Дивайн Тия. Игра наслаждения

   В темноте есть что-то особенное. Свершается много тайного, запретного. То, что иногда делают друг с другом мужчина и женщина во тьме, никогда не творится при дневном свете. Именно это он жаждал сделать с ней прямо сейчас, пока она обнажена и все еще покрыта его семенем.
   Джереми свел ее ноги и оседлал их так, что она стиснула, его еще крепче. Реджина шевельнулась, и ее сонные, слабые движения довели его до точки кипения. Он накрыл ладонью ее грудь, почувствовал сосок, впился в губы, вторгаясь в рот языком в такт резким толчкам его пениса.
   Она очнулась, выгнула спину под лихорадочными ласками, и он ответил ударом бедер. Это все, что ему нужно: играть ее восхитительным соском, владеть покорным телом, вторгаться в тесное лоно, ощущать вкус ее губ и языка.
   Джереми не хотел двигаться. Не мог. Боялся, что снова исторгнет в нее семя, а для этого слишком рано. Он желал владеть ею бесконечно долго.
   «Не шевелись. Пусть пошевелится она. Пусть бьется, изгибается, дергается в попытке освободиться. Она никогда не избавится от него».
   Зато кое-что явно ускользало от него. Чем больше он пытался усмирить ее, тем больше она извивалась, издавая тихие гортанные стоны, тем сильнее возбуждалась. Мужчине просто нельзя испытывать подобное исступление, словно каждая частичка его тела взорвется, если он даст себе волю. А Джереми отчаянно хотел дать себе волю. Его пенис вздыбился и взбунтовался. Он врезался в нее короткими резкими рывками, потому что еще одно усилие — и он изольется. А Джереми хотел продлить ошеломляющий экстаз.
   Сквозь гардины проникал свет, за дверью послышалась суета горничных. Ад и смерть! Утро.
   А он по-прежнему погружен в ее тело, раскаленный, жаждущий, готовый к новому поединку. Спали ли они? Наверное. Она всю ночь провела в полудреме. И сейчас свернулась в его объятиях соблазнительным клубочком, отдавшись на волю своего хозяина, позволяя делать с собой все, что он захочет. А он хотел. Пусть привыкает к его члену, что бы ни творилось за дверями. Хоть соберись там все слуги. Полный штат. Ничего не поделаешь. Свыкнется.
   Он притянул ее спиной к себе, вставил три пальца между ее ног, а другой рукой схватил за грудь. Она была все еще липкая от его семени, все еще жаркая, все еще полна готовности. Схватившись за его запястье, Реджина ввела пальцы Джереми еще глубже. Он подбирался ближе, ближе, ближе к чему-то, какой-то точке наслаждения, угнездившейся в ней. Ее тело напряглось.
   И тут в дверь постучали, и она затаилась, стараясь подавить бесстыдную жажду ласк.
   — Доброе утро, дорогая! — окликнул Реджинальд. — Не хочешь позавтракать вместе со своим папочкой?
   — Скажи, что устала и хочешь еще поспать, — прошипел Джереми.
   Язык ее не слушался. Как может она говорить, когда его пальцы вытворяют такое?!
   — Я… мне нездоровится, — прерывающимся голосом отозвалась она. — Я хочу немного отдохнуть.
   — Как пожелаешь, дорогая, поговорим позже.
   — Я еще здесь, — напомнил Джереми.
   — Я чувствую себя преступницей.
   — Ты моя любовница, — резко бросил он. — После этой ночи ничто… — он вонзил жесткие пальцы в ее лоно, — ничто не помешает этому!
   Реджина тяжело задышала. Он трогал и трогал ее, шевеля рукой где-то глубоко в ней, она надавливала на его пальцы в поисках того неуловимо-изменчивого, что никак не давалось ей. Чего? Она не знала сама, безоглядно отдаваясь наплывам ощущений, пронизывавших ее от кончика соска, до бугорка наслаждения между бедрами.
   Вот она, почти на поверхности, эта тайная точка, ожидающая ласки. Она чувствует приближение этого момента, все ее существо тянется к нему, стремится, рвется… вот, вот, вот оно! Ее тело застыло, сжалось и рассыпалось в конвульсиях неописуемого, нескончаемого экстаза. О, только бы это не прекратилось! Как ей жить, если это оборвется? А ведь Джереми придется уйти, иначе разразится скандал.
   «Не думай об этом. Думай о том, как он желает тебя, горит в лихорадке сладострастия. Только об этом, если хочешь удержать его в своей постели».
   Где-то пробили часы, и она вынудила себя приподнять голову. Утро было изумительным, Джереми лежал рядом голый, спящий, и, о чудо, одна упрямая часть его тела по-прежнему бодрствовала.
   Реджина коснулась своевольной плоти, провела рукой по длинному восставшему жезлу, зарылась пальцами в поросль густых волос у основания.
   Скоро, очень скоро ему придется покинуть ее. И что потом? Она не ожидала таких сложностей, когда соглашалась… нет, притворялась, что соглашается быть его содержанкой. Не ожидала того, что последует за этим: грубости, жестокости… изматывающего наслаждения, на которое оказалась способна. Неудивительно, что подобное слияние считалось запретным, тайным, аморальным. В чем-то — поразительно могущественным, в чем-то — болезненным и ранящим. Питай она хоть какие-то чувства к Джереми, наверняка была бы вне себя от горя, когда он уйдет.
   Хорошо, что она по-прежнему распоряжается своими чувствами и может играть в наслаждение всякий раз, когда вздумается ему. Если только она не устанет от него. Заманчивая мысль, но ей, кажется, никогда не надоест быть объектом его желания.
   «Все вышло как нельзя лучше», — размышляла она, легонько дергая Джереми за волосы. Он выполнил поручение отца, а она, в свою очередь, великолепно отомстила, став его любовницей.
   Но игра еще не кончена. Она по-прежнему может притворяться, что одержима Ролтоном. Это заставит Джереми ревновать, пока она наслаждается тем, что он так щедро дает.
   Мужчина не колебался бы. И она тоже не станет, особенно теперь, когда узнала, на какие ухищрения идут светские женщины. Награда за капитуляцию — несказанное наслаждение, познания, которым позавидует любая женщина, и могущество чувственности, которому покорится любой мужчина.
   Что-то горячее сомкнулось вокруг него, что-то влажное, тянущее за самый кончик его набухшего члена. То, от чего становилось так хорошо, что он не собирался открывать глаза, чтобы не спугнуть удовольствие. Она сосала его, издавая возбуждающие эротические звуки… Значит, ей нравилось то, что она делала. И ему тоже, особенно прикосновения ее неопытных рук, блуждающих по его пенису, трогающих яички…
   Дьявол! Этот язык способен зажечь даже петарду. Никто еще не лизал и не сосал его так старательно, с таким энтузиазмом, никто, даже незабвенная Маргерит. Он ощутил, как разбухает, утолщается, напрягается, указывает… прямо туда, в центр этого жара, влаги и ритмического потягивания, прикосновения губ, сжимавших самый кончик пениса.
   Он хотел вломиться в нее, еще раз удостовериться, что она может принять его так, как желает она. Но отчего-то покорялся ласкам ее губ и языка. Тело приподнималось, извивалось, тянулось навстречу пульсирующим тянущим движениям. Еще немного… еще… И она приняла его, прямо до бороздки. И он кончил, а она продолжала сосать, пока в нем ничего не осталось. Выпит и иссушен до дна.
   Нет. Черта с два она получит все! Не выйдет!
   Он вырвался из алчного рта и приподнялся на локте. У нее был такой самодовольный вид, что хотелось оседлать ее объезжать, пока солнце не сядет. Нет. Так долго он не продержится.
   — Ложись, — велел он, не придумав ничего лучшего. Уж очень ему не нравилась эта кошачья улыбка. Но Реджина покорно легла, и он подмял ее под себя и врезался в гостеприимную щелку.
   Теперь уже он перевернулся на спину, так что она оказалась наверху, и на ее лице появилось выражение восторженного изумления. Он вошел совсем глубоко, нажимая на ее точку наслаждения. Груди свисали перед его глазами, так и маня дотронуться. Она подалась вперед, чтобы предложить их, и он, сильно ущипнув соски, еще раз вонзился в нее.
   Реджина содрогнулась. Неужели кто-то еще способен испытать подобное наслаждение? Сейчас она растворится в блаженстве, утонет и никогда не выплывет.
   Она выглядела богиней со своими длинными, спутанными, разметавшимися по плечам волосами, энергично работавшими бедрами, круглыми грудками с тугими сосками, за которые позволено держаться простому смертному.
   Ему нужно остыть, одуматься. Потребовалась вся сила воли, до последней унции, чтобы оторваться от нее, но, даже уходя, Джереми не был уверен, что сумеет совладать с собой. Ему по-прежнему не нравилось выражение ее глаз, но Реджинальд может встревожиться и явиться за ней: было уже за полдень.
   А он был по-прежнему взведен, как курок пистолета, когда спускался по лестнице черного хода, с ним явно творилось что-то неладное. Он все глубже и глубже тонул в трясине похоти. Судя по тому, что он испытывал, было бы неплохо прижать ее к кровати и гвоздить, гвоздить, пока она не запросит пощады. Собственные мысли шокировали Джереми.
   О, черт! Подумать только, на что он пошел! Овладеть невинной девушкой и превратить ее в содержанку! Да в уме ли он? И все потому, что она сама напросилась! Долго ли это может продолжаться? Как он мог ей поверить?! Или в самом деле им управляет его член, а не мозги?
   Господи, сейчас, пожалуй, лучше всего выпить. Посидеть немного в одиночестве и загасить пламя в крови стаканчиком виски, чтобы укротить разбушевавшегося зверя. Для этого подойдет «Хитон», оплот мужского господства, самый элитарный клуб в Лондоне, где влиятельные богатые мужчины вершат дела нации.
   Наилучшее место для человека, желающего поразмыслить над своими грехами и излишествами. И сохранить тот малый остаток рассудка, который в нем еще теплится.
   Но этому не дано было случиться. Его сразу осадил квартет престарелых джентльменов, известный как Четверка Сплетников, которые вели книгу пари и перечень светских событий и выдавали любые сведения о событиях и скандалах в обществе с такой натугой и так медленно, словно подвергали несчастного пытке.
   Книга пари «Хитона» была куда более престижной, чем в «Уайтсе». Никто, кроме хранителя, не имел права в нее заглядывать, так что имена делавших ставки надежно оберегались. Ничто из записанного в книге никогда не выходило за порог клуба под страхом остракизма, и Четверка Сплетников оберегала ее как драгоценности короны.
   Главным хранителем был Бодли.
   — А вот и старый знакомый, джентльмены, — провозгласил он, поднимая бокал. — За вас, Гэвидж! Не будем говорить о пари, которое касается Маргерит… И без того ставки взлетели до небес.
   Джереми побледнел, но все же мужественно принялся пожимать им руки.
   Ставки на Маргерит? После всех этих месяцев? Все еще?
   — Как же это мы оплошали? — сокрушался Беркли, мысленно подсчитывая потерянные гинеи. Сумма выходила столь внушительной, что об этом даже думать было боязно. — Когда же вы вернулись?
   — Три дня назад. Но вот я здесь, и что теперь?
   — Как что, странный вы человек? — вмешался Фоллоуэлл. — Воображаете, будто перестали быть предметом пересудов? Позвольте разочаровать вас: не питайте иллюзий. Даже если мы и не спохватились, любая заботливая маменька в столице уже все рассчитала в ту минуту, как вы ступили на Портман-сквер.
   Наблюдение было настолько точным, что Джереми невольно улыбнулся. Любой холостяк был на брачном рынке чем-то вроде заманчивой конфетки, которую каждой незамужней красотке приятно облизать, положить на язык, прожевать и наконец проглотить. Обычно кому-нибудь из них это удавалось без труда.
   Такова судьба всякого мужчины, если, разумеется, его не считают средством для излечения невинности. О Господи!
   — Кстати, о пари, — прохрипел он чужим голосом, — что там на этой неделе в книге?
   — Не поверите!
   — А все же?
   — Ролтон.
   Джереми поднял бровь. «Дела идут все хуже и хуже!» — подумал он.
   — Слово чести. Обхаживает возможных кандидаток, и ходят слухи, что он готов сдаться и позволить себя захомутать.
   Бодли визгливо расхохотался.
   — И представляете, прекрасный пол не остается равнодушным. Похоже, они делают стойку, — добавил он, поглаживая книгу.
   — Кто в первых рядах? — небрежно, как ему казалось, бросил Джереми.
   — Мисс Ло, достопочтенная мисс Гарленд, леди Олни, мисс Сомс. По крайней мере на этой неделе.
   — Неплохой выбор, — бесстрастно заметил Джереми. На Реджину ставят? Уже?! О, дьявол и преисподняя!
   — Ваше присутствие поможет оживить сцену, — предположил до сих пор молчавший Растингтон.
   — Вероятно, — кивнул Джереми, беря бокал шампанского с подноса пробегавшего мимо официанта. Господи, если до сих пор ему казалось, что глоток спиртного не помешает, сейчас это становилось насущной потребностью. Здесь держат пари особы, не обсуждающие свои дела на людях. Как, впрочем, и пороки.
   Судя по всему, матримониальные шансы Ролтона станут предметом живейшего интереса в ближайшие дни. Слишком много народа уже распустили языки, а это всегда ведет к увеличению ставок. У него не остается времени убрать Реджину с линии огня.
   — Так чем кончилось дело с прелестной Маргерит? — полюбопытствовал Беркли.
   Будь все проклято! Они хуже баб! Вечно суют носы куда их не просят! Уж лучше рассказать самому историю разрыва, чем позволить им досочинять пикантные подробности. По крайней мере его версия к утру обойдет весь город.
   — Как вы понимаете, джентльмены, она почувствовала поживу и без оглядки полетела на запах.
   Вот это они поймут. Кого не бросала возлюбленная ради толстого кошелька?!
   — Ах, бедняга Джереми! — посетовал Бодли. — Таковы все они, эти бездушные кокетки! Чертовски обидно, но так уж заведено! Что ж, добро пожаловать назад, мой мальчик. И давай выпьем за неукротимую Маргерит, где бы она ни была. — Он поднял бокал. — Пусть она получит достойный урок, смирится и никогда больше не оскорбит и не унизит порядочного мужчину…

Глава 5

   Вот и свершилось. Она позволила мужчине касаться себя самым интимным и эротическим образом, но, глядя на себя в зеркало, не находила во внешности никаких перемен. Разве что… глаза блестят ярче, кожа словно светится. И стоит она прямее, чтобы подчеркнуть красоту грудей. С этой ночи она остро ощущает свое тело и его чувственную силу. И ей не совестно. Наоборот, она кажется себе неукротимой, буйной, бесстыдной. Даже сейчас при одной мысли о прошедшей ночи ее тело изнывает в ожидании. Джереми должен, должен, должен прийти к ней сегодня!
   Но сейчас не время думать об этом. Она еще не ела сегодня, и отец, должно быть, ждет ее ко второму завтраку. Пропустить невозможно. Теперь он наверняка разволнуется, посчитав, что светская суета и каждодневные развлечения истощают нервы и здоровье дочери.
   «Ну, теперь всему этому конец, — раздраженно думала она, осторожно спускаясь вниз. — Теперь все вечера буду просиживать дома в ожидании Джереми, даже если он и не захочет приезжать так часто». Все остальное казалось таким ненужным, тоскливым и банальным!
   А игра? Кто закончит партию? Нет, нужно сдержать свое нетерпение и зов тела, которое уже напряглось в предвкушении грядущих наслаждений.
   — Отец! — воскликнула она, садясь и наливая себе чая.
   — Реджина, дорогая, тебе нездоровится?
   — Нет, разумеется.
   Она неохотно сделала глоток. Лучше поменьше говорить.
   — Джереми все сделал как надо? Он сказал, что у тебя голова разболелась.
   — Он, как всегда, добр и предусмотрителен. Я рано легла. Что там у нас сегодня вечером?
   Вот это правильно! Не стоит томиться по вечерам в ожидании любовника, большей глупости трудно придумать. Она сама даст ему в руки власть над собой. Ее тело вновь напряглось. «Не думай об этом…»
   — Рад слышать, — кивнул Реджинальд. — Всего лишь небольшой званый вечер у Петли: карты, напитки, возможно, танцы. Ничего особенного. Мило проведем время и отправимся домой. Ну, что скажешь? Поедем?
   — С радостью, — пробормотала Реджина. Все, что угодно, лишь бы продолжать притворяться, будто ничего не произошло.
   Однако изменилось все, весь мир, и она с каждой секундой все отчетливее это понимала. Ее все сильнее раздражала необходимость выполнять каждодневные обязанности. И неотвязное ощущение того, что она следит за собой и отмечает каждый нюанс собственных ощущений. Словно обычные повседневные дела окрашены ее новым состоянием, несут отпечаток того, что она узнала всего за одну ночь.
   Она повзрослела, и обычные девические занятия уже ее не прельщают. Когда горничная выложила на кровать платье, Реджина волновалась только об одном: достаточно ли оно откровенно. Глубок ли вырез? Похож ли наряд на то, что обычно носят избалованные и дерзкие содержанки?
   Но где добродетельная девица должна искать подобные туалеты? Правда, горничная может переделать вырез, укоротить рукава, увлажнить и без того тончайшую сорочку, словом, найти способ подчеркнуть достоинства госпожи. Только следует быть очень осторожной, чтобы отец ничего не заметил.
   Сегодня на вечер у Петли она выбрала платье из кремового блестящего шелка, отделанного кружевом и цветами. Невинное, очаровательное, правда, немного смелое, поскольку овальное декольте открывает верхнюю часть груди. К нему туфельки, шаль и перчатки в тон. Волосы стянуты в узел лентой цветастого шелка.
   «Не слишком официально, — думала она, обозревая себя в зеркале. — Сойдет для вечера в узком кругу».
   Она набросила шаль, прикрывая декольте. Дома отец не увидит, а потом будет слишком поздно. А если она поймет, что перестаралась, то весь вечер не будет снимать шаль.
   И кроме того, у Петли не будет никого моложе сорока лет. Сегодняшняя ночь не для игр наслаждения. Просто вечер, на который она едет ради отца, любившего поболтать со старыми друзьями.
   Реджина оставалась в заблуждении, пока они не прибыли в дом Петли, где оказалось, что хозяйка пригласила едва ли не весь Лондон. Приехав, Реджина обнаружила в гостиной не менее сотни гостей, столпившихся в буфете, карточном салоне и парадной гостиной. Каждую минуту к подъезду подкатывал новый экипаж.
   — Заходите, заходите… — приглашал стоявший в дверях лорд Петли, гигантского роста мужчина, надутый, как павлин. — Не церемоньтесь: у нас просто и весело — еда в буфете, а скоро начнутся танцы под оркестр. Карты? Налево. Реджина, дорогая! Сегодня ваш вечер! Сейчас начнется игра в «мушку». Мистер Ролтон уже сдает карты. Я знаю, как вы любите сыграть партию-другую. Прошу вас, не стесняйтесь.
   Ее сердце, кажется, на миг перестало биться. Ролтон? Здесь?! Похоже, он вездесущ. А это означает, что и Джереми тоже может появиться. Какая удача! Какое везение!
   — С удовольствием, — пробормотала она. — Отец, ты позволишь?
   — Обо мне не думай, — заверил ее Реджинальд с преувеличенной сердечностью. — Я найду себе компанию или тоже сяду за карточный стол.
   Куда с большим удовольствием он вышвырнул бы Ролтона из дома, но это было не в его власти. Да и Реджина не могла отказаться сесть играть с Ролтоном, это показалось бы невежливым с ее стороны.
   Реджинальд с бешенством подумал, что судьба ополчилась на него. Подумать только, он бессильно стоит и смотрит, вслед дочери!
   Хуже всего то, что он даже не вправе присесть рядом и последить за Реджиной! И это просто убивает его! Она поклялась заполучить Ролтона, и тот, как спелая слива, сам валится ей в руки!
   Реджинальд устремился в буфет, так и не решив, что предпринять. Он даже подумывал принести Реджине чего-нибудь освежающего и, сделав вид, что споткнулся, вылить содержимое бокала на голову Ролтона. Пожалуй, чересчур откровенно. Жаль, что вчерашняя головная боль не уложила Реджину в постель дня на два. Он испытывал такое бессилие, какое может ощущать лишь отец, на глазах которого любимое дитя покорно идет в ловушку, расставленную негодяем.
   Реджинальд взял бокал лимонада и направился в карточный салон. Он даже не может незаметно понаблюдать за парочкой! Оставалось отдать Реджине лимонад и удалиться.
   Но когда он увидел Реджину в компании Ролтона и еще шестерых игроков и понял, что первую карту уже разыграли, мгновенно свернул в сторону.
   Не стоит никого расстраивать, не хватало еще публичного скандала.
   Ему нужно выпить что-нибудь покрепче лимонада. Дьявол, ему необходим Джереми!
   А Джереми в это время пытался перебороть дурные предчувствия и нервно мял в ладони приглашение Петли. Он уже находился в квартале от их городского дома и при этом мрачно размышлял, что только последний идиот согласится провести вечер со всеми этими болтунами и пустомелями, вместо того чтобы изливаться в свою новообретенную любовницу.
   Но не так скоро. Не сразу после того, как он посвятил ее в тонкости обязанностей содержанки по отношению к своему покровителю. Глупо идти на поводу у собственной похоти. Мужчина должен быть сильным и стойким.
   Ладно, тихий карточный вечер с последующим ужином — именно то, что сейчас требуется, чтобы отвлечься от мыслей о Реджине. Кроме того, придется следить за своими манерами и сосредоточиться на игре, поскольку леди Петли, большая любительница виста, неизменно выбирала его партнером.
   Он взбежал на крыльцо и вошел в вестибюль. Какого дьявола тут творится?! Маленькое избранное общество… Сколько здесь? Сотни полторы?! А шум! Из дальней гостиной доносится музыка, из карточного салона — смех. В столовой играют в буриме, визжа от радости при каждой удачной рифме. Проклятие! И что теперь?
   Он уже повернулся, чтобы незаметно уйти, и тут краем глаза заметил ее.
   Реджина… Ролтон… Пропади все пропадом… Будь она проклята!
   Он прокрался в карточный салон и удостоверился в правильности своих предчувствий. Вот она, сидит напротив Ролтона, прекрасная, неотразимая, очаровательная, чувственная, и ублюдок не сводит глаз с припухлости ее грудок, и неудивительно: они едва не вываливаются из выреза этой пародии на платье! Она, разумеется, на это и рассчитывала!
   Злоба и ярость кипели в нем. Реджина знала, что увидит здесь Ролтона! Возможно, все спланировала заранее! Богу известно, у нее был целый день, чтобы сплести свою паутину, возможно, убедить Петли включить его в число приглашенных! Ах, чертовка! Ему не следовало покидать ее утром!
   В «Хитоне» на нее ставили десять к одному, поскольку считалось, что она беззастенчиво преследует выгодного кандидата в женихи. Шансы Сомс были пятьдесят к одному, хотя все видели их вместе у Скеффингемов. Но, по общему мнению, малышка Сомс была слишком неопытна для такого ловеласа.
   Зато Реджина с ее грудями и соблазнительными сосками, видными даже с того места, где стоял Джереми, Реджина, с ее красотой, остроумием и неподражаемым стилем, Реджина, с ее новыми познаниями, казалась идеальной невестой для Ролтона. Реджина никогда не согласится стать любовницей Ролтона, что бы она там ни говорила.
   Только его любовницей!
   Ах, черт, с него довольно и этого! Они оба хотели одного и того же. Он заплатил за нее и будет владеть, пока не надоест. И постарается дать это понять каждому заинтересованному самцу. Под смех Реджины, звеневший колокольчиком, он ушел, чтобы подготовиться.
   — Не нравится мне этот Ролтон, — заметил Реджинальд, чувствуя себя так, словно уже в десятый раз затрагивает эту тему.
   — Он забавен, — возразила Реджина. — Интересен, превосходно играет в карты и благородно позволил мне выиграть несколько взяток.
   — Потому что мечтает заполучить твою руку, — проворчал Реджинальд. — И вот что: я никогда не соглашусь на этот брак.
   Реджина промолчала. Ну и вечер! Ролтон не сводил глаз с нее и ее груди, а Джереми так и не показался! Одно это кого хочешь доведет до истерики, тем более что Ролтон был крайне навязчив, словно та сценка, которую они разыграли вчера, дает ему право на вольности. Чтоб ему провалиться! И Джереми заодно!
   — Неужели, отец?! Откуда ты вообще взял, что подобный союз возможен?
   — Наблюдая за проклятым фатом! Мерзкий щеголь! Распустил хвост, как петух! За весь месяц ему впервые довелось обхаживать не жеманную пустоголовую мисс, а настоящую женщину! По-твоему, никто этого не заметил?
   — Он любит играть, — сухо сообщила Реджина, — и при этом надежный партнер. Больше между нами ничего нет!
   — А вдруг он вбил себе в голову стать твоим партнером на всю жизнь?!
   — А вдруг и мне взбредет то же самое? — сварливо бросила она.
   — Не говори так!
   — Уже сказала! И повторять не стану.
   И где носит Джереми, когда он так нужен?!
   Реджинальд боялся попрощаться с дочерью, пожелать ей доброй ночи. С нее станется потихоньку сбежать и встретиться с Ролтоном, если учесть, как они любезничали сегодня.
   При мысли об этом ужас закрался в его сердце.
   Господи, что может быть хуже, чем иметь такую дочь?! Ни один мужчина не в силах устоять перед ней, и, как стало очевидным, она, в свою очередь, не смогла устоять перед приглянувшимся ей мужчиной.
   Реджина устало поднималась по лестнице. Ее отчитали, как девчонку. Пусть она вела себя глупо, но какое все это имеет значение, если у нее такое чувство, словно сегодняшняя игра проиграна. Ах, опьяняющие минуты торжества, когда Ролтон сидел так близко… И все это оправдалось бы, появись Джереми на вечере! А так… зря потраченное время.
   Завтра она положит конец спектаклю, признавшись отцу, что не питает ни малейшего интереса к Ролтону. Партия закончится, и начнется новая жизнь.
   Из-под двери пробивался свет, слабый, как надежда. Надежда? Мужчина всегда может выбрать из десятка женщин, готовых лечь под него за новый экипаж, дом и тысячу фунтов в год. Наслаждение — товар дешевый, а для содержанки такие условия можно считать идеальными.