Страница:
Филип Киндред Дик
Последний властитель
* * *
Сознание снова возвращалось к нему. Возвращалось с трудом: груз веков, невыносимая усталость давили на него. Пробуждение было ужасным, но он не мог даже застонать. И тем не менее, он начинал ощущать радость.
Восемь тысяч раз таким же образом он возвращался назад, и с каждым разом это становилось все труднее. Когда-нибудь он уже не сможет этого сделать. Когда-нибудь он навсегда нырнет в черный бассейн. Но не сегодня.
Он все еще жив. Сквозь боль и безразличие приходило осознание очередной победы.
— Доброе утро, — произнес звонкий голос. — Ну, не прекрасный ли сегодня день? Я отдерну шторы, и вы сможете взглянуть.
Он мог видеть и слышать. Но не двигаться. Он тихо лежал и впитывал впечатления. Ковры, обои, лампы, картины. Стол и видеоэкран. Яркий солнечный свет струился в окно. Голубое небо. Далекие холмы. Поля, здания, дороги, фабрики. Рабочие и машины.
Питер Грин был сдержанным деловым человеком. Но сейчас его юное лицо озаряла улыбка.
— Сегодня предстоит много работы. Масса людей хочет вас видеть.
Подписать счета. Принять решения. Сегодня суббота. Придут люди из дальних секторов. Я надеюсь, бригада обслуживания проделала хорошую работу. — Он быстро добавил. — Да, конечно, они сделали все, что нужно. По пути я переговорил с Фаулером. Все будет в порядке.
Юный приятный тенор хорошо сочетался с ярким солнечным светом. Звуки и образы, но ничего больше. Он ничего не чувствовал. Попытался пошевелить рукой, но ничего не получилось.
— Не беспокойтесь, — сказал Грин, уловив его страх. — Скоро вы будете в норме. Должны быть. Как мы сможем выжить без вас?
Он расслабился. Видит бог, это случалось довольно часто и прежде. Но постепенно вскипала злость. Почему они не координируются? Получить все сразу, а не по кусочкам! Он обязан изменить их планы. И заставить их быть более организованными.
Приземистый металлический автомобиль завизжал тормозами под окном и остановился. Люди в униформе высыпали из него, собрали полные охапки оборудования и заспешили к главному входу здания.
— Они прибыли, — с облегчением воскликнул Грин.
— Поздновато, а?
— Дважды останавливали движение, — фыркнул Фаулер, входя.
— Снова что-то произошло с сигнальной системой. Загородный поток смешался с городским, все временно остановились. Я хотел бы, чтобы вы изменили закон…
Все вокруг него пришло в движение. Неясно вырисовывались очертания Фаулера и Маклина. Лица профессионалов озабоченно вглядывались в него.
Его перевернули на бок. Приглушенное совещание. Напряженный шепот.
Звон инструментов.
— Здесь, — бормотал Фаулер. — Теперь здесь. Нет, это потом.
Осторожней. Теперь пройдитесь здесь.
Работа шла в напряженном молчании. Он ощущал их близость.
Расплывчатые очертания. Его переворачивали туда-сюда, швыряли, как мешок с мукой.
— О'кэй, — сказал Фаулер наконец. — Обмойте это.
Снова длительное молчание. Он тупо глядел на стену, на чуть выцветшие голубовато-розовые обои. Старый рисунок, изображавший женщину в кринолине, с легким зонтиком над изысканной прической. Белая блузка с оборками, носки крохотных туфелек. Удивительно чистый щенок рядом с ней.
Затем его повернули еще раз, лицом вверх. Пять призраков стонали и корячились над ним. Их пальцы летали, мускулы скрипели под рубашками.
Наконец они выпрямились и отошли. Фаулер вытер пот с лица; все были в изнеможении.
— Давайте, — проскрипел Фаулер. — Включайте.
Удар потряс его. Он жадно глотнул воздух. Его тело выгнулось, затем медленно осело. Его тело. Он мог чувствовать его. Сделал пробные движения руками, коснулся лица, плеча, стены. Стена была реальная и твердая. Сразу же мир снова стал трехмерным.
— Слава Богу, — с облегчением вздохнул Фаулер, как бы осев. — Как вы себя чувствуете?
После краткой паузы он ответил:
— Все в порядке.
Фаулер попросил остальных членов бригады оставить их. Грин топтался в углу.
Фаулер сел на край постели и раскурил трубку.
— Теперь послушайте меня, — начал он. — У меня плохие новости. и я хочу о них сообщить, как вы всегда настаивали… откровенно.
— Что же? — требовательно спросил он. И попытался двинуть конечностями.
Но он уже знал.
Под глазами Фаулера легли темные круги. Он был небрит. Лицо с квадратным подбородком осунулось и выглядело нездоровым.
— Мы всю ночь провели на ногах. Работая над вашей двигательной системой. Мы привели ее в порядок, но это не надолго. Не более чем на несколько месяцев. Все приходит в негодность. Основные части не могут быть заменены. Когда они изнашиваются, их не починить. Мы можем припаять реле и провода, но не в состоянии сделать синапсические катушки. Их умели делать лишь несколько человек, но они умерли более двухсот лет назад. Если катушки перегорят…
— Есть ли какие-либо изменения в катушках? — перебил он.
— Еще нет. Только в районе двигателя. Особенно руки. То, что произошло с вашими ногами, может случиться и с руками и, в конце концов, со всей двигательной системой. Вы будете парализованы к концу года. Будете видеть, слышать и думать. И передавать сообщения. Но это все.
Помолчав, он добавил.
— Извините, Борс. Мы делаем все, что можем.
— Хорошо, — согласился Борс. — Прощаю вас. Благодарю за искренность.
Я догадывался.
— Вы готовы спуститься к людям? Накопилось множество проблем. Они терпеливо ожидают вас.
— Пошли.
Он с усилием напряг свой мозг и сосредоточился на неотложных проблемах.
— Я хочу, чтобы была ускорена исследовательская программа по тяжелому металлу. Она, как обычно, затягивается. Я намереваюсь снять часть людей с других работ и перебросить их на генераторы. Уровень воды скоро упадет. Я хочу запустить питающую энергию по линиям снабжения, пока она еще есть.
Как только я упускаю что-либо из виду, все начинает разваливаться.
Фаулер подал знак Грину, и тот быстро подошел. Вдвоем они склонились над Борсом, кряхтя от напряжения, подняли его и повели к двери. Затем — вниз по коридору и наружу.
Здесь они поместили его в приземистую металлическую машину, маленький грузовичок. Его отполированная поверхность резко контрастировала с внутренностями: изнутри было заметно, что корпус деформирован, металл во многих местах покрыт пятнами коррозии. Машина из архаичной стали и пластика заворчала, когда мужчины прыгнули на переднее сиденье и повели автомобиль по главной дороге.
— Папа, — упрекнула его Сильвия. — Прекрати, пожалуйста.
Толби яростно сплюнул в траву на обочине. Затем обнял дочь.
— Извини, Сильви. Я не хотел никого обидеть. Проклятая жара.
Поднимавшееся утреннее солнце ярко освещало унылую, пыльную дорогу.
Облака пыли поднимались вокруг от их медленного движения. Они были страшно вымотаны. Лицо Толби побагровело и распухло. Незажженная сигарета свешивалась из уголка рта. Его большое, сильное тело упрямо наклонялось вперед. Хлопчатобумажная рубашка его дочери прилипла к рукам и груди, потемнев от пота на спине. Она еле переставляла ноги, обтянутые джинсами.
Роберт Пенн плелся чуть сзади них, держа руки в карманах и не отрывая глаз от дороги. Он ни о чем не думал, оглушенный двойной дозой гексобарба, которую он принял в последнем лагере Лиги. Жара его убивала.
По обеим сторонам дороги расстилались поля, травяные и камышовые пастбища, отдельные группки деревьев. Разрушенный фермерский дом. Древние, двухсотлетней давности останки бомбоубежища… Иногда попадалась грязная овца.
— Овца, — констатировал Пенн. — Они съедают всю траву вокруг. Она уже не вырастет.
— Теперь он фермер, — обратился Толби к дочери.
— Папа, — сверкнула глазами Сильвия. — Не будь таким мерзким.
— Это из-за жары, — Толби снова выругался, громко и тщательно. — Все дело не стоит того. За десять пинксов я вернусь назад и скажу им, что было много свиного пойла.
— Может быть, и так, — мягко согласился Пенн.
— Хорошо, ты возвращаешься, — проворчал Толби. — Ты возвращаешься и говоришь им, что это было свиное пойло. Они наградят тебя медалью. Может, повысят в чине.
Пенн засмеялся.
— Замолчите вы, оба. Впереди какой-то городок.
Массивное тело Толби выпрямилось.
— Где?
Ладонью он прикрыл глаза от солнца.
— Ей богу, она права. Деревня. И это не мираж. Видите, а?
К нему вернулось хорошее настроение, он потер ладони.
— Что сказать, Пенн? Пара кружек пива, несколько партий в дартс с местными селянами — может быть, мы сможем там переночевать? — Он облизал толстые губы в предвкушении всех удовольствий сразу. — Некоторые из деревенских девчонок любят околачиваться возле лавчонок с грогом…
— Мне известен тот сорт девчонок, который вы имеете в виду, — откликнулся Пенн. — Те, что устали от безделья. Хотят встретить какого-то парня, который купит им фабричную одежду.
Стоявший у дороги фермер с любопытством наблюдал за ними. Он остановил свою лошадь и оперся о грубый плуг, сдвинув шляпу на затылок.
— Что это за город? — крикнул Толби.
Фермер немного помолчал. Он был тощим и изможденным стариком.
— Город? — повторил он, всматриваясь в незнакомцев.
— Да, впереди.
— Это прекрасный город, — начал фермер. — Вы уже бывали здесь прежде?
— Нет, сэр, — ответил Толби. — Никогда.
— Экипаж сломался?
— Нет, мы путешествуем пешком.
— Издалека идете?
— Уже почти сто пятьдесят миль.
Фермер оценивающим взглядом рассматривал тяжелые ранцы у них на спинах. Окованные туристские ботинки. Пыльную одежду и усталые, потные лица. Посохи из айронита.
— Да, долгий путь, — наконец отметил он. — Куда же вы направляетесь?
— Путешествуем до тех пор, пока нам не надоест, — ответил Толби. — Есть ли здесь место, где мы можем остановиться? Гостиница? Кабачок?
— Этот город, — пояснил фермер, — зовется Ферфакс. В нем есть одна из лучших в мире лесопилок. Пара гончарных мастерских. Место, где можно купить одежду, сшитую машинами. Кроме того, оружейный магазин, где отливают лучшие пули по эту сторону Скалистых гор. И пекарня. Здесь также живут старый доктор и адвокат. И несколько человек с книгами, чтобы учить детей. Они пришли сюда лечить туберкулез, и переделали старый барак под школу.
— А велик ли город? — поинтересовался Пенн.
— Масса людей. Старики умирают, дети умирают. В прошлом году у нас была лихорадка. Умерло около ста детей. Доктор сказал, что она появилась из водной скважины. Мы закрыли ее, а дети все равно умирали. Доктор сказал, что виновато молоко. Увели половину коров. Свою я не дал. Я вышел сюда с ружьем и застрелил первого, пришедшего увести мою корову. Когда пришла осень, дети перестали умирать. Думаю, все из-за жары.
— Конечно, из-за жары, — поддержал его Толби. — Да, здесь всегда жарко. Воды всегда не хватает.
— Вы, парни, хотите пить? Юная леди выглядит довольно усталой. Под домом у меня есть несколько бутылей с водой. В грязи. Приятная и холодная.
— Он заколебался. — Пинк за стакан.
Толби засмеялся.
— Нет, благодарим.
— Пинк за два стакана, — предложил фермер.
— Не интересуемся, — ответил Пенн. Он похлопал по своей фляжке и все трое снова двинулись в путь. — Пока.
Лицо фермера ожесточилось.
— Проклятые чужаки, — пробормотал он в сердцах и вернулся к пахоте.
Город молчаливо изнывал от жары. Мухи жужжали, облепив бока очумелых лошадей, привязанных к колеям. Несколько автомобилей стояли, припаркованные. Люди бесшумно двигались по тротуарам. Пожилые исхудалые мужчины дремали на порожках домов.
Собаки и цыплята спали в тени домов. Домики были небольшие, деревянные, сколоченные из досок, накренившиеся от старости, покореженные временем и непогодой. Всюду лежала пыль. Толстое одеяло сухой пыли лежало на стенах домов, унылых лицах мужчин и женщин. Двое исхудавших мужчин обратились к ним через открытую дверь.
— Кто вы? Что вам нужно?
Они остановились и достали свои документы. Мужчины просмотрели зашитые в пластик удостоверения личности, фотографии, отпечатки пальцев, даты. В конце концов вернули их обратно.
— А, — кивнул он, — вы на самом деле из Лиги анархистов?
— Совершенно верно, — подтвердил Толби.
— И девушка? — мужчины жадными глазами разглядывали Сильвию. — Вот что мы скажем. Оставьте нам девушку на время, и мы избавим вас от подушного налога.
— Не дурачьте меня, — проворчал Толби. — С каких это пор платят подушный или любой другой налог? — Он нетерпеливо устремился мимо них. — Где здесь лавчонка с грогом? Я умираю!
Слева они увидели двухэтажное белое здание. Толпившиеся у его входа мужчины с растерянным видом наблюдали за ними.
Пенн направился туда, за ним последовал Толби.
Выцветшая, облупившаяся вывеска возвещала: «Вино и пиво на разлив».
— То что нужно! — констатировал Пенн и провел Сильвию внутрь по ступенькам мимо сидевших на них мужчин.
Толби последовал за ними, с удовлетворением освобождаясь от лямок вещмешка.
Внутри было прохладно и сумрачно. У стойки бара сгрудились несколько мужчин и женщин, остальные сидели за столиками. Юнцов у стены играли в угадайку, хлопая своего товарища, стоявшего к ним спиной. Механическая гармоника хрипела что-то в углу. Изношенная до предела, уже пришедшая в негодность машина, функционировала с перебоями. За стойкой бара бездарный труженик подмостков создавал и разрушал смутные фантасмагории — морские пейзажи, горные пики, снежные долины, высокие холмы, обнаженную женщину, возвысившуюся, а потом растаявшую в одной из громадных грудей. Тусклые, неясные процессии, которых никто не замечал и на которые никто не обращал внимания. Покрытие стойки из невообразимо древнего пластика было все в пятнах и трещинах. Его антикоррозионная обшивка с внешней стороны стерлась. Миксер давно уже рассыпался вдребезги. Подавали только вино и пиво. Ни один из живущих в городе не знал, как нужно смешивать напитки.
Толби направился к бару.
— Пива, — заказал он. — Три пива.
Пенн с Сильвией устало опустились на стулья у стола и снимали свои рюкзаки, в то время как бармен наливал Толби три кружки густого темного пива. Толби показал свое удостоверение и принес кружки на стол.
Юнцы у стены прекратили игру. Они наблюдали, как трое пришедших потягивали пиво и расшнуровывали походные ботинки. Через некоторое время один из них нерешительно подошел.
— Скажите, вы из Лиги?
— Верно, — полусонно подтвердил Толби.
Все вокруг внимательно наблюдали и слушали. Юнец сел напротив них, его товарищи возбужденно собрались вокруг. Загоревшие и мускулистые городские подростки, одуревшие от скуки. Их глаза впились в посохи из айронита, револьверы, тяжелые, обитые металлом, башмаки. Тихий шепот пронесся среди них. Им было лет по восемнадцать.
— Как вы в нее попали? — внезапно спросил один из них.
— В Лигу? — Толби откинулся на стуле, громко отрыгнул, нашарил спички в кармане и закурил. Он расстегнул пояс, и уселся поудобнее. — Нужно сдать экзамен.
— А что для этого нужно знать?
Толби передернул плечами.
— Все обо всем.
Он снова отрыгнул и задумчиво поскреб себе грудь меж двух пуговиц. Он ощущал внимание окружающих людей. Маленький старик с бородкой в очках с роговой оправой. За другим столом — огромный человек-бочка в красной рубахе и синих в полоску брюках. Молодежь, фермеры. Негр в грязной белой рубашке и брюках, с книгой под мышкой. Блондинка с тяжелым подбородком, видневшемся из-под вуали, с розовыми ногтями, в туфлях на высоких каблуках и туго облегавшем желтом платье, рядом с седым бизнесменом в темно-коричневом костюме. Высокий молодой человек, сжимавший руки юной черноволосой девушки с огромными глазами в белой блузке и юбке, ее маленькие босоножки валялись под столом. Голые, загорелые ноги были сплетены, и всем своим стройным телом она подалась вперед заинтересованная.
— Вы же знаете, — неторопливо начал Толби, — как Лига была сформирована. Знаете, что в тот день мы сбросили правительство. Мы свергли их и разогнали. Сожгли все здания. И все записи. Миллиарды микрофильмов и бумаг. Огромные костры, горевшие неделями. И толпы маленьких белых существ, выплескивавшихся из разрушенных нами зданий.
— Вы убивали их? — спросил человек-туша, плотоядно скривив губы.
— Мы им дали уйти, они были не опасны. Они разбежались и забились в норы под скалами. — Толби рассмеялся. — Смешные маленькие насекомые. После этого мы вошли и собрали все пластинки и оборудование для изготовления записей. Клянусь богом, мы сожгли все.
— И роботов, — сказал один из юнцов.
— Да, мы уничтожили всех правительственных роботов. Их было не так уж и много. Их использовали только тогда, когда надо было интегрировать множество фактов.
Глаза юноши чуть не вылезли из орбит.
— Вы их видели? Вы были там, где разбивали роботов?
Пенн засмеялся.
— Толби имеет в виду Лигу. Это было двести лет назад.
Юноша нервно оскалился.
— Да, да. Расскажите нам о маршах.
Толби опустошил кружку и поставил ее на стол.
— Пива.
Кружка была тут же наполнена. Он пробурчал слова благодарности и продолжил, вялым от усталости голосом.
— Марши. Вот это действительно была вещь. Во всем мире люди собирались вместе, бросая все, чем занимались.
— Это началось в Восточной Германии, — вмешалась блондинка с тяжелым подбородком. — Бунты.
— Потом это перекинулось на Польшу, — робко вставил негр. — Мой дедушка часто рассказывал, как все сидели у телика и слушали. А ему об этом рассказывал его дедушка. Потом движение охватило Чехословакию, затем Австрию, Румынию и Болгарию. А там и Францию с Италией.
— Франция была первой, — вдруг громко воскликнул маленький седой старичок в очках и с бородкой. — Они жили целый месяц без правительства.
Люди поняли, что они могут жить без правительства!
— Все началось с маршей и погромов правительственных учреждений, — уточнила черноволосая девушка. — Огромными толпами неорганизованных рабочих.
— Россия и Америка были последними, — продолжал Толби. — Когда начался марш на Вашингтон, нас было около двадцати миллионов. Это были великие дни. И когда мы наконец двинулись, они не смогли нас остановить.
— Многих они застрелили, — добавила блондинка.
— Конечно. Но люди продолжали идти. И кричали солдатам: «Эй, Билл! Не стреляй!», «Эй, Джек! Это я, Джо!», «Не стреляйте, ведь мы ваши друзья!», «Не убивайте нас, присоединяйтесь к нам!» И клянусь Богом, через некоторое время так и произошло. Они не смогли стрелять в собственный народ. В конце концов они бросили оружие и ушли с нашего пути.
— И тогда вы нашли укрытие, — почти беззвучно произнесла маленькая черноволосая девушка.
— Да, мы нашли укрытие. Шесть. Три в Америке, одно в Британии и два в России. Десять лет мы искали последнее место — и будьте уверены, это было последнее место.
— И что потом? — спросил юнец с выпученными глазами.
— Потом мы все их взорвали. — Толби с трудом поднял свое массивное тело, зажав в кулаке кружку, тяжелое лицо полыхнуло темно-красным. — Все проклятые атомные бомбы во всем мире.
— Да, — прошептал юнец. — Кажется, вы позаботились об этих воинственных людях.
— Их больше нет, — произнес человек-бочонок. — Они ушли навсегда.
Толби погладил свой айронитовый посох.
— Может быть. А может быть, и не так. Как раз здесь могло остаться несколько.
— Что вы имеете в виду? — поинтересовался толстяк.
Толби поднял тяжелые серые глаза.
— Пора вам, наконец, прекратить дурачить нас. Вы чертовски хорошо знаете, что я имею в виду. Ходят слухи, что где-то поблизости отсюда осталась стайка, скрывающаяся здесь.
На лицах у всех появилось выражение удивления, затем возмущения.
— Это ложь! — зарычал человек-бочка.
Старичок в очках вскочил на ноги.
— Никто из нас не имеет ничего общего с правительством! Мы все честные люди.
— Вы не правы, — мягко укорил Толби один из юнцов. — Местный люд не любит необоснованных обвинений.
Толби чуть приподнялся, сжав свой айронитовый посох. Пенн встал с ним рядом.
— Если кто-то из вас что-то знает, — обратился Толби к толпе, — лучше скажите. Сейчас.
— Никто ничего не знает, — заявила блондинка с тяжелым подбородком. — Вы говорите с честными людьми.
— Верно, — кивнул негр. — Никто здесь ничего плохого не делает.
— Вы спасли наши жизни, — добавила черноволосая девушка. — Если бы вы не свергли правительства, мы бы все погибли во время войны. Зачем же нам поддерживать их?
— Верно, — пробурчал толстяк. — Нас бы не было в живых, если бы не Лига. Неужели вы думаете, что мы выступим против Лиги?
— Идем, — сказала Сильвия отцу.
— Пошли, — она поднялась и подтолкнула рюкзак Пенну.
Толби воинственно заворчал и медленно поднял свой рюкзак. В комнате воцарилась гробовая тишина. Все замерли, наблюдая, как трое собрали свои вещи и двинулись к выходу.
Миниатюрная черноволосая девушка остановила их.
— Следующий город в тридцати милях отсюда.
— Дорога заблокирована, — объяснил ее высокий спутник. — Несколько лет назад ее перерезали оползни.
— Почему бы вам не переночевать на нашей ферме? У нас много комнат.
Вы сможете отдохнуть и отправиться завтра утром.
— Нам не хочется быть обманутыми, — пробормотала Сильвия.
Толби и Пенн переглянулись, затем глянули на девушку.
— Если вы уверены, что… мы вас не стесним…
Человек-бочка подошел к ним.
— Послушайте, у меня есть десять желтых слипов. Я хочу подарить их Лиге. В прошлом году я продал свою ферму и больше они мне не нужны. Я живу со своим братом и его семьей. — Он протянул Толби деньги. — Вот.
Тот сделал протестующий жест.
— Держите их при себе.
— Сюда, — пригласил высокий юноша, когда они спустились по просевшим ступеням в сплошную пелену жары и пыли. — У нас есть автомобиль. Вон там.
Старый автомобиль, на бензине. Мой отец сделал так, что он бегает на нефти.
— Вы должны были взять слипы, — сказал Пенн Толби, когда они влезли в древний, помятый автомобиль.
Вокруг них жужжали мухи. В автомобиле было жарко, как в бане — они едва могли дышать. Сильвия сделала себе подобие веера из свернутой бумаги, черноволосая девушка расстегнула блузку.
— Зачем нам деньги? — искренне рассмеялся Толби. — За всю свою жизнь я никогда ни за что не платил. И вы тоже!
Автомобиль дрогнул и медленно начал выползать на дорогу. Затем стал набирать скорость. Мотор натужно рычал. Вскоре они уже мчались на достаточно высокой скорости.
— Видели их? — голос Сильвии еле перекрывал грохот. — Они отдали бы нам все, что у них есть. Мы спасли их жизни.
Она указала на поля фермеров и их тощую скотину, высохшие злаки, старые осевшие дома.
— Все они умерли бы, если бы не было Лиги. — Она с раздражением прихлопнула муху. — Они обязаны нам.
Черноволосая девушка обернулась к ним, когда автомобиль устремился по разбитой дороге. Струйки пота змеились по ее загорелой коже. Полуприкрытая грудь вздрагивала в такт движению автомобиля.
— Меня зовут Лаура Дэвис. Мы с Питом живем на старой ферме, которую его отец отдал нам, когда мы поженились.
— В вашем распоряжении будет весь нижний этаж, — добавил Пит. — Электричества нет, зато есть большой камин. Ночи здесь холодные. Днем жарко, но с заходом солнца становится ужасно холодно.
— Все будет хорошо, — пробормотал Пенн.
От тряски у него появилось легкое головокружение.
— Да, — согласилась девушка, и ее черные глаза сверкнули; Алые губы скривились, она наклонилась к Пенну, ее маленькое лицо осветилось каким-то странным светом. — Да, мы позаботимся о вас.
В это мгновение автомобиль резко свернул с дороги. Сильвия вскрикнула. Толби скользнул вниз, зажав голову меж колен и свернувшись в клубок. У Пенна позеленело в глазах. Затем последовала головокружительная пустота, когда автомобиль нырнул вниз. Удар! Ревущий скрежет заполнил все.
Титанический взрыв ярости подхватил Пенна и разбросал его останки во все стороны. И наступила тьма.
Бригада опустила его на бетонную поверхность и прикрепила магнитными защелками. Мужчины и женщины спешили по широким ступенькам массивного здания — главного офиса Борса.
Вид этих ступенек радовал Борса. Ему нравилось останавливаться здесь и оглядывать свой мир. Цивилизацию, которую он заботливо сконструировал.
Год за годом добавлял по кусочку с усердием и тщанием.
Его мир был не велик. Долина, окруженная темно-фиолетовыми холмами, представляла собой чашу с ровным дном. За холмами начинался обычный мир.
Выжженные поля. Разрушенные, заселенные бедняками города. Пришедшие в упадок дороги. Убогие домишки фермеров. Вышедшие из строя автомобили и оборудование. Изможденные люди, уныло плетущиеся в домотканых одеждах и лохмотьях. Он видел внешний мир. Он знал, как тот выглядит. На линии холмов заканчивались пустые лица, болезни, высохшие злаки, грубые плуги и примитивные орудия.
Здесь, внутри кольца холмов, Борс построил точную и детализированную копию общества, исчезнувшего двести лет назад. Мира, каким он был во времена правительств, мира, поверженного Лигой анархистов.
Восемь тысяч раз таким же образом он возвращался назад, и с каждым разом это становилось все труднее. Когда-нибудь он уже не сможет этого сделать. Когда-нибудь он навсегда нырнет в черный бассейн. Но не сегодня.
Он все еще жив. Сквозь боль и безразличие приходило осознание очередной победы.
— Доброе утро, — произнес звонкий голос. — Ну, не прекрасный ли сегодня день? Я отдерну шторы, и вы сможете взглянуть.
Он мог видеть и слышать. Но не двигаться. Он тихо лежал и впитывал впечатления. Ковры, обои, лампы, картины. Стол и видеоэкран. Яркий солнечный свет струился в окно. Голубое небо. Далекие холмы. Поля, здания, дороги, фабрики. Рабочие и машины.
Питер Грин был сдержанным деловым человеком. Но сейчас его юное лицо озаряла улыбка.
— Сегодня предстоит много работы. Масса людей хочет вас видеть.
Подписать счета. Принять решения. Сегодня суббота. Придут люди из дальних секторов. Я надеюсь, бригада обслуживания проделала хорошую работу. — Он быстро добавил. — Да, конечно, они сделали все, что нужно. По пути я переговорил с Фаулером. Все будет в порядке.
Юный приятный тенор хорошо сочетался с ярким солнечным светом. Звуки и образы, но ничего больше. Он ничего не чувствовал. Попытался пошевелить рукой, но ничего не получилось.
— Не беспокойтесь, — сказал Грин, уловив его страх. — Скоро вы будете в норме. Должны быть. Как мы сможем выжить без вас?
Он расслабился. Видит бог, это случалось довольно часто и прежде. Но постепенно вскипала злость. Почему они не координируются? Получить все сразу, а не по кусочкам! Он обязан изменить их планы. И заставить их быть более организованными.
Приземистый металлический автомобиль завизжал тормозами под окном и остановился. Люди в униформе высыпали из него, собрали полные охапки оборудования и заспешили к главному входу здания.
— Они прибыли, — с облегчением воскликнул Грин.
— Поздновато, а?
— Дважды останавливали движение, — фыркнул Фаулер, входя.
— Снова что-то произошло с сигнальной системой. Загородный поток смешался с городским, все временно остановились. Я хотел бы, чтобы вы изменили закон…
Все вокруг него пришло в движение. Неясно вырисовывались очертания Фаулера и Маклина. Лица профессионалов озабоченно вглядывались в него.
Его перевернули на бок. Приглушенное совещание. Напряженный шепот.
Звон инструментов.
— Здесь, — бормотал Фаулер. — Теперь здесь. Нет, это потом.
Осторожней. Теперь пройдитесь здесь.
Работа шла в напряженном молчании. Он ощущал их близость.
Расплывчатые очертания. Его переворачивали туда-сюда, швыряли, как мешок с мукой.
— О'кэй, — сказал Фаулер наконец. — Обмойте это.
Снова длительное молчание. Он тупо глядел на стену, на чуть выцветшие голубовато-розовые обои. Старый рисунок, изображавший женщину в кринолине, с легким зонтиком над изысканной прической. Белая блузка с оборками, носки крохотных туфелек. Удивительно чистый щенок рядом с ней.
Затем его повернули еще раз, лицом вверх. Пять призраков стонали и корячились над ним. Их пальцы летали, мускулы скрипели под рубашками.
Наконец они выпрямились и отошли. Фаулер вытер пот с лица; все были в изнеможении.
— Давайте, — проскрипел Фаулер. — Включайте.
Удар потряс его. Он жадно глотнул воздух. Его тело выгнулось, затем медленно осело. Его тело. Он мог чувствовать его. Сделал пробные движения руками, коснулся лица, плеча, стены. Стена была реальная и твердая. Сразу же мир снова стал трехмерным.
— Слава Богу, — с облегчением вздохнул Фаулер, как бы осев. — Как вы себя чувствуете?
После краткой паузы он ответил:
— Все в порядке.
Фаулер попросил остальных членов бригады оставить их. Грин топтался в углу.
Фаулер сел на край постели и раскурил трубку.
— Теперь послушайте меня, — начал он. — У меня плохие новости. и я хочу о них сообщить, как вы всегда настаивали… откровенно.
— Что же? — требовательно спросил он. И попытался двинуть конечностями.
Но он уже знал.
Под глазами Фаулера легли темные круги. Он был небрит. Лицо с квадратным подбородком осунулось и выглядело нездоровым.
— Мы всю ночь провели на ногах. Работая над вашей двигательной системой. Мы привели ее в порядок, но это не надолго. Не более чем на несколько месяцев. Все приходит в негодность. Основные части не могут быть заменены. Когда они изнашиваются, их не починить. Мы можем припаять реле и провода, но не в состоянии сделать синапсические катушки. Их умели делать лишь несколько человек, но они умерли более двухсот лет назад. Если катушки перегорят…
— Есть ли какие-либо изменения в катушках? — перебил он.
— Еще нет. Только в районе двигателя. Особенно руки. То, что произошло с вашими ногами, может случиться и с руками и, в конце концов, со всей двигательной системой. Вы будете парализованы к концу года. Будете видеть, слышать и думать. И передавать сообщения. Но это все.
Помолчав, он добавил.
— Извините, Борс. Мы делаем все, что можем.
— Хорошо, — согласился Борс. — Прощаю вас. Благодарю за искренность.
Я догадывался.
— Вы готовы спуститься к людям? Накопилось множество проблем. Они терпеливо ожидают вас.
— Пошли.
Он с усилием напряг свой мозг и сосредоточился на неотложных проблемах.
— Я хочу, чтобы была ускорена исследовательская программа по тяжелому металлу. Она, как обычно, затягивается. Я намереваюсь снять часть людей с других работ и перебросить их на генераторы. Уровень воды скоро упадет. Я хочу запустить питающую энергию по линиям снабжения, пока она еще есть.
Как только я упускаю что-либо из виду, все начинает разваливаться.
Фаулер подал знак Грину, и тот быстро подошел. Вдвоем они склонились над Борсом, кряхтя от напряжения, подняли его и повели к двери. Затем — вниз по коридору и наружу.
Здесь они поместили его в приземистую металлическую машину, маленький грузовичок. Его отполированная поверхность резко контрастировала с внутренностями: изнутри было заметно, что корпус деформирован, металл во многих местах покрыт пятнами коррозии. Машина из архаичной стали и пластика заворчала, когда мужчины прыгнули на переднее сиденье и повели автомобиль по главной дороге.
* * *
Эдвард Толби вытер пот со лба, поправил рюкзак за плечами и, подтянув оружейный пояс, выругался.— Папа, — упрекнула его Сильвия. — Прекрати, пожалуйста.
Толби яростно сплюнул в траву на обочине. Затем обнял дочь.
— Извини, Сильви. Я не хотел никого обидеть. Проклятая жара.
Поднимавшееся утреннее солнце ярко освещало унылую, пыльную дорогу.
Облака пыли поднимались вокруг от их медленного движения. Они были страшно вымотаны. Лицо Толби побагровело и распухло. Незажженная сигарета свешивалась из уголка рта. Его большое, сильное тело упрямо наклонялось вперед. Хлопчатобумажная рубашка его дочери прилипла к рукам и груди, потемнев от пота на спине. Она еле переставляла ноги, обтянутые джинсами.
Роберт Пенн плелся чуть сзади них, держа руки в карманах и не отрывая глаз от дороги. Он ни о чем не думал, оглушенный двойной дозой гексобарба, которую он принял в последнем лагере Лиги. Жара его убивала.
По обеим сторонам дороги расстилались поля, травяные и камышовые пастбища, отдельные группки деревьев. Разрушенный фермерский дом. Древние, двухсотлетней давности останки бомбоубежища… Иногда попадалась грязная овца.
— Овца, — констатировал Пенн. — Они съедают всю траву вокруг. Она уже не вырастет.
— Теперь он фермер, — обратился Толби к дочери.
— Папа, — сверкнула глазами Сильвия. — Не будь таким мерзким.
— Это из-за жары, — Толби снова выругался, громко и тщательно. — Все дело не стоит того. За десять пинксов я вернусь назад и скажу им, что было много свиного пойла.
— Может быть, и так, — мягко согласился Пенн.
— Хорошо, ты возвращаешься, — проворчал Толби. — Ты возвращаешься и говоришь им, что это было свиное пойло. Они наградят тебя медалью. Может, повысят в чине.
Пенн засмеялся.
— Замолчите вы, оба. Впереди какой-то городок.
Массивное тело Толби выпрямилось.
— Где?
Ладонью он прикрыл глаза от солнца.
— Ей богу, она права. Деревня. И это не мираж. Видите, а?
К нему вернулось хорошее настроение, он потер ладони.
— Что сказать, Пенн? Пара кружек пива, несколько партий в дартс с местными селянами — может быть, мы сможем там переночевать? — Он облизал толстые губы в предвкушении всех удовольствий сразу. — Некоторые из деревенских девчонок любят околачиваться возле лавчонок с грогом…
— Мне известен тот сорт девчонок, который вы имеете в виду, — откликнулся Пенн. — Те, что устали от безделья. Хотят встретить какого-то парня, который купит им фабричную одежду.
Стоявший у дороги фермер с любопытством наблюдал за ними. Он остановил свою лошадь и оперся о грубый плуг, сдвинув шляпу на затылок.
— Что это за город? — крикнул Толби.
Фермер немного помолчал. Он был тощим и изможденным стариком.
— Город? — повторил он, всматриваясь в незнакомцев.
— Да, впереди.
— Это прекрасный город, — начал фермер. — Вы уже бывали здесь прежде?
— Нет, сэр, — ответил Толби. — Никогда.
— Экипаж сломался?
— Нет, мы путешествуем пешком.
— Издалека идете?
— Уже почти сто пятьдесят миль.
Фермер оценивающим взглядом рассматривал тяжелые ранцы у них на спинах. Окованные туристские ботинки. Пыльную одежду и усталые, потные лица. Посохи из айронита.
— Да, долгий путь, — наконец отметил он. — Куда же вы направляетесь?
— Путешествуем до тех пор, пока нам не надоест, — ответил Толби. — Есть ли здесь место, где мы можем остановиться? Гостиница? Кабачок?
— Этот город, — пояснил фермер, — зовется Ферфакс. В нем есть одна из лучших в мире лесопилок. Пара гончарных мастерских. Место, где можно купить одежду, сшитую машинами. Кроме того, оружейный магазин, где отливают лучшие пули по эту сторону Скалистых гор. И пекарня. Здесь также живут старый доктор и адвокат. И несколько человек с книгами, чтобы учить детей. Они пришли сюда лечить туберкулез, и переделали старый барак под школу.
— А велик ли город? — поинтересовался Пенн.
— Масса людей. Старики умирают, дети умирают. В прошлом году у нас была лихорадка. Умерло около ста детей. Доктор сказал, что она появилась из водной скважины. Мы закрыли ее, а дети все равно умирали. Доктор сказал, что виновато молоко. Увели половину коров. Свою я не дал. Я вышел сюда с ружьем и застрелил первого, пришедшего увести мою корову. Когда пришла осень, дети перестали умирать. Думаю, все из-за жары.
— Конечно, из-за жары, — поддержал его Толби. — Да, здесь всегда жарко. Воды всегда не хватает.
— Вы, парни, хотите пить? Юная леди выглядит довольно усталой. Под домом у меня есть несколько бутылей с водой. В грязи. Приятная и холодная.
— Он заколебался. — Пинк за стакан.
Толби засмеялся.
— Нет, благодарим.
— Пинк за два стакана, — предложил фермер.
— Не интересуемся, — ответил Пенн. Он похлопал по своей фляжке и все трое снова двинулись в путь. — Пока.
Лицо фермера ожесточилось.
— Проклятые чужаки, — пробормотал он в сердцах и вернулся к пахоте.
Город молчаливо изнывал от жары. Мухи жужжали, облепив бока очумелых лошадей, привязанных к колеям. Несколько автомобилей стояли, припаркованные. Люди бесшумно двигались по тротуарам. Пожилые исхудалые мужчины дремали на порожках домов.
Собаки и цыплята спали в тени домов. Домики были небольшие, деревянные, сколоченные из досок, накренившиеся от старости, покореженные временем и непогодой. Всюду лежала пыль. Толстое одеяло сухой пыли лежало на стенах домов, унылых лицах мужчин и женщин. Двое исхудавших мужчин обратились к ним через открытую дверь.
— Кто вы? Что вам нужно?
Они остановились и достали свои документы. Мужчины просмотрели зашитые в пластик удостоверения личности, фотографии, отпечатки пальцев, даты. В конце концов вернули их обратно.
— А, — кивнул он, — вы на самом деле из Лиги анархистов?
— Совершенно верно, — подтвердил Толби.
— И девушка? — мужчины жадными глазами разглядывали Сильвию. — Вот что мы скажем. Оставьте нам девушку на время, и мы избавим вас от подушного налога.
— Не дурачьте меня, — проворчал Толби. — С каких это пор платят подушный или любой другой налог? — Он нетерпеливо устремился мимо них. — Где здесь лавчонка с грогом? Я умираю!
Слева они увидели двухэтажное белое здание. Толпившиеся у его входа мужчины с растерянным видом наблюдали за ними.
Пенн направился туда, за ним последовал Толби.
Выцветшая, облупившаяся вывеска возвещала: «Вино и пиво на разлив».
— То что нужно! — констатировал Пенн и провел Сильвию внутрь по ступенькам мимо сидевших на них мужчин.
Толби последовал за ними, с удовлетворением освобождаясь от лямок вещмешка.
Внутри было прохладно и сумрачно. У стойки бара сгрудились несколько мужчин и женщин, остальные сидели за столиками. Юнцов у стены играли в угадайку, хлопая своего товарища, стоявшего к ним спиной. Механическая гармоника хрипела что-то в углу. Изношенная до предела, уже пришедшая в негодность машина, функционировала с перебоями. За стойкой бара бездарный труженик подмостков создавал и разрушал смутные фантасмагории — морские пейзажи, горные пики, снежные долины, высокие холмы, обнаженную женщину, возвысившуюся, а потом растаявшую в одной из громадных грудей. Тусклые, неясные процессии, которых никто не замечал и на которые никто не обращал внимания. Покрытие стойки из невообразимо древнего пластика было все в пятнах и трещинах. Его антикоррозионная обшивка с внешней стороны стерлась. Миксер давно уже рассыпался вдребезги. Подавали только вино и пиво. Ни один из живущих в городе не знал, как нужно смешивать напитки.
Толби направился к бару.
— Пива, — заказал он. — Три пива.
Пенн с Сильвией устало опустились на стулья у стола и снимали свои рюкзаки, в то время как бармен наливал Толби три кружки густого темного пива. Толби показал свое удостоверение и принес кружки на стол.
Юнцы у стены прекратили игру. Они наблюдали, как трое пришедших потягивали пиво и расшнуровывали походные ботинки. Через некоторое время один из них нерешительно подошел.
— Скажите, вы из Лиги?
— Верно, — полусонно подтвердил Толби.
Все вокруг внимательно наблюдали и слушали. Юнец сел напротив них, его товарищи возбужденно собрались вокруг. Загоревшие и мускулистые городские подростки, одуревшие от скуки. Их глаза впились в посохи из айронита, револьверы, тяжелые, обитые металлом, башмаки. Тихий шепот пронесся среди них. Им было лет по восемнадцать.
— Как вы в нее попали? — внезапно спросил один из них.
— В Лигу? — Толби откинулся на стуле, громко отрыгнул, нашарил спички в кармане и закурил. Он расстегнул пояс, и уселся поудобнее. — Нужно сдать экзамен.
— А что для этого нужно знать?
Толби передернул плечами.
— Все обо всем.
Он снова отрыгнул и задумчиво поскреб себе грудь меж двух пуговиц. Он ощущал внимание окружающих людей. Маленький старик с бородкой в очках с роговой оправой. За другим столом — огромный человек-бочка в красной рубахе и синих в полоску брюках. Молодежь, фермеры. Негр в грязной белой рубашке и брюках, с книгой под мышкой. Блондинка с тяжелым подбородком, видневшемся из-под вуали, с розовыми ногтями, в туфлях на высоких каблуках и туго облегавшем желтом платье, рядом с седым бизнесменом в темно-коричневом костюме. Высокий молодой человек, сжимавший руки юной черноволосой девушки с огромными глазами в белой блузке и юбке, ее маленькие босоножки валялись под столом. Голые, загорелые ноги были сплетены, и всем своим стройным телом она подалась вперед заинтересованная.
— Вы же знаете, — неторопливо начал Толби, — как Лига была сформирована. Знаете, что в тот день мы сбросили правительство. Мы свергли их и разогнали. Сожгли все здания. И все записи. Миллиарды микрофильмов и бумаг. Огромные костры, горевшие неделями. И толпы маленьких белых существ, выплескивавшихся из разрушенных нами зданий.
— Вы убивали их? — спросил человек-туша, плотоядно скривив губы.
— Мы им дали уйти, они были не опасны. Они разбежались и забились в норы под скалами. — Толби рассмеялся. — Смешные маленькие насекомые. После этого мы вошли и собрали все пластинки и оборудование для изготовления записей. Клянусь богом, мы сожгли все.
— И роботов, — сказал один из юнцов.
— Да, мы уничтожили всех правительственных роботов. Их было не так уж и много. Их использовали только тогда, когда надо было интегрировать множество фактов.
Глаза юноши чуть не вылезли из орбит.
— Вы их видели? Вы были там, где разбивали роботов?
Пенн засмеялся.
— Толби имеет в виду Лигу. Это было двести лет назад.
Юноша нервно оскалился.
— Да, да. Расскажите нам о маршах.
Толби опустошил кружку и поставил ее на стол.
— Пива.
Кружка была тут же наполнена. Он пробурчал слова благодарности и продолжил, вялым от усталости голосом.
— Марши. Вот это действительно была вещь. Во всем мире люди собирались вместе, бросая все, чем занимались.
— Это началось в Восточной Германии, — вмешалась блондинка с тяжелым подбородком. — Бунты.
— Потом это перекинулось на Польшу, — робко вставил негр. — Мой дедушка часто рассказывал, как все сидели у телика и слушали. А ему об этом рассказывал его дедушка. Потом движение охватило Чехословакию, затем Австрию, Румынию и Болгарию. А там и Францию с Италией.
— Франция была первой, — вдруг громко воскликнул маленький седой старичок в очках и с бородкой. — Они жили целый месяц без правительства.
Люди поняли, что они могут жить без правительства!
— Все началось с маршей и погромов правительственных учреждений, — уточнила черноволосая девушка. — Огромными толпами неорганизованных рабочих.
— Россия и Америка были последними, — продолжал Толби. — Когда начался марш на Вашингтон, нас было около двадцати миллионов. Это были великие дни. И когда мы наконец двинулись, они не смогли нас остановить.
— Многих они застрелили, — добавила блондинка.
— Конечно. Но люди продолжали идти. И кричали солдатам: «Эй, Билл! Не стреляй!», «Эй, Джек! Это я, Джо!», «Не стреляйте, ведь мы ваши друзья!», «Не убивайте нас, присоединяйтесь к нам!» И клянусь Богом, через некоторое время так и произошло. Они не смогли стрелять в собственный народ. В конце концов они бросили оружие и ушли с нашего пути.
— И тогда вы нашли укрытие, — почти беззвучно произнесла маленькая черноволосая девушка.
— Да, мы нашли укрытие. Шесть. Три в Америке, одно в Британии и два в России. Десять лет мы искали последнее место — и будьте уверены, это было последнее место.
— И что потом? — спросил юнец с выпученными глазами.
— Потом мы все их взорвали. — Толби с трудом поднял свое массивное тело, зажав в кулаке кружку, тяжелое лицо полыхнуло темно-красным. — Все проклятые атомные бомбы во всем мире.
* * *
Последовала напряженная пауза.— Да, — прошептал юнец. — Кажется, вы позаботились об этих воинственных людях.
— Их больше нет, — произнес человек-бочонок. — Они ушли навсегда.
Толби погладил свой айронитовый посох.
— Может быть. А может быть, и не так. Как раз здесь могло остаться несколько.
— Что вы имеете в виду? — поинтересовался толстяк.
Толби поднял тяжелые серые глаза.
— Пора вам, наконец, прекратить дурачить нас. Вы чертовски хорошо знаете, что я имею в виду. Ходят слухи, что где-то поблизости отсюда осталась стайка, скрывающаяся здесь.
На лицах у всех появилось выражение удивления, затем возмущения.
— Это ложь! — зарычал человек-бочка.
Старичок в очках вскочил на ноги.
— Никто из нас не имеет ничего общего с правительством! Мы все честные люди.
— Вы не правы, — мягко укорил Толби один из юнцов. — Местный люд не любит необоснованных обвинений.
Толби чуть приподнялся, сжав свой айронитовый посох. Пенн встал с ним рядом.
— Если кто-то из вас что-то знает, — обратился Толби к толпе, — лучше скажите. Сейчас.
— Никто ничего не знает, — заявила блондинка с тяжелым подбородком. — Вы говорите с честными людьми.
— Верно, — кивнул негр. — Никто здесь ничего плохого не делает.
— Вы спасли наши жизни, — добавила черноволосая девушка. — Если бы вы не свергли правительства, мы бы все погибли во время войны. Зачем же нам поддерживать их?
— Верно, — пробурчал толстяк. — Нас бы не было в живых, если бы не Лига. Неужели вы думаете, что мы выступим против Лиги?
— Идем, — сказала Сильвия отцу.
— Пошли, — она поднялась и подтолкнула рюкзак Пенну.
Толби воинственно заворчал и медленно поднял свой рюкзак. В комнате воцарилась гробовая тишина. Все замерли, наблюдая, как трое собрали свои вещи и двинулись к выходу.
Миниатюрная черноволосая девушка остановила их.
— Следующий город в тридцати милях отсюда.
— Дорога заблокирована, — объяснил ее высокий спутник. — Несколько лет назад ее перерезали оползни.
— Почему бы вам не переночевать на нашей ферме? У нас много комнат.
Вы сможете отдохнуть и отправиться завтра утром.
— Нам не хочется быть обманутыми, — пробормотала Сильвия.
Толби и Пенн переглянулись, затем глянули на девушку.
— Если вы уверены, что… мы вас не стесним…
Человек-бочка подошел к ним.
— Послушайте, у меня есть десять желтых слипов. Я хочу подарить их Лиге. В прошлом году я продал свою ферму и больше они мне не нужны. Я живу со своим братом и его семьей. — Он протянул Толби деньги. — Вот.
Тот сделал протестующий жест.
— Держите их при себе.
— Сюда, — пригласил высокий юноша, когда они спустились по просевшим ступеням в сплошную пелену жары и пыли. — У нас есть автомобиль. Вон там.
Старый автомобиль, на бензине. Мой отец сделал так, что он бегает на нефти.
— Вы должны были взять слипы, — сказал Пенн Толби, когда они влезли в древний, помятый автомобиль.
Вокруг них жужжали мухи. В автомобиле было жарко, как в бане — они едва могли дышать. Сильвия сделала себе подобие веера из свернутой бумаги, черноволосая девушка расстегнула блузку.
— Зачем нам деньги? — искренне рассмеялся Толби. — За всю свою жизнь я никогда ни за что не платил. И вы тоже!
Автомобиль дрогнул и медленно начал выползать на дорогу. Затем стал набирать скорость. Мотор натужно рычал. Вскоре они уже мчались на достаточно высокой скорости.
— Видели их? — голос Сильвии еле перекрывал грохот. — Они отдали бы нам все, что у них есть. Мы спасли их жизни.
Она указала на поля фермеров и их тощую скотину, высохшие злаки, старые осевшие дома.
— Все они умерли бы, если бы не было Лиги. — Она с раздражением прихлопнула муху. — Они обязаны нам.
Черноволосая девушка обернулась к ним, когда автомобиль устремился по разбитой дороге. Струйки пота змеились по ее загорелой коже. Полуприкрытая грудь вздрагивала в такт движению автомобиля.
— Меня зовут Лаура Дэвис. Мы с Питом живем на старой ферме, которую его отец отдал нам, когда мы поженились.
— В вашем распоряжении будет весь нижний этаж, — добавил Пит. — Электричества нет, зато есть большой камин. Ночи здесь холодные. Днем жарко, но с заходом солнца становится ужасно холодно.
— Все будет хорошо, — пробормотал Пенн.
От тряски у него появилось легкое головокружение.
— Да, — согласилась девушка, и ее черные глаза сверкнули; Алые губы скривились, она наклонилась к Пенну, ее маленькое лицо осветилось каким-то странным светом. — Да, мы позаботимся о вас.
В это мгновение автомобиль резко свернул с дороги. Сильвия вскрикнула. Толби скользнул вниз, зажав голову меж колен и свернувшись в клубок. У Пенна позеленело в глазах. Затем последовала головокружительная пустота, когда автомобиль нырнул вниз. Удар! Ревущий скрежет заполнил все.
Титанический взрыв ярости подхватил Пенна и разбросал его останки во все стороны. И наступила тьма.
* * *
— Опустите меня на эти поручни, прежде чем я войду внутрь, — приказал Борс.Бригада опустила его на бетонную поверхность и прикрепила магнитными защелками. Мужчины и женщины спешили по широким ступенькам массивного здания — главного офиса Борса.
Вид этих ступенек радовал Борса. Ему нравилось останавливаться здесь и оглядывать свой мир. Цивилизацию, которую он заботливо сконструировал.
Год за годом добавлял по кусочку с усердием и тщанием.
Его мир был не велик. Долина, окруженная темно-фиолетовыми холмами, представляла собой чашу с ровным дном. За холмами начинался обычный мир.
Выжженные поля. Разрушенные, заселенные бедняками города. Пришедшие в упадок дороги. Убогие домишки фермеров. Вышедшие из строя автомобили и оборудование. Изможденные люди, уныло плетущиеся в домотканых одеждах и лохмотьях. Он видел внешний мир. Он знал, как тот выглядит. На линии холмов заканчивались пустые лица, болезни, высохшие злаки, грубые плуги и примитивные орудия.
Здесь, внутри кольца холмов, Борс построил точную и детализированную копию общества, исчезнувшего двести лет назад. Мира, каким он был во времена правительств, мира, поверженного Лигой анархистов.