«Боже всемогущий, — подумал он. — Если это правда, то мы можем положиться на Хорста Бертольда. Мы позволили предрассудкам ослепить нас… фон Айнем — немец, как и Хорст Бертольд. Но утверждать, что они работают вместе и являются тайными сотрудниками, — всё равно что подозревать в этом пару убангийцев или евреев. Адольф Гитлер даже не был немцем… в общем, нас предала манера мышления. Впрочем, быть может, теперь мы поумнеем. Новая Единая Германия породила доктора Сеппа фон Айнема и „Тропу Хоффмана Лимитед“… но могла породить и нечто другое в облике Хорста Бертольда».
— Я подожду, пока мы прибудем в штаб ООН в Новом Нью-Йорке, где встречусь с Хорстом Бертольдом и увижу подтверждение, в виде макроволнового радиосигнала.
Подтверждение того, что в шесть утра по новоньюйоркскому времени сегодняшнего дня войска ООН вошли во все филиалы «Тропы Хоффмана лимитед», захватили оборудование «Телпора» и решительно без какого-либо предупреждения прекратили эмиграцию на Китовую Пасть.
* * *
Через двенадцать часов усталая и озабоченная секретарша провела Рахмаэля в офис Генерального секретаря ООН.
— Фанатик, — промолвил Хорст Бертольд, оглядывая Рахмаэля. — Идеалист, распаливший в Мэтсоне Глазер-Холлидее жгучее желание попытаться осуществить военный переворот на Китовой Пасти. — Он обратился к помощнице: — Доставьте сюда устройство «Телпор».
Через несколько секунд в контору лидера ООН с шумом вкатили знакомый биполярный механизм, сопровождаемый потрясённым с виду техником, казавшимся без своих выпуклых очков испуганным и — маленьким.
— Этот аппарат позволяет телепортацию в обе стороны? — спросил у него Хорст Бертольд. — Или только в одну? Zwei oder ein? Antworte. [39]
— Только туда, майн герр Генеральный секретарь, — проблеял техник. — Как показывает Первая теорема, рецессия материи по направлению к…
— Пригласите наших специалистов по промыванию мозгов, — приказал Бертольд секретарше. — Пусть начнут с электроэнцефалографов.
— Dass brauchen Sie nicht [40], — вмешался робким, дрожащим голосом техник.
— Он говорит, что согласен сотрудничать, — пояснил Бертольд Рахмаэлю, — и нашим психиатрам не придётся с ним возиться. Извольте спросить у него! — Он дёрнул головой в сторону съёжившегося служащего ТХЛ, человека в белом халате, отправившего в эмиграцию буквально миллионы наивных человеческих душ. — Спросите у него, действуют ли терминалы в обе стороны.
— Beide [41], — прошептал техник. — В обе стороны.
— Никакой Первой теоремы никогда не существовало! — рявкнул Бертольд.
— Sie haben Recht [42], — согласно кивнул техник.
— Приведите сюда Доскера, — приказал Бертольд своей усталой секретарше.
Появившийся Доскер немедленно сказал Рахмаэлю:
— Фрея жива, и она там, — он указал на аппарат «Телпора». — Мы связывались друг с другом с его помощью. Однако… — он помедлил.
— Мэтсон Глазер-Холлидей мёртв, — сказал Хорст Бертольд. — Но почти половина персонала «ОбМАН Инкорпорейтед» выжила, эти люди находятся сейчас повсеместно на Неоколонизированной территории, и мы начинаем снабжать их на стратегической основе. Вооружением, которое им немедленно понадобится. Вдобавок мы собираемся вскоре высадить в тактических пунктах десантные группы. Думаю, наши коммандос способны на многое.
— Чем я могу помочь? — спросил Рахмаэль. Его обуревало ощущение бессилия, ситуация развивалась своим ходом без него. А он тем временем был занят бессмысленным путешествием в глубоком и абсолютно пустом космическом пространстве.
Генеральный секретарь словно прочёл на лице Рахмаэля его мысли.
— Вы насторожили Мэтсона, — подчеркнул он. — После чего он предпринял неудачную попытку военного переворота. А тут ещё сообщение от Фреи Холм Доскеру, а затем на «Омфал», после которых мы поняли, какая реальность скрывалась под прикрытием Теодориха Ферри, на которого мы возлагаем вину за длящееся в течение пятнадцати лет заблуждение. Всё основывалось на фундаментальной ложной предпосылке о том, что телепортация возможна лишь в одном направлении… — Он нахмурился. — Впрочем, «Тропа Хоффмана» сделала непоправимую ошибку, не помешав перемещению на планету двух тысяч ваших ветеранов из «ОбМАН Инкорпорейтед»… Но даже этого было бы недостаточно, — добавил он Доскеру. — Хотя с нашей тактической поддержкой…
— Этого было недостаточно с самого начала, — заговорил Доскер, — поскольку они сразу убрали Мэтсона. У нас не было ни одного шанса, — продолжал он, словно поясняя ситуацию Рахмаэлю. — Возможно, Мэтсон умер, не успев понять, в чём дело. Однако вы могли бы вернуть Фрею. Хотите попытаться?
— Да, — мгновенно ответил Рахмаэль и добавил, обращаясь к Бертольду: — Вы могли бы снабдить меня экипировкой? Защитными экранами, а может, и наступательным оружием? Я отправляюсь туда один.
Как знать, заметят ли его в царящем на планете хаосе? Теперь, когда Китовая Пасть превратилась в поле битвы со множеством участников, нелегал-одиночка вполне способен проникнуть туда неприметно, и если ему удастся найти девушку, у них будет шанс показаться слишком мелкой добычей для крупных воюющих хищников. В контексте борьбы за власть, в результате которой вышла из строя «ОбМАН Инкорпорейтед», один из соперников был ликвидирован на старте, и теперь на театре военных действий остались только два монолита — ТХЛ и её старый мудрый противник в лице ООН, корни победы которой уходили в глубь прошлого века. Рахмаэль предположил, что ООН успела обогнать оппонента на пятьдесят лет.
Впрочем, «Тропа Хоффмана лимитед» обладает изобретательным гением чуть слабоумного, но всё ещё коварного старика Сеппа фон Айнема. Причём как знать, ограничится ли творец «Телпора» своим последним изобретением. Интересно, пришло ли это в голову Хорсту Бертольду?
Но это не важно, поскольку, если фон Айнем изобрёл нечто равное по значению — либо сколько-нибудь ценное, — это проявится в ближайшее время.
А значит, всё, что задумали и разработали за несколько лет доктор Сепп фон Айнем и ТХЛ, в эти минуты вовсю применяется на улицах городов Неоколонизированной территории, где для всех участников конфликта настал сейчас День гнева, когда им назначены испытания подобно диким зверям в поле. И помоги Господь слабеющему сопернику, ибо в этом сражении выживет только одна сторона, а побеждённому не будет дарована даже частица жизни. Только не на этойарене.
Собственно, перед Рахмаэлем, на его взгляд, стояла одна задача. А именно: вызволить Фрею Холм с Китовой Пасти и вернуть в целости и сохранности на Терру.
Восемнадцатилетнее путешествие, одиссея на борту «Омфала», изучение древнегреческого в такой степени, что он мог прочесть в оригинале «Вакханок» Эврипида, — все эти детские фантазии увяли под гнётом реальной ситуации и кипящей борьбы — не в далёком будущем, а сейчас, на терминалах шести тысяч станций «Телпора» на Китовой Пасти.
— Sein Herz voll Hass geladen [43], — сказал Хорст Бертольд Рахмаэлю. — Вы говорите на идише? Понимаете?
— Я немножко говорю на идише, — сказал Рахмаэль, — но это немецкий. «Его сердце отягощено ненавистью». Откуда это?
— Из гражданской войны в Испании, — ответил Бертольд. — Из песни интернациональных бригад. В основном немцев, покинувших Третий рейх, чтобы сражаться в Испании против Франко в 1930-х. Полагаю, они были коммунистами. Но они сражались с фашизмом в самом начале, и были немцами. Так что всегда существовали «хорошие» немцы, и этот парень, Ганс Баймлер, автор песни, ненавидел нацизм и фашизм на всех его стадиях, в любых состояниях и проявлениях. Мы тоже боролись с нацистами, мы — «хорошие» немцы, verges’ uns nie. Не забывайте нас, — спокойно и тихо повторил Бертольд. — Потому что мы вступили в битву не в 50-х или 60-х, а в самом начале. Первыми людьми, дравшимися насмерть, убивая и погибая от рук нацистов, были…
Немцы.
— На Терре не должны забыть об этом, — говорил Бертольд Рахмаэлю. — И надеюсь, люди не забудут тех, кто в эту минуту уничтожает доктора Сеппа фон Айнема и его нелюдей-союзников. Скажем, Теодорих Ферри, его босс… кстати, он американец. — Он улыбнулся Рахмаэлю. — Но есть и «хорошие» американцы, несмотря на атомную бомбу, сброшенную на японских женщин, детей и стариков.
Рахмаэль молчал, не находя слов.
— Ладно, — заключил Бертольд. — Мы свяжем вас с экспертом по новейшему оружию. Чтобы подобрать вам что-либо из экипировки. И желаю удачи. Надеюсь, вы вернёте мисс Холм. — По его лицу снова скользнула улыбка, и он занялся другими делами.
Мелкий чиновник ООН потянул Рахмаэля за рукав.
— Мне приказано заняться вашей проблемой, — пояснил он. — С этой минуты положитесь на меня. Скажите мне, мистер бен Аппельбаум, каким типам современного оружия (я не говорю об оружии прошлого месяца и тем более, прошлогоднем) вы отдаёте предпочтение. И как давно вы проходили неврологический и бактериальный…
— У меня нет ни малейшего военного опыта, — сказал Рахмаэль. — И никаких антиневро— и бактериологических модуляций.
— Мы всё же можем помочь вам, — сказал мелкий чиновник ООН. — Есть некоторые типы экипировки, н нуждающиеся в опыте обращения. Впрочем… — он сделал пометку на планшетке, — восемьдесят процентов «железа» действительно для вас бесполезны. — Он ободряюще улыбнулся. — Но это не должно нас обескуражить, мистер бен Аппельбаум.
— Не беспокойтесь, — мрачно сказал Рахмаэль. — Итак, меня всё же телепортируют на Китовую Пасть.
— Да, в течение часа.
— Нетелепортированный человек станет телепортированным, — пробормотал Рахмаэль. — Вместо того чтобы пережить восемнадцать лет на борту «Омфала». Как иронично.
— Ваши моральные принципы не осуждают применение нервного газа? — осведомился чиновник. — Или вы предпочитаете…
— Всё, что угодно, лишь бы вернуть Фрею, — сказал Рахмаэль. — Всё, кроме фосфорного оружия и напалма, которыми я отказываюсь пользоваться, равно как и размягчителями костного мозга, — от этого увольте. Но я согласен на свинцовые пули и старомодное стрелковое оружие. Я принимаю его вместе с лазерно-лучевыми артефактами. — Он вообразил себе массу вооружений, взятых с собой Глазер-Холлидеем, этим профессионалом высшей категории.
— У нас есть кое-что новенькое, — сказал чиновник, сверяясь со своей планшеткой, — и весьма многообещающее, если верить ребятам из департамента обороны. — Это искажающее время устройство, которое создаёт поле, коагулирующее…
— Просто экипируйте меня, — перебил Рахмаэль. — И доставьте куда надо. К ней.
— Непременно, — подхватил чиновник ООН и быстро повёл его по служебному коридору к скоростному эскалатору, ведущему вниз, в Архивы наступательного вооружения.
* * *
Возле одного из филиалов «Тропы Хоффмана» из такси-летяги вышли Джек и Рут Макэлхаттены с двумя детьми, следом за ними робот катил тележку с семейным багажом, составлявшим семь брюхатых чемоданов (допотопных и большей частью заимствованных у друзей). Все они вошли в маленькое современное здание, являвшееся для них конечным пунктом на Терре.
Подойдя к конторке, Джек Макэлхаттен поискал глазами обслуживающего клерка. Ну и дела, стоит тебе решиться на Большой Поступок, как они изволят прервать работу ради чашечки кофе!
К Джеку подошёл солдат ООН в форме и при оружии, нарукавная повязка удостоверяла его принадлежность к отборной дивизии УАР.
— Что вам угодно?
— Чёрт побери, мы пришли, чтобы эмигрировать, — сказал Макэлхаттен. — У меня есть поскреды. — Он полез за бумажником. — Где тут у вас формуляры, которые нам необходимо заполнить, после чего нам полагаются уколы и…
— Сэр, вы следили за информационными сообщениями последние сорок восемь часов? — вежливо осведомился солдат.
— Мы упаковывали вещи, — вмешалась Рут Макэлхаттен. — А в чём дело? Что-нибудь случилось?
Как раз в этот миг Джек посмотрел через раскрытую заднюю дверь и увидел пресловутые врата «Телпора». При этом его сердце дрогнуло от страха и предчувствия. Сколь восхитительным ни было его смелое решение о миграции, увидеть воочию высящиеся подобно стенам двойные полюса «Телпора» было всё равно что увидеть границу между мирами. Он мысленно вспомнил многолетние телепередачи с панорамой бесконечных травянистых полей, изобилием зелени…
— Сэр, — прервал его грёзы солдат ООН, — прочтите это объявление. — Он указал на белый квадрат с таким тёмным и невзрачным тестом, что Джек Макэлхаттен, ещё не прочитав его, ощутил, как его чудесная лелеемая внутренним взором мечта начинает испаряться.
— Боже мой, — промолвила Рут, стоя рядом с ним, пока он читал объявление. — ООН закрыла все агентства «Телпора». Эмиграция временно прекращена. — Женщина с тоской глянула на мужа: — Джек, тут говорится, что эмигрировать теперь незаконно.
— Позже, мадам, — сказал солдат. — Эмиграция возобновится. Когда ситуация прояснится. — Он отвернулся, чтобы остановить другую пару, вошедшую в филиал «Тропы Хоффмана» с четырьмя детьми.
За всё ещё открытой задней дверью Макэлхаттен в оцепенелом изумлении увидел четвёрку рабочих в спецодежде, деловито и усердно расчленяющих газовыми резаками на части оборудование «Телпора».
Джек заставил себя вновь обратиться к объявлению.
Когда он прочёл его, солдат вежливо постучал по его плечу и указал на ближайший включенный телевизор, который смотрела вторая пара супругов со своими четырьмя детьми.
— Это Неоколонизированная территория, — сказал солдат. — Видите? — Он не слишком хорошо изъяснялся на английском, но от души хотел объяснить ситуацию для Макэлхаттенов.
Подойдя к телевизору, Джек увидел серые барачного типа строения с крошечными щелями окон, похожими на зрачки хищника. И ещё — высокие ограждения. Он тупо смотрел на экран, но внутри у него уже созрело полное понимание, ему даже не нужно было слушать звуковое сопровождение диктора ООН.
— Боже, — снова прошептала Рут. — Это… концентрационный лагерь
Взметнулось облачко дыма, и верхние этажи серого цементного здания исчезли; повсюду засновали низенькие тёмные силуэты, а на фоне голоса диктора, спокойно комментирующего британским акцентом ситуацию, не нуждающуюся в комментариях, застучали автоматные очереди.
— Неужели нас ожидала там такая вот жизнь? — спросила Рут у мужа.
— Собирайтесь, — сказал он вместо ответа ей и детям. — Поедем домой. — Он подал знак роботу, приглашая его снова подхватить семейный багаж.
— Но разве нам не могла бы помочь ООН? — запротестовала Рут. — Ведь у них полно всяческих социальных агентств…
— ООН сейчас защищает нас, — сказал Джек Макэлхаттен. — И не своими социальными агентствами. — Он указал на рабочих в спецовках, спешно демонтирующих станцию «Телпора».
— Но теперь уже поздно…
— Ещё не слишком поздно, — возразил он и жестом приказал роботу вынести все семь брюхатых чемоданов наружу, на тротуар, а сам принялся отыскивать такси-летягу, пробиваясь через толпу вечно спешащих в это время дня прохожих, чтобы такси отвезло его с семьёй назад, в их тесную и ненавистную коммунальную квартиру.
К семейству приблизился распространитель листовок и протянул широкий лист, который Макэлхаттен машинально принял. Листовка принадлежала бюро «Друзей объединённых людей» и заголовок коротко гласил:
ООН ПОДТВЕРЖДАЕТ НАЛИЧИЕ ТИРАНИИ НА КОЛОНИИ
— Они были правы, — произнёс Джек. — Эти шарлатаны. Лунатики вроде того парня, что собирался проторчать восемнадцать лет на звездолёте. — Он тщательно сложил листовку и сунул в карман, чтобы прочесть позже — сейчас он был слишком ошеломлён. — Надеюсь, мой босс примет меня снова на работу, — добавил он вслух.
— Они сражаются, — сказала Рут. — Ты видел это сам на телеэкране; они показывали солдат ООН и ещё других, в забавных униформах, которых я в жизни не видела.
— Тебе не кажется, что ты могла бы посидеть с малышами в такси, пока я найду бар и пропущу стаканчик чего-нибудь крепкого? — предложил Джек жене, и та согласилась. Тем временем к обочине подкатило такси-летяга, привлечённое четвёркой пассажиров и горой разбухшего багажа.
— Я мог бы, скажем, принять порцию бурбона с водой,— не унимался Джек Макэлхаттен, — двойную. — При этом он решил, что непременно отправится в штаб ООН для зачисления в армию добровольцем.
Он, правда не знал, зачем ему это нужно. Но они ему непременно скажут.
Джек всеми потрохами чувствовал, что его помощь необходима. Войну нужно выиграть, а потом, через много лет (хотя и не через восемнадцать, как сообщали об этом придурке в газетах), они всё же смогут эмигрировать. Но прежде — сражение. Завоевание Китовой Пасти заново. А по сути в первый раз.
Но ещё раньше две порции бурбона.
Как только багаж был погружен, Джек разместился с семьёй в летяге и назвал бар, куда частенько заходил после работы. Такси послушно взлетело и вклинилось в обычный для Терры плотный транспортный поток надземного уровня с его хамоватыми нравами вождения.
Уже в воздухе Джек Макэлхаттен снова размечтался о высокой колеблемой ветром траве, о смахивающих на лягушек тварях и просторных равнинах, по которым бродят изящные животные, которым некого опасаться. Однако ощущение реальности не покидало Джека, оно бежало параллельно его грёзам, отчего он одновременно видел и то и другое, а в итоге обнял покрепче жену и затих.
Ловко маневрируя в потоке среди прочих аппаратов, такси направилось к бару на восточной окраине города — летяга знала туда дорогу. И заодно знала свою работу.
— Я подожду, пока мы прибудем в штаб ООН в Новом Нью-Йорке, где встречусь с Хорстом Бертольдом и увижу подтверждение, в виде макроволнового радиосигнала.
Подтверждение того, что в шесть утра по новоньюйоркскому времени сегодняшнего дня войска ООН вошли во все филиалы «Тропы Хоффмана лимитед», захватили оборудование «Телпора» и решительно без какого-либо предупреждения прекратили эмиграцию на Китовую Пасть.
* * *
Через двенадцать часов усталая и озабоченная секретарша провела Рахмаэля в офис Генерального секретаря ООН.
— Фанатик, — промолвил Хорст Бертольд, оглядывая Рахмаэля. — Идеалист, распаливший в Мэтсоне Глазер-Холлидее жгучее желание попытаться осуществить военный переворот на Китовой Пасти. — Он обратился к помощнице: — Доставьте сюда устройство «Телпор».
Через несколько секунд в контору лидера ООН с шумом вкатили знакомый биполярный механизм, сопровождаемый потрясённым с виду техником, казавшимся без своих выпуклых очков испуганным и — маленьким.
— Этот аппарат позволяет телепортацию в обе стороны? — спросил у него Хорст Бертольд. — Или только в одну? Zwei oder ein? Antworte. [39]
— Только туда, майн герр Генеральный секретарь, — проблеял техник. — Как показывает Первая теорема, рецессия материи по направлению к…
— Пригласите наших специалистов по промыванию мозгов, — приказал Бертольд секретарше. — Пусть начнут с электроэнцефалографов.
— Dass brauchen Sie nicht [40], — вмешался робким, дрожащим голосом техник.
— Он говорит, что согласен сотрудничать, — пояснил Бертольд Рахмаэлю, — и нашим психиатрам не придётся с ним возиться. Извольте спросить у него! — Он дёрнул головой в сторону съёжившегося служащего ТХЛ, человека в белом халате, отправившего в эмиграцию буквально миллионы наивных человеческих душ. — Спросите у него, действуют ли терминалы в обе стороны.
— Beide [41], — прошептал техник. — В обе стороны.
— Никакой Первой теоремы никогда не существовало! — рявкнул Бертольд.
— Sie haben Recht [42], — согласно кивнул техник.
— Приведите сюда Доскера, — приказал Бертольд своей усталой секретарше.
Появившийся Доскер немедленно сказал Рахмаэлю:
— Фрея жива, и она там, — он указал на аппарат «Телпора». — Мы связывались друг с другом с его помощью. Однако… — он помедлил.
— Мэтсон Глазер-Холлидей мёртв, — сказал Хорст Бертольд. — Но почти половина персонала «ОбМАН Инкорпорейтед» выжила, эти люди находятся сейчас повсеместно на Неоколонизированной территории, и мы начинаем снабжать их на стратегической основе. Вооружением, которое им немедленно понадобится. Вдобавок мы собираемся вскоре высадить в тактических пунктах десантные группы. Думаю, наши коммандос способны на многое.
— Чем я могу помочь? — спросил Рахмаэль. Его обуревало ощущение бессилия, ситуация развивалась своим ходом без него. А он тем временем был занят бессмысленным путешествием в глубоком и абсолютно пустом космическом пространстве.
Генеральный секретарь словно прочёл на лице Рахмаэля его мысли.
— Вы насторожили Мэтсона, — подчеркнул он. — После чего он предпринял неудачную попытку военного переворота. А тут ещё сообщение от Фреи Холм Доскеру, а затем на «Омфал», после которых мы поняли, какая реальность скрывалась под прикрытием Теодориха Ферри, на которого мы возлагаем вину за длящееся в течение пятнадцати лет заблуждение. Всё основывалось на фундаментальной ложной предпосылке о том, что телепортация возможна лишь в одном направлении… — Он нахмурился. — Впрочем, «Тропа Хоффмана» сделала непоправимую ошибку, не помешав перемещению на планету двух тысяч ваших ветеранов из «ОбМАН Инкорпорейтед»… Но даже этого было бы недостаточно, — добавил он Доскеру. — Хотя с нашей тактической поддержкой…
— Этого было недостаточно с самого начала, — заговорил Доскер, — поскольку они сразу убрали Мэтсона. У нас не было ни одного шанса, — продолжал он, словно поясняя ситуацию Рахмаэлю. — Возможно, Мэтсон умер, не успев понять, в чём дело. Однако вы могли бы вернуть Фрею. Хотите попытаться?
— Да, — мгновенно ответил Рахмаэль и добавил, обращаясь к Бертольду: — Вы могли бы снабдить меня экипировкой? Защитными экранами, а может, и наступательным оружием? Я отправляюсь туда один.
Как знать, заметят ли его в царящем на планете хаосе? Теперь, когда Китовая Пасть превратилась в поле битвы со множеством участников, нелегал-одиночка вполне способен проникнуть туда неприметно, и если ему удастся найти девушку, у них будет шанс показаться слишком мелкой добычей для крупных воюющих хищников. В контексте борьбы за власть, в результате которой вышла из строя «ОбМАН Инкорпорейтед», один из соперников был ликвидирован на старте, и теперь на театре военных действий остались только два монолита — ТХЛ и её старый мудрый противник в лице ООН, корни победы которой уходили в глубь прошлого века. Рахмаэль предположил, что ООН успела обогнать оппонента на пятьдесят лет.
Впрочем, «Тропа Хоффмана лимитед» обладает изобретательным гением чуть слабоумного, но всё ещё коварного старика Сеппа фон Айнема. Причём как знать, ограничится ли творец «Телпора» своим последним изобретением. Интересно, пришло ли это в голову Хорсту Бертольду?
Но это не важно, поскольку, если фон Айнем изобрёл нечто равное по значению — либо сколько-нибудь ценное, — это проявится в ближайшее время.
А значит, всё, что задумали и разработали за несколько лет доктор Сепп фон Айнем и ТХЛ, в эти минуты вовсю применяется на улицах городов Неоколонизированной территории, где для всех участников конфликта настал сейчас День гнева, когда им назначены испытания подобно диким зверям в поле. И помоги Господь слабеющему сопернику, ибо в этом сражении выживет только одна сторона, а побеждённому не будет дарована даже частица жизни. Только не на этойарене.
Собственно, перед Рахмаэлем, на его взгляд, стояла одна задача. А именно: вызволить Фрею Холм с Китовой Пасти и вернуть в целости и сохранности на Терру.
Восемнадцатилетнее путешествие, одиссея на борту «Омфала», изучение древнегреческого в такой степени, что он мог прочесть в оригинале «Вакханок» Эврипида, — все эти детские фантазии увяли под гнётом реальной ситуации и кипящей борьбы — не в далёком будущем, а сейчас, на терминалах шести тысяч станций «Телпора» на Китовой Пасти.
— Sein Herz voll Hass geladen [43], — сказал Хорст Бертольд Рахмаэлю. — Вы говорите на идише? Понимаете?
— Я немножко говорю на идише, — сказал Рахмаэль, — но это немецкий. «Его сердце отягощено ненавистью». Откуда это?
— Из гражданской войны в Испании, — ответил Бертольд. — Из песни интернациональных бригад. В основном немцев, покинувших Третий рейх, чтобы сражаться в Испании против Франко в 1930-х. Полагаю, они были коммунистами. Но они сражались с фашизмом в самом начале, и были немцами. Так что всегда существовали «хорошие» немцы, и этот парень, Ганс Баймлер, автор песни, ненавидел нацизм и фашизм на всех его стадиях, в любых состояниях и проявлениях. Мы тоже боролись с нацистами, мы — «хорошие» немцы, verges’ uns nie. Не забывайте нас, — спокойно и тихо повторил Бертольд. — Потому что мы вступили в битву не в 50-х или 60-х, а в самом начале. Первыми людьми, дравшимися насмерть, убивая и погибая от рук нацистов, были…
Немцы.
— На Терре не должны забыть об этом, — говорил Бертольд Рахмаэлю. — И надеюсь, люди не забудут тех, кто в эту минуту уничтожает доктора Сеппа фон Айнема и его нелюдей-союзников. Скажем, Теодорих Ферри, его босс… кстати, он американец. — Он улыбнулся Рахмаэлю. — Но есть и «хорошие» американцы, несмотря на атомную бомбу, сброшенную на японских женщин, детей и стариков.
Рахмаэль молчал, не находя слов.
— Ладно, — заключил Бертольд. — Мы свяжем вас с экспертом по новейшему оружию. Чтобы подобрать вам что-либо из экипировки. И желаю удачи. Надеюсь, вы вернёте мисс Холм. — По его лицу снова скользнула улыбка, и он занялся другими делами.
Мелкий чиновник ООН потянул Рахмаэля за рукав.
— Мне приказано заняться вашей проблемой, — пояснил он. — С этой минуты положитесь на меня. Скажите мне, мистер бен Аппельбаум, каким типам современного оружия (я не говорю об оружии прошлого месяца и тем более, прошлогоднем) вы отдаёте предпочтение. И как давно вы проходили неврологический и бактериальный…
— У меня нет ни малейшего военного опыта, — сказал Рахмаэль. — И никаких антиневро— и бактериологических модуляций.
— Мы всё же можем помочь вам, — сказал мелкий чиновник ООН. — Есть некоторые типы экипировки, н нуждающиеся в опыте обращения. Впрочем… — он сделал пометку на планшетке, — восемьдесят процентов «железа» действительно для вас бесполезны. — Он ободряюще улыбнулся. — Но это не должно нас обескуражить, мистер бен Аппельбаум.
— Не беспокойтесь, — мрачно сказал Рахмаэль. — Итак, меня всё же телепортируют на Китовую Пасть.
— Да, в течение часа.
— Нетелепортированный человек станет телепортированным, — пробормотал Рахмаэль. — Вместо того чтобы пережить восемнадцать лет на борту «Омфала». Как иронично.
— Ваши моральные принципы не осуждают применение нервного газа? — осведомился чиновник. — Или вы предпочитаете…
— Всё, что угодно, лишь бы вернуть Фрею, — сказал Рахмаэль. — Всё, кроме фосфорного оружия и напалма, которыми я отказываюсь пользоваться, равно как и размягчителями костного мозга, — от этого увольте. Но я согласен на свинцовые пули и старомодное стрелковое оружие. Я принимаю его вместе с лазерно-лучевыми артефактами. — Он вообразил себе массу вооружений, взятых с собой Глазер-Холлидеем, этим профессионалом высшей категории.
— У нас есть кое-что новенькое, — сказал чиновник, сверяясь со своей планшеткой, — и весьма многообещающее, если верить ребятам из департамента обороны. — Это искажающее время устройство, которое создаёт поле, коагулирующее…
— Просто экипируйте меня, — перебил Рахмаэль. — И доставьте куда надо. К ней.
— Непременно, — подхватил чиновник ООН и быстро повёл его по служебному коридору к скоростному эскалатору, ведущему вниз, в Архивы наступательного вооружения.
* * *
Возле одного из филиалов «Тропы Хоффмана» из такси-летяги вышли Джек и Рут Макэлхаттены с двумя детьми, следом за ними робот катил тележку с семейным багажом, составлявшим семь брюхатых чемоданов (допотопных и большей частью заимствованных у друзей). Все они вошли в маленькое современное здание, являвшееся для них конечным пунктом на Терре.
Подойдя к конторке, Джек Макэлхаттен поискал глазами обслуживающего клерка. Ну и дела, стоит тебе решиться на Большой Поступок, как они изволят прервать работу ради чашечки кофе!
К Джеку подошёл солдат ООН в форме и при оружии, нарукавная повязка удостоверяла его принадлежность к отборной дивизии УАР.
— Что вам угодно?
— Чёрт побери, мы пришли, чтобы эмигрировать, — сказал Макэлхаттен. — У меня есть поскреды. — Он полез за бумажником. — Где тут у вас формуляры, которые нам необходимо заполнить, после чего нам полагаются уколы и…
— Сэр, вы следили за информационными сообщениями последние сорок восемь часов? — вежливо осведомился солдат.
— Мы упаковывали вещи, — вмешалась Рут Макэлхаттен. — А в чём дело? Что-нибудь случилось?
Как раз в этот миг Джек посмотрел через раскрытую заднюю дверь и увидел пресловутые врата «Телпора». При этом его сердце дрогнуло от страха и предчувствия. Сколь восхитительным ни было его смелое решение о миграции, увидеть воочию высящиеся подобно стенам двойные полюса «Телпора» было всё равно что увидеть границу между мирами. Он мысленно вспомнил многолетние телепередачи с панорамой бесконечных травянистых полей, изобилием зелени…
— Сэр, — прервал его грёзы солдат ООН, — прочтите это объявление. — Он указал на белый квадрат с таким тёмным и невзрачным тестом, что Джек Макэлхаттен, ещё не прочитав его, ощутил, как его чудесная лелеемая внутренним взором мечта начинает испаряться.
— Боже мой, — промолвила Рут, стоя рядом с ним, пока он читал объявление. — ООН закрыла все агентства «Телпора». Эмиграция временно прекращена. — Женщина с тоской глянула на мужа: — Джек, тут говорится, что эмигрировать теперь незаконно.
— Позже, мадам, — сказал солдат. — Эмиграция возобновится. Когда ситуация прояснится. — Он отвернулся, чтобы остановить другую пару, вошедшую в филиал «Тропы Хоффмана» с четырьмя детьми.
За всё ещё открытой задней дверью Макэлхаттен в оцепенелом изумлении увидел четвёрку рабочих в спецодежде, деловито и усердно расчленяющих газовыми резаками на части оборудование «Телпора».
Джек заставил себя вновь обратиться к объявлению.
Когда он прочёл его, солдат вежливо постучал по его плечу и указал на ближайший включенный телевизор, который смотрела вторая пара супругов со своими четырьмя детьми.
— Это Неоколонизированная территория, — сказал солдат. — Видите? — Он не слишком хорошо изъяснялся на английском, но от души хотел объяснить ситуацию для Макэлхаттенов.
Подойдя к телевизору, Джек увидел серые барачного типа строения с крошечными щелями окон, похожими на зрачки хищника. И ещё — высокие ограждения. Он тупо смотрел на экран, но внутри у него уже созрело полное понимание, ему даже не нужно было слушать звуковое сопровождение диктора ООН.
— Боже, — снова прошептала Рут. — Это… концентрационный лагерь
Взметнулось облачко дыма, и верхние этажи серого цементного здания исчезли; повсюду засновали низенькие тёмные силуэты, а на фоне голоса диктора, спокойно комментирующего британским акцентом ситуацию, не нуждающуюся в комментариях, застучали автоматные очереди.
— Неужели нас ожидала там такая вот жизнь? — спросила Рут у мужа.
— Собирайтесь, — сказал он вместо ответа ей и детям. — Поедем домой. — Он подал знак роботу, приглашая его снова подхватить семейный багаж.
— Но разве нам не могла бы помочь ООН? — запротестовала Рут. — Ведь у них полно всяческих социальных агентств…
— ООН сейчас защищает нас, — сказал Джек Макэлхаттен. — И не своими социальными агентствами. — Он указал на рабочих в спецовках, спешно демонтирующих станцию «Телпора».
— Но теперь уже поздно…
— Ещё не слишком поздно, — возразил он и жестом приказал роботу вынести все семь брюхатых чемоданов наружу, на тротуар, а сам принялся отыскивать такси-летягу, пробиваясь через толпу вечно спешащих в это время дня прохожих, чтобы такси отвезло его с семьёй назад, в их тесную и ненавистную коммунальную квартиру.
К семейству приблизился распространитель листовок и протянул широкий лист, который Макэлхаттен машинально принял. Листовка принадлежала бюро «Друзей объединённых людей» и заголовок коротко гласил:
ООН ПОДТВЕРЖДАЕТ НАЛИЧИЕ ТИРАНИИ НА КОЛОНИИ
— Они были правы, — произнёс Джек. — Эти шарлатаны. Лунатики вроде того парня, что собирался проторчать восемнадцать лет на звездолёте. — Он тщательно сложил листовку и сунул в карман, чтобы прочесть позже — сейчас он был слишком ошеломлён. — Надеюсь, мой босс примет меня снова на работу, — добавил он вслух.
— Они сражаются, — сказала Рут. — Ты видел это сам на телеэкране; они показывали солдат ООН и ещё других, в забавных униформах, которых я в жизни не видела.
— Тебе не кажется, что ты могла бы посидеть с малышами в такси, пока я найду бар и пропущу стаканчик чего-нибудь крепкого? — предложил Джек жене, и та согласилась. Тем временем к обочине подкатило такси-летяга, привлечённое четвёркой пассажиров и горой разбухшего багажа.
— Я мог бы, скажем, принять порцию бурбона с водой,— не унимался Джек Макэлхаттен, — двойную. — При этом он решил, что непременно отправится в штаб ООН для зачисления в армию добровольцем.
Он, правда не знал, зачем ему это нужно. Но они ему непременно скажут.
Джек всеми потрохами чувствовал, что его помощь необходима. Войну нужно выиграть, а потом, через много лет (хотя и не через восемнадцать, как сообщали об этом придурке в газетах), они всё же смогут эмигрировать. Но прежде — сражение. Завоевание Китовой Пасти заново. А по сути в первый раз.
Но ещё раньше две порции бурбона.
Как только багаж был погружен, Джек разместился с семьёй в летяге и назвал бар, куда частенько заходил после работы. Такси послушно взлетело и вклинилось в обычный для Терры плотный транспортный поток надземного уровня с его хамоватыми нравами вождения.
Уже в воздухе Джек Макэлхаттен снова размечтался о высокой колеблемой ветром траве, о смахивающих на лягушек тварях и просторных равнинах, по которым бродят изящные животные, которым некого опасаться. Однако ощущение реальности не покидало Джека, оно бежало параллельно его грёзам, отчего он одновременно видел и то и другое, а в итоге обнял покрепче жену и затих.
Ловко маневрируя в потоке среди прочих аппаратов, такси направилось к бару на восточной окраине города — летяга знала туда дорогу. И заодно знала свою работу.