный с добротой, альтруизмом, совестью. Этот чудовищный парадокс весьма далек от трагикомической закономерности «сапожник — без сапог». То, что власть находится у лишенных разума существ, скорее, похоже на то, как если бы дрессированную обезьяну к «ядерной кнопке» приставить. Знаменитое якобинское определение верховных властителей — «коронованное зверьё» — было и остается, по самому большому счету, наиболее верным (не в обиду, понятно, «братьям нашим меньшим» это якобинцами было сказано).
В то же самое время власть для хищных является самым притягательным объектом в мире. Для них она значит и заменяет им всё.
Поэтому у хищных властителей не бывает никакой сверхзадачи в своей деятельности. Тем более не существует у них какой-либо благой цели, типа «процветания народа и Отечества», возможны лишь декларативные.
Их истинные цели предельно убоги. Обычно это примитивный гедонизм (погоня за наслаждениями), пусть и в максимально возможных изощренных своих формах. Купить бриллиантов покрупнее, картин поярче, машин побольше, построить виллу повыше да с бункером поглубже. «Доктор» Ахмед Сукарно часами, любуясь собой, смотрелся в зеркало. Одновременно «украшалась» и столица: из Джакарты постоянно на грузовиках вывозились отлавливаемые на улицах бездомные нищие, портившие «фасад страны». Анвар Садат тоже не меньше своего индонезийского коллеги заботился о собственной наружности, даже имел три расчески: обычную для головы, и специальные — для бровей и усов. Какое там «процветание» народа?! Наполеон воевал не ради народа Франции, а имел прискорбное «хобби» — «военное искусство». Сталин поднимал страну уж никак не для блага ее народа. Ведь сколько этого самого «народа» было уничтожено — зачем?
Упоение славой, властью и борьба за нее занимают всё их сознание.
«Тактические и стратегические» аспекты борьбы за свою власть (и сохранение ее) полностью поглощают их. Разве что деньги не забывают перевести в швейцарские банки (это уже о нынешних наших правителях), тут они педанты.
Ну, и иногда отдых от «их борьбы». Разрядка время от времени — в запоях, оргиях, у кого-то — в охотах. Всё ж таки власти, как таковой, им явно недостаточно, скучают. Охоты — необходимое дополнение. Обычно — «царские»: беспощадные, браконьерского типа. «Сановные охотники» получают при этом, по-видимому, не меньшее наслаждение, чем в детстве, когда они вешали собак и сжигали живьем кошек. Можно вспомнить, как Ельцин перед сложной операцией на сердце настрелял для своего дорогого верного друга Гельмута Коля 50 уток и «завалил» кабана. А после операции опять пристрелил кабана. Не мог выдержать? Дай хоть кого-нибудь, да убить?!
Наверное, было бы интересно (по крайней мере, для науки) подробно, в деталях узнать, о чём думают во время своей «государственной работы» Наполеон и Тамерлан, Ленин и Сталин, Гитлер и Черчилль, Пол Пот и Мао Цзедун и им подобные по рангу. Каковы сокровенные мысли у таких физических, юридических и зоопсихологических лиц? Порасспросить бы их, «как на духу — у психиатра», чего они, собственно, хотят от жизни? К сожалению, это невозможно. Даже когда их иногда удается судить, например, на Нюрнбергском процессе или еще где, то разговор с ними не может быть откровенным, они оправдываются или огрызаются, это всё не добавляет понимания их движущих мотивов. Существует, правда, обширная мемуарная литература бывших государственных мужей. Но в этой бахвальной писанине содержится такая же правда, как и то, что они, дескать, святые, а остальные — подлецы, каких мало. К тому же в таких книгах обычно излагаются события, поступки, а не мотивы и подспудные механизмы поведения действующих лиц мировой политической арены. В основном это воспоминания об их многочисленных «veni, vidi, vici» («пришел, увидел, победил»), а не — желательно бы! — «посидел, подумал, забрал шинель, пошёл домой». Что-то добавить в «копилку понимания» зоопсихологических мотивов действий хищных гоминид могли бы воспоминания приговоренных к казни или к пожизненному заключению убийц-рецидивистов, типа Чикатило, Панзера… Такая «беллетристика» весьма в ходу на Западе, начиная с «основоположника научного садизма» маркиза де Сада. Но, к сожалению, из всех таких «исповедей» на данную тему ясно видно, что сами эти «тюремные беллетристы» (равно как и политики «на воле») не осознают своего поведения в той степени, в которой это могло бы стать значимым для объективного, стороннего наблюдателя. Им не дано такого понимания, в противном случае они бы, наверное, и не совершали эти свои «зоологические поступки»: убийства, развязывание войн, несущие смерть финансовые аферы и т.п.
И если бы действительно удалось провести «серьезный опрос» (как-нибудь под наркогипнозом исхитриться бы для «объективности») среди жутких тиранов, серийных и прочих закоренелых убийц и т.п, матерой хищной публики, на тему «зачем они это делают», то самым правильным и честным ответом с их стороны было бы что-нибудь типа «мне это нравилось», «мне так хотелось». Подобные откровения в неявном («междустрочном») виде можно обнаружить, «выудить» и в тех же «тюремных мемуарах» закоренелых преступников, и в «воспоминательных» книгах политиков. В их действиях не просматривается каких-то глубоких или возвышенных мотивов. Им так вот хочется, или же они бывают вынуждаемы обстоятельствами (значит, кому-то другому захотелось и удалось сделать что-то еще «круче»). А страдать вынуждены при этом другие, которым этого — ну никак! — не хочется. Удержать же себя хищные не в состоянии. Несмотря на осознавание ими всего исходящего от них зла (медэксперты называют это «вменяемостью»). Не могут, при всей своей якобы железной силе воли. А их самооправдания — «благо народа»,
«борьба с чем-либо» и т.п, — всегда лживы и несерьезны.
ЭТИЧЕСКОЕ ИЗМЕРЕНИЕ
Так что же есть у нехищных людей, что можно было бы противопоставлять этим — столь бесспорным — аргументам хищных владык «мира сего»? Помимо, понятно, «травоядного фактора» — их подавляющего численного превосходства. Хотя и это немаловажно, если учесть знаменитейший критерий социально-телеологической святости (достижение общественного блага, как самоцели): «обеспечение счастья наибольшего числа людей». Пожалуй, главным таким контраргументом может послужить лишь доброта, неагрессивность того же самого «травоядного» толка.
У нехищных людей присутствует разумная составляющая сознания.
Поэтому они заведомо духовно богаче хищных индивидов. У них есть в психике, в менталитете некое вертикальное (глубинное) — этическое — измерение. Они, осознанно или нет, но постоянно задают себе вопрос «зачем?», «ради чего?».
Это принципиально отличает их от плоскостной ситуативной изворотливости хищных (в особенности — суггесторов). У этих шакалий уровень — «где?»,
«как?» и «почем?». (Невольно вспоминаются Обломов и Штольц). Что, правда, и позволяет им столь ловко шастать, нападать и увертываться в лабиринтах коридоров хищной власти. Но им никогда не достичь ни малейшей духовной высоты (глубины). Перефразируя Канта, можно сказать, что у хищных «нет звездного неба над головой, ибо у них отсутствует моральный закон внутри».
Экспериментальные лабиринтные крысы, проявляя недюжинную смекалку в задачах на плоскости, демонстрируют непроходимую тупость в трехмерном (многоэтажном) лабиринте. Эти задачи им попросту недоступны. Они генетически запрограммированы на двухмерные, плоскостные ходы. Точно так же и хищные политики. Подсидит любого, проведет сотню, продаст тысячу, а спроси v него, — а хорошо ли это, да и зачем это всё, — прямо как глухонемой становится, не слышит. И действительно не слышит, — ибо не понимает. Поэтому любой среднестатистический обыватель, явно не хватающий звезд с неба, — на порядок (!), на одно измерение, более сложное и богатое человеческое творение, нежели самый изворотливый политик, ловкий аферист или «крутой», беспощадный мафиозный «крестный отец».
Нехищные люди отнюдь не такое быдло, какими их представляют. При всей своей неразвитости и отсталости, они, в сравнении с хищными, всё же являются существами с более сложным (глубинным) менталитетом. Хищные не могут их понимать даже в принципе. Неразвитость же нехищных людей есть прямое следствие хищного владычества. Оболванивание народа — стратегическая, вынужденная мера хищной власти, иначе ей — конец. На первый взгляд, это невозможно: как это примитивные существа оглупляют более умных? Ведь для этого им надо бы, кажется, хорошо знать и понимать этих самых «умников»! Но нет, всё обстоит именно так. Что-то в этом роде происходит, когда в школьном классе несколько злых лодырей-второгодников мешают учиться всем остальным.
Они уже курят, пьют, а то и «ширяются»… Зачем им знать всякие тонкости-премудрости школьных предметов? А вот в негативном влиянии они могут быть крайне изощренными. Преследования, издевательства, надругательства, совращение… Так же и здесь: ложь, примитивная пропаганда, вздорная реклама… И всё — человек обработан, быдло к употреблению готово.
И всё же нормальный русский мужик, что называется «от сохи», или равно простой «серый аморфный» обыватель, наугад выдернутый из толпы какой-нибудь тамбовской улицы, стократ духовно богаче самого виртуозного дипломата-суггестора. Особенно это различие заметно в старости. «По плодам узнаете вы…». Доброе лицо, лик мудрого пожилого крестьянина, аксакала.
Дьявольская маска — харя пронырливого, прожженного проходимца-сенатора или TV-проповедника — кривляки. Гёте как-то сказал, что «простой человек в своем неясном устремлении всегда прав». Так-то оно так. Но во времена Гёте еще не было столь мощного манипулирования общественным сознанием, попыток разворота нравственного вектора нехищных людей. Сейчас многие простые люди часто бывают «очень и очень не правы». И это печально. Хотя, если брать в целом, то «господин Народ» еще пока правоту свою не растерял.
Нехищные люди тоже не понимают хищных. Но это непонимание совершено иного рода. Они никак не могут отрешиться от иллюзии, что хищные — такие же существа, как и они, т.е. люди. Уж очень велико имеющееся внешне сходство. Два глаза, две руки, две ноги — это б еще ладно, у обезьян то же самое. Но ведь и говорят еще! Да как складно, умно говорят, — заслушаешься.
Так как же такое может быть, что это — не люди?! У нехищных на этой почве возникает даже некий комплекс неполноценности, совершенно необоснованный и беспочвенный.
Не имея за собой этих внешних качеств, этого звериного изящества — весьма широкодиапазонного, в том числе и в умении складно говорить (= суггестивным образом манипулировать!), простые люди неправомерно экстраполируют это отсутствие и дальше — на всё остальное. Они не осознают своего духовного могущества, несоизмеримого с нравственным убожеством хищных. Из-за этого они логически застревают на вопросе «зачем они (хищные) творят всё это зло?». Пытаются как-то понять эту чудовищность. Мало того, они стараются даже оправдать (и это прямое следствие их великодушия) поведение хищных. В этом, кстати, заключен основной парадокс христианства.
Тем паче хочется им оправдать «великих» — Наполеона, Сталина, Гитлера…
Якобы, они же делали всё это не для себя, а для славы, могущества их государства, народа. Значит, для них?!
Они никак не могут взять в толк одного. Без этих «великих кровопийц», без вмешательства в их жизнь хищных, с их алчностью, корыстолюбием, жестокостью, при разумной честной общественной самоорганизации простые люди давным-давно жили бы при таком прекрасном строе, которому коммунизм вкупе с Эдемом в подметки бы не годился!
Именно этическая составляющая, и только она, выделяет человека из животного мира. Она влияет в человеке буквально на всё. Вернее, она способна влиять, и всё зависит от самого человека, от того, в какой мере он сможет воспользоваться возможностями этого своего надприродного качества. К сожалению, вернуть на животный уровень, «завалить» человека несравненно легче, чем поднять его нравственно хотя бы немного. Оно и понятно. Миллиарды лет звериной, бездуховной эволюции, и всего лишь десяток тысячелетий человеческого пути. Это — как сломать деревце в сравнении с выращиванием сада. Вот почему довольно часто честные люди, волею судьбы оказавшиеся в орбите правящей «элиты», подпадают под ее «гравитацию». Эти затесавшиеся в когорту «расы господ» «плебеи» оказываются вынужденными действовать в полном внешнем согласии с прирожденными негодяями и мерзавцами. Эту печальную закономерность отмечал еще А. Тойнби.
При отсутствии или потере какого-либо органа у животных, у людей, с необходимостью, как бы в компенсацию, усиленно развиваются те, которые остались. Сильные руки у безногих, обостренный слух и тончайшее осязание у слепых. «Ум» хищных (хитрость спекулянтов, деловая хватка аферистов, ловкость продажных политиков) — это явление такого же «компенсаторного» порядка. Одним словом, нет совести — далеко пойдет! Если, понятно, не остановят. Такие же…
У нехищных людей присутствует разумная составляющая сознания.
Поэтому они заведомо духовно богаче хищных индивидов. У них есть в психике, в менталитете некое вертикальное (глубинное) — этическое — измерение. Они, осознанно или нет, но постоянно задают себе вопрос «зачем?», «ради чего?».
Это принципиально отличает их от плоскостной ситуативной изворотливости хищных (в особенности — суггесторов). У этих шакалий уровень — «где?»,
«как?» и «почем?». (Невольно вспоминаются Обломов и Штольц). Что, правда, и позволяет им столь ловко шастать, нападать и увертываться в лабиринтах коридоров хищной власти. Но им никогда не достичь ни малейшей духовной высоты (глубины). Перефразируя Канта, можно сказать, что у хищных «нет звездного неба над головой, ибо у них отсутствует моральный закон внутри».
Экспериментальные лабиринтные крысы, проявляя недюжинную смекалку в задачах на плоскости, демонстрируют непроходимую тупость в трехмерном (многоэтажном) лабиринте. Эти задачи им попросту недоступны. Они генетически запрограммированы на двухмерные, плоскостные ходы. Точно так же и хищные политики. Подсидит любого, проведет сотню, продаст тысячу, а спроси v него, — а хорошо ли это, да и зачем это всё, — прямо как глухонемой становится, не слышит. И действительно не слышит, — ибо не понимает. Поэтому любой среднестатистический обыватель, явно не хватающий звезд с неба, — на порядок (!), на одно измерение, более сложное и богатое человеческое творение, нежели самый изворотливый политик, ловкий аферист или «крутой», беспощадный мафиозный «крестный отец».
Нехищные люди отнюдь не такое быдло, какими их представляют. При всей своей неразвитости и отсталости, они, в сравнении с хищными, всё же являются существами с более сложным (глубинным) менталитетом. Хищные не могут их понимать даже в принципе. Неразвитость же нехищных людей есть прямое следствие хищного владычества. Оболванивание народа — стратегическая, вынужденная мера хищной власти, иначе ей — конец. На первый взгляд, это невозможно: как это примитивные существа оглупляют более умных? Ведь для этого им надо бы, кажется, хорошо знать и понимать этих самых «умников»! Но нет, всё обстоит именно так. Что-то в этом роде происходит, когда в школьном классе несколько злых лодырей-второгодников мешают учиться всем остальным.
Они уже курят, пьют, а то и «ширяются»… Зачем им знать всякие тонкости-премудрости школьных предметов? А вот в негативном влиянии они могут быть крайне изощренными. Преследования, издевательства, надругательства, совращение… Так же и здесь: ложь, примитивная пропаганда, вздорная реклама… И всё — человек обработан, быдло к употреблению готово.
И всё же нормальный русский мужик, что называется «от сохи», или равно простой «серый аморфный» обыватель, наугад выдернутый из толпы какой-нибудь тамбовской улицы, стократ духовно богаче самого виртуозного дипломата-суггестора. Особенно это различие заметно в старости. «По плодам узнаете вы…». Доброе лицо, лик мудрого пожилого крестьянина, аксакала.
Дьявольская маска — харя пронырливого, прожженного проходимца-сенатора или TV-проповедника — кривляки. Гёте как-то сказал, что «простой человек в своем неясном устремлении всегда прав». Так-то оно так. Но во времена Гёте еще не было столь мощного манипулирования общественным сознанием, попыток разворота нравственного вектора нехищных людей. Сейчас многие простые люди часто бывают «очень и очень не правы». И это печально. Хотя, если брать в целом, то «господин Народ» еще пока правоту свою не растерял.
Нехищные люди тоже не понимают хищных. Но это непонимание совершено иного рода. Они никак не могут отрешиться от иллюзии, что хищные — такие же существа, как и они, т.е. люди. Уж очень велико имеющееся внешне сходство. Два глаза, две руки, две ноги — это б еще ладно, у обезьян то же самое. Но ведь и говорят еще! Да как складно, умно говорят, — заслушаешься.
Так как же такое может быть, что это — не люди?! У нехищных на этой почве возникает даже некий комплекс неполноценности, совершенно необоснованный и беспочвенный.
Не имея за собой этих внешних качеств, этого звериного изящества — весьма широкодиапазонного, в том числе и в умении складно говорить (= суггестивным образом манипулировать!), простые люди неправомерно экстраполируют это отсутствие и дальше — на всё остальное. Они не осознают своего духовного могущества, несоизмеримого с нравственным убожеством хищных. Из-за этого они логически застревают на вопросе «зачем они (хищные) творят всё это зло?». Пытаются как-то понять эту чудовищность. Мало того, они стараются даже оправдать (и это прямое следствие их великодушия) поведение хищных. В этом, кстати, заключен основной парадокс христианства.
Тем паче хочется им оправдать «великих» — Наполеона, Сталина, Гитлера…
Якобы, они же делали всё это не для себя, а для славы, могущества их государства, народа. Значит, для них?!
Они никак не могут взять в толк одного. Без этих «великих кровопийц», без вмешательства в их жизнь хищных, с их алчностью, корыстолюбием, жестокостью, при разумной честной общественной самоорганизации простые люди давным-давно жили бы при таком прекрасном строе, которому коммунизм вкупе с Эдемом в подметки бы не годился!
Именно этическая составляющая, и только она, выделяет человека из животного мира. Она влияет в человеке буквально на всё. Вернее, она способна влиять, и всё зависит от самого человека, от того, в какой мере он сможет воспользоваться возможностями этого своего надприродного качества. К сожалению, вернуть на животный уровень, «завалить» человека несравненно легче, чем поднять его нравственно хотя бы немного. Оно и понятно. Миллиарды лет звериной, бездуховной эволюции, и всего лишь десяток тысячелетий человеческого пути. Это — как сломать деревце в сравнении с выращиванием сада. Вот почему довольно часто честные люди, волею судьбы оказавшиеся в орбите правящей «элиты», подпадают под ее «гравитацию». Эти затесавшиеся в когорту «расы господ» «плебеи» оказываются вынужденными действовать в полном внешнем согласии с прирожденными негодяями и мерзавцами. Эту печальную закономерность отмечал еще А. Тойнби.
При отсутствии или потере какого-либо органа у животных, у людей, с необходимостью, как бы в компенсацию, усиленно развиваются те, которые остались. Сильные руки у безногих, обостренный слух и тончайшее осязание у слепых. «Ум» хищных (хитрость спекулянтов, деловая хватка аферистов, ловкость продажных политиков) — это явление такого же «компенсаторного» порядка. Одним словом, нет совести — далеко пойдет! Если, понятно, не остановят. Такие же…
НЕЗНАНИЕ — СИЛА!
#"Новое знание" о видовых человеческих различиях может оказаться весьма существенным для дальнейшей судьбы человечества. Но это знание носит дискредитирующий и весьма нелестный для людей характер. Это никак не способствует его позитивному восприятию. Кроме того, оно крайне опасно для хищных. А сила пока еще в руках этих злокозненных «владык мира сего» — сила незнания. Ибо, «пока корень зла сокрыт, — оно всесильно» («Евангелие от Филиппа»).#
Поэтому естественно ожидать попыток умолчать столь горькую и страшную правду о людях или любым путем снизить значимость этой проблемы.
Этой цели служат многочисленные современные «теории человека», в которых вопрос антропогенеза просто-напросто обходится, а различия между людьми объявляются несущественными. Налажен также массовый выпуск книг, пропагандирующих нравственное «самоусовершенствование». Нужно только хорошо дышать, правильно есть, ни о чём не думать, и вскоре придет космическое совершенство. Э.Шостром дает конкретные советы [6], как путем нехитрых упражнений человек может быстро и радикально изменить себя. Из «человека-манипулятора» (коварного подлеца) за недельку-другую превратиться в «человека-актуализатора» (высоконравственного творца). Примерно так же вытаскивал себя из болота барон Мюнхгаузен. За собственные волосы.
Исследования, способные пролить свет на существование видовых различий у людей, остаются, мягко говоря, без внимания. Вспомним, с каким трудом пробивала себе дорогу «теория пассионарности» (опять же различия людей!) Л.Н.Гумилева. Многолетние уникальные наблюдения и исследования этики детского поведения, проведенные П.Ф.Лесгафтом, до сих пор не получили должной оценки. Еще 100 лет назад, в конце XIX века американский ученый норвежского происхождения Торстейн Веблен [3] выявил и описал существующую тождественность этико-психологических установок у правящей «элиты» и правонарушителей из низов общества. Так его имени даже нет в энциклопедических словарях. Т.Веблен уверенно констатирует факт морально-психологического тождества джентльменов и уголовников. К сожалению, он не исследует ЭТУ глубинную связь. А это тождество имеет принципиальное значение. Уголовники и политики — это два конца одной палки, которой «снизу и сверху» дубасят — мягко сказано — нехищное большинство человечества.
Конечно же, политиков следует брать в целом — вместе с их финансовыми «кукловодами».
Хотя различие уголовного мира («воров в законе») и мира «высокой политики» («воров в конституции») всё же есть. Это — масштабность несения зла простым людям, в их лице всему человечеству. То, что награбили все, вместе взятые, мафии мира за всё историческое время не составит, по-видимому, и доли процента того барыша, который получают финансовые олигархи от одной-единственной ежедневной котировки курса доллара на мировых фондовых биржах. Все вкупе бандиты и маньяки Земли не убили стольких людей, сколько погибает в развязываемых политическими бандитами лишь паре-тройке «хороших» войн, тех же мировых. Ну, и еще, возможно, неким отличием являются татуировки. У политиков их, как правило, нет на лице и шее…
Вообще-то, в адрес «простого» уголовного мира можно сказать еще одно, некое «последнее похвальное слово». Уголовный мир в своих кровавых разборках на порядок честнее мира политиков, там не требуется все тех лживых лозунговых дымовых завес, на которые так горазды политиканы. Там схватываются не на жизнь, а на смерть — с откровенным выставлением собственных аргументов или жесточайшего блефа, полностью и равноправно входящего в правила и законы их мира. Поэтому, если их и вправду можно именовать, в применении к их собственным понятиям, как «воры в законе», то политики — это уже, воистину, «воры в беспределе», т.е. в беззаконии крайнего толка. К тому же они еще и отказываются от своего воровского статуса, требуют, чтобы их считали честными людьми, в то время как уголовники прямо и открыто своим антиобщественным статусом гордятся. Тем более это справедливо в отношении нашей «братвы», кое в чём похожей на старинные русские «работные артели» («общак», взаимовыручка и т.п.). Эту разницу в «нравственности» (к сожалению, извращенной) можно легко видеть чисто умозрительно. В принципе, любой «нормальный, крутой» уголовник смог бы при благоприятных условиях или по воле случая стать властителем, диктатором и преспокойно нести «бремя власти». И часто действительно становятся: да и вообще, кого там только и не было: шуты, юродивые, сумасшедшие… А вот политик, уже не всякий сгодится в криминальные «авторитеты». Мало того, многие представители политической братии (и уж тем более такие «велеречивые» и самовлюбленные политиканы, как иные наши «именитые перестройщики») в тюрьме обязательно были бы «опущены», и их карьера на уголовном поприще «дальше параши» не продвинулась бы.
Между миром «высокой политики», правящей «элитой» общества и уголовными структурами реально существует прямая, глубинная связь.
Проявления этой связи можно найти повсюду. Пресловутая коррупция властных структур возможна лишь потому, что этические нормы «дающих» и «берущих» одни и те же. Нравственность и «лоббистов», и «лихоимцев» одного уровня, — нулевого.
«Чтобы стать вожаком даже у животных и птиц, мало одной силы: нужно еще что-то, будь то привычность, которую люди зовут традицией, или опыт, который люди зовут мудростью. Не знаю, летят ли вороны за самой старой, но уверен, что они не летят за самой наглой» [18]. А что же у людей?
К власти, к руководству тоже должны бы, по логике вещей, выдвигаться, пробиваться, назначаться, выбираться и т.д, в полном смысле лучшие люди, наиболее для этого подходящие. А кто подходит лучше? Понятно, что только те индивиды, которые на своем посту будут предельно честно отстаивать общественные (своего вида) интересы, иначе от них будет прямой вред обществу. А получается всё как раз иначе. Налицо очевидная несообразность.
Туда прорываются существа без совести и чести, жадные, наглые и всенепременно жестокие. «Прирожденного начальника отличает безусловная жестокость» [19] Они относятся к власти, к государственной деятельности не как к ответственному общественному поприщу, а как к личной кормушке. Поэтому честной хищной власти «не может быть, потому что ее не может быть никогда».
Своеобразный рекорд предельной честности правительства принадлежит Югославии 1930-х годов, и он, наверное, еще не побит. Тамошние министры показали всему миру, какой может быть максимально возможная честность «существ власти». Каждому члену правящего кабинета представители оппозиции своевременно напоминали: "Ну, ведь ты же целый год уже сидишь, мерзавец, в кресле! Успел наворовать-то уже! Поимей же совесть, — дай и другим урвать!
Подавай в отставку!" И те нехотя, но «признаки совести подавали», уступали место у государственного корыта очередным ворам.
Конечно, им далеко до «настоящих» казнокрадов. Например, Алексашка Меншиков, этот «счастья баловень безродный» перевел в английские банки около пяти миллионов рублей. Эта сумма равнялась годовому бюджету всей Российской Империи. Другие «птенцы гнезда Петрова, товарищи и сыны» — воры и укрыватели только в меншиковское время перевели за границу сумму, равную по меньшей мере, двум государственным бюджетам. Всё вместе это составило не менее 15 миллиардов довоенных (до 1914 года) золотых рублей. На такую сумл1у можно было «построить капитализм». И русский мужик был, по существу, ограблен во имя европейских капиталистов. Так описывает и оценивает деятельность Петра Первого и его сподвижников И.Л.Солоневич [23].
Поэтому естественно ожидать попыток умолчать столь горькую и страшную правду о людях или любым путем снизить значимость этой проблемы.
Этой цели служат многочисленные современные «теории человека», в которых вопрос антропогенеза просто-напросто обходится, а различия между людьми объявляются несущественными. Налажен также массовый выпуск книг, пропагандирующих нравственное «самоусовершенствование». Нужно только хорошо дышать, правильно есть, ни о чём не думать, и вскоре придет космическое совершенство. Э.Шостром дает конкретные советы [6], как путем нехитрых упражнений человек может быстро и радикально изменить себя. Из «человека-манипулятора» (коварного подлеца) за недельку-другую превратиться в «человека-актуализатора» (высоконравственного творца). Примерно так же вытаскивал себя из болота барон Мюнхгаузен. За собственные волосы.
Исследования, способные пролить свет на существование видовых различий у людей, остаются, мягко говоря, без внимания. Вспомним, с каким трудом пробивала себе дорогу «теория пассионарности» (опять же различия людей!) Л.Н.Гумилева. Многолетние уникальные наблюдения и исследования этики детского поведения, проведенные П.Ф.Лесгафтом, до сих пор не получили должной оценки. Еще 100 лет назад, в конце XIX века американский ученый норвежского происхождения Торстейн Веблен [3] выявил и описал существующую тождественность этико-психологических установок у правящей «элиты» и правонарушителей из низов общества. Так его имени даже нет в энциклопедических словарях. Т.Веблен уверенно констатирует факт морально-психологического тождества джентльменов и уголовников. К сожалению, он не исследует ЭТУ глубинную связь. А это тождество имеет принципиальное значение. Уголовники и политики — это два конца одной палки, которой «снизу и сверху» дубасят — мягко сказано — нехищное большинство человечества.
Конечно же, политиков следует брать в целом — вместе с их финансовыми «кукловодами».
Хотя различие уголовного мира («воров в законе») и мира «высокой политики» («воров в конституции») всё же есть. Это — масштабность несения зла простым людям, в их лице всему человечеству. То, что награбили все, вместе взятые, мафии мира за всё историческое время не составит, по-видимому, и доли процента того барыша, который получают финансовые олигархи от одной-единственной ежедневной котировки курса доллара на мировых фондовых биржах. Все вкупе бандиты и маньяки Земли не убили стольких людей, сколько погибает в развязываемых политическими бандитами лишь паре-тройке «хороших» войн, тех же мировых. Ну, и еще, возможно, неким отличием являются татуировки. У политиков их, как правило, нет на лице и шее…
Вообще-то, в адрес «простого» уголовного мира можно сказать еще одно, некое «последнее похвальное слово». Уголовный мир в своих кровавых разборках на порядок честнее мира политиков, там не требуется все тех лживых лозунговых дымовых завес, на которые так горазды политиканы. Там схватываются не на жизнь, а на смерть — с откровенным выставлением собственных аргументов или жесточайшего блефа, полностью и равноправно входящего в правила и законы их мира. Поэтому, если их и вправду можно именовать, в применении к их собственным понятиям, как «воры в законе», то политики — это уже, воистину, «воры в беспределе», т.е. в беззаконии крайнего толка. К тому же они еще и отказываются от своего воровского статуса, требуют, чтобы их считали честными людьми, в то время как уголовники прямо и открыто своим антиобщественным статусом гордятся. Тем более это справедливо в отношении нашей «братвы», кое в чём похожей на старинные русские «работные артели» («общак», взаимовыручка и т.п.). Эту разницу в «нравственности» (к сожалению, извращенной) можно легко видеть чисто умозрительно. В принципе, любой «нормальный, крутой» уголовник смог бы при благоприятных условиях или по воле случая стать властителем, диктатором и преспокойно нести «бремя власти». И часто действительно становятся: да и вообще, кого там только и не было: шуты, юродивые, сумасшедшие… А вот политик, уже не всякий сгодится в криминальные «авторитеты». Мало того, многие представители политической братии (и уж тем более такие «велеречивые» и самовлюбленные политиканы, как иные наши «именитые перестройщики») в тюрьме обязательно были бы «опущены», и их карьера на уголовном поприще «дальше параши» не продвинулась бы.
Между миром «высокой политики», правящей «элитой» общества и уголовными структурами реально существует прямая, глубинная связь.
Проявления этой связи можно найти повсюду. Пресловутая коррупция властных структур возможна лишь потому, что этические нормы «дающих» и «берущих» одни и те же. Нравственность и «лоббистов», и «лихоимцев» одного уровня, — нулевого.
«Чтобы стать вожаком даже у животных и птиц, мало одной силы: нужно еще что-то, будь то привычность, которую люди зовут традицией, или опыт, который люди зовут мудростью. Не знаю, летят ли вороны за самой старой, но уверен, что они не летят за самой наглой» [18]. А что же у людей?
К власти, к руководству тоже должны бы, по логике вещей, выдвигаться, пробиваться, назначаться, выбираться и т.д, в полном смысле лучшие люди, наиболее для этого подходящие. А кто подходит лучше? Понятно, что только те индивиды, которые на своем посту будут предельно честно отстаивать общественные (своего вида) интересы, иначе от них будет прямой вред обществу. А получается всё как раз иначе. Налицо очевидная несообразность.
Туда прорываются существа без совести и чести, жадные, наглые и всенепременно жестокие. «Прирожденного начальника отличает безусловная жестокость» [19] Они относятся к власти, к государственной деятельности не как к ответственному общественному поприщу, а как к личной кормушке. Поэтому честной хищной власти «не может быть, потому что ее не может быть никогда».
Своеобразный рекорд предельной честности правительства принадлежит Югославии 1930-х годов, и он, наверное, еще не побит. Тамошние министры показали всему миру, какой может быть максимально возможная честность «существ власти». Каждому члену правящего кабинета представители оппозиции своевременно напоминали: "Ну, ведь ты же целый год уже сидишь, мерзавец, в кресле! Успел наворовать-то уже! Поимей же совесть, — дай и другим урвать!
Подавай в отставку!" И те нехотя, но «признаки совести подавали», уступали место у государственного корыта очередным ворам.
Конечно, им далеко до «настоящих» казнокрадов. Например, Алексашка Меншиков, этот «счастья баловень безродный» перевел в английские банки около пяти миллионов рублей. Эта сумма равнялась годовому бюджету всей Российской Империи. Другие «птенцы гнезда Петрова, товарищи и сыны» — воры и укрыватели только в меншиковское время перевели за границу сумму, равную по меньшей мере, двум государственным бюджетам. Всё вместе это составило не менее 15 миллиардов довоенных (до 1914 года) золотых рублей. На такую сумл1у можно было «построить капитализм». И русский мужик был, по существу, ограблен во имя европейских капиталистов. Так описывает и оценивает деятельность Петра Первого и его сподвижников И.Л.Солоневич [23].