В Ашере шевельнулась вялая, усталая злость – ему до смерти надоело оправдывать свой образ жизни. Он снова промолчал.
   – Я придумала, что я дам тебе почитать, – сказала Райбис. – Льюисову «Проблему боли». В этой книге он…
   – Я читал «Молчаливую планету», – оборвал её Ашер.
   – И тебе понравилось?
   – Да в общем-то да.
   – А ещё тебе следует прочитать «Письма Баламута». У меня она есть. Даже два экземпляра.
   Зачем мне читать эти книги, думал Ашер. Глядя, как ты постепенно умираешь, я узнаю о Боге гораздо больше.
   – Послушай, – сказал он, – я член Научной Легации. Член партии, тебе это понятно? Это мой выбор, и выбор вполне сознательный. Нет никакого резона осмысливать болезни и страдания, их нужно попросту искоренять. Нет никакой загробной жизни, и Бога тоже нет. Не считать же Богом ионосферное возмущение, настырно лезущее в мою аппаратуру и стремящееся сжить меня с этой сраной горки. Если после смерти окажется, что я ошибался, я оправдаюсь невежеством и трудным детством. А пока что меня больше волнуют проблемы экранировки и зашиты от помех, чем беседы с этим Яхом. У меня есть уйма других занятий и нету козла, чтобы принести ему в жертву. Мне очень жаль погибших записей Линды Фокс, они для меня бесценны, и я не знаю, когда удастся их заменить. И Бог не вставляет в прекрасные песни выраженьица вроде «твой тощий зад»; лично я не могу себе представить такого бога.
   – Он пытается привлечь твоё внимание, – сказала Райбис.
   – А к чему такие сложности? Почему он не скажет попросту: «Слушай, давай поговорим»?
   – Скорее всего, здесь обитали некие экзотичные существа, совершенно непохожие на нас. Их бог мыслит не так, как мы.
   – Зараза он, а не бог.
   – А может статься, – задумчиво сказала Райбис, – он является тебе подобным образом, чтобы тебя защитить.
   – Защитить? От чего?
   – От него. – Неожиданно для Ашера девушка содрогнулась всем телом, по её лицу пробежала гримаса боли. – Черти бы драли эту болячку! А тут ещё и волосы лезут. – Она неуверенно, с явным трудом поднялась на ноги. – Мне нужно вернуться в свой купол и надеть парик, чтобы хоть немного поприличнее. Ужас какой-то. А ты не мог бы меня проводить? Пожалуйста.
   Не понимаю, подумал Херб Ашер, как женщина, у которой пачками выпадают волосы, может верить в Бога.
   – Я не могу, – сказал он. – Ты уж извини, но никак не могу. И баллонов нет, и за оборудованием нужно присматривать. Ты только чего не подумай, это честно.
   Райбис вскинула на него глаза и убито кивнула; похоже, она поверила. Ашера кольнуло чувство вины, но оно было тут же смыто нахлынувшим облегчением. Она уходила, ему не нужно будет с ней общаться, это бремя с него снято, пусть даже на время. А если повезёт, временное облегчение может превратиться в постоянное. Если бы он умел молиться, он молился бы сейчас, чтобы она никогда, никогда больше не вошла в его купол. Не вошла бы до конца своей жизни. Довольный и успокоенный, он смотрел, как она надевает скафандр, готовясь в обратный путь. И в мыслях уже решал, какую плёнку Линды Фокс он извлечёт из своей сокровищницы, когда уйдёт наконец Райбис с её малоприятными шуточками и подкалываниями, и он вновь обретёт свободу, свободу быть тонким знатоком и преданным ценителем неувядающей красоты. Красоты и совершенства, к которым стремится всё сущее: Линды Фокс.
   А той же ночью, когда он лежал на койке и спал, некий голос негромко его окликнул:
   – Херберт, Херберт.
   Ашер открыл глаза.
   – Сейчас не моё дежурство, – сказал он, решив, что это базовый корабль. – Сейчас дежурит девятый купол. Дайте мне спокойно поспать.
   – Взгляни, – сказал голос.
   Он взглянул – и увидел, что панель, управлявшая всем его коммуникационным оборудованием, объята пламенем.
   – Боже милосердный, – пробормотал Ашер и потянулся к тумблеру, включавшему аварийный огнетушитель. Но тут же замер, осознав нечто неожиданное. И крайне загадочное. Управляющая панель горела – но не сгорала.
   Огонь ослеплял его, грозил выжечь ему глаза; Херб Ашер плотно зажмурился и заслонил лицо рукой.
   – Кто это? – спросил он.
   – Это Яхве, – сказал голос.
   – Да? – поразился Херб Ашер. Это был бог горы, и он говорил с ним напрямую, без посредства электроники. На него накатило странное чувство собственного убожества, никчемности, и он не смел открыть лицо. – Что тебе нужно? – спросил он. – В смысле, что сейчас же поздно. По графику мне полагается спать.
   – Не спи более, – сказал Ях.
   – У меня был трудный день, – пожаловался Ашер; его всё больше охватывал страх.
   – Я велю тебе взять на себя заботы об этой больной девушке, – сказал Ях. – Она сейчас совсем одна. Поспешай к ней, иначе я сожгу твой купол и всю технику, какая в нём есть, а вместе с ней и всё твоё имущество. Я буду опалять тебя пламенем, пока ты не пробудишься. Ты думаешь, Херберт, что ты пробудился, но ты ещё не пробудился, и я заставлю тебя пробудиться. Я заставлю тебя подняться с постели и прийти к ней на помощь.
   Позднее я скажу и ей, и тебе, зачем это нужно, но пока что вам не должно знать.
   – Мне кажется, что ты обратился не по адресу, – сказал Херб Ашер. – Тебе бы следовало поговорить с MED, это по их части.
   В тот же момент его ноздри заполнились едкой вонью. Взглянув из-под руки, он с ужасом обнаружил, что управляющая панель полностью выгорела, превратилась в горстку шлака.
   Вот же мать твою, подумал он.
   – Буде ты вновь солжёшь ей про переносный воздух, я причиню тебе ужасающие, непоправимые повреждения, точно так же, как я нанёс непоправимые повреждения этой технике. А сейчас я уничтожу все твои записи Линды Фокс.
   В тот же момент стеллаж, на котором Херб Ашер хранил свои плёнки, ярко вспыхнул.
   – Не надо, – пробормотал он в ужасе. – Не надо, ну пожалуйста.
   Пламя исчезло, плёнки остались неповреждёнными. Херб Ашер встал с койки, подошёл к стеллажу, тронул его рукой и вскрикнул от боли – стеллаж потух, но отнюдь не остыл.
   – Тронь его снова, – сказал Ях.
   – Я не буду, – замотал головой Ашер.
   – Уповай на Господа твоего Бога.
   Ашер опасливо протянул руку, и на этот раз стеллаж оказался холодным. Он пробежался пальцами по пластиковым коробкам, в которых хранились плёнки. Они тоже были холодными.
   – Ну, дела, – пробормотал он в растерянности.
   – Проиграй одну из записей, – сказал Ях.
   – Какую?
   – Любую.
   Ашер взял первую попавшуюся плёнку, поставил её на деку и включил аудиосистему. Тишина.
   – Ты стёр все мои записи Линды Фокс, – возмутился он.
   – Да, я так и сделал, – подтвердил Ях.
   – Навсегда?
   – До той поры, когда ты придёшь к одру изнемогающей девушки и возьмёшь на себя о ней заботу.
   – Прямо сейчас? Но она же, наверное, спит.
   – Она сидит и плачет, – сказал Ях.
   Ощущение собственного убожества и никчемности накатило на Ашера с удвоенной силой; стыд, не менее жгучий, чем пламя, заставил его зажмуриться.
   – Мне жаль, что так вышло, – пробормотал он убитым голосом.
   – Ещё не поздно. Если ты поспешишь, то поспеешь ко времени.
   – Это в каком же смысле – ко времени?
   Ях не ответил, но в сознании Херба Ашера появилась цветная картина, напоминавшая голограмму. Райбис Ромми, одетая в синий халат, сидела за кухонным столом; перед ней стояли пузырёк с таблетками и стакан воды. На лице Райбис застыло отрешённое выражение. Она сидела, низко согнувшись и положив подбородок на сжатый кулак, другая её рука нервно сжимала скомканный носовой платок.
   – Я сейчас, только скафандр достану, – сказал Херб Ашер; он рванул расположенную рядом со шлюзом дверцу, и оттуда на пол вывалился скафандр, месяц за месяцем стоявший в своём пенале без применения.
   Ашер надел скафандр в рекордно короткое время. Уже через десять минут он стоял рядом со своим куполом, луч его фонаря плясал по засыпанному метановым снегом склону; он дрожал от холода, хотя и понимал, что этот холод – чистейшая иллюзия, что материал скафандра обеспечивает стопроцентную термоизоляцию. Весёленькая история, думал он, торопливо спускаясь по склону – поспать не удалось, вся аппаратура сгорела, плёнки начисто стёрты.
   Сухой, рассыпчатый метан скрипел у него под ногами; он шёл, ориентируясь по радиомаяку купола Райбис Ромми. Ашера не оставляли мысли о внезапно явившейся ему сцене. О девушке, явно собравшейся свести счёты с жизнью. Хорошо, думал он, что Ях меня разбудил. Нужно надеяться, что я доберусь туда вовремя и не дам ей ничего такого сделать.
   Но страх не оставлял Херба Ашера, и чтобы себя подбодрить, он напевал, спускаясь по склону, старый коммунистический марш:
 
Seine Heimat mufit er lassen,
Well er Freiheitskampfer war.
Auf Spaniens blugt'gen Strafien,
Fur das Recht der armen Klassen
Starb Hans, der Kommissar,
Starb Hans, der Kommissar.
 
 
Kann dir die Hand drauf geben,
Derweil ich eben lad'
Du bleibst in unserm Leben,
Dem Feind wird nicht vergeben,
Hans Beimler, Kamerad,
Hans Beimler, Kamerad.
 
   Немецкого языка он не знал, так что марш превращался фактически в заклинание.

ГЛАВА 4

   Приводной сигнал, по которому ориентировался Ашер, быстро нарастал. Чтобы попасть в мой купол, думал он, ей пришлось преодолеть этот склон. Ей пришлось подниматься в гору, потому что я не захотел приподнять свою задницу. Я заставил больную девушку карабкаться по круче с полными руками посуды и продуктов. Лизать мне горячие сковородки до скончания веков. Но ещё не поздно всё исправить, думал он. Ях заставил меня отнестись к ней серьёзно, ведь я не принимал её всерьёз, не принимал, и всё тут. Вёл себя так, словно она не больная, а только притворяется. Рассказывает сказки, чтобы привлечь к себе внимание. Ну и как же это характеризует меня? – вопросил он себя. Ведь я не мог не понимать, что ничего она не симулирует, а и вправду больна, тяжело больна. А я лёг себе и спокойно уснул. А пока я спал, эта девушка готовилась умереть.
   А затем он снова подумал о Яхе и расстроился окончательно. Восстановить аппаратуру будет не так уж и трудно, думал он. Аппаратуру, которую он сжёг. Всего-то и нужно будет, что связаться с базовым кораблём и сообщить им, что всё тут у меня сгорело. А что до плёнок, то Ях обещал их восстановить, и нет никакого сомнения, что он сумеет это сделать. Но мне будет нужно вернуться в этот купол и снова в нём жить. А как я смогу там жить? Я не смогу там жить. Это никак невозможно.
   У Яха есть на меня виды, с ужасом подумал Ашер. Он может принудить меня к чему угодно.
   Райбис приняла его с полным безразличием; на ней был тот самый синий халат, и она всё ещё комкала в руке носовой платок, глаза у неё были красные и подпухшие.
   – Заходи, – сказала она, хотя Ашер был уже в куполе. – Я тут как раз про тебя думала, сидела и думала.
   На кухонном столе стоял пузырёк с таблетками. Полный.
   – А, это, – отмахнулась она. – Бессонница, вот я и думала, не принять ли снотворное.
   – Убери их, – приказал Ашер.
   Райбис беспрекословно встала и отнесла пузырёк в ванную.
   – Я должен перед тобой извиниться.
   – Да не за что тут извиняться. Ты хочешь пить? И вообще, сколько сейчас времени? – Райбис взглянула на стенные часы. – Да в общем это не важно, всё равно я не спала, и ты меня не разбудил. Тут сейчас передают какую-то телеметрию. – Она кивнула в сторону пульта; мигающие лампочки показывали, что идёт приём.
   – Да я не про то, – смущённо сказал Херб Ашер. – У меня были баллоны с воздухом.
   – Я знаю, они же у всех есть. Садись, а я заварю чай. – Райбис принялась копаться в кухонном ящике, из которого лезло наружу всё его содержимое. – Где-то тут были пакетики.
   Только сейчас он заметил, что творится в её куполе. Это был чистый кошмар. Грязные тарелки, кастрюли и миски, и даже стаканы с плесневелыми объедками, во всех углах грязная одежда, мусор и грязь, грязь, грязь… Он хотел было предложить свою помощь в уборке, но не стал, опасаясь, что это будет невежливо. А Райбис двигалась очень медленно, с очевидным трудом, и Ашера вдруг осенило, что её болезнь куда тяжелее, чем мог он подумать.
   – У меня тут полный свинарник, – вздохнула Райбис.
   – Ты очень устала, – отвёл глаза Ашер.
   – Устанешь тут, когда все кишки наружу выворачивает по несколько раз на дню. Ну вот, нашёлся пакетик, только… вот же зараза, он уже пользованный. Я их завариваю, а потом подсушиваю. Если сделать так один раз, то всё нормально, но иногда я забываю и раз за разом завариваю один и тот же пакетик. Я всё-таки постараюсь найти свежий, – сказала она, продолжая копаться в ящике.
   На экране телевизора яростно пульсировал огромный, налившийся кровью пузырь.
   – Что это ты тут смотришь? – спросил Ашер, отводя глаза от мультипликационного ужастика.
   – Сейчас там должен быть новый сериал, он как раз вчера начался. «Величие…», вечно я всё забываю. Кого-то или чего-то. Очень интересно, только они там почему-то всё время бегают.
   – Ты любишь сериалы? – спросил Ашер.
   – Одной сидеть скучно, а так всё-таки компания.
   Кровавый пузырь исчез, сменившись кадрами сериала, и Ашер прибавил звук. Бородатый старик, на редкость волосатый старик, сражался с двумя лупоглазыми пауками, явно вознамерившимися откусить ему голову.
   – А ну уберите от меня свои долбаные мандибулы! – орал старик, размахивая руками.
   Экран зажёгся вспышками лазеров; Херб Ашер вспомнил сожжённую аппаратуру, вспомнил Яха, и неясное предчувствие сжало его сердце.
   – Если ты не хочешь смотреть… – начала Райбис.
   – Да не в этом дело. – Следовало рассказать ей про Яха, но Ашер не знал, как к этому подступиться. – Со мною тут случилась одна история. Меня разбудило нечто непонятное. – Он потёр слипающиеся глаза.
   – Я расскажу тебе, что там было раньше, – предложила Райбис. – Элиас Тейт…
   – Какой ещё Элиас Тейт? – прервал её Ашер.
   – Бородатый старик. Теперь я вспомнила, как называется эта передача. «Величие Элиаса Тейта». Элиас попал в руки – хотя у них, конечно же, нет никаких рук – гигантских муравьев с Синхрона-Второго. У них там есть матка, жутко злобная. и звать её… я забыла. – Райбис на секунду задумалась. – Худвиллуб вроде бы. Ну да, именно так. И эта самая Худвиллуб хочет смерти Элиаса Тента. Она очень мерзкая, ты это сам увидишь. И глаз у неё только один.
   – Подумать только, – лицемерно ужаснулся Ашер, которого эта история ничуть не заинтересовала. – Райбис, я хочу тебе всё-таки рассказать.
   Однако Райбис его не слышала – или не хотела слышать.
   – Так вот, – продолжала она, захлебываясь словами, – у Элиаса есть этот самый его друг Элайша Маквейн, они очень близкие друзья и всегда выручают друг друга. Это ну вроде как… – Она скользнула взглядом по Ашеру. – Вроде как ты и я, мы же помогаем друг другу. Я приготовила тебе обед, а ты сюда пришёл, потому что начал обо мне беспокоиться.
   – Я пришёл, – сказал Херб Ашер, – потому что мне было приказано.
   – Но ведь ты же беспокоился.
   – Да, – кивнул он.
   – Элайша Маквейн младше Элиаса, гораздо младше. Он очень симпатичный. Как бы там ни было, Худвиллуб хочет, чтобы…
   – Меня послал Ях, – оборвал её Ашер.
   – Куда послал?
   – Сюда.
   В его ушах отдавались удары пульса.
   – Правда? Ну надо же. Так вот, эта Худвиллуб, она очень красивая. Она должна тебе понравиться. Я в том смысле, что тебе понравится её внешность. Я сбивчиво говорю и сейчас попробую объяснить тебе получше. Так вот, физически она очень привлекательна, а духовно – полное ничтожество. И она воспринимает Элиаса Тейта как нечто вроде своей экстернализированной совести. Ты с чем будешь чай?
   – Так ты слышала… – начал он и бессильно замолк.
   – С молоком? – Райбис изучила содержимое своего холодильника, достала коробку молока, налила молоко в чашку, попробовала его и скривилась. – Прокисло. Вот же чёрт, – сказала она, выливая молоко в раковину.
   – Я пытаюсь рассказать тебе очень важную вещь, – сказал Ашер. – Бог моей горушки разбудил меня посреди ночи и сказал, что с тобою творится неладное. Он сжёг половину моей аппаратуры, а к тому же постирал все записи Линды Фокс.
   – Ты можешь заказать их ещё раз, базовый корабль не откажет. А почему ты так смотришь? – добавила Райбис и проверила пальцами пуговицы своего халата. – У меня что, не всё в порядке?
   Халат-то твой в порядке, подумал Ашер, а вот насчёт головы дело тёмное.
   – Сахар? – предложила Райбис.
   – Да, спасибо, – кивнул Ашер. – И я должен известить командира базового корабля, это очень серьёзное дело.
   – Извести, – поддержала его Райбис. – Свяжись с командиром и сообщи ему, что с тобою беседовал Бог.
   – А можно мне воспользоваться твоей аппаратурой? Заодно я доложу, что моя аппаратура сгорела. Это послужит хорошим доказательством.
   – Нет, – качнула головой Райбис.
   – Нет? – изумился Ашер.
   – Это индукция, а любое индуктивное рассуждение чревато ошибками. Нельзя определять причины по следствиям.
   – Что это ты там несёшь?
   – Фактически ты заявляешь: «У меня сгорела аппаратура, значит, Бог существует», но такая логика совершенно порочна. Вот смотри, я распишу тебе это в символической форме. Если, конечно, найду свою ручку. Помоги мне искать, она такая красная. В смысле ручка красная, а чернила в ней чёрные. Это потому, что я…
   – Слушай, стихни ты хоть на минуту. Хоть на одну-единственную долбаную минуту. Чтобы я мог подумать. Хорошо? Ты сделаешь мне такое одолжение?
   Ашер с удивлением обнаружил, что его голос поднялся почти до крика.
   – Там снаружи кто-то есть, – сказала Райбис, указывая на торопливо моргавший индикатор. – Какой-нибудь клем ворует мой мусор. Я держу весь свой мусор снаружи. Это потому, что…
   – Давай-ка запустим клема сюда, и я ему всё расскажу.
   – О чём расскажешь? О Яхе? Давай. И они тут же облепят твою горушку, начнут приносить там жертвы, будут денно и нощно молиться Яху и советоваться с ним по всем вопросам, и ты не будешь знать ни минуты покоя. Ты не сможешь больше лежать на своей койке и слушать Линду Фокс. Ну вот, наконец-то закипело.
   Райбис поставила на стол две чашки и налила в них кипяток. Ашер набрал номер базового корабля и уже через секунду услышал отзыв дежурного контура.
   – Я хочу, – сказал он, – доложить о контакте с Богом. Мой доклад предназначен командиру лично, и только ему. Около часа назад со мною беседовал Бог. Туземное божество по имени Ях.
   – Секундочку. – Долгая пауза, а затем дежурный контур спросил: – А это, случаем, не фэн Линды Фокс? Станция пять?
   – Да, – подтвердил Ашер.
   – У нас имеется запрошенная вами видеозапись «Скрипача на крыше». Мы пытались передать её на ваш купол, однако обнаружили, что ваша приёмно-передающая аппаратура вышла из строя. Мы известили об этом ремонтников, они прибудут к вам в самое ближайшее время. В записи участвовала первоначальная труппа, в том числе Тополь, Норма Крейн, Молли Пайкон…
   Ашер почувствовал, что Райбис дёргает его за рукав.
   – Подождите минуту, – сказал он дежурному контуру и повернулся к Райбис: – В чём дело?
   – Там снаружи человек, я его видела. Нужно что-то делать.
   – Я перезвоню, – сказал Ашер в микрофон и прервал связь.
   Райбис включила наружные прожекторы, и Ашер увидел в иллюминатор странную фигуру – человека, одетого не в стандартный скафандр, а в нечто вроде мантии – очень тяжёлой мантии – и кожаный передник. Его грубые сапоги выглядели так, словно их много раз чинили, и даже шлем у него был какой-то допотопный.
   А это-то что за чучело? – спросил себя Ашер.
   – Слава Богу, что я тут не одна, – сказала Райбис, доставая из прикроватной тумбочки пистолет. – Я его застрелю. Позови его через матюгальник, чтобы зашёл, а потом постарайся не лезть под пули.
   Ну вот, подумал Ашер, все посходили с ума.
   – Да зачем это? – спросил он вслух. – Не пускай его, да и дело с концом.
   – Хрен там с концом! Он просто будет ждать, пока ты уйдёшь. Скажи ему, чтобы зашёл внутрь. Если мы сразу его не прикончим, он меня изнасилует, а потом нас обоих убьёт. Ты что, не понимаешь, кто это такой? А я понимаю, я догадалась по этому балахону. Это бродячий дикарь. Да тебе хоть известно, что они такое, эти бродячие дикари?
   – Я знаю, кто такие бродячие дикари.
   – Они бандиты! – взвизгнула Райбис.
   – Они отступники, – поправил её Ашер. – Они не хотят жить в куполах.
   – Бандиты, – сказала Райбис и сняла пистолет с предохранителя.
   Ашер уже не знал, смеяться ему или плакать. Воинственная, пылающая негодованием Райбис стояла напротив двери шлюза, на ней были синий купальный халатик и пушистые тапочки, в жидких волосах торчали бигуди.
   – Я не хочу, чтобы он здесь ошивался! – орала она. – Это мой купол! Если ты ничего не сделаешь, я свяжусь с базовым кораблём, и пусть они присылают сюда копов.
   – Эй, ты, – сказал Ашер, включив микрофон внешних динамиков.
   Бродячий дикарь поднял голову, зажмурился от слепящего света прожекторов, заслонил глаза, а затем помахал рукой в направлении иллюминаторов и широко ухмыльнулся. Густо обросший волосами старик с морщинистым, задубевшим от ветра и холода лицом, он смотрел прямо на Ашера.
   – Кто вы такой? – спросил Ашер.
   Губы старика зашевелились, но Ашер ничего не услышал – внешние микрофоны то ли были выключены, то ли вообще не работали.
   – Не стреляй в него, пожалуйста, ладно? – сказал он, повернувшись к Райбис. – Сейчас я пущу его внутрь. Мне уже в общем понятно, кто он такой.
   Райбис медленно, словно с некоторым сомнением, поставила пистолет на предохранитель.
   – Заходите, – пригласил Ашер. Он включил механику шлюза, изолирующая мембрана упала в пазы, бродячий дикарь шагнул вперёд и исчез в переходном отсеке.
   – Так кто он такой? – спросила Райбис.
   – Элиас Тейт.
   – А-а, так значит этот сериал совсем и не сериал. – Райбис повернулась к экрану телевизора. – Психотронная передача информации, вот что это было. Что-то тут перепуталось с программами и кабелями. И вообще как-то всё странно, мне казалось, что эта передача идёт уже очень давно.
   Перепонка вспучилась, лопнула, и в купол вошёл Элиас Тейт, лохматый, седой и очень довольный, что попал с леденящего холода в тепло. Он стряхнул с себя метановые снежинки, снял шлем и начал высвобождаться из длинного, тяжёлого балахона.
   – Ну как ты тут? – спросил он у Райбис. – Получше? Этот осёл, он хорошо о тебе заботился? Если нет, его задницу ждут большие приключения.
   Вокруг Тейта, как вокруг ока бури, завивался холодный ветер.
 
   – Да, я новенький, – сказал Эммануил девочке в белом платье. – Только я не понимаю, где я.
   Бамбук шелестел, дети играли. Мистер Плаудет смотрел на мальчика и девочку.
   – Ты знаешь меня? – спросила девочка.
   – Нет, – сказал мальчик.
   Он её не знал, и всё же она казалась знакомой. У неё были маленькое бледное лицо и длинные чёрные волосы. И глаза, подумал Эммануил. Очень древние глаза. Мудрые.
   – Когда я родилась, ещё не было океана, – еле слышно сказала девочка. Она замолкла на момент, внимательно в него вглядываясь, чего-то ожидая, возможно – отклика, но в точности он этого не знал. – Я появилась в незапамятные времена, – продолжила девочка. – В самом начале, задолго до самой земли.
   – Ты бы сказала ему своё имя, – укоризненно сказал мистер Плаудет. – Ведь нужно же представиться.
   – Я Зина, – сказала девочка.
   – Эммануил, – сказал мистер Плаудет, – это Зина Паллас.
   – Я её не знаю, – сказал Эммануил.
   – Вы бы поиграли, покачались на качелях, – предложил мистер Плаудет, – а мы тут пока с мистером Тейтом поговорим. Ну, давайте. Идите.
   Элиас подошёл к мальчику, наклонился и гневно спросил:
   – Что она только что сказала? Эта девочка, Зина, что она тебе сказала?
   Эммануил молчал, он прожил со стариком всю свою жизнь и привык к его вспышкам.
   – Я ничего не расслышал, – настаивал Элиас.
   – Ты начинаешь глохнуть, – заметил Эммануил.
   – Нет, – возмутился Элиас. – Это она понизила голос.
   – Я не сказала ничего такого, что не было бы сказано давным-давно, – вмешалась Зина.
   Элиас кинул на неё озадаченный взгляд.
   – А кто ты по национальности? – спросил он её.
   – Пошли, – позвала Зина.
   Она взяла Эммануила за руку и повела его прочь; они уходили в полном молчании.
   – Это хорошая школа? – спросил Эммануил, когда взрослые остались далеко позади.
   – Нормальная, только компьютеры допотопные. И ещё что правительство за всем здесь следит. Здешние компьютеры – это правительственные компьютеры, нужно всё время об этом помнить. А сколько лет мистеру Тейту?
   – Очень много, – сказал Эммануил. – Тысячи четыре, как мне кажется. Он уходит и снова возвращается.
   – Ты уже видел меня раньше, – сказала Зина.
   – Нет, не видел.
   – У тебя пропала память.
   – Да, – подтвердил Эммануил, удивлённый, что ей это известно. – Элиас говорит, что она ещё вернётся.
   – Твоя мама умерла? – спросила Зина. Эммануил молча кивнул. – А ты можешь её видеть?
   – Иногда.
   – Подключись к отцовским воспоминаниям. Тогда ты сможешь быть с ней в ретровремени.
   – Может быть.
   – У него там всё рассортировано.
   – Я боюсь, – сказал Эммануил. – Из-за той аварии. Я думаю, они устроили её нарочно.
   – Конечно же, нарочно, но им был нужен ты, даже если сами они этого не знали.
   – Они могут убить меня теперь.
   – Нет, – качнула головой Зина, – им ни за что тебя не найти.
   – А почему ты это знаешь?
   – Потому что я та, которая знает. Я буду знать для тебя, пока ты не вспомнишь, и даже потом я останусь с тобой. Ты всегда этого хотел. Я была при тебе художницею, и была радостью всякий день, веселясь пред лицем твоим во всё время, веселясь на земном круге твоём, и когда ты завершил, моя первейшая радость была с ними.