Дилэни Сэмюель. Время как спираль из полудрагоценных камней

   Из женщин мое внимание привлекла только одна: с третьего взгляда я узнал наиболее вероятного кандидата
   в президенты от неофашистов, сенатора Абофлавиа. Сложив руки, она внимательно следила за дискуссией и чрезвычайно восприимчивым молодым человеком с выпуклыми глазами (возможно, последним достижением в области контактных линз).
   - Разве вы не чувствуете, миссис Сайлем, что…
   - Делая такие прогнозы, вы должны помнить…
   - Миссис Сайлем, я располагаю статисткой о…
   - Вы
должныпомнить,- голос напрягся, понизился, и паузы между словами значили не меньше слов, они были размеренными, и в них звучал металл,- что если бы всё, буквально всё было известно, статистические оценки были бы не нужны. Теория вероятности есть математическое выражение нашего неведения, а не нашей мудрости. "Занятное продолжение лекции Мод",- думал я, и тут Эдна подняла глаза и воскликнула: - Смотрите-ка, Кит!
   Все повернулись.
   - Я действительно рада тебя видеть. Льюис, Энн! - обратилась она к Певцам, появившимся раньше (он темноволосый, она блондинка, оба стройные, как деревца; взглянешь на их лица, и вспоминаются бессточные озера, что затеряны в лесу, чистые и очень спокойные).- Он нас в конце концов не бросил!
   Эдна встала и вытянула руку над головами сидящих, будто готовила упор при игре в бильярд,- и ударила голосом, как кием: - Кит, тут со мной спорят люди, которые разбираются в деле куда хуже тебя. Ты-то на моей стороне, так…
   - Миссис Сайлем, я не имел в виду…- донеслось с земли.
   Тут ее руки чуть опустились, пальцы разжались, глаза и рот приоткрылись: - Да это вы! - это мне.- Дорогой мой, вот уж кого никак не ожидала здесь увидеть! Ведь прошло почти два года, правда? - Ай да Эдна: место, где она, Кит и я коротали долгий вечер за пивом, больше походило на тот злополучный бар, чем на Вершину Башни.
   - Где вы пропадали?
   - В основном на Марсе; я только сегодня вернулся.- До чего же забавно, когда говоришь такие вещи в таком месте.
   - Кит… Вы оба… - (значит, она либо забыла мое имя, либо слишком хорошо помнит меня, чтобы им не злоупотреблять) - Давайте-ка сюда, помогите мне управиться с тем, чем потчует Алексис.
   Пока мы подходили, я едва сдерживал улыбку: если она что-то помнит обо мне, она, конечно, вспомнила и мое амплуа, и это, должно быть, забавляет ее не меньше, чем меня.
   Умиротворение разлилось по лицу Алексиса - он убедился, что я хоть что-то собой представляю, пусть и неизвестно, что именно.
   Минуя Льюиса и Энн, Кит одарил Певцов одной из своих ослепительных улыбок. Они сдержанно улыбнулись в ответ, Льюис кивнул, Энн собралась было тронуть его руку, но не завершила движения, а общество наблюдало за церемонией обмена приветствиями.
   Когда Алексис узнал, что мы хотим, и наполнил высокие бокалы с дробленым льдом, на дозаправку подошел пучеглазый джентльмен: "И что же, на ваш взгляд, миссис Сайлем, реально противостоит подобным политическим махинациям?"
   Реджина Абофлавиа была в белом шелковом костюме. Ногти, губы и волосы одного тона, на груди булавка из кованой меди. Прямо зачаровывает меня наблюдение за теми, кто привык быть в своей команде центром нападения. Она прислушивалась, покручивая бокал.
   - Им противостою я,- сказала Эдна.- Им противостоит Кит. Им противостоят Льюис и Энн. С нами в конечном счете и придется иметь дело.
   И тут сквозь гул разговоров прорвался смех Кита. Мы обернулись.
   Он сидел, поджав ноги, у ограды.
   - Смотрите,- прошептал он.
   Взгляды последовали за ним, а он смотрел на Льюиса и Энн. Она, высокая, светловолосая, и он, темноволосый, еще выше ее, стояли очень спокойно, чуть нервничая, с полузакрытыми глазами (Льюис немного приоткрыл губы).
   - О, они готовятся! - прошептал кто-то из знатоков. Я глядел на Кита: еще на приходилось видеть Певца
   на выступлении других Певцов. Он сложил ступни, обхватил руками пальцы ног и пригнулся; вены на шее превратились в голубые реки. Верхняя пуговица куртки расстегнулась, над ключицей показались полосы двух шрамов, возможно заметных только мне.
   Я видел, как Эдна поставила бокал, сияя и заранее гордясь. Алексис включил автобар (занятно, как для сливок общества автоматизация стала способом избавиться от лишней рабочей силы), чтобы сделать еще льда, поднял глаза, увидел, что готовится, и нажал кнопку отключения. Гудение автобара стихло. Поднялся ветерок (не знаю, искусственный или настоящий), и в довершение зашелестели деревья.
   Льюис и Энн запели: по отдельности, потом дуэтом и снова по одному.
   Певцы - это люди, которые смотрят на что-то, затем идут и рассказывают другим, что видели. Певцами их делает то, что они могут заставить слушать себя. Мне не придумать определения лучше и проще этого. Восьмидесятидвухлетняя Эль Посадо в Рио-де-Жанейро увидела, как обвалился квартал жилых домов, побежала на Аве-ниду дель Соль и стала импровизировать, придерживаясь рифмы и размера (что не слишком трудно на богатом рифмами португальском языке). По запыленным щекам ручьями лились слезы, над солнечной улицей голос бился о пальмы. Сотни людей остановились послушать, еще сотня, и еще… И о слышанном они рассказали еще сотням. Три часа спустя сотни из них прибыли на место катастрофы с одеялами, едой, деньгами, лопатами и, что еще более невероятно, с желанием и готовностью создать свою организацию и работать в ней. Ни одно сообщение СтереоТВ о бедствиях никогда не вызывало подобной реакции. В историческом плане Эль Посадо считают первым Певцом. Вторым стала Мириэмне из крытого города Лакс, которая тридцать лет расхаживала по его металлическим улицам, восславляя кольца Сатурна - колонисты не могли смотреть на них незащищенными глазами из-за ультрафиолетового излучения. А Мириэмне со своей странной катарактой на каждой утренней заре отправлялась на край города, смотрела, видела и возвращалась, чтобы спеть о том, что видела. Все это вроде бы пустяки, да только в те дни, когда она не пела - болела или была в другом городе, до которого докатилась ее известность,- падал курс акций, росло число преступлений, связанных с насилием. Это было необъяснимо; ничего не оставалось, как провозгласить ее Певцом. Почему возник институт Певцов, почему они появились в центре почти каждого города по всей Системе? Кое-кто считает, что это было спонтанной реакцией на освещение нашей жизни средствами массовой информации. СтереоТВ, радио и видеоленты, распространяя информацию по всем мирам, распространяли и чувство отчуждения от первоисточников. (Мало ли людей и по сю пору, отправляясь на спортивные состязания или политический митинг, вставляют в ухо крохотный приемник, чтобы удостовериться: то, что они видят, действительно происходит.) Первые Певцы были провозглашены своей аудиторией; затем был период, когда каждый кому вздумается провозглашал себя, и его признавали либо осмеивали и предавали забвению. Но ко времени, когда те, кому я был не нужен, выставили меня за порог, в большинстве городов появилась более или менее стабильная неофициальная квота. Стоило открыться вакансии, как остальные Певцы решали, кому ее заполнить. Требовались поэтическое и сценическое дарования, и еще какая-то искра Божия, порожденная напряжением между личностью и публичностью, ловушкой, в которой сразу же оказывался Певец. Прежде чем стать Певцом, Кит приобрел небывалую известность, выпустив в пятнадцать лет сборник стихов. Он ездил по университетам и выступал с лекциями, и все же известности не хватало, и, когда мы познакомились, вечером в Центральном парке, он был поражен, что я слышал о нем (чудесные тридцать дней я тогда погостил в Нью-Йорке; чего только не раскопаешь в Томбсовской библиотеке). Сколько-то недель назад ему исполнилось шестнадцать, и через четыре дня ему предстояло стать Певцом; он уже знал об этом. Мы сидели на тихой заре у озера, он взвешивал предстоящую ответственность, гордился ею и страшился ее. Два года спустя он все еще оставался самым молодым Певцом шести миров, с отрывом в шесть лет. Певцами не обязательно становятся поэты, хотя поэты и актеры составляют большинство. И все же Всесистемный список включает докера, двух университетских профессоров, наследницу миллионов Сили-ри (Гвозди Силири Лучшие в Мире) и не менее двух лиц такой сомнительной репутации, что даже самое охочее до сенсаций агентство не решилось сообщить хоть что-нибудь об их прошлом газетным издателям. Но что бы их ни питало, своеобразные и пышные мифы, творимые ими, воспевали любовь и смерть, смену времен года, классов общества, правительств и дворцовой охраны. Они пели перед толпами и компаниями, для одинокого рабочего, вернувшегося домой из городских доков, на углах трущобных улиц, в общих вагонах пригородных поездов, в элегантных парках на крышах Двенадцати Башен, для избранников суаре у Алекса Спиннела. Но со становлением института Певцов механическое воспроизведение "Песен" (включая публикацию текстов) было запрещено, а я уважаю закон, уважаю настолько, насколько это возможно для человека моей профессии. Соответственно я и привожу эту справку взамен песни Льюиса и Энн.
   Они закончили, открыли глаза, огляделись вокруг с то ли смущенным, то ли презрительным видом. Кит поклонился, одобряющий и восхищенный. Эдна чуть улыбнулась. И на моем лице появилась улыбка, которую не сдержать, когда ты без меры тронут и без меры доволен. Льюис и Энн пели выше всяких похвал.
   Алекс перевел дух, огляделся, кто в каком состоянии, и включил автобар; тот принялся с гудением крошить лед. Никаких аплодисментов, только благодарный шум - люди кивали, комментировали, шептались. Реджина Абофлавиа подошла что-то сказать Льюису, я пытался расслышать что, и тут Алекс въехал бокалом мне в бровь.- Простите ради Бога.
   Я перехватил портфель в другую руку и с улыбкой взял бокал. Когда сенатор Абофлавиа отходила от пары Певцов, те держались за руки и чуть застенчиво смотрели друг на друга. Потом снова сели.
   Компания разбилась на отдельные группы и, беседуя, разбрелась по садам и рощам. Над головой тучи цвета старой замши то прикрывали, то открывали луну.
   Некоторое время я постоял среди деревьев, прислушиваясь к музыке - двухчастному канону Лассо, запрограммированному для аудиогенераторов. Помнится, на неделе я читал в одном из популярных журналов, что только такой подход позволяет современным музыкантам преодолеть барьер отчуждения, внушаемого пятью столетиями ритма. Мода на такую музыку протянет, пожалуй, еще недели две. Деревья окружали бассейн в скале. Воды в нем не было; под пластиковым дном далекие огни нанизывались и сплетались в играющее разными цветами переменчивое сияние.
   - Прошу прощения…
   Я обернулся и увидел Алексиса. На этот раз он был без бокалов и не знал, куда деть руки. Он нервничал.
   - …но ваш юный друг говорил, что у вас есть нечто, возможно, небезынтересное для меня.
   Я стал поднимать портфель, но Алекс, оторвав руку от уха (ее будто приводным ремнем водило то к волосам, то к воротнику), жестом остановил меня. Ну и нувориш!
   - Не беспокойтесь. Пока мне не нужно это видеть. Да, пожалуй, не стоит. Естественно, я заинтересован в том, чем вы располагаете, если, конечно, оно соответствует описаниям Кита. Не исключено, однако, что один из моих гостей заинтересован еще более.
   Звучит странно.
   - Звучит странно,- констатировал Алексис,- но, на мой взгляд, могло бы вас заинтересовать - хотя бы с точки зрения возможной оплаты. Цена, которую мог бы предложить я, рядовой чудак-коллекционер, соответствовала бы пользе, которую я бы мог извлечь из этих причудливых жанровых картинок, а подобное приобретение заставило бы меня резко сократить круг общения.
   Я кивнул.
   - Мой гость, однако, нашел бы им гораздо более широкое применение.
   - Вы можете его назвать?
   - В завершение беседы с Китом я поинтересовался, кто вы, а это, как он меня убедил, граничило с грубой бестактностью. Открыть вам имя моего гостя было бы такой же бестактностью.- Он улыбнулся.- Но бестактность - лучший компонент топлива, что движет общественный механизм, мистер Гарви Кэдуолитер-Эриксон…- он многозначительно улыбнулся.
   Гарви Кэдуолитером-Эриксоном я никогда не был; что ж, зато Кит всегда был изобретательным ребенком. И второе, что пришло в голову: Кэдуолитеры-Эриксо-ны - это вольфрамовые короли из Титиса на Тритоне. Кит продемонстрировал не только изобретательность, но и именно такой блеск, какой ему неизменно приписывали все журналы и газеты.
   - Я надеюсь, что вы допустите вторую бестактность и скажете мне, кто же этот таинственный гость…
   Алекс заулыбался, как кот, проглотивший канарейку: - Хорошо. Кит согласился со мной, что "Кит" не только мог бы заинтересоваться, но и безусловно заинтересован в том, что у вас здесь,- он показал на портфель.
   Я нахмурился. Промелькнула масса мыслишек, которые мне еще предстояло додумать в надлежащее время.
   - "Кит" - это кличка? Алекс кивнул.
   Пожалуй, не так я и сердился.
   - Вы не пришлете сюда на минутку нашего юного друга?
   - Как хотите.
   Не прошло и минуты, как Кит поднялся на скалы и пошел, улыбаясь, мимо деревьев. Не увидев ответной улыбки, он остановился.
   - Слушай, Кит…- замялся я. Он поднял голову.
   Я почесал подбородок.
   - Кит, ты знаешь о департаменте полиции, который называют Спецслужбами?
   - Слышал о них.
   - Они вдруг очень мной заинтересовались.
   - Ну и ну! - сказал он с неподдельным удивлением.- Говорят, они много что могут.
   Я снова замялся.
   - Да,- воскликнул Кит,- здесь сейчас мой тезка, знаешь?!
   - Алекса не проведешь. Как ты думаешь, зачем он здесь?
   - Вероятно, старается о чем-то договориться с Абофлавиа. Она завтра начинает расследование.
   Я вновь вернулся к тому, о чем задумывался раньше.
   - Ты знаешь некую Мод Хайнкл?
   Его изумленный взгляд недвусмысленно ответил "нет".
   - Она представилась как один из руководителей таинственной организации, о которой я говорил.
   - И что с того?
   - Наша деловая встреча в начале сегодняшнего вечера завершилась ее мини-проповедью о китах и вертолетах. Затем - случайная встреча с тобой, которую я посчитал пустяковым совпадением. Но теперь я обнаруживаю, что этот вечер многократно подтверждает то, на что она намекала.- Я покачал головой.- Кит, меня внезапно швырнули в бредовый мир, где у стен есть не только уши, но и длинные когтистые пальцы. Кто-то рядом со мной - да ты хотя бы - может оказаться шпионом. Я подозреваю, что каждая решетка водостока или окно второго этажа скрывает бинокли, пистолеты-пулеметы или что-нибудь похуже. И мне не дано понять, как эти коварные силы, какими бы всепроникающими и вездесущими они ни были, внушили тебе завлечь меня в эту запутанную и дьявольскую…
   - Перестань,- он откинул волосы со лба.- Я тебя не завлекал.
   - Может быть, завлекал не сознательно, но у Спецслужб есть голограммное хранение информации, а методы их коварны и жестоки…
   - Да перестань же,- и новые твердые корочки стали появляться у него на теле.- Что ты думаешь, я мог бы…- Тут он понял, насколько я испуган.- Пойми, ведь "Кит" - не начинающий карманник. Мир, в котором он живет, точно такой же, как твой мир сейчас, но он живет в
своем мире все время. Если он здесь, то не сомневайся, его людей - глаз, и ушей, и пальцев - здесь не меньше, чем людей Мод Хикенлупер.
   - Хайнкл.
   - Так или иначе, это палка о двух концах. Ни один Певец не станет… Да ты что, в самом деле думаешь, что я мог бы…
   И хотя я знал, что эти твердые корочки - это короста над язвами, я сказал: - Да.
   - Однажды ты меня выручил, и я…
   - Я прибавил тебе рубцов, и только. Короста слетела.
   - Кит,- сказал я,- дай мне взглянуть.
   Он вздохнул и стал расстегивать латунные пуговицы. Полы куртки опустились. Сияние окрашивало живот в блеклые переливчатые цвета. Я чувствовал, что мое лицо исказилось. Я не хотел отворачиваться и взамен тяжело вздохнул, что было не лучше.
   Он поднял глаза: - Их куда больше, чем в твой последний приезд, да?
   - Ты себя убиваешь, Кит.- Он пожал плечами.- Я даже не знаю, какие из них появились по моей вине.
   Он стал указывать.
   - Ты делаешь успехи,- сказал я излишне резко. Он раза три вздохнул, ему становилось все более
   не по себе, и я увидел, как он потянулся к нижней пуговице.
   - Малыш,- я старался не выдать голосом отчаяния,- отчего это с тобой? - И перестал сдерживаться. Ничто не внушает большего отчаяния, чем безжизненный голос.
   Он пожал плечами, увидел, что не этого я жду, и на мгновение в зеленых глазах вспыхнул гнев; я и не этого ждал. И он сказал:
   - Знаешь… Ты касаешься человека - мягко, нежно, может быть, даже с любовью. Ну и, мне кажется, какое-то количество информации начинает подниматься в мозг, а там нечто интерпретирует ее как удовольствие. Может быть, это нечто здесь, в моей голове, интерпретирует такую информацию совершенно неверно…
   Я покачал головой: - Ты Певец. Конечно, от Певцов ждут всяких странностей, но…
   Теперь головой покачал он, уже не сдерживая гнева. И я увидел, как изо всех этих язв, искажавших болью то, что было его лицом, движется что-то, требующее выражения,- и исчезает, так и не став словом. Он снова взглянул на раны, охватившие его худое тело.
   - Застегнись доверху, мальчик. Я жалею о том, что сказал.
   На середине отворотов его руки задержались.
   - Ты действительно думаешь, что я тебя втравил?
   - Застегнись доверху.
   Он застегнулся, помедилил и сказал: - Знаешь, уже полночь. Эдна только что дала мне Слово.
   - И какое оно?
   - "Агат". Я кивнул.
   Он кончил застегивать воротник.- О чем ты задумался?
   - О коровах.
   - Коровах? - переспросил Кит.- Они-то при чем7
   - Ты бывал на молочной ферме? Он покачал головой.
   - Чтобы взять максимум молока, у коров практически приостанавливают жизнь. Питание вводят внутривенно из большого бака по системе подающих и отводных труб, они разветвляются на все более мелкие трубки, достигая каждого из этих высокоудойных полутрупов.
   - Я видел это в кино.
   - И о людях.
   - …И коровах?
   - Я узнаю Слово, и оно тотчас начинает растекаться, как по литникам, разветвляться: я говорю его другим, а те - еще кому-то, пока в эту полночь…
   - Я позову, и он…
   - "Кит"?
   Он обернулся: - Что?
   - Тебе, говоришь, не верится, что я буду покорной жертвой этой затеи с таинственными всеведущими силами,- что ж, дело твое. Но дай мне только сбыть барахло, и я устрою самый потрясающий уход со сцены, какой тебе только приходилось видеть.
   Две морщинки прорезали лоб Кита: - Ты уверен, что не приходилось?
   - На самом деле, думаю, приходилось,- теперь я ухмыльнулся.
   - О,- сказал Кит,- я позову "Кита".
   Я мельком взглянул на блики лунного света на листьях деревьев, посмотрел вниз, на портфель.
   Выше, между скалами, обходя высокую траву, шел "Кит". На нем был серый вечерний костюм, серый шелковый жилет. Угловатое лицо, гладко выбритый череп.
   - Мистер Кэдуолитер-Эриксон? - он протянул руку. Я пожал ее - острые косточки в слишком просторной
   коже.
   - А вы - мистер?..
   - Арти.
   - Арти "Кит",- я постарался сделать вид, что не заметил его серого наряда.
   Он улыбнулся: - Арти "Кит". Когда я взял эту кличку, я был моложе, чем наш друг сейчас. Алекс говорит, что у вас есть… скажем, кое-какие вещицы, которые не вполне ваши. То, что вам не принадлежит.
   Я кивнул.
   - Покажите их мне.
   - Вам говорили, что…
   Он перебил меня: - Давайте показывайте.
   С любезной улыбкой банковского клерка он протянул руку. Я провел большим пальцем по краю "липучки", портфель открылся. Пока "Кит", склонившись, рассматривал мое добро, я спросил:
   - Скажите, как быть со Спецслужбами? Похоже, они следят за мной.
   Голова поднялась. Удивление постепенно переходило в злобную хитрость: - Как вам сказать, мистер Кэдуолитер-Эриксон? Следите, чтобы ваши доходы были постоянными. Следите, больше делать нечего.
   - Если вы купите
этоза более или менее приемлемую цену, это будет не слишком просто.
   - Я представляю. Что ж, я всегда могу заплатить вам меньше…
   Я закрыл портфель.
   - Ладно, оставим это. Вы могли бы пошевелить мозгами и попробовать провести их.
   - Должно быть, вам это удавалось раз-другой. Возможно, вы и сейчас чувствуете себя уверенно, но уверенность вы черпаете откуда-то еще.
   Арти "Кит" кивнул с весьма лукавым видом: - Полагаю, вы вступили в схватку с Мод. Думаю, вас следует поздравить - и принести вам соболезнования. Всегда приятно поступать как следует.
   - Похоже, вы умеете о себе позаботиться. Я имею в виду, что не замечал вас здесь среди гостей.
   - Сегодня здесь два приема. Куда, вы думаете, исчезает каждые пять минут Алекс?
   Я пожал плечами.
   - Это свечение внизу, в скалах,- он показал под ноги, - сияние на потолке. Алекс,- хихикнул он, - удирает отсюда под скалы, где есть убранный с восточной роскошью павильон…
   - И отдельный список гостей на двери?
   - Реджина в обоих списках. Я тоже. И малыш, Эдна, Льюис, Энн…
   - А мне положено все это знать?
   - Что ж, вы пришли с тем, кто в обоих списках. Я как раз думал…- он замолчал.
   Выходит, я заблуждался. Дело житейское; артист-имитатор очень быстро усваивает, что главный фактор правдоподобия - это вера зрителя в неотъемлемое право на заблуждение.
   - Послушайте,- сказал я,- как насчет обмена этих вот вещиц,- я приподнял портфель,- на кое-какую информацию?
   - Вы хотите знать, как избежать лап Мод?- он сразу же закачал головой.- Большим я был бы дураком, если бы знал и сказал. Кроме того, вы понуждаете ваши фамильные ценности к попрошайничеству.- Он постукивал пальцем по пластрону рубашки.- Поверьте, приятель, не знает этого Арти "Кит". Я и похожего-то ничего не знаю.
   Он убрал руки в карманы: - Дайте посмотреть, что там у вас.
   Я снова открыл портфель.
   "Кит" мельком взглянул на них, вынул парочку, повертел, положил обратно и снова убрал руки в карманы.
   - Я дам вам за них шестьдесят тысяч в зарегистрированных кредитных книжках…
   - А информация, которую я просил?
   - Ничего не могу вам сказать,- ухмыльнулся он.- Даже какое сейчас время суток.
   В этом мире преуспевающих воров очень мало. В остальных пяти - и того меньше. Желание воровать ведет к бессмыслице и безвкусице (это явная противоположность искре Божьей, таланту - поэтическому, сценическому) . И все же это желание - как и желание приказывать, властвовать, любить.
   - Договорились,- сказал я.
   Где-то над головой слышалось слабое гудение.
   Арти нежно смотрел на меня. Он полез во внутренний карман пиджака и вынул горсть кредитных книжек - блокнотов в красную полоску, -сброшюрованных из листков по десять тысяч каждый.
   Он оторвал листок. Два. Три. Четыре.
   - Сможете без риска положить в банк эту кучу?..
   - Почему, вы думаете, Мод следит за мной?
   Пять. Шесть.
   - Отлично,- сказал я.
   - А портфель в придачу дадите? - спросил Арти.
   - Возьмите у Алекса бумажный пакет. Если хотите, я передам их…
   - Давайте их сюда. Гудение приближалось.
   Я приподнял открытый портфель. Арти залез в него обеими руками. Он распихивал их по карманам пиджака и брюк, серый костюм натянулся, торчали угловатые выступы.
   - Спасибо,- сказал он.- Спасибо.
   Он повернулся и заторопился по склону - с карманами, набитыми всякой всячиной, которая теперь не принадлежала уже ему.
   Я посмотрел наверх, отыскивая источник шума, но за листьями ничего не разглядел.
   Тогда я наклонился и положил раскрытый портфель. Я открыл заднее отделение, где хранил вещи, которые принадлежали мне, и стал торопливо рыться.
   Алекс готовил Пучеглазому очередное виски, а тот любопытствовал: - Кто-нибудь видел миссис Сайлем? И что это за гудение над головой? - когда из скал неверной походкой вышла рослая женщина. Она рыдала, руки царапали прикрытое "исчезающей" вуалью лицо.
   Алекс пролил содовую себе на рукав; Пучеглазый воскликнул: - Боже, кто это?
   - Нет! О нет! Помогите! - закричала женщина, воздевая морщинистые руки, сверкающие от колец.
   - Узнаёте? - доверительно прошептал кому-то Кит.- Генриетта, герцогиня Эффингемская.
   Алекс услышал и поспешил ей на помощь. Однако герцогиня проскользнула между двумя кактусами и исчезла в высокой траве. За ней поспешили все гости. Они обходили подлесок, и тут лысый джентльмен с черным галстуком-бабочкой откашлялся и, волнуясь, обратился: - Простите, мистер Спиннел…
   Алекс был в смятении.
   - Мистер Спиннел, моя мать…
   - А вы-то кто? - вмешательство окончательно вывело Алекса из себя.
   Джентльмен подтянулся, представился: - Клемент Эффингем, член парламента,- и собрался было щелкнуть каблуками, да суставы подвели. Лицо его смягчилось.- О, я… Моя мать, мистер Спиннел… Мы были внизу, среди другой половины ваших гостей, и она очень разнервничалась. Она побежала вверх, сюда - о, я отговаривал ее! Я знал, что это вас огорчит. Но вы должны помочь мне! - он взглянул вверх. Взглянули и остальные.
   Луна затемнилась: под ней обосновался расплывчатый двойной зонтик винтов вертолета.
   - О, прошу вас,- продолжал джентльмен,- поищите ее здесь! Возможно, она вернулась вниз. Я должен,- он быстро оглядывал оба пути,- найти ее. - Он побежал, остальные гости рассыпались в других направлениях.