Диксон Хелен. Завещание Сомервилля

   Неожиданно земля под ней содрогнулась, раздался оглушительный грохот, ее едва не выбило из седла. Так вот почему люди так стремительно покидали место будущей шахты! За первым сразу же последовал второй взрыв, выбросивший высоко в воздух могучую струю камней и скального щебня.
   Перепуганная лошадь, дико вращая глазами, заржала, закусила удила и бросилась вскачь. Ева — опытная наездница — понимала, что остановить ее невозможно, и старалась хотя бы держать ее подальше от деревьев. Такой темп лошадь долго не выдержит, в конце концов сама замедлит бег.
   И вдруг, к ужасу Евы, перед ней выросла высокая изгородь — непреодолимое препятствие для ее лошади. Опасаясь худшего, Ева в отчаянии вонзилась правой пяткой в бок кобылы, и та, к счастью, послушно повернула вправо. И через некоторое время замедлила бег. Ева, с облегчением вздохнув, услышала стук копыт за своей спиной.
   Наконец ей удалось остановить лошадь, и, смертельно бледная, она обернулась назад. Через подлесок мчался гнедой жеребец со слившимся с ним воедино Маркусом Фицала-ном.
   Фицалан остановил жеребца, подбежал к Еве и стянул ее с лошади.
   — Уберите ваши руки! — вскрикнула она.
   — Что это вы, черт возьми, вытворяете? — набросился на нее Фицалан. — Или решили покончить с собой?
   — Это я — то вытворяю? А не вы? Почему не предупредили о взрыве?
   — Надо было проверить, все ли удалились на безопасное расстояние. А вы были достаточно далеко, вам ничто не угрожало.
   — Да-а-а?! Расскажите это моей лошади. Взгляните на нее, она до сих пор дрожит от страха.
   — Значит, вы не умеете ею управлять.
   — Еще как умею. И вы только что видели, что умею, только скорее умрете, чем признаете это.
   — Может, вы и правы, — ответил Фицалан и, отступив на шаг, заметил, что Ева в бриджах.
   — Вы всегда ездите одна, в бриджах и загоняете лошадь до полусмерти?
   — Нет, но сегодня мне захотелось вырядиться именно так.
   — А бабушка? Она еще в Бернтвуд-Холле?
   — Да, и будет здесь до тех пор, пока моя судьба не определится.
   — Весьма разумно, если учесть сегодняшний эпизод. А она знает, что вы уехали?
   — Бабушка даже не знает, что меня нет дома. Я люблю вести себя так, как мне хочется, мистер Фицалан. Чувствовать себя свободной.
   — Уж не злоупотребляете ли вы вашей свободой, мисс Сомервилль? — спросил Маркус резко, думая, что ни разу не видел ее такой привлекательной. Она излучала энергию, ничто в ней не напоминало о том, что она только что подверглась смертельной опасности.
   — Вы всегда позволяете себе такие замечания? Я не делаю ничего постыдного, и, пожалуйста, не воображайте, что я выбрала такой маршрут в надежде встретиться с вами. В мои намерения не входило выезжать за пределы владений Сомервиллей, и, если не возражаете, я сейчас туда возвращусь.
   — Только после того, как ваша лошадь, да и вы сами остынете, — решительно заявил Маркус и стал так, что Ева не могла вскочить в седло.
   Ева вспыхнула от возмущения.
   — Тогда я поведу ее за повод, пешком.
   — Две мили?
   — Да хоть и две мили.
   — Не глупите. Имейте немного терпения, вы поедете, как только она остынет.
   — Вы намерены удерживать меня здесь?
   — Ну зачем же так! Вы не моя пленница, можете уходить, если уж вам так не терпится.
   — Тогда будьте так любезны — отойдите и дайте мне пройти.
   Фицалан чуть подался в сторону, а Ева настороженно смотрела на него, не зная, как быть дальше. Приближаясь к лошади, она неизбежно его коснется, а после злосчастной встречи в лесу три года назад она предпочитает держаться от него на почтительном расстоянии.
   — Увидев, как ваша лошадь понесла, я тут же бросился вам вслед.
   — Какое благородство! Как хорошо, что вам не пришлось спасать меня, а мне не надо унижаться и благодарить вас! Но зря вы беспокоились, лучше бы оставались около шахты, где ваше присутствие необходимо. А я уж как-нибудь и сама справлюсь с моей лошадкой.
   — Да она могла вас сбросить!
   — Могла, но не сбросила. Отправляйтесь-ка вы на свою шахту, мистер Фицалан. Там уже удивляются, куда вы запропастились. Еще пойдут вас искать и найдут нас здесь вдвоем наедине. Представляю, какие пойдут разговоры, — заключила Ева с нескрываемым сарказмом.
   — А это было бы вам неприятно?
   — Ничуть. Вы же, по-видимому, решили второй раз запятнать мою репутацию. Один скандал уже был, так что мне не привыкать. Или вы полагаете, что таким образом вам удастся склонить меня к замужеству? Заставив уговорами забыть, как вы заманили меня в лес?
   Маркус лукаво улыбнулся. Он-то хорошо помнит, как она ответила на его поцелуй — с такой страстью, с такой нежностью! Даже вспомнить — и то приятно.
   — Если уж быть точным, я вас не заманивал. Вы пошли по собственной воле. А запятнанной оказалась моя репутация — я не воспользовался подвернувшимся случаем, то есть опозорился.
   — У вас слишком хорошая память, — процедила Ева.
   — Да-да, помню — вы горели желанием.
   — Была молодая и глупая.
   — А сейчас вы поумнели?
   — Да, не такая я теперь дурочка, чтобы увлечься вами.
   — Вы уверены? А в последний раз, когда мы виделись, говорили что-то иное. Припоминаете? — Глаза его сверкали, на губах играла легкая улыбка. Он сделал шаг в ее сторону.
   Кипя от гнева, Ева отступила назад.
   — Не смейте приближаться ко мне! Вы, Маркус Фицалан, форменное чудовище!
   — Как приятно, что вы называете меня по имени! После «мистера Фицалана» «Маркус Фицалан» прямо-таки ласкает слух.
   Ева не обратила внимания на его иронию.
   — Вы ничуть не лучше тех корыстолюбцев, что гоняются за богатыми невестами. Только вас интересуют не деньги, а шахта «Этвуд».
   — Половина шахты «Этвуд», — поправил он, улыбаясь еще шире.
   — Да если бы на кон была поставлена не половина, а целая сотня шахт, я бы и то не смирилась с уготованной мне участью. И поверьте мне, мистер Фицалан, женитьба на мне не такой уж подарок!
   — Возможно, вы и правы! Но, чтобы судить об этом, надо сначала снять пробу!
   И он дюйм за дюймом стал медленно приближаться к ней, пока не прижал к стволу дерева так, что она не могла и пошевелиться.

Глава шестая

   Ева стояла совершенно неподвижно, боясь шевельнуться — так велика была опасность подпасть под обаяние, исходившее от этого высокого, сильного тела и склонившегося над ней красивого лица.
   — Не такой я дурак, чтобы считать наш брак лишь средством получения шахты, — пробормотал он, встретив ее взгляд.
   Заметив в нем удивление и страх, он слегка отстранился.
   — Считайте, мисс Сомервилль, что я как бы щупаю ногой воду, перед тем как войти в реку.
   — Мой вам совет — не заходите слишком далеко, а то, не ровен час утонете.
   Маркус насмешливо поднял брови.
   — О, это меня не страшит. Я хорошо плаваю. Но вот что: если разрешите, я часть пути в Бернтвуд-Холл проеду с вами.
   Ева поймала себя на том, что говорит не то, что думает.
   — О нет! В этом нет нужды. Я и сама прекрасно доберусь.
   — Не сомневаюсь.
   Он приблизился к ее лошади и ощупал ее — достаточно ли она остыла.
   — На шахте какое-то время обойдутся без меня, а мне будет приятно проводить вас.
   Видно, его не отговорить. Ева протяжно вздохнула.
   — Ну, если вы настаиваете.
   — Настаиваю. — Нахмурившись, он смотрел, как она ловко перекинула свою длинную красивую ногу через седло и уселась в нем. — Мисс Сомервилль… Ева, — начал он серьезным тоном, — зачем нам быть врагами? Почему вы склонны видеть у меня лишь дурные намерения? Не заключить ли нам лучше перемирие и начать беседовать так, как полагается взрослым людям?
   Ева невольно взглянула на него. Доброта в его глазах была для нее намного опаснее, чем гнев, — считать его врагом становилось крайне трудно.
   Она вздохнула, смягчаясь и чувствуя, как напряженность спадает с нее.
   — Вы, пожалуй, правы, — ответила она. — И прежде всего, конечно, мне следует поблагодарить вас за то, что вы поспешили мне на помощь. Лошадь и в самом деле могла меня сбросить.
   — Да дело не только в этом, — продолжал Маркус. — Ездить одной вообще не стоит. В лесах вокруг Этвуда полно всякого сброда.
   — Вы меня поражаете, мистер Фицалан. Выходит, вы провожаете меня, чтобы в случае чего защитить?
   — Да.
   Она улыбнулась ему.
   — Как любезно с вашей стороны.
   — То-то же, — в свою очередь улыбнулся он. — Теперь, когда вы знаете, что я не такой уж отпетый злодей, может, станете относиться ко мне получше?
   — Ну, пока рано об этом говорить. Я еще так плохо знаю вас. Но мне кажется, что вы по натуре захватчик.
   — Если вы хотите этим сказать, что я не упускаю встречающихся на моем пути возможностей, то вы правы. Но при этом я не забываю о своих принципах и вероятных последствиях.
   — А шахта «Этвуд»? Она для нас важнее личных отношений?
   — Да, сказал бы я до смерти вашего отца. Мне всегда казалось, что романтическая любовь — удел мечтателей и дураков.
   — А сейчас? Что заставляет вас думать иначе?
   — Вы!
   — Я вас уже предупреждала, мистер Фицалан, лестью меня не возьмешь. Не так я наивна. И хорошо знаю цену шахте «Этвуд». А вам так хочется ее заполучить, что вы не брезгуете никакими средствами, лишь бы склонить меня к замужеству.
   — Да пропади она пропадом, эта шахта! — нахмурился Маркус. — Из-за нее любое мое чувство к вам вызывает у вас подозрение. Как бы мне хотелось ухаживать за вами, не опасаясь услышать обвинения в низменных мотивах!
   От изумления Ева смотрела на Маркуса во все глаза, не зная, что ответить на его слова.
   — Надеюсь… надеюсь, вы подумали по поводу столь серьезного для нас «обоих шага? — нарушил молчание Маркус.
   — Да, разумеется, но вы придаете ему гораздо больше значения, чем я, мистер Фицалан, — ответила Ева, кривя душой. На самом деле шахта «Этвуд» — огромная ценность и для нее, но ему-то зачем это знать?
   Но не так-то просто провести Маркуса! По ее реакции на завещание отца он прекрасно понял, как ей необходима шахта.
   — Постарайтесь войти в мое положение, оно далеко не из легких, — продолжала Ева.
   — Знаю, — твердо заявил Маркус, отметив про себя, что, несмотря на заключенное перемирие, Ева по-прежнему держится отчужденно. — Рано или поздно к этому вопросу придется вернуться, и я не стану делать вид, что шахта «Этвуд» меня совсем не интересует.
   — То же можно сказать и обо мне, — ехидно заметила Ева. — Я надеялась, что отец оставит мне большую часть своего состояния, в том числе и шахту «Этвуд».
   Маркус криво усмехнулся.
   — А я давно взял себе за правило ни на что не надеяться.
   Снова наступило молчание.
   — Ну а как вы вообще поживаете? — спросил он вдруг с участливостью, какой Ева никак от него не ожидала.
   Простой вроде бы вопрос, но такая искренность звучала в нем, что удивленная Ева резко повернулась к Маркусу и пристально вгляделась в его голубые, кристально ясные глаза; в них светилась сила горного потока, преодолевающего на своем пути скалы и долины. Какую-то долю секунды она, словно загипнотизированная, смотрела на Маркуса, затем, вздрогнув, опомнилась.
   — Хорошо, насколько это возможно при нынешних печальных обстоятельствах. Но ничего, время, уверена, возьмет свое, — беззаботно произнесла она.
   — Вам, думаю, будет нелегко расстаться с Бернтвуд-Холлом. С ним связано столько воспоминаний.
   На помягчевшем сразу лице Евы появилось грустное выражение. Она расслабилась, и Фицалан впервые за время их знакомства увидел растерянного ребенка. Сердце его сжалось при виде страдания в ее глазах, ставших чуть ли не черными.
   — Да, — призналась она, — вы правы. Честно говоря, до сих пор я и не предполагала, что Бернтвуд-Холл так много для меня значит. И огорчаюсь при мысли о том, как с ним расправится Джеральд. Но ведь и вам, должно быть, нелегко примириться с мыслью, что шахта «Этвуд» может уплыть из ваших рук.
   — Лишь в том случае, если вы откажетесь стать моей женой.
   Этот человек считает, что она легко забывает обиды, подумала Ева.
   — Но, помнится, вы как-то проговорились, мистер Фицалан, что жена вам нужна не больше, чем мне муж. Теперь же, если я не заблуждаюсь, стараетесь убедить меня в том, что не в силах противостоять моим чарам и не можете жить без меня. Но я не могу примириться с тем, что, если мы поженимся», мне придется делить любовь мужа с угольной шахтой.
   — Я тоже, — немедленно ответил Маркус. — Не забывайте, у нас с вами равные права, мы партнеры.
   Не поддавайся, сказала себе Ева, а вслух произнесла:
   — Но в отличие от меня вам шахта нужна, очевидно, позарез, иначе зачем бы вы стали связывать свою жизнь с совершенно незнакомой женщиной? А почему? У вас, слышала, есть еще несколько шахт, да и акции чужих предприятий такого рода, свои деньги вы вкладываете столь осмотрительно, что их вам хватит на то, чтобы жить как принц до конца своих дней.
   Маркус улыбнулся.
   — Истинная правда, но шахта «Этвуд» дорога мне как фамильная собственность. Обладая неисчерпаемыми залежами угля, она может приносить огромные доходы, но не это я в ней ценю. Мой дед ее заложил, мой отец в ней скончался. Я тогда был в школе, вдалеке от дома. Мама, ничего мне не сообщив, продала аренду на участок с шахтой вашему отцу. Когда я узнал, уже ничего нельзя было сделать.
   — Понимаю, — задумчиво протянула Ева.
   Шахта для Маркуса — это символ многолетнего тяжелого труда, вложенного в нее его родными. Неудивительно, что он жаждет вернуть ее семье.
   — А я этого не знала. И вы не испытывали к моему отцу антипатии?
   На лице Маркуса отразилось искреннее удивление.
   — Ничуть. Он был бизнесменом и не сделал ничего дурного. Да вы же знаете: отец ваш и я были друзьями, он очень помог мне освоиться в угольном промысле, за что я буду век ему благодарен. И я неизменно восхищался им. Мне будет его очень недоставать!
   Как искренне он говорит, чувствуется, что от всего сердца! А отец также питал к Маркусу Фицалану самые дружеские чувства! По сравнению с ними ревность и антипатия, которые давно испытывает к этому человеку Ева, показались ей мелочными.
   Возникли они у нее к нему, когда она была еще ребенком, заочно. Маркус начал проявлять интерес к угольной промышленности, и сэр Джон, угадав его способности, взял Маркуса под свою опеку. Дома отец расхваливал расторопного молодого человека, к которому стал в конце концов относиться как к родному сыну. Он рассказывал, что и как тот делает. Еве казалось, что увлеченный Маркусом отец больше ни о ком не думает. И о ней — тоже.
   — Жаль, что мы не познакомились раньше, — сказал, улыбаясь, Маркус, не подозревая, естественно, какие мысли сейчас у нее в голове. — Быть может, мы бы еще тогда стали друзьями.
   Навряд ли, подумала Ева, но промолчала.
   — Я видела вас однажды, когда отец привел вас к нам домой. Мне тогда было четырнадцать лет. Мы с моей подругой Эммой стояли на внутреннем балконе и глядели вниз на прихожую, через которую вы проходили.
   — И какое же впечатление я на вас произвел?
   — Да никакого. Помню, даже сказала Эмме, что не понимаю, в чем секрет вашего успеха. Да-да, не удивляйтесь. Время от времени до Этвуда доходили слухи о ваших связях с женщинами и победах над ними.
   — Итак, вам все обо мне известно. Я — гнусный бабник, обманщик. Так, что ли? Да не стесняйтесь, выкладывайте все, нам надо быть откровенными друг с другом.
   На щеках Евы появился легкий румянец.
   — Ну что ж, извольте. Эмма сказала, что такого красивого человека она еще не видела.
   Маркус расхохотался, не скрывая своего удовольствия.
   — Вот это мне нравится. Познакомьте меня как-нибудь с Эммой, только не забудьте. А вы? Что сказали обо мне вы?
   Ева уже справилась с замешательством.
   — Я не так легко, как Эмма, прихожу в восторг. Заметив, что я осталась равнодушной к вашей красоте, она сказала, что вы бы могли в один миг съесть меня со всеми потрохами.
   — А что вы ей ответили? Ева фыркнула.
   — Что у вас началось бы несварение желудка.
   — Да, вы правы, — мягко согласился он, демонстративно обводя ее фигуру глазами, — но, прежде чем есть, пожалуй, немного подкормил бы вас. Чтобы вы пополнели. Итак, — продолжал он уже серьезным тоном, — вы дали мне понять, что находите во мне много такого, что вам не нравится. Но как вы пришли к подобному выводу, совершенно меня не зная?
   — На основании того, что о вас говорят… Маркус помрачнел.
   — Иными словами, на основании сплетен.
   — Да назовите это как хотите, дело в другом. Говорят, где бы вы ни находились, женщины к вам липнут, как мухи на сладкое. А для вас любовь и любовные связи всего лишь игра, из которой вы неизменно выходите победителем. Простите меня, мистер Фицалан, за откровенность, но ведь вы сами просили меня быть искренней. К тому же если нам суждено пожениться, то должна же я знать о вас всю правду. А вам что, неприятно узнать, что о вас думают и говорят окружающие?
   — Да я давно перестал обращать на это внимание, — сказал он с иронией, подняв брови. — Но, — тут голос его смягчился, — я польщен тем, что вы на протяжении стольких лет испытывали интерес к моей персоне. Что он такое говорит!
   — Ах, вы к тому же еще и тщеславны! Но Маркуса нелегко было смутить.
   — Да, в детстве меня часто упрекали в этом. Надо сбить с него спесь, решила Ева.
   — Детство прошло, а тщеславие осталось.
   — И оно вам не нравится?
   — Да, не очень.
   — Если это все, что вам обо мне известно, то этого, скажем прямо, маловато.
   Еве эта пикировка уже казалась ребяческой или, того хуже, смахивающей на флирт, но остановиться она уже не могла..
   — Достаточно, чтобы не иметь желания узнать больше.
   — Жаль. Очень жаль. А ведь плохо знать человека бывает и опасно.
   Маркусу, похоже, их препирательство пришлось по вкусу.
   — О, не беспокойтесь, опасности мне не страшны.
   — Вы уверены?
   — Абсолютно.
   Маркус насмешливо улыбнулся.
   — Сознайтесь, мисс Сомервилль, вы боитесь выйти за меня замуж?
   Ева высокомерно вскинула голову.
   — Нет, мистер Фицалан, еще не родился тот мужчина, которого я стала бы бояться.
   — Можете возражать, сколько вашей душе угодно, меня вы не переубедите: я вас чем-то пугаю.
   — Да нисколечко, — ответила Ева чуть дрожащим голосом. Ей уже совершенно не нравился этот разговор, а еще больше — его взгляды и манящая улыбка, возбуждавшие ее чувственность.
   — Нет, пугаю, — настаивал он. — Вот сейчас вы покраснели.
   — И не думала! — заявила она, хотя чувствовала, как под его пристальным взглядом кровь прилила к щекам:
   — Покраснели, покраснели! Но не беспокойтесь — это вам очень к лицу.
   Они умолкли, глядя в глаза друг другу. Маркус с удовольствием задержал взгляд на прелестном личике Евы. Человек сильный и гордый, он всегда шел напрямик к цели. Всегда знал, чего хочет, и всегда этого добивался. И сейчас ему было ясно — он хочет Еву Сомервилль… С шахтой или без нее.
   Характер у нее, правда, строптивый, но со временем он его обломает, и она станет именно такой женщиной, какой он хотел бы видеть свою жену. Пора ему переходить в наступление. Чтобы она умоляла его стать ей мужем.
   — Смею вас заверить, напрасно вы считаете меня бабником. Не советую слушать всяких сплетников. На развлечения такого рода у меня просто нет времени. Я занят более важными делами, связанными с бизнесом.
   Ева скептически улыбнулась.
   — А что дает мне основания верить вам?
   — Мое слово. Но почему это для вас так важно?
   И тут у нее вырвались слова, о которых она сразу же пожалела:
   — Потому что, если уж я решусь выйти за вас замуж, мне не хотелось бы стать мишенью для шуточек.
   — Не беспокойтесь, не станете, мисс Сомервилль. Но что это мы с вами все болтаем о каких-то пустяках, когда есть более серьезные проблемы. Если мы поженимся, то оба выиграем. Если нет — оба окажемся в проигрыше. Вы согласны с этим?
   Ева, слегка помявшись, кивнула:
   — Да.
   Маркус обрадованно продолжал:
   — Я, в частности, потеряю шахту.
   — Не шахту, а полшахты.
   — Да, да, полшахты. Вам же придется жить у бабушки в Камбрии — не очень-то веселая перспектива. Выйти замуж, даже за меня, и то лучше.
   В его словах есть резон. Но какое самомнение!
   — Я бы предпочла сама выбрать себе супруга.
   — Но ведь в нашем кругу принято, чтобы девушке находили суженого ее родные.
   — Так-то оно так, но без условий, поставленных мне отцом, которые связывают меня по рукам и ногам.
   — Понимаю. А вы еще никого себе не присмотрели?
   — Нет. Но считаю своим долгом сообщить вам, что мне сделал предложение Джеральд.
   Лицо Маркуса потемнело.
   — И что вы ему ответили? Как вы знаете, этого ваш отец не хотел ни за что на свете.
   — Сказала, что не согласна. Ничто не заставит меня выйти замуж за Джеральда. Но я, по-видимому, стала выгодным товаром на рынке невест. Мой избранник, кто бы он ни был, окажется в выигрыше. Чего не скажешь обо мне. А у вас нет на примете женщины, на которой вы хотели бы жениться?
   — Нет! — отрезал Маркус, не задумываясь ни на секунду.
   Он излучал неколебимое спокойствие, но у Евы его ответ вызвал сомнения. А что, если он ради шахты готов порвать уже существующую связь с какой-то женщиной? И с таким человеком, готовым на все ради достижения своей цели, она будет обречена жить до конца жизни?
   — Давайте пойдем на компромисс, — предложил он. — Если вы согласитесь стать моей женой, заключим для начала фиктивный брак. До поры до времени.
   — То есть отношения у нас останутся платоническими? И каждый будет продолжать жить по-своему?
   — Вот именно. — Он улыбнулся, заметив, как Ева сразу просветлела. — О помолвке мы можем объявить немедленно, а брак заключим после окончания траура по вашему отцу, но в пределах шести месяцев, предусмотренных завещанием.
   — Вы не любите зря тратить время, мистер Фицалан? — поинтересовалась Ева сухо. Подумать только, ей делают предложение, но это не объяснение в любви, а сугубо деловое приглашение участвовать в сделке.
   Ну что ж, подумал Маркус, если ей удобно иметь о нем именно такое мнение, пусть будет так.
   — Да, если уж мне чего захочется, медлить я не стану.
   — А вам хочется заполучить шахту, ну, половину шахты. А меня в качестве неизбежного приложения.
   — Да, но это приложение мне весьма и весьма нравится, — проговорил он нежно, глядя на нее так, что она опять покраснела.
   Они уже оказались у ворот Бернтвуд-Холла. Маркус спешился, она тоже». Он взял ее за плечи и повернул лицом к себе.
   — Каково бы ни было ваше решение, Ева, — мягко произнес он, — я все равно буду на вашей стороне. Прошу вас, верьте мне. Вы обо мне плохого мнения, но я вам, клянусь, не враг. Так что вы мне ответите на мое предложение? Согласны ли вы стать моей женой?
   Ева себя не узнавала. Казалось, за нее думает и говорит кто-то другой.
   — Не могу решить. Для начала я должна больше узнать о вас и вашей семье, мистер Фицалан.
   — Разумеется. Я так и предполагал. Итак, у меня двое младших братьев, оба служат во флоте. Средний, Уильям, женат, у него двое детей, живет в Лондоне. А младшему, Майклу, двадцать лет, он при малейшей возможности приезжает к нам с матерью в Бруклендс.
   — А ваша мать? Как она ко мне отнесется?
   — Хорошо, если вы ей понравитесь и она будет знать, что я вас выбрал. Впрочем, что может быть проще? Приезжайте-ка к нам в гости, прежде чем дать мне ответ, посмотрите, как мы живем и что собой представляет наш дом.
   — Без каких-либо обязательств?
   — Абсолютно.
   — Тогда приеду. Мне эта идея нравится.
   — Вот и хорошо. Мама пригласила гостей на обед в эту среду. Если у вас нет иных планов, то будем рады вас видеть.
   — Планов у меня никаких, но одна я ведь не могу приехать.
   — Зачем одна? С бабушкой. Вы не возражаете?
   — Нет, нисколько.
   Он долго и серьезно смотрел ей в глаза, медленно поглаживая ее щеку тыльной стороной пальцев. Ева не пыталась отстраниться, напротив, у нее возникло желание поцеловать их.
   — Вы не обязаны выходить за меня, Ева, но я искренне надеюсь, что это произойдет. Я хочу на вас жениться. Хочу, чтобы вы стали моей женой. Если вы скажете «да», я буду счастлив. И не сомневаюсь, что смогу завоевать вашу любовь.
   Эти слова, произнесенные необычайно серьезным тоном, тронули Еву до глубины души. Но ответила она не сразу.
   — Да, — промолвила она раздумчиво, — наверное, сможете.
   Маркусу показалось, что ее гложут сомнения.
   — Вы на редкость красивая и соблазнительная женщина, говорю вам это искренне, от всего сердца. Ради Бога, не берите себе в голову, будто я льщу вам, лишь бы уговорить вас выйти за меня. Говорю я, поверьте, от чистого сердца и только правду. Не отталкивайте меня, Ева. Не бойтесь подпустить меня к себе поближе.
   Ева задорно вскинула голову.
   — Да разве я боюсь?
   — Боитесь. Потому что помните о старой обиде и опасаетесь, как бы она не повторилась. Порицать я вас не могу, но поверьте, меньше всего мне хочется обидеть вас или огорчить.
   Да, в проницательности ему не откажешь. — Впечатление такое, будто вы меня хорошо знаете.
   Маркус мягко приподнял ей подбородок и заглянул в глаза.
   — Достаточно для того, чтобы многое в вас понимать и желать на вас жениться. С шахтой или без нее.
   — Мне… мне пора домой, — пробормотала она, стараясь избежать его взгляда, не дававшего ей разумно мыслить и действовать. — Спасибо за то, что вы меня проводили.
   — Мне это было в радость.
   Уже вскочив в седло и выехав на дорогу, он сдержал коня и взглянул на нее.