Страница:
– Чарли, – сказал я, прервав тишину, – это не ответ на мой вопрос.
Он коротко взглянул на меня.
– Я не знаю, что должно произойти.
Он снова переключил свое внимание на приборы. Остальную часть полета до лагеря мы провели в молчании.
Приземлившись, мы обнаружили, что все дорсайцы уже были построены по батальонам и на их серовато-коричневой полевой форме что-то блестело в лучах вечернего солнца. Лишь когда мы поднялись на стоявшую перед ними трибуну, я понял, откуда этот блеск. Они встали в строй с оружием, все – хотя об этом ничего не говорилось в распоряжениях Яна. Весть о гибели Кейси опередила нас. Я посмотрел на Чарли; он не обращал на оружие никакого внимания.
Войска выстроились спиной к старому заводу, и, когда Чарли заговорил, усилители разнесли его голос над их головами.
– Войска экспедиционных сил экзотов на Сент-Мари. По распоряжению командующего Яна Грима этот инструктаж проводится на сто двадцать седьмой день пребывания на земле Сент-Мари.
Кирпичные стены отражали его слова глухим эхом над неподвижными людьми в форме.
– С прискорбием вынужден сообщить вам, – продолжал Чарли, – что выстрелом снайперов в городе Бловен сегодня, около тринадцати часов, убит командир Кейси Грим.
Со стороны строя не донеслось ни звука.
– Снайперы пока не схвачены и не убиты. Поскольку личности их остаются неизвестными, командующий Ян Грим распорядился о том, чтобы военное положение, ранее предполагавшееся отменить, продолжало действовать. Все, кто связан контрактом с экспедиционными силами, были вызваны...
Я почувствовал чье-то дыхание возле уха, а затем шепот Пела.
– Посмотрите на них! – сказал он. – Они готовы прямо сейчас выступить на Бловен. Вы думаете, они позволят, чтобы Кейси был убит на какой-то вонючей планетке вроде этой и никто за это не поплатился?
– Заткнитесь, Пел, – пробормотал я уголком рта. Но он продолжал:
– Посмотрите на них! Они ждут приказа к маршу – к маршу на Бловен. А если Чарли не отдаст такого приказа, здесь начнется просто ад. Видите, как они все вооружены?
– Верно, Пел, Бловен не ваш город! – послышался горький шепот Моро. – Если бы они намеревались отправиться в Кастелмейн, вы бы чувствовали себя так же?
– Да! – яростно прошипел Пел. – Если люди пришли сюда, чтобы рисковать своими жизнями ради нас, а мы не в состоянии сделать ничего лучшего, кроме как позволить, чтобы их отстреливали на улицах, чего мы заслуживаем? Чего заслуживает любой из нас?
– Хватит устраивать из этого мировую проблему! – резко прошептал Моро. – Вы просто думаете только о Кейси, вот и все – точно так же, как и они.
Я снова попытался успокоить их, но затем понял, что, собственно, это не имеет никакого значения. Нас троих практически было не видно за спиной Чарли. Внимание выстроившихся перед нами вооруженных людей сосредоточилось исключительно на нем. Как сказал Пел, они ждали вполне определенного приказа, и лишь этот приказ что-то для них значил.
Впечатление было такое, что мы стоим перед каким-то громадным серо-коричневым раненым зверем, готовым броситься на нас в любую секунду лишь потому, что это может облегчить боль. Чарли продолжал говорить лишенным выражения голосом. Он зачитывал длинный список распоряжений, касавшихся перевода лагеря снова на военное положение.
Я чувствовал, как нарастает напряжение по мере того, как он приближался к концу списка приказов, в котором недоставало одного, разрешавшего акцию экспедиционных сил против города, в котором погиб Кейси. Затем список внезапно закончился.
– Я должен напомнить вам, – сказал Чарли все тем же безразличным тоном, – что на данный момент личность убийц командора Грима не установлена. Гражданская полиция прилагает все усилия к расследованию случившегося; и сами же ваши офицеры считают: сейчас ничего нельзя сделать, кроме как оказывать им всяческое содействие. Существует подозрение, что некая местная подпольная организация, известная как Голубой Фронт, может нести ответственность за это убийство. Если это действительно так, мы должны быть очень осторожны, отделяя тех, кто действительно виновен в гибели командира Грима, от подавляющего большинства остальных.
Он закончил говорить.
Со стороны выстроившихся перед ним тысяч людей не слышалось ни звука.
– Хорошо, бригад-майор, – сказал Чарли, глядя с трибуны на офицера, стоявшего перед строем. – Отпустите ваши войска.
Бригад-майор повернулся кругом.
– Внимание! – рявкнул он, и усилители разнесли его голос над батальоном так же, как до этого голос Чарли. – Разойдись!
Строй не двинулся с места. Тут и там в рядах возникло легкое движение, а затем строй снова замер. Долгие секунды казалось, что больше ничего не произойдет, что Чарли и солдаты перед ним будут стоять лицом друг к другу до судного дня... а затем где-то посреди строя чей-то одинокий бас запел:
Это песня в любой другой ситуации не могла бы вызвать никаких возражений. Но сейчас я внезапно понял, что она предназначалась нам. Это для Пела, Моро, для меня самого пели сейчас все солдаты. До этого я чувствовал себя почти невидимым на трибуне позади Чарли ап Моргана. Теперь мы, трое штатских, стояли под прицелом каждой пары глаз – штатские вроде тех, что повесили Жака Кретьена, а вдобавок еще и жители Сент-Мари, среди которых были и те, кто убил Кейси Грима. Ощущение было такое, словно перед нами рычащая пасть какого-то громадного зверя, готового нас проглотить.
Чарли ап Морган не вмешивался в происходящее. Он стоял молча, ожидая, когда они допоют песню до конца.
– Офицеры! С флангов и центра. Встаньте лицом к вашим людям!
Офицеры шагнули вперед, повернулись и промаршировали к месту напротив середины ряда, который они возглавляли, повернулись еще раз и замерли.
– Приготовьтесь стрелять.
Оружие в руках офицеров поднялось на уровень пояса, стволы были направлены на людей, стоявших прямо перед ними. У меня внезапно перехватило дыхание. Я не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть, как ни пытался. Я слышал о чем-то подобном, но никогда в это не верил и никогда не думал, что сам могу оказаться тому свидетелем. Краем глаза я мог видеть лицо Чарли ап Моргана, и это было лицо истинного дорсайца. Он снова заговорил.
– Была дана команда разойтись, – голос Чарли отдавался эхом над молчавшими людьми, – но не выполнена. Команда будет дана повторно, в соответствии с Третьей Статьей Контракта Профессионального Солдата. Офицеры откроют огонь по каждому, кто откажется подчиниться.
По рядам пробежало нечто вроде легкого вздоха, за которым последовали щелчки предохранителей на оружии тех, кто находился в строю. Теперь они стояли лицом к лицу с офицерами – такими же солдатами, как они, и старыми друзьями. Но все они были профессионалами. Вряд ли они станут дожидаться расстрела, если до этого дойдет. Дыхание у меня теперь перехватило настолько, что я ощущал боль, словно что-то тяжелое, с острыми краями давило мне на ребра. Нас могут расстрелять в течение каких-нибудь десяти секунд.
– Бригад-майор, – раздался ровный голос Чарли. – Распустите ваши войска.
Бригад-майор, который обернулся к Чарли, когда тот с ним заговорил, снова повернулся лицом к строю.
– Разой... – голос бригад-майора изменился по сравнению с тем, когда он отдавал эту команду в первый раз, не больше, чем голос Чарли, – дись!
Строй распался. Ряды сразу же рассеялись, офицеры опустили оружие. Долго задерживаемое дыхание вырвалось из моих легких столь резко, что чуть не разорвало мне горло. Я повернулся к Чарли, но он уже спускался с трибуны, и лицо его было все так же невозмутимо, как и в течение последних нескольких минут. Мне пришлось почти бежать, чтобы перехватить его.
– Чарли! – Я протянул к нему руку. Не останавливаясь, он повернулся и посмотрел на меня. Только сейчас я ощутил, насколько у меня был неважный вид. Я попытался рассмеяться.
– Слава Богу, все кончилось, – сказал я.
– Кончилось? – Он покачал головой. – Ничего не кончилось, Том. Солдаты теперь будут голосовать. Это их право.
– Голосовать? – Какое-то мгновение это слово не имело для меня никакого смысла. Затем оно внезапно приобрело, слишком много смысла. – Вы имеете в виду – они могут голосовать за то, чтобы двинуться на Бловен, или что-то в этом роде?
– Возможно, что-то в этом роде, – ответил он.
Я уставился на него.
– А потом? – спросил я. – Вы не можете... если они проголосуют за то, чтобы идти на Бловен, что вы станете делать?
Он почти хладнокровно посмотрел на меня.
– Возглавлю свои войска.
Я остановился и проводил его взглядом. Чья-то рука коснулась моего локтя; я обернулся и увидел подошедших ко мне Пела и Моро. Это Моро положил ладонь мне на руку.
– Том, – спросил он. – Что теперь будем делать?
– Нужно увидеться с Падмой. Кроме него, никто нам не сможет помочь.
Чарли пока не собирался в Бловен. Он отправился на совещание в штаб. Нам пришлось одолжить одну из стоявших в лагере машин.
Большую часть обратного пути мы молчали. Я снова был за рулем, а Пел сидел рядом. Когда мы въехали в западную часть города, сидевший сзади Моро наклонился, обращаясь к нам.
– Том, – сказал он. – Вы должны перевести свою полицию на особый режим. Пел, вы должны мобилизовать милицию – прямо сейчас.
– Моро... – Я внезапно почувствовал себя уставшим, как собака, измотанным до полной потери сил. – У меня меньше трехсот человек, девяносто девять процентов которых не умеют ничего, кроме как заполнять отчеты или выполнять свои обязанности на пожаре, при аварии или во время семейной ссоры. Они не смогут противостоять этим наемникам, даже если я им прикажу.
– Пел, – произнес он, отворачиваясь от меня, – ваши люди – солдаты. Они ведь участвовали в боях вместе с ними...
Пел рассмеялся.
– Больше ста лет назад всего один батальон дорсайцев, вооруженный лишь стрелковым оружием, овладел укрепленным городом – Рошмоном. А сейчас нам противостоит бригада – шесть батальонов, – обладающая лучшим оружием, которое только могут приобрести для них экзоты. Бловен, как вам известно, вообще не имеет ни естественной, ни искусственной защиты. И вы хотите, чтобы две тысячи моих ополченцев пытались их остановить? В Сент-Мари нет силы, способной выступить против этих профессиональных солдат.
– В Рошмоне... – начал Моро.
– Ради всего святого! – воскликнул Пел. – Это – лучшие наемники, которых только можно найти. Элитные войска – экзоты не нанимают никого другого, опасаясь, что им придется самим взять в руки оружие и тем самым изменить своим принципам – или что там у них! Поймите, Моро! Если войска Кейси захотят нас уничтожить, они это сделают. И ни вы, ни я ничего не сможем предпринять!
Моро долго молчал. Последние слова Пела были произнесены почти истерическим тоном. Когда мэр Бловена снова заговорил, голос его звучал мягко.
– Интересно знать, почему вы так хотите именно этого, – сказал он.
– Идите к черту! – ответил Пел. – Просто идите...
Я резко затормозил и посмотрел на Пела.
– Это я тоже хотел бы знать. Хорошо, вы любили Кейси. Я тоже. Но сейчас мы можем ожидать чего угодно – от полного уничтожения города до возможной гибели нескольких сотен тысяч людей. Все это за смерть лишь одного человека?
На лице Пела появилось горькое и усталое выражение.
– В нас, жителях Сент-Мари, нет ничего хорошего, – хрипло проговорил он. – Мы – маленькая ленивая фермерская планета, которая ничем не прославилась с тех пор, как была впервые заселена. Мы лишь взывали о помощи к экзотам каждый раз, когда у нас были неприятности. А экзоты каждый раз нас вытаскивали из беды, только потому, что мы с ними в одной солнечной системе. – Чего мы стоим? Ничего! По крайней мере, от дорсайцев и экзотов есть хоть какая-то польза!
Он отвернулся от нас, и больше нам не удалось добиться от него ни слова.
Мы въехали в город, где, к моему большому облегчению, я наконец избавился от Пела и Моро и поспешил в комиссариат полиции.
Я планировал потратить два или три часа на то, чтобы взять ситуацию под контроль, а затем найти Падму. Но, как оказалось, мне потребовалось почти семь часов, чтобы подавить панику и замешательство и навести некоторый порядок в действиях моих подчиненных. Собственно, от нас требовалось немногое – просто патрулировать улицы и следить, чтобы жители города оставались в своих домах. Тем не менее я все еще не мог отправиться на поиски Падмы: в моем присутствии срочно нуждалась команда детективов, которая работала вместе с военными, выслеживая убийц.
Я медленно ехал по пустым ночным улицам, с включенными сигнальными огнями, эмблема на борту полицейской машины была ярко освещена. Однако три раза меня останавливали и проверяли неожиданно появлявшиеся вооруженные группы солдат, от трех до пяти человек. Офицер, возглавлявший одну такую группу, сел ко мне в машину. Еще дважды после этого мы встречали военные патрули, тогда он высовывался в окно, и нас пропускали.
Наконец мы подъехали к комплексу складских зданий в северной части города и остановились возле одного из складов. Внутри большого гулкого помещения было пусто, за исключением нескольких сотен квадратных футов, заставленных сельскохозяйственными машинами в ящиках, на первом из трех этажей. Я обнаружил своих людей на втором этаже, в прозрачных кабинах, служивших кабинетами.
– Мы ничего не можем сделать, комиссар, – сказал старший детектив, лейтенант Ли Холл, которого я знал в течение шестнадцати лет. – Нам за ними не угнаться, даже если бы они нам позволили.
– Не угнаться? – удивился я.
– Да, сэр, – утвердительно кивнул Ли. – Идемте, я вам покажу. Так или иначе, смотреть они нам позволяют.
Он повел меня на верхний этаж склада, большое пустое пространство, где было лишь разбросано несколько пустых ящиков среди куч неиспользованного упаковочного материала. Переносные прожектора освещали территорию безжалостным голубовато-белым светом. Едва мы сделали несколько шагов, как дорогу нам преградил офицер.
– Дальше нельзя, лейтенант, – заявил он Ли и посмотрел на меня.
– Это Томас Вельт, комиссар полиции Бловена.
– Мое почтение, сэр. Но вам с лейтенантом придется стоять здесь, если вы хотите увидеть, что происходит.
– А что происходит? – спросил я.
– Мы воссоздаем ситуацию, – ответил офицер. – Это один из наших Охотничьих Отрядов.
В белом свете прожектора виднелись фигуры четырех солдат. На первый взгляд казалось, что они разыгрывают какой-то странный балет или пантомиму. Они находились на небольшом расстоянии друг от друга; сначала один из них переместился так, словно встал с несуществующего стула, подошел к такому же несуществующему столу и повернулся лицом к остальным. Затем то же повторил другой. Потом к ним подошел третий и стал что-то делать вместе с ними за этим невидимым столом.
– Люди в наших Охотничьих Отрядах – по существу, следопыты, комиссар, – тихо сказал офицер мне на ухо. – Эти – из отряда, который хорошо работает в закрытых помещениях.
– И что они делают? – спросил я.
– Определяют, чем занимались убийцы, когда были здесь, – объяснил офицер. – Каждый из троих членов отряда берет след одного из убийц, а четвертый наблюдает за ними в качестве координатора.
Я посмотрел на него. На рукаве у него была эмблема Дорсая, но он выглядел столь же обычно, как я сам или любой из моих детективов. Явно иммигрант в первом поколении; это объясняло, почему у него нашивки младшего офицера, несмотря на эмблему.
– Но какие следы они ищут? – поинтересовался я.
– Большей частью мелочи. – Он улыбнулся. – Такие мелочи, которые мы с вами не сможем увидеть, даже если нам на них покажут. Иногда ничего не удается найти, и тогда им приходится догадываться – вот где помогает координатор. – Он посерьезнел. – Похоже на черную магию, верно? Даже мне порой так кажется, а я дорсаец уже четырнадцать лет.
– Вы сказали – трое, – сказал я.
– Верно, – ответил офицер. – Снайперов было трое. Мы проследили их путь от помещения в здании, из которого они стреляли, до этого места. Здесь был их штаб – отсюда они отправились туда, где произошло убийство. Есть признаки того, что они провели тут в ожидании по крайней мере несколько дней.
– Почему вы решили, что они ждали? – спросил я.
– Множество повторяющихся признаков. Привычные действия. Следы установки походных кроватей и переносного телефона – вероятно, кто-то позвонил и сообщил им, что командор выехал из лагеря. Следы многочисленных приемов пищи. Остатки металлической смазки, свидетельствующие о том, что здесь разбирали и чистили оружие.
– Но откуда вы знаете, что их было только трое?
– Есть следы только троих, – ответил он. – Все достаточно крупные для вашей планеты, все моложе тридцати лет. У самого высокого были черные волосы и борода. Он в течение недели не менял одежду... – Офицер понюхал воздух:
– Чувствуете запах?
Я долго и напряженно принюхивался.
– Ничего не чувствую, – покачал головой я.
– Хм... – В голосе офицера звучало мрачное удовлетворение:
– Видимо, эти четырнадцать лет все-таки не прошли для меня зря. Так или иначе, его запах – один из следов, который привел нас сюда.
Я взглянул на Ли Холла, потом снова на офицера.
– Значит, вам вообще не нужны мои детективы, верно? – спросил я.
– Нет, сэр. – Он посмотрел мне прямо в лицо. – Но мы полагаем, вы хотите, чтобы они остались с нами. Никаких проблем.
– Да, – сказал я и ушел. Если мои люди не были здесь нужны, то и я тоже. К тому же я хотел поговорить с Падмой.
Но найти Посланника оказалось непросто. Посольство экзотов либо не желало, либо не могло сообщить мне, где он находится; в штаб-квартире экспедиционных сил мне тоже заявили, что не знают. Разумеется, мой собственный департамент следил за всеми перемещениями по городу важных граждан других планет, таких как братья Гримы и Посланник экзотов. Но в данном случае не было никакой информации о том, что Падма покинул помещение, где я в последний раз видел его вместе с Яном Гримом сегодня утром. Наконец я собрал в кулак всю свою решительность и, позвонив самому Яну, спросил, у него ли Падма.
В ответ я услышал короткое «нет». Если бы Падма был у него, дорсаец типа Яна скорее отказался бы отвечать, чем прямо солгал. Я сдался. Я падал с ног от усталости и сказал себе, что должен поехать домой, поспать хотя бы несколько часов, а потом снова начать поиски.
Взяв с собой в машину одного из солдат, чтобы тот поручился за меня перед патрулями, я вернулся в свою темную квартиру. Когда я вошел в гостиную и включил свет, то увидел Падму. Он ждал меня, расположившись в одном из кресел.
Потрясение, которое я испытал, оказалось достаточно сильным – словно передо мной возник призрак человека, с чьих похорон я только что вернулся. Я остановился, уставившись на него.
– Извините, что застал вас врасплох, Том, – сказал он. – Я знаю, вы собирались выпить и забыть обо всем на несколько часов. Так или иначе, почему бы вам действительно не выпить?
Падма кивнул в сторону бара, встроенного в угол гостиной. Я никогда им не пользовался, за исключением тех случаев, когда принимал гостей; но он всегда был полон – это входило в договор об аренде. Я подошел к стойке и смешал бренди с водой. Я знал, что нет никакого смысла предлагать Падме алкоголь.
– Как вы сюда попали? – спросил я, не оборачиваясь.
– Сказал вашему привратнику, что вы меня искали, – ответил Падма. – Он меня впустил. Мы, экзоты, не настолько часто встречаемся на вашей планете, чтобы он меня не узнал.
Я одним глотком осушил полстакана и сел в противоположное кресло. Освещение в квартире стало ярче, когда за, окнами стемнело. Мягкий свет лился с потолка и из маленьких отверстий и ниш в стенах. В своих голубых одеждах Падма выглядел словно изображение Будды, возвышающегося над всем человеческим и житейским.
– Что вы здесь делаете? – поинтересовался я. – Целый день вас ищу.
– В сложившейся ситуации вы вполне могли обратиться ко мне за помощью. Поэтому я хотел встретиться с вами там, где вы не могли бы предположить, что причиной моего отказа является давление извне.
– Отказа? – удивился я. Бренди и вода, которые я проглотил, казалось, уже ударили мне в голову. – Вы даже не собираетесь меня выслушать, прежде чем сказать «нет»?
– Надеюсь, – произнес Падма, – что сначала вы выслушаете меня, Том, прежде чем отвергнуть то, что я собираюсь вам сказать.
– Вы думаете, что я могу как-то воздействовать на Яна Грима, чтобы тот увел своих солдат на расстояние половины окружности планеты от Бловена, или иным образом вывести ситуацию из нынешнего критического состояния. Но правда в том, что я не могу этого сделать; и даже если бы я мог, я бы этого не сделал.
– Не сделал бы, – тупо повторил я.
– Да. Именно так. Но не просто по собственному выбору. В течение четырех веков, Том, мы убеждали всех остальных, что предназначение человечества связано с настоящим и прошлым. У нас, экзотов, есть сейчас достаточно точная наука, называемая онтогепетикой, которая помогает предвидеть исторические последствия того или иного события в настоящем или будущем. Мы не делаем секрета из существования подобной науки. Но это не означает, что мы можем управлять событиями, особенно когда другие все еще стремятся отвергнуть самое существо того, с чем мы имеем дело – концепцию большой, перемещающейся картины событий, которые включают в себя всех нас и наши жизни.
– Я католик, – сказал я. – Я не верю в предназначение.
– И мы, жители Мары и Культиса, тоже, – продолжал Падма. – Но мы верим в физику человеческих действий и взаимодействий, которые, как мы считаем, работают в определенном направлении, стремясь к определенной цели, которая, как мы сейчас считаем, отстоит менее чем на сто лет – если, собственно, мы уже ее не достигли. Движение к этой цели нарастало по крайней мере в течение последнего тысячелетия. Ни один индивидуум или группа в настоящее время не в состоянии противостоять этому движению или изменить его направление. Лишь некто более могущественный, чем человек, каким мы его знаем, мог бы это сделать.
– Наверняка, – согласился я. Стакан в моей руке был пуст. Я не помнил, как выпил остаток его содержимого; но алкоголь в некоторой степени снял усталость и напряжение. Я встал, снова подошел к бару и вернулся с полным стаканом, в то время как Падма молча ждал. – Конечно, я понимаю. Вы думаете, что заметили здесь историческую тенденцию; и не хотите вмешиваться, боясь ее нарушить. Изящное оправдание тому, чтобы ничего не делать.
– Это не оправдание, Том. – И на этот раз в его голосе прозвучала некая глубокая нота, которая на мгновение очистила мой разум от паров бренди и заставила меня взглянуть на него. – Я не говорил, что не собираюсь ничего предпринимать в данной ситуации. Я говорю, что ничего не могу сделать. Даже если бы я попытался – это было бы бесполезно. Не только для вас эта ситуация чересчур тяжела: для всех остальных тоже.
Он коротко взглянул на меня.
– Я не знаю, что должно произойти.
Он снова переключил свое внимание на приборы. Остальную часть полета до лагеря мы провели в молчании.
Приземлившись, мы обнаружили, что все дорсайцы уже были построены по батальонам и на их серовато-коричневой полевой форме что-то блестело в лучах вечернего солнца. Лишь когда мы поднялись на стоявшую перед ними трибуну, я понял, откуда этот блеск. Они встали в строй с оружием, все – хотя об этом ничего не говорилось в распоряжениях Яна. Весть о гибели Кейси опередила нас. Я посмотрел на Чарли; он не обращал на оружие никакого внимания.
Войска выстроились спиной к старому заводу, и, когда Чарли заговорил, усилители разнесли его голос над их головами.
– Войска экспедиционных сил экзотов на Сент-Мари. По распоряжению командующего Яна Грима этот инструктаж проводится на сто двадцать седьмой день пребывания на земле Сент-Мари.
Кирпичные стены отражали его слова глухим эхом над неподвижными людьми в форме.
– С прискорбием вынужден сообщить вам, – продолжал Чарли, – что выстрелом снайперов в городе Бловен сегодня, около тринадцати часов, убит командир Кейси Грим.
Со стороны строя не донеслось ни звука.
– Снайперы пока не схвачены и не убиты. Поскольку личности их остаются неизвестными, командующий Ян Грим распорядился о том, чтобы военное положение, ранее предполагавшееся отменить, продолжало действовать. Все, кто связан контрактом с экспедиционными силами, были вызваны...
Я почувствовал чье-то дыхание возле уха, а затем шепот Пела.
– Посмотрите на них! – сказал он. – Они готовы прямо сейчас выступить на Бловен. Вы думаете, они позволят, чтобы Кейси был убит на какой-то вонючей планетке вроде этой и никто за это не поплатился?
– Заткнитесь, Пел, – пробормотал я уголком рта. Но он продолжал:
– Посмотрите на них! Они ждут приказа к маршу – к маршу на Бловен. А если Чарли не отдаст такого приказа, здесь начнется просто ад. Видите, как они все вооружены?
– Верно, Пел, Бловен не ваш город! – послышался горький шепот Моро. – Если бы они намеревались отправиться в Кастелмейн, вы бы чувствовали себя так же?
– Да! – яростно прошипел Пел. – Если люди пришли сюда, чтобы рисковать своими жизнями ради нас, а мы не в состоянии сделать ничего лучшего, кроме как позволить, чтобы их отстреливали на улицах, чего мы заслуживаем? Чего заслуживает любой из нас?
– Хватит устраивать из этого мировую проблему! – резко прошептал Моро. – Вы просто думаете только о Кейси, вот и все – точно так же, как и они.
Я снова попытался успокоить их, но затем понял, что, собственно, это не имеет никакого значения. Нас троих практически было не видно за спиной Чарли. Внимание выстроившихся перед нами вооруженных людей сосредоточилось исключительно на нем. Как сказал Пел, они ждали вполне определенного приказа, и лишь этот приказ что-то для них значил.
Впечатление было такое, что мы стоим перед каким-то громадным серо-коричневым раненым зверем, готовым броситься на нас в любую секунду лишь потому, что это может облегчить боль. Чарли продолжал говорить лишенным выражения голосом. Он зачитывал длинный список распоряжений, касавшихся перевода лагеря снова на военное положение.
Я чувствовал, как нарастает напряжение по мере того, как он приближался к концу списка приказов, в котором недоставало одного, разрешавшего акцию экспедиционных сил против города, в котором погиб Кейси. Затем список внезапно закончился.
– Я должен напомнить вам, – сказал Чарли все тем же безразличным тоном, – что на данный момент личность убийц командора Грима не установлена. Гражданская полиция прилагает все усилия к расследованию случившегося; и сами же ваши офицеры считают: сейчас ничего нельзя сделать, кроме как оказывать им всяческое содействие. Существует подозрение, что некая местная подпольная организация, известная как Голубой Фронт, может нести ответственность за это убийство. Если это действительно так, мы должны быть очень осторожны, отделяя тех, кто действительно виновен в гибели командира Грима, от подавляющего большинства остальных.
Он закончил говорить.
Со стороны выстроившихся перед ним тысяч людей не слышалось ни звука.
– Хорошо, бригад-майор, – сказал Чарли, глядя с трибуны на офицера, стоявшего перед строем. – Отпустите ваши войска.
Бригад-майор повернулся кругом.
– Внимание! – рявкнул он, и усилители разнесли его голос над батальоном так же, как до этого голос Чарли. – Разойдись!
Строй не двинулся с места. Тут и там в рядах возникло легкое движение, а затем строй снова замер. Долгие секунды казалось, что больше ничего не произойдет, что Чарли и солдаты перед ним будут стоять лицом друг к другу до судного дня... а затем где-то посреди строя чей-то одинокий бас запел:
Другие голоса тотчас подхватили:
Так правда...
Это была песня о молодом полковнике, который погиб сто лет назад, когда история Дорсая только начиналась; Город Новая Земля взял на службу дорсайцев с тайным намерением использовать их против врага, столь превосходящего их силой, что они наверняка были бы полностью уничтожены – тогда не пришлось бы платить им за службу, и в то же время противнику был бы нанесен существенный ущерб. Но дорсайцы разгромили врага, и город встал в конце концов перед необходимостью им заплатить. Чтобы этого избежать, городские власти решили обвинить дорсайского командира в сотрудничестве с врагом, в получении взятки за объявление победы в сражении, которого не было вообще. Все было тщательно продумано, и эта ложь могла бы даже сработать, если бы они не совершили ошибку, арестовав командира, чтобы сделать свою историю еще более убедительной.
...Ополчась на ложь,
Повергла в прах и тлен
Тех, кем однажды вздернут был
Полковник Жак Кретьен.
Это песня в любой другой ситуации не могла бы вызвать никаких возражений. Но сейчас я внезапно понял, что она предназначалась нам. Это для Пела, Моро, для меня самого пели сейчас все солдаты. До этого я чувствовал себя почти невидимым на трибуне позади Чарли ап Моргана. Теперь мы, трое штатских, стояли под прицелом каждой пары глаз – штатские вроде тех, что повесили Жака Кретьена, а вдобавок еще и жители Сент-Мари, среди которых были и те, кто убил Кейси Грима. Ощущение было такое, словно перед нами рычащая пасть какого-то громадного зверя, готового нас проглотить.
Чарли ап Морган не вмешивался в происходящее. Он стоял молча, ожидая, когда они допоют песню до конца.
Песня закончилась. Снова наступила тишина – полная тишина. Чарли на трибуне пошевелился. Он сделал полшага вперед и скомандовал:
...И четверть всех наличных сил —
Дорсайский батальон —
В неравный с гельмутцами бой
Послал вперед Рошмон.
Товарищ, только погляди:
Куда ни кинешь взгляд —
Те, кто Рошмону угрожал,
Бегут или лежат.
Как смел Рошмон такой поклеп
На воинов возвесть?!
Да кто ж поверит, что Дорсай
За деньги продал честь?!
И вот, чтоб правда не всплыла
Внутри Рошмона стен,
Изменником объявлен был
И схвачен Жак Кретьен.
Командующий Арп Ван Дин
Вмешался в круговерть:
Дорсаец неподсуден вам,
Верните, или смерть!
Но лорды верили в гранит
Рошмона прочных стен,
И на рассвете вздернут был
Полковник Жак Кретьен.
И вот от стен, что на заре
Вздымались, как всегда,
К закату солнца в тот же день
Не стало и следа.
Взошла луна – стоял Рошмон,
И била жизнь ключом.
Зашла луна – он пеплом стал,
И битым кирпичом.
Теперь любой, увидев здесь
Остатки прочных стен,
Узнает, как был отомщен
Полковник Жак Кретьен.
Пока мы живы и сильны,
И жив Дорсай – наш дом,
Никто не вправе нас судить
Не праведным судом.
Так правда, ополчась на ложь,
Повергла в прах и тлен
Тех, кем однажды вздернут был
Полковник Жак Кретьен.
– Офицеры! С флангов и центра. Встаньте лицом к вашим людям!
Офицеры шагнули вперед, повернулись и промаршировали к месту напротив середины ряда, который они возглавляли, повернулись еще раз и замерли.
– Приготовьтесь стрелять.
Оружие в руках офицеров поднялось на уровень пояса, стволы были направлены на людей, стоявших прямо перед ними. У меня внезапно перехватило дыхание. Я не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть, как ни пытался. Я слышал о чем-то подобном, но никогда в это не верил и никогда не думал, что сам могу оказаться тому свидетелем. Краем глаза я мог видеть лицо Чарли ап Моргана, и это было лицо истинного дорсайца. Он снова заговорил.
– Была дана команда разойтись, – голос Чарли отдавался эхом над молчавшими людьми, – но не выполнена. Команда будет дана повторно, в соответствии с Третьей Статьей Контракта Профессионального Солдата. Офицеры откроют огонь по каждому, кто откажется подчиниться.
По рядам пробежало нечто вроде легкого вздоха, за которым последовали щелчки предохранителей на оружии тех, кто находился в строю. Теперь они стояли лицом к лицу с офицерами – такими же солдатами, как они, и старыми друзьями. Но все они были профессионалами. Вряд ли они станут дожидаться расстрела, если до этого дойдет. Дыхание у меня теперь перехватило настолько, что я ощущал боль, словно что-то тяжелое, с острыми краями давило мне на ребра. Нас могут расстрелять в течение каких-нибудь десяти секунд.
– Бригад-майор, – раздался ровный голос Чарли. – Распустите ваши войска.
Бригад-майор, который обернулся к Чарли, когда тот с ним заговорил, снова повернулся лицом к строю.
– Разой... – голос бригад-майора изменился по сравнению с тем, когда он отдавал эту команду в первый раз, не больше, чем голос Чарли, – дись!
Строй распался. Ряды сразу же рассеялись, офицеры опустили оружие. Долго задерживаемое дыхание вырвалось из моих легких столь резко, что чуть не разорвало мне горло. Я повернулся к Чарли, но он уже спускался с трибуны, и лицо его было все так же невозмутимо, как и в течение последних нескольких минут. Мне пришлось почти бежать, чтобы перехватить его.
– Чарли! – Я протянул к нему руку. Не останавливаясь, он повернулся и посмотрел на меня. Только сейчас я ощутил, насколько у меня был неважный вид. Я попытался рассмеяться.
– Слава Богу, все кончилось, – сказал я.
– Кончилось? – Он покачал головой. – Ничего не кончилось, Том. Солдаты теперь будут голосовать. Это их право.
– Голосовать? – Какое-то мгновение это слово не имело для меня никакого смысла. Затем оно внезапно приобрело, слишком много смысла. – Вы имеете в виду – они могут голосовать за то, чтобы двинуться на Бловен, или что-то в этом роде?
– Возможно, что-то в этом роде, – ответил он.
Я уставился на него.
– А потом? – спросил я. – Вы не можете... если они проголосуют за то, чтобы идти на Бловен, что вы станете делать?
Он почти хладнокровно посмотрел на меня.
– Возглавлю свои войска.
Я остановился и проводил его взглядом. Чья-то рука коснулась моего локтя; я обернулся и увидел подошедших ко мне Пела и Моро. Это Моро положил ладонь мне на руку.
– Том, – спросил он. – Что теперь будем делать?
– Нужно увидеться с Падмой. Кроме него, никто нам не сможет помочь.
Чарли пока не собирался в Бловен. Он отправился на совещание в штаб. Нам пришлось одолжить одну из стоявших в лагере машин.
Большую часть обратного пути мы молчали. Я снова был за рулем, а Пел сидел рядом. Когда мы въехали в западную часть города, сидевший сзади Моро наклонился, обращаясь к нам.
– Том, – сказал он. – Вы должны перевести свою полицию на особый режим. Пел, вы должны мобилизовать милицию – прямо сейчас.
– Моро... – Я внезапно почувствовал себя уставшим, как собака, измотанным до полной потери сил. – У меня меньше трехсот человек, девяносто девять процентов которых не умеют ничего, кроме как заполнять отчеты или выполнять свои обязанности на пожаре, при аварии или во время семейной ссоры. Они не смогут противостоять этим наемникам, даже если я им прикажу.
– Пел, – произнес он, отворачиваясь от меня, – ваши люди – солдаты. Они ведь участвовали в боях вместе с ними...
Пел рассмеялся.
– Больше ста лет назад всего один батальон дорсайцев, вооруженный лишь стрелковым оружием, овладел укрепленным городом – Рошмоном. А сейчас нам противостоит бригада – шесть батальонов, – обладающая лучшим оружием, которое только могут приобрести для них экзоты. Бловен, как вам известно, вообще не имеет ни естественной, ни искусственной защиты. И вы хотите, чтобы две тысячи моих ополченцев пытались их остановить? В Сент-Мари нет силы, способной выступить против этих профессиональных солдат.
– В Рошмоне... – начал Моро.
– Ради всего святого! – воскликнул Пел. – Это – лучшие наемники, которых только можно найти. Элитные войска – экзоты не нанимают никого другого, опасаясь, что им придется самим взять в руки оружие и тем самым изменить своим принципам – или что там у них! Поймите, Моро! Если войска Кейси захотят нас уничтожить, они это сделают. И ни вы, ни я ничего не сможем предпринять!
Моро долго молчал. Последние слова Пела были произнесены почти истерическим тоном. Когда мэр Бловена снова заговорил, голос его звучал мягко.
– Интересно знать, почему вы так хотите именно этого, – сказал он.
– Идите к черту! – ответил Пел. – Просто идите...
Я резко затормозил и посмотрел на Пела.
– Это я тоже хотел бы знать. Хорошо, вы любили Кейси. Я тоже. Но сейчас мы можем ожидать чего угодно – от полного уничтожения города до возможной гибели нескольких сотен тысяч людей. Все это за смерть лишь одного человека?
На лице Пела появилось горькое и усталое выражение.
– В нас, жителях Сент-Мари, нет ничего хорошего, – хрипло проговорил он. – Мы – маленькая ленивая фермерская планета, которая ничем не прославилась с тех пор, как была впервые заселена. Мы лишь взывали о помощи к экзотам каждый раз, когда у нас были неприятности. А экзоты каждый раз нас вытаскивали из беды, только потому, что мы с ними в одной солнечной системе. – Чего мы стоим? Ничего! По крайней мере, от дорсайцев и экзотов есть хоть какая-то польза!
Он отвернулся от нас, и больше нам не удалось добиться от него ни слова.
Мы въехали в город, где, к моему большому облегчению, я наконец избавился от Пела и Моро и поспешил в комиссариат полиции.
Я планировал потратить два или три часа на то, чтобы взять ситуацию под контроль, а затем найти Падму. Но, как оказалось, мне потребовалось почти семь часов, чтобы подавить панику и замешательство и навести некоторый порядок в действиях моих подчиненных. Собственно, от нас требовалось немногое – просто патрулировать улицы и следить, чтобы жители города оставались в своих домах. Тем не менее я все еще не мог отправиться на поиски Падмы: в моем присутствии срочно нуждалась команда детективов, которая работала вместе с военными, выслеживая убийц.
Я медленно ехал по пустым ночным улицам, с включенными сигнальными огнями, эмблема на борту полицейской машины была ярко освещена. Однако три раза меня останавливали и проверяли неожиданно появлявшиеся вооруженные группы солдат, от трех до пяти человек. Офицер, возглавлявший одну такую группу, сел ко мне в машину. Еще дважды после этого мы встречали военные патрули, тогда он высовывался в окно, и нас пропускали.
Наконец мы подъехали к комплексу складских зданий в северной части города и остановились возле одного из складов. Внутри большого гулкого помещения было пусто, за исключением нескольких сотен квадратных футов, заставленных сельскохозяйственными машинами в ящиках, на первом из трех этажей. Я обнаружил своих людей на втором этаже, в прозрачных кабинах, служивших кабинетами.
– Мы ничего не можем сделать, комиссар, – сказал старший детектив, лейтенант Ли Холл, которого я знал в течение шестнадцати лет. – Нам за ними не угнаться, даже если бы они нам позволили.
– Не угнаться? – удивился я.
– Да, сэр, – утвердительно кивнул Ли. – Идемте, я вам покажу. Так или иначе, смотреть они нам позволяют.
Он повел меня на верхний этаж склада, большое пустое пространство, где было лишь разбросано несколько пустых ящиков среди куч неиспользованного упаковочного материала. Переносные прожектора освещали территорию безжалостным голубовато-белым светом. Едва мы сделали несколько шагов, как дорогу нам преградил офицер.
– Дальше нельзя, лейтенант, – заявил он Ли и посмотрел на меня.
– Это Томас Вельт, комиссар полиции Бловена.
– Мое почтение, сэр. Но вам с лейтенантом придется стоять здесь, если вы хотите увидеть, что происходит.
– А что происходит? – спросил я.
– Мы воссоздаем ситуацию, – ответил офицер. – Это один из наших Охотничьих Отрядов.
В белом свете прожектора виднелись фигуры четырех солдат. На первый взгляд казалось, что они разыгрывают какой-то странный балет или пантомиму. Они находились на небольшом расстоянии друг от друга; сначала один из них переместился так, словно встал с несуществующего стула, подошел к такому же несуществующему столу и повернулся лицом к остальным. Затем то же повторил другой. Потом к ним подошел третий и стал что-то делать вместе с ними за этим невидимым столом.
– Люди в наших Охотничьих Отрядах – по существу, следопыты, комиссар, – тихо сказал офицер мне на ухо. – Эти – из отряда, который хорошо работает в закрытых помещениях.
– И что они делают? – спросил я.
– Определяют, чем занимались убийцы, когда были здесь, – объяснил офицер. – Каждый из троих членов отряда берет след одного из убийц, а четвертый наблюдает за ними в качестве координатора.
Я посмотрел на него. На рукаве у него была эмблема Дорсая, но он выглядел столь же обычно, как я сам или любой из моих детективов. Явно иммигрант в первом поколении; это объясняло, почему у него нашивки младшего офицера, несмотря на эмблему.
– Но какие следы они ищут? – поинтересовался я.
– Большей частью мелочи. – Он улыбнулся. – Такие мелочи, которые мы с вами не сможем увидеть, даже если нам на них покажут. Иногда ничего не удается найти, и тогда им приходится догадываться – вот где помогает координатор. – Он посерьезнел. – Похоже на черную магию, верно? Даже мне порой так кажется, а я дорсаец уже четырнадцать лет.
– Вы сказали – трое, – сказал я.
– Верно, – ответил офицер. – Снайперов было трое. Мы проследили их путь от помещения в здании, из которого они стреляли, до этого места. Здесь был их штаб – отсюда они отправились туда, где произошло убийство. Есть признаки того, что они провели тут в ожидании по крайней мере несколько дней.
– Почему вы решили, что они ждали? – спросил я.
– Множество повторяющихся признаков. Привычные действия. Следы установки походных кроватей и переносного телефона – вероятно, кто-то позвонил и сообщил им, что командор выехал из лагеря. Следы многочисленных приемов пищи. Остатки металлической смазки, свидетельствующие о том, что здесь разбирали и чистили оружие.
– Но откуда вы знаете, что их было только трое?
– Есть следы только троих, – ответил он. – Все достаточно крупные для вашей планеты, все моложе тридцати лет. У самого высокого были черные волосы и борода. Он в течение недели не менял одежду... – Офицер понюхал воздух:
– Чувствуете запах?
Я долго и напряженно принюхивался.
– Ничего не чувствую, – покачал головой я.
– Хм... – В голосе офицера звучало мрачное удовлетворение:
– Видимо, эти четырнадцать лет все-таки не прошли для меня зря. Так или иначе, его запах – один из следов, который привел нас сюда.
Я взглянул на Ли Холла, потом снова на офицера.
– Значит, вам вообще не нужны мои детективы, верно? – спросил я.
– Нет, сэр. – Он посмотрел мне прямо в лицо. – Но мы полагаем, вы хотите, чтобы они остались с нами. Никаких проблем.
– Да, – сказал я и ушел. Если мои люди не были здесь нужны, то и я тоже. К тому же я хотел поговорить с Падмой.
Но найти Посланника оказалось непросто. Посольство экзотов либо не желало, либо не могло сообщить мне, где он находится; в штаб-квартире экспедиционных сил мне тоже заявили, что не знают. Разумеется, мой собственный департамент следил за всеми перемещениями по городу важных граждан других планет, таких как братья Гримы и Посланник экзотов. Но в данном случае не было никакой информации о том, что Падма покинул помещение, где я в последний раз видел его вместе с Яном Гримом сегодня утром. Наконец я собрал в кулак всю свою решительность и, позвонив самому Яну, спросил, у него ли Падма.
В ответ я услышал короткое «нет». Если бы Падма был у него, дорсаец типа Яна скорее отказался бы отвечать, чем прямо солгал. Я сдался. Я падал с ног от усталости и сказал себе, что должен поехать домой, поспать хотя бы несколько часов, а потом снова начать поиски.
Взяв с собой в машину одного из солдат, чтобы тот поручился за меня перед патрулями, я вернулся в свою темную квартиру. Когда я вошел в гостиную и включил свет, то увидел Падму. Он ждал меня, расположившись в одном из кресел.
Потрясение, которое я испытал, оказалось достаточно сильным – словно передо мной возник призрак человека, с чьих похорон я только что вернулся. Я остановился, уставившись на него.
– Извините, что застал вас врасплох, Том, – сказал он. – Я знаю, вы собирались выпить и забыть обо всем на несколько часов. Так или иначе, почему бы вам действительно не выпить?
Падма кивнул в сторону бара, встроенного в угол гостиной. Я никогда им не пользовался, за исключением тех случаев, когда принимал гостей; но он всегда был полон – это входило в договор об аренде. Я подошел к стойке и смешал бренди с водой. Я знал, что нет никакого смысла предлагать Падме алкоголь.
– Как вы сюда попали? – спросил я, не оборачиваясь.
– Сказал вашему привратнику, что вы меня искали, – ответил Падма. – Он меня впустил. Мы, экзоты, не настолько часто встречаемся на вашей планете, чтобы он меня не узнал.
Я одним глотком осушил полстакана и сел в противоположное кресло. Освещение в квартире стало ярче, когда за, окнами стемнело. Мягкий свет лился с потолка и из маленьких отверстий и ниш в стенах. В своих голубых одеждах Падма выглядел словно изображение Будды, возвышающегося над всем человеческим и житейским.
– Что вы здесь делаете? – поинтересовался я. – Целый день вас ищу.
– В сложившейся ситуации вы вполне могли обратиться ко мне за помощью. Поэтому я хотел встретиться с вами там, где вы не могли бы предположить, что причиной моего отказа является давление извне.
– Отказа? – удивился я. Бренди и вода, которые я проглотил, казалось, уже ударили мне в голову. – Вы даже не собираетесь меня выслушать, прежде чем сказать «нет»?
– Надеюсь, – произнес Падма, – что сначала вы выслушаете меня, Том, прежде чем отвергнуть то, что я собираюсь вам сказать.
– Вы думаете, что я могу как-то воздействовать на Яна Грима, чтобы тот увел своих солдат на расстояние половины окружности планеты от Бловена, или иным образом вывести ситуацию из нынешнего критического состояния. Но правда в том, что я не могу этого сделать; и даже если бы я мог, я бы этого не сделал.
– Не сделал бы, – тупо повторил я.
– Да. Именно так. Но не просто по собственному выбору. В течение четырех веков, Том, мы убеждали всех остальных, что предназначение человечества связано с настоящим и прошлым. У нас, экзотов, есть сейчас достаточно точная наука, называемая онтогепетикой, которая помогает предвидеть исторические последствия того или иного события в настоящем или будущем. Мы не делаем секрета из существования подобной науки. Но это не означает, что мы можем управлять событиями, особенно когда другие все еще стремятся отвергнуть самое существо того, с чем мы имеем дело – концепцию большой, перемещающейся картины событий, которые включают в себя всех нас и наши жизни.
– Я католик, – сказал я. – Я не верю в предназначение.
– И мы, жители Мары и Культиса, тоже, – продолжал Падма. – Но мы верим в физику человеческих действий и взаимодействий, которые, как мы считаем, работают в определенном направлении, стремясь к определенной цели, которая, как мы сейчас считаем, отстоит менее чем на сто лет – если, собственно, мы уже ее не достигли. Движение к этой цели нарастало по крайней мере в течение последнего тысячелетия. Ни один индивидуум или группа в настоящее время не в состоянии противостоять этому движению или изменить его направление. Лишь некто более могущественный, чем человек, каким мы его знаем, мог бы это сделать.
– Наверняка, – согласился я. Стакан в моей руке был пуст. Я не помнил, как выпил остаток его содержимого; но алкоголь в некоторой степени снял усталость и напряжение. Я встал, снова подошел к бару и вернулся с полным стаканом, в то время как Падма молча ждал. – Конечно, я понимаю. Вы думаете, что заметили здесь историческую тенденцию; и не хотите вмешиваться, боясь ее нарушить. Изящное оправдание тому, чтобы ничего не делать.
– Это не оправдание, Том. – И на этот раз в его голосе прозвучала некая глубокая нота, которая на мгновение очистила мой разум от паров бренди и заставила меня взглянуть на него. – Я не говорил, что не собираюсь ничего предпринимать в данной ситуации. Я говорю, что ничего не могу сделать. Даже если бы я попытался – это было бы бесполезно. Не только для вас эта ситуация чересчур тяжела: для всех остальных тоже.