Дик Филип. Небесное око

   Гид предложил посмотреть на кашалотову тушу магнита, прямо под платформой в защитном кожухе. Своей формой магнит напоминал пряник; из кожуха несся мощный гул.
   – Камера ускорителя находится внутри. Ее длина – четыреста футов! Но отсюда она не видна.
   – Интересно, – произнес седой ветеран, – помнят ли создатели этой удивительной машины, что любое из посылаемых Богом бедствий, ураган например, намного превосходит всю собранную человеком энергию. Не только этой, но и всех других машин?
   – Конечно, знают и помнят! – ехидно вставила строгая дама. – Они вам до килограмма рассчитают силу урагана!
   Ветеран посмотрел на нее с любопытством.
   – Вы физик, мадам? – осведомился он.
   Гид предложил всей группе пройти на платформу.
   – После вас, – прогнулся Макфиф, пропуская Гамильтонов.
   Марша прошла вперед, Джек проследовал за ней. Макфиф, симулируя интерес к информационным таблицам на стене, уныло замкнул шествие.
   Стиснув руку жены, Джек прошептал Марше на ухо:
   – Ты что же, подумала, будто я и в самом деле откажусь от тебя?.. Мы не в нацистской Германии!
   – Пока еще нет, – убитым голосом ответила Марша. Она была бледна и по-прежнему печальна. Всю косметику она сняла, губы ее казались бескровными. – Милый, когда я думаю о людях, затащивших тебя на судилище, чтоб тыкать тебе в лицо моими поступками, словно я какая-нибудь… шлюха или не знаю кто… Я готова убить их! А Чарли-то, Чарли! Я-то думала, он наш друг! Думала, что мы можем на него рассчитывать. Сколько раз он обедал у нас…
   – Но ведь мы не в Аравии живем, – напомнил Гамильтон жене. – То, что мы его кормили, не означает, что мы навеки побратались.
   – Чтоб я когда-нибудь еще пекла безе с лимоном! И все прочее, что ему нравится! Угу, эти его оранжевые подтяжки! Обещай мне, что никогда не будешь носить подтяжек!
   – Моим пределом станут безразмерные носки! – Обняв Маршу за плечи, Джек предложил: – Давай сбросим его на магнит!
   – У магнита случится несварение. – Марша грустно улыбнулась. – Он, вероятно, выплюнет его обратно. Слишком уж отвратителен!
   За ними тащились мамаша с сыном. Макфиф отстал: руки глубоко в карманах, мясистые щеки угрюмо отвисли.
   – А он не выглядит победителем, – заметила Марша. – Мне даже как-то жаль его. Ведь он не виноват.
   – Кто ж тогда виноват? – почти шутливо спросил жену Джек. – Эти кровопийцы, чудовища капитализма с Уолл-стрит?
   – Странно слышать это от тебя, – нервно заметила Марша. – Ты раньше никогда не говорил подобного. – Вдруг она сильно сжала ему локоть. – Ты ведь не думаешь в самом деле, что я… – Столь же порывисто отстранившись, она воскликнула: – Да, да, ты думаешь! Думаешь, мол, все оно так и есть!..
   – Что есть? Что ты состояла в прогрессивной партии? Да я же сам тебя возил к ним на митинги. Ты забыла мой старый «шевроле»? Великой новости уже целых десять лет.
   – Я не про то. Ведь для генералов и их псов подобные штуки представляются совсем в ином свете… Неужели и твои мозги повернуты таким боком?
   – Брось, – Джек попытался неуклюже отшутиться, – у тебя нет передатчика в чулане. Я, во всяком случае, не видел.
   – А ты искал? – В ее голосе зазвучали стальные нотки. – А вдруг он у меня есть на самом деле? Как знать! Может, я и здесь сейчас не просто так, а чтоб сорвать пуск «Мегатрона», или как там его называют?
   – Потише! – тревожно одернул ее Гамильтон.
   – Ты мне не приказывай!
   Марша с возмущением повела плечами, резко отступила в сторону и наткнулась прямо на сурового старого вояку.
   – Осторожней, леди! – проговорил ветеран, преграждая ей путь к решетке. – Так можно выпасть за борт!
   Тем временем экскурсия продолжалась.
   – Критическим вопросом создания всей установки, – вещал гид, – была конструкция отклоняющего модуля, который должен выводить протонный луч из круговой камеры прямо на цель. Было перепробовано несколько способов. Сначала просто отключали в нужный момент генератор; это позволяло протонам уходить наружу по расходящейся спирали. Но такое отклонение луча слишком примитивно…
   – Правда ли, – сам удивляясь зачем, отрывисто спросил Гамильтон, – что однажды в Беркли луч старого циклотрона вышел из-под контроля?
   Гид заинтересованно взглянул на него:
   – Да, говорят.
   – Я слышал, что он прошил насквозь служебное помещение и там до сих пор заметны обугленные края. А по ночам, если выключить освещение, можно видеть радиационное свечение.
   – Да, в виде голубого… как бы ореола, – подтвердил гид. – Вы физик, сэр?
   – Электронщик, – скромно поправил Гамильтон. – Этот дефлектор меня интересует. Я и с Лео Уилкоксом немного знаком.
   – Да, у Лео сегодня великий день, – кивнул гид. – Его установку только что включили на полную мощность.
   – Это которую? – спросил Гамильтон.
   Гид показал им какую-то сложную систему сбоку от магнита: большая темно-серая труба на мощных опорах была вся окружена путаницей разноцветных трубопроводов малого диаметра.
   – Это и есть работа вашего приятеля. Он где-то и сам поблизости. Наблюдает.
   – И каковы результаты?
   – Пока еще рано говорить.
   Оглянувшись, Гамильтон увидел, что Марша стоит на другом конце платформы. Он поспешил к ней.
   – Веди себя как взрослая, в конце концов! – сердито прошипел он. – Раз уж мы здесь, я хочу узнать как можно больше.
   – Уж эта твоя физика! Провода и трубы тебе важнее, чем моя жизнь!
   – Я сюда пришел увидеть все своими глазами. Так что не мешай, пожалуйста! Не устраивай сцен!
   – Это ты устраиваешь сцену.
   – Или мало тех бед, что ты уже принесла? – отвернувшись, хмуро бросил через плечо Джек.
   Он похлопал по карманам в поисках сигарет. И тут вдруг, перекрывая ровный гул магнита, завыла аварийная сирена.
   – НАЗАД! – закричал гид, вскинув руки над головой. – Радиационная тревога!
   Страшный рев заполнил корпус «Мегатрона». Взлетели снопы искр, раскаленные осколки взвились мелкими брызгами и посыпались огненным дождем на обезумевших людей. Удушливое зловоние ударило в нос, но едва ли кто мог это почувствовать; в дикой давке каждый жаждал только одного – поскорее выбраться из мясорубки.
   По платформе зазмеилась трещина. Металлическая балка, надвое прошитая лучом, провисла оплавленными ошметками.
   Мамаша, мучившая гида идиотскими вопросами, металась с разинутым ртом, из которого несся один нескончаемый вопль. Макфиф, судорожно трепыхаясь, пробивал себе дорогу, спасаясь от адского сияния ионизированного воздуха. Он сшибся с Гамильтоном. Оттолкнув потерявшего человеческий облик полицейского, Джек бросился вперед и попытался схватить Маршу… Его одежда уже тлела. Несколько человек показались Джеку живыми факелами. Они в панике пытались уползти с обвисшего куска платформы, плевавшего расплавленным металлом и таявшего на глазах.
   По всему «Мегатрону» визжали, гудели сирены тревоги. Вопли людей и машин сливались в какофонию ужаса. И вот под ногами медленно обрушился настил. Еще мгновение назад державшийся участок пола превратился в месиво горящих осколков и брызг. Инстинктивно Гамильтон выбросил кверху руки; он опрокинулся и падал вниз лицом на какие-то засыпанные пеплом железяки. Затем он со всего маху пробил мягкий проволочный экран, ограждавший магнит. Последним ощущением были визг проволоки и поток обжигающего гло′тку воздуха…
   Удар был страшен. В мозгу вспыхнул зримый образ боли; раскаленная глыба металла вспухала, пульсировала и обволакивала тело колючей пеной. Влажный комок живой плоти агонизировал в коконе стальной паутины.
   Затем исчезло и это. Краешком затухающего сознания воспринимая всю уродливость собственного искалеченного тела, Джек лежал в позе трупа, инстинктивно, а может только в воображении, пытаясь подняться. При этом совершенно явственно понимая, что подобная попытка ничего не даст. Может, лишь только на мгновение продлит агонию.

Глава 3

   Во тьме что-то шевелилось.
   Он долго вслушивался. Закрыв глаза, ощущая тело как сплошной сгусток боли, он не двигался, замерев, превратившись в один только слух. Ритмически повторялся звук: тук, тук, словно кто-то, неожиданно воплотившись из тьмы, постукивал, вслепую нащупывая дорогу. Неизвестно сколько времени он вбирал в себя этот звук, пока не понял, что это стучит о стекло твердая планка шторы, а сам он находится в больничной палате.
   Джек продолжал функционировать. Во всяком случае как система из человеческого глаза, зрительного нерва и мозга. И эта система восприняла неясные очертания жены, колеблющиеся и пропадающие из виду. Теплой волной нахлынула зыбкая радость: слава богу, Марша жива! Джек вознес бессловесную молитву. Поток эмоций затопил сознание… Это была ничем не омраченная радость.
   – Он приходит в себя, – авторитетно произнес некий баритон.
   – Кажется, да! – воскликнула Марша. Ее голос звучал как будто из-за стены. – Если б только знать точно…
   – Я в порядке, – неразборчиво проговорил Джек.
   В тот же миг ее тень встрепенулась и полетела к нему…
   – Любимый! – Взволнованно дыша, Марша нежно прильнула к мужу. – Дорогой, все будут жить! Никто не погиб! И ты тоже, мой родной!
   Ее лицо светилось искренним счастьем.
   – У Макфифа растяжение связок, но это пройдет. А у мальчишки, похоже, сотрясение мозга.
   – А ты как? – слабым голосом спросил Гамильтон.
   – У меня все прекрасно! – Поднявшись, она крутанулась перед ним, чтоб он осмотрел ее со всех сторон. Вместо модных пальто и платья на ней был простой больничный халат. – Одежда превратилась в лохмотья, и они дали мне вот это.
   В замешательстве Марша тронула свои каштановые волосы:
   – Видишь, они теперь короче. То, что обгорело, я обрезала. Ну, отрастут еще!
   – Можно мне встать? – спросил Джек, пытаясь приподняться на постели.
   Голова закружилась, и он распластался на койке, хватая ртом воздух. Черные круги заплясали вокруг; он закрыл глаза и обреченно ждал, когда все пройдет.
   – Какое-то время вы будете чувствовать слабость, – сообщил доктор. – Это результат шока и потери крови.
   Он тронул Джека за руку:
   – Покромсало здорово. По кусочку выковыривали из вас металл.
   – Кому досталось хуже всех? – спросил Гамильтон, не открывая глаз.
   – Артуру Сильвестру. Помните старого солдата? Он ни на секунду не терял сознание, но, по-моему, уж лучше бы потерял! По-видимому, перелом позвоночника. Сейчас он в хирургии.
   Гамильтон скосил взгляд на собственную руку: она покоилась в большой гипсовой повязке.
   – Я пострадала меньше всех, – запинаясь, проговорила Марша. – Но из меня чуть дух не вышибло. Я попала прямо в середину луча. Все, что видела, – лишь искры из глаз. Правда, экспериментаторы сообразили сразу выключить генератор. Все длилось меньше секунды… – Она жалобно добавила: – Но казалось, будто миллион лет!
   Гладко выбритый молодой врач отвернул одеяло и стал измерять Джеку пульс. Рядом деловито готовила процедуру рослая медсестра. Приборы стояли у нее под рукой. Все выглядело чинно и деловито.
   Выглядело… однако что-то было не так. Джек это почуял нутром. В глубине подсознания возникло неуютное ощущение, будто изменилось нечто важное… Или – исчезло.
   – Марша, – неожиданно спросил он. – Ты чувствуешь?..
   Неуверенной поступью Марша подошла поближе.
   – Что, милый?
   – Не могу объяснить. Но у меня вдруг появилась мысль… Не знаю, как это назвать. Не понимаю…
   Марша явно забеспокоилась. Поколебавшись немного, она обернулась к доктору:
   – Я же вам говорила: что-то не так. Помните, в самом начале, как только пришла в себя?
   – Всякий, кто перенес шок, испытывает ощущение нереальности происходящего, – спокойно заметил ей доктор. – Это в высшей степени типично. Примерно через сутки все пройдет. Кроме того, не забывайте, что каждому из вас сделали успокоительную инъекцию. Да и выпавшее испытание было слишком велико. Луч, в который вы угодили, чрезвычайно мощный.
   Джек и Марша промолчали. Они лишь смотрели друг на друга, по выражению лица стараясь угадать мысли другого.
   – Думаю, нам еще повезло, – осторожно выжидательным тоном проговорил Гамильтон.
   Радостный экстаз, с которым он только что молился, уступил место сомнению. Что, в конце концов, произошло? Новое, загадочное чувство не поддавалось усилию рассудка, оно явно сторонилось обычной житейской логики. Джек осмотрел палату, но не заметил ничего странного или подозрительного.
   – Вам очень повезло, – подтвердила медсестра с такой гордостью, будто в этом была ее личная заслуга.
   – Сколько я здесь пробуду?
   Доктор задумался.
   – Полагаю, вы можете отправиться домой сегодня вечером. Но оставайтесь в постели еще не меньше суток. Вам обоим нужно хорошенько отдохнуть. Скажем, недельку. Еще я предложил бы нанять опытную сиделку.
   Джек призадумался.
   – Нам это не по карману.
   – Вы получите страховку, – чуть натянуто напомнил врач. – Этим ведают федеральные власти. На вашем месте я бы думал только о том, как поскорее встать на ноги.
   – А может, мне так больше нравится! – отрезал Гамильтон.
   Он не стал ничего объяснять, а погрузился в размышления.
   Несчастный случай ничуть не изменил дурацкого жизненного расклада. Если только за это время не умер полковник Эдвардс, что казалось маловероятным.
   Когда врача и медсестру уговорили оставить их наедине, Джек заметил жене:
   – Теперь, по крайней мере, будет что соседям сказать. Не надо выдумывать причину, почему я без работы.
   Марша с убитым видом кивнула:
   – Я и забыла…
   – Подыщу себе работу без военных секретов. Никаких больше дел с оборонкой. – Он мрачно пошутил: – Сейчас я как Эйнштейн в пятьдесят четвертом. Помнишь его слова? «Может, стану водопроводчиком или буду телевизоры чинить. Мне это больше по душе».
   – А помнишь, чем ты всегда хотел заняться? – Сидя на краю кровати, Марша нервно теребила свои неровно подстриженные волосы. – Ты хотел конструировать новые системы звукозаписи!.. И новые принципы – как это? – частотной модуляции УКВ. Ты мечтал быть звездой в мире аудиотехники.
   – Да, да! – кивнул Джек, стараясь выглядеть полным воодушевления и решительности. – Тринауральная система Гамильтона… Помнишь, как мы ночью сочиняли название? Три звуковые дорожки, три звукоснимателя, столько же усилителей и динамиков. Все разнесено по трем помещениям. В каждом сидит звукорежиссер. И каждый слушает отдельную композицию…
   От собственных слов Джек на самом деле завелся. Марша несколько наигранно поддержала его:
   – Один контур играет двойной концерт Брамса. Да, конечно, я помню!
   – Еще один – «Свадьбу» Стравинского. А третий – пьесу Доуленда для лютни. У звукооператоров снимаются все три энцефалограммы и пропускаются одновременно через сердце тринауральной системы – ортополифон Гамильтона. Мозговые импульсы трех слушателей смещены друг относительно друга строго математически. Формула базируется на постоянной Планка…
   Джек явно разошелся: в руке под гипсом запульсировала жгучая боль. Охрипшим голосом он торопливо закончил:
   – Полученная комбинация записывается. Затем воспроизводится с измененной скоростью…
   Марша наклонилась и порывисто обняла его.
   – Милый, когда я пришла в себя, то испугалась: вдруг ты погиб? Поправляйся скорее, дорогой! Ты выглядел совсем… неживым: ни кровинки, ни движения. Я думала, сердце мое разорвется.
   – Я застрахован, – нелепо брякнул Джек. – Ты бы стала богатой.
   – Не хочу быть богатой! – Все еще обнимая мужа и покачиваясь взад-вперед, Марша прошептала: – Подумать только, что я натворила! Из-за того что совала от скуки нос во всякую гадость и водилась с шарлатанами-политиканами, ты потерял работу. Я сейчас бы задала себе хорошенькую трепку. Надо было сообразить, что нельзя подписывать эту стокгольмскую бумагу, раз уж ты делаешь ракеты. Но, понимаешь, стоит кому-нибудь подсунуть мне петицию – и я уже увлекаюсь чужой идеей… Бедные, бедные они все! Обманутые люди!
   – Не бери в голову, – вздохнул он. – Если б сейчас была война, ты считалась бы вполне нормальной, а Макфифа, наоборот, выгнали бы с работы как опасного фашиста.
   – Он и есть фашист! – горячо воскликнула Марша. – Он действительно опасный фашист!
   Гамильтон отстранил глупышку жену и посмотрел на нее в упор:
   – Макфиф просто бешеный патриот и реакционер. Но от этого он нисколько не фашист. Или ты считаешь всякого…
   – Ладно, не будем об этом! – прервала его Марша. – Тебе вредно волноваться.
   Снова прильнув к нему, она пылко поцеловала Джека в губы.
   – Подожди, вот будем дома!..
   Она хотела встать, но он не пустил, сдавив ей плечо:
   – Постой!.. Что же все-таки произошло?
   Марша замерла на мгновение, потом покачала головой:
   – Сама не пойму. Никак не разобраться!.. С той минуты, как я пришла в себя, оно как будто у меня за спиной. Странное чувство… Обернись я чуть быстрее обычного – и успею это увидеть. Хоть и не знаю, что именно. Оно прячется. И наверняка страшное!
   Ее охватил озноб.
   – Мне тоже страшновато.
   – Может, все уладится, прояснится!.. – Она улыбнулась жалкой улыбкой. – Может, ничего и нет вовсе… просто был шок, была инъекция.
   Но Джек не верил доктору. И Марша не верила тоже.
   Домой их вызвался отвезти один из врачей. С четой Гамильтонов отправилась еще одна из пострадавших – молодая женщина делового вида. На ней тоже болтался больничный халат. Втроем они тихо уселись на заднее сиденье «паккарда», покатившего вдоль темных улиц Белмонта.
   – Они говорят, что у меня сломано несколько ребер, – бесстрастно заявила женщина. Помолчав, она добавила: – Меня зовут Джоан Рейсс. Я вас обоих видела раньше, вы у меня бывали в магазине.
   Джек назвал себя и свою жену.
   – О каком магазине вы говорите?
   – Салон искусств на Эль-Камино. В августе вы купили альбом репродукций Шагала.
   – Верно! – подтвердила Марша. – Это был день рождения Джека… Мы повесили репродукции внизу, в музыкальной комнате.
   – Это полуподвал, – пояснил Гамильтон.
   – Ах да!.. – вдруг спохватилась Марша, отыскивая сумочку. – Ты обратил внимание на доктора?
   – На доктора?.. – Гамильтон удивленно поднял брови. – Нет, не особо.
   – Вот именно! Он же был как… мыльный пузырь! Вылитый доктор из комиксов.
   Джоан Рейсс встрепенулась:
   – О чем это вы?
   – Ни о чем, – коротко бросил Гамильтон. – Это личное.
   – И медсестра. Заметил? Такая же! Типичная… Собирательный образ медсестры.
   Джек нахмурился и уставился в темноту за окном.
   – Вот вам результат массового оболванивания. Люди моделируют себя в соответствии с рекламными картинками. Не так ли, мисс Рейсс?
   – Я собиралась кое о чем вас спросить, – запинаясь, проговорила мисс Рейсс. – Меня удивила одна вещь.
   – И что же это? – подозрительно прищурился Гамильтон; мисс Рейсс уж никак не могла догадаться, о чем они говорили с Маршей.
   – Тот полицейский на платформе… перед аварией. Почему он там был? Зачем?
   – Он пришел с нами. – В голосе Гамильтона прозвучала досада.
   Мисс Рейсс пытливо посмотрела на него:
   – В самом деле? А я было подумала… Мне показалось, что он хотел уйти еще до того, как все случилось.
   – Так оно и было, – кивнул Гамильтон. – Он почувствовал, что платформа вот-вот рухнет. Я почувствовал то же самое, но бросился в другую сторону.
   – То есть вы сознательно вернулись? Имея шанс спастись?!
   – А моя жена?! – раздраженно напомнил Джек.
   Мисс Рейсс удовлетворенно кивнула:
   – Да, да, понимаю!.. Простите. Но как это ужасно! Все эти мучения… Нам еще повезло. О других этого не скажешь. Не странно ли: некоторые совсем не пострадали, а бедняга военный, мистер Сильвестр, лежит с переломом спины? Удивительно!
   – Должен вам сказать, – вдруг подал голос врач, сидящий за рулем, – что у Артура Сильвестра только смещение позвонка плюс разрыв селезенки.
   – Отлично, – пробормотал Гамильтон. – А как дела у гида? Никто даже не заикнулся о нем.
   – Повреждение внутренних органов, – ответствовал врач. – Диагноз уточняется.
   – Его тоже скоро выпишут? – спросила Марша.
   Врач рассмеялся:
   – Вы о Билле Лоузе? Да его отпустили первого. У него друзья в этой клинике.
   – И вот еще что, – продолжила Марша. – Несмотря на большую высоту, с которой мы свалились, невзирая на радиацию, никто серьезно не пострадал. Так не бывает. Это слишком абсурдно!
   – Вероятно, мы брякнулись прямо в кучу всяких предохранительных штуковин, – раздраженно бросил Гамильтон. – Да черт бы меня побрал, если…
   Он собирался сказать кое-что похлеще, но не успел. Острая, жгучая боль хлестнула по правой ноге. Он издал вопль и подскочил, ударившись головой о крышу машины. Судорожно задрав штанину, Джек успел увидеть уползавшее насекомое.
   – Что это?! – вскрикнула Марша. – Оса!
   Вне себя от ярости Гамильтон растер осу подошвой.
   – Ужалила! Прямо в икру!
   След от укуса на глазах разрастался в красный желвак.
   – Видно, мне мало того, что уже случилось!
   Врач быстро свернул к обочине и остановил машину.
   – Вы убили ее? Осы иногда забираются в машину. Сожалею… Могу я чем-нибудь помочь? У меня есть мазь.
   – Ничего, переживу, – пробормотал Гамильтон, растирая место укуса. – Еще и оса! Как будто мало нам досталось за день.
   – Скоро уже будем дома! – успокаивающе сказала Марша, выглядывая в окошко. – Мисс Рейсс, заглянете к нам чего-нибудь выпить?
   – Что ж, – проговорила мисс Рейсс, трогая костлявым пальцем верхнюю губу. – Я могла бы выпить чашечку кофе, если вы в состоянии уделить…
   – Мы в состоянии! – быстро откликнулась Марша. – Нам надо держаться друг друга, всем восьмерым. Мы ведь такое пережили!
   – Будем надеяться, что все позади, – сухо заметила мисс Рейсс, явно чувствуя себя неловко.
   – Аминь! – поставил точку Джек.
   Через минуту машина свернула к тротуару и остановилась: они приехали.
   – Милый домик у вас, – слегка улыбнулась мисс Рейсс, когда они выбрались из машины.
   Типичный дом калифорнийского пригорода, он тихо ждал своих хозяев в сгущающихся вечерних сумерках. На крылечке веранды, сидя столбиком, поджидал рыжий кот.
   – Это приятель Джека, – пояснила Марша, выуживая ключ из сумочки. – Ждет, когда же его покормят.
   Коту она строго сказала:
   – Ступай в дом, Прыг-Балда. Здесь ничего не получишь.
   – Что за странное имя! – передернула плечами мисс Рейсс. – Почему вы так его назвали?
   – Потому что он глупый недотепа, – кратко ответил Гамильтон.
   – Джек всем котам дает смешные клички, – добавила Марша. – Перед этим жил Шлеп-Мурло.
   Большой, однако напрочь лишенный обычной кошачьей грациозности рыжий котяра встал на четыре лапы и спрыгнул на нижнюю ступеньку. Подойдя к Гамильтону, он стал шумно тереться о ногу хозяина. Мисс Рейсс отпрянула с гримасой отвращения.
   – Никак не могу привыкнуть к котам или кошкам, – сообщила она. – Коварные, мерзкие твари…
   На подобные заявления Джек обычно отвечал жесткой отповедью о вреде и глупости предрассудков. Но сейчас ему было глубоко плевать, что там думает о кошках мисс Рейсс. Вставив ключ в замок, он распахнул дверь и щелкнул выключателем в гостиной. Дом озарился уютным желтым светом, и дамы вошли. За ними следовал Прыг-Балда, сразу отправившийся на кухню. Его лохматый рыжий хвост торчал трубой.
   Не снимая больничный халат, Марша открыла холодильник и достала зеленую миску из пластика. В ней лежала отварная говядина, точнее говяжье сердце. Нарезая мясо, Марша время от времени швыряла кусочки коту, между делом рассказывая гостье:
   – Большинство гениев от электроники заводят себе киберов. Всяких там электрических жучков и прочую мелюзгу, которая скачет вокруг вас и жужжит. Когда мы только поженились, Джек сделал одну такую штучку… Она ловила мух и мышей. Но этого ему показалось мало. Он построил другую – покрупнее, и та изловила первую.
   – Принцип космической справедливости, – снимая пальто, прокомментировал Гамильтон. – Но я ведь не собирался заселять ими мир.
   Пока Прыг-Балда жадно поглощал свой ужин, Марша отправилась в спальню переодеться. Мисс Рейсс с видом знатока шныряла по гостиной, разглядывая вазы, гравюры и мебель.
   – У котов нет души, – мрачно резюмировал Джек, наблюдая, как Прыг-Балда пожирает мясо. – Самый рафинированный в мире кот станет выделывать жуткие кренделя ради куска свиной печенки.
   – Животные!.. – пренебрежительно откликнулась из гостиной мисс Рейсс. – Вы у нас покупали эту вещь Пауля Клее?^[1]
   – Вероятно, да.
   – Я никогда не могла понять, что же Клее хочет сказать своими картинами.
   – Может, и вовсе ничего. Просто оттягивался в свое удовольствие.
   Поврежденная рука снова дала знать о себе; Джеку захотелось узнать, как она выглядит без повязки.
   – Вы, кажется, выбрали кофе?
   – Кофе – и крепкого! – подтвердила мисс Рейсс. – Может, вам помочь?
   – Нет, вы лучше отдыхайте.
   Он машинально нашаривал рукой кофеварку.
   – Если хотите, на журнальной полке, рядом с диваном, лежит «История» Тойнби…^[2]