Страница:
– Уже давно пора сделать ее честной женщиной, – заметила мама. – Тебе давно пора жениться и завести детишек.
Неужели?..
Вопреки тому, что произошло с моими родителями, я всегда верил, что когда-нибудь непременно женюсь и обзаведусь семьей. Несколько лет назад я обсуждал эту перспективу с Клаудией, но та отвергла ее на корню, сказав, что брак – это для людей скучных, что от детей одни неприятности, что замужество не для художников, подобных ей, которые раздвигают границы существования и воображения. «Интересно, – подумал я, – придерживается ли она до сих пор того же мнения? Никаких намеков на желание надеть на палец кольцо, никакого воркования над младенцами других. Но если б даже все это было, стоит ли мне жениться на ней?»
– Однако ты и папа подали не слишком удачный пример в этом смысле, – бездумно ляпнул я.
– Ерунда, – она обернулась, посмотрела мне прямо в глаза. – Мы прожили вместе тридцать лет, подарили тебе жизнь. Я бы назвала это вполне удачным браком.
– Но вы же развелись… – удивленно протянул я. – И цапались все время, жили как кошка с собакой.
– Может, и так, – ответила она, вернувшись к кастрюлям. – Но брак все равно был удачный. И я ничуть о нем не жалею. – Я был поражен. Должно быть, смягчилась под влиянием возраста. – Нет, – продолжила она. – Не жалею ни секунды. Иначе бы тебя не было на свете.
Что я мог сказать на это? Ничего. Я и не сказал.
Она снова обернулась ко мне.
– И теперь мне очень хочется внуков.
«Ага, вон оно что, – подумал я. – Это причина».
К тому же я был единственным ребенком.
– Тогда вам следовало завести побольше детей, – со смехом заметил я. – Нет смысла складывать все яйца в одну корзину.
Мама стояла совершенно неподвижно, и только тут я заметил, что она вот-вот заплачет.
Я поставил бокал на кухонный стол, шагнул к ней, крепко обнял за плечи.
– Прости, – пробормотал я. – Мне не следовало этого говорить.
– Ничего, – ответила она. Потянулась за салфеткой, промокнула глаза. – Никогда не знаешь…
– Не знаешь что?
– Ничего. Забудем об этом.
Нет, не «ничего», раз по прошествии стольких лет она оплакивает это.
– Будет тебе, мам, – сказал я. – Что-то тебя беспокоит, я же вижу. Валяй, выкладывай.
Она вздохнула.
– Мы хотели больше детей. Много детей. Ты был первенцем, и мы ждали тебя очень долго, были женаты уже восемь лет, когда ты появился на свет. Я так обрадовалась, что у меня мальчик. – Она улыбнулась, погладила меня по щеке. – Но потом выяснилось: что-то внутри у меня не так и больше детей не будет.
Теперь уже я почти что плакал. Мне всегда так хотелось братьев и сестер.
– Мы пытались, конечно, – продолжила она. – И однажды я снова забеременела, но на третьем месяце произошел выкидыш. И я тогда едва не умерла.
И снова я не знал, что сказать, а потому промолчал. Просто еще крепче обнял ее.
– Вот причина, по которой мы были так несчастливы в браке, – сказала мама. – Отец все больше злился, потому что я не могу иметь детей. Глупец. Да, что-то не так было у меня со здоровьем, но что я могла тут поделать, верно? Я изо всех сил старалась сохранить наш брак, но… – Она умолкла.
– О, мамочка. – Я снова сжал ее в объятиях. – Как же все это ужасно!
– Ничего, все в порядке. – Она отстранилась от меня, подошла к плите. – Все это было так давно!.. И картошка переварится, если я сейчас не сниму ее с огня.
Мы сидели за кухонным столом, и я наелся до отвала, просто до полного изнеможения.
Желудок был полон, но мать не оставляла попыток впихнуть в меня еще еды.
– Ну, еще одну профитроль? – спросила она и занесла полную ложку над моей тарелкой.
– Мам… – пробормотал я. – Я сыт. Не в силах больше проглотить и крошки.
Она смотрела разочарованно, но на самом деле я съел гораздо больше, чем ел обычно, даже в этом доме. Старался доставить ей удовольствие, но больше просто не лезло. Казалось, еще один глоток – и желудок просто лопнет. Она же не ела почти ничего.
Если я смолотил гигантский кусок говядины с целой горой картофеля и овощей, мама клевала с тарелки, как птичка, и большую часть своей порции мяса скормила толстому серому коту, который мурлыкал и терся о ее ноги на протяжении всей трапезы.
– Не знал, что ты завела кошку, – сказал я.
– Я и не заводила, – ответила она. – Это он сам завелся. Заявился как-то однажды вечером и с тех пор не уходит.
Неудивительно, если мама потчует его говяжьей вырезкой.
– Иногда пропадает на несколько дней, а то и на неделю, потом обязательно возвращается.
– А как его зовут? – спросил я.
– Понятия не имею, – ответила мама. – Ошейника на нем не было. Он в доме гость, не жилец.
В точности как я. Прихожу сюда наесться до отвала.
– Завтра снова на скачки? – спросила она.
Апрельские скачки в Челтенхеме продолжались два дня.
– Да, посмотрю несколько первых забегов, – ответил я. – Но с утра придется немного поработать. Захватил с собой компьютер. Можно использовать твой телефон для подключения к Интернету?
– Конечно, можно, – ответила она. – А во сколько ты хочешь уйти? Нет, я тебя не тороплю, но завтра днем у нас состоится заседание исторического общества.
– Первый забег в два, – сказал я. – Так что отправлюсь около двенадцати.
– Тогда приготовлю тебе ленч. Чтобы поел перед отъездом.
Сама мысль о еде казалась просто невыносимой. К тому же я знал, что утром она подаст полноценный английский завтрак.
– Нет, спасибо, мам, – сказал я. – Я встречаюсь с одним клиентом за ленчем.
Она покосилась на меня, всем видом давая понять: сынок, ты врун.
И была права.
– Не нравится мне все это, но, раз он просит, мы должны выполнять, – сказал Патрик, когда в восемь утра я позвонил ему по домашнему телефону. – Попрошу Диану, пусть займется прямо сейчас. – Диана была одной из его помощниц, той самой, которая недавно получила квалификацию НФК. – Ты сегодня опять в Челтенхеме?
– Да, – ответил я. – Но посмотрю только первые три забега.
– Попробуй поговори еще раз с Билли Серлом. Вразуми его.
– Попробую, – обещал я. – Но он настроен решительно. И даже вроде бы напуган.
– Все это выглядит как-то подозрительно, – заметил Патрик. – Но мы обязаны выполнять пожелания клиента. И не можем всякий раз взваливать ответственность на вышестоящие инстанции, они не поощряют неразумных действий с нашей стороны.
– Да, но мы обязаны сообщать о каждом случае, который выглядит противозаконным, на наш взгляд.
– Разве у тебя есть доказательства того, что он затеял что-то незаконное с этими своими вложениями?
– Нет. – Я выдержал паузу. – Интересно знать, нарушать правила скачек – тоже противозаконно?
– Вводить в заблуждение людей, делающих ставки, незаконно. Помнишь тот случай в Бейли, несколько лет назад?
Я помнил. Еще как помнил!
– Билли сказал, что задолжал какому-то парню. Вроде бы ему нужно отдать сто кусков. Это очень большой долг. Может, он в сговоре с каким-то букмекером?
– Играть на тотализаторе – это не противозаконно, – заметил Патрик.
– Может, и нет, – согласился я. – Но профессиональным жокеям строго-настрого запрещается делать ставки на скачках.
– Это не наши проблемы, – сказал он. – И когда станешь задавать вопросы Билли Серлу, умоляю, будь осторожен. Ведь мы обязаны соблюдать конфиденциальность в делах с нашими клиентами.
– Конечно. Ладно, увидимся в конторе завтра.
– Хорошо, – ответил Патрик. – И да, вот еще что. Вчера звонил тот полицейский, спрашивал тебя.
– На мобильник он мне позвонить не мог. Эта чертова штуковина здесь не ловит. Мать живет в дыре, где сигнал не проходит.
– Теперь это все неважно, поскольку он был очень груб с миссис Макдауд, и та отказалась дать ему твой номер. Просто сказала ему, что ты недоступен.
Я рассмеялся. Добрая старая миссис Макдауд, одна из наших бесстрашных секретарш в приемной.
– Так чего он хотел? – спросил я.
– Вроде бы они хотели, чтоб ты вместе с ними сходил на квартиру Геба. Что-то такое, связанное с его убийством. – Он продиктовал мне номер полицейского, я вбил его в память своего телефона. – Позвони ему, ладно? Не хочу, чтоб миссис Макдауд арестовали за противодействие полиции.
– Ладно, – сказал я. – Тогда до завтра.
И я тут же набрал номер старшего инспектора Томлинсона.
– А, мистер Фокстон, – бросил он. – Рад, что вы позвонили. Как самочувствие?
– Лучше не бывает, – ответил я, несколько удивленный тем, что он задал этот вопрос.
– А ваша нога в порядке?
– Простите?
– Палец, – пояснил он. – Секретарша сказала, что вам делали операцию. Удаляли вросший ноготь.
– А, это. – Я с трудом подавил смешок. – Спасибо, палец в полном порядке. Чем могу помочь?
– Скажите, у мистера Ковака были финансовые затруднения? – спросил он.
– В каком смысле?
– Ну, были ли у него долги?
– Насколько мне известно, нет, – ответил я. – А почему вы спрашиваете?
– Скажите, мистер Фокстон, вы достаточно хорошо себя чувствуете, чтоб посетить вместе с нами дом мистера Ковака? Я бы хотел обсудить с вами кое-что, к тому же вы являетесь его душеприказчиком. И на то, чтоб изъять некоторые необходимые для расследования предметы из его квартиры, необходимо ваше разрешение. Могу выслать за вами машину.
Я вспомнил, что сегодня должен остаться в Челтенхеме.
– Может, лучше завтра?
– Ну, конечно, – ответил он. – В восемь утра пойдет?
– В восемь утра будет в самый раз, – ответил я. – Я подъеду.
– Так высылать за вами машину?
«Почему бы и нет», – подумал я.
– Да, это было бы замечательно.
Придется мне похромать для виду.
Билли Серл был не в настроении объяснять, почему ему так срочно понадобились деньги.
– Просто положите эту чертову наличку на мой счет! – рявкнул он.
Все дружно повернули головы в нашу сторону. Мы стояли на террасе перед весовой, скоро должен был начаться первый забег.
– Ради бога, Билли, успокойся, – тихим, но твердым голосом произнес я.
Не помогло.
– И вообще, какого черта ты здесь делаешь? – заорал он. – Ты должен быть в конторе, собирать мои гребаные бабки!
В нашу сторону повернулись еще несколько голов.
Инструкции Патрика соблюдать конфиденциальность не прошли.
– Послушай, Билли, я всего лишь хочу помочь.
– Не нужна мне твоя чертова помощь! – Он скривил губы и выплевывал каждое слово, брызгая слюной.
Журналисты, прибывшие освещать скачки, подошли поближе.
Я наклонился к самому его уху и, понизив голос, проговорил:
– А теперь послушай меня ты, слизняк! Тебе нужна помощь, это ясно, и я на твоей стороне. – Я на секунду умолк. – Так что позвони мне, когда успокоишься. Деньги будут в банке на твоем счету в пятницу.
– Я же сказал, мне нужна сотня кусков сегодня вечером, – выкрикнул Билли. Он почти плакал. – Мне нужны мои деньги сегодня!
Теперь мы были в центре внимания уже доброй половины зрителей.
– Извини, – тихо сказал я, изо всех сил стараясь сохранять чувство собственного достоинства. – Это невозможно. Деньги будут в пятницу, ну, может, в четверг, если очень повезет.
– Четверг – это слишком поздно! – крикнул он. – К четвергу я уже сдохну, ясно тебе?
Не было никакого смысла стоять вот так и спорить, пока весь мир скачек прислушивается к каждому твоему слову, и я просто отошел в сторону, видя, как наемные писаки слетаются к нам со всех сторон, точно стервятники, яростно что-то строча в своих блокнотах. Слава богу, хоть Мартина Гиффорда, этого пятизвездочного сплетника, нигде не было видно, но, без сомненья, к концу дня ему будет известно все до мелочей.
– Ты что, убить меня хочешь?! – заорал мне вслед Билли.
Я проигнорировал этот выпад и продолжил свой путь к парадному кругу, где народу сейчас было немного и откуда я рассчитывал позвонить в контору и узнать, как там продвигаются дела с ликвидацией ценных бумаг Билли.
К телефону подошла миссис Макдауд. Патрик и Грегори предпочитали не отвечать на звонки из телефонов-автоматов и безликие голосовые сообщения. «Наши клиенты предпочитают иметь дело с живыми реальными людьми», – говорили они. А потому и наняли миссис Макдауд и миссис Джонсон – отвечать на телефонные звонки.
– Что вы сказали этому полицейскому? – первым делом спросил ее я. – Он был так любезен со мной, даже странно.
– Сказала, что вам удаляют вросший ноготь.
– Но почему?
– Да потому, что он был чертовски груб со мной! – раздраженно ответила она. – Говорил со мной, точно я какая-то уборщица в офисе, вот я и сказала ему, что вы недоступны. Ну, тут он и прицепился, почему это, дескать, недоступен. И пришлось сказать ему, что вы были без сознания после операции. Тогда мне показалось это неплохой идеей, но этот чертов тип оказался таким настырным. Потребовал объяснить, с чего это ты вдруг без сознания, ну и тогда я сказала, что вам делали операцию по удалению вросшего ногтя на большом пальце ноги. Просто не могла придумать ничего более серьезного, ляпнула первое, что пришло в голову. Что еще могло случиться с таким парнем, как вы?
– Знаете, миссис Макдауд, если мне когда-нибудь понадобится алиби, обещаю, позвоню только вам, – сказал я. В тот момент мне и в голову не могло прийти, что алиби действительно понадобится мне, причем очень скоро. – А теперь нельзя ли мне поговорить с мисс Дианой?
Она соединила меня.
Продажа ценных бумаг Билли Серла продвигалась гладко, хоть и со значительными потерями в цене – особенно по недавно приобретенным мною для него облигациям. Но какое мне было до того дело? Да, наверное, никакого, потому как Билли сам это заслужил. Впрочем, я тут же укорил себя за эти неподобающие НФК мысли. Поблагодарил Диану и повесил трубку.
– Привет, любовничек, – раздался голос у меня за спиной. – Небось звонишь моей сопернице?
– Прекрати сейчас же! – с деланым возмущением воскликнул я. – Пойдут сплетни, пересуды.
Джен Сеттер привалилась к моей спине.
– Ну и пусть себе болтают, – проворковала она, затем крепко обняла меня и прижалась уже всем телом. – Хочу тебя!.. – страстно шепнула она мне на ухо.
Уже второй раз за последние два дня она заигрывала со мной на людях, причем вполне откровенно, не в шутку, а на полном серьезе. Возможно, она и не шутила, и это могло превратиться в проблему. Мне всегда импонировал дружеский флирт с Джен, но лишь потому, что я знал: за этим не стоит ничего серьезного, все это лишь болтовня без перспективы физической близости. Однако теперь, похоже, ставки поднялись на несколько пунктов.
Я снял ее руки с моей талии, повернулся лицом к ней.
– Веди себя прилично, Джен, – строго сказал я.
– Это с какой такой стати? – спросила она.
– Да потому, что так надо. – Она скривила губы, точно ребенок, который вот-вот заплачет. – Для начала, я слишком для тебя молод.
– О, спасибо за комплимент, – сердито сказала она и отступила на шаг. – Ты определенно знаешь, как заставить женщину почувствовать себя желанной.
Насмешки в ее голосе не было, она обиделась по-настоящему.
– Послушай, – начал я, – ты уж извини, но лично я никогда не собирался выпускать эту ситуацию из-под контроля.
– А ничего и не вышло из-под контроля, – сказала она. – Все остается так, как было. Ничего не изменилось.
Но мы оба понимали, что изменилось и возврата к прежним отношениям уже нет.
– Вот и замечательно, – сказал я.
Она злобно улыбнулась.
– Но только дай знать, если передумаешь.
– Обязательно. – Я улыбнулся в ответ. – Кто из твоих сегодня бежит?
– Никого, – ответила она. – Почти все мои уже отбегались, до лета, по крайней мере. – Помолчав, она добавила: – Я и пришла-то сегодня только потому, что рассчитывала увидеть тебя здесь.
Я стоял и молча смотрел на нее.
– Мне очень жаль, – выдавил я наконец.
– Да, – вздохнула она. – И мне тоже.
Почетный полковник Джолион Вестроп Робертс, орденоносец и младший сын графа Бэлскота, ждал меня на трибунах, на том же самом месте, где мы встретились с ним вчера.
– А, Николас, – воскликнул он, когда я поднялся по ступенькам посмотреть первый забег. – Очень надеялся увидеть вас здесь сегодня.
– Добрый день, сэр, – ответил я, вместо того чтоб обратиться к нему «мистер Робертс». Я знал, что он обожает формальности. – Чем могу служить?
– Ну, – протянул он с тихим смешком, – от души надеюсь, что вы сможете помочь. Но, может, помогать и не придется. Вы понимаете, о чем это я?
– Нет, сэр, – ответил я. – Не знаю, о чем это вы. Вы же пока что мне ничего не объяснили.
Он снова рассмеялся, как-то нервно.
– Как я уже говорил вам вчера, – начал он, – беспокоиться совершенно не о чем. По крайней мере, я надеюсь, что так. Возможно, просто напрасно отнимаю у вас время. И потом мне бы не хотелось вовлекать кого бы то ни было в неприятности. Правильно?
– Но, сэр, – возразил я, – откуда мне знать, правильно или нет, если вы не говорите, в чем, собственно, дело? Что конкретно вас беспокоит?
Несколько секунд он стоял молча, глядя через мою голову на ипподром, точно решая, продолжать или нет.
– Грегори, – вымолвил он наконец. – Меня беспокоит Грегори.
– А что с Грегори? – спросил я. Временами нас всех беспокоил Грегори. Он слишком много ел, не занимался физическими упражнениями, если не считать, конечно, ежедневных его прогулок в дальний конец Ломбард-стрит, куда он ходил в ресторан съесть сытный ленч.
– Да, возможно, и ничего, – повторил Джолион Робертс. Притопнул ногой и засмущался. – Лучше забудьте все, что я только что говорил.
– Может, вас беспокоит здоровье Грегори? – спросил я.
– Его здоровье? – удивился мистер Робертс. – Но с какой стати меня должно волновать его здоровье?
– Тогда что же вас волнует?
Джолион Робертс выпрямился во все свои шесть футов три дюйма. Рост у него был поистине гренадерский – в самый раз для полковника, награжденного Военным крестом за храбрость, проявленную еще в молодости во время войны за Фолкленды.
– Меня беспокоят его суждения.
Мой запланированный ранний отъезд из Челтенхема оказался под угрозой – я отчетливо осознавал это, продвигаясь вместе с мистером Робертсом в самый дальний и тихий уголок зала в баре, где подавали дары моря. Самое подходящее место для приватных разговоров. Когда у клиента, особенно с таким большим инвестиционным портфелем, как у младшего сына графа Бэлскота, возникают сомнения в правильности суждений одного из главных партнеров по бизнесу, торопиться домой не следует.
– А теперь, сэр, – начал я, когда перед нами поставили тарелки с креветками в розмариновом соусе и с копченой семгой, – по какой такой причине вы подвергаете сомнению суждения Грегори Блэка? И почему говорите об этом мне?
– Да, может, и ничего такого, – снова пробормотал он. – Грегори был так добр ко мне все эти годы, очень добр. Почти уверен, что ничего такого…
– Тогда почему бы не рассказать мне? А там рассудим.
– Да, – медленно кивнул он. – Думаю, вы можете рассудить. Вы всегда были на коне. Это ведь я рекомендовал вас в «Лайал энд Блэк», вы не знали?
Я не знал. И был польщен. Неудивительно, что они приняли меня столь охотно, чуть ли не с распростертыми объятиями.
– Спасибо вам, сэр, – сказал я. – Я этого не знал.
– О, да, – кивнул мистер Робертс. – Я заприметил вас еще восемнадцатилетним юнцом, когда вы выиграли забег на лошади моего кузена в Чепстоу. Потрясающая была скачка. Помню, я еще тогда сказал кузену: «Этот парень – будущий чемпион». Чертовски обидно, что вы так покалечились.
«Да уж, – подумал я, – чертовски обидно».
– И все же расскажите мне о Грегори Блэке, – я решил вернуть разговор в нужное русло.
– Да, может, ничего такого и нет, – снова завел он свою песню.
– Вот что, сэр, полковник Робертс, – строго заметил я. – Вы только что говорили мне, что подвергаете сомнению какие-то его суждения. Обещаю, все, что вы скажете, останется строго между нами.
По крайней мере, я надеялся сохранить сказанное им в тайне. Независимые финансовые консультанты должны следовать строгим правилам. И действовать в соответствии с определенными принципами поведения. И я не смогу, просто не имею права утаивать информацию, если она затрагивает интересы нашей фирмы или другого НФА, тем более если это мой босс.
Он все еще мялся, видимо не зная, с чего начать.
– Это относится к вашим инвестициям? – спросил я.
Снова молчание.
– Вам не понравилось нечто, что Грегори попросил вас сделать?
Он рассеянно съел несколько креветок, задумчиво хмуря брови.
– Он мог и ошибаться, – выдавил Робертс наконец.
– Кто мог ошибаться? Грегори Блэк?
Мистер Робертс поднял на меня глаза.
– Нет, – ответил он. – Мой племянник. Бенджамин.
Я уже совсем ничего не понимал.
– И в чем же ошибался ваш племянник?
– Он посетил этот участок и рассказал мне, что там нет ни домов, ни завода, что никакие строительные работы там не ведутся. Вообще-то, он назвал это огромной свалкой с горами гниющих отходов, загрязняющих среду тяжелыми металлами и какими-то вонючими лужами. И чиновник из местных недвусмысленно дал понять, что удалить эти ядовитые отходы обойдется дороже, нежели стоимость самого этого участка.
– Прошу прощения, но при чем тут Грегори Блэк? – спросил я.
– Он посоветовал мне инвестировать в этот проект.
– Какой проект?
– Болгарский проект, – ответил он. – Дома, магазины и новый завод по производству энергосберегающих электроламп.
Я смутно помнил, как обсуждался этот проект несколько лет тому назад в кабинете у Патрика во время одного из еженедельных совещаний. И тогда, если не ошибаюсь, его отвергли как слишком рискованную инвестицию, чтоб рекомендовать нашим клиентам. Но это еще вовсе не означало, что Грегори считал его таковым. Имена Патрика и Грегори значились в названии нашей фирмы, но каждый из них ценил свою независимость, даже друг от друга.
– А вы уверены, что ваш племянник посетил то самое место?
– Он так говорит. Говорит, что не ошибся. Участок, на котором должны были появиться сотни новых жилых домов и магазинов, есть не что иное, как огромная свалка промышленных отходов. Одно время даже шли разговоры, что его использовали для захоронения ядерных отходов, еще при Советском Союзе.
– И сколько же вы вложили в это предприятие? – спросил я.
– Не так уж и много, – ответил он. – В целом семейный трастовый фонд инвестировал в этот проект около пяти миллионов. Фабрику решили назвать Электроламповым заводом имени Бэлскота, в честь отца. Я видел чертежи, фотографии, макеты, документацию. Проект должен был стать грандиозным социальным экспериментом в деле развития одного из самых отсталых регионов Евросоюза. В него было вложено немало денег от Евросоюза.
Может, для Джолиона Робертса и его семейного трастового фонда сумма в пять миллионов и не являлась столь уж значительной, но для большинства людей – это целое состояние.
– И на этих фотографиях были показаны новые дома и сам завод?
– Да. Кроме того, эти дома были в стадии возведения, – ответил он. – И показывал мне их Грегори Блэк. Но чему я должен верить, тем фото или снимкам, которые сделал мой племянник?
– Тут должно быть какое-то очень простое объяснение, – сказал я. – Почему бы вам не пойти и не спросить Грегори напрямую? Уверен, он инвестировал ваши деньги самым выгодным образом.
– Я уже обращался к нему, и он сказал, что все это глупости, заверил, что завод строится. Но Бенджамин стоит на своем. Говорит, что никакого Электролампового завода имени Бэлскота в Болгарии не существует.
– Так чего же вы от меня хотите? – спросил я.
– Узнать правду.
– Но почему именно я? Если вы решили, что тут пахнет крупным мошенничеством, надо обращаться в полицию или в финансовые регулирующие органы.
С минуту он сидел и молча смотрел на меня.
– Потому что я вам доверяю, – ответил он.
– Но вы же меня почти не знаете.
– Знаю гораздо лучше, чем вы себе представляете. – Он улыбнулся. – Наблюдал за каждым вашим шагом в карьере с того момента, как вы победили в скачках на лошади моего кузена. Я, знаете ли, всегда гордился тем, что могу отличить плохих парней от хороших. Поэтому так и беспокоит меня этот проект. Ведь это именно я убедил своего брата, виконта Шеннингтона, что семейный фонд должен инвестировать средства во что-нибудь стоящее. И мне непременно нужно знать, что там происходит.
– Видите ли, сэр, – начал я. – В мои обязанности входит сообщать начальству о тех случаях, где выявляется мошенничество, даже искажения в репрезентации того или иного проекта с инвестициями.
– М-м… понимаю, – протянул он, поглаживая подбородок. – Нам с братом меньше всего хотелось бы, чтоб доброе имя Робертсов трепали в судебных инстанциях. Сам он склоняется к тому, что следует просто вывести инвестиции из проекта, не объясняя ничего. Однако… – Тут он снова умолк.
– Вы чувствуете свою ответственность? – предположил я.
– Вот именно, – кивнул он. – Но я бы предпочел, чтоб вы хранили молчание. Если это действительно мошенничество, то, честно говоря, не хотел бы, чтобы люди узнали, какую глупость я допустил.
– В особенности ваш брат.
Неужели?..
Вопреки тому, что произошло с моими родителями, я всегда верил, что когда-нибудь непременно женюсь и обзаведусь семьей. Несколько лет назад я обсуждал эту перспективу с Клаудией, но та отвергла ее на корню, сказав, что брак – это для людей скучных, что от детей одни неприятности, что замужество не для художников, подобных ей, которые раздвигают границы существования и воображения. «Интересно, – подумал я, – придерживается ли она до сих пор того же мнения? Никаких намеков на желание надеть на палец кольцо, никакого воркования над младенцами других. Но если б даже все это было, стоит ли мне жениться на ней?»
– Однако ты и папа подали не слишком удачный пример в этом смысле, – бездумно ляпнул я.
– Ерунда, – она обернулась, посмотрела мне прямо в глаза. – Мы прожили вместе тридцать лет, подарили тебе жизнь. Я бы назвала это вполне удачным браком.
– Но вы же развелись… – удивленно протянул я. – И цапались все время, жили как кошка с собакой.
– Может, и так, – ответила она, вернувшись к кастрюлям. – Но брак все равно был удачный. И я ничуть о нем не жалею. – Я был поражен. Должно быть, смягчилась под влиянием возраста. – Нет, – продолжила она. – Не жалею ни секунды. Иначе бы тебя не было на свете.
Что я мог сказать на это? Ничего. Я и не сказал.
Она снова обернулась ко мне.
– И теперь мне очень хочется внуков.
«Ага, вон оно что, – подумал я. – Это причина».
К тому же я был единственным ребенком.
– Тогда вам следовало завести побольше детей, – со смехом заметил я. – Нет смысла складывать все яйца в одну корзину.
Мама стояла совершенно неподвижно, и только тут я заметил, что она вот-вот заплачет.
Я поставил бокал на кухонный стол, шагнул к ней, крепко обнял за плечи.
– Прости, – пробормотал я. – Мне не следовало этого говорить.
– Ничего, – ответила она. Потянулась за салфеткой, промокнула глаза. – Никогда не знаешь…
– Не знаешь что?
– Ничего. Забудем об этом.
Нет, не «ничего», раз по прошествии стольких лет она оплакивает это.
– Будет тебе, мам, – сказал я. – Что-то тебя беспокоит, я же вижу. Валяй, выкладывай.
Она вздохнула.
– Мы хотели больше детей. Много детей. Ты был первенцем, и мы ждали тебя очень долго, были женаты уже восемь лет, когда ты появился на свет. Я так обрадовалась, что у меня мальчик. – Она улыбнулась, погладила меня по щеке. – Но потом выяснилось: что-то внутри у меня не так и больше детей не будет.
Теперь уже я почти что плакал. Мне всегда так хотелось братьев и сестер.
– Мы пытались, конечно, – продолжила она. – И однажды я снова забеременела, но на третьем месяце произошел выкидыш. И я тогда едва не умерла.
И снова я не знал, что сказать, а потому промолчал. Просто еще крепче обнял ее.
– Вот причина, по которой мы были так несчастливы в браке, – сказала мама. – Отец все больше злился, потому что я не могу иметь детей. Глупец. Да, что-то не так было у меня со здоровьем, но что я могла тут поделать, верно? Я изо всех сил старалась сохранить наш брак, но… – Она умолкла.
– О, мамочка. – Я снова сжал ее в объятиях. – Как же все это ужасно!
– Ничего, все в порядке. – Она отстранилась от меня, подошла к плите. – Все это было так давно!.. И картошка переварится, если я сейчас не сниму ее с огня.
Мы сидели за кухонным столом, и я наелся до отвала, просто до полного изнеможения.
Желудок был полон, но мать не оставляла попыток впихнуть в меня еще еды.
– Ну, еще одну профитроль? – спросила она и занесла полную ложку над моей тарелкой.
– Мам… – пробормотал я. – Я сыт. Не в силах больше проглотить и крошки.
Она смотрела разочарованно, но на самом деле я съел гораздо больше, чем ел обычно, даже в этом доме. Старался доставить ей удовольствие, но больше просто не лезло. Казалось, еще один глоток – и желудок просто лопнет. Она же не ела почти ничего.
Если я смолотил гигантский кусок говядины с целой горой картофеля и овощей, мама клевала с тарелки, как птичка, и большую часть своей порции мяса скормила толстому серому коту, который мурлыкал и терся о ее ноги на протяжении всей трапезы.
– Не знал, что ты завела кошку, – сказал я.
– Я и не заводила, – ответила она. – Это он сам завелся. Заявился как-то однажды вечером и с тех пор не уходит.
Неудивительно, если мама потчует его говяжьей вырезкой.
– Иногда пропадает на несколько дней, а то и на неделю, потом обязательно возвращается.
– А как его зовут? – спросил я.
– Понятия не имею, – ответила мама. – Ошейника на нем не было. Он в доме гость, не жилец.
В точности как я. Прихожу сюда наесться до отвала.
– Завтра снова на скачки? – спросила она.
Апрельские скачки в Челтенхеме продолжались два дня.
– Да, посмотрю несколько первых забегов, – ответил я. – Но с утра придется немного поработать. Захватил с собой компьютер. Можно использовать твой телефон для подключения к Интернету?
– Конечно, можно, – ответила она. – А во сколько ты хочешь уйти? Нет, я тебя не тороплю, но завтра днем у нас состоится заседание исторического общества.
– Первый забег в два, – сказал я. – Так что отправлюсь около двенадцати.
– Тогда приготовлю тебе ленч. Чтобы поел перед отъездом.
Сама мысль о еде казалась просто невыносимой. К тому же я знал, что утром она подаст полноценный английский завтрак.
– Нет, спасибо, мам, – сказал я. – Я встречаюсь с одним клиентом за ленчем.
Она покосилась на меня, всем видом давая понять: сынок, ты врун.
И была права.
– Не нравится мне все это, но, раз он просит, мы должны выполнять, – сказал Патрик, когда в восемь утра я позвонил ему по домашнему телефону. – Попрошу Диану, пусть займется прямо сейчас. – Диана была одной из его помощниц, той самой, которая недавно получила квалификацию НФК. – Ты сегодня опять в Челтенхеме?
– Да, – ответил я. – Но посмотрю только первые три забега.
– Попробуй поговори еще раз с Билли Серлом. Вразуми его.
– Попробую, – обещал я. – Но он настроен решительно. И даже вроде бы напуган.
– Все это выглядит как-то подозрительно, – заметил Патрик. – Но мы обязаны выполнять пожелания клиента. И не можем всякий раз взваливать ответственность на вышестоящие инстанции, они не поощряют неразумных действий с нашей стороны.
– Да, но мы обязаны сообщать о каждом случае, который выглядит противозаконным, на наш взгляд.
– Разве у тебя есть доказательства того, что он затеял что-то незаконное с этими своими вложениями?
– Нет. – Я выдержал паузу. – Интересно знать, нарушать правила скачек – тоже противозаконно?
– Вводить в заблуждение людей, делающих ставки, незаконно. Помнишь тот случай в Бейли, несколько лет назад?
Я помнил. Еще как помнил!
– Билли сказал, что задолжал какому-то парню. Вроде бы ему нужно отдать сто кусков. Это очень большой долг. Может, он в сговоре с каким-то букмекером?
– Играть на тотализаторе – это не противозаконно, – заметил Патрик.
– Может, и нет, – согласился я. – Но профессиональным жокеям строго-настрого запрещается делать ставки на скачках.
– Это не наши проблемы, – сказал он. – И когда станешь задавать вопросы Билли Серлу, умоляю, будь осторожен. Ведь мы обязаны соблюдать конфиденциальность в делах с нашими клиентами.
– Конечно. Ладно, увидимся в конторе завтра.
– Хорошо, – ответил Патрик. – И да, вот еще что. Вчера звонил тот полицейский, спрашивал тебя.
– На мобильник он мне позвонить не мог. Эта чертова штуковина здесь не ловит. Мать живет в дыре, где сигнал не проходит.
– Теперь это все неважно, поскольку он был очень груб с миссис Макдауд, и та отказалась дать ему твой номер. Просто сказала ему, что ты недоступен.
Я рассмеялся. Добрая старая миссис Макдауд, одна из наших бесстрашных секретарш в приемной.
– Так чего он хотел? – спросил я.
– Вроде бы они хотели, чтоб ты вместе с ними сходил на квартиру Геба. Что-то такое, связанное с его убийством. – Он продиктовал мне номер полицейского, я вбил его в память своего телефона. – Позвони ему, ладно? Не хочу, чтоб миссис Макдауд арестовали за противодействие полиции.
– Ладно, – сказал я. – Тогда до завтра.
И я тут же набрал номер старшего инспектора Томлинсона.
– А, мистер Фокстон, – бросил он. – Рад, что вы позвонили. Как самочувствие?
– Лучше не бывает, – ответил я, несколько удивленный тем, что он задал этот вопрос.
– А ваша нога в порядке?
– Простите?
– Палец, – пояснил он. – Секретарша сказала, что вам делали операцию. Удаляли вросший ноготь.
– А, это. – Я с трудом подавил смешок. – Спасибо, палец в полном порядке. Чем могу помочь?
– Скажите, у мистера Ковака были финансовые затруднения? – спросил он.
– В каком смысле?
– Ну, были ли у него долги?
– Насколько мне известно, нет, – ответил я. – А почему вы спрашиваете?
– Скажите, мистер Фокстон, вы достаточно хорошо себя чувствуете, чтоб посетить вместе с нами дом мистера Ковака? Я бы хотел обсудить с вами кое-что, к тому же вы являетесь его душеприказчиком. И на то, чтоб изъять некоторые необходимые для расследования предметы из его квартиры, необходимо ваше разрешение. Могу выслать за вами машину.
Я вспомнил, что сегодня должен остаться в Челтенхеме.
– Может, лучше завтра?
– Ну, конечно, – ответил он. – В восемь утра пойдет?
– В восемь утра будет в самый раз, – ответил я. – Я подъеду.
– Так высылать за вами машину?
«Почему бы и нет», – подумал я.
– Да, это было бы замечательно.
Придется мне похромать для виду.
Билли Серл был не в настроении объяснять, почему ему так срочно понадобились деньги.
– Просто положите эту чертову наличку на мой счет! – рявкнул он.
Все дружно повернули головы в нашу сторону. Мы стояли на террасе перед весовой, скоро должен был начаться первый забег.
– Ради бога, Билли, успокойся, – тихим, но твердым голосом произнес я.
Не помогло.
– И вообще, какого черта ты здесь делаешь? – заорал он. – Ты должен быть в конторе, собирать мои гребаные бабки!
В нашу сторону повернулись еще несколько голов.
Инструкции Патрика соблюдать конфиденциальность не прошли.
– Послушай, Билли, я всего лишь хочу помочь.
– Не нужна мне твоя чертова помощь! – Он скривил губы и выплевывал каждое слово, брызгая слюной.
Журналисты, прибывшие освещать скачки, подошли поближе.
Я наклонился к самому его уху и, понизив голос, проговорил:
– А теперь послушай меня ты, слизняк! Тебе нужна помощь, это ясно, и я на твоей стороне. – Я на секунду умолк. – Так что позвони мне, когда успокоишься. Деньги будут в банке на твоем счету в пятницу.
– Я же сказал, мне нужна сотня кусков сегодня вечером, – выкрикнул Билли. Он почти плакал. – Мне нужны мои деньги сегодня!
Теперь мы были в центре внимания уже доброй половины зрителей.
– Извини, – тихо сказал я, изо всех сил стараясь сохранять чувство собственного достоинства. – Это невозможно. Деньги будут в пятницу, ну, может, в четверг, если очень повезет.
– Четверг – это слишком поздно! – крикнул он. – К четвергу я уже сдохну, ясно тебе?
Не было никакого смысла стоять вот так и спорить, пока весь мир скачек прислушивается к каждому твоему слову, и я просто отошел в сторону, видя, как наемные писаки слетаются к нам со всех сторон, точно стервятники, яростно что-то строча в своих блокнотах. Слава богу, хоть Мартина Гиффорда, этого пятизвездочного сплетника, нигде не было видно, но, без сомненья, к концу дня ему будет известно все до мелочей.
– Ты что, убить меня хочешь?! – заорал мне вслед Билли.
Я проигнорировал этот выпад и продолжил свой путь к парадному кругу, где народу сейчас было немного и откуда я рассчитывал позвонить в контору и узнать, как там продвигаются дела с ликвидацией ценных бумаг Билли.
К телефону подошла миссис Макдауд. Патрик и Грегори предпочитали не отвечать на звонки из телефонов-автоматов и безликие голосовые сообщения. «Наши клиенты предпочитают иметь дело с живыми реальными людьми», – говорили они. А потому и наняли миссис Макдауд и миссис Джонсон – отвечать на телефонные звонки.
– Что вы сказали этому полицейскому? – первым делом спросил ее я. – Он был так любезен со мной, даже странно.
– Сказала, что вам удаляют вросший ноготь.
– Но почему?
– Да потому, что он был чертовски груб со мной! – раздраженно ответила она. – Говорил со мной, точно я какая-то уборщица в офисе, вот я и сказала ему, что вы недоступны. Ну, тут он и прицепился, почему это, дескать, недоступен. И пришлось сказать ему, что вы были без сознания после операции. Тогда мне показалось это неплохой идеей, но этот чертов тип оказался таким настырным. Потребовал объяснить, с чего это ты вдруг без сознания, ну и тогда я сказала, что вам делали операцию по удалению вросшего ногтя на большом пальце ноги. Просто не могла придумать ничего более серьезного, ляпнула первое, что пришло в голову. Что еще могло случиться с таким парнем, как вы?
– Знаете, миссис Макдауд, если мне когда-нибудь понадобится алиби, обещаю, позвоню только вам, – сказал я. В тот момент мне и в голову не могло прийти, что алиби действительно понадобится мне, причем очень скоро. – А теперь нельзя ли мне поговорить с мисс Дианой?
Она соединила меня.
Продажа ценных бумаг Билли Серла продвигалась гладко, хоть и со значительными потерями в цене – особенно по недавно приобретенным мною для него облигациям. Но какое мне было до того дело? Да, наверное, никакого, потому как Билли сам это заслужил. Впрочем, я тут же укорил себя за эти неподобающие НФК мысли. Поблагодарил Диану и повесил трубку.
– Привет, любовничек, – раздался голос у меня за спиной. – Небось звонишь моей сопернице?
– Прекрати сейчас же! – с деланым возмущением воскликнул я. – Пойдут сплетни, пересуды.
Джен Сеттер привалилась к моей спине.
– Ну и пусть себе болтают, – проворковала она, затем крепко обняла меня и прижалась уже всем телом. – Хочу тебя!.. – страстно шепнула она мне на ухо.
Уже второй раз за последние два дня она заигрывала со мной на людях, причем вполне откровенно, не в шутку, а на полном серьезе. Возможно, она и не шутила, и это могло превратиться в проблему. Мне всегда импонировал дружеский флирт с Джен, но лишь потому, что я знал: за этим не стоит ничего серьезного, все это лишь болтовня без перспективы физической близости. Однако теперь, похоже, ставки поднялись на несколько пунктов.
Я снял ее руки с моей талии, повернулся лицом к ней.
– Веди себя прилично, Джен, – строго сказал я.
– Это с какой такой стати? – спросила она.
– Да потому, что так надо. – Она скривила губы, точно ребенок, который вот-вот заплачет. – Для начала, я слишком для тебя молод.
– О, спасибо за комплимент, – сердито сказала она и отступила на шаг. – Ты определенно знаешь, как заставить женщину почувствовать себя желанной.
Насмешки в ее голосе не было, она обиделась по-настоящему.
– Послушай, – начал я, – ты уж извини, но лично я никогда не собирался выпускать эту ситуацию из-под контроля.
– А ничего и не вышло из-под контроля, – сказала она. – Все остается так, как было. Ничего не изменилось.
Но мы оба понимали, что изменилось и возврата к прежним отношениям уже нет.
– Вот и замечательно, – сказал я.
Она злобно улыбнулась.
– Но только дай знать, если передумаешь.
– Обязательно. – Я улыбнулся в ответ. – Кто из твоих сегодня бежит?
– Никого, – ответила она. – Почти все мои уже отбегались, до лета, по крайней мере. – Помолчав, она добавила: – Я и пришла-то сегодня только потому, что рассчитывала увидеть тебя здесь.
Я стоял и молча смотрел на нее.
– Мне очень жаль, – выдавил я наконец.
– Да, – вздохнула она. – И мне тоже.
Почетный полковник Джолион Вестроп Робертс, орденоносец и младший сын графа Бэлскота, ждал меня на трибунах, на том же самом месте, где мы встретились с ним вчера.
– А, Николас, – воскликнул он, когда я поднялся по ступенькам посмотреть первый забег. – Очень надеялся увидеть вас здесь сегодня.
– Добрый день, сэр, – ответил я, вместо того чтоб обратиться к нему «мистер Робертс». Я знал, что он обожает формальности. – Чем могу служить?
– Ну, – протянул он с тихим смешком, – от души надеюсь, что вы сможете помочь. Но, может, помогать и не придется. Вы понимаете, о чем это я?
– Нет, сэр, – ответил я. – Не знаю, о чем это вы. Вы же пока что мне ничего не объяснили.
Он снова рассмеялся, как-то нервно.
– Как я уже говорил вам вчера, – начал он, – беспокоиться совершенно не о чем. По крайней мере, я надеюсь, что так. Возможно, просто напрасно отнимаю у вас время. И потом мне бы не хотелось вовлекать кого бы то ни было в неприятности. Правильно?
– Но, сэр, – возразил я, – откуда мне знать, правильно или нет, если вы не говорите, в чем, собственно, дело? Что конкретно вас беспокоит?
Несколько секунд он стоял молча, глядя через мою голову на ипподром, точно решая, продолжать или нет.
– Грегори, – вымолвил он наконец. – Меня беспокоит Грегори.
– А что с Грегори? – спросил я. Временами нас всех беспокоил Грегори. Он слишком много ел, не занимался физическими упражнениями, если не считать, конечно, ежедневных его прогулок в дальний конец Ломбард-стрит, куда он ходил в ресторан съесть сытный ленч.
– Да, возможно, и ничего, – повторил Джолион Робертс. Притопнул ногой и засмущался. – Лучше забудьте все, что я только что говорил.
– Может, вас беспокоит здоровье Грегори? – спросил я.
– Его здоровье? – удивился мистер Робертс. – Но с какой стати меня должно волновать его здоровье?
– Тогда что же вас волнует?
Джолион Робертс выпрямился во все свои шесть футов три дюйма. Рост у него был поистине гренадерский – в самый раз для полковника, награжденного Военным крестом за храбрость, проявленную еще в молодости во время войны за Фолкленды.
– Меня беспокоят его суждения.
Мой запланированный ранний отъезд из Челтенхема оказался под угрозой – я отчетливо осознавал это, продвигаясь вместе с мистером Робертсом в самый дальний и тихий уголок зала в баре, где подавали дары моря. Самое подходящее место для приватных разговоров. Когда у клиента, особенно с таким большим инвестиционным портфелем, как у младшего сына графа Бэлскота, возникают сомнения в правильности суждений одного из главных партнеров по бизнесу, торопиться домой не следует.
– А теперь, сэр, – начал я, когда перед нами поставили тарелки с креветками в розмариновом соусе и с копченой семгой, – по какой такой причине вы подвергаете сомнению суждения Грегори Блэка? И почему говорите об этом мне?
– Да, может, и ничего такого, – снова пробормотал он. – Грегори был так добр ко мне все эти годы, очень добр. Почти уверен, что ничего такого…
– Тогда почему бы не рассказать мне? А там рассудим.
– Да, – медленно кивнул он. – Думаю, вы можете рассудить. Вы всегда были на коне. Это ведь я рекомендовал вас в «Лайал энд Блэк», вы не знали?
Я не знал. И был польщен. Неудивительно, что они приняли меня столь охотно, чуть ли не с распростертыми объятиями.
– Спасибо вам, сэр, – сказал я. – Я этого не знал.
– О, да, – кивнул мистер Робертс. – Я заприметил вас еще восемнадцатилетним юнцом, когда вы выиграли забег на лошади моего кузена в Чепстоу. Потрясающая была скачка. Помню, я еще тогда сказал кузену: «Этот парень – будущий чемпион». Чертовски обидно, что вы так покалечились.
«Да уж, – подумал я, – чертовски обидно».
– И все же расскажите мне о Грегори Блэке, – я решил вернуть разговор в нужное русло.
– Да, может, ничего такого и нет, – снова завел он свою песню.
– Вот что, сэр, полковник Робертс, – строго заметил я. – Вы только что говорили мне, что подвергаете сомнению какие-то его суждения. Обещаю, все, что вы скажете, останется строго между нами.
По крайней мере, я надеялся сохранить сказанное им в тайне. Независимые финансовые консультанты должны следовать строгим правилам. И действовать в соответствии с определенными принципами поведения. И я не смогу, просто не имею права утаивать информацию, если она затрагивает интересы нашей фирмы или другого НФА, тем более если это мой босс.
Он все еще мялся, видимо не зная, с чего начать.
– Это относится к вашим инвестициям? – спросил я.
Снова молчание.
– Вам не понравилось нечто, что Грегори попросил вас сделать?
Он рассеянно съел несколько креветок, задумчиво хмуря брови.
– Он мог и ошибаться, – выдавил Робертс наконец.
– Кто мог ошибаться? Грегори Блэк?
Мистер Робертс поднял на меня глаза.
– Нет, – ответил он. – Мой племянник. Бенджамин.
Я уже совсем ничего не понимал.
– И в чем же ошибался ваш племянник?
– Он посетил этот участок и рассказал мне, что там нет ни домов, ни завода, что никакие строительные работы там не ведутся. Вообще-то, он назвал это огромной свалкой с горами гниющих отходов, загрязняющих среду тяжелыми металлами и какими-то вонючими лужами. И чиновник из местных недвусмысленно дал понять, что удалить эти ядовитые отходы обойдется дороже, нежели стоимость самого этого участка.
– Прошу прощения, но при чем тут Грегори Блэк? – спросил я.
– Он посоветовал мне инвестировать в этот проект.
– Какой проект?
– Болгарский проект, – ответил он. – Дома, магазины и новый завод по производству энергосберегающих электроламп.
Я смутно помнил, как обсуждался этот проект несколько лет тому назад в кабинете у Патрика во время одного из еженедельных совещаний. И тогда, если не ошибаюсь, его отвергли как слишком рискованную инвестицию, чтоб рекомендовать нашим клиентам. Но это еще вовсе не означало, что Грегори считал его таковым. Имена Патрика и Грегори значились в названии нашей фирмы, но каждый из них ценил свою независимость, даже друг от друга.
– А вы уверены, что ваш племянник посетил то самое место?
– Он так говорит. Говорит, что не ошибся. Участок, на котором должны были появиться сотни новых жилых домов и магазинов, есть не что иное, как огромная свалка промышленных отходов. Одно время даже шли разговоры, что его использовали для захоронения ядерных отходов, еще при Советском Союзе.
– И сколько же вы вложили в это предприятие? – спросил я.
– Не так уж и много, – ответил он. – В целом семейный трастовый фонд инвестировал в этот проект около пяти миллионов. Фабрику решили назвать Электроламповым заводом имени Бэлскота, в честь отца. Я видел чертежи, фотографии, макеты, документацию. Проект должен был стать грандиозным социальным экспериментом в деле развития одного из самых отсталых регионов Евросоюза. В него было вложено немало денег от Евросоюза.
Может, для Джолиона Робертса и его семейного трастового фонда сумма в пять миллионов и не являлась столь уж значительной, но для большинства людей – это целое состояние.
– И на этих фотографиях были показаны новые дома и сам завод?
– Да. Кроме того, эти дома были в стадии возведения, – ответил он. – И показывал мне их Грегори Блэк. Но чему я должен верить, тем фото или снимкам, которые сделал мой племянник?
– Тут должно быть какое-то очень простое объяснение, – сказал я. – Почему бы вам не пойти и не спросить Грегори напрямую? Уверен, он инвестировал ваши деньги самым выгодным образом.
– Я уже обращался к нему, и он сказал, что все это глупости, заверил, что завод строится. Но Бенджамин стоит на своем. Говорит, что никакого Электролампового завода имени Бэлскота в Болгарии не существует.
– Так чего же вы от меня хотите? – спросил я.
– Узнать правду.
– Но почему именно я? Если вы решили, что тут пахнет крупным мошенничеством, надо обращаться в полицию или в финансовые регулирующие органы.
С минуту он сидел и молча смотрел на меня.
– Потому что я вам доверяю, – ответил он.
– Но вы же меня почти не знаете.
– Знаю гораздо лучше, чем вы себе представляете. – Он улыбнулся. – Наблюдал за каждым вашим шагом в карьере с того момента, как вы победили в скачках на лошади моего кузена. Я, знаете ли, всегда гордился тем, что могу отличить плохих парней от хороших. Поэтому так и беспокоит меня этот проект. Ведь это именно я убедил своего брата, виконта Шеннингтона, что семейный фонд должен инвестировать средства во что-нибудь стоящее. И мне непременно нужно знать, что там происходит.
– Видите ли, сэр, – начал я. – В мои обязанности входит сообщать начальству о тех случаях, где выявляется мошенничество, даже искажения в репрезентации того или иного проекта с инвестициями.
– М-м… понимаю, – протянул он, поглаживая подбородок. – Нам с братом меньше всего хотелось бы, чтоб доброе имя Робертсов трепали в судебных инстанциях. Сам он склоняется к тому, что следует просто вывести инвестиции из проекта, не объясняя ничего. Однако… – Тут он снова умолк.
– Вы чувствуете свою ответственность? – предположил я.
– Вот именно, – кивнул он. – Но я бы предпочел, чтоб вы хранили молчание. Если это действительно мошенничество, то, честно говоря, не хотел бы, чтобы люди узнали, какую глупость я допустил.
– В особенности ваш брат.