– Я хотел спросить Джона, как наши люди отнеслись к появлению Рррнлфа и Каролинуса, – сказал Джим, глядя на Энджи, – но вряд ли управляющий рассказал бы нам всю правду. Посмотрим сами, что из этого вышло. – Джим перевел взгляд на огонь в камине. – Да и в этом ли дело... – тихонько пробурчал он.
– За последнее время тебе досталось, – сочувственно сказала Энджи.
Она поднялась с кресла и подошла к камину, по пути поцеловав Джима. Энджи взяла кочергу и пошевелила дрова. Посыпались искры, взметнулись языки пламени. Энджи оставила кочергу и вернулась на свое место. Джим не отводил взгляда от огня.
– Скажи мне, – доверительно попросила Энджи, – куда ты ходил за жезлом?
– Ходил за жезлом? – встрепенулся Джим.
– Ты мне как-то рассказывал, что Каролинус проделал большой путь, чтобы добыть жезл. Помнишь, ему понадобился жезл, чтобы помочь вызволить меня из Презренной Башни? Ты, наверное, проделал не меньший путь?
– С чего ты взяла, что я куда-то ходил? – спросил Джим. – Разве я исчезал?
– Нет, – ответила Энджи. – Но я чувствовала, что ты уходил. Какое-то мгновение тебя не было рядом со мной. Где ты пропадал?
– Карабкался в гору, – ответил Джим. – Это было... – Джим замолчал. Ему хотелось обо всем рассказать Энджи, и в то же время он чувствовал, что не может сделать это сейчас. – Я расскажу тебе обо всем позже, – наконец сказал Джим. – Пусть пройдет какое-то время. Я буду более беспристрастен.
– Но я права? – спросила Энджи. – Ты проделал такой же большой путь, как и Каролинус. Джим кивнул.
– Все складывается воедино, – сказал он и немного помолчал. – Даже странное поведение слуг является частью одного целого. Ты знаешь так же хорошо, как и я, что они относились бы к нам по-другому, если бы мы родились в четырнадцатом веке. Мы можем одеваться, как окружающие нас люди, соблюдать их обычаи, говорить с ними на одном языке, но от этого ничего не изменится. Мы как были, так и останемся для них чужими. – Джим угрюмо посмотрел на Энджи. – Мы решили остаться в четырнадцатом веке, потому что нам здесь понравилось, – продолжил Джим. – Не захотели ничего менять. И что получилось? Мне приходится во все вмешиваться. Не желая того особенно, я стал магом и напропалую использую магию, да еще пользуюсь ею исходя из реалий двадцатого века. А разве мы не заразили бациллой двадцатого века наших людей?
Джим прервал свою речь. Энджи молчала. Наверное, ей и возразить нечего, решил Джим.
– Но что случилось, то случилось. И все же я чувствую себя здесь чужим, неким инородным телом, попавшим в смазку хорошо отлаженного двигателя, который после такого надругательства над собой начал давать сбои. Думаю, я знаю, что беспокоит наших людей. Они не любят, когда мы покидаем замок.
– По-моему, ты ошибаешься, – сказала Энджи.
– Ну как же! Быть под началом у таких хозяев, как мы, очень удобно. Слуги могут повсюду хвастаться, что их лорд – маг. А таких благодушных господ в четырнадцатом веке больше не сыщешь. Нас ничего не стоит обвести вокруг пальца, и, будь уверена, нашей беспечностью пользуются без зазрения совести. Теперь нам дают понять, чтобы впредь мы и не помышляли покидать замок, не испросив на то разрешения у слуг.
– Джим... – укоризненно произнесла Энджи.
– Все так и есть, мы с тобой здесь чужие. Что бы я ни сделал для благоустройства замка, будь то гипокауст для обогрева помещения или что другое, все воспринимается слугами болезненно. И они правы. У них свой мир, в который мне лучше не соваться. Я даже подозреваю, что слуги потихоньку начинают нас ненавидеть, хотя, может быть, еще и сами этого не осознали.
Джим замолчал. Энджи замерла в кресле, устремив взгляд на мужа.
– Ты действительно устал, добывая свой жезл, Джим, – наконец сказала Энджи. – Но я думаю...
В дверь постучали.
– Какого черта! – воскликнул Джим, поднимая голову. – Кого там еще несет?
– Войдите! – сказала Энджи. В комнату вошел Джон и тщательно прикрыл за собой дверь.
– Милорд, – монотонно произнес Джон, – Плайсет из буфетной хочет попросить прощения за пролитое вино.
– Лорд примет ее, – опередив Джима, сказала Энджи.
– Хорошо, миледи, – повиновался Джон и вышел из комнаты, затворив дверь.
Наконец дверь снова открылась, и Джон ввел в комнату Гвинет Плайсет. Лицо женщины было заплакано, она заламывала руки.
Плайсет бросилась прямо к Джиму и едва не упала перед ним на колени. И упала бы, если не Джим.
– Стой! – гаркнул он во все горло. Гвинет Плайсет не без труда выпрямилась и тут же затараторила:
– Милорд, я сама во всем виновата. Безропотно подчинюсь воле милорда. Все эти годы я верно служила своему господину, прошу прощения и молю вашу светлость о снисхождении.
Речь была явно заранее приготовлена, но Джим был не в том настроении, чтобы по достоинству оценить старания Гвинет Плайсет.
– Хорошо, Плайсет, – холодно сказал Джим. – Не будем больше говорить об этом. Можешь идти.
– Подожди минуту! – воскликнула Энджи. Около месяца назад апартаменты лорда и леди замка расширились. К комнате Джима и Энджи – на том же этаже башни – пристроили спальню и столовую. Энджи указала рукой на дверь в спальню:
– Иди туда и подождите меня, Гвинет. Я сейчас приду. – Энджи повернулась к Джону:
– Можешь идти.
– Слушаюсь, миледи, – повиновался управляющий и вышел из комнаты. Энджи поднялась с кресла:
– Сейчас я узнаю, Джим, почему слуги ведут себя, как ты утверждаешь, странно. Мы с Гвинет всегда ладили. Она мне все расскажет. Подожди меня, я скоро вернусь.
Энджи направилась в спальню и затворила за собой дверь.
Джим остался один. Он встал, налил в кубок вина и снова сел у камина.
Из-за двери в спальню послышались голоса, правда, о чем говорили женщины, было не разобрать. Да и что толку от этого разговора? Ничего вразумительного Энджи все равно не узнает, решил Джим, потягивая вино. Положение не изменится. Жизнь мага и рыцаря не для Джима, только надо было думать об этом раньше.
Джим уставился на огонь и предался невеселым мыслям. Неожиданно из-за двери в спальню донесся плач. Плакали навзрыд. Наверняка Гвинет. Энджи плакала редко и украдкой.
Все запуталось, подумал Джим. Какой из него лорд! Он просто играет роль хозяина дома, и все вокруг это понимают. Пора домой, оставаться здесь больше нельзя.
Джима прошиб озноб. А если у него не хватит магической энергии, чтобы перенести себя и Энджи в двадцатый век? Скорее всего, так и будет. Слишком много отдано сил там, на горе, когда он карабкался за жезлом. А другой возможности вернуться в двадцатый век Джим не видел.
Неожиданно дверь в спальню отворилась, и Энджи с Гвинет Плайсет вошли в комнату.
Плайсет была вся в слезах, но, как ни странно, улыбалась. Похоже, она была счастлива.
– Как хорошо, что вы с миледи вернулись домой, – сказала Гвинет Плайсет.
Она неловко присела в реверансе, заспешила к двери и вышла из комнаты.
Энджи подошла к Джиму.
– Ну и что ты узнала? – спросил Джим.
– То, что хотела узнать. Гвинет мне все рассказала. Джим, наши люди ничуть не осуждают нас, когда мы покидаем замок. Им это и в голову не приходит. Джим, они любят нас! Просто стесняются выставлять свои чувства напоказ. Они счастливы, что мы вернулись в замок целыми и невредимыми. Не забывай, в каком веке мы живем.
– Но слуги так странно вели себя...
– Они хотели показать, что наше возвращение – обычное дело, а не повод для праздника. Джим, мы должны позволить им отпраздновать это событие.
Джим недоверчиво смотрел на Энджи. Все, что он услышал, не укладывалось у него в голове.
– Ты сказала, они любят нас. За что?
– Какая разница за что? Они любят нас, потому что любят. И мы любим их. Разве ты никогда не чувствовал доброго к себе отношения со стороны окружающих?
– По правде говоря, чувствовал... – сказал Джим и ненадолго замолчал. – Брайен, Дэффид ап Хайвел, Жиль, да и другие наши друзья относятся ко мне с симпатией. Похоже, все они радуются, когда встречаются с нами, уж и не знаю почему. Приходится только удивляться. Может быть, они чего-то ждут от меня. Энджи, ты меня знаешь. К лучшему мне не измениться. Какой я есть, таким и останусь.
Энджи забралась Джиму на колени, обняла и поцеловала его.
– Джим Эккерт, – торжественно сказала Энджи, заглядывая мужу в глаза, – оставайся всегда таким, какой ты есть.
Раздался стук в дверь.
– Нельзя! – воскликнул Джим. Энджи соскочила с колен мужа.
– Войдите! – разрешила Энджи. В комнату снова вошел управляющий Джон. Хотя и едва уловимо, но было заметно, что управляющий изменился. Он снова стал самим собой и уже не походил на того строгого надзирателя, который совсем недавно оповещал Джима и Энджи о происшедших в замке событиях.
– Прошу прощения, милорд, миледи, – сказал управляющий извиняющимся тоном, – снова явился морской дьявол. Он во дворе и хочет говорить с вами. Морской дьявол привел с собой маленького уродливого человечка.
Джим посмотрел на Энджи. Энджи посмотрела на Джима.
– Передай морскому дьяволу, что я сейчас приду, – сказал Джим.
– Слушаюсь, милорд, – повиновался управляющий и вышел из комнаты.
Джим и Энджи снова переглянулись. Джим вздохнул и обескураженно покачал головой. Энджи улыбнулась. Заулыбался и Джим. Через мгновение оба весело хохотали.
– Поспеши, а то морской дьявол опять разляжется у конюшни, – сказала Энджи, вытирая рукой выступившие из глаз слезы.
Джим счастливо вдохнул полной грудью и поднялся с места.
– Иду, – сказал он и направился к двери.
– За последнее время тебе досталось, – сочувственно сказала Энджи.
Она поднялась с кресла и подошла к камину, по пути поцеловав Джима. Энджи взяла кочергу и пошевелила дрова. Посыпались искры, взметнулись языки пламени. Энджи оставила кочергу и вернулась на свое место. Джим не отводил взгляда от огня.
– Скажи мне, – доверительно попросила Энджи, – куда ты ходил за жезлом?
– Ходил за жезлом? – встрепенулся Джим.
– Ты мне как-то рассказывал, что Каролинус проделал большой путь, чтобы добыть жезл. Помнишь, ему понадобился жезл, чтобы помочь вызволить меня из Презренной Башни? Ты, наверное, проделал не меньший путь?
– С чего ты взяла, что я куда-то ходил? – спросил Джим. – Разве я исчезал?
– Нет, – ответила Энджи. – Но я чувствовала, что ты уходил. Какое-то мгновение тебя не было рядом со мной. Где ты пропадал?
– Карабкался в гору, – ответил Джим. – Это было... – Джим замолчал. Ему хотелось обо всем рассказать Энджи, и в то же время он чувствовал, что не может сделать это сейчас. – Я расскажу тебе обо всем позже, – наконец сказал Джим. – Пусть пройдет какое-то время. Я буду более беспристрастен.
– Но я права? – спросила Энджи. – Ты проделал такой же большой путь, как и Каролинус. Джим кивнул.
– Все складывается воедино, – сказал он и немного помолчал. – Даже странное поведение слуг является частью одного целого. Ты знаешь так же хорошо, как и я, что они относились бы к нам по-другому, если бы мы родились в четырнадцатом веке. Мы можем одеваться, как окружающие нас люди, соблюдать их обычаи, говорить с ними на одном языке, но от этого ничего не изменится. Мы как были, так и останемся для них чужими. – Джим угрюмо посмотрел на Энджи. – Мы решили остаться в четырнадцатом веке, потому что нам здесь понравилось, – продолжил Джим. – Не захотели ничего менять. И что получилось? Мне приходится во все вмешиваться. Не желая того особенно, я стал магом и напропалую использую магию, да еще пользуюсь ею исходя из реалий двадцатого века. А разве мы не заразили бациллой двадцатого века наших людей?
Джим прервал свою речь. Энджи молчала. Наверное, ей и возразить нечего, решил Джим.
– Но что случилось, то случилось. И все же я чувствую себя здесь чужим, неким инородным телом, попавшим в смазку хорошо отлаженного двигателя, который после такого надругательства над собой начал давать сбои. Думаю, я знаю, что беспокоит наших людей. Они не любят, когда мы покидаем замок.
– По-моему, ты ошибаешься, – сказала Энджи.
– Ну как же! Быть под началом у таких хозяев, как мы, очень удобно. Слуги могут повсюду хвастаться, что их лорд – маг. А таких благодушных господ в четырнадцатом веке больше не сыщешь. Нас ничего не стоит обвести вокруг пальца, и, будь уверена, нашей беспечностью пользуются без зазрения совести. Теперь нам дают понять, чтобы впредь мы и не помышляли покидать замок, не испросив на то разрешения у слуг.
– Джим... – укоризненно произнесла Энджи.
– Все так и есть, мы с тобой здесь чужие. Что бы я ни сделал для благоустройства замка, будь то гипокауст для обогрева помещения или что другое, все воспринимается слугами болезненно. И они правы. У них свой мир, в который мне лучше не соваться. Я даже подозреваю, что слуги потихоньку начинают нас ненавидеть, хотя, может быть, еще и сами этого не осознали.
Джим замолчал. Энджи замерла в кресле, устремив взгляд на мужа.
– Ты действительно устал, добывая свой жезл, Джим, – наконец сказала Энджи. – Но я думаю...
В дверь постучали.
– Какого черта! – воскликнул Джим, поднимая голову. – Кого там еще несет?
– Войдите! – сказала Энджи. В комнату вошел Джон и тщательно прикрыл за собой дверь.
– Милорд, – монотонно произнес Джон, – Плайсет из буфетной хочет попросить прощения за пролитое вино.
– Лорд примет ее, – опередив Джима, сказала Энджи.
– Хорошо, миледи, – повиновался Джон и вышел из комнаты, затворив дверь.
Наконец дверь снова открылась, и Джон ввел в комнату Гвинет Плайсет. Лицо женщины было заплакано, она заламывала руки.
Плайсет бросилась прямо к Джиму и едва не упала перед ним на колени. И упала бы, если не Джим.
– Стой! – гаркнул он во все горло. Гвинет Плайсет не без труда выпрямилась и тут же затараторила:
– Милорд, я сама во всем виновата. Безропотно подчинюсь воле милорда. Все эти годы я верно служила своему господину, прошу прощения и молю вашу светлость о снисхождении.
Речь была явно заранее приготовлена, но Джим был не в том настроении, чтобы по достоинству оценить старания Гвинет Плайсет.
– Хорошо, Плайсет, – холодно сказал Джим. – Не будем больше говорить об этом. Можешь идти.
– Подожди минуту! – воскликнула Энджи. Около месяца назад апартаменты лорда и леди замка расширились. К комнате Джима и Энджи – на том же этаже башни – пристроили спальню и столовую. Энджи указала рукой на дверь в спальню:
– Иди туда и подождите меня, Гвинет. Я сейчас приду. – Энджи повернулась к Джону:
– Можешь идти.
– Слушаюсь, миледи, – повиновался управляющий и вышел из комнаты. Энджи поднялась с кресла:
– Сейчас я узнаю, Джим, почему слуги ведут себя, как ты утверждаешь, странно. Мы с Гвинет всегда ладили. Она мне все расскажет. Подожди меня, я скоро вернусь.
Энджи направилась в спальню и затворила за собой дверь.
Джим остался один. Он встал, налил в кубок вина и снова сел у камина.
Из-за двери в спальню послышались голоса, правда, о чем говорили женщины, было не разобрать. Да и что толку от этого разговора? Ничего вразумительного Энджи все равно не узнает, решил Джим, потягивая вино. Положение не изменится. Жизнь мага и рыцаря не для Джима, только надо было думать об этом раньше.
Джим уставился на огонь и предался невеселым мыслям. Неожиданно из-за двери в спальню донесся плач. Плакали навзрыд. Наверняка Гвинет. Энджи плакала редко и украдкой.
Все запуталось, подумал Джим. Какой из него лорд! Он просто играет роль хозяина дома, и все вокруг это понимают. Пора домой, оставаться здесь больше нельзя.
Джима прошиб озноб. А если у него не хватит магической энергии, чтобы перенести себя и Энджи в двадцатый век? Скорее всего, так и будет. Слишком много отдано сил там, на горе, когда он карабкался за жезлом. А другой возможности вернуться в двадцатый век Джим не видел.
Неожиданно дверь в спальню отворилась, и Энджи с Гвинет Плайсет вошли в комнату.
Плайсет была вся в слезах, но, как ни странно, улыбалась. Похоже, она была счастлива.
– Как хорошо, что вы с миледи вернулись домой, – сказала Гвинет Плайсет.
Она неловко присела в реверансе, заспешила к двери и вышла из комнаты.
Энджи подошла к Джиму.
– Ну и что ты узнала? – спросил Джим.
– То, что хотела узнать. Гвинет мне все рассказала. Джим, наши люди ничуть не осуждают нас, когда мы покидаем замок. Им это и в голову не приходит. Джим, они любят нас! Просто стесняются выставлять свои чувства напоказ. Они счастливы, что мы вернулись в замок целыми и невредимыми. Не забывай, в каком веке мы живем.
– Но слуги так странно вели себя...
– Они хотели показать, что наше возвращение – обычное дело, а не повод для праздника. Джим, мы должны позволить им отпраздновать это событие.
Джим недоверчиво смотрел на Энджи. Все, что он услышал, не укладывалось у него в голове.
– Ты сказала, они любят нас. За что?
– Какая разница за что? Они любят нас, потому что любят. И мы любим их. Разве ты никогда не чувствовал доброго к себе отношения со стороны окружающих?
– По правде говоря, чувствовал... – сказал Джим и ненадолго замолчал. – Брайен, Дэффид ап Хайвел, Жиль, да и другие наши друзья относятся ко мне с симпатией. Похоже, все они радуются, когда встречаются с нами, уж и не знаю почему. Приходится только удивляться. Может быть, они чего-то ждут от меня. Энджи, ты меня знаешь. К лучшему мне не измениться. Какой я есть, таким и останусь.
Энджи забралась Джиму на колени, обняла и поцеловала его.
– Джим Эккерт, – торжественно сказала Энджи, заглядывая мужу в глаза, – оставайся всегда таким, какой ты есть.
Раздался стук в дверь.
– Нельзя! – воскликнул Джим. Энджи соскочила с колен мужа.
– Войдите! – разрешила Энджи. В комнату снова вошел управляющий Джон. Хотя и едва уловимо, но было заметно, что управляющий изменился. Он снова стал самим собой и уже не походил на того строгого надзирателя, который совсем недавно оповещал Джима и Энджи о происшедших в замке событиях.
– Прошу прощения, милорд, миледи, – сказал управляющий извиняющимся тоном, – снова явился морской дьявол. Он во дворе и хочет говорить с вами. Морской дьявол привел с собой маленького уродливого человечка.
Джим посмотрел на Энджи. Энджи посмотрела на Джима.
– Передай морскому дьяволу, что я сейчас приду, – сказал Джим.
– Слушаюсь, милорд, – повиновался управляющий и вышел из комнаты.
Джим и Энджи снова переглянулись. Джим вздохнул и обескураженно покачал головой. Энджи улыбнулась. Заулыбался и Джим. Через мгновение оба весело хохотали.
– Поспеши, а то морской дьявол опять разляжется у конюшни, – сказала Энджи, вытирая рукой выступившие из глаз слезы.
Джим счастливо вдохнул полной грудью и поднялся с места.
– Иду, – сказал он и направился к двери.