Страница:
Но Ники уже загорелся:
– По-моему, так гораздо проще и удобнее. Давай продиктуем это наблюдение, а?
– Диктуй ты, – сказала ему Нуми. – Мой искусственный мозг все запомнил сам.
Ники опять стало завидно. И как тут не позавидуешь – разве плохо, чтобы в голове у тебя был такой надежный помощник? Сам он не хороший и не плохой, зато все помнит и подсказывает, что надо делать. Когда они попадут на Пирру, он обязательно попросит, чтобы ему присадили такой же!
Однако или злая голова не воспринимала телепатических внушений, или ей не хотелось становиться доброй. Правда, она не стала глотать Нуми, а только протянула к ней свой хобот; его пальцы вылезли из широкой ладони, схватили девочку за плечо и бесцеремонно швырнули обратно.
– Я тебе говорил! – заметил ей Ники.
– Нет, ты видел? – радовалась Нуми. – Она не оскалилась, а только прогнала меня. Мы и с ней подружимся, нужно только время и терпение.
– Так она же не голодная! Она только что ела, вот и не стала на тебя бросаться, – возразил ей Ники снизу; он сидел во впадине, соединявшей спины обеих половин, и озадаченно ощупывал шкуру животного. – Ничего не заметно, ни следа, ни шрама! Как будто они и не отделялись друг от друга. Как же быть с математикой, Нуми? Ведь один плюс один – это обязательно два! Или у вас не так?
– Я в математике не очень, – призналась девочка, – сейчас спрошу свой мозг. – Она помолчала, потом о удивлением сообщила: – Знаешь, оказывается, один плюс один – не всегда два. То есть, всегда, но только в математике. А в жизни не так. Например, если на каплю воды капнуть еще одну каплю, то их будет не две, а все равно одна, только побольше.
– Ну и хитрющий он у тебя, этот мозг! – засмеялся Ники.
– Пойду попробую опять, – сказала девочка и поднялась с места, – мы должны подружиться.
– А вдруг ты с ним так подружишься, что про меня забудешь?
Нуми даже остановилась – она все еще не привыкла к его шуткам.
– Ты что, серьезно? – Девочка вслушалась в излучения сто мозга и рассердилась. – Нет, сам ты так не думаешь! Как это можно, думать одно, а говорить другое!
– Я же тебе объяснил, – засмеялся Ники, – что у нас, землян, все вперемешку. Не то, что у этого твоего приятеля.
– Буф-ф, Ники! – вздохнула девочка. – Ну что вы за цивилизация, трудно с вами! А сейчас помолчи, потому что ты мне мешаешь сосредоточиться; у тебя такие путаные излучения!
И она на цыпочках отправилась ко второй голове чудовища. Тут оба хобота громко затрубили, будто не пускали Нуми; а может, соглашались, что с землянами очень трудно иметь дело. Потом оба хобота, напрягаясь изо всех сил, потянулись вперед, указывая на гребень холма. Там показалось еще одно такое же чудовище. Намерения у него были явно недружелюбные: оно тоже выставило вперед оба хобота, как дула гигантских орудий, и они взревели, будто гудки океанского парохода. Внезапно зверь раскололся пополам, словно в него угодил артиллерийский снаряд, но не упал замертво, а одной своей половиной бросился с устрашающим рыком вперед; вторая же половина осталась на месте и трубила, подняв хобот к небу.
Ребята не заметили, когда раздвоился их зверь, они только увидели, что вторая, «злая» его половина изо всех сил мчится вперед, туда, где ждал ее противник.
Ники дернул девочку за рукав.
– Слушай, им сейчас не до нас. Давай спустимся по хвосту вниз.
– Посмотрим, что будет дальше! – взмолилась Нуми.
«Буф-ф!» – готов воскликнуть автор вместе с Ники. Наверное, во всей Галактике не отыщешь более любопытного существа, чем девочка с Пирры. Ведь они уже чуть было не погибли на планете звездных жителей, и все из-за ее любопытства.
Не колеблясь и ни на минуту не замедляя своей шаткой рыси, чтобы выкрикнуть угрозу или осмотреть противника, две боевые половины налетели друг на друга. Толчок и треск был такой, будто произошла железнодорожная катастрофа от столкновения двух локомотивов.
Хоботы двух половин сплелись, они со всего размаха били хвостами, словно бичом, норовя вцепиться в противника страшными зубами. Весь холм трясся от рычанья, воя и топота гигантских ног. Хорошо, что шлемофоны были изолированы, иначе ребята не могли бы слышать друг друга.
– Давай болеть за нашего! – предложил Ники, опомнившись от первого испуга.
– Как это – болеть?
– Ну, будем кричать ему, подбадривать! «Давай! Работай правой! Мазила! Хватай его за нос: Бей по кумполу! Пусти ему кровь!» Ну, и так далее.
– Буф-ф, Ники! Разве можно так говорить! – возмутилась Нуми.
– А что такого? У нас на Земле так кричат все болельщики. И на футболе, и на боксе. А что кричат у вас на стадионе?
– На наших стадионах никто не дерется. И науськивать кого-нибудь, чтобы совершилось зло, – страшное преступление.
– Ох уж эти мне пирранцы, с их моралью! Ведь наш должен победить! Если он не свалит новенького, неизвестно, что тот с нами сделает. Смотри, смотри! Это не наш?
У одного из гигантов уже заплетались ноги. На шее и боках зияли глубокие раны, висела клочьями шкура. Кровь лилась, как из пожарного шланга. Было только непонятно, чья это половина, потому что оба чудовища все время топтались но поляне и кидались друг на друга. Раненый зверь уже несколько раз падал на землю, метался и ревел, размахивая в воздухе ногами.
– Мне кажется, это наш, – с дрожью в голосе сказала Нуми.
– Может быть, ему лучше погибнуть. Тогда у нас останется добрая половина. С ней хоть можно договориться.
– Буф-ф, Ники, – снова возмутилась девочка, – желать смерти какому-либо существу запрещается.
Он хотел было ей сказать, что такой запрет существует только на Пирре, но тут ему в голову пришла блестящая мысль:
– Слушай, Нуми, а ведь умно придумано! Раз надо драться, дерутся только злые половины. И правильно, зачем добрым из-за них страдать? Эх, вот бы можно было и на Земле ввести такой порядок! Когда политикам и генералам захочется воевать, пускай они сами дерутся между собой. А народы будут только кричать: «Давай! Мазила!» Как ты считаешь?
– Ничего я не считаю, – задумчиво отозвалась Нуми. – Потому что не пойму, для чего вы, как и ваши предки, до сих пор воюете друг с другом… О-о-о! – внезапно вскрикнула она, как от боли.
Один зверь упал на бок. Он еще отбивался, но уже не в силах был подняться; еще щелкал челюстями, но не мог укусить противника, а тот топтал его изо всех сил, безжалостно рвал зубами брюхо, кидая в стороны клочья мяса. Битва приближалась к концу. Хобот половины, на которой сидели ребята, закрутился штопором и издал странный вой. Вой этот становился все протяжнее – явно, погибала половина их чудовища. Но почему вторая половина, на которой они сидят, не спасается бегством? Или Ники прав, и на этой планете дерутся и погибают те, кто несет в себе зло?
Упавший зверь взревел в последний раз и затих. Победитель издал ликующий вопль и повернулся к своей половине, которая ждала его в метрах ста от поля сражения; та быстро подбежала, они слились воедино, и обе головы начали рвать бездыханную жертву на части.
Умолкла и осиротевшая половина. Ее хобот скрючился и повис безжизненно. Зверь скорчился, зашатался и рухнул, будто прямо в сердце ему попала пуля. А ведь его никто и пальцем не тронул! Ники и Нуми покатились в траву и живо вскочили на ноги.
– Как же так… – заикаясь, сказала Нуми, готовая заплакать. – Это доброе существо…
Всякие такие переживания были сейчас совсем некстати, и Ники гневно прикрикнул на нее:
– Нечего тут! Бежим, пока тот другой нас не заметил, а то если ему тоже приспичит нас исследовать…
Нуми заплакала по-настоящему, он схватил ее за руку и потащил за собой, но девочка то и дело оглядывалась, чтобы посмотреть, не оживет ли добрая половина их чудовища.
Нет, она лежала неподвижно, будто кротко ждала, когда ее тоже съедят. И эта смерть была уже совсем непонятна ребятам, хотя у них и было целых три мозга на двоих.
Мало ждал их. Правда, по нему это было незаметно. Он просто лежал
– или стоял? – на месте, равнодушный ко всему окружающему. Его ничуть не тронуло, что когда на этой планете умирает зло, неизвестно почему вместе с ним умирает и добро.
Наверное, взгляд Ники был недобрым, потому что Нуми заметила:
– Не надо сердиться. Жизнь на каждой планете устроена по своим законам, и у него, наверное, нет права вмешиваться.
– Но ведь мы тоже могли погибнуть, правда? Какой же он тогда «Спасающий и Охраняющий жизнь»? Значит, мы ему безразличны?
– Буф-ф, Ники, – с досадой сказала Нуми, – ведь я тебе уже объясняла. Малогалоталотимы вмешиваются только тогда, если на какой-нибудь из планет всей жизни угрожает уничтожение. А чем занимаются отдельные существа – это их не касается, и в дела этих существ нечего вмешиваться, потому что это может помешать их естественному развитию.
– Это он тебе сказал? – недоверчиво спросил Ники.
– Нет, я уверена, что это так.
– Ха, ты думаешь, что так, а на самом деле – неизвестно как! Зачем тогда он вас спас от гибели в космолете?
Нуми смешалась и только и смогла, что повторить слова Ники:
– Верно, мы-то думаем так, а на самом деле все неизвестно как! И это относится ко всем большим загадкам Вселенной, а Мало – одна из самых больших ее загадок!
Они не спешили занять свои места внутри этой загадки. Несмотря на все тайны Мало, они чувствовали себя в полной безопасности рядом с ним. Оба смотрели в небо, перечерченное стеблями травы, и переговаривались друг с другом через шлемофоны.
– Хочешь останемся? – говорила Нуми. – Здесь наверняка есть и другие интересные существа.
– С меня и этих хватит на всю жизнь. Вот полежим немного и полетим искать твою планету с невиданными цветами.
Над ухом у него тихонько вздохнула Нуми:
– Никак не могу успокоиться. Зачем это нужно, чтобы умирало и добро? Почему добро и зло так неразрывно связаны друг с другом?
Битва гигантов снова встала перед глазами Ники, и в животе у него похолодело. Вдалеке от родной Земли, среди чужой травы, под чужим небом он вдруг почувствовал себя страшно одиноким. Хоть бы Нуми не молчала, что ли! И он сказал:
– Не знаю, но, может, бывает и наоборот. Когда погибает добро, погибает и зло. Вот из нас двоих, например, ты добрая, ты ко всему добрая. Если бы ты погибла, то и я бы тоже наверняка погиб.
Пирранка строго возразила:
– Это нелогично. Ты не плохой, ты просто воспитан как земной человек. И вовсе ты бы не погиб. Тебе просто так кажется, потому что ты меня любишь. И мне тоже так кажется.
– Ну-у-у, ты опять за свои глупости! – тут же взбунтовался Ники. Трава рядом с ним заколыхалась, будто в ней двигалось какое-то пресмыкающееся, и Ники приподнялся. Это была Нуми, она устроилась на том самом месте, где только что лежал мальчик, и спросила:
– Ну почему ты такой? Почему ты не хочешь, чтобы я тебя любила? Как же мы будем жить на свете, одни-одинешеньки, если не будем любить друг друга?
Ники не смел взглянуть на нее и ничего не мог ответить. Такие слова он слышал только в кино и по телевизору, когда показывали фильмы про любовь и прочую ерунду, и ему казалось, что сейчас его зачем-то заставляют играть роль в таком фильме.
– Эти двое, наверное, очень любили друг друга, раз они умерли вместе! – вздохнула Нуми. – А на Земле люди могут так любить друг друга?
– Бывают идиоты, – не сразу отозвался Ники нарочито грубым голосом. – Даже кончают жизнь самоубийством из-за любви. Чокнутые!
– Ах, но ведь это так прекрасно! – воскликнула Нуми и тут же добавила: – Но убивать себя – противоестественно.
Ники решил прекратить досадный разговор.
– Здесь совсем другое, – сказал он. – Мы с тобой решили, что одна половина чудовища хорошая, а другая – плохая. А на самом деле это просто две части одного тела, у каждой свои обязанности и каждая делает свое дело. Разве я могу сказать, что моя левая нога добрая, а правая – злая, потому что кому она только ни надавала пинков под зад!
– О-о-о, Ники, – в ужасе воскликнула девочка, – неужели это правда? Ты лягал людей? Почему?
– Да это я так, к примеру, – смутился Ники. – Я про другое говорю. В космосе нет ни добра, ни зла, как нет правой и левой стороны, нет верха и низа. И если мы будем приписывать человеческие качества каждому встречному-поперечному, никакие мы тогда не исследователи и ничего мы в космосе не поймем. Ясно?
– Слушай, Ники, а знаешь, ты становишься с каждым днем все умнее. Когда ты попал в Мало, ты был такой глупенький! Такой симпатичный, напуганный и глупый! Космос явно пошел тебе на пользу. И ты уже больше никого и никогда не будешь лягать ногами, правда?
Опять эта девчонка заставила его краснеть от стыда! Надо заткнуть ей рот!
– Хватит глупости говорить! До каких пор мы тут будем торчать?
Собственно, торчал-то только он, потому что она блаженно потягивалась, лежа в траве.
– А что ты хочешь? – ласково спросила она, как спрашивает мама капризного малыша.
Ники засмеялся.
– Почему ты смеешься?
– Да ничего, я так…
– Ники! – строго сказала девочка. – Не нужно обманывать! Ты же знаешь, что мозг у меня включен. Я только что уловила у тебя какое-то желание. Ты хочешь что-то сделать мне, но тебе мешает скафандр. Сейчас же признавайся!
Отпираться перед электронным мозгом не имело смысла, и Ники сознался:
– Я хотел сорвать травинку и пощекотать тебе в носу.
– Да, что-то такое я и уловила. А зачем щекотать мне в носу?
– Чтобы ты чихнула.
– А для чего я должна чихнуть?
Ох, уж эта высокоразвитая пирранская цивилизация! Они что, не знают щекотки, что ли? Ники был раздосадован: как можно не знать таких простых вещей!
– Когда человек чихает, в мозгу у него проясняется, и он перестает болтать глупости.
Она и тут не обиделась на него, а вскочила и принялась рвать травинки, выбирая те, что потоньше, и приговаривая:
– Вот как хорошо, я обязательно попробую!
Хоть у нее целых два мозга, а верит каждому слову! Ники уже был готов раскаяться в том, что обманул простодушную девочку, но потом подумал, как будет весело щекотать ее по носу в пути – ведь все равно, сидя у Мало в утробе, заняться нечем.
Ники пошел к Малогалоталотиму. Он решил войти первым, чтобы проверить, найдет он сам нужное место или нет.
Бок Мало пропустил его сразу же, чуть заметно сопротивляясь; казалось, будто идешь сквозь воду. Ники выпрямился, зажег фонарик и огляделся. Нуми не было. Не появилась она и через минуту. Ники охватила паника. Может, ее опять украли?
Он тут же выхватил газовый пистолет, отбросил фонарик и выглянул за стену. Нуми стояла внизу, живая и здоровая, с букетиком травы в руке. Ники рассердился на себя за свой испуг и сердито крикнул ей:
– Ты почему не идешь?
– Мало меня не пускает! – всхлипнула Нуми.
– Попробуй еще раз! Вот здесь! – и он показал на стенку рядом с собой.
Нуми подскочила и обеими руками уперлась в бок Мало, нажала и головой. Мало отшвырнул ее, как отшвырнул самого Ники, когда они садились на планету сомо кусапиенсов. Что это на него накатило, ведь они с Нуми так хорошо понимают друг друга? Наверное, и в ней что-то изменилось. Его-то Мало не пропустил тогда из-за перочинного ножа – ведь он не позволяет убивать на чужих планетах…
– Бросай траву! Бросай, слышишь?
Нуми неохотно выпустила травинки на землю. Мало сразу пропустил ее, а Ники вспомнил замечание девочки о том, что космос заставил его поумнеть.
– Понимаешь, – сказал он ей, когда они сняли шлемы и он почувствовал себя еще умнее, – он ничего не разрешает вывозить из одного мира в другой. Особенно, если это что-то живое, например, трава. Чтобы разные природы не смешивались друг с другом.
В ярком свете упавшего фонарика он ясно увидел, как она надула губы.
– Жалко… Как же я теперь буду прояснять свои мозги?
Ники засмеялся:
– Можно и волоском. Возьму и вырву у тебя волосок, тогда и вовсе прояснится в голове.
Мало в это время взлетел, ни о чем их не спросив. Они только почувствовали, как исчезло притяжение, и их швырнуло в разные стороны.
Там, где стоял Мало, осталась огромная яма в почве, из которой он высосал питательные вещества, чтобы зарядиться новыми силами. Такая же, какую он оставил в асфальте перед выставкой научно-технического творчества на Земле. Интересно, станут ли здешние существа так же ломать себе головы над этой загадкой, как ломали их земные ученые? Что скажет об этом одна их половина? И что ответит ей другая? Потому что, раз какое-то существо состоит из двух частей, у каждой наверняка собственное мнение!
Здесь и сам автор не может вам ответить. Мы прибавим эти вопросы к остальным загадкам неизвестной планеты, и пусть они ждут своих будущих исследователей.
ГЛАВА ВТОРАЯ
– Вот тебе и цветы, сколько душе угодно, – сказал Николай Буяновский, когда ребята сняли шлемы.
Поляна, на которой оставил их Мало, походила на роскошный ковер из неведомых цветов, вытканный самым искусным мастером на свете – природой. Они густо устилали всю почву – стебель к стебельку, цветок к цветку. Казалось, на этой планете природа работала с особым вдохновением.
Выпустив ребят, Мало взлетел. То ли он прятался от здешних жителей, то ли не хотел портить прекрасную картину ямой. Над головами ребят закружились две довольно крупные птицы редкостной красоты: у них были пурпурные крылья, золотые грудки и изумрудно-зеленые хвосты. Птицы сели на поляну и подошли к пришельцам. Они были куда красивее райских птиц, которых Ники случалось видеть в зоопарке. Нуми даже прослезилась от изумления:
– Ой, какие же вы раскрасавицы! – воскликнула она, и птицы вдруг закивали золотистыми головками, будто соглашались с ней.
– И они совсем нас не боятся! – заметил Ники.
Птицы и ему кивнули.
– Можно, я вас поглажу? – робко спросила Нуми.
Птицы послушно подошли к ней поближе, девочка сняла перчатку и осторожно коснулась ладошкой золотистого оперения. Тут и Ники не выдержал, как ни хотелось ему показать мужскую твердость характера – птицы были такие красивые и кроткие, что он взял одну из них на руки. Она повернула к нему головку и посмотрела на него большими ярко-синими глазами. Просто трудно поверить – сколь бесстрашно вели себя эти красавицы!
Нуми уже целовала свою птицу, гладила ее по головке и нашептывала на ухо какие-то свои женские словечки; говорила она на пирранском языке, и что именно они значили, понять было невозможно, но Ники и так догадывался. Птица тоже явно понимала, потому что весело кивала Нуми в ответ.
– Потрясно! – совсем по-земному сказал Ники своей птице. – Такого чуда, наверное, нигде больше на свете нет!
Чудо усердно покачало блестящим, как драгоценный камень, клювом, будто хотело сказать: «Правильно, с этим не поспоришь».
– Нет, серьезно! – сказал Ники, и птица снова закивала. – А что ты еще умеешь? Давай, спой песенку!
Птица ничего не ответила – наверное, она не знала песен. Нуми вздохнула.
– Не могу поймать никаких излучений, очевидно, они очень слабые.
– Чтобы кивать головой при каждом чужом слове, мозга не требуется,
– заметил Ники и отпустил птицу. – Что на это скажешь, чудо-красавица?
Чудо тут же кивнуло: дескать, так оно, так. Николай был разочарован, однако вспомнил, что это – первое существо, которое они встретили на новой планете, и о нем следует рассказать записывающему аппарату. Он нахлобучил на себя шлем и начал описывать величину птиц, их оперение, форму, окраску. Потом откинул шлем на спину и засмеялся. Птица не сводила с него глаз в кротком ожидании.
– Знаешь, как я тебя назвал? Слухарь! У нас на Земле есть птица, тоже красивая, хоть и не такая, как ты, ее зовут «глухарь». А ты будешь «слухарь».
Нуми стала возражать. Это очень обидное имя, а они такие красивые и милые!
– Ведь правда же, обидно? – сказала она, и птицы обе враз кивнули.
– Вот видишь!
– Вы ведь не обижаетесь? – спросил Ники и снова засмеялся, довольный: птицы все с той же серьезностью подтвердили, дескать, они не обижаются.
– Зато они такие красивые! – вступилась за них Нуми.
– И такие глупые! – в тон ей добавил Ники. И птицы согласились с обоими.
– Ну, слухари, до свиданья! – сказал им Ники. – Всего вам хорошего! Пошли, Нуми.
Ребята сверили свои компасы и отправились в путь, не выбирая направления, потому что здесь везде было красиво. Птицы пошли за ними следом – то ли пришельцы им понравились, то ли было скучно, когда не с кем было соглашаться. И стоило одному из ребят что-то сказать, как они забегали перед ним, преданно смотрели в глаза и кивали: да, мол, так и есть!
Ребята перешли вброд неглубокий ручей, в котором плавали рыбки самой разной формы и раскраски; таких красивых рыбок наверняка не сыщешь ни в одном земном аквариуме. Ники попробовал воду: она оказалась замечательной. Настоящая вкусная вода, не то что та сладковатая жидкость, которую подавала им крохотными глотками особая трубочка в шлеме и которая состояла бог весть из чего. Нуми хотела предостеречь его, но Ники не стал ее слушать и присел над ручейком.
– Ведь мы же приняли сыворотку против всяческих вирусов! – возразил он. – Я могу выпить весь ручей, и ничего со мной не случится!
И он принялся пить прямо из ручья. Пил долго, как верблюд, который готовится к продолжительному переходу через пустыню; известно, что верблюды запасаются водой впрок. Рыбки в изумлении смотрели на Ники; они тоже не испугались пришельцев, но, должно быть, не могли понять, куда девается вода из ручья. У Ники громко забулькало в животе – как в бочке, которую везут на телеге. Ему стало неудобно, а Нуми сказала, что пить так много воды вредно для здоровья. Особенно, когда не знаешь, какая она. И слухари тут же согласились с ней, покачав своими золотистыми головками.
Осмотревшись, ребята увидели, что кусты, возвышавшиеся над ярким цветочным ковром, ничуть не уступают ему по красоте. Один из них издалека привлекал к себе внимание: на нем висели оранжевые плоды, круглые, как мячики. Ники снова был готов воскликнуть: «Потрясно! Разве можно в одно и то же время и цвести, и давать плоды?», но не успел, так как Нуми сделала ему знак замолчать и наклонилась к кусту.
Несмотря на безветренную погоду, его цветы-колокольчики тихо покачивались, издавая мелодичный звон.
– Тили-тили, тили-тили… слышишь? – шепнула Нуми. – Интересно, что это означает?
– Нет, он говорит другое, – буркнул Ники – уж очень его раздражало бульканье воды в животе… – Он спрашивает: «И ты ли, и ты ли?»
– Что – и я? – озадаченно спросила Нуми.
– А то, что и ты ли попалась на удочку и решила, будто он может говорить?
– Но он действительно говорит, Ники! Я же не только слышу его звон, я улавливаю его излучения! Может, это даже излучения мозга! Разве что их передают плоды… Да, это плоды! Это не обыкновенные плоды, раз они висят на кусте вместе с цветами! Может, это маленькие мыслящие головки…
– Постой, не торопись! – засмеялся Ники. – После двойных чудовищ тебе всюду мерещатся мыслящие головы! Ты что, серьезно думаешь, что сто мыслящих голов висят на одном кусте, и у каждой свой мозг? Ты же сама говорила, что даже когда всего два мозга, и то трудно!
– Ники! – строго заявила маленькая пирранка. – Эти шарики посылают излучения!
Ники потрогал один шарик, сиявший, как маленькое оранжевое солнце.
– Если хочешь знать, у нас на Земле цветы тоже что-то излучают! И даже овощи!.. Интересно, а их можно есть?
– Буф-ф! – возмутилась Нуми. – Как ты сейчас можешь думать о еде?
– Что же делать, если я голоден, – виновато отозвался мальчик.
– Займись описанием этого растения, – посоветовала Нуми. – Давай назовем его «тили-тили», хочешь?
– Эти шарики похожи на плоды хурмы, которую у нас дома называют райским яблоком. Красивые фрукты, но не очень вкусные…
Ники умолк, спохватившись, что он опять говорит о еде, но Нуми, к счастью, этого не заметила – ее интересовало, почему земной плод называется райским яблоком. И Ники рассказал ей легенду о рае.
Согласно этой легенде, бог создал всю землю и все живое на ней, а потом создал и людей по своему образу и подобию. Их было двое, и он назвал их Адамом и Евой. Первые люди могли жить безо всяких забот в райских кущах, и только одно им запрещалось: срывать плоды с древа познания, которое росло посреди рая. Это бог запрещал категорически. Но известно, что где есть бог, там есть и дьявол. И любимое занятие дьявола – портить то, что создает бог, или, как выразился Ники Буян, делать все ему назло. Однажды дьявол притворился змеей, обвился вокруг древа познания, и когда Ева подошла к нему, дьявольски хитрыми речами уговорил ее сорвать одно яблоко, самой попробовать и Адаму дать кусочек. Ева с Адамом съели яблоко и только тут заметили, что на них нет одежды, и им стало ужасно стыдно…
– По-моему, так гораздо проще и удобнее. Давай продиктуем это наблюдение, а?
– Диктуй ты, – сказала ему Нуми. – Мой искусственный мозг все запомнил сам.
Ники опять стало завидно. И как тут не позавидуешь – разве плохо, чтобы в голове у тебя был такой надежный помощник? Сам он не хороший и не плохой, зато все помнит и подсказывает, что надо делать. Когда они попадут на Пирру, он обязательно попросит, чтобы ему присадили такой же!
6. Сколько будет один плюс один. На Пирре болельщики не кричат. Невеселое избавление
Упрямая девчонка с Пирры знай твердила свое: злая половина зверя не такая уж плохая. Она перелезла на половину спины и поползла поближе к голове, изо всей силы стараясь внушить с помощью обоих своих мозговых аппаратов: «Ты – тоже доброе существо. Ты очень доброе существо. Мы тоже добрые. Мы станем друзьями. Ты очень, очень доброе существо».Однако или злая голова не воспринимала телепатических внушений, или ей не хотелось становиться доброй. Правда, она не стала глотать Нуми, а только протянула к ней свой хобот; его пальцы вылезли из широкой ладони, схватили девочку за плечо и бесцеремонно швырнули обратно.
– Я тебе говорил! – заметил ей Ники.
– Нет, ты видел? – радовалась Нуми. – Она не оскалилась, а только прогнала меня. Мы и с ней подружимся, нужно только время и терпение.
– Так она же не голодная! Она только что ела, вот и не стала на тебя бросаться, – возразил ей Ники снизу; он сидел во впадине, соединявшей спины обеих половин, и озадаченно ощупывал шкуру животного. – Ничего не заметно, ни следа, ни шрама! Как будто они и не отделялись друг от друга. Как же быть с математикой, Нуми? Ведь один плюс один – это обязательно два! Или у вас не так?
– Я в математике не очень, – призналась девочка, – сейчас спрошу свой мозг. – Она помолчала, потом о удивлением сообщила: – Знаешь, оказывается, один плюс один – не всегда два. То есть, всегда, но только в математике. А в жизни не так. Например, если на каплю воды капнуть еще одну каплю, то их будет не две, а все равно одна, только побольше.
– Ну и хитрющий он у тебя, этот мозг! – засмеялся Ники.
– Пойду попробую опять, – сказала девочка и поднялась с места, – мы должны подружиться.
– А вдруг ты с ним так подружишься, что про меня забудешь?
Нуми даже остановилась – она все еще не привыкла к его шуткам.
– Ты что, серьезно? – Девочка вслушалась в излучения сто мозга и рассердилась. – Нет, сам ты так не думаешь! Как это можно, думать одно, а говорить другое!
– Я же тебе объяснил, – засмеялся Ники, – что у нас, землян, все вперемешку. Не то, что у этого твоего приятеля.
– Буф-ф, Ники! – вздохнула девочка. – Ну что вы за цивилизация, трудно с вами! А сейчас помолчи, потому что ты мне мешаешь сосредоточиться; у тебя такие путаные излучения!
И она на цыпочках отправилась ко второй голове чудовища. Тут оба хобота громко затрубили, будто не пускали Нуми; а может, соглашались, что с землянами очень трудно иметь дело. Потом оба хобота, напрягаясь изо всех сил, потянулись вперед, указывая на гребень холма. Там показалось еще одно такое же чудовище. Намерения у него были явно недружелюбные: оно тоже выставило вперед оба хобота, как дула гигантских орудий, и они взревели, будто гудки океанского парохода. Внезапно зверь раскололся пополам, словно в него угодил артиллерийский снаряд, но не упал замертво, а одной своей половиной бросился с устрашающим рыком вперед; вторая же половина осталась на месте и трубила, подняв хобот к небу.
Ребята не заметили, когда раздвоился их зверь, они только увидели, что вторая, «злая» его половина изо всех сил мчится вперед, туда, где ждал ее противник.
Ники дернул девочку за рукав.
– Слушай, им сейчас не до нас. Давай спустимся по хвосту вниз.
– Посмотрим, что будет дальше! – взмолилась Нуми.
«Буф-ф!» – готов воскликнуть автор вместе с Ники. Наверное, во всей Галактике не отыщешь более любопытного существа, чем девочка с Пирры. Ведь они уже чуть было не погибли на планете звездных жителей, и все из-за ее любопытства.
Не колеблясь и ни на минуту не замедляя своей шаткой рыси, чтобы выкрикнуть угрозу или осмотреть противника, две боевые половины налетели друг на друга. Толчок и треск был такой, будто произошла железнодорожная катастрофа от столкновения двух локомотивов.
Хоботы двух половин сплелись, они со всего размаха били хвостами, словно бичом, норовя вцепиться в противника страшными зубами. Весь холм трясся от рычанья, воя и топота гигантских ног. Хорошо, что шлемофоны были изолированы, иначе ребята не могли бы слышать друг друга.
– Давай болеть за нашего! – предложил Ники, опомнившись от первого испуга.
– Как это – болеть?
– Ну, будем кричать ему, подбадривать! «Давай! Работай правой! Мазила! Хватай его за нос: Бей по кумполу! Пусти ему кровь!» Ну, и так далее.
– Буф-ф, Ники! Разве можно так говорить! – возмутилась Нуми.
– А что такого? У нас на Земле так кричат все болельщики. И на футболе, и на боксе. А что кричат у вас на стадионе?
– На наших стадионах никто не дерется. И науськивать кого-нибудь, чтобы совершилось зло, – страшное преступление.
– Ох уж эти мне пирранцы, с их моралью! Ведь наш должен победить! Если он не свалит новенького, неизвестно, что тот с нами сделает. Смотри, смотри! Это не наш?
У одного из гигантов уже заплетались ноги. На шее и боках зияли глубокие раны, висела клочьями шкура. Кровь лилась, как из пожарного шланга. Было только непонятно, чья это половина, потому что оба чудовища все время топтались но поляне и кидались друг на друга. Раненый зверь уже несколько раз падал на землю, метался и ревел, размахивая в воздухе ногами.
– Мне кажется, это наш, – с дрожью в голосе сказала Нуми.
– Может быть, ему лучше погибнуть. Тогда у нас останется добрая половина. С ней хоть можно договориться.
– Буф-ф, Ники, – снова возмутилась девочка, – желать смерти какому-либо существу запрещается.
Он хотел было ей сказать, что такой запрет существует только на Пирре, но тут ему в голову пришла блестящая мысль:
– Слушай, Нуми, а ведь умно придумано! Раз надо драться, дерутся только злые половины. И правильно, зачем добрым из-за них страдать? Эх, вот бы можно было и на Земле ввести такой порядок! Когда политикам и генералам захочется воевать, пускай они сами дерутся между собой. А народы будут только кричать: «Давай! Мазила!» Как ты считаешь?
– Ничего я не считаю, – задумчиво отозвалась Нуми. – Потому что не пойму, для чего вы, как и ваши предки, до сих пор воюете друг с другом… О-о-о! – внезапно вскрикнула она, как от боли.
Один зверь упал на бок. Он еще отбивался, но уже не в силах был подняться; еще щелкал челюстями, но не мог укусить противника, а тот топтал его изо всех сил, безжалостно рвал зубами брюхо, кидая в стороны клочья мяса. Битва приближалась к концу. Хобот половины, на которой сидели ребята, закрутился штопором и издал странный вой. Вой этот становился все протяжнее – явно, погибала половина их чудовища. Но почему вторая половина, на которой они сидят, не спасается бегством? Или Ники прав, и на этой планете дерутся и погибают те, кто несет в себе зло?
Упавший зверь взревел в последний раз и затих. Победитель издал ликующий вопль и повернулся к своей половине, которая ждала его в метрах ста от поля сражения; та быстро подбежала, они слились воедино, и обе головы начали рвать бездыханную жертву на части.
Умолкла и осиротевшая половина. Ее хобот скрючился и повис безжизненно. Зверь скорчился, зашатался и рухнул, будто прямо в сердце ему попала пуля. А ведь его никто и пальцем не тронул! Ники и Нуми покатились в траву и живо вскочили на ноги.
– Как же так… – заикаясь, сказала Нуми, готовая заплакать. – Это доброе существо…
Всякие такие переживания были сейчас совсем некстати, и Ники гневно прикрикнул на нее:
– Нечего тут! Бежим, пока тот другой нас не заметил, а то если ему тоже приспичит нас исследовать…
Нуми заплакала по-настоящему, он схватил ее за руку и потащил за собой, но девочка то и дело оглядывалась, чтобы посмотреть, не оживет ли добрая половина их чудовища.
Нет, она лежала неподвижно, будто кротко ждала, когда ее тоже съедят. И эта смерть была уже совсем непонятна ребятам, хотя у них и было целых три мозга на двоих.
7. На Пирре не знают щекотки. Как полагается исследовать космос. Мало не позволяет смешивать природу разных миров
Компас указал им верное направление, и после двух часов утомительных прыжков через лесные заросли Нуми и Ники вышли на знакомую поляну.Мало ждал их. Правда, по нему это было незаметно. Он просто лежал
– или стоял? – на месте, равнодушный ко всему окружающему. Его ничуть не тронуло, что когда на этой планете умирает зло, неизвестно почему вместе с ним умирает и добро.
Наверное, взгляд Ники был недобрым, потому что Нуми заметила:
– Не надо сердиться. Жизнь на каждой планете устроена по своим законам, и у него, наверное, нет права вмешиваться.
– Но ведь мы тоже могли погибнуть, правда? Какой же он тогда «Спасающий и Охраняющий жизнь»? Значит, мы ему безразличны?
– Буф-ф, Ники, – с досадой сказала Нуми, – ведь я тебе уже объясняла. Малогалоталотимы вмешиваются только тогда, если на какой-нибудь из планет всей жизни угрожает уничтожение. А чем занимаются отдельные существа – это их не касается, и в дела этих существ нечего вмешиваться, потому что это может помешать их естественному развитию.
– Это он тебе сказал? – недоверчиво спросил Ники.
– Нет, я уверена, что это так.
– Ха, ты думаешь, что так, а на самом деле – неизвестно как! Зачем тогда он вас спас от гибели в космолете?
Нуми смешалась и только и смогла, что повторить слова Ники:
– Верно, мы-то думаем так, а на самом деле все неизвестно как! И это относится ко всем большим загадкам Вселенной, а Мало – одна из самых больших ее загадок!
Они не спешили занять свои места внутри этой загадки. Несмотря на все тайны Мало, они чувствовали себя в полной безопасности рядом с ним. Оба смотрели в небо, перечерченное стеблями травы, и переговаривались друг с другом через шлемофоны.
– Хочешь останемся? – говорила Нуми. – Здесь наверняка есть и другие интересные существа.
– С меня и этих хватит на всю жизнь. Вот полежим немного и полетим искать твою планету с невиданными цветами.
Над ухом у него тихонько вздохнула Нуми:
– Никак не могу успокоиться. Зачем это нужно, чтобы умирало и добро? Почему добро и зло так неразрывно связаны друг с другом?
Битва гигантов снова встала перед глазами Ники, и в животе у него похолодело. Вдалеке от родной Земли, среди чужой травы, под чужим небом он вдруг почувствовал себя страшно одиноким. Хоть бы Нуми не молчала, что ли! И он сказал:
– Не знаю, но, может, бывает и наоборот. Когда погибает добро, погибает и зло. Вот из нас двоих, например, ты добрая, ты ко всему добрая. Если бы ты погибла, то и я бы тоже наверняка погиб.
Пирранка строго возразила:
– Это нелогично. Ты не плохой, ты просто воспитан как земной человек. И вовсе ты бы не погиб. Тебе просто так кажется, потому что ты меня любишь. И мне тоже так кажется.
– Ну-у-у, ты опять за свои глупости! – тут же взбунтовался Ники. Трава рядом с ним заколыхалась, будто в ней двигалось какое-то пресмыкающееся, и Ники приподнялся. Это была Нуми, она устроилась на том самом месте, где только что лежал мальчик, и спросила:
– Ну почему ты такой? Почему ты не хочешь, чтобы я тебя любила? Как же мы будем жить на свете, одни-одинешеньки, если не будем любить друг друга?
Ники не смел взглянуть на нее и ничего не мог ответить. Такие слова он слышал только в кино и по телевизору, когда показывали фильмы про любовь и прочую ерунду, и ему казалось, что сейчас его зачем-то заставляют играть роль в таком фильме.
– Эти двое, наверное, очень любили друг друга, раз они умерли вместе! – вздохнула Нуми. – А на Земле люди могут так любить друг друга?
– Бывают идиоты, – не сразу отозвался Ники нарочито грубым голосом. – Даже кончают жизнь самоубийством из-за любви. Чокнутые!
– Ах, но ведь это так прекрасно! – воскликнула Нуми и тут же добавила: – Но убивать себя – противоестественно.
Ники решил прекратить досадный разговор.
– Здесь совсем другое, – сказал он. – Мы с тобой решили, что одна половина чудовища хорошая, а другая – плохая. А на самом деле это просто две части одного тела, у каждой свои обязанности и каждая делает свое дело. Разве я могу сказать, что моя левая нога добрая, а правая – злая, потому что кому она только ни надавала пинков под зад!
– О-о-о, Ники, – в ужасе воскликнула девочка, – неужели это правда? Ты лягал людей? Почему?
– Да это я так, к примеру, – смутился Ники. – Я про другое говорю. В космосе нет ни добра, ни зла, как нет правой и левой стороны, нет верха и низа. И если мы будем приписывать человеческие качества каждому встречному-поперечному, никакие мы тогда не исследователи и ничего мы в космосе не поймем. Ясно?
– Слушай, Ники, а знаешь, ты становишься с каждым днем все умнее. Когда ты попал в Мало, ты был такой глупенький! Такой симпатичный, напуганный и глупый! Космос явно пошел тебе на пользу. И ты уже больше никого и никогда не будешь лягать ногами, правда?
Опять эта девчонка заставила его краснеть от стыда! Надо заткнуть ей рот!
– Хватит глупости говорить! До каких пор мы тут будем торчать?
Собственно, торчал-то только он, потому что она блаженно потягивалась, лежа в траве.
– А что ты хочешь? – ласково спросила она, как спрашивает мама капризного малыша.
Ники засмеялся.
– Почему ты смеешься?
– Да ничего, я так…
– Ники! – строго сказала девочка. – Не нужно обманывать! Ты же знаешь, что мозг у меня включен. Я только что уловила у тебя какое-то желание. Ты хочешь что-то сделать мне, но тебе мешает скафандр. Сейчас же признавайся!
Отпираться перед электронным мозгом не имело смысла, и Ники сознался:
– Я хотел сорвать травинку и пощекотать тебе в носу.
– Да, что-то такое я и уловила. А зачем щекотать мне в носу?
– Чтобы ты чихнула.
– А для чего я должна чихнуть?
Ох, уж эта высокоразвитая пирранская цивилизация! Они что, не знают щекотки, что ли? Ники был раздосадован: как можно не знать таких простых вещей!
– Когда человек чихает, в мозгу у него проясняется, и он перестает болтать глупости.
Она и тут не обиделась на него, а вскочила и принялась рвать травинки, выбирая те, что потоньше, и приговаривая:
– Вот как хорошо, я обязательно попробую!
Хоть у нее целых два мозга, а верит каждому слову! Ники уже был готов раскаяться в том, что обманул простодушную девочку, но потом подумал, как будет весело щекотать ее по носу в пути – ведь все равно, сидя у Мало в утробе, заняться нечем.
Ники пошел к Малогалоталотиму. Он решил войти первым, чтобы проверить, найдет он сам нужное место или нет.
Бок Мало пропустил его сразу же, чуть заметно сопротивляясь; казалось, будто идешь сквозь воду. Ники выпрямился, зажег фонарик и огляделся. Нуми не было. Не появилась она и через минуту. Ники охватила паника. Может, ее опять украли?
Он тут же выхватил газовый пистолет, отбросил фонарик и выглянул за стену. Нуми стояла внизу, живая и здоровая, с букетиком травы в руке. Ники рассердился на себя за свой испуг и сердито крикнул ей:
– Ты почему не идешь?
– Мало меня не пускает! – всхлипнула Нуми.
– Попробуй еще раз! Вот здесь! – и он показал на стенку рядом с собой.
Нуми подскочила и обеими руками уперлась в бок Мало, нажала и головой. Мало отшвырнул ее, как отшвырнул самого Ники, когда они садились на планету сомо кусапиенсов. Что это на него накатило, ведь они с Нуми так хорошо понимают друг друга? Наверное, и в ней что-то изменилось. Его-то Мало не пропустил тогда из-за перочинного ножа – ведь он не позволяет убивать на чужих планетах…
– Бросай траву! Бросай, слышишь?
Нуми неохотно выпустила травинки на землю. Мало сразу пропустил ее, а Ники вспомнил замечание девочки о том, что космос заставил его поумнеть.
– Понимаешь, – сказал он ей, когда они сняли шлемы и он почувствовал себя еще умнее, – он ничего не разрешает вывозить из одного мира в другой. Особенно, если это что-то живое, например, трава. Чтобы разные природы не смешивались друг с другом.
В ярком свете упавшего фонарика он ясно увидел, как она надула губы.
– Жалко… Как же я теперь буду прояснять свои мозги?
Ники засмеялся:
– Можно и волоском. Возьму и вырву у тебя волосок, тогда и вовсе прояснится в голове.
Мало в это время взлетел, ни о чем их не спросив. Они только почувствовали, как исчезло притяжение, и их швырнуло в разные стороны.
Там, где стоял Мало, осталась огромная яма в почве, из которой он высосал питательные вещества, чтобы зарядиться новыми силами. Такая же, какую он оставил в асфальте перед выставкой научно-технического творчества на Земле. Интересно, станут ли здешние существа так же ломать себе головы над этой загадкой, как ломали их земные ученые? Что скажет об этом одна их половина? И что ответит ей другая? Потому что, раз какое-то существо состоит из двух частей, у каждой наверняка собственное мнение!
Здесь и сам автор не может вам ответить. Мы прибавим эти вопросы к остальным загадкам неизвестной планеты, и пусть они ждут своих будущих исследователей.
ГЛАВА ВТОРАЯ
1. На Райской планете. Для чего нужен мозг. Если ты не верблюд, пей, как человек
До самого горизонта тянулась гряда невысоких холмов, поросших цветущим кустарником и цветами. В небе курчавились бело-розовые облачка. Гравитация здесь была нормальной, теплый воздух – напоен нежным ароматом.– Вот тебе и цветы, сколько душе угодно, – сказал Николай Буяновский, когда ребята сняли шлемы.
Поляна, на которой оставил их Мало, походила на роскошный ковер из неведомых цветов, вытканный самым искусным мастером на свете – природой. Они густо устилали всю почву – стебель к стебельку, цветок к цветку. Казалось, на этой планете природа работала с особым вдохновением.
Выпустив ребят, Мало взлетел. То ли он прятался от здешних жителей, то ли не хотел портить прекрасную картину ямой. Над головами ребят закружились две довольно крупные птицы редкостной красоты: у них были пурпурные крылья, золотые грудки и изумрудно-зеленые хвосты. Птицы сели на поляну и подошли к пришельцам. Они были куда красивее райских птиц, которых Ники случалось видеть в зоопарке. Нуми даже прослезилась от изумления:
– Ой, какие же вы раскрасавицы! – воскликнула она, и птицы вдруг закивали золотистыми головками, будто соглашались с ней.
– И они совсем нас не боятся! – заметил Ники.
Птицы и ему кивнули.
– Можно, я вас поглажу? – робко спросила Нуми.
Птицы послушно подошли к ней поближе, девочка сняла перчатку и осторожно коснулась ладошкой золотистого оперения. Тут и Ники не выдержал, как ни хотелось ему показать мужскую твердость характера – птицы были такие красивые и кроткие, что он взял одну из них на руки. Она повернула к нему головку и посмотрела на него большими ярко-синими глазами. Просто трудно поверить – сколь бесстрашно вели себя эти красавицы!
Нуми уже целовала свою птицу, гладила ее по головке и нашептывала на ухо какие-то свои женские словечки; говорила она на пирранском языке, и что именно они значили, понять было невозможно, но Ники и так догадывался. Птица тоже явно понимала, потому что весело кивала Нуми в ответ.
– Потрясно! – совсем по-земному сказал Ники своей птице. – Такого чуда, наверное, нигде больше на свете нет!
Чудо усердно покачало блестящим, как драгоценный камень, клювом, будто хотело сказать: «Правильно, с этим не поспоришь».
– Нет, серьезно! – сказал Ники, и птица снова закивала. – А что ты еще умеешь? Давай, спой песенку!
Птица ничего не ответила – наверное, она не знала песен. Нуми вздохнула.
– Не могу поймать никаких излучений, очевидно, они очень слабые.
– Чтобы кивать головой при каждом чужом слове, мозга не требуется,
– заметил Ники и отпустил птицу. – Что на это скажешь, чудо-красавица?
Чудо тут же кивнуло: дескать, так оно, так. Николай был разочарован, однако вспомнил, что это – первое существо, которое они встретили на новой планете, и о нем следует рассказать записывающему аппарату. Он нахлобучил на себя шлем и начал описывать величину птиц, их оперение, форму, окраску. Потом откинул шлем на спину и засмеялся. Птица не сводила с него глаз в кротком ожидании.
– Знаешь, как я тебя назвал? Слухарь! У нас на Земле есть птица, тоже красивая, хоть и не такая, как ты, ее зовут «глухарь». А ты будешь «слухарь».
Нуми стала возражать. Это очень обидное имя, а они такие красивые и милые!
– Ведь правда же, обидно? – сказала она, и птицы обе враз кивнули.
– Вот видишь!
– Вы ведь не обижаетесь? – спросил Ники и снова засмеялся, довольный: птицы все с той же серьезностью подтвердили, дескать, они не обижаются.
– Зато они такие красивые! – вступилась за них Нуми.
– И такие глупые! – в тон ей добавил Ники. И птицы согласились с обоими.
– Ну, слухари, до свиданья! – сказал им Ники. – Всего вам хорошего! Пошли, Нуми.
Ребята сверили свои компасы и отправились в путь, не выбирая направления, потому что здесь везде было красиво. Птицы пошли за ними следом – то ли пришельцы им понравились, то ли было скучно, когда не с кем было соглашаться. И стоило одному из ребят что-то сказать, как они забегали перед ним, преданно смотрели в глаза и кивали: да, мол, так и есть!
Ребята перешли вброд неглубокий ручей, в котором плавали рыбки самой разной формы и раскраски; таких красивых рыбок наверняка не сыщешь ни в одном земном аквариуме. Ники попробовал воду: она оказалась замечательной. Настоящая вкусная вода, не то что та сладковатая жидкость, которую подавала им крохотными глотками особая трубочка в шлеме и которая состояла бог весть из чего. Нуми хотела предостеречь его, но Ники не стал ее слушать и присел над ручейком.
– Ведь мы же приняли сыворотку против всяческих вирусов! – возразил он. – Я могу выпить весь ручей, и ничего со мной не случится!
И он принялся пить прямо из ручья. Пил долго, как верблюд, который готовится к продолжительному переходу через пустыню; известно, что верблюды запасаются водой впрок. Рыбки в изумлении смотрели на Ники; они тоже не испугались пришельцев, но, должно быть, не могли понять, куда девается вода из ручья. У Ники громко забулькало в животе – как в бочке, которую везут на телеге. Ему стало неудобно, а Нуми сказала, что пить так много воды вредно для здоровья. Особенно, когда не знаешь, какая она. И слухари тут же согласились с ней, покачав своими золотистыми головками.
Осмотревшись, ребята увидели, что кусты, возвышавшиеся над ярким цветочным ковром, ничуть не уступают ему по красоте. Один из них издалека привлекал к себе внимание: на нем висели оранжевые плоды, круглые, как мячики. Ники снова был готов воскликнуть: «Потрясно! Разве можно в одно и то же время и цвести, и давать плоды?», но не успел, так как Нуми сделала ему знак замолчать и наклонилась к кусту.
Несмотря на безветренную погоду, его цветы-колокольчики тихо покачивались, издавая мелодичный звон.
– Тили-тили, тили-тили… слышишь? – шепнула Нуми. – Интересно, что это означает?
– Нет, он говорит другое, – буркнул Ники – уж очень его раздражало бульканье воды в животе… – Он спрашивает: «И ты ли, и ты ли?»
– Что – и я? – озадаченно спросила Нуми.
– А то, что и ты ли попалась на удочку и решила, будто он может говорить?
– Но он действительно говорит, Ники! Я же не только слышу его звон, я улавливаю его излучения! Может, это даже излучения мозга! Разве что их передают плоды… Да, это плоды! Это не обыкновенные плоды, раз они висят на кусте вместе с цветами! Может, это маленькие мыслящие головки…
– Постой, не торопись! – засмеялся Ники. – После двойных чудовищ тебе всюду мерещатся мыслящие головы! Ты что, серьезно думаешь, что сто мыслящих голов висят на одном кусте, и у каждой свой мозг? Ты же сама говорила, что даже когда всего два мозга, и то трудно!
– Ники! – строго заявила маленькая пирранка. – Эти шарики посылают излучения!
Ники потрогал один шарик, сиявший, как маленькое оранжевое солнце.
– Если хочешь знать, у нас на Земле цветы тоже что-то излучают! И даже овощи!.. Интересно, а их можно есть?
– Буф-ф! – возмутилась Нуми. – Как ты сейчас можешь думать о еде?
– Что же делать, если я голоден, – виновато отозвался мальчик.
– Займись описанием этого растения, – посоветовала Нуми. – Давай назовем его «тили-тили», хочешь?
– Эти шарики похожи на плоды хурмы, которую у нас дома называют райским яблоком. Красивые фрукты, но не очень вкусные…
Ники умолк, спохватившись, что он опять говорит о еде, но Нуми, к счастью, этого не заметила – ее интересовало, почему земной плод называется райским яблоком. И Ники рассказал ей легенду о рае.
Согласно этой легенде, бог создал всю землю и все живое на ней, а потом создал и людей по своему образу и подобию. Их было двое, и он назвал их Адамом и Евой. Первые люди могли жить безо всяких забот в райских кущах, и только одно им запрещалось: срывать плоды с древа познания, которое росло посреди рая. Это бог запрещал категорически. Но известно, что где есть бог, там есть и дьявол. И любимое занятие дьявола – портить то, что создает бог, или, как выразился Ники Буян, делать все ему назло. Однажды дьявол притворился змеей, обвился вокруг древа познания, и когда Ева подошла к нему, дьявольски хитрыми речами уговорил ее сорвать одно яблоко, самой попробовать и Адаму дать кусочек. Ева с Адамом съели яблоко и только тут заметили, что на них нет одежды, и им стало ужасно стыдно…