Страница:
Та моя и Джеффа встреча с епископом была весьма важной. В двух отношениях: официальном и, как оказалось, неофициальном. Касательно официальной стороны, я предложила и намеревалась провести встречу, объединение, между епископом Арчером и моей подругой Кирстен Лундборг, представлявшей ФЭД в районе Залива. Феминистское эмансипационное движение хотело, чтобы Тим выступил перед ними с речью, и бесплатно. Они считали, что, как жена сына епископа, я могу с этим справиться. Излишне говорить, что Тим, по-видимому, не понимал всей ситуации, но это была не его вина. Ни Джефф, ни я не вводили его в курс дела. Тим полагал, что мы собираемся вместе пообедать в «Неудаче», об этом ресторане он уже слышал. Обед оплатил бы он, так как в тот год – да и, коли на то пошло, в предыдущий тоже – у нас совсем не было денег. Как машинистка адвокатской конторы на Шаттук-авеню, я была предполагаемым кормильцем семьи. Адвокатская контора состояла из двух парней из Беркли, принимавших участие во всех движениях протеста. Они обеспечивали защиту в делах, касавшихся наркотиков. Их фирма называлась «Адвокатская контора и свечной магазин Барнса и Глисона» – они продавали свечи ручной работы или, по крайней мере, выставляли их. Это был способ Джерри Барнса оскорблять собственную профессию и давать понять, что в его намерения не входит получение какого-либо дохода. Что касается этой цели, то здесь он преуспевал. Помню, однажды благодарный клиент расплатился с ним опиумом – черным бруском, выглядевшим как плитка горького шоколада. Джерри совершенно не понимал, что с ним делать. В конце концов он кому-то его отдал.
Было интересно наблюдать, как Фред Хилл, агент КГБ, приветствует всех своих клиентов – как и положено хорошему владельцу ресторана, пожимая им руки и улыбаясь. У него были холодные глаза. Ходили слухи, что он имеет право убивать тех партийцев, кто проявлял упрямство. Тим едва ли обратил внимание на Фреда Хилла, когда этот сукин сын вел нас к столику. Я гадала, что сказал бы епископ Калифорнийский, если бы узнал, что человек, подававший нам меню, был, здесь, в США, русским под вымышленным именем, да еще офицером советской секретной службы. А может, все это было мифом Беркли. Как и в течение многих предшествующих лет, Беркли и паранойя спали в одной постели. Конца войны во Вьетнаме было даже не видать.
Никсону все же приходилось выводить американские войска. До Уотергейта пока еще было несколько лет. Государственные агенты рыскали по району Залива. Мы, независимые активисты, каждого подозревали в коварстве и не доверяли ни правым, ни Компартии США. Если в Беркли и было что-то, ненавидимое всеми без исключения, то это была вонь полиции.
– Привет, ребята, – сказал Фред Хилл. – Сегодня мясной суп с овощами. По бокалу вина, пока решаете?
Мы все трое хотели вина при условии, что оно не будет от калифорнийской компании «Галло», и Фред Хилл отправился за ним.
– Он полковник КГБ, – сообщил Джефф епископу.
– Очень интересно, – ответил Тим, внимательно изучая меню.
– Им и вправду мало платят, – вставила я.
– Это могло бы быть причиной, почему он открыл ресторан, – сказал Тим, оглядываясь на другие столики и клиентов. – Интересно, есть ли у них черноморская икра? – Взглянув на меня, он спросил: – Ты любишь икру, Эйнджел? Осетровую икру, хотя порой вместо нее подсовывают икру пинагора. Но обычно она красного цвета и крупнее. И много дешевле. Мне она не нравится – икра пинагора, естественно. В известном смысле, говорить «икра пинагора» – оксюморон. – Он засмеялся, скорее самому себе.
Черт, подумала я.
– Что-то не так? – спросил Джефф.
– Не понимаю, где Кирстен, – ответила я и посмотрела на часы.
Епископ заметил:
– Истоки феминистского движения можно найти в «Лисистрате». «Должны мы воздержаться от мужчин… – Он снова рассмеялся. – Засовами из дуба… – Он умолк, словно размышляя, продолжать ли, – загородили входы»[14]. Здесь игра слов. «Загородили входы» подразумевает как ситуацию неподчинения в целом, так и недопускание до влагалищ.
– Па, – произнес Джефф, – мы пытаемся определить, что заказывать, ладно?
Епископ ответил:
– Если ты имеешь в виду, что мы пытаемся решить, что нам съесть, то мое замечание вполне приемлемо. Аристофан его бы оценил.
– Ну-ну, – отозвался Джефф.
Вернулся Фред Хилл с подносом.
– Бургундское «Луи Мартини». – Он поставил три бокала. – Простите мне мое любопытство – вы ведь епископ Арчер?
Епископ кивнул.
– Вы принимали участие в марше доктора Кинга в Сельме.
– Да, я был в Сельме, – подтвердил епископ.
Я встряла:
– Расскажи ему свою шутку о влагалищах, – и обратилась к Фреду Хиллу: – Епископ знает неплохую шутку о влагалищах из старины.
Посмеиваясь, епископ Арчер пояснил:
– Она имеет в виду, что шутка из старины. Не запутайтесь с синтаксисом.
– Доктор Кинг был великим человеком, – продолжал Фред Хилл.
– Он был самым великим человеком, – ответил епископ. – Я буду сладкое мясо.
– Отличный выбор, – оценил Фред Хилл, записывая. – Позвольте мне также порекомендовать вам фазана.
– Я буду оскаровскую телятину, – определилась я.
– И я тоже, – сказал Джефф.
Он казался угрюмым. Я знала, что он не одобрял мое использование дружбы с епископом, чтобы добиться бесплатного выступления перед ФЭД или любой другой группировкой. Ему было известно, как легко вытянуть бесплатную речь из его отца. Он и епископ были одеты в темные шерстяные деловые костюмы, и Фред Хилл, известный агент КГБ и массовый убийца, конечно же, тоже был в костюме и при галстуке.
В тот день, сидя с ними, облаченными в деловые костюмы, я задумалась, а не примет ли Джефф духовный сан, как это сделал его отец. Оба выглядели серьезными, вкладывая в задачу выбора блюд ту же энергию и торжественность, что и в любое другое дело, но у епископа профессиональная поза как-то странно перемежевывалась с остроумием… Хотя, как и сейчас, остроумие никогда не производило на меня впечатления чего-то действительно правильного.
Пока мы ели суп, епископ Арчер рассказывал о предстоящем ему разбирательстве по обвинению в ереси. Он находил эту тему бесконечно восхитительной. Некоторые епископы «библейского пояса»[15] всеми силами стремились свалить его, так как в нескольких своих опубликованных статьях и на проповедях в соборе Божественной Благодати он заявлял, что с апостольских времен никто ни разу не видел как собственных ушей Святого Духа. Из этого Тим заключил, что догмат о Троице ошибочен. Если бы Святой Дух и вправду был воплощением Бога, равным Иегове или Христу, то, несомненно, он до сих пор пребывал бы с нами. Речи на неведомых языках в состоянии экстаза его не убеждали. За годы служения епископальной церкви он повидал немало подобного, но расценивал это как самовнушение и слабоумие. Далее, скрупулезное изучение Деяний апостолов выявило, что апостолы на Троицын день, когда на них снизошел Святой Дух и наделил «даром говорения на языках», говорили на чужих языках, которые окружающие все же понимали. Это не глоссолалия, как это сейчас называют, но ксеноглоссия[16]. Пока мы ели, епископ фыркал над ловким ответом Петра на обвинение, что одиннадцать апостолов пьяны: громким голосом Петр провозгласил перед насмехающейся толпой, что невозможно, чтобы апостолы были пьяны, ибо было всего девять часов утра[17]. Между ложками супа епископ громко размышлял, что ход истории Запада мог бы быть совершенно иным, если бы девять было пополудни, а не до полудня. Джефф как будто скучал, а я поглядывала на часы и гадала, где же Кирстен. Может, она застряла в парикмахерской. Она вечно беспокоилась о своих белокурых волосах, особенно перед важными событиями.
Епископальная церковь верует в догмат Троицы, и если не принимать его безусловно и не проповедовать о нем, то быть священником или епископом этой церкви нельзя – ну, это называется Никейским символом веры:
Слушая нескончаемо распространявшегося Тима, я вдруг подумала, что он намеренно совершил ересь, дабы навлечь на себя суд. По крайней мере, сделал это бессознательно. Это было, как говорится, ловким карьерным ходом.
– Так называемый дар говорения на языках, – бодро вещал епископ, – аннулирует единый язык, утраченный во время покушения на Вавилонскую башню, то есть покушения на ее строительство. В тот день, когда кто-нибудь из моей паствы проснется и заговорит на валлонском, – что ж, в тот день я уверую, что Святой Дух существует. Я не уверен, что он когда-либо существовал. Апостольская концепция Святого Духа основывается на древнееврейском «руах», духе Бога. Однако дух этот женский, не мужской. «Она» затрагивает мессианские ожидания. Христианство переняло эту идею у иудаизма, а когда в него обратилось достаточное количество язычников – неевреев, если вам угодно, – от концепции отказались, поскольку она все равно была значима лишь для евреев. Для новообращенных из эллинов она не имела какого бы то ни было смысла, хотя Сократ и утверждал, что у него есть внутренний голос, или даймон, который направляет его… Это дух-покровитель, не путайте со словом «демон», которое, конечно же, подразумевает несомненно злого духа. Эти два термина часто путают. Я еще успею выпить коктейль?
– У них здесь только пиво и вино, – ответила я.
– Мне надо позвонить, – сказал епископ. Он промокнул подбородок салфеткой, поднялся и огляделся. – Здесь есть телефон?
– Телефон есть на шевроновской заправке, – съехидничал Джефф. – Но если ты вернешься, то разнесешь еще один насос.
– Просто не понимаю, как это произошло, – начал объясняться епископ. – Я ничего не почувствовал и не увидел. Я узнал лишь, только когда… Альберс? Я записал его имя. Когда он предстал в истерике. Быть может, это-то и было манифестацией Святого Духа. Надеюсь, моя страховка не истекла. Всегда неплохо иметь автомобильную страховку.
– Говорил он отнюдь не на валлонском языке, – пошутила я.
– Это да, – откликнулся Тим. – Но он не был и вразумительным. Так что это могла быть глоссолалия, насколько я понимаю. Может, это свидетельство, что Святой Дух пребывает здесь. – Он снова уселся. – Мы чего-то ждем? – спросил он меня. – Ты все смотришь на часы. У меня только час, затем мне нужно опять в город. Препятствие, чинимое этой догмой, заключается в том, что она умаляет в человеке творческий дух. Альфред Норт Уайтхед одарил нас идеей Бога в процессе развития, а он является – или являлся – видным ученым. Теология процесса. Все это отсылает к Якобу Беме и его «нет-да» божеству, его диалектическому божеству, предвосхитившему Гегеля. Беме основывался на Августине. «Sic et non»[19], вы слышали об этом. В латыни нет точного слова для «да». «Sic» как будто ближе всего, но в общем оно более правильно переводится как «так», «поэтому» или «в связи с этим». «Quod si hoc nunc sic incipiam? Nihil est. Quod si sic? Tantumdem egero. Et sic…»[20] – Он остановился, нахмурившись. – «Nihil est». В разделительном языке – лучший пример которого английский – это буквально означает «ничто есть». Конечно же, у Теренция имеется в виду «нет», с подразумеваемыми опущенными словами. И все же выражение из двух слов «nihil est» обладает огромным воздействием. Поразительная способность латыни – сжимать значения в весьма немногие возможные слова. Это плюс точность, безусловно, два ее самых замечательных качества. В английском, впрочем, много больший словарный состав.
– Па, – прервал его Джефф, – мы ждем подругу Эйнджел. Я говорил тебе о ней на днях.
– Non video, – ответил епископ. – Я говорю, что не вижу ее – «ее» должно подразумеваться. Смотрите-ка, тот человек хочет нас сфотографировать.
К нашему столику подошел Фред Хилл с зеркальным фотоаппаратом со вспышкой.
– Ваша светлость, вы не возражаете, если я вас сфотографирую?
– Давайте я сниму вас вместе, – сказала я, вставая, и посоветовала Хиллу: – Повесите фотографию на стену.
– Я не против, – отозвался Тим.
Кирстен Лундборг все-таки успела на обед. Она выглядела несчастной и усталой и долго не могла найти в меню чего-либо на свой вкус. Она заказала лишь бокал белого вина, ничего не ела, говорила очень мало, но курила одну сигарету за другой. На ее лице стали заметны морщины от переутомления. Тогда мы не знали, что у нее был легкий хронический перитонит, который мог привести – что и случилось очень скоро – к очень тяжелым последствиям. Едва ли она обращала на нас какое-либо внимание. Я полагала, что она впала в одну из своих периодических депрессий. В тот день я действительно не знала, что она была больна физически.
– Ты заказала бы хоть тост и яйцо всмятку, – проявил участие Джефф.
– Нет, – покачала головой Кирстен. – Мое тело пытается умереть, – добавила она немного погодя. Она не пожелала вдаваться в подробности.
Нам стало неловко. Я подумала, что она над этим и убивается. А может, и нет. Епископ Арчер смотрел на нее внимательно и с явным сочувствием. Мне стало интересно, не собирается ли он предложить ей возложение рук. Они делают это у себя в епископальной церкви. Скорость выздоровления вследствие этого не засвидетельствована ни в каких известных мне источниках, что, пожалуй, и к лучшему.
В основном она говорила о своем сыне Билле, которого из-за проблем с психикой не взяли в армию. Это, казалось, одновременно и радовало, и раздражало ее.
– Я удивлен, что у вас такой взрослый сын, уже подлежащий призыву, – заметил епископ.
С минуту Кирстен молчала. Ее черты, искаженные мукой, немного разгладились. Я ясно видела, что замечание Тима ее развеселило.
В этот период своей жизни она выглядела весьма привлекательно, но нескончаемые тяготы налагали свой отпечаток как на ее облик, так и на то эмоциональное впечатление, что она производила. Хотя я и восторгалась ею, я равным образом знала, что Кирстен никогда не упустит возможности выдать какое-нибудь жесткое замечание – недостаток, который она, по сути, отточила до таланта. Ее идея, судя по всему, заключалась в том, что при достаточной ловкости людей можно обижать и они это снесут, топорность же и грубость просто так с рук не сойдут. Это основано на искусстве владения словом. О вас судят, как о выступлениях конкурсантов, по уместности слов.
– Билл в этом возрасте только физически, – наконец ответила Кирстен. Но теперь она выглядела много бодрее. – Как там недавно сказал комик в программе Джонни Карсона? «Моя жена не пойдет к пластическому хирургу, она хочет настоящее». Я была в парикмахерской, поэтому и опоздала. Однажды, как раз когда мне нужно было лететь во Францию, мне сделали такую прическу, что – она улыбнулась – я выглядела как клоун. Все то время, что я была в Париже, я носила «бабушку»[21] и всем говорила, что направляюсь в Нотр-Дам.
– Что такое «бабушка»? – спросил Джефф.
– Русская крестьянка, – ответил епископ Арчер.
Внимательно посмотрев на него, Кирстен сказала:
– Да, это так. Должно быть, я упомянула не то слово.
– Вы упомянули то слово, – успокоил епископ. – Название отреза материи, которым повязывают голову, происходит…
– О боже, – выдохнул Джефф.
Кирстен улыбнулась и пригубила вина.
– Я так понимаю, вы член ФЭД, – продолжил епископ.
– Я и есть ФЭД, – ответила Кирстен.
– Она – одна из его основательниц, – пояснила я.
– Знаете, у меня весьма строгий взгляд на аборты, – уведомил епископ.
– Знаете, – парировала Кирстен, – у меня тоже. В чем заключается ваш?
– Мы убеждены, что нерожденные обладают правами, которыми их наделил не человек, но Всемогущий Бог, – произнес епископ. – Право отбирать человеческую жизнь отвергается еще со времен десяти заповедей.
– Вот об этом я и спрошу вас. Как вы думаете, у человека остаются права, когда он или она умер?
– Простите? – не понял епископ.
– Ну, вы предоставляете им права до того, как они родились. Почему бы им не предоставлять те же права после того, как они умерли?
– На самом деле права после смерти у них все-таки есть, – заметил Джефф. – Без распоряжения суда вы не сможете воспользоваться трупом или органами, изъятыми у него для…
– Я пытаюсь доесть эту оскаровскую телятину, – прервала я, предвидя бесконечный спор впереди, который мог бы закончиться отказом епископа Арчера бесплатно выступить для ФЭД. – Можем мы поговорить о чем-нибудь другом?
Ничуть не смутившись, Джефф продолжил:
– Я знаю парня, который работает в конторе коронера. Он рассказывал мне, что однажды они ворвались в отделение интенсивной терапии в… Забыл, какой больницы. Короче, женщина только что умерла, а они зашли и вырезали у нее глаза для трансплантации еще до того, как приборы прекратили регистрировать признаки жизни. Он сказал, что подобное происходит постоянно.
Какое-то время мы сидели молча – Кирстен потягивала вино, остальные ели. Епископ Арчер, однако, продолжал смотреть на Кирстен с сочувствием и беспокойством. Позже, не тогда, мне пришло в голову, что он почувствовал, что в скрытой форме она физически больна, почувствовал то, что мы все упустили. Возможно, это было результатом его пасторской заботы, но я замечала подобное за ним неоднократно: он улавливал чью-то нужду, когда никто больше – порой даже сам нуждающийся – не осознавал ее или же, если и осознавал, не удосуживался остановиться и проявить заботу.
– Я испытываю большой интерес к ФЭД, – мягко сказал он.
– Как и большинство людей, – ответила Кирстен, но теперь она казалась неподдельно довольной. – Епископальная церковь допускает рукоположение женщин?
– В священники? – уточнил епископ. – Этого еще нет, но грядет.
– То есть, как я понимаю, лично вы это одобряете.
– Безусловно, – кивнул он. – Я весьма активно интересуюсь осовремениванием норм для дьяконов мужского и женского пола… Что касается меня, в своей епархии я не позволю употреблять слово «дьяконисса». Я настаиваю, чтобы как дьяконы-мужчины, так и дьяконы-женщины назывались дьяконами. Нормализация образовательных и воспитательных основ для дьяконов обоего пола позже сделает возможным рукополагать дьяконов-женщин в священники. Это представляется мне неизбежным, и я активно над этим работаю.
– Что ж, я действительно рада слышать это от вас, – сказала Кирстен. – Тогда вы заметно отличаетесь от католиков. – Она поставила свой бокал. – Папа…
– Епископ Римский, – прервал ее епископ Арчер. – Вот кто он на самом деле: епископ Римский. Римская католическая церковь. Наша церковь тоже католическая.
– Вы думаете, у них никогда не будет священников-женщин? – спросила Кирстен.
– Только когда настанет Parousia, – ответствовал епископ.
– Что это? – поинтересовалась Кирстен. – Вам придется простить мне мое невежество. У меня и вправду нет религиозного образования или наклонностей.
– И у меня тоже. Я лишь знаю, что, как выразился философ-идеалист Мальбранш, «не я дышу, но Бог дышит во мне». Parousia – Пришествие Христа. Католическая церковь, частью которой мы являемся, дышит, и дышит лишь посредством живительной силы Христа. Он – голова, а мы лишь тело. «И Он есть глава тела Церкви»[22], как сказал Павел. Это представление известно еще с Древнего мира, и это представление, которое мы в силах постигнуть.
– Как интересно, – отозвалась Кирстен.
– Нет, правда. Интеллектуальные вопросы интересны, равно как и случайные факты – например, количество соли, добываемое одной шахтой. Тема, о которой я говорю, определяет не то, что мы знаем, но то, что мы есть. Мы живем Иисусом Христом. «Который есть образ Бога невидимого, рожденный прежде всякой твари; ибо Им создано все, что на небесах и что на земле, видимое и невидимое: престолы ли, господства ли, начальства ли, власти ли, – все Им и для Него создано; и Он есть прежде всего, и все Им стоит»[23].
Голос епископа был низким и глубоким, говорил он ровно. Во время своей речи он смотрел прямо на Кирстен, и я видела ее ответный взгляд, взгляд едва ли не раненого – как будто она одновременно и хотела услышать, и не хотела, пребывая одновременно и в страхе, и под очарованием. Я слышала проповеди Тима в соборе Божественной Благодати множество раз, и сейчас он обращался к ней, единственной, с той же энергией, какой воздействовал на огромное количество людей. Все это было для нее.
Какое-то время все опять молчали.
– Многие священники все еще говорят «дьяконисса», – сказал наконец Джефф, неловко ерзая, – когда рядом нет Тима.
– Епископ Арчер, вероятно, более всех борется за права женщин в епископальной церкви, – сообщила я Кирстен.
– Как ни странно, я думаю, что слышала об этом, – ответила она. Повернувшись ко мне, она спокойно начала: – Интересно, считаешь ли ты…
– Я был бы рад выступить перед вашей организацией, – прервал ее епископ. – Именно за этим мы здесь и собрались. – Он вытащил из кармана пиджака свою черную записную книжку. – Давайте ваш телефон, обещаю позвонить вам в течение нескольких дней. Мне придется проконсультироваться с Джонатаном Грейвсом, викарным епископом, но уверен, у меня будет для вас время.
– Я дам вам оба своих номера – в ФЭД и домашний. Хотите ли вы… – Она заколебалась. – Хотите ли вы, чтобы я рассказала вам о ФЭД, епископ?
– Тим, – поправил епископ Арчер.
– Мы отнюдь не воинственны в смысле обычных…
– Я неплохо знаком с вашей организацией, – заявил епископ. – Я хочу, чтобы вы обдумали следующее. «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий. Если я имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто». Первое послание к Коринфянам, глава тринадцатая. Как женщины, вы находите свое место в мире из любви, а не из злобы. Любовь не ограничивается христианством, она не принадлежит одной лишь церкви. Если вы хотите победить нас, покажите нам любовь, а не презрение. Вера движет горы, любовь движет человеческие сердца. Люди, противостоящие вам, – люди, а не вещи. Ваши враги не мужчины, но невежественные мужчины. Не смешивайте мужчин с их невежеством. На это ушли годы, и уйдут еще. Не будьте нетерпеливыми и не ненавидьте. Сколько времени? – Внезапно обеспокоившись, он огляделся вокруг. – Вот. – Он протянул свою визитку Кирстен. – Позвоните мне. Я должен идти. Приятно было с вами познакомиться.
После этого он ушел. И только потом я осознала, внезапно осознала, что он забыл оплатить счет.
3
Было интересно наблюдать, как Фред Хилл, агент КГБ, приветствует всех своих клиентов – как и положено хорошему владельцу ресторана, пожимая им руки и улыбаясь. У него были холодные глаза. Ходили слухи, что он имеет право убивать тех партийцев, кто проявлял упрямство. Тим едва ли обратил внимание на Фреда Хилла, когда этот сукин сын вел нас к столику. Я гадала, что сказал бы епископ Калифорнийский, если бы узнал, что человек, подававший нам меню, был, здесь, в США, русским под вымышленным именем, да еще офицером советской секретной службы. А может, все это было мифом Беркли. Как и в течение многих предшествующих лет, Беркли и паранойя спали в одной постели. Конца войны во Вьетнаме было даже не видать.
Никсону все же приходилось выводить американские войска. До Уотергейта пока еще было несколько лет. Государственные агенты рыскали по району Залива. Мы, независимые активисты, каждого подозревали в коварстве и не доверяли ни правым, ни Компартии США. Если в Беркли и было что-то, ненавидимое всеми без исключения, то это была вонь полиции.
– Привет, ребята, – сказал Фред Хилл. – Сегодня мясной суп с овощами. По бокалу вина, пока решаете?
Мы все трое хотели вина при условии, что оно не будет от калифорнийской компании «Галло», и Фред Хилл отправился за ним.
– Он полковник КГБ, – сообщил Джефф епископу.
– Очень интересно, – ответил Тим, внимательно изучая меню.
– Им и вправду мало платят, – вставила я.
– Это могло бы быть причиной, почему он открыл ресторан, – сказал Тим, оглядываясь на другие столики и клиентов. – Интересно, есть ли у них черноморская икра? – Взглянув на меня, он спросил: – Ты любишь икру, Эйнджел? Осетровую икру, хотя порой вместо нее подсовывают икру пинагора. Но обычно она красного цвета и крупнее. И много дешевле. Мне она не нравится – икра пинагора, естественно. В известном смысле, говорить «икра пинагора» – оксюморон. – Он засмеялся, скорее самому себе.
Черт, подумала я.
– Что-то не так? – спросил Джефф.
– Не понимаю, где Кирстен, – ответила я и посмотрела на часы.
Епископ заметил:
– Истоки феминистского движения можно найти в «Лисистрате». «Должны мы воздержаться от мужчин… – Он снова рассмеялся. – Засовами из дуба… – Он умолк, словно размышляя, продолжать ли, – загородили входы»[14]. Здесь игра слов. «Загородили входы» подразумевает как ситуацию неподчинения в целом, так и недопускание до влагалищ.
– Па, – произнес Джефф, – мы пытаемся определить, что заказывать, ладно?
Епископ ответил:
– Если ты имеешь в виду, что мы пытаемся решить, что нам съесть, то мое замечание вполне приемлемо. Аристофан его бы оценил.
– Ну-ну, – отозвался Джефф.
Вернулся Фред Хилл с подносом.
– Бургундское «Луи Мартини». – Он поставил три бокала. – Простите мне мое любопытство – вы ведь епископ Арчер?
Епископ кивнул.
– Вы принимали участие в марше доктора Кинга в Сельме.
– Да, я был в Сельме, – подтвердил епископ.
Я встряла:
– Расскажи ему свою шутку о влагалищах, – и обратилась к Фреду Хиллу: – Епископ знает неплохую шутку о влагалищах из старины.
Посмеиваясь, епископ Арчер пояснил:
– Она имеет в виду, что шутка из старины. Не запутайтесь с синтаксисом.
– Доктор Кинг был великим человеком, – продолжал Фред Хилл.
– Он был самым великим человеком, – ответил епископ. – Я буду сладкое мясо.
– Отличный выбор, – оценил Фред Хилл, записывая. – Позвольте мне также порекомендовать вам фазана.
– Я буду оскаровскую телятину, – определилась я.
– И я тоже, – сказал Джефф.
Он казался угрюмым. Я знала, что он не одобрял мое использование дружбы с епископом, чтобы добиться бесплатного выступления перед ФЭД или любой другой группировкой. Ему было известно, как легко вытянуть бесплатную речь из его отца. Он и епископ были одеты в темные шерстяные деловые костюмы, и Фред Хилл, известный агент КГБ и массовый убийца, конечно же, тоже был в костюме и при галстуке.
В тот день, сидя с ними, облаченными в деловые костюмы, я задумалась, а не примет ли Джефф духовный сан, как это сделал его отец. Оба выглядели серьезными, вкладывая в задачу выбора блюд ту же энергию и торжественность, что и в любое другое дело, но у епископа профессиональная поза как-то странно перемежевывалась с остроумием… Хотя, как и сейчас, остроумие никогда не производило на меня впечатления чего-то действительно правильного.
Пока мы ели суп, епископ Арчер рассказывал о предстоящем ему разбирательстве по обвинению в ереси. Он находил эту тему бесконечно восхитительной. Некоторые епископы «библейского пояса»[15] всеми силами стремились свалить его, так как в нескольких своих опубликованных статьях и на проповедях в соборе Божественной Благодати он заявлял, что с апостольских времен никто ни разу не видел как собственных ушей Святого Духа. Из этого Тим заключил, что догмат о Троице ошибочен. Если бы Святой Дух и вправду был воплощением Бога, равным Иегове или Христу, то, несомненно, он до сих пор пребывал бы с нами. Речи на неведомых языках в состоянии экстаза его не убеждали. За годы служения епископальной церкви он повидал немало подобного, но расценивал это как самовнушение и слабоумие. Далее, скрупулезное изучение Деяний апостолов выявило, что апостолы на Троицын день, когда на них снизошел Святой Дух и наделил «даром говорения на языках», говорили на чужих языках, которые окружающие все же понимали. Это не глоссолалия, как это сейчас называют, но ксеноглоссия[16]. Пока мы ели, епископ фыркал над ловким ответом Петра на обвинение, что одиннадцать апостолов пьяны: громким голосом Петр провозгласил перед насмехающейся толпой, что невозможно, чтобы апостолы были пьяны, ибо было всего девять часов утра[17]. Между ложками супа епископ громко размышлял, что ход истории Запада мог бы быть совершенно иным, если бы девять было пополудни, а не до полудня. Джефф как будто скучал, а я поглядывала на часы и гадала, где же Кирстен. Может, она застряла в парикмахерской. Она вечно беспокоилась о своих белокурых волосах, особенно перед важными событиями.
Епископальная церковь верует в догмат Троицы, и если не принимать его безусловно и не проповедовать о нем, то быть священником или епископом этой церкви нельзя – ну, это называется Никейским символом веры:
Так что епископ Макклари из Миссури был прав: Тим действительно совершил ересь. Однако, до того как стать пастором епископальной церкви, Тим был практикующим адвокатом. Он наслаждался предстоящим разбирательством по обвинению в ереси. Епископ Макклари знает Библию, знает каноническое право, но Тим напустит тумана, пока тот не перестанет отличать верх от низа. Тим все это знал заранее. Столкнувшись с судом, он оказался в родной стихии. Даже более того, Тим писал книгу о нем: он выиграет суд да к тому же и подзаработает денег. Статьи и даже передовицы на эту тему появились во всех газетах Америки. Осудить кого-либо за ересь в семидесятых годах двадцатого века и вправду было весьма затруднительно.
…И в Духа Святого, Господа, Животворящего,
от Отца и Сына исходящего,
с Отцом и Сыном
поклоняемого и прославляемого…[18]
Слушая нескончаемо распространявшегося Тима, я вдруг подумала, что он намеренно совершил ересь, дабы навлечь на себя суд. По крайней мере, сделал это бессознательно. Это было, как говорится, ловким карьерным ходом.
– Так называемый дар говорения на языках, – бодро вещал епископ, – аннулирует единый язык, утраченный во время покушения на Вавилонскую башню, то есть покушения на ее строительство. В тот день, когда кто-нибудь из моей паствы проснется и заговорит на валлонском, – что ж, в тот день я уверую, что Святой Дух существует. Я не уверен, что он когда-либо существовал. Апостольская концепция Святого Духа основывается на древнееврейском «руах», духе Бога. Однако дух этот женский, не мужской. «Она» затрагивает мессианские ожидания. Христианство переняло эту идею у иудаизма, а когда в него обратилось достаточное количество язычников – неевреев, если вам угодно, – от концепции отказались, поскольку она все равно была значима лишь для евреев. Для новообращенных из эллинов она не имела какого бы то ни было смысла, хотя Сократ и утверждал, что у него есть внутренний голос, или даймон, который направляет его… Это дух-покровитель, не путайте со словом «демон», которое, конечно же, подразумевает несомненно злого духа. Эти два термина часто путают. Я еще успею выпить коктейль?
– У них здесь только пиво и вино, – ответила я.
– Мне надо позвонить, – сказал епископ. Он промокнул подбородок салфеткой, поднялся и огляделся. – Здесь есть телефон?
– Телефон есть на шевроновской заправке, – съехидничал Джефф. – Но если ты вернешься, то разнесешь еще один насос.
– Просто не понимаю, как это произошло, – начал объясняться епископ. – Я ничего не почувствовал и не увидел. Я узнал лишь, только когда… Альберс? Я записал его имя. Когда он предстал в истерике. Быть может, это-то и было манифестацией Святого Духа. Надеюсь, моя страховка не истекла. Всегда неплохо иметь автомобильную страховку.
– Говорил он отнюдь не на валлонском языке, – пошутила я.
– Это да, – откликнулся Тим. – Но он не был и вразумительным. Так что это могла быть глоссолалия, насколько я понимаю. Может, это свидетельство, что Святой Дух пребывает здесь. – Он снова уселся. – Мы чего-то ждем? – спросил он меня. – Ты все смотришь на часы. У меня только час, затем мне нужно опять в город. Препятствие, чинимое этой догмой, заключается в том, что она умаляет в человеке творческий дух. Альфред Норт Уайтхед одарил нас идеей Бога в процессе развития, а он является – или являлся – видным ученым. Теология процесса. Все это отсылает к Якобу Беме и его «нет-да» божеству, его диалектическому божеству, предвосхитившему Гегеля. Беме основывался на Августине. «Sic et non»[19], вы слышали об этом. В латыни нет точного слова для «да». «Sic» как будто ближе всего, но в общем оно более правильно переводится как «так», «поэтому» или «в связи с этим». «Quod si hoc nunc sic incipiam? Nihil est. Quod si sic? Tantumdem egero. Et sic…»[20] – Он остановился, нахмурившись. – «Nihil est». В разделительном языке – лучший пример которого английский – это буквально означает «ничто есть». Конечно же, у Теренция имеется в виду «нет», с подразумеваемыми опущенными словами. И все же выражение из двух слов «nihil est» обладает огромным воздействием. Поразительная способность латыни – сжимать значения в весьма немногие возможные слова. Это плюс точность, безусловно, два ее самых замечательных качества. В английском, впрочем, много больший словарный состав.
– Па, – прервал его Джефф, – мы ждем подругу Эйнджел. Я говорил тебе о ней на днях.
– Non video, – ответил епископ. – Я говорю, что не вижу ее – «ее» должно подразумеваться. Смотрите-ка, тот человек хочет нас сфотографировать.
К нашему столику подошел Фред Хилл с зеркальным фотоаппаратом со вспышкой.
– Ваша светлость, вы не возражаете, если я вас сфотографирую?
– Давайте я сниму вас вместе, – сказала я, вставая, и посоветовала Хиллу: – Повесите фотографию на стену.
– Я не против, – отозвался Тим.
Кирстен Лундборг все-таки успела на обед. Она выглядела несчастной и усталой и долго не могла найти в меню чего-либо на свой вкус. Она заказала лишь бокал белого вина, ничего не ела, говорила очень мало, но курила одну сигарету за другой. На ее лице стали заметны морщины от переутомления. Тогда мы не знали, что у нее был легкий хронический перитонит, который мог привести – что и случилось очень скоро – к очень тяжелым последствиям. Едва ли она обращала на нас какое-либо внимание. Я полагала, что она впала в одну из своих периодических депрессий. В тот день я действительно не знала, что она была больна физически.
– Ты заказала бы хоть тост и яйцо всмятку, – проявил участие Джефф.
– Нет, – покачала головой Кирстен. – Мое тело пытается умереть, – добавила она немного погодя. Она не пожелала вдаваться в подробности.
Нам стало неловко. Я подумала, что она над этим и убивается. А может, и нет. Епископ Арчер смотрел на нее внимательно и с явным сочувствием. Мне стало интересно, не собирается ли он предложить ей возложение рук. Они делают это у себя в епископальной церкви. Скорость выздоровления вследствие этого не засвидетельствована ни в каких известных мне источниках, что, пожалуй, и к лучшему.
В основном она говорила о своем сыне Билле, которого из-за проблем с психикой не взяли в армию. Это, казалось, одновременно и радовало, и раздражало ее.
– Я удивлен, что у вас такой взрослый сын, уже подлежащий призыву, – заметил епископ.
С минуту Кирстен молчала. Ее черты, искаженные мукой, немного разгладились. Я ясно видела, что замечание Тима ее развеселило.
В этот период своей жизни она выглядела весьма привлекательно, но нескончаемые тяготы налагали свой отпечаток как на ее облик, так и на то эмоциональное впечатление, что она производила. Хотя я и восторгалась ею, я равным образом знала, что Кирстен никогда не упустит возможности выдать какое-нибудь жесткое замечание – недостаток, который она, по сути, отточила до таланта. Ее идея, судя по всему, заключалась в том, что при достаточной ловкости людей можно обижать и они это снесут, топорность же и грубость просто так с рук не сойдут. Это основано на искусстве владения словом. О вас судят, как о выступлениях конкурсантов, по уместности слов.
– Билл в этом возрасте только физически, – наконец ответила Кирстен. Но теперь она выглядела много бодрее. – Как там недавно сказал комик в программе Джонни Карсона? «Моя жена не пойдет к пластическому хирургу, она хочет настоящее». Я была в парикмахерской, поэтому и опоздала. Однажды, как раз когда мне нужно было лететь во Францию, мне сделали такую прическу, что – она улыбнулась – я выглядела как клоун. Все то время, что я была в Париже, я носила «бабушку»[21] и всем говорила, что направляюсь в Нотр-Дам.
– Что такое «бабушка»? – спросил Джефф.
– Русская крестьянка, – ответил епископ Арчер.
Внимательно посмотрев на него, Кирстен сказала:
– Да, это так. Должно быть, я упомянула не то слово.
– Вы упомянули то слово, – успокоил епископ. – Название отреза материи, которым повязывают голову, происходит…
– О боже, – выдохнул Джефф.
Кирстен улыбнулась и пригубила вина.
– Я так понимаю, вы член ФЭД, – продолжил епископ.
– Я и есть ФЭД, – ответила Кирстен.
– Она – одна из его основательниц, – пояснила я.
– Знаете, у меня весьма строгий взгляд на аборты, – уведомил епископ.
– Знаете, – парировала Кирстен, – у меня тоже. В чем заключается ваш?
– Мы убеждены, что нерожденные обладают правами, которыми их наделил не человек, но Всемогущий Бог, – произнес епископ. – Право отбирать человеческую жизнь отвергается еще со времен десяти заповедей.
– Вот об этом я и спрошу вас. Как вы думаете, у человека остаются права, когда он или она умер?
– Простите? – не понял епископ.
– Ну, вы предоставляете им права до того, как они родились. Почему бы им не предоставлять те же права после того, как они умерли?
– На самом деле права после смерти у них все-таки есть, – заметил Джефф. – Без распоряжения суда вы не сможете воспользоваться трупом или органами, изъятыми у него для…
– Я пытаюсь доесть эту оскаровскую телятину, – прервала я, предвидя бесконечный спор впереди, который мог бы закончиться отказом епископа Арчера бесплатно выступить для ФЭД. – Можем мы поговорить о чем-нибудь другом?
Ничуть не смутившись, Джефф продолжил:
– Я знаю парня, который работает в конторе коронера. Он рассказывал мне, что однажды они ворвались в отделение интенсивной терапии в… Забыл, какой больницы. Короче, женщина только что умерла, а они зашли и вырезали у нее глаза для трансплантации еще до того, как приборы прекратили регистрировать признаки жизни. Он сказал, что подобное происходит постоянно.
Какое-то время мы сидели молча – Кирстен потягивала вино, остальные ели. Епископ Арчер, однако, продолжал смотреть на Кирстен с сочувствием и беспокойством. Позже, не тогда, мне пришло в голову, что он почувствовал, что в скрытой форме она физически больна, почувствовал то, что мы все упустили. Возможно, это было результатом его пасторской заботы, но я замечала подобное за ним неоднократно: он улавливал чью-то нужду, когда никто больше – порой даже сам нуждающийся – не осознавал ее или же, если и осознавал, не удосуживался остановиться и проявить заботу.
– Я испытываю большой интерес к ФЭД, – мягко сказал он.
– Как и большинство людей, – ответила Кирстен, но теперь она казалась неподдельно довольной. – Епископальная церковь допускает рукоположение женщин?
– В священники? – уточнил епископ. – Этого еще нет, но грядет.
– То есть, как я понимаю, лично вы это одобряете.
– Безусловно, – кивнул он. – Я весьма активно интересуюсь осовремениванием норм для дьяконов мужского и женского пола… Что касается меня, в своей епархии я не позволю употреблять слово «дьяконисса». Я настаиваю, чтобы как дьяконы-мужчины, так и дьяконы-женщины назывались дьяконами. Нормализация образовательных и воспитательных основ для дьяконов обоего пола позже сделает возможным рукополагать дьяконов-женщин в священники. Это представляется мне неизбежным, и я активно над этим работаю.
– Что ж, я действительно рада слышать это от вас, – сказала Кирстен. – Тогда вы заметно отличаетесь от католиков. – Она поставила свой бокал. – Папа…
– Епископ Римский, – прервал ее епископ Арчер. – Вот кто он на самом деле: епископ Римский. Римская католическая церковь. Наша церковь тоже католическая.
– Вы думаете, у них никогда не будет священников-женщин? – спросила Кирстен.
– Только когда настанет Parousia, – ответствовал епископ.
– Что это? – поинтересовалась Кирстен. – Вам придется простить мне мое невежество. У меня и вправду нет религиозного образования или наклонностей.
– И у меня тоже. Я лишь знаю, что, как выразился философ-идеалист Мальбранш, «не я дышу, но Бог дышит во мне». Parousia – Пришествие Христа. Католическая церковь, частью которой мы являемся, дышит, и дышит лишь посредством живительной силы Христа. Он – голова, а мы лишь тело. «И Он есть глава тела Церкви»[22], как сказал Павел. Это представление известно еще с Древнего мира, и это представление, которое мы в силах постигнуть.
– Как интересно, – отозвалась Кирстен.
– Нет, правда. Интеллектуальные вопросы интересны, равно как и случайные факты – например, количество соли, добываемое одной шахтой. Тема, о которой я говорю, определяет не то, что мы знаем, но то, что мы есть. Мы живем Иисусом Христом. «Который есть образ Бога невидимого, рожденный прежде всякой твари; ибо Им создано все, что на небесах и что на земле, видимое и невидимое: престолы ли, господства ли, начальства ли, власти ли, – все Им и для Него создано; и Он есть прежде всего, и все Им стоит»[23].
Голос епископа был низким и глубоким, говорил он ровно. Во время своей речи он смотрел прямо на Кирстен, и я видела ее ответный взгляд, взгляд едва ли не раненого – как будто она одновременно и хотела услышать, и не хотела, пребывая одновременно и в страхе, и под очарованием. Я слышала проповеди Тима в соборе Божественной Благодати множество раз, и сейчас он обращался к ней, единственной, с той же энергией, какой воздействовал на огромное количество людей. Все это было для нее.
Какое-то время все опять молчали.
– Многие священники все еще говорят «дьяконисса», – сказал наконец Джефф, неловко ерзая, – когда рядом нет Тима.
– Епископ Арчер, вероятно, более всех борется за права женщин в епископальной церкви, – сообщила я Кирстен.
– Как ни странно, я думаю, что слышала об этом, – ответила она. Повернувшись ко мне, она спокойно начала: – Интересно, считаешь ли ты…
– Я был бы рад выступить перед вашей организацией, – прервал ее епископ. – Именно за этим мы здесь и собрались. – Он вытащил из кармана пиджака свою черную записную книжку. – Давайте ваш телефон, обещаю позвонить вам в течение нескольких дней. Мне придется проконсультироваться с Джонатаном Грейвсом, викарным епископом, но уверен, у меня будет для вас время.
– Я дам вам оба своих номера – в ФЭД и домашний. Хотите ли вы… – Она заколебалась. – Хотите ли вы, чтобы я рассказала вам о ФЭД, епископ?
– Тим, – поправил епископ Арчер.
– Мы отнюдь не воинственны в смысле обычных…
– Я неплохо знаком с вашей организацией, – заявил епископ. – Я хочу, чтобы вы обдумали следующее. «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий. Если я имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто». Первое послание к Коринфянам, глава тринадцатая. Как женщины, вы находите свое место в мире из любви, а не из злобы. Любовь не ограничивается христианством, она не принадлежит одной лишь церкви. Если вы хотите победить нас, покажите нам любовь, а не презрение. Вера движет горы, любовь движет человеческие сердца. Люди, противостоящие вам, – люди, а не вещи. Ваши враги не мужчины, но невежественные мужчины. Не смешивайте мужчин с их невежеством. На это ушли годы, и уйдут еще. Не будьте нетерпеливыми и не ненавидьте. Сколько времени? – Внезапно обеспокоившись, он огляделся вокруг. – Вот. – Он протянул свою визитку Кирстен. – Позвоните мне. Я должен идти. Приятно было с вами познакомиться.
После этого он ушел. И только потом я осознала, внезапно осознала, что он забыл оплатить счет.
3
Епископ Калифорнийский выступил перед ФЭД и затем убедил их руководство пожертвовать две тысячи долларов в церковный фонд для борьбы с мировым голодом – действительно незначительная сумма и к тому же для похвального благого дела. Через какое-то время до Джеффа и меня дошла информация, что Тим неофициально встречается с Кирстен. Джефф был просто сражен. Я посчитала это смешным.
Джефф же не нашел ничего смешного в том, что его отец растряс ФЭД на две тысячи долларов. Он видел угрозу бесплатного выступления – этого не произошло. Он предвкушал трения и неприязнь между своим отцом и моей подругой Кирстен. Этого тоже не произошло. Джефф не понимал собственного отца.
Джефф же не нашел ничего смешного в том, что его отец растряс ФЭД на две тысячи долларов. Он видел угрозу бесплатного выступления – этого не произошло. Он предвкушал трения и неприязнь между своим отцом и моей подругой Кирстен. Этого тоже не произошло. Джефф не понимал собственного отца.