Диксон Хелен. Падение мисс Кэмерон

   Она мучительно краснела, пока он говорил, особенно когда высказывал предположения, кто она такая. Но не могла отрицать, что, когда второй раз они занялись любовью, она не находила его отталкивающим и он вызывал в ней чувства, совсем не похожие на отвращение. Даже сейчас, несмотря на страх и стыд, ее охватило непреодолимое стремление подойти и провести рукой по его мускулистой груди, запустить пальцы в его красивые волнистые волосы. Она посмотрела на его мощный торс, взгляд скользнул по плоскому животу, и, испугавшись вновь своих мыслей, быстро подавила искушение.
   Она должна к себе самой испытывать отвращение, потому что превратилась в распутную женщину, потерявшую невинность, которая нашла наслаждение в плотских утехах и сама желала их. Она была настоящей распутницей, но кто сделал ее такой, как не он? Он пробудил в ней это низменное желание, а теперь ей было страшно, ее мучил стыд за себя и за него.
   – Вы были как глоток свежего воздуха, – сказал он тихо, – после унылого пьяного вечера в набитой людьми таверне передо мной появилось видение. Вы обладаете красотой, которая способна соблазнить и святого.
   – Вы не нуждались в соблазнении вчера, – заметила она холодно, бросив на него обвиняющий взгляд и пытаясь справиться с с застежкой.
   Он подошел и, помогая ей, коснулся пальцами ее шеи. От этого прикосновения она отпрянула, как от удара, боясь его близости, не уверенная, что сможет противостоять, если он проявит настойчивость.
   – Прошу вас, умоляю, не дотрагивайтесь до меня. Вы неправильно судите обо мне. Я не падшая женщина и не собираюсь ею становиться. Вы ошиблись.
   Он прищурился, и сомнения зародились в его голове.
   – Но позвольте, мой ординарец Оакли нашел вас в публичном доме, разве не так? Он туда направился вчера вечером по моему заданию и с определенной целью.
   – Да, именно там мы с ним встретились, – подтвердила она и, волнуясь, продолжала: – Но там, в этом борделе, я искала пропавшего из сиротского приюта ребенка. Девочку, которая убежала оттуда к матери. Я занимаюсь благотворительностью, моя профессия – помогать бедным и несчастным детям, а не проституция, полковник Фитцуоринг. Я поверила господину Оакли, когда он сказал, что вы нуждаетесь в немедленной помощи, подумала, что вы ранены или больны, потому что он упомянул о сражениях в Испании. Теперь я понимаю, как мы оба заблуждались. Он искал женщину по имени Дельфина, это имя она присвоила на время, потому что в борделе любят менять имена, и на этот раз почему-то приглянулось мое. Но я не поняла, что произошло недоразумение, привыкла, что люди здесь знают меня и часто обращаются за помощью.
   Он начал понимать, что произошло.
   – Признаюсь, это было опрометчиво и глупо с моей стороны – пойти в отель с незнакомым человеком. Откуда мне было знать, что я стану жертвой безнравственного и пьяного типа…
   Он нахмурился:
   – Немного поздно для сожалений. Что сделано, то сделано, и прошлого не вернуть.
   – Но теперь я опозорена, безжалостное вы животное, и еще находите забавным свое приключение со мной, но я желала бы вам, полковник, чтобы вы заполучили в вашу постель ту, которая охотно откликнулась бы на ваши ласки и не стала потом вас ненавидеть. Неужели вы не чувствуете вины, вам безразлично, что просто изнасиловали меня, хотя я говорила, что хочу уйти, пыталась объяснить, что вы ошиблись.
   Он смотрел на нее с возрастающим интересом.
   – Я уже сказал, что сожалею, но признайтесь, что у вас было достаточно времени, чтобы сообщить мне о вашей ошибке до того, как все произошло.
   Он действительно сожалел, что так получилось, как и о том, что не узнал ее поближе и у него не будет времени, чтобы дать ей ту любовь, которую она заслуживает. Объясняя случившееся обстоятельствами, он снимал с себя вину, но все же… Лорд Фитцуоринг покачал головой, чувствуя некоторое смущение, и его черты приняли мягкое, виноватое выражение. Он посмотрел ей прямо в глаза, и его взгляд был полон искреннего раскаяния.
   – Я не стану вам лгать, поверьте, прошлой ночью я принял вас за…
   – Шлюху, – закончила она холодно.
   – Да. Мужчины – слабые создания, когда дело касается женщин. Понимаете, Дельфина, мы так устроены, что не можем устоять перед красивой женщиной. Но уверяю, я не дотронулся бы до вас, если бы знал правду. – Он улыбнулся примирительно, подошел и остановился в опасной близости. И прежде, чем она успела запротестовать, взял ее за руки и притянул к себе. Глядя на ее губы, он продолжал: – Однако случилось так, что я не только дотронулся, но и… И теперь мне не хочется вас отпускать. Подарите поцелуй на прощание, Дельфина, чтобы я помнил вас подольше. И посмотрим, смогу ли я растопить этим поцелуем лед, которым вы покрылись.
   И с этими словами он наклонился, прижался к ее губам, сначала осторожно, как будто испытывая ее терпение, потом сильнее, поцелуй становился все более страстным, он длился и длился. Крепко прижимая ее к себе, как будто впитывая всю прелесть этой очаровательной девушки, он все больше возбуждался от близости ее податливого тела, и все благоразумие в момент вылетело из его головы. Он ощущал сладость ее дыхания, вкус ее губ, чувствовал ее тепло, и желание овладело им с новой силой. Дельфина не могла не чувствовать, как сильно он возбужден. Она понимала, что вряд ли он даст ей теперь уйти, ее положение становилось опасным. Ей пришла в голову идея отрезвить его и наказать за попытку снова обольстить ее – она прикусила его за нижнюю губу до крови. Он сразу выпустил ее, почувствовав боль и соленый вкус крови во рту, и выругался.
   – И вы называете себя настоящим офицером и командуете людьми! – воскликнула она с негодованием, подавив рвущиеся от обиды рыдания, слезы туманили ей глаза. – Где вы научились таким манерам, полковник? В испанских борделях?
   Он уже опомнился и, подбоченившись, заглянул в полные слез, потемневшие от возмущения глаза.
   – Так-так… Наш котенок начал кусаться. У вас острый язычок, Дельфина, и, как оказалось, острые зубки. Но что-то не припомню такого яростного сопротивления, когда мы были в постели.
   – Еще бы вам припомнить, – возразила она гневно, – вы же были пьяны как сапожник.
   Он окинул взглядом стройную высокую фигуру, грудь, выступавшую из выреза корсажа, такие прелести трудно было скрыть даже самой нелепой и скромной одеждой, как и ее врожденную грацию.
   – Не настолько, чтобы не помнить, что произошло между нами, – тон его смягчился, – особенно когда мы с вами занимались любовью во второй раз, и даже смею утверждать, что вы получали удовольствие в равной степени со мной.
   Она в ярости замахнулась на него своей сумкой, целясь в довольно ухмылявшееся красивое лицо, но он успел отклониться, и сумка только чуть задела его.
   Он оторопел, ее атака была неожиданной и яростной.
   – В следующий раз я не промахнусь, – пообещала она.
   Он насмешливо приподнял красивую бровь:
   – А у нас будет следующий раз?
   – Только если со мной случится несчастье встретиться с вами! – крикнула она и решительно вытерла слезы тыльной стороной ладони. – Только дотроньтесь до меня, обещаю, будете петь сопрано всю оставшуюся жизнь! А теперь соблаговолите приказать вашему мистеру Оакли найти мне экипаж. Чем скорее я уйду и чем дальше от вас буду, тем лучше будет мое самочувствие.
   Тронутый до глубины души ее отчаянием, ругая себя, что стал этому причиной, он пытался хоть немного успокоить ее и расстаться мирно.
   – Но я, как джентльмен, не могу отпустить вас одну, без сопровождения. Если вы назовете адрес, я сам вас доставлю домой, вам нечего меня бояться, клянусь честью.
   – Вот как? Простите, но вынуждена отказаться. Я предпочитаю ехать одна.
   – Как пожелаете. Вы не моя пленница. Можете идти немедленно, если хотите.
   – Но я не могу. Я вошла сюда незамеченной и умру от стыда, если увидят, как я выхожу от вас.
   – Тогда я позову Оакли. Я бы сам пошел за экипажем, но в таком состоянии не могу выйти. – Он указал на свои бриджи, теснота которых ничего не оставляла воображению. – Это будет неловко.
   Она глазами проследила его жест и тут же пожалела об этом, увидев то, о чем он говорил. Кровь бросилась ей в лицо, и она поспешно отвернулась. И была рада, когда раздался осторожный стук в дверь, который спас ее от смущения.
   Он лишь мимолетно улыбнулся и пошел к двери.
   – Я мог бы компенсировать время, потраченное вами на меня, Дельфина. Какова цена, назовите. – И тут же пожалел о сказанном, по выражению глаз девушки он понял, что жестоко оскорбил ее.
   – Откуда мне знать ваши цены. Я уже сказала, что я не проститутка. Вы мне ничего не должны, полковник, и я не приму от вас ничего, но приличная сумма, пожертвованная сиротскому дому на Уотер-Лейн, была бы кстати.
   – Я об этом позабочусь. – Он перестал улыбаться, взгляд синих глаз потемнел. – Я понимаю и ваше негодование, и ярость. Мое поведение было непростительным. Поверьте, я чувствую свою вину перед вами.
   Его искренность смягчила ее сердце.
   – Что ж, я рада этому.
   – Это, конечно, не самое мое горячее желание, но, если вы хотите, можете дать мне пощечину. Моя физиономия в вашем распоряжении.
   Она медленно покачала головой:
   – Я вас ни в чем уже не виню.
   Они стояли, глядя друг на друга, и странное дело, ей хотелось его ненавидеть, но ненависти не было. Зато она понимала, что никогда не забудет эту ночь. Нахлынувшие воспоминания вызвали в ней дрожь омерзения к себе, своему телу, которое испытывало столь постыдные ощущения, которые пристали падшей женщине. Она вдруг увидела свое отражение в зеркале, и ее охватил гнев. «Предательница, ты позволила ему затащить себя в постель, ты не сопротивлялась, ты бессовестная, как все шлюхи, ничуть не лучше, где была твоя гордость».
   Он тем временем открыл дверь и впустил мистера Оакли, который при виде Дельфины глупо заулыбался, но Дельфина ответила ему таким свирепым взглядом, что он в растерянности отвернулся, глядя на своего хозяина, у которого на губах играла улыбка раскаявшегося грешника. Потом взгляд его упал на постель, и при виде красных пятен на простынях глаза верного слуги расширились, ища объяснений, он снова посмотрел на хозяина, который только кивнул, подтверждая догадки мистера Оакли.
   – Ты вчера ошибся, Оакли, как видишь. Это совсем не та Дельфина, за которой ты вчера ходил. К несчастью, это так. Достань для леди экипаж, и я буду признателен, если ты сделаешь так, чтобы она вышла из гостиницы никем не замеченной.
   Надев шляпку, с сумкой в руках, она последовала за Оакли, надеясь, что никогда больше не увидит полковника Фитцуоринга. И ненависть снова овладела ею, она никогда не забудет своего унижения и позора, в котором он повинен.
   Дельфина не помнила, как выходила и садилась в экипаж, пришла в себя только по дороге домой в Мейфэр. В ней бушевал целый вихрь сожалений, гнева, она спрашивала себя, почему он посмел так с ней поступить и как она могла вести себя подобным образом. Случилось самое ужасное, что могло произойти с незамужней девушкой ее сословия. И вдруг заледенела от дурных предчувствий, наконец полностью осознав глубину своего падения и пугаясь тех ощущений, которые открыли для нее новую сторону жизни.
 
   Дельфина была дочерью лорда Джона и леди Эвелины Кэмерон. Семья жила в одном из самых элегантных особняков, прилегающих к Беркли-сквер. Выйдя из экипажа, Дельфина уже поднималась по ступенькам, когда дверь распахнулась и появился Дигби, дворецкий, которого она знала всю свою жизнь.
   – Доброе утро, Дигби, – сказала она, входя в холл. Дельфина не сомневалась, что его мучит любопытство, как и всю семью. Почему она явилась утром, что за причина была провести ночь вне дома, никого не предупредив. Да поможет ей Бог, если правда выплывет. – Кто-нибудь встал или все еще спят?
   – Леди Кэмерон в гостиной. Она страшно беспокоилась, когда вы не появились дома вчера, и ночью почти не спала. Она велела мне немедленно послать вас к ней, как только вы появитесь.
   Сердце у Дельфины упало. Ей хотелось принять ванну и переодеться, прежде чем она предстанет перед проницательным материнским взором, но ничего не оставалось, как повиноваться.
   – Хорошо, я иду к ней. А пока попросите горничную приготовить для меня ванну, если вам не трудно, Дигби.
   Мать Дельфины сидела в своем любимом кресле у окна. Хотя было еще рано, утро обещало жаркий день, такой же, как накануне, и в гостиной было уже душно. Леди Кэмерон, женщина среднего роста и сложения, с седеющими волосами, идеально уложенными, несмотря на ранний час, обмахивалась веером. Едва переступив порог гостиной, Дельфина сразу поняла, что мать очень рассержена. Гневно поджав губы, леди Кэмерон оглядела дочь с головы до ног подозрительным взглядом, и взмахи веера участились, что означало крайнюю степень негодования. Обе молчали, слышен был только шорох веерных пластин. Волнуясь, Дельфина прошла вперед и встала за одним из кресел, держась руками за его спинку, как будто искала поддержку.
   – Доброе утро, мама. Прости, что заставила тебя волноваться.
   – Волноваться? – Голос матери выдавал крайнее раздражение. – Но ты прекрасно знала, что я ждала тебя вчера на свой музыкальный вечер, а ты не только не соизволила явиться, но даже не прислала записку, предупреждая, что тебя не будет дома и ночью. Это никуда не годится. Где ты была? Я должна знать! И посмотри на себя – твоя одежда выглядит так, как будто ты в ней спала.
   – Я… Я была в сиротском приюте, пока не стемнело. Дело в том, что оттуда сбежали вчера двое детей, я помогала их разыскать, а когда закончила работу, было так поздно, что я решила остаться на ночь.
   Мать прищурила глаза:
   – Не верю ни одному слову, Дельфина. Ты лжешь, и я это знаю наверняка. Когда ты не явилась домой, я послала лакея в приют забрать тебя. Ему сказали, что ты уже ушла. Меня охватывает ужас, когда я воображаю, с какими отбросами общества ты там сталкиваешься. Это вина Селии, она вовлекла тебя в опасную деятельность.
   – Это не вина тети Сели. – Пойманная на лжи, Дельфина уже понимала, что придется сказать матери правду. – Я ходила искать маленькую девочку, пропавшую из приюта.
   – Ты нашла ее?
   Дельфина кивнула:
   – Да.
   – И где же?
   – Она… Она убежала к матери, в бордель, который держит миссис Кокс на другом конце Уотер-Лейн.
   – Так. Значит, ее мать – падшая женщина. И ты хочешь мне сказать, что входила в это заведение?
   – Да, – уже спокойнее отозвалась Дельфина.
   Ее мать всю свою жизнь до брака провела в Бате, в самом уединенном его районе. Ее день неизменно начинался с прогулки вокруг Мейфэра, потом магазины, чай с друзьями, музыкальные вечера, приятные светские развлечения. Она никогда не бывала в таких местах, как Сент-Джилл, и подобных ему, в ее представлении они были рассадником разврата и заразы. Никогда не встречалась с такими женщинами, как Мег, и детьми, подобными Мэйзи. Она не верила убеждению Селии и своей дочери, что на путь порока таких женщин могли подтолкнуть отчаянная нищета или тяжелые обстоятельства. Поэтому мать никогда не поймет страданий этих несчастных.
   – Главная черта леди, Дельфина, – это подобающие манеры и соответственное поведение, не важно – на публике или дома. У тебя нет ни того ни другого. Но почему ты стала такой? Почему твои сестры не являются примером для тебя?
   – Но, мама…
   – Нет на леди ты не похожа. Ты слишком много споришь, ты не повинуешься ни правилам, ни родителям. Ты вообще делаешь вещи, которые немыслимы для молодой девушки твоего сословия. Ты подвергаешься опасности, появляясь на улицах ночью и в любую погоду там, где и днем нельзя бывать без риска для жизни, где рыщут убийцы, головорезы и грабители.
   Слезы навернулись на глаза Дельфины.
   – Это не так страшно. Все эти неприятности и неудобства не причиняют мне такого страдания, как равнодушие родных. Быть чужой для отца и матери из-за того, что не родилась мальчиком, которого они ждали. Вот что такое настоящая боль.
   Слова вылетели прежде, чем она подумала, и заставили мать с изумлением посмотреть на дочь. Она, видимо, смутилась от неожиданного обвинения и замолчала, сбитая с толку упреками дочери. Дельфина страдала как никогда. Она страстно желала любить и быть любимой. Но не имела любви родных, а теперь еще и потеряла невинность.
   Она взяла себя в руки, немного успокоилась и продолжала:
   – Я не должна была так говорить с вами, но вы сейчас вынудили меня объясниться, я еще никогда этого не делала. Но знайте, что я страдала, мне всегда недоставало любви и ласки.
   Леди Кэмерон поднялась с кресла и выпрямилась, величественно подняв голову, на ее лице отчетливо читался гнев.
   – Твой отец и я, мы оба, старались дать тебе все, Дельфина. – В голосе ее прозвучали печальные нотки, но она старалась сохранить самообладание. – Мы делали все, что могли, что было в наших силах. Но тебе ничего не надо, кроме твоей неблагодарной работы, ты живешь для других, считаешь их более достойными твоего внимании. Ни для нас, ни даже для себя самой в твоей жизни нет места. Не знаю, откуда это в тебе – такая тяга или склонность к людям низшего сословия. Это можно было бы уважать, относись ты к близким с таким же вниманием.
   – Прости, мама, – сдавленным голосом отозвалась Дельфина, – ты не права – я люблю и тебя, и папу, и сестер, но и моя работа приносит мне радость.
   – Если бы ты была примерной дочерью, ты бы не чувствовала себя обделенной. Но я все еще жду твоих объяснений, где ты была ночью. Могу я предполагать, что ты провела ее в этом борделе?
   Дельфина, побледнев, смотрела в сторону. Но леди Кэмерон подошла вплотную, повернула ее лицо к себе и заглянула в глаза. Она вглядывалась пристально, пытаясь прочитать в глазах дочери правду. Потом вдруг потянула носом, так, словно уловила чужеродный запах, неоспоримый запах физического контакта. И сразу все поняла.
   – Ты сделала это? – спросила она потрясенно. – Ты была с мужчиной? Отвечай мне!
   Дельфина смогла только кивнуть в ответ, и давно сдерживаемые слезы хлынули градом из ее глаз. Потом, как будто стараясь скорее облегчить душу, унять сердечную боль, покончить с недосказанностью и, возможно, найти сочувствие и понимание, она сбивчиво рассказала матери о встрече с лордом Фитцуорингом. Опять вспомнила, как сама подчинилась ему и охотно отвечала на ласки, когда он овладел ею во второй раз. Он был победителем, она – его жертвой. Жертвой его мужественной физической красоты, необыкновенных синих глаз и своих неожиданных желаний, вызвавших ее страсть и чувство близости с этим человеком.
   А может быть, решающим оказалось влияние борделя. Вся его атмосфера и то, что там происходило, просто не могли не подействовать, это происходило постепенно и незаметно, разрушая ее и выпуская темные смутные желания на свободу. И потом она пала жертвой этого любителя развлечься с продажными женщинами, стала легкой добычей при первом же натиске, сама отдавалась и желала мужчину, незнакомца. Зато теперь она знала, что такое взаимное влечение и какое наслаждение мужчина и женщина получают от близости. Это закон природы, так распорядилась жизнь, поэтому физическая близость не может быть чем-то противоестественным. Но ее мать имела об отношениях мужчины и женщины другое представление.
   Леди Кэмерон в немом ужасе слушала сбивчивый рассказ дочери. Сначала она испытала шок. Потом не могла поверить, что это сделала ее дочь. Но поверив и понимая, что ничего уже не исправить, лихорадочно искала выход. И вот глаза ее заблестели, как в тот день, когда ее старшая дочь выходила за лорда Ранделла. Растерянность сменилась решимостью. Под маской недовольства и холодности скрывалась мать, с ее защитными инстинктами по отношению к своему дитяти. Надо было избежать скандала и попытаться извлечь из ситуации все возможное, чтобы ее исправить.
   – Этот человек – полковник у Веллингтона, ты говоришь? Что еще о нем известно? Он титулован? Богат? Говори.
   – Он лорд. Лорд Стивен Фитцуоринг. Это все, что я знаю о нем.
   – Твое поведение было полностью безответственным и требует осуждения. Ты должна за это заплатить. А он должен жениться на тебе теперь, если он джентльмен, хотя я сомневаюсь в том, что он так поступит.
   Она никогда еще не видела свою мать такой. Леди Кэмерон смотрела на дочь таким взглядом, как будто перед ней стояла одна из продажных женщин заведения миссис Кокс, а не собственная дочь. Ее глаза остановились на талии дочери, потом снова вернулись к ее лицу.
   – А если у тебя будет ребенок, ты задумывалась об этом?
   Дельфина страшно побледнела, холодный ужас липкой лапой сжал ее сердце. В своей наивности и неопытности она и не подумала, лежа под полковником Фитцуорингом, о том, какие последствия могут возникнуть от такого поступка.
   Она открыла рот, чтобы заговорить, но мать жестом, полным негодования, велела ей молчать.
   – Молчи. Ты безнравственна и распутна, как блудница Иезавель. Я дрожу от страха, что будет, когда узнает твой отец.
 
   Джон Кэмерон имел предков шотландцев и унаследовал взрывной характер. Невысокий, коренастый, с седеющими рыжевато-коричневыми волосами, он легко возбуждался и гневался. И когда жена рассказала ему обо всем, что натворила его младшая дочь, яростный взрыв последовал незамедлительно.
   – Всегда знал, что ничего хорошего ждать не приходится от твоего шатания по приютам, какими бы благими намерениями ты ни руководствовалась. – Его лицо наливалось кровью, он шумно дышал. – А потом ты легла в постель к мужчине и потеряла невинность. Теперь на тебе лежит пятно бесчестья, если ты не выйдешь замуж. За него, если он на тебе женится. Ты хоть понимаешь это?
   Дельфина выпрямилась и взглянула на отца:
   – Я совершила ошибку, папа, и теперь буду сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Моя совесть нечиста, но разве тут возможен брак?
   – Только брак. Слава богу, он оказался человеком нашего круга, подходит нам по положению.
   – Он не женится на мне.
   – Увидим. Если Фитцуоринг думает, что может запятнать мое честное имя и соблазнить безнаказанно одну из моих дочерей, а потом как ни в чем не бывало вернуться в Испанию, он глубоко заблуждается. Он заплатит за это, и будьте уверены, я об этом позабочусь.
   Ее охватило безнадежное отчаяние; не в силах произнести ни слова, она стояла, бессильная противостоять объединенной воле родителей, которые пришли к решению.
 
   Два дня спустя отец позвал ее к себе. Она ожидала очередных назиданий и, пригладив волосы, поспешила в его кабинет. Он стоял у камина.
   – Входи, Дельфина.
   И кивнул на высокого мужчину, в красном мундире и белых брюках, с военной выправкой, тот стоял у окна спиной к ней – ноги расставлены, руки заложены за спину.
   – Ты уже знакома с полковником Фитцуорингом, разумеется.
   Сердце у нее бешено забилось. Она не ожидала такой встречи, и теперь вихрь противоречивых чувств поднялся в ней. Он повернулся и посмотрел на нее своими необыкновенными глазами цвета вечернего неба, и она сразу ощутила необыкновенное волнение, вспомнив все, что произошло между ними. Невозможно было не залюбоваться его стройной фигурой, которую так выгодно подчеркивала военная форма, красный цвет мундира приятно оттенял загорелую кожу. Он был великолепен. Но неожиданно она заметила легкие тени усталости под его глазами.
   Не справляясь с волнением под пронзительным взглядом синих глаз, она дотронулась рукой до горла, а память уже возвращала ее к той ночи, и невольно перед внутренним взором появлялись картины, когда он снимал с нее одежду, как она осталась совершенно нагая в его власти. О да, она помнила его. Ей напомнили все клеточки ее тела и всей смятенной души. Но он остался бесстрастным и не подал виду, что узнал ее.
   Она справилась с замешательством после неловкого молчания, сделала над собой усилие и, подавив дрожь в голосе, произнесла, стараясь быть холодной и светски учтивой:
   – Да, мы знакомы. Добрый день, полковник Фитцуоринг.
   – Мисс Кэмерон. – Он поклонился, как ей показалось, с насмешливым видом.
   Стивен был и смущен и взбешен. Он не ожидал такого приема и жестокого разноса, который ему учинил лорд Кэмерон. Тот отчитал его, как мальчишку. Буквально пригвоздил обвинениями в нарушении всех правил приличий и порядочности. Его гнев проявлялся в стальном блеске холодных синих глаз, которые он не сводил сейчас с Дельфины. Его взгляд как будто прожигал ее насквозь, а его молчание становилось нестерпимым. Своим присутствием он так подавлял, что казалось, заполнил всю комнату. Но ей хватило ума и сообразительности понять, что он использует сейчас это тяжелое молчание как оружие. В тех случаях, когда мужчине просто нечего сказать в свое оправдание, он предпочитает молчать. Ведь он привык сам командовать людьми и не терпел нотаций, никто из подчиненных не осмелился бы прервать молчание лорда Фитцуоринга. Все должны испытывать страх, когда он проявляет такую властную агрессию. Дав про себя такую характеристику этому заносчивому человеку, она стряхнула с себя наваждение, навязанное чужой волей.
   – Вы здесь только потому, что вас позвал мой отец. Это так, полковник Фитцуоринг? – холодно спросила она.